Операция «Рокировка»

Глава одиннадцатая

Хохлов побледнел, хлюпнул носом и вытер рукавом выступившую на лбу испарину. Руки его не то чтоб сильно, но вполне заметно дрожали.

— К-командир, это ловушка…

— Не понял тебя? Где?

Вместо ответа Хохлов сделал широкий круговой жест.

— Кабинет заминирован?! Позвать Петрова? — Малышев еще раз, более внимательно осмотрел помещение.

Вместо ответа Хохлов помотал головой и прямо через разбитую дверцу достал из стеклянного шкафа несколько марлевых повязок. Одну протянул Малышеву, вторую быстро нацепил на себя.

— Н-адевай… — голос врача звучал чуть глуховато, но по-прежнему встревожено. — Может, еще не поздно.

Капитан не стал допытываться и выяснять причину, если медицина считает что это необходимо, лучше прислушаться. Доктору виднее. Уточнил только после того, как крепко затянул тесемки.

— Объяснишь?

— Обязательно, — Хохлов зло плюнул на труп немца. — Ублюдки… Н-ничего святого… Надо н-немедленно всех детей в-вернуть обратно в боксы! — на Хохлова было страшно смотреть. От волнения он даже заикался меньше чем обычно. — Быстрее, командир! Б-быстрее!

Малышеву приходилось видеть, как в секунду поседел сапер, когда услышал щелчок предохранителя, а фугас после этого не взорвался. Так вот, лицо у военврача сейчас было точь-в-точь, как у того солдата, — заглянувшего в глазницы смерти, но неожиданно получившего отсрочку. Капитан обвел взглядом помещение, но ничего, хоть отдаленно похожего не увидел.

Письменный стол, пара медицинских шкафов с разбитыми стеклами. Два перевернутых набок стула, кушетка. Вешалка для одежды… На ней два халата и офицерский китель. У окна — ничком труп немца в одних подштанниках. На кушетке — лицом к стене молодая женщина в ночной рубашке. Мертвая. Осколки гранаты посекли ее так, что от крови белая ткань стала алой. На полу штаны от мундира, сброшенные взрывом папки, рассыпавшие по комнате какие-то бланки, документы и исписанные листы бумаги.

— Ничего не понимаю.

А Хохлов тем временем выбежал на улицу, сорвал с плеча автомат и выпустил в воздух длинную очередь.

— Внимание! Боксы н-не открывать! К детям не п-прикасаться!

— Что случилось? — из-за угла здания показался старшина Телегин.

Дверь барака хлопнула и почти одновременно наружу выскочил поляк-проводник и младший сержант Гордеева.

Затрещали кусты и с автоматом наизготовку на свету возник Пивоваренко.

— Что за шум, медицина?

— Всем оставаться н-на местах! — закричал Хохлов, внося еще большую сумятицу.

— А что случилось-то? — Оля шагнула вперед.

— С-стой! — врач замахал на девушку руками. — Никому не п-приближаться!

— Смирно! — Малышев понял, что пора вмешаться и прекратить панику. — Группа, слушай мою команду! Всем оставаться на своих местах, вплоть до особого распоряжения! Капитан Хохлов! Ко мне!

— Командир, ты не…

— Отставить! — Малышев, когда хотел, мог одним только голосом, заставить встать по стойке смирно оплывшего на весеннем солнышке снеговика. — Ко мне!

Хохлов непроизвольно подтянулся и даже попытался изобразить строевой шаг.

— Т-товарищ капитан, капитан медицинской с-службы…

— Отставить, — козырнул Малышев. — Приказываю прекратить панику и доложить, как положено! П

— Мы в-в ловушке.

— Попрошу по существу!..

— Дети заражены. Любой к-контакт с ними с-смертельно опасен. Эти нелюди п-превращали их в биологическое оружие. Я еще не п-просмотрел журнал до конца, но д-думаю, что кроме новеньких, все дети носители с-самых смертоносных вирусов. Мы должны в-возобновить изоляцию!

— Что мы должны сделать?

— Всех запереть обратно в-в боксы! — военврач отвечал негромко, но твердо. Видимо, первый шок уже прошел. — А также, — его взгляд мазнул по Оле и поляку, — изолировать в-всех тех, кто уже имел с ними непосредственный к-контакт.

