Олигарх 3

Глава 10

Взвесив все за и против мы все-таки начали высадку не на Пеликане, а берегу залива напротив на западном берегу залива, рядом с большим пресным озером, которое через короткую протоку изливалось в залив. Само озеро питалось всего лишь одним большим ручьем.

Южнее и западнее места высадки болотистая равнина, но вполне проходимая. Мишель сказал, что это озеро называется Мозес, а ручей Мозес — Байю.

Название озера нас вполне устроили, а вот ручей мы решили просто называть Мозесом без добавления слова байю.

Наше поселение решили сразу называть городом Техас.

Севернее места высадки были леса, где росли сосны и деревья очень похожие на дубы. Там мы сразу же начали их валить для строительства поселка и порта.

Главную опасность для нас представляли миссисипские аллигаторы, которых здесь было предостаточно. Поэтому ко всем советам относительно безопасности Мишеля относились крайне серьезно.

С собой мы привезли достаточное количество различных орудий труда и два десятка лошадей. «Валенсия» уже вечером ушла на Пинос, она должна привезти нам лошадей, КРС и птиц, кур и индеек.

А еще через день мы решили не задерживаться и отправляться в Россию, триста семей это капля в море, что бы здесь встать твердой ногой, нужны тысячи, вернее даже десятки и сотни тысяч.

Первого февраля я был в Лондоне, а пароходы пошли в Любаву. Идти в Усть — Лугу нет смысла: Финский залив и наша губа покрыты льдом. Пока они будут стоять и готовиться к следующему рейсу, Сергей Петрович должен организовать отправку оттуда еще ста пятидесяти семей староверов.

Известия из Польши радуют, события развивались немного не так как я знал.

Наместник Великий князь Константин был ранен во время нападения на Бельведер и не успел наделать глупостей, умерев на следующий день.

В итоге часть польской армии сохранила верность Государю и отошла в Россию на соединения с полками, выступившими на подавление восстания.

Государь всякие переговоры с мятежниками отверг и двинул на Польшу сразу же большие силы. Польские полки в подавлении восстания не участвуют.

Русскими войсками руководит генерал-фельдмаршал Паскевич, фельдмаршал Дибич внезапно скончался, заболев холерой, в русских полках внезапно произошла вспышка. Польское восстание нарушило антикарантинную систему в армии на Юге России и ког-то из больных офицеров из балканских частей проморгали.

Хорошо, что Иван Федорович сразу же вмешался в это дело. Он не просто потребовал ответа от армейского штаб-лекаря, но и выслушал его доклад, вник в него и своей властью придал всем рекомендациям лекарей силу его собственного приказа.

Вспышку быстро подавили, кроме фельдмаршала Дибича погибло еще полтора десятка солдат и офицеров. Офицеров и генералов, не соблюдающих рекомендации докторов Паскевич пообещал отдавать под суд за государственную измену.

Делать в Европе мне совершенно нечего, клуб молчунов теперь много лет будет приносить свой стабильный регулярный доход, играть на бирже ставок и на фондовой по крупному не на чем, да и не надо. Не буди лихо, пока тихо. Никто ничего в июле 1830-ого не понял и это очень замечательно.

Пришло время спокойно претворять в жизнь свои планы.

Соня категорически не желает оставаться больше в Англии и несмотря на большой срок беременности настроена ехать домой.

Спорить с женой я не стал и мы неторопливо направились в наши пределы, через Голландию, Северную Германию в Берлин, оттуда в Кенигсберг и Любаву.

Когда мы приехали в Любаву наши пароходы были готовы к отходу. Сергей Петрович великолепно справился со своей задачей.

Они не отходили, ожидая меня. Главная причина смена капитана на «Американце», Вероника тоже ждет ребенка, срок небольшой, но сильный токсикоз. Да и Николай очень устал, все-таки ранения и плен даром не прошли, он конечно молчит, но Матвея не проведешь и я не слепой.

Первого марта пароходы пошли в Америку, Николая на капитанском мостике сменил Павел Александрович и в этот вечер пришли новые известия из Польши. Состоялось сражение возле деревни Грохов под Варшавой.

Нехватка командного состава и большое количество слабо обученных добровольцев в польской армии оказалось решающим с этой битве.

Несмотря на упорное сопротивление сражение, длившееся целый день закончилось закономерным поражением поляков. Вечером польские войска, совершенно расстроенные, стали отступать в предмостное укрепление Прагу, а оттуда в полном беспорядке потянулись через мост в Варшаву.

Потери были огромные с обеих сторон, примерно по десять тысяч. Преследуя отступающих поляков, русские полки еще поздно вечером начали переправляться через Вислу и утром поляки капитулировали.

