Оковы счастья

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Шесть недель спустя Рэйф стоял у края своей частной взлетной полосы на юго-востоке Бразилии и наблюдал, как его самолет уносит в Нью-Йорк доктора и медсестру, которых он вызывал для осмотра Карин. Карин категорически отказалась пройти осмотр у специалиста, которого порекомендовал личный доктор Рэйфа. Она заявила, что предпочитает полететь в Штаты к своему собственному гинекологу, но Рэйф не поддался на уловку. Он подозревал, что она найдет множество причин, чтобы остаться в Нью-Йорке, поэтому он организовал приезд доктора Рональда сюда, в Рио-де-Оро.

– Ваша жена в полном порядке, – сказал доктор на прощание. – Она полностью восстановилась после родов. Жизнь может вернуться в нормальное русло.

Он улыбнулся Рэйфу быстрой и многозначительной улыбкой. Рэйф знал, что означает такая улыбка, но он не собирался никому рассказывать, что намеревается быть мужем Карин только на бумаге.

Самолет быстро набрал высоту и устремился в сторону гор Сьерра-Гауча, отделявших бесконечную прерию от океана. Рэйф смотрел в небо до тех пор, пока самолет не скрылся из виду, затем легонько коснулся боков лошади стременами, направляя ее в сторону дома. Спешившись, он отдал поводья одному из своих людей, кивком поблагодарил, отряхнул джинсы от пыли и прошел через патио прямо в свой офис.

В доме было прохладно благодаря высоким потолкам и медленно вращающимся вентиляторам, отбрасывающим размытые тени на стены. Рэйф выдвинул стул, сел, включил компьютер и начал изучать отчеты за последние шесть недель.

Дела в Рио-де-Оро шли хорошо, как впрочем, и всегда с тех пор, как он купил это ранчо десяток лет назад. Его бизнес в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро также продолжал приносить прибыль.

– Все, к чему ты прикасаешься, превращается в золото, – то ли в шутку, то ли всерьез сказала однажды Клаудия.

Рэйф нахмурился. Это было так, когда дело касалось его бизнеса и банковского счета, но что касалось его отношений с женой…

Впрочем, какая разница? У него есть ребенок, которого он любит и который растет, имея обоих родителей. Это было его целью, и он ее достиг. В один прекрасный день Эми будет скакать на лошади рядом с ним и будет любить эту землю так же сильно, как и он. Морщина на лбу Рэйфа разгладилась, на губах заиграла улыбка. Мысль об этом всегда делала его счастливым.

Через час Рэйф, подписав бумаги, выключил компьютер, встал со стула и подошел к дверям, ведущим в патио.

Он знал, что Карин ненавидит это место. Она не говорила этого, но ненависть была в ее глазах, когда она смотрела вдаль на бесконечную прерию, в развороте ее плеч и посадке головы, когда она шла по дому… Она ненавидела ранчо, дом… Она ненавидела и презирала его самого.

Впрочем, это не имеет никакого значения. Он сделал, что должно, ради своей дочери. Что касается ранчо, какая разница, что думает Карин? Важно, что он любит это место. Эта земля стала его частью, его осуществившейся мечтой.

Рассказы матери о прекрасном ранчо, лучшем месте на земле, были его единственной сказкой на ночь. Это были ее выдумки, поскольку она никогда не видела это место наяву. Его мать была танцовщицей в ночном клубе в Рио, когда встретила его отца. И хотя Эдуардо да Сильва так ни разу и не удосужился привезти свою любовницу домой, он много рассказывал ей о своем ранчо.

Она еще долго пересказывала его рассказы своему сыну, даже после того, как да Сильва оставил ее, став лишь далеким воспоминанием. Она в подробностях описывала Рэйфу большой дом, надворные строения, бесконечную прерию и скалистые горы.

Так Амалия Альварес подарила своему сыну мечту.

Рэйфу исполнилось двенадцать, когда Амалия умерла. От бедности, от отчаяния, оттого, что потеряла молодость и красоту, не приобретя ничего взамен. До четырнадцати лет Рэйф жил на улице. Однажды утром, разбуженный пинком полицейского, замерзший и голодный, но еще больше злой – на мать, которая умерла и оставила его, и на отца, так никогда и не признавшего его, он решил взять судьбу в свои собственные руки.

