ГЛАВА 21 ВОЙНА И МАЛЬЧИК

Он лежит не двигаясь. Бешеные немигающие глаза широко открыты. Луи Симпсон вспоминает Боснию. Время от времени ему нужно возвращаться в балканскую страну. А сейчас это просто необходимо, чтобы только не думать о проклятом уик-энде. Его послали на Балканы в составе Британского батальона, входящего в специальный миротворческий контингент сил ООН или ЮНПРОФОР. Вначале миссия миротворцев заключалась в поддержании порядка в конфликтных районах Хорватии, однако постепенно их втянули в заваруху на территории Боснии. Военные страшно нервничали и открывали огонь при малейшей угрозе нападения. Откровенно говоря, они соскучились по боевым действиям с тех пор, как в Белфасте и Арме бандиты немного успокоились.

Симпсон командовал подразделением, состоящим из шести легких танков «Симитар». В задачу группы входили охрана и сопровождение колонн автотранспорта Управления военного комиссара ООН по делам беженцев, ЮНХСР, доставляющих продукты питания в изолированные этнические анклавы, из которых, собственно, и состоит центральная часть Боснии. «Симитары» напоминали игрушки с маленькими пушками на башнях, тем не менее танкисты любили их. Прекрасно себя чувствовали, когда в ответ на вражеские выстрелы открывали огонь из скорострельных орудий калибра тридцать миллиметров. Снаряды спокойно пробивали броню легких танков противника. Да все, что угодно. Любую технику выводили из строя. Им не под силу были лишь модернизированные боевые бронированные машины. Что касается древних «Т-54», которые находились на вооружении как у сербов, так и у хорватов, их они щелкали словно орехи… А обычными небронетанковыми снарядами можно прекрасно уничтожать пехоту.

Правда, солдаты врага представляли собой жалкое зрелище. В основном никчемные вояки: крестьяне, рабочие и учителя-очкарики. Убивать давно стало профессией Симпсона, тем не менее ему становилось не по себе всякий раз, когда он обозревал результаты своей пагубной деятельности. Однажды он нашел человека с большим животом, одетого в футболку, шорты и сандалии, лежащего возле поленницы аккуратно нарубленных дров. Если бы не автомат Калашникова, валяющийся рядом, можно было подумать, что мужчина просто спит в своем саду. Симпсон не сразу разглядел рану, но вскоре понял, что шорты не всегда были красного цвета. Осколок снаряда попал в пах и разорвал артерию. Умер он скорее всего спустя минут десять. Симпсон прикоснулся к щетинистой щеке мертвеца. Луи считал, что смерть от большой потери крови является еще не самым худшим исходом. В таком случае у вас остается какое-то время, чтобы в последний раз все вспомнить и проститься с жизнью. Приготовиться, так сказать. Луи Симпсон смерти не боялся.

— Сэр, — обратился к нему один из танкистов, — вы должны сообщить о происшествии по рации.

Освобожденные боснийцы называли сербов жестокими негодяями, которым, однако, можно доверять. Они вели себя предсказуемо. В бою дрались как черти, но во время перемирия лежали, задрав ноги кверху, и покуривали. А вот мусульмане очень коварный народ. Они с самого начала конфликта пользовались одним хитроумным трюком. Как только узнавали, что в Сараево вскоре прибудет самолет с журналистами или политиками, сразу же прекращали огонь. Затем втихаря пускали несколько снарядов по сербам, засевшим в горах, и ждали, когда эти болваны начнут обстрел. Таким образом, большие шишки, приземлившиеся на аэродроме, сразу слышали грохот сербских пушек.