Начатая вечером переправа представляла большой риск, русская армия к длительной компании еще была не готова, была нехватка всего от личного состава до сухарей. Как выкручивались армейские лекари было вообще непонятно. Командующий заявил им, что даже боевая обстановка для них не будет оправданием в случае очередной вспышки.

На мой взгляд решающим в успехе лихого наскока на Варшаву, приведшего к капитуляции противника, было личное поведение Ивана Федоровича.

Он чуть ли не в первых рядах, на боевом коне переправился через Вислу и это сразу же воодушевило русские полки и подняло их боевой дух, существенно пострадавший после тяжелого сражения. А увидевшие это поляки окончательно пали духом, они расценили это как признак того, что русские настолько сильны, что даже командующий не опасается переправляться с передовыми частями.

Хотя в тот момент смелая атака даже тысячи тех же драгун выбила бы наших на левый берег. А польской кавалерии в тот момент было в Варшаве предостаточно. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Паскевич подтвердил свою репутацию одного из лучших полководцев богатой военной России и блестяще закончил премерзопакостнейшую военную коипмнию, как говорится дешево и сердито.

Информатор Сергея Петровича оказался еще и неплохим аналитиком. Самым пикантным было то, что его письмо нам доставил жандармский офицер вместе с последними новостями из Варшавы.

В письме господина информатора были некоторые подробности разгрома поляков, информация о ранении генерала Хлопицкого и его пленении. В плен был взят и капитан Высоцкий, который надо отдать ему должное, сражался до последнего и его пленили только когда он раненый упал, потеряв сознание.

Отдельные польские отряды начали отходить к прусской и австрийской границам. Не знаю как пруссаки, а австрийцы их примут. В этом я не сомневался ни на грамм, имел уже счастье убедиться в их «любви» к нам.

Самым интересным в письме информатора были его размышления о причинах поражения восстания, несмотря на почти единодушную поддержку восставших шляхты, студенчества и широких слоев городских рабочих.

Главным по его мнению было безразличие польской деревни. Простые деревенские поляки не пошли за своими гонористымии панами и речи тех же студенческих агитаторов их не воодушевили, в народе еще была сильна память о временах Речи Посполитой и об огромных потерях в безумных войнах императора французов. Аналитик однако, в корень зрит.

Соня после «расставания» с просвещенной Европой чувствовала себя плохо и как только мы закончили отправку пароходов, попросила скорее ехать домой.

То, что жене нездоровится я видел и сам, поэтому мы не остались даже ночевать в Любаве и тут же отправились в дорогу, Маквею я доверял и лучше будет если супруга будет под его присмотром.

Как только мы приехали, Матвей сразу же сказал, что Соне скоро рожать и послал за нашей семейной акушеркой. Он её очень ценил и говорил, что у неё золотые руки.

И как в воду глядел.

Роды у Сони начались сразу же как приехала Пелагея Никифоровна и как потом сказал Матвей, если бы не её золотые руки остался бы я вдовцом, потеряв и жену и ребенка.

Роды пошли как-то ни так, у ребенка выпала ручка и Соня ни за что не смогла бы родить сама. Наша акушерка с ситуацией справилась, но роды очень затянулись и жена после них долго не могла встать.

С ребенком, а это опять был мальчик, его мы назвали Александром, все было хорошо. И хотя Матвей с Пелагеей Никифоровной в один голос уверяли меня, что три беременности за три года и проблемы в последних родах не взаимосвязанны, я решил, что в ближайшие годы Соня больше рожать не будет. У нас уже четверо детей и вполне можно притормозить или даже и остановиться.

До самой Пасхи, а она в этом, 1831-ом году, была 19-ого апреля, я постоянно был дома с женой и детьми, практически не занимаясь никакими делами.

Соня хотя и не жаловалась, но я видел насколько она плохо себя чувствовала.

Матвей сразу же после родов послал гонца в Арзиново и через полтора месяца после сониных родов оттуда прибыла посылочка с очередным снадобьем тетки Анфисы и подробной инструкцией как его пить.

Одной из главных причин негатива к нашим методам лечения холеры, было то, что Матвей везде говорил о действенности эликсиров наше целительности и это вызвало к многих его коллег совершенно неадекватную реакцию и я поражался как он еще не вызвал на дуэль своих «оппнентов».

Но на третий день применения арзиновских эликсиров Соня стала выздоравливать, процесс выздоровления пошел ни по дням, а по часам и на Пасху она вместе со мной отстояла всю праздничную службу, но на окончательном вердикте Матвея это никак не отразилось, накануне он сказал, что по его мнению моей жене больше рожать нельзя.