Господи, каким же наивным он был! Тощий, грязный, скрывающий свой страх под наносной уличной бесшабашностью, он отправился искать рай на земле, столько раз описанный его матерью, и отца, которого никогда не видел.

Он шел много дней, стерев ноги в кровь. Иногда его жалели, и часть дороги он ехал на телеге или в старом чихающем грузовике. Иногда просил поесть, иногда воровал еду, когда голод становился нестерпимым, спал, где придется.

Продвигаясь миля за милей, Рэйф не раз спрашивал себя, зачем он это делает. И был уверен, что знает ответ. Он хотел встретиться с человеком, который был его отцом.

Рэйф не помнил, был ли у него план. Выкрикнуть в лицо Эдуардо да Сильва проклятия? Сказать, что женщина, которой он обещал любовь, умерла? Бить его до тех пор, пока он не запросил бы пощады?

В конце концов, он не сделал ничего из того, что представлял себе. Его долгое путешествие окончилось возле ранчо, напоминавшего руины. Иссушенная земля, горстка костлявых измученных коров и лошадей. Почти все постройки были разрушены, в крыше дома зияли дыры, а на пороге сидел больной и жалкий старик.

Рэйф, не оглядываясь, покинул это место и вернулся сюда спустя восемь лет. За эти годы он прожил несколько жизней: научился читать и писать, думать головой, а не сердцем и кулаками, а главное, он стал богатым. Его карманы были полны золота, намытого в маленькой речушке, спрятанной в самом сердце джунглей.

Рио-де-Оро, выглядевшее еще более запущенным, было выставлено на продажу.

Рэйф продал золото и вложил половину денег в проекты, в успех которых не верил никто, кроме него, а на остальные – купил ранчо. В маленьких городках, разбросанных у подножья Сьерра-Гауча, он нашел людей, не боявшихся тяжелой работы. Вместе они до основания разрушили то, что осталось от дома да Сильва, и построили новый. Это больше не была мрачная крепость, каким был дом его отца, а светлый дом из стекла и плитки, открытый солнцу, ветру и красоте этой земли.

Они построили конюшни, коровники и ограду, выкорчевали и сожгли засохшие кустарники. Рэйф работал наравне со своими людьми, даже тогда, когда деньги, вложенные в безнадежные, по мнению многих, проекты, принесли первый миллион. Видимо, мужчина так создан, что, строя свой собственный мир, он должен вложить в него свой пот и свою кровь, свою боль и свою радость, чтобы стать его частью.

Прошли годы. Теперь Рэйф вращался в кругах могущественных и богатых людей, но все чаще задумывался о том, кому оставит все то, что он создал. Встретив Клаудию, он решил, будто нашел то, что ему необходимо. Она происходила из старинной бразильской семьи, была красива и очаровательна. Он полагал, что она понимает важность таких вещей, как продолжение рода, но единственное, что волновало Клаудию, была она сама, веселые вечеринки, да дорогие украшения.

Осознав, что они не подходят друг другу, Рэйф разорвал помолвку, поклявшись себе впредь быть осторожным и выбрать женщину, которая бы любила и почитала мир, созданный его руками.

Вместо этого он совершил еще большую ошибку, и теперь имеет в женах женщину, подходящую на эту роль еще меньше Клаудии и ненавидящую его самого и его мир.

Но у него есть ребенок. Вот что имеет значение! Когда-нибудь все, что он построил, будет принадлежать Амалии. Именно так он думал об Эми – как об Амалии.

Странно, какие сюрпризы преподносит иногда судьба. Эта женщина родила ему дочь, назвав ее Эми, даже не предполагая, что это имя – сокращенное от Амалии, имени его матери, его любимого женского имени.