Что до хорватов, то их ненавидели все. Они заимствовали худшие качества у других народов. Жестокие, хитрые, беспринципные подонки. Еще до прибытия подразделения Симпсона на место событий полковник Боб Стюарт обнаружил обгоревшие тела женщин, детей и стариков в маленькой деревушке Амичи. Потом эта история передавалась из уст в уста. Говорили о том, как полковник чуть не застрелил дрожащего хорватского офицера прямо перед телекамерами. Откровенно говоря, в Боснии все перемешалось: жертвы и палачи находились среди всех воюющих сторон. Интересная там была жизнь. Самое лучшее в такой ситуации — делать строго свое дело и относиться ко всему с максимальной непредвзятостью…

Однажды Симпсон повстречал на улице мальчика. В Сараево он получил пятидневный отпуск. Лейтенант не собирался пьянствовать с другими офицерами. Ему также не светило тратить зарплату на красивых шлюх, картинно восседавших в дорогих кафе или призывно покуривающих у входа. Впрочем, красивыми они казались только до того момента, как начинали улыбаться, открывая свои беззубые рты. Похоже, клиенты обходились с ними довольно сурово. Большинство военных имели здесь постоянных девушек. Иногда они выдавали их за своих любовниц. Некоторые и впрямь не прочь были жениться, если бы только каким-то образом могли избавиться от своих мегер, ждущих их где-нибудь в Колчестере. Тем не менее в глубине души все сознавали, что отношения эти носят сугубо корыстный характер. Итак, Симпсон пил один в баре «Метрополь», спокойном уютном местечке, где царила романтическая полутьма и никто не приставал с дурацкими разговорами. Разумеется, и здесь не обходилось без проституток, но они понимали, что не интересуют его, и не надоедали. В этом баре шлюхи вели себя прилично.

Он читал антологию произведений поэтов Второй мировой войны. Существовало общее мнение, что самая лучшая поэзия создавалась в период грандиозных сражений 1914 года, однако танкист думал иначе и предпочитал более поздних авторов. Поэты круга Уилфреда Оуэна полагали, что у каждого человека есть своя война, и верили в метафизическую связь между убийцей и жертвой. Находили даже, что здесь замешан секс. Фронтовики также писали о чувственных отношениях между солдатами, сидевшими в одном окопе, где смерть подстерегала их на каждом шагу. От этих строк Луи становилось как-то не по себе. Во время Второй мировой все личные человеческие переживания потеряли свою ценность из-за обилия техники. Бои выигрывали и проигрывали машины, а не люди. И никаких братских поцелуев с врагом в момент штыковой атаки.

Луи положил книгу во внутренний карман куртки. Оставил деньги на стойке. Не зная точно, сколько стоит выпивка, он наверняка переплатил. Не из щедрости, а от нежелания разговаривать с барменом. Симпсон хотел немного побродить по улицам, прежде чем возвращаться в гарнизон. Говорили, до войны Сараево славился своей красотой. Журналисты и теперь находили здесь какую-то необычную ауру. Сравнивали город с Парижем. Ему же бросались в глаза только красивые шлюхи да дыры от пуль в стенах.

Симпсона не особенно трогало мужество горожан, боровшихся за свое существование и с большим трудом добывавших каждый кусок хлеба. Ребятишки играли в футбол на тенистых площадках среди домов. Солдаты правительственных войск с винтовками за плечами целовали девушек в узких аллеях. Он заметил, что элита, желающая отделения Боснии от Югославии, живет совсем неплохо. Тем не менее все это как-то не трогало его.

Мальчик стоял под погасшим уличным фонарем. Трудно определить его возраст: худое тело кажется гораздо моложе не по годам взрослого лица. По всей вероятности, парнишке где-то около пятнадцати. Густые темные волосы небрежно зачесаны на пробор, непреднамеренно придавая их обладателю довольно смешной вид. Он одет в дешевую нейлоновую куртку со сломанной молнией и джинсы, сохранившиеся еще с коммунистических времен. Они ему коротковаты, так что между штанами и сношенными донельзя кроссовками фирмы «Найк» виднеются голые ноги. Симпсону обувь показалась краденой. Должно быть, пацан мерз. Стоял ноябрь, и ночи были очень холодные.

Малый в упор смотрел на офицера. Под глазами черные круги. Кажется, он что-то бормочет про себя. Симпсон пошел вниз по улице, потом оглянулся и увидел, что парнишка по-прежнему не спускает с него глаз. Испытывая неприятное чувство, Луи запустил руку в карман. Нащупал какую-то мелочь. На нее можно купить булочку. Танкист повернулся и пересек улицу.

Мальчик все так же смотрит на него. Только губами перестал шевелить.

— Возьми. — Симпсон протянул ему мелкие монетки.