— Погоди, Сергей Фомич… — Малышев мотнул головой. — То есть, как изолировать? А зачем же мы их у фрицев отбивали?

— На этом и с-строился расчет… — потемнел Хохлов. — Н-на милосердии… Что сделают с-советские солдаты, наткнувшись на такой лагерь? П-правильно, освободят, накормят, обогреют и в тыл отправят. А у большинства б-болезней, которые я успел заметить в бюллетенях, инкубационный п-период — месяц и больше. Как раз хватит, чтобы детишки успели к своим д-добраться… Заражая по пути всех, с кем будут общаться. И вспышка множественных очагов эпидемии в стране г-гарантированна. Никакой карантин не п-поможет. Каждый из них, пока обнаружат след, сопоставят и сделают выводы успеет з-заразить тысячи людей. А те, в свою очередь… — Хохлов замолчал.

Малышев представил себе обрисованную картину и судорожно сглотнул.

— Мама родная, это ж… Вот, суки!

Потом до него окончательно дошел смысл сложившейся ситуации.

— Сергей Фомич, надеюсь… ты не предлагаешь их всех уничтожить?

— Мы же н-не фашисты, командир… — опять вытер лоб военврач. — Немцы скрупулезны во всем, а если з-знать наверняка: кого от чего лечить, причем задолго до того, как вирус активизируется, — шанс на п-положительный исход очень неплохой. Т-только, как ты понимаешь, для этого нужны медикаменты и время.

— Твое предложение?

— Ну, во-первых, п-пусть те из наших, кто входил в бараки, не приближаются к тем, кто оставался снаружи. Во-вторых, — мне и всем тем, кто мог заразиться, п-придется остаться здесь. Под моим наблюдением.

— Йоперный театр! Вот влипли! — Малышев стукнул кулаком в ладонь. — На ровном месте, без боя потерять половину группы! И какую?! Проводника, радистку, старшину и врача!.. А по другому никак?

— Можно, — кивнул Хохлов. — Но без гарантии. С вероятностью п-пятьдесят на пятьдесят, что через несколько дней в горячке свалятся все. Успев з-заразить и тех, к кому направляемся на встречу.

— Черт!.. Умеешь ты успокоить…

Малышев присел прямо на землю, по-турецки скрестив ноги, и вытащил сигарету.

— Группа, вольно. Можно курить. Друг к другу лучше пока не приближаться, независимо от того: кто где находился…

— Андрей, — старшина Телегин окликнул командира с того места, где его застиг приказ. Рядом с углом здания. — Меня не торопись списывать. Я внутрь не успел зайти. Захотелось до ветру… Ну и задержался маленько, вот…

— Спасибо, старшина… Хоть что-то приятное. Жаль, что ты проводника за компанию не прихватил. Нам без него, через эти чертовы болота, все равно вовремя не поспеть.

— А кум зачем? — возмутился поляк. — Пусть пан капитан не переживает. Кубусь нас в эту историю втравил, ему и вытаскивать. А леса он не многим хуже меня знает. Доведет, как миленький.

— Думаете, — от второй хорошей новости Малышев заметно приободрился.

— А то… — усмехнулся Збышек. — Если некому, то кум куму… Эй, Кубусь! Покажись людям!

— Чего? — старший Залевский словно не слышал пальбы Хохлова. — Бал закончился, пора по домам расходиться?

— Как бы не так, — в тон ему ответил Збышек. — Вот теперь как раз все только начинается. Впрочем, малого можешь отправить на хутор, чтобы Кася не волновалась. А сам — готовься к новой выцечке* (*пол., - прогулка).

— Шутишь?

— Не приближайся! Як Бога кохам! — видя что кум хочет подойти, воскликнул Збышек. — Стой, где стоишь! Шутки закончились! Последняя была швабов. И нам всем теперь долго предстоит веселиться. Как бы со смеху не лопнуть…

— Не понимаю?

— Ты знаешь, что в этом лагере происходило?

— Откуда? — пожал плечами Куба Залевский. — Я же только издали за ними наблюдал.

— Швабы детей разными болячками заражали, чтобы те, выйдя на свободу, разносили их дальше.

— Пся крев! — выругался хозяин лесного хутора. — Вот лайдаки! Чтоб им подохнуть всем, один поперед другого! Швабам, то есть… И что теперь?

