Охота к перемене мест

33

Уже не только крыша, а почти весь дом Алевтины, до резных наличников на окнах, стал виден весной за поленницей; дров сильно поубавилось.

Погодаев проводил товарищей, которые закончили и работы на ЛЭП-220, в Приангарск и попросил Мартироса передать письмо Пасечнику. Письмо невнятно объясняло, почему Погодаев нарушил устную договоренность и, не возвращается с бригадой.

Он давно хотел поработать на гидрометеостанции, а тут неожиданно представилась такая возможность. Хочет выяснить для себя несколько важных вопросов, связанных с охраной окружающей среды в Братске; в частности, его волнует судьба речки Вихоревки. Конечно, Вихоревка — не Байкал, но все же...

Он с детства помнит эту благословенную речку с прозрачной водой, в ней кишмя кишела рыба. По преданию первым по ней проплыл казак по имени Вихор. Когда-то Гена был уверен, что это про их Вихоревку поэт написал «где гнутся над омутом лозы» и про стрекозы...

В отделе кадров местной обсерватории Погодаева допросили с пристрастием. Трудовая книжка у него вроде адресной. Северных не получает, — значит, скитается с места на место. Непонятно, почему добровольно идет на снижение заработка.

Но чем нужнее работник, тем менее придирчив отдел кадров. Простили Погодаеву многолетнее гастролерство, закрыли глаза и на то, что он без десятого класса, написали: «образование среднее».

Будущая должность его — наблюдатель гидрологического поста первого разряда в деревне Топляково Братского района, оклад 90 рублей и всего тридцать процентов территориальных.

Пока в отделе кадров оформляли бумаги, пока заводили личное дело на нового сотрудника, пока дозванивались в Топляково насчет жилья, Погодаев слонялся по узкому коридору гидрометеостанции и от нечего делать глазел на стенгазету, на объявления-извещения. Попались на глаза и соцобязательства метеорологов.

«...добиться оправдываемости шестичасовых прогнозов погоды по аэродрому не ниже 97 процентов... добиться оправдываемости краткосрочных прогнозов по району не ниже 92 процентов... добиться степени предупрежденности опасных явлений заблаговременностью три часа и более не ниже 65 процентов...»

Пасечник не раз говорил, что статистика приносит не только огромную пользу, но в холодных руках может нанести и огромный вред. Ну как подсчитывать «оправдываемость» прогнозов? Можно, предсказывая температуру воздуха, ошибиться на плюс-минус три градуса, а можно и на тринадцать, можно угадать грибной дождик и прозевать надвигающийся ураган.

Чтобы добиться «оправдываемости», внимательно следят за радиосводками, за показаниями приборов.

Метеопункт находится позади здания станции и живет своей жизнью. Флюгер указывает направление ветра; пропеллер — силу ветра; гелиограф прожигает стеклянным шариком бумажную голубую ленту и свидетельствует, когда было солнечно, а когда пасмурно; прибор, спрятанный в ящик, измеряет высоту облачности; маленький бассейн определяет, каково испарение воды, можно узнать влажность воздуха. И все эти приборы, хитрые и бесхитростные, делают свое извечное дело и будут его делать сегодня, завтра, послезавтра, независимо от того — примут Погодаева в штат метеостанции или не примут...

Итак, с ближайшего понедельника Погодаев Г. П. — наблюдатель метеопоста. Его обязанность — измерять уровень и расход воды в Вихоревке, брать пробы дважды в сутки и делать так называемые анализы первого дня: содержание в воде кислорода, двуокиси углерода, какая у воды реакция — щелочная, нейтральная или кислотная, и так далее. Раз в пятидневку делать более сложные анализы; для этого нужно законсервировать воду в канистре и отправить в лабораторию в Братск.

«Брать пробы тухлой воды из Вихоревки — не такая уж хитрая и тяжкая обязанность, — подбодрял себя Погодаев. — Не уйдет же на это все мое время. Смогу посидеть за книжками, не отвлекаясь».

До Погодаеве в наблюдателях поста ходил местный учитель. Утреннюю пробу он брал до первого урока, а вечернюю после школьных занятий.

Алевтина, которую Погодаев посмеиваясь звал «Погода на завтра», словами Гену не укорила, только досадовала на себя. Не следовало рассказывать Гене, что наблюдатель гидропоста в Топлякове сломал ногу и ему срочно ищут замену. Разве Алевтина могла предвидеть, что Гена вдруг загорится желанием взяться за эдакую работенку и заберется в эдакую глушь!

Он достал школьные учебники по биологии, зоологии, химии, книгу про лесное дело, попробует поступить в лесной техникум. Конечно, интереснее было бы угодить в техникум, где учат беречь окружающую среду, охранять природу. Но такой техникум ни в одном справочнике для поступления не значится.