Тот даже не пошевелился.

— Sprechen sie Deutsch?

— Ja.

— Хорошо, только от этого мало пользы. Я-то по-немецки ни бум-бум!

Симпсон громко захохотал. Однако веселье было наигранное, ибо он явно нервничал.

— Я говорю по-английски.

— Ах так? Слушай, возьми-ка деньги. Купишь себе что-нибудь поесть.

Мальчик посмотрел на монеты и раскрыл свою ладонь. Симпсон ссыпал туда мелочь, их руки соприкоснулись. К удивлению танкиста, парнишка даже не поблагодарил его. Что ж, надо идти дальше. Больше он ничем не может помочь.

— Вы военный? — вдруг спросил мальчик.

— Миротворец, — ответил офицер.

Оба улыбнулись нечаянной шутке. Зубы у парня белее, чем у большинства боснийцев.

— По крайней мере лучше, чем дипломат.

После этих слов Симпсон мог бы спокойно продолжать свой путь. Он дал бедняге денег, пошутил с ним. Короче, исполнил свой долг. Но в мальчике чувствовалась какая-то притягательная сила. Он вроде бы не хотел отпускать лейтенанта. Это определенно связано с его отчужденностью, с неумением просить. И разумеется, какую-то роль играла внешность парнишки, печальная загадочная красота. Симпсону приходилось и раньше где-то видеть такой же пустой, всасывающий в себя все на свете взгляд. Вот только никак не мог вспомнить, где конкретно.

— Сколько тебе лет?

— Много.

Теперь мальчик смотрел ему прямо в глаза. Луи наконец вспомнил. Ну конечно. Взгляд голубых ребят, тусующихся возле вокзала Кингс-Кросс в Лондоне. Они торгуют собой. К горлу подступил комок. Симпсон чувствовал себя нехорошо, и в то же время странное сладкое волнение охватывало его. Да и жалко стало бродяжку.

— Вы не хотели бы пойти со мной? — спросил мальчик и протянул руку.

Искушение было велико, и офицеру пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не поддаться ему. Он проглотил ком в горле и проговорил:

— Ты, наверное, голоден. Может, зайдем в кафе?

Мальчик некоторое время колебался, потом согласился.

Неподалеку находилось вполне современное заведение, где Симпсон частенько по утрам пил кофе эспрессо. Здешний кофе выгодно отличался от пахнущего грязными носками безвкусного напитка, который подавали в гарнизонной столовой. Луи старался идти рядом с парнем, но тот прихрамывал и все время отставал. Присмотревшись, офицер увидел на его бледной лодыжке шрам от проникающей раны. Пуля, очевидно, пробила ногу насквозь. Сквозь рваные кроссовки виднелась запекшаяся кровь.

— Тебе не больно ходить? — спросил Симпсон, стараясь голосом не выдать свою озабоченность.

— Нормально. Только бегать теперь не могу.

Вот и весь разговор.

Луи вошел в кафе, интерьер которого в корне отличался от древних заведений турецкого района Баскарсийя. Такое кафе можно встретить в любом европейском городе. Чистые столы, очень приличный кофе. После того как Симпсон зашел сюда пару раз, хозяин начал приветствовать офицера и называть по имени. Он явно напоказ засыпал при нем свежие зерна в блестящий хромированный автомат.

Дверь захлопнулась за спиной Симпсона. Мальчик остался на улице. Хозяин посмотрел в окно. Его взгляд говорил: всяким побирушкам не место в таком шикарном заведении. Луи распахнул дверь и поманил парня.

— Он со мной, Марко, — обратился танкист к владельцу заведения, грузному хорвату с густыми развесистыми усами, в которых спокойно могла бы заблудиться обезьяна. — Два кофе и пирожные, пожалуйста.

Усевшись в уголке и немного подкрепившись, мальчик стал запинаясь рассказывать о себе. Зовут его Стефан. Ему шестнадцать лет. Сообщив эту информацию, он опять умолк. В ярком свете Симпсон увидел следы карандаша для подведения глаз на лице своего нового знакомого. Минут пять они молчали, потом Луи спросил:

— Почему ты занимаешься этим, Стефан?