— Да ничего страшного. Доктор у русских хороший. Вылечит. Беда в другом, кум. Меня вместе с ребятишками в карантин определили. Значит, друзей наших к замку графа Соколовского тебе отвести придется.

— Тьфу на тебя, пердун ты старый, я уж было всерьез испугался!.. А это ерунда… Отведу, конечно. Почему не отвести хороших людей? Может, они по пути, еще с десяток-другой швабов пристрелят… — Куба Залевский широко перекрестился. — Пусть пан Бог будет нам всем в помощь.

Отделив здоровых от условно больных и взяв с товарищей слово, что они не будут нарушать условий карантина, Хохлов повел Малышева в кабинет начальника лагеря. Журнал регистрации болезней лежал сверху на столе, но военврач заприметил в углу за шторкой для переодевания, что-то вроде несгораемого шкафа. И Сергей Фомич очень опасался, что самый главный и неприятный секрет изуверской лаборатории они еще не раскрыли.

— В-вот… — военврач отодвинул ширму и продемонстрировал командиру сейф.

— А ключ?

— Я н-не видел… — мотнул головою Хохлов. — Всех н-немцев я не обыскивал, но что у той п-парочки его нет, м-могу утверждать. Осматривал их одежду т-тщательно.

Малышев заглянул в ящики стола, обвел взглядом помещение, высматривая место, где можно хранить ключ. Чтоб и неприметно для посторонних глаз положить, и одновременно, не слишком хлопотно было доставать, когда сейф понадобиться открыть. Но ничего подходящего не заприметил. Провел ладонью снизу по подоконнику, приподнял горшок с геранью и пожал плечами.

— Да наплевать… — открыл окно и высунулся наружу. — Петров! Виктор! Подь сюда. Работа по твоему профилю нарисовалась.

— Нормальный у меня профиль, — наигранно весело огрызнулся тот, прикасаясь к мясистому носу. — Особенно, если с доктором сравнивать. В нашем роду все мужчины такие… видные. С деда-прадеда… Природные русаки.

— Шутник… — хмыкнул Малышев. — Я не Геббельс чтоб твои данные с шаблоном сравнивать. Шнифером* (*жар., - взломщик) поработаешь? А то у нас тут сейф закрытый и без ключа.

— Распахнуть или приоткрыть? — деловито осведомился сапер.

— Лучше так, чтобы внутренности в целости сохранились. Доктор считает, что там еще кое-какие важные секреты хранятся.

— А м-может и не только с-секреты… — уточнил Хохлов. — П-пробирки со штаммами болезней обычно в-в холодильнике держат, но м-мало ли. Так что, Витя, ты н-на самых мягких лапках сделай. П-пожалуйста… У нас и так здоровых в группе осталось — р-раз-два и обчелся.

— Я понял, — кивнул сапер, входя в комнату и разминая пальцы, будто пианист перед концертом. — Ну, и где тут у нас пациент? Ага, вижу… А вы, товарищи офицеры, в сторонку отойдите. Свет загораживаете. И не волнуйтесь, не волнуйтесь. Сейчас все спроворим в лучшем виде. И высморкаться не успеете, как шашка прыгнет в дамки. Это нам, что семечек налузгать…

Петров постучал костяшками по железному боку сейфа. Потом — по дверке. Вынул из кармана какую-то железку. Сунул ее в замочную скважину, повернул ручку, дернул особым способом, одновременно прижимая коленкой дверцу внизу. Внутри несгораемого шкафа что-то противно хрустнуло, и сапер отошел в сторону.

— Шубки и жакеты, кольца и браслеты, разве ж я тебе не покупал… — пропел он пару слов из популярной воровской песенки. — Готово. Можно пользоваться…

— Капитан, а ты до войны чем на хлеб с маслом зарабатывал? — Малышев с удивлением посмотрел на Петрова. — Больно ловко у тебя получилось. А говорил, что на химика учился…

— Разве ж это сейф? — пренебрежительно махнул рукою сапер. — Этажерка металлическая, не больше. От огня упаковка, чтоб при пожаре не все сгорело… сразу. Так что, получите и распишитесь.

— П-потом, — Хохлов отстранил Петрова. — А теперь п-попрошу мне не мешать. И лучше, если с-с улицы п-понаблюдаете.

— Не вопрос, — капитан Малышев ловко перемахнул через низкий подоконник. — Мне сейчас болеть недосуг. Ты только не копайся там, лады? Время бежит, светает скоро, а нам еще топать и топать…

— Вот и не з-задерживайте меня.