Алевтина, незваная, приехала в субботу утром в Топляково не то автобусом, не то попутной машиной. Она привезла белье, которое не успела выгладить до отъезда Гены, но это был лишь повод. Привезла сытный обед на несколько дней, бутылку.

Уехала в понедельник на рассвете, пришив отлетевшие пуговицы, захватив пустой бидон и сверток с грязным бельем. Приедет в пятницу.

Он быстро обжился в новой комнате. К стене прикрепил географическую карту, вырванную из старого атласа. Речка Вихоревка там не значилась, зато тянулся вдоль Арктики Северный морской путь. Уже и полуглухой хозяин был наслышан о рабочих колесах для турбин, их доставляют в Усть-Илимск по морям-океанам.

Дважды в сутки, ровно в 8 утра и в 8 вечера, он обязан быть на Вихоревке. Что значит — дважды брать зимой пробы?

Топать туда при любой погоде. Гидрометеослужба выходных дней или актированных из-за мороза не имеет. Могут уволить за одно пропущенное наблюдение, и профсоюз не заступится.

До Вихоревки нужно перейти по мостикам через два ручья — Бумбей и Лиходей; когда-то во втором ручье утонула корова, отсюда и название.

Идешь с фонарем, потому что зимой, и в 8 утра и в 8 вечера, темно. В снегопад, в метель тропку или лыжню, проложенную Погодаевым, за половину суток заносило, и приходилось прокладывать ее через сугробы заново.

Тугоухий старик, у которого метеослужба снимала комнату для Погодаева, печалился:

— Была бы у меня лошадка, я бы тебя каждое, утро-вечер на Вихоревку доставлял. Давно бы санный путь протоптали... Плохо в Сибири без лошади, особенно в распутицу, когда ни одна машина не продерется. А верховому человеку распутица не страшна. У меня и конюшня стоит теплая, пустая с довоенной поры. Среднеазиатам, например, при коллективизации оставляли скот в домашнем пользовании, колхозный устав разрешал. А мужику в Сибири на все версты хотя бы одну лошадь оставить! Мало ли какие случаи у нас случаются! А если внуков навестить? В зимовье припасы завезти для охоты? Дровишки доставить из лесу? Грешным делом, за бутылочкой съездить? Или к доктору за таблетками? Пристрожили нас с лошадьми, говорят — кормить нечем. Трудно заготовить корм для лошади, когда лошади нет. А если лошадь в упряжке — всегда сытно перезимует. Зимний паек — три с половиной тонны сена да мешка три овса. Все равно у нас кругом заливные лужки стоят безработные. А довольствие свое конь возвращает хозяину навозом для огорода. Что ни скажи, а с лошадкой жить в Сибири веселее.

— А ты, дед, еще не разучился запрягать лошадь?

— Я-то не разучился. А вот вы, молодежь сибирская, сможете отличить шлею от подпруги?

Погодаев подумал, что никто в их бригаде запрячь лошадь не сумел бы, а сам он в последней раз взнуздал и оседлал лошадь года два назад в геологической партии.

— Ты вот объясни мне, добрый человек, почему это одну лошадиную силу колхознику нельзя держать, а автомобиль — семьдесят пять лошадиных сил — колхозный устав разрешает? Да еще находятся труженики села — пашут, боронят на своем приусадебном участке. Припаяют крюк к заду автомобиля, прицепят плуг или борону и — будьте здоровы, живите богато. Можно урожай на тех же лошадиных силах свезти в Братск на рынок или еще куда подале...

У них в Топлякове частные автомобили не водятся. Но нашелся хитрован, приспособил к мотоциклу «Урал» однолемешный плуг и вспахивает своим агрегатом огороды — целковый за сотку, за бензин платить отдельно, да еще накормить пахаря с сыном.

Старик говорил громко, как все, кто сам плохо слышит.

«Доживем до того, что лошадь у нас превратится в вымирающее животное, — вздохнул Погодаев. — Вместо хорошего отношения к лошадям — черная неблагодарность. Если так дальше пойдет, сын Алевтины увидит живых коней только на скачках или в цирке. А нашу сивку-савраску занесут в Красную книгу...»

Погодаев хлопотал зимой у проруби, но жители Топлякова не принимали его за любителя подлёдного лова.

Только однажды Погодаев померз у лунки и вернулся с уловом. Дед от рыбы отказался. Погодаев все же попробовал хариуса, но это было в первый и последний раз.

Рыбу в Вихоревке не ловили. На дне речки, куда химия проникала не так быстро, рыба еще водилась. Но какая радость поймать хариуса, который наглотался ядовитой дряни?

Темная тухлая вода, но ивы с бережка доверчиво окунают ветви в воду так же, как они это делали, когда Вихоревка славилась водой родниковой чистоты и сюда на нерест спешил хариус.