Тот молчал, уставившись в тарелку. Потом опустил большой палец в крем и облизал его. Лейтенант не счел этот жест преднамеренной попыткой возбудить его желание. Скорее он показался ему трогательным и очень детским.

— А как вы думаете?

— Ради денег?

— Конечно.

— Только поэтому?

— Да.

Впрочем, судя по тону, он вряд ли говорил правду.

— А где твои родители.

— Умерли.

— Сожалею. Они погибли на войне?

— Нет. Все случилось из-за меня. Я играл с друзьями и бегал там, где стреляли. Один из снайперов оказался добрым человеком. Он специально попал мне в ногу, чтобы я не умер. Тут прибежала мать. Они ее застрелили. Потом пришел отец. Он катил перед собой автомобиль, прикрываясь им. Хорошо придумал. Только папа не мог оставить там маму и попытался вытащить ее. Вот тогда пуля и попала ему в голову. Я лежал вместе с ними, пока не стемнело. Прошло много времени. Никто не решался подойти к нам. Ночью друг отца, работавший вместе с ним на заводе, забрал меня к себе домой.

У Симпсона горело лицо. Он испытывал ужасное, бередящее душу чувство неловкости. Понимал, что это совсем не то, что он должен чувствовать в данный момент. Следовало пожалеть несчастного подростка, рассказавшего такую чудовищную историю, а не страдать из-за своей закомплексованности. Откровенно говоря, танкист не знал, как реагировать на подобные вещи. У него просто не имелось опыта сочувствия другим людям. Хотелось выскочить из кафе и больше никогда не видеть Стефана. Возможно, мальчишка врет. В Сараево полно лгунов. Но нет, рассказ похож на правду. Он сглотнул слюну.

— Это случилось здесь?

— Нет, в Монстаре.

Монстар. Место сражения между хорватами и мусульманами. Там творились самые страшные зверства.

— В вас стрелял хорват?

— Я сам хорват. Снайпер, убивший моих родителей, был мусульманин.

— О Боже! Почему ты оказался здесь?

— Благодаря случившемуся мне дали статус беженца и привезли сюда, чтобы затем переправить в Германию или Англию.

— Почему же ты не уехал? Может быть, тебе хотелось отомстить убийцам?

Впервые за все время мальчик рассмеялся каким-то отнюдь не детским смехом.

— Мстить? Да когда я лежал в больнице с простреленной ногой, наши атаковали здание и застрелили всех, кто там был. Женщин изнасиловали. Один офицер принес мне мужской половой орган в целлофановом пакете и сказал, что отрезал его у убийцы моего отца. Думаю, он соврал. Откуда им было знать, кто именно стрелял в отца? Просто он хотел доставить мне удовольствие. Эти же военные, кстати, угрожали папе, потому что он отказывался идти воевать.

— Ясно, — проговорил Симпсон, хотя, если честно, мало что понимал. — И все же почему ты… не уезжаешь отсюда и… торгуешь собой? Ты что, — ему не хотелось употреблять банальный западный термин, — голубой?

— Не знаю. А вы?

Такого прямого вопроса Симпсону еще никто не задавал. Он и сам себя не смел спрашивать об этом. Совсем не обязательно было отвечать мальчику. Возможно, по этой причине он и заговорил:

— Сам не знаю. В школе со мной происходили странные вещи. Нет, это не имеет никакого отношения к тому, чем занимаешься ты. Мне стыдно рассказывать. Но здесь нет никакой связи. Тем не менее нечто случалось. Да.

Он умолк и стал рассматривать кофейную гущу, скопившуюся на дне чашки.

Стефан терпеливо ждал, когда военный заговорит вновь. Он привык молчать. Некоторые мужчины любили поболтать с ним. Одни до полового акта, другие — после. Были и такие, которые только разговаривали и даже не прикасались к нему. Возможно, этот странный коротышка принадлежал к подобным типам. Наконец мальчик решился на подсказку:

— Вы сказали, что с вами случались странные вещи.

— Что? Ах да. С тех пор я так и не знаю, кем являюсь на самом деле. Кажется, я развивался неправильно. Произошли какие-то ненормальные изменения в психике. Но я не увлекаюсь мужчинами или мальчиками.

