Орлиный мост

Глава 11

Покинув доктора Полена, Мишель поехал в Лазаль, чтобы еще раз провести тщательный обыск в доме Эмиля. Ему почему-то казалось, что какая-то важная деталь упущена.

Стояла прекрасная погода. Благодаря утреннему ветру жара досаждала меньше, что не могло не радовать.

В дороге Мишель снова проанализировал имеющиеся факты.

Несомненно, что все люди, которых он допрашивал, каждый по-своему, пытались что-то скрыть, используя одну и ту же тактику: говорить, но по сути ничего не сказать или сказать, но как можно меньше.

Будь то Элен, Ноэми, а теперь еще и Полен — никто не хотел говорить правды. Антонен отмалчивался, пока его не свалил недуг. Пьер, брат Тома, явно избегал разговора. Сам же Эмиль говорил лишь намеками, пока не замолчал навеки. Наконец, Вероника — она одолжила свой голос духу, а это, хотя и символически, тоже означало молчание.

И только Тома, умерший пятнадцать лет назад, оказался самым откровенным и честным, опровергнув ложь о своем так называемом самоубийстве!

Молчание… Это слово не шокировало Мишеля. Он привык к нему еще в детстве, когда жил в Бургундии. Для инспектора молчание было естественной сущностью жизни на земле. В молчании разыгрывались драмы, в молчании скрывалась нищета, зарождались любовь и ненависть. Оставалось лишь найти, что скрывалось за этим молчанием.

Подъехав к дому Эмиля, Мишель не мог не испытать чувства сожаления, к которому примешивалось ощущение вины за случившееся. В какой-то мере он считал себя ответственным за смерть этого человека.

Это ощущение еще более усилилось, когда инспектор увидел, что печати на комнатах сорваны и здесь уже кто-то побывал. Посетителю было все равно, узнают об этом или нет, так как он оставил множество следов.

Мишель подосадовал на себя, что не взялся за поиски сразу после того, как унесли тело. Однако его неожиданный приход мог принести плоды. Безусловно, неизвестный искал что-то, что могло его скомпрометировать.

Сначала Мишель прошелся по двум комнатам, обращая внимание на стены, мебель и предметы, которыми пользовался Эмиль. Он хотел прежде всего почувствовать, в какой обстановке жил этот человек, и тогда, быть может, понять, почему его убили.

Старик существовал очень скромно. Минимум посуды в стенном шкафу, почти никаких бытовых электроприборов, маленькая газовая плита с двумя конфорками, на одной из которых все еще стояла кастрюлька для варки кофе, потускневшая, с отбитой эмалью.

В комнате, в шкафу было кое-что из нижнего белья, сорочки с потертыми воротничками, бесформенные свитера и около десятка простыней. В платяном шкафу висел лишь старый серый костюм, сильно поношенный. Вероятно, Эмиль надевал его в самые торжественные дни своей жизни.

Через несколько минут Мишель уже сидел за кухонным столом напротив почерневшего камина.

Он представил себе, как Эмиль, расположившись на этом месте, смотрит на танцующее пламя огня в камине, медленными глотками потягивая кофе. О чем он думал? Как жил? Кого любил? Какие воспоминания были ему дороги?

Ничто в этом доме не указывало на сколько-нибудь примечательное прошлое. Никаких следов личной жизни, кроме свадебной фотографии. Никаких видимых свидетельств дружеских привязанностей, любви к путешествиям, особых художественных пристрастий. Ничего…

Досадуя на отсутствие фактов, Мишель решил поискать тайники. Начал он с комнаты. Вытащил все вещи из шкафов, прощупал стены, потолок, пол. Исследовал кровать, пытаясь найти потайные места или незаметные ниши. По-прежнему пусто.

Осматривая оконный проем, инспектор обнаружил, что на каждой секции стены, где крепилась дверная рама, имелась закругленная царапина.

На всякий случай он постучал вдоль и поперек по деревянному подоконнику, который служил внутренней опорой рамы. Сначала звук был глухим, потом стал более отчетливым.