Да, у него есть дочь, которую он обожает… и жена, которая и сегодня такая же чужая и незнакомая, какой она была той ночью, почти год назад, когда безумная страсть толкнула его к ней. После шести недель брака он знал о Карин только то, что она любит лошадей и часто приходит на конюшню, и еще то, что она не выносит даже его вида. Она не демонстрировала это явно, просто обходила его стороной или сворачивала, когда он попадался ей навстречу. Если же их пути пересекались, она коротко кивала и проходила мимо, как будто он был невидимкой или слугой. Впрочем, нет. Со слугами она не обращалась подобным образом. Однажды, зайдя на кухню ранним утром, он застал ее разговаривающей с поваром, вернее пытающейся разговаривать. Она произносила португальские слова вперемешку с английскими и смеялась, пока не увидела его. Смех оборвался, она царственно кивнула ему и выплыла из кухни.

Еще она разговаривала с няней ребенка. По-настоящему разговаривала, потому что он сам нанял няню, говорящую по-английски и по-португальски. Несколько раз его комнат достигали их оживленные голоса и смех. Но она никогда не улыбалась, когда разговаривала с ним.

– Ты в порядке? – спрашивал он.

– Да, – звучал короткий ответ.

– Тебе понравились вещи, которые я заказал для ребенка?

– Да.

– Тебе нужно что-нибудь? Тебе не хотелось бы, чтобы я свозил тебя в Сан-Паулу или Рио? Ты смогла бы сделать покупки.

Нет, нет и нет.

В ту ночь, когда он привез Карин сюда, в свой дом, он подумал, не отвести ли ее наверх, в свою комнату, в свою кровать… не для того, чтобы заниматься любовью, ведь не чудовище же он в самом деле, хотя его жена и была убеждена в обратном. Рэйф знал: ей нужно время, чтобы прийти в себя после тяжелых родов, но жена должна спать в одной кровати с мужем.

Он женился только ради ребенка, но какой нормальный мужчина может жить с женщиной – очень красивой женщиной – и не желать ее?

А затем он вгляделся в лицо Карин. Она смотрела на него именно как на чудовище – бездонными темными колодцами глаз на бледном до прозрачности лице. Чувство глубокого отвращения к себе нахлынуло на Рэйфа, как бурные воды Амазонки во время наводнения.

Он ничего не сказал, только отвел ее в одну из гостевых комнат и оставил там. В ней она и прожила все последние недели, в ней и в детской. Она вообще старалась ходить туда, где их пути не могли пересечься. Не важно. Он бразилец и живет в стране, где мужчины не извиняются за свои потребности. Наличие любовницы – повсеместное явление, особенно среди людей того класса, к которому он теперь принадлежит. У него всегда были женщины, и скоро он найдет себе кого-нибудь. Правда заключается в том, что он больше не хочет Карин, и отныне ее единственная роль – мать его ребенка.

Может быть, ему вернуться к Клаудии, чтобы удовлетворять свои мужские потребности? Она была в шоке, когда узнала о его женитьбе. Клаудия позвонила неделю назад, и он сообщил ей новость, конечно, не вдаваясь в подробности.

– Я очень скучаю по тебе, дорогой, – проворковала она, как будто их по-прежнему связывали близкие отношения. Впрочем, все возможно. При всех ее недостатках Клаудия никогда не разочаровывала его в постели. Кроме того, она никогда не скрывала, что готова оказаться там снова, стоит ему попросить. Он не просил, но теперь…

Совсем неподалеку от него раздался стук конских копыт. Не веря глазам, он наблюдал, как его жена скачет на огромном жеребце. Темные волосы Карин развевались на ветру; она громко смеялась, пригнувшись к шее лошади, направляя ее в узкий проход, ведущий в конюшню. Огромное животное фыркало, но подчинялось. Карин натянула поводья и остановилась, хотя жеребец продолжал нетерпеливо перебирать ногами.

– Ты совсем спятила? – закричал Рэйф, подбегая и хватая лошадь под уздцы. – Ты хоть представляешь себе, насколько огромен и силен этот жеребец?

В ответ конь нервно заржал и замотал головой.

– Немедленно слезай!

Улыбка сошла с лица Карин, и она с ненавистью посмотрела на Рэйфа.

– Не смей говорить со мной подобным образом!

– Я буду говорить так, как хочу, черт побери! Немедленно слезь с этого коня!

К ним уже спешил один из конюхов. Рэйф передал ему поводья и протянул руки к жене. Карин попыталась оттолкнуть их, но он буквально сдернул ее с седла. Она намеренно стукнула его ботинком чуть ниже колена так, что он не удержался и пробормотал проклятие, но из рук ее не выпустил. Наоборот, его пальцы стальными наручниками стиснули ее запястья.