Стефан засмеялся. На сей раз по-мальчишески. Суровость исчезла с его лица. Он как-то резко помолодел.

— «Я не увлекаюсь мужчинами или мальчиками», — добродушно передразнил он Симпсона.

Поколебавшись пару минут, танкист тоже залился смехом.

— Прости мою напыщенность. Я ведь англичанин.

С этого момента что-то изменилось в их отношениях. Стало легче общаться. Стефан оказался умным и обаятельным подростком. Симпсон не мог понять, как мальчик, переживший такой ужас, не ожесточился и сохранил природную веселость. В нем чувствовалась живая, неиспорченная душа. Жил он не на улице, а в покинутых людьми квартирах, находившихся в опасных районах города. Почему парень не уезжает в Гамбург или Лондон, зачем продает себя миротворцам? Что ж, порой мы совершаем поступки, совершенно необъяснимые с точки зрения логики. Трудно выразить все словами. Симпсон пытался поставить себя на место Стефана. Ему не хочется покидать родину. Здесь погибли его родители. Почему человек должен терять любимый край? Одинокий мальчишка торгует собой, потому что нуждается в любви.

В разговоре Стефан дал понять, что здесь, в Боснии, все не так, как на Западе. Стыдно заниматься сексом с мужчинами, но в результате ты не становишься другим человеком, гомосексуалистом. Ты просто предпочитаешь мужиков, вот и все. Если отец застает сына в постели с мальчиком, он бьет его. Друзья начинают дразнить пацана, называют женщиной, однако вскоре забывают об этом. И ты не теряешь себя. Потом приходит пора вступить в брак. Жена иногда насмехается над тобой и бранит за прошлые грехи. Но бабы всегда ругаются.

Симпсон счел мудрым такой подход к вещам, при котором вне зависимости от сексуальных предпочтений вы остаетесь самим собой.

Мальчишка все говорил, а Луи вдруг пришла в голову мысль о том, что бедняга просто ищет мужчину, который мог бы заменить ему отца. И тут же понял, что его собеседник в этом не нуждается, так как хранит в душе образ человека, катившего перед собой автомобиль, пытаясь спасти сына и жену. Скорее всего мальчику нужен старший брат, который руководил бы им и помогал ему. Могли танкист стать таким братом? Но Симпсон сам мучился от душевной раны, полученной в юности. Где-то в его прошлой жизни зияет черная страшная пустота. Когда-то он считал, что армия излечит его, однако рана лишь затянулась, подернулась коркой, не перестав болеть. Служба не может заменить любовь.

Когда они вышли из кафе, Симпсон дал Стефану двадцать немецких марок и пообещал заплатить такую же сумму, если тот придет сюда на следующий день. Лейтенант уже боялся потерять мальчика. В ту ночь он не спал, думая о новом знакомом и о том, что случилось с ним, прикидывая, как можно помочь.

Утром Луи сделал несколько распоряжений и назначил встречи. Занялся делами. День прошел незаметно. В шесть часов вечера Стефан пришел к кафе. Офицер заметил, что глаза подростка не подведены, однако вовсе не утратили своей прелести. Между ними сразу же завязался непринужденный разговор, и Симпсон отвел нового знакомого в недорогой ресторан. Мальчик съел тарелку супа, порцию запеченной баранины и шоколадное мороженое на десерт.

Симпсон встречался с мальчиком почти каждый день. Разумеется, для выполнения намеченной цели требовались денежные затраты и время. У танкиста не было уверенности, что все получится, и он пытался скрыть от Стефана суть своих замыслов.

Однажды вечером они пошли на концерт классической музыки. На деньги Симпсона Стефан купил себе новую одежду. Не особенно шикарную. Определенно не крутой прикид. Тем не менее теперь мальчик более не походил на бродягу или малолетнего голубого, живущего за счет мужчин-педерастов. На концерте присутствовало много служащих ООН, несколько журналистов и представители местной буржуазии. Такие неприятные типы хищного вида с пухлыми кошельками, наживавшиеся на коррупции и контрабанде. При них жены, наряженные в платья от «Прада».