Разволновавшись из-за находки, Мишель попробовал приподнять доску. Она сразу поддалась, и он увидел отверстие, проделанное в стене.

В глубине лежал большой конверт. Мишель осторожно вскрыл его. Там оказались: пятифранковая монета, на которой был выгравирован крест, конская подкова, странным образом закругленная и сомкнутая, и два листка бумаги, на которых кто-то нацарапал несколько строчек.

Первый листок гласил: «Во имя всемогущего Господа, во имя пяти ран нашего распятого Христа-великомученика прекрати меня преследовать! Во имя Бога я желаю этого и приказываю тебе исчезнуть! Уходи! Убирайся туда, откуда пришел, и оставайся там навсегда!» На втором Мишель обнаружил текст молитвы «Отче наш», написанной на латыни в обратном порядке. Очевидно, речь шла о колдовстве. Он сложил все в конверт и продолжил поиски на кухне.

Очень скоро Мишель понял, что не найдет больше ничего, и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Именно в этот момент его внимание привлекли две соломинки, зажатые между двумя камнями у дверной рамы. Он копнул поглубже в промежутке между ними и вынул крест, сделанный из двух палочек, сплетенных из соломы в форме косичек, а также еще одну пятифранковую монету с выгравированным на ней крестом.

Не понимая значения находок, Мишель не стал теряться в догадках — лучше расспросить об этом Мюрьель, когда они встретятся.

Терраса, на которой Мюрьель пила кофе, была переполнена. Расположенная на тротуаре центральной улицы Алеса, она давала возможность греться на солнышке и наблюдать за людьми. Одним из любимых занятий Мюрьель было выделить из толпы мужчину или женщину, потом, подметив особенности одежды, походки, манеры держаться, определить их образ жизни. Но сейчас, продолжая вспоминать о разговоре с Ноэми, она не обращала внимания на прохожих.

От этой встречи у нее осталось двойственное чувство — сострадания и подозрительности. Создавалось впечатление, что в этой женщине поразительно сочетались искренность и скрытность, причем одно было невозможно отделить от другого.

Но больше всего заинтересовала Мюрьель, безусловно, мандала. Она все еще находилась под впечатлением от страха, вспоминая о всевидящем глазе, который словно пригвождал ее к месту, завладевал вниманием и парализовывал волю.

Это напомнило ей гипноз. Мюрьель не понимала, как это происходило, но картина являлась средством для передачи мыслей на расстоянии, причем существовал один или несколько человек, которые генерировали эти мысли.

Если это так, то Ноэми находилась под постоянным воздействием этих колдовских сил, что объясняло ее колебания, приблизительные ответы и страх.

Конечно, эта гипотеза была довольно шаткой. Тем не менее чем больше Мюрьель думала о ней, тем более правдоподобной она казалась. Особенно если представить себе мужчину или женщину, обладающих подобными способностями, а Мюрьель уже сталкивалась с такими случаями в Соединенных Штатах. Это не радовало. Одни люди могли ввести в заблуждение других, привести их к краху или заставить совершать поступки, противоречащие их воле. Даже такие, как самоубийство.

Гипотеза оккультного влияния становилась еще более правдоподобной, так как у Мюрьель крепла уверенность, что в этой истории не обошлось без колдовства. Предупреждения, которые получили они с Мишелем, и другие странные события, свидетелями которых они стали, не могли быть объяснены иначе как вмешательством одного или нескольких посторонних лиц, обладающих и использующих во зло свои паранормальные способности.

Понимая, что пока не в состоянии выстроить какую-либо аргументированную версию, Мюрьель задалась вопросом о загадочном Шарле, имя которого было произнесено духом.

Среди людей, с которыми она встречалась или о которых шла речь, не было ни одного Шарля! Даже Ноэми казалась искренней, утверждая, что не знает такого человека. Для Мюрьель это была настоящая головоломка! Она не могла оставить без внимания эту информацию.