– Кто седлал для тебя этого зверя?

– Это не твое дело, будь ты проклят!

– Рикардо! – Рэйф посмотрел на конюха, съежившегося возле коня. – Ты?

В гневе Рэйф говорил по-английски, но парень все понял. Он кивнул и опустил голову.

– Собери свои вещи и скажи Жуану, чтобы дал тебе расчет. Ты уволен!

– Мальчик ни в чем не виноват! – гневно воскликнула Карин, пытаясь высвободиться из цепких рук Рэйфа. – Я выбрала эту лошадь и попросила оседлать ее.

– Он должен был знать, что не имеет права выполнять твои распоряжения. Он обязан подчиняться только мне.

– Какая же ты жестокая скотина, Рафаэль Альварес! Я ненавижу тебя!

Рэйф улыбнулся сквозь стиснутые зубы.

– Меня это мало волнует. Как бы ты ни ненавидела меня, тебе не изменить того факта, что я – твой муж. Если ты хочешь покататься верхом, ты должна спросить моего разрешения.

Он понимал, что говорит, как чудовище, но ему было наплевать. Карин – его жена, и он слишком долго позволял ей игнорировать себя и делать из себя дурака. Ведь она могла расшибиться и даже погибнуть. И сейчас лежала бы у него на руках бездыханная и окровавленная…

Рэйф сделал глубокий вдох.

– Рикардо!

Молодой конюх поднял на него глаза. – Да?

– Ты не уволен. Отведи это животное в конюшню и остуди его. И помни, что здесь только я отдаю приказы.

– Ты… ты ублюдок, – прошипела Карин. – Ты не просто сукин сын, ты…

С Рэйфа было достаточно. Пробормотав ругательства, он подхватил жену и перекинул ее через плечо.

– Поставь меня! – ее кулачки весьма ощутимо забарабанили по его спине. – Черт тебя побери, Рэйф! Немедленно поставь меня на землю!

Он двинулся в направлении дома, дыша тяжело и с присвистом, скорее от злости, чем от тяжести своей ноши. Карин была очень легкой. Слишком легкой. Может быть, она плохо ест? Доктор сказал, что она в порядке, но что он может знать?

– Ты еще недостаточно окрепла, чтобы ездить верхом, – заявил он, с грохотом распахивая массивную парадную дверь и направляясь к лестнице, ведущей наверх. – Разве доктор не сказал тебе этого?

– Я специально спросила его, могу ли я ездить верхом, – выкрикнула Карин, тяжело дыша. – И он сказал, что могу.

Рэйф ударом ноги распахнул дверь в ее спальню.

– Твой доктор – идиот. И ты – идиотка.

– Ради всего свя… У-уфф! – воздух с шумом вырвался из ее легких, когда Рэйф бросил ее на кровать. – Ты делаешь из мухи слона. Я умею ездить верхом. Я езжу с раннего детства. Доктор сказал, что я абсолютно здорова. Я… – Глаза Карин расширились. – Что ты делаешь?!

– А ты как думаешь? – холодно спросил он, вываливая на пол ее одежду из шкафа – Елена! Жуан! Куда, к черту, все подевались?

Его рык эхом отразился от стен комнаты. В комнату поспешно влетела экономка. Она испуганно посмотрела на Карин, которая сидела, прислонившись к передней спинке кровати, затем в страхе перевела взгляд на хозяина.

– Найди Жуана! Пусть он поможет тебе перенести вещи моей жены в мои комнаты. Ты меня поняла?

– Да.

– Нет! – поспешно воскликнула Карин. – Елена, вы не будете трогать мои вещи.

– Ты что, не поняла, что я сказал перед этим, Карин? – Рэйф стремительно подошел к изголовью кровати и посмотрел ей в лицо. – Я здесь хозяин. – Он ткнул большим пальцем себя в грудь. – Я устанавливаю здесь правила и отдаю приказы. Ты – моя жена, и мне осточертели твои игры. Сегодня вечером у нас будет небольшая вечеринка. Слушай меня внимательно, потому что повторять я не буду. – Он коротко улыбнулся. – Ты примешь ванну и воспользуешься косметикой и духами. Ты наденешь что-нибудь длинное и женственное. За несколько минут до восьми ты присоединишься ко мне, и мы вместе встретим наших гостей. На этот раз я представлю тебя своим друзьям как полагается.