На концерт пришел голландский майор, который пару раз снимал Стефана и обходился с ним довольно грубо. Однажды он чуть не свернул мальчику шею. С тех пор тот избегал встреч с голландцем и всякий раз, увидев его, уходил в тень. Майор по имени Валк был умен и понял, что им пренебрегают. На концерт он опоздал, и Стефан видел, как билетерша не хотела пускать его в зал до антракта. Однако Валк, любезно улыбаясь, оттолкнул ее в сторону и стал пробираться к своему месту, громко и неискренне извиняясь перед встававшими пропустить его людьми.

Перед перерывом, когда зрители аплодировали музыкантам, Стефан обратился к Симпсону:

— Можем мы сейчас уйти?

— Почему?

— Мне скучно.

На самом деле музыка очаровала его. Он громко смеялся во время исполнения оркестром юмористической вариации под названием «Карнавал животных», где изумительно изображалась тяжелая поступь слонов.

— Во второй части они исполнят музыку к балету Прокофьева «Петя и волк», — протестовал Симпсон, уступая дорогу желающим посетить буфет. — В юности мне очень нравилась эта история.

— Я замерз, — настаивал Стефан, хотя в зале было душно.

Симпсон снял пиджак и накинул его на плечи мальчика.

— Это зрелище согревает мое сердце холодным вечером, — раздался рядом с ними скрипучий голос, в котором звучал ярко выраженный акцент.

Симпсон поднял взгляд. Он слышал о майоре Валке. Поговаривали, что он использует военизированные формирования для сбора разного рода информации, не брезгуя никакими методами. Ходили также слухи о том, что голландец неравнодушен к детям.

Луи заглянул в холодные голубые глаза майора, возвышавшегося над ним с дежурной ослепительной улыбкой на устах, будто персонаж старой рекламы зубной пасты. От него исходил запах антисептического средства. Симпсон кивнул в знак приветствия.

— Надеюсь, вы позаботитесь о молодом человеке, — сказал Валк.

Непонятно, обращался он к Симпсону или к Стефану.

И тут Стефан выкинул фокус. Он приблизился к Валку и залепил ему звонкую пощечину. Мальчик не выглядел здоровяком, однако удар оказался ощутимый, и майор подался назад. Гнев исказил его холеное лицо. Симпсону показалось, что голландец вот-вот набросится на Стефана, и он поспешил стать между ними. Однако выражение лица Валка вмиг изменилось. Вернулась вновь маска слащавой любезности.

— Так-так, волчонок, ты научился новым трюкам. Надеюсь, позабавишь своего друга… лейтенанта Симпсона.

Майор поклонился и пошел по направлению к выходу.

Только тогда Луи заметил, что на них смотрят. Он пытался не думать о том, как этот эпизод выглядел со стороны. В то же время танкист осознал угрозу, таящуюся в словах голландца. Валк намеренно назвал его по имени. Неудивительно, что майор знает Луи: миротворцев в городе не так уж много, и почти все офицеры знакомы друг с другом. Однако Валк специально подчеркнул тот факт, что Симпсон известен ему. Он может воспользоваться этим в своих коварных целях.

— Ты хотел уйти из-за него? — обратился Симпсон к Стефану.

— Я его не боюсь.

Луи рассмеялся:

— Понятно. По-прежнему хочешь покинуть зал?

— Думаю, теперь все будет хорошо.

Мальчик не ошибся. Валк не вернулся после антракта. Пощечина, нанесенная Стефаном, безусловно, унизила майора.

Стефан не боялся Валка, однако Симпсон опасался этого человека. Голландец слыл ловкачом, и многие зависели от него. Он завоевал популярность как у боснийских чиновников, так и у сербских высокопоставленных военных.

Симпсон удвоил свои усилия. Он хотел устроить Стефана в местную американскую школу. Туда принимали пансионеров и не только детей дипломатов и служащих ООН. В учебном заведении имелось несколько броней для местных жителей, ибо предполагалось, что следующее поколение боснийских лидеров усвоит американский образ жизни. Не самое идеальное решение проблемы мальчика, тем не менее это лучше, чем жить на улице. Он смышленый ребенок. Симпсон считал его умнее себя. Пацан здорово соображает, а его английский с каждым часом становится все лучше и лучше. Стефана может ожидать хорошее будущее, если только удастся пропихнуть его в эту школу.