Позже, устав задавать себе вопросы без ответов, она решила насладиться солнцем и ни о чем не думать. В конце концов, никто не запрещал ей немного позагорать! Тем более у нее был еще целый час до встречи с Жеромом — друг обещал отвезти ее в Лазаль.

Но очень скоро она заметила, что не получает того удовольствия от солнца, на которое надеялась. Можно было бы списать это на слишком шумную обстановку, сильную жару, но в глубине души она знала, и уже давно, что ненавидит наслаждаться чем-либо в одиночку, не имея возможности разделить свою радость с любимым человеком. Хотя это было банально, но от того не менее мучительно: она страдала от одиночества. Все чаще и чаще она испытывала необходимость почувствовать руку друга на своем плече, высказаться о наболевшем и услышать слова утешения. Короче, ей хотелось встретить настоящего мужчину. Но вот незадача! Как говорил ее отец, настоящего мужчину не так просто найти. После разрыва с мужем, не считая нескольких коротких и незначительных встреч, она ни разу не влюблялась. Размышляя о мужчинах, которые могли бы ей понравиться, она, естественно, принялась думать о Мишеле. Но долго на этой мысли она не задержалась. Хотя у этого человека были и шарм, и незаурядный ум, Мюрьель ни на секунду не могла представить себя вместе с ним.

Мишель уже давно был дома и перелистывал какие-то книги в библиотеке, когда приехали Мюрьель и Жером. Он спустился к ним, держа в руках книгу.

— Как ты мне и посоветовал, — обратился он к Жерому, — я взял почитать роман Натали.

— Да? Какой?

— «Круг»… Ты его читал?

— Нет еще. Он был опубликован как раз незадолго до несчастного случая, и, признаюсь, у меня сердце не лежало…

Чтобы поменять тему разговора, Мишель спросил Жерома, как прошел день.

— Уф! — ответил тот. — Как обычно. Все те же неврозы, психозы и другие виды депрессии.

— Кстати, — поинтересовалась Мюрьель, — как здоровье Антонена?

— Хорошо, насколько это возможно. Он все еще пребывает в прострации. Тем не менее все жизненно важные органы функционируют нормально. Он находится под наблюдением, но, боюсь, мы не сможем ему помочь. Все проведенные тесты дали отрицательные результаты.

Теперь настала очередь Мюрьель рассказать о своем визите к Ноэми. Потом она вставила в видеомагнитофон кассету, где был записан ее разговор с духом Тома, и прокомментировала отснятый материал.

Если это произвело заметное впечатление на Мишеля, то Жером казался явно раздосадованным. Как только кассета закончилась, он тут же произнес ироничным тоном:

— Извини, но я все более скептически начинаю относиться к твоим исследованиям и, признаюсь, уже жалею, что пригласил тебя сюда.

— Почему? — спросила Мюрьель обиженно.

— Я считаю, и мои коллеги с этим согласны, что все эти разговоры с духом Тома только ухудшают состояние Вероники. Она страдает не от вселения духа, а от психического расстройства, очень серьезного и трудноизлечимого.

— Я не понимаю! — вспыхнула Мюрьель. — Когда ты мне позвонил, то был так оптимистично настроен, говорил, что мой подход позволит по-новому взглянуть и на традиционные методы лечения. Если ты хочешь, чтобы я уехала, то это нетрудно… Я смогу это сделать даже завтра утром, — добавила она голосом, изменившимся от возмущения, — если ты только дашь мне время собрать вещи.

И Мюрьель ушла к себе в комнату, сильно хлопнув дверью.