Погодаев еще в Байкальске слышал про отраву, пущенную в воду целлюлозным заводом, — меркаптаны и лигнины. Меркаптаны — органические сернистые соединения, процесс их распада длится месяца полтора-два. А лигнины — органические вещества, сами по себе не ядовитые, но токсичны, и продукты распада их стойки; это лигнины перекрасили воды Вихоревки в коричневый цвет.

От рыбы несет душком, его можно почуять и в молоке, если корова пьет воду из Вихоревки,

— Теперь наши хозяйки надаивают кефир, — услышал Погодаев от своего тугоухого хозяина. — Отравиться таким молоком нельзя, а подавиться можно.

Направляясь к Вихоревке, Погодаев проходил деревенскую улицу из конца в конец, шел мимо скотных дворов. С помощью автокрана из крупных панелей собирали коровник. И такая на стройке была бестолковщина и безалаберщина, что Погодаев, такелажник пятого разряда, не мог без раздражения смотреть в ту сторону.

Он не выдержал, пошел к местному начальству, а кончилось тем, что согласился работать в совхозе по совместительству. И денег стало побольше, птицы перелетные не получают северной надбавки. Конечно, не в деньгах счастье, но эту поговорку сочинили те, у кого денег хватало, а не те, кто находился в нужде.

Учебники пришлось отложить в сторону, — значит, и будущей осенью поступить в лесной техникум не удастся.

Каждое утро и, если нужно было наведаться на Вихоревку, среди бела дня совхоз, чтобы сэкономить время Погодаева, давал ему снегоход «Буран». Тому не страшны никакие сугробы — прет по белой целине, оставляя за собой буран.

В середине апреля, как только с Вихоревки сошел грязный лед, в Топляково вернулся учитель. Костыли он бросил, ходил с палкой, слегка прихрамывая.

Погодаев сдал ему дела, написал отчет о своих наблюдениях за Вихоревкой.

Из отчета было ясно, что в Братске, на лесопромышленном комбинате, нужно как можно скорее устроить пруды аэрации и отстойники.

Копии своего отчета Погодаев послал в Иркутск и в Москву в самые высокие государственные инстанции. Как позже выразился Маркаров, — хотел вывести на чистую воду погубителей Вихоревки.

Погодаев заторопился в Приангарск, но пробудет там не больше месяца. Ранним летом вниз по Ангаре отправится экспедиция Общества по охране памятников русского зодчества. Он встретится со старыми знакомыми по экспедиции 71-го года в Илимск. Тогда они очень торопились, так как место ссылки Радищева должно было скрыться под водой.

Штаты у этого Общества — раз, два и обчелся, набрать рабочих в экспедицию трудно — слишком ставки низкие. Вот Погодаев и решил отправиться с археологами, с историками в приангарские деревни, обреченные на затопление.

Он написал Мартиросу и просил, чтобы тот в осторожной форме загодя сообщил Михеичу о том, что Погодаев вернется только на месяц. Хотя возглавлял бригаду Шестаков, вопросы, связанные с увольнением или приемом новичков на высотную работу, негласно оставались в ведении Михеича.

Мартирос ответил, что Михеич не сердится и даже неожиданно одобрил решение Погодаева — старину надо уважать. Но чтобы после экспедиции заявился в бригаду немедля.

Апрельским утром Погодаев прощально наведался на Вихоревку, он явственно ощутил нездоровое дыхание речки; зимой этот тлетворный запах не так чувствуется.

В день отъезда Погодаева над деревенской улицей уже курилось облачко пыли и стлался первый прогорклый дымок — жгли ботву на огородах.

Когда он уезжал в Приангарск, Алевтина напросилась его проводить. Поехала на правый берег в Осиновку, там вокзал.

Она уже несколько раз поглядела на воротничок Гениной рубашки, белой-белой, с мелкими синими цветочками.

— Рубашки меняй чаще, не занашивай. Кто постирает в следующий раз?

— Найдется кто-нибудь, — ответил Погодаев подчеркнуто беззаботно. — В крайнем случае сам.

Алевтина вздохнула тяжелее, чем если бы только ее беспокоила стирка рубашки.

Погодаев смутился; вот так же в свежевыстиранных рубашках уезжал он от заботливых рук из Байкальска, из других мест. Правда, таких красивых рубашек, как эта японская, у него тогда не было.

— Главное, не занашивай. Можешь и сам простирнуть в теплой мыльной воде. Крутого кипятка эта рубашка боится. Гладить не нужно. Встряхни после стирки и повесь сушить на плечики. Я в твою сумку положила.

Алевтина вновь глянула на белоснежные крылышки воротничка, видневшегося из-под пиджака.

Не оставляло горькое предчувствие, что она расстается с Геной навсегда.