Симпсон заполнил необходимые анкеты и так долго надоедал бюрократам, что они перешли от категоричного «нет» к вселяющему надежду «может быть». Положил небольшую сумму на счет в швейцарский банк. Через пару дней ему надо было отправляться назад в горы. Ну и что? Он и оттуда может следить за развитием событий.

Неожиданно Симпсона вызвали в штаб ЮНПРОФОР и сообщили, что он должен возвращаться на родину.

— Разрешите остаться здесь и завершить выполнение задания, сэр.

— Не разрешаю.

— Могу я спросить, почему меня направляют домой?

Капитан, седой бюрократ, известный своим трезвым подходом к вопросам дисциплины, сказал:

— Симпсон, замечено, что вы установили… дружеские связи с местными жителями. Это может дурно повлиять на ваше отношение к происходящим событиям. Лично я вам полностью доверяю, но некоторые высокопоставленные лица придерживаются другого мнения. А если вам перестают доверять, вы не можете далее выполнять свою миссию, и ей приходит конец. На вашем месте я бы счел новое назначение за благо и продолжал делать карьеру на родине. Можно даже считать это решение весьма прозорливым. Ну и так далее.

— Когда я должен уехать, сэр?

Симпсон подсчитывал, сколько времени ему понадобится для завершения всех необходимых формальностей, связанных с определением Стефана в американскую школу. Не более недели. Да, семи дней вполне достаточно.

— Военный эшелон отправляется сегодня вечером в шесть ноль-ноль.

— Но, сэр…

— Разговор окончен, Симпсон.

Капитан встал, отдал честь и пожал лейтенанту руку. Покидая кабинет, Симпсон дрожал от ярости. Ему была абсолютно ясна суть случившегося. Он испытывал острое желание схватить пистолет и сделать дырку в голове майора Валка. Вместо этого он отправился на поиски Стефана. Луи носился по улицам, не пропуская ни одного угла, где обычно ошивался мальчик. Люди смотрели на него как на сумасшедшего. Да он и сам считал себя помешанным. Осязаемо чувствовал, как здравый смысл вытекает из него, будто вода из разбитого аквариума. Однако безумие подпитывало его новой мощной энергией, и танкист без конца прочесывал кварталы зданий, зияющих выбитыми окнами, со стенами, пробитыми пулями и снарядами. Стефана нигде не было.

Безумие подсказывало Симпсону, что Валк убил мальчика. Сначала трахнул, а после и замочил. Похоронил под камнями какой-нибудь развалины или расчленил тело и разбросал куски по контейнерам с мусором. Так и виделись хрупкие детские конечности, отсеченная голова с прекрасными глазами. Наконец Луи пристроился на скамейке в парке, принял позу эмбриона и зарыдал. Он оплакивал не только бедного Стефана, но и свое украденное детство, ведь с ним тоже произошло нечто ужасное. Симпсону хотелось от всей души помочь мальчику, спасти его от гибели. Это придало бы смысл всему существованию лейтенанта, которое в данный момент представлялось ему бездонной пропастью. Теперь его уделом стало бесконечное страдание.

Открыв глаза, он увидел перед собой двух танкистов из своего взвода. Они осторожно подняли командира, взяли под руки и повели к казарме. Силы окончательно покинули Луи, и он полагался только на сослуживцев. В самолете, прислонившись к холодному стеклу иллюминатора, он смотрел на уплывающий город, в котором остались его жизнь и любовь.

Вернувшись в Англию, Симпсон, разумеется, пытался выяснить, что случилось со Стефаном, однако так ничего толком и не узнал. Какое значение имела одна трагическая история в стране, где лились потоки крови? Он был бессилен что-то сделать. Безумие сменилось глубокой депрессией, чреватой настоящим сумасшествием. Так герпес является признаком простудного заболевания. Именно тогда Луи Симпсон решил, что коль скоро он ничем не может помочь Стефану, то будет по-другому заниматься восстановлением справедливости. И приступил к действиям.

Но в ту холодную ночь, находясь в старом доме, он тем не менее думал о мальчике из Сараево, вопреки всему надеясь, что тот жив и здоров.

Загрузка...