Не произнося ни слова, Мишель пытался установить взаимосвязь между противоречивым поведением своего друга и событиями последних дней. Ему казалось невозможным отнести все на счет усталости или сентиментальных проблем. Конечно, у Жерома и Мюрьель была связь. Но это в прошлом. И со времени ее приезда — а Мишель был в этом уверен — между ними ничего не было. Нет, у этого конфликта другие причины…

Он посмотрел на Жерома, сидевшего на диване. У того было упрямое выражение лица, а взгляд он устремил вдаль. Мишель попытался заговорить с другом:

— Извини, но я тоже не понимаю, почему ты…

— Нечего тут понимать! — отрезал Жером. — Просто я совершил ошибку, пригласив ее сюда. Доказательство — вся моя бригада врачей беспрестанно повторяет мне, что Мюрьель замедляет или даже усложняет выздоровление Вероники.

— Возможно, ты прав как медик, но ты мог это предвидеть, когда приглашал ее.

— Верно! Я совершил глупость.

Они помолчали. Жером вертел в руках пустой стакан, повернувшись к камину, где полыхал огонь. Казалось, он дошел до крайности и ему на все наплевать.

— Ты хочешь, чтобы она прекратила исследования? — поинтересовался Мишель.

— Нет! Но я хочу, чтобы она работала под строгим медицинским контролем, с учетом наших методов лечения.

Чтобы не создавалось впечатления, будто Мишель принимает сторону Мюрьель, он сказал:

— Понимаю твое раздражение, но, признайся, ведь она проделала прекрасную работу. То, что ей удалось вытянуть из Вероники, поможет не только расследованию, но и пониманию этого явления в целом.

Жером пожал плечами:

— Скажешь тоже! Строчка из стихотворения Виктора Гюго и бессвязные слова… Не нужно никакого духа, чтобы услышать подобную чепуху. Я каждый день имею дело с больными, которые выдают мне такие речи, кстати, даже получше той, что сказал так называемый дух!

— И тем не менее! Несмотря на то что я нахожу ее подход несколько необычным, я должен признаться, что Мюрьель мне помогла. Хотя бы своими выводами и оригинальным методом искать объяснения там, где мне бы и в голову не пришло.

— В таком случае тебе остается только соблазнить ее, — ехидно проговорил Жером, вставая.

— Ты действительно говоришь ерунду!

— Ну, может, и не совсем… — пробормотал он, уходя в свою комнату.

Мишель задумался. У него не было ни одного веского аргумента, чтобы объяснить резкое изменение в поведении Жерома. Тем не менее интуиция подсказывала, что это не случайно.

Он тоже отправился к себе в комнату. Проходя мимо двери Мюрьель, он немного поколебался, но все-таки постучал.

— Кто там?

— Это я, Мишель! Мы могли бы поговорить?

— Входи.

Он расположился в кресле напротив нее. Мюрьель сидела на кровати, обложенная бумагами и документами. Одета она была в строгий костюм.

— Странное поведение, не так ли?

— Да, вероятно, это усталость, проблемы в клинике или еще что-то. Но ничего серьезного, из-за чего тебе стоило бы уезжать…

— А у меня и нет такого желания. Наоборот, мне хочется прояснить это дело и ознакомить с выводами тех, кого они могли бы заинтересовать. И что бы вы там оба ни думали, я на правильном пути. Вот, например, веришь ли ты, что Тома отвечает мне с легкостью, когда я к нему обращаюсь?

— Ну… не знаю.

— А я знаю! Я отметила моменты, которые могут иметь значение. Я имею в виду его заявления и кое-какие странности в поведении Ноэми. Все это начинает составлять… окружение.

— То есть?

— Заявления Тома становятся более внятными. Сначала он сказал: «Козыри — пики. Я — пас». Так сказал бы любой человек, играющий в карты. Тем не менее он выбирает определенную масть. Пики — это символ несчастья, смерти в божественных науках. Потом он читает строчку из стихотворения Виктора Гюго, а мы знаем, что поэт любил общаться с потусторонним миром. «Я завтра на рассвете, когда светлеют дали, отправлюсь в путь…» К тому же это строки из первого стихотворения поэмы, посвященной его дочери Леопольдине, которая утонула в Сене. Здесь вновь идет речь о смерти… Затем Тома кричит: «Только не мост! Нет! Нет! Только не мост! Только не это!..» Эти слова призваны вернуть нас к реальности и подтвердить, что он не покончил с жизнью. Потом он возвращается к уже знакомой теме, добавляя к ней новые элементы: «Бежать… Мост… Дьявол… Люблю… Люблю… Но…» Вот здесь не все ясно.