Военврач подождал пока сапер шагнет за порог кабинета и только после этого осторожно открыл дверцу. К счастью, в шкафу не было ничего кроме нескольких гроссбухов.

Хохлов взял верхний. Открыл и начал читать. Через несколько страниц отложил и взял второй. Его он уже просматривал бегло. Третий — только полистал. Потом взял, лежащий отдельно, журнал регистрации и расшифровки телефонограмм и прочитал последнюю запись.

— Понятно…

— Что именно? — тут же отозвался Малышев, стоящий хоть и снаружи, но рядом с окном.

— В-в общем, командир, у меня, как в анекдоте, две н-новости: плохая и хорошая. С-с которой начнем?

— Я вижу, Сергей Фомич, что сапер и тебя заразил? — построжел голосом Малышев. — Весело вам, да? Шутки-прибаутки, блин горелый.

— Н-не заводись, Андрей, — примирительно произнес военврач. — Т-такая реакция на стресс, вполне н-нормальна. Это я тебе как врач говорю.

— Да? Ну, если нормальная, то начинай с хорошей.

— Я нашел для вас п-подходящий транспорт. Чтоб почти до м-места встречи добраться, без остановок и п-пересадок.

— Здорово, — серьезно ответил Малышев, видя что на этот раз военврач не шутит. — А какая плохая?

— Н-на нем сюда утром н-немцы приедут…

Петров, стоящий рядом с командиром, не сдержался и фыркнул.

— Точно, как в анекдоте.

— Понятно, — кивнул Малышев. — Считай посмеялись. А теперь доложи внятно и подробно. В смысле…

— Я п-понял. Докладываю. Это не просто лагерь, а м-медицинская лаборатория… Язык не п-поворачивается назвать ее н-научной. В общем, здесь не столько изучали с-способы лечения, как методику продления инкубационного п-периода. Так чтоб носитель в-вируса был заразным, но сам не болел, к-как можно дольше.

— Зачем?

— Цель, как я п-понимаю, простая и изуверская. Поскольку п-позволяет заразить максимально большее количество людей, к-которые до какого-то определенного времени будут оставаться з-здоровыми, а потом — п-под воздействием какого-то фактора — раз, и разразится н-невиданная эпидемия. Одновременно п-по всей стране. Не зря здесь только дети из Советского Союза. В-впрочем, где-то еще, м-могут находиться аналогичные лагеря, но с детьми д-других национальностей.

— Вот сволочи!

— Ф-фашисты… — пожал плечами Хохлов.

— Ну, понятно… А что с транспортом?

— Все эти дети уже более-менее удовлетворяют п-поставленные требования и завтра… в-вернее, уже сегодня утром за ними п-приедут.

— Час от часу не легче… — Малышев, словно ища поддержки, оглянулся на сапера. — Что же тут хорошего? Мы же не успеем увести детей. Еще один бой? Какими силами? Ведь для транспортировки полторы сотни заключенных, пусть и детей, фрицы не меньше взвода охраны пришлют.

— А вот и нет, — отрицательно помотал головою Хохлов. — Это ж н-не просто заключенные, это б-биологическое оружие. И проходит совсем п-по другому ведомству. За ними пришлют специальные грузовики, а с-сопровождение будет в защитных костюмах, резиновых п-перчатках и п-противогазах.

— Думаешь?

— Ну, в-варианты, конечно, возможны. И стопроцентной г-гарантии дать нельзя. Но вероятность изложенного х-хода событий достаточно высока, чтобы п-принять ее за руководство для дальнейших д-действий.

— Здорово, — уважительно прищелкнул языком сапер. — Так завернуть надо как минимум аспирантуру закончить.

— В резиновых перчатках не постреляешь, — выцепил главное Малышев, уже разрабатывая в уме план боя. — Машины нам достаточно одной… Если перенести на вышку у ворот и второй пулемет, а группу расположить… Интересно, интересно… А что, машины Nebeltruppen* (*нем., - туманные войска, химическая служба) действительно не подлежат проверке? Откуда сведения?

— Ну что ты, командир. Такое в принципе невозможно… — усмехнулся военврач. — Но интуиция мне п-подсказывает, что желающих остановить спецтранспорт и подвергнуть д-досмотру без конкретного приказа, особенно, если из кабины в-взирают «чудовища» в противогазах, даже среди полевой ж-жандармерии, будет исчезающе мало.