Я очень этому удивился и потребовал объяснений. Но доктор Бакатин пристально осмотрел меня с ног до головы и с ледяным спокойствием выдал ответ:

— Вы, Алексей Андреевич, мне иногда говорите такие вещи, что не знаешь, что и думать, не то что говорить. Я не могу вам ответить на ваш вопрос, считайте, что я вам сказал абсолютную истину.

После этого я ничего не говоря Соне решил, что рекомендацию Матвея обязательно выполню.

За время время моего домашнего пребывания окончательно стало понятно, что польские потрясения закончились, последних шустрых угомонили, пруссаки всех перебежчиков выдали, а австрийцы, как я и предполагал нет. Государь уже озвучил что в Царстве Польском грядут большие перемены.

Несмотря на явную лживость рассказов поляков, убежавших за границу о зверствах нашей армии при подавлении восстания, в «просвещенной» Европе начал распускаться ядовитый цветок махровой русофобии.

Летом 1831-года единичные случаи холеры были были повсеместно по всей России до самой первопрестольной, а в западных губерниях России и Прибалтике, там где в той или иной степени было влияние Польского восстания, были небольшие вспышки. Больше всего холеры было в Польше. Холера появилась в западной Европе.

Наши попытки достучаться до их врачей оказались тщетными.

О польских делах я узнал от Бенкендорфа, когда получив приглашение, ожидал аудиенции Государя в Зимнем дворце.

Игнорировать мое влияние на последние российские дела становится неприлично и Николай Павлович решил лично мне выразить свою благодарность.

Аудиенция как всегда длится недолго, царь-батюшка интересуется здоровьем моей супруги, затем говорит какой я молодец, особенно на холерном фронте и говорит, что во многом был прав в своих оценках польских дел.

И вот тут у меня возникает острейшее ощущения, что сейчас он скажет самое главное, зачем я оказался пред его очами.

— Скажите, князь, у вас не пропало желание лично поучаствовать в освоении наших далеких окраин?

В этот момент мне подумалось не о далеких окраинах, а о Техасе, знает ли он что я самым наглейшим образом собираюсь вмешаться в мексиканско-сэшэашные дела? Но сейчас прямой вопрос немного о другом, надо думать, что термин далекие окраины означает Дальний Восток и Аляску.

— Если вы, Государь, под дальними окраинами подразумеваете Дальний Восток и Аляску, то не пропало.

— Мне сообщили, что вы желаете привлечь для своих целей там и в других отдаленных краях какое-то количество казаков и тех, кто стоит в оппозиции нашей вере? — витиевато что-то Государь Император выражается, можно и попроще было бы.

— Да, Государь. Я думаю, что от раскольников России-матушке будет больше проку там, а не здесь.

— Хорошо, князь. Только держите их в крепкой узде. И можете привлекать государственных преступников, если они изъявят желание. Только первый разряд по делу 14-ого декабря привлекать с Нашего Высочайшего Дозволения.

Император прошелся по кабинету, оставался еще один маленький вопросик — мой правовой статус в этих предприятиях.

— Если вы, Алексей Андреевич, пожелаете стать акционером Российско-Американской компании, то возражений не будет. И огромная просьба лично ознакомиться положением дел в компании как можно скорее.

Возвращаясь домой я думал о том, что император сумел поразить меня. Пускать рулить в России он меня явно не желает и поэтому дает карт-бланш на любые дела восточнее Байкала, что надо сказать нашу персону вполне устраивает. Вот только вопрос, долго ли будет длиться эта монаршая благосклонность?

Но сейчас надо на всю катушку использовать разрешение привлекать казаков и быстрее сваливать из Питера в те места, об этом заявлено открытым текстом.

Последние пару недель я думал, а не отложить ли немного осуществление своих планов на Дальнем Востоке, ну хотя бы на годик.

Софья Андреевна окончательно окрепнет. Дети немного подрастут и можно будет их оставлять на теток и нянек, а мы будем как два голубка всегда вместе.

А тут тебе открытым текстом говорят, что вашей светлости надо как можно быстрее убыть на самые далекие российские окраины.

Соня конечно была очень расстроена тем, что ей опять придется сидеть на берегу и ждать моего возвращения, но перечить Государю сейчас явно не следует. И в кои-то веки он еще разрешить привлечь мне казаков для участия в моих предприятиях. Я ведь грешным делом побаивался, что за самовольное по сути привлечение уральских казаков получу по шапке.

В итоге мы с Соней решили, что после следующего лета она всегда будет везде со мной.

Чтобы впредь не зависеть от капризов природы на Балтике, я решил главным портом для организации походов в Америку сделать Любаву.