Но, во всяком случае, упоминание о дьяволе, кажется, указывает на то, что мы идем по правильному пути, когда интересуемся колдовством. И наконец, названо конкретное имя. Я искала, кто может быть этим Шарлем. Но, признаюсь, пока безуспешно. Не считая того, что это было имя мужа Леопольдины, который утонул вместе с ней.

— И что теперь?

— Ничего. Я делаю лишь предварительные выводы.

— Да, но это никуда не приведет нас.

— Правильно. Но это по крайней мере поможет нам окунуться в определенную атмосферу. Не так ли?

Мишель согласно кивнул и замолчал. Хотя новые подробности и не особо продвигали его вперед, они все же способствовали уточнению картины расследования.

Внезапно инспектор вскочил.

— Я вернусь! — предупредил он.

— Тебе настолько скучно со мной? — простодушно удивилась Мюрьель.

Мишель остановился на пороге и молча посмотрел на нее, прежде чем уйти. Мюрьель улыбнулась, довольная тем, что ее чары не оставляют его равнодушным. По возвращении он выложил на кровать предметы, обнаруженные у Эмиля, и рассказал, каким образом отыскал их.

— Восхитительно! — воскликнула женщина, когда Мишель закончил.

— Да, очень интересно! Но это все равно никуда не ведет.

В глубоком волнении Мюрьель рассматривала монетки, крест, читала вслух надписи на листочках, потом обратилась к Мишелю:

— Это свидетельствует о колдовстве, причем о таком, каким занимаются здесь, в провинции, уже долгое время. Очевидно, Эмиль сам был колдуном и пытался уберечься от порчи, которую насылали на него другие. Если он расположил эти талисманы у двери и окна, значит, хотел защитить свой дом от колдовства или проклятия. Я считаю, Эмиль боялся alter ego8.

— Иначе говоря, его убийцей мог быть другой колдун?

— Точно!

— То есть мы должны ориентировать наши поиски на подобных людей?

Мюрьель улыбнулась:

— Я ведь не полицейский. Скажем, я бы порекомендовала поступить именно так, если бы кто-нибудь спросил мое мнение.

— О'кей! — сказал Мишель, вставая. — Приму это во внимание. А пока пойду вытащу нашего ворчуна из комнаты и приготовлю ужин.

Когда он вышел, Мюрьель растянулась на постели. Ее гнев исчез без следа.

На следующее утро все трое пили кофе на кухне. После вчерашней размолвки Мюрьель отказалась ехать в клинику с Жеромом.

— Когда вы с коллегами измените взгляд на вещи, тогда будет видно…

Зазвонил телефон. Подошел Жером. Это был Вердье. Жером передал трубку Мишелю.

— Инспектор? Я хотел бы срочно встретиться с вами и вашей подругой, — сказал Вердье.

— Сегодня?

— Сегодня утром, если не возражаете.

— О чем речь?

— Поговорим при встрече.

— О'кей! Допиваем кофе и едем к вам.

Когда Мишель закончил разговор, Мюрьель и Жером с удивлением на него посмотрели.

— Майор хочет нас видеть, Мюрьель и меня.

— А Вердье сказал зачем? — забеспокоился Жером.

— Нет, но, кажется, это срочно…

— У тебя есть хоть какие-то догадки на этот счет?

— Никаких…

Жером вымыл чашку и вышел, пробормотав что-то на прощание.

Мюрьель и Мишель переглянулись.

— Он явно не в своей тарелке! — заметила она.

Мишель ничего не ответил, но его вчерашняя тревога заметно усилилась. Он никогда не видел друга в таком нервозном состоянии.