Малышев вспомнил последние довоенные учения, когда курсантам приходилось преодолевать задымленный район с использованием индивидуальных средств противохимической защиты, то — как при этом выглядели его товарищи и ухмыльнулся.

— А ведь сработает, черт меня дери… Действительно сработает. Молодец, Сергей Фомич. Выношу тебе благодарность.

— С-служу трудовому народу!

Пять тентованных пятнистым брезентом грузовиков выползли из леса ровно в одиннадцать тридцать, как и было указано в телефонограмме. Двигалась колонна, как и предположил Хохлов, без сопровождения. Да и чего им опасаться в своем тылу?

Помигав фарами, быстрой, размеренно рычащей моторами змейкой машины подкатили к воротам лагеря, даже не сбрасывая газ, явно рассчитывая сходу въехать на территорию. Но лагерь безмолвствовал. Водитель переднего грузовика за несколько метров от ворот дважды коротко и требовательно просигналил, но ничего не изменилось. И он вынужденно затормозил, почти уткнувшись бампером в опущенный шлагбаум.

Из кабины грузовика хорошо был виден пустой двор лагеря и фигура часового на вышке. Он смотрел вниз, удерживая колонну машин в прицеле пулемета. И больше ничего. Никакого движения.

Сидящий рядом с водителем офицер, приоткрыл дверцу, встал на подножку и что-то возмущенно прокричал. Подождал ответа и прибавил еще одну фразу. Громче и резче. Видимо, что-то очень обидное. Потому что в ответ протарахтела пулеметная очередь, изрешетившая и офицера, а заодно и водителя первой машины.

И пока немцы, сидящие в следующих грузовиках, еще не поняли настоящей причины задержки и только недоуменно завертели головами, услышав выстрелы — из леса к грузовикам подскочили диверсанты. Одновременно с обеих сторон. Фрицев выдергивали наружу и кончали ножами. Что бы детей лишний раз не пугать.

И только у предпоследней машины вышла заминка. Увидев перед собою усатое лицо старшины Телегина, ни капельки не похожее на европейца, водитель поднял руки и крикнул:

— Товарищ! Гитлер капут!

— Брянский волк тебе товарищ, — проворчал Кузьмич, но удар придержал.

— Товарищ, я-я!.. — быстро подтвердил немец, видимо только одно это слово и поняв. — Эрнст Тельман! Камрад…

— Чего? — опешил пробегающий мимо Пивоваренко и громко окликнул Малышева. — Слышь, командир. Тут у нас вождь немецких коммунистов объявился.

— Отставить балаган! Вечно ты, Виктор, со своими хохмами! — Малышев быстро подошел к ним. — Старшина! В чем дело? Одного фрица кончить не можете? Откуда здесь товарищ Тельман? Он же в концлагере. Об этом когда еще газеты писали. И потом — фрицу не больше тридцати лет, а Тельману…

— Нет есть товарищ Тельман, — замотал головою шофер, видимо сообразив, что происходит недоразумение. — Их бин Дитрих Хорстман. Их бин коммунист.

— А-а, — протянул Малышев. — Понятно… Товарищ, говоришь? А сам с нами воюешь. Солдат…

— Найн, нихт зольдатен!.. — отчаянно замотал головою пленный. — Их бин… шафёр. Fahrer… Ich musste… Meine Familie… Meine Frau ist… Meine Tochter… Оh, meinem kleinen Else (*нем., - Водитель… Мне пришлось… Моя семья… Моя жена… Моя дочь… О, моя маленькая Эльза).

Немец торопливо расстегнул прорезиненный плащ, вытащил из кармана гимнастерки портмоне и вынул из него слегка выцветшую фотографию. На изрядно потрепанном глянцевом снимке радостно улыбалась молодая белокурая женщина с таким же улыбчивым и кудрявым ребенком на руках.

— Богородица прямо, — проворчал старшина. — И что? Прикажешь нам на нее молиться? Ты видел, скольких таких ангелочков, за которыми ты, кстати, приехал… ваши изверги к смерти приговорили? Нет?.. Так пойдем, покажу!

— Шофер, говоришь? Коммунист? — Андрей понимал чувства Кузьмича, как никто другой. Но знал так же, что всех под одну гребенку стричь нельзя.