У меня конечно чесались руки на Одессу, но проливы штука темная и не предсказуемая. Пока войн на Балканах вроде не предвидеться, но история уже чуть-чуть пошла не так, как я её знаю, а там всё не предсказуемо. Да и надо держаться поближе к Усть-Луге, первый свой судостроительный завод я планирую поставить именно здесь.

Двадцать пятого мая начали возвращаться пароходы из Америки. И пришло еще два парохода из Генуи, «Херсонес» и «Ермак», предназначение второго ясно было из названия.

В Генуи должны для меня построить еще два парохода, экспериментальный с винтом и ледокол. Это должен быть винтовой пароход с полуметаллическим корпусом, вся передняя часть должна быть из металла с усиленным ледокольным носом. Идея построить ледокол с винтом забуксовала и он будет колесный.

Форму ледокольного носа для Антонио нарисовал я. Он толще кормы и бортов, тупой и как бы наползает на лед. За счет этого корабль должен как бы ломать лёд.

После этого верфь Марино продолжит строить пароходы, в том что заказы будут никто не сомневается, но синьор Антонио займется другим делом: строительством двух судостроительных заводов: Балтийского в Усть-Луге и Коломенкого для речных пароходов.

Из Любавы мы будем ходить со следующих рейсов, когда капитаны будут видеть что заход в Усть-Лугу невозможен из-за ледовой обстановки. Но сейчас май месяц и Лужская губа приветливо встречает наши пароходы.

После аудиенции у Государя я лихорадочно опять инструкции своим людям, главные химикам и братьям Петровым.

Химики должны заняться созданием резины, я им сказал, чтобы они экспериментировали с реакциями каучука и серы. Их задачи открыть и изучить процесс вулканизации.

Братья наконец-то заканчивают Главное инженерное училище, выпускаются полевыми инженерами-подпоручиками в Петербургскую инженерную команду и к концу года должны подать в отставку и года получить увольнение от военной службы. Я надеялся, что с проблем этим не будет.

Николай конечно хотел бы ходить на «Ермаке», но уходить на полгода, а то и больше от Вероники было через чур. Поэтому он принял «Херсонес» и будет отвечать за рейсы в Техас. У нашей англо-испанки оказался железный характер и мужа похоже без ума любит. Поэтому она мне сама завила, что пусть Николай лучше ходит в море, чем будет на берегу чахнуть. а она не хуже других и подождет его.

В Тихий океан пойдут капитан Берсеньев на «Дежнев» и капитан Артемов на «Ермаке».

Русский капитан 2-ого ранга Дмитрий Антонович Артемов был опытным моряком, ходил однажды в кругосветку и ко мне пришел по рекомендации дяди Матвея.

Главной проблемой рейсов Тихий океан был уголь. Я лично не знал,где мы можем заправится углем. Но капитан Артемов уверенно сказал, что уголь есть в Новом Южном Уэльсе Австралии и в Чили в местности Талькауано недалеко от города Консепсьон в центральном Чили.

Там, с его слов уже много лет добывают дешевый и качественный уголь, пласты которого лежат чуть ли не на поверхности.

В Техасе со слов крестного все идет своим ходом. Город и порт строится. Остин со своими колонистами субсидировали нам сотню лошадями, да и «Сарагоса» уже несколько раз сходила на Кубу и привозит в основном скот.

Казаки уже все естественно сели на лошадей и вполне освоились с местными лошадками.

Удивительное дело, но мексиканцы не проявляют к пришельцам никакого интереса, а мы естественно тоже пока избегаем контактов с ними.

Северо-западнее городка распахали большое поле целины и засеяли пшеницей, рожью, ячменем, овсом и кукурузой.

Что это за зверь нашим мужикам показали колонисты Остина, которые уже дважды наносили к нам визиты.

Среди своих несколько раз возникали небольшие трения на бытовой почве, только один раз возник спор на мировоззренческой почве, но его быстро пресек отец Гавриил.

В нашем городке налажено производство кирпичей и уже в проливе возводятся настоящие кирпичные укрепления.

Первого июня мы вышли в очередной рейс в Америку. На этот раз у нас был настоящий интернационал, кроме наших староверов и еще двух десятков казачких семей, в Америку шло девятнадцать греческих семей и в Англии мы взяли на борт десять ирландских семей.

Вместе мы идем до Гаваны, там тихоокеанский отряд заправляется в первую очередь углем и идет через мыс Горн в Петропавловск. Это программа минимум.

Программа максимум — это заход в Калифорнию, в порт Румянцев, окно в мир нашего поселения крепость или селение Росс.

Это больше сорока тысяч километров, вернее даже не меньше сорока двух, в милях не меньше двадцати тысяч. Если нам удастся идти со средней скоростью восемь миль в час, то чистое время похода составит не меньше четырез с половиной месяцев.