Машин на дорогах было немного, поэтому Мишель и Мюрьель быстро доехали до жандармерии. Вердье принял их без промедления. Предложив им кофе, он сел за письменный стол. Вид у майора был более озабоченный, чем всегда. Затем он обратился к Мишелю:

— Поговорим о вашем расследовании чуть позже, прежде я хотел бы сообщить вашей спутнице, что случилось с ее машиной. — Он повернулся к ней. — Вот какие дела, мадемуазель. Как попросил меня Фабр, я послал одну из наших бригад на ее поиски вчера вечером. Но произошло нечто… скажем… необычное. — При этом он снял трубку и попросил прислать в кабинет двух работников. — Пусть они сами вам расскажут. Вы понимаете, они это видели собственными глазами.

Через несколько минут в кабинете появились двое мужчин в голубых рабочих комбинезонах.

— Ланселен и Гийар, — представил их Вердье. Мишель подумал, что, если бы майор назвал их Лорел и Харди9, он бы не удивился — насколько один был маленьким и толстым, настолько другой — высоким и худым.

— Садитесь и расскажите инспектору и мадемуазель, что же произошло.

Слово «мадемуазель» вызывало раздражение у Мюрьель, но она не подала виду, хотя решила выбрать момент и сказать инспектору, что такое обращение неуместно.

— Ну вот, — начал толстяк, — вчера, как нас попросили, мы поднялись на гору Монвайан искать тачку. Для нас это просто. С таким эвакуатором, как у нас! Это же внедорожник, джип, понимаете?

— Понятно, Гийар! — перебил его Вердье. — Ближе к делу!

— Так вот, там, наверху, мы нашли машину. Одна дверца была открыта, но нас это не удивило. Мы подумали, что это прохожие пошарили внутри. Мы все сделали и стали спускаться к Лазалю. Нас немного потряхивало из-за каменистой дороги, но мы не обращали на это внимания. Мы и не в таких переделках бывали… Но в этот момент… — Он повернулся к напарнику. — Ну говори же, Ален!

Ланселен покачал головой, как будто до сих пор находился под впечатлением от случившегося.

— И вот примерно на середине спуска машина словно пустилась в пляску святого Витта! Нас начало так потряхивать, что пришлось сбавить скорость. Но было уже поздно. Не знаю каким чудом, но машина отцепилась от эвакуатора и помчалась прямо в овраг!

Мишель не смог удержаться от смеха:

— Не хочу вас разочаровывать, парни, но вы ее просто плохо закрепили!

— Нет! Нет! — вмешался Вердье. — Я тоже так сначала подумал. Но когда увидел разорванные цепи и скрученный подъемный кран, я изменил свою точку зрения! Кстати, я попросил провести экспертизу в нашей лаборатории. Исходя из веса машины, они считают случившееся просто невозможным. Хуже того, звенья цепи могли бы порваться, но не в этом месте.

— Вот это правда, — вступил в разговор Гийар. — К тому же машина должна была бы скатиться в канаву, а не в овраг. Но она повернулась вокруг собственной оси и исчезла совсем в другом направлении.

— Это казалось невероятным, — добавил Ланселен, — у нас создалось впечатление, что за рулем сидел невидимка!

— Короче, — заключил Вердье, обращаясь к Мюрьель, — я не понимаю причин этого происшествия… Но ваша машина разбилась вдребезги на дне оврага. Вам остается лишь сообщить об этом страховой компании.

— А я ничего не смогу забрать из салона?

— Боюсь, нет! Мы доставим вам все, что в ней осталось, когда пошлем туда подъемник…

Когда служащие ушли, Мишель поведал Вердье о продвижении дела, но не упомянул о находках в доме Эмиля — он опасался, как бы майор не наломал дров. Сначала ему хотелось кое-что проверить, действуя на свой страх и риск.

Удовлетворенный объяснениями Мишеля, Вердье поблагодарил его за доверие и проводил своих посетителей до двери.