– Не имею ни малейшего желания знакомиться с твоими друзьями.

– В течение вечера, – продолжал Рэйф, как будто не слыша ее, – ты будешь улыбаться мне и произносить слова, с которыми жена обычно обращается к своему мужу. И прикуси свой острый американский язычок, общаясь с моими друзьями.

Карин с вызовом вскинула подбородок, и у Рэйфа перехватило дыхание оттого, насколько прекрасна она была в ярости.

– Ты слышишь меня? Я не собираюсь общаться с твоими друзьями.

– Ты сделаешь так, как я велел.

– Никогда! Ты мог заставить меня согласиться на этот брак, мог притащить меня в это забытое Богом место, где ты изображаешь из себя императора, но ты не можешь заставить меня притворяться, что мне все это нравится. – Она встала на ноги. – Я не твоя собственность. Я не… Что, черт возьми, смешного я говорю?

Рэйф с улыбкой приближался к ней. Положив руки ей на плечи, он притянул к себе ее неподатливое тело.

– Прекрасное выступление. Я бы даже сказал, блестящее. Но ты не права. Я могу делать с тобой все, что пожелаю. Ты – моя жена, моя собственность.

– Просто средневековый бред какой-то…

Карин говорила резко, но голос ее дрожал. Отлично, пусть боится. Это расплата за все эти недели, когда она ходила по его дому, как по отелю, как будто она царствующая особа, почтившая его своим визитом, а он – последний из слуг…

– Ты пытаешься напугать меня, Рэйф, но я же не дура. Это цивилизованная страна, и в ней есть законы.

– Законы есть, но они очень отличаются от законов твоей страны. – Его взгляд опустился к ее губам, затем вновь поднялся, чтобы встретиться с ее взглядом. – Поначалу я был готов оставить все как есть, чтобы мы продолжали жить в этом доме, как чужие.

– Мы и есть чужие. У нас нет ничего об…

Он поцеловал ее прежде, чем она успела закончить предложение. Его губы были удивительно нежными, несмотря на злость. Когда она попыталась отвернуть голову, он сжал ее ладонями и усилил поцелуй, пока она со вздохом не сдалась.

– О, я бы мог взять тебя силой, но я не стану.

– Тогда… зачем…

– Мужья и жены не должны спать раздельно.

– Я не собираюсь спать с тобой, Рэйф.

– Сегодня ты будешь спать в моей кровати, просто спать. Но я обещаю тебе, что любовью мы обязательно займемся, но только тогда, когда ты сама попросишь меня об этом.

Карин издала нервный смешок.

– Ты находишь это смешным?

– Я нахожу смешным то, что ты мог подумать…

Он наклонил голову и целовал ее с медлительной нежностью до тех пор, пока не почувствовал первый робкий отклик ее тела, не услышал тихий стон. Языком он раздвинул ее губы, прося впустить его в сладостное тепло ее рта, и он уже почти достиг заветной цели, когда почувствовал, что Карин схватила его за руки, пытаясь высвободить свое лицо.

И пусть это стоило ему невероятных усилий, Рэйф отпустил ее и сделал шаг назад.

– Ты говорила, что у нас нет ничего общего, но сама видишь, как ошибалась. Может быть, это и не то, что каждый из нас ожидал, но у многих пар нет даже этого. – Не отрывая взгляда от ее лица, он провел тыльной стороной руки по ее щеке, горлу и задержался на груди. У Карин перехватило дыхание, что не укрылось от него. – Ты еще будешь умолять взять тебя, Карин. Я обещаю тебе это.

– Никогда, – прошептала потрясенная Карин. – Клянусь тебе, Рафаэль Альварес, что тебе этого не дождаться.

Он ухмыльнулся и, наклонив темноволосую голову, приник к пульсирующей жилке на шее Карин.

– До вечера, – нежно пробормотал он.

Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы оставить жену и выйти за дверь.