— Командир, ты же не хочешь… — начал было Телегин.

— Почему нет? — Андрей еще раз внимательно посмотрел на притихшего немца. — Нам надо добраться на место быстро и не привлекая внимания. А фриц уж точно лучше нас с тобою грузовик водит. К тому же — правила движения в немецком тылу знает. Где газануть, где притормозить или там… просигналить. Сечешь, старшина?

— Да, но…

— Остынь и угости человека сигаретой.

— Обойдется.

— Зря ты так… Не пацан ведь. Должен понимать, что жизнь не только приласкать умеет. Но если не дать человеку шанса, то он так и может умереть врагом или трусом. Знаешь, Кузьмич, я в штрафбате недолго побыл, пару суток всего, но увидел и услышал больше чем за год…

Старшина молча кивнул. Ни один политрук и уж тем более особисты не одобрили бы этого решения, но в словах капитана действительно была простая, житейская мудрость. Без затей… И Кузьмич полез в карман за куревом.

— Сергей Фомич! — Малышев увидел Хохлова, вытаскивающего из соседнего грузовика какой-то чемоданчик помеченный большим белым крестом. — Иди сюда…

— Очень удачная находка… — военврач довольно похлопал рукой по саквояжу. — Тут у них запас разных противоядий. Кое-что очень даже может пригодиться.

— Кузьмич тут, тоже… кое-кого нашел. Поговори с пленным. Объясни. Если просто жить хочет и не вредный, оставь себе в помощь. Куда он отсюда денется… Болота одни кругом. А если решительнее настроен — с нами поедет. Точнее, машину поведет.

Хохлов такому поручению не удивился. Три месяца в штрафбате и военврача научили смотреть на все более философски.

Немец слушал его внимательно и, как заведенный, только головою кивал и поддакивал. Потом произнес что-то скороговоркой и даже кулак поднял в старом антифашистском приветствии.

— Рот фронт!

— Он говорит, что устал бояться. И что готов… — перевел общий смысл разговора Хохлов.

Немец еще что-то произнес.

— А еще Дитрих говорит, что у их офицера, в первой машине, должен быть специальный пропуск. На право проезда в любую зону.

— Вот, — удовлетворенно произнес Малышев. — Уже моя доброта начинает окупаться.

— Лишь бы выделка дороже овчинки не встала, — по прежнему не до конца одобряя поступок командира, проворчал Телегин, направляясь к первому грузовику и обыскивая убитого офицера.

— Ну что, нашел?

— Нашел… Только в нем дырка, товарищ капитан.

— Большая? Очень заметно?

— Нет. Кровью не пропуск заляпан. Так что, если из рук не выпускать, можно пальцем прикрыть. А бумажка знатная. Такие цвета и издалека ни с чем не спутаешь. Может, на лобовое стекло прицепим?

— Фомич, спроси шофера…

Хохлов перевел вопрос и тут же — ответ.

— Нельзя. Пропуск должен храниться вместе с документами старшего колоны или транспортного средства и предъявляется только по требованию.

— Понятно… — Малышев рассеянно кивнул. — Ладно, пора собираться. Скажи, пусть машину выберет, на которой поедем. Лучшую. Чтоб не заглохла на полпути. И если бензин нужен, пусть до полного зальет. В общем, объясни, чтобы как следует понял и проникся. Ехать нам километров двести с гаком. Сюрпризов быть не должно. Скажи, что мы ему верим, но если подведет… то кляйне Эльза вмиг осиротеет. С гарантией.

— Хорошо, Андрей… Только пугать не буду. Со страху человек часто делает глупости. А оно вам надо? Лучше надежды нет допинга, — Хохлов взял у немца фотографию и долго разглядывал. — Какое милое лицо. Даже не вериться, что вот такая же добродушная фрау принесла на свет самое страшное чудовище…

— Майн фрау, я… — улыбнулся шофер. — Майн либен Ирен.

Военврач кивнул и вернул немцу фотографию. Потом взял его за плечо и повел к машинам, попутно разъясняя задачу, поставленную Малышевым.

Дитрих Хорстман слушал внимательно и только один раз быстро оглянулся. Увидел, что никто не смотрит ему в спину и заметно успокоился. Похоже, эти русские не такие уж и страшные, как о них говорит доктор Геббельс.