— Вы знаете, я с уважением отношусь к вашим методам расследования, но что касается Эмиля, я склонен думать, что это дело рук воришки-бродяги. Наверное, колдовство существовало, но сейчас в это верится с трудом…

— Возможно, вы правы, — согласился Мишель, не настаивая. Скептицизм майора был ему на руку.

Когда инспектор и Мюрьель вышли на крыльцо жандармерии, они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ну что же, мне остается лишь взять напрокат другую машину!

— Неплохая мысль, — согласился Мишель, — если учесть, в каком состоянии твоя прежняя!

— Пусть от нее практически ничего не осталось, но я хотела бы…

Не позволив договорить, Мишель властно взял ее за руку и повел в центр города. Удивленная его поведением, Мюрьель немного насторожилась, но сопротивляться не стала. Через некоторое время, заметив бар, Мишель предложил своей спутнице выпить кофе на террасе, и она согласилась. Они сели за столик.

— У тебя осталось в машине что-то ценное? — обеспокоенно спросил он, закуривая сигарету.

— Нет. Но меня бросает в дрожь от одной мысли: что, если бы мы взялись спускать ее вместе, как ты предложил?

— Мы бы здорово влипли…

Она пожала плечами и попросила у него сигарету.

— Извини, я думал, ты не куришь! — удивился Мишель.

— Обычно нет. Но сейчас мне надо расслабиться.

— Я бы не хотел становиться причиной…

— Ты уже ею стал. И надо уметь брать на себя ответственность, вот и все.

Сделав вид, что не понимает подтекста, Мишель продолжил:

— А ты сама веришь в эту историю с обезумевшей тачкой? Это почище, чем малолитражка из мультфильмов Уолта Диснея…

— Да, я в это верю. А ты нет?

— Конечно, нет! Ты видела этих молодцов? По одному их виду можно понять, что они недобросовестно выполняли работу, а эту историю выдумали, чтобы им не влетело!

— Даже Вердье в это поверил!

— Он хороший начальник и поэтому прикрыл их!

— У тебя на все есть ответ, — раздраженно проговорила Мюрьель. — Но не доверяй своему скептицизму! Сегодня даже самые выдающиеся ученые рассматривают телекинез не как паранормальное явление, а как способность, которой обладают лишь немногие люди. Не хочу утомлять тебя доказательствами, но независимо от того, где это происходит: в Америке, в Европе, в России или в Японии, — ученые-физики интересуются этим видом мозговой деятельности человека. Причем существует и такое мнение, что телекинез подчиняется законам физики. Этот пункт также включили в программу конференции физиков в Исландии в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году. Было зарегистрировано немало людей, среди них: Юрий Геллер и Жан Пьер Жерар — во Франции, Джордж Портер — в Великобритании и Масуаки Кийота — в Японии; каждый из них мог деформировать сталь на расстоянии.

— Вероятно, твой колдун обладает дьявольскими способностями…

— Кто тебе сказал, что он действует в одиночку?

— Допустим, это так. В таком случае иди на поводу у своей интуиции, а я буду прислушиваться к внутреннему голосу. Пойду надоедать Элен… Кстати, я хотел бы забрать кассеты из Лазаля и дать ей их прослушать. Мало ли что, вдруг мне удастся вызвать ее на откровенность?

— Хочешь, пойду с тобой? Вероятно, я замечу то, что ускользнет от тебя. Знаешь, иногда женщины более внимательны, чем мужчины, когда речь идет об оценке другой женщины.

— А если нужно составить мнение о мужчине? — усмехнулся он.

— В этом случае женщина может совершить ошибку.

Они улыбнулись друг другу и покинули террасу.

Когда они дошли до машины, Мишель распахнул дверцу и сказал:

— Я подвезу тебя до места, где ты возьмешь напрокат машину, и мы отправимся к Дювалям. Быть может, Элен захочет познакомиться с девушкой, которая говорит голосом ее сына?

Мюрьель ничего на это не ответила, лишь снова улыбнулась.