Глава 15

Глеб Сиверов, покинув квартиру Меньшова, спешил не в больницу, а к себе на мансарду, где он мог побыть в одиночестве. Он знал генерал Потапчук не станет ничего предпринимать, не посоветовавшись с ним Как-никак, действовали они пока в одной связке Но не успел Сиверов сварить кофе и дослушать компакт-диск, как зазвонил телефон Единственным человеком, знавшим этот номер, был генерал Потапчук, а с ним, как справедливо полагал Глеб, пока еще ничего не случилось, значит, звонить мог только он.

– Ну что ж, послушаем, что он имеет мне сообщить, – сам себе сказал Глеб, и ответил. – Алло!

– Глеб Петрович, это я.

– Рад вас слышать – Ты сделал большое дело По фотографиям Баратынская опознала этого человека, именно он приходил под видом телефонного мастера.

– Что ж, по-моему, ни вы, ни я в этом не сомневались – Ты мне еще понадобишься, будь у себя.

– И в этом я не сомневался, – вздохнул Слепой Естественно, его куда больше устроило бы, если бы дальше ФСБ действовало самостоятельно, без его помощи. Но Сиверов прекрасно понимал, что в покое его не оставят.

"Прямых улик в отношении Николая Меньшова у них нет. Ну, да, приходил, прикинувшись связистом, в дом. Это не криминал для человека, которого можно в идеале обвинить в исполнении заказных убийств.

Что еще? Фальшивый паспорт, хранение дома огнестрельного оружия и взрывчатки… Хранение, а не использование. В лучшем случае, ему грозит года два – это не тот срок, которым можно пугать убийцу, не тот срок, который заставит его расколоться. Лишнего брать на себя Меньшов не станет. А время меж тем не терпит".

Глеб нутром чуял, что Потапчук не станет спешить с приказом о задержании Николая Меньшова. К чему?

Тот и так лежит в больнице после сложнейшей операции. Скорее всего, Федор Филиппович лишь проверил слова Кати, причем так, чтобы не поднимать много шума: прислал кого-нибудь в больницу «Скорой помощи».

Николай Меньшов находится сейчас в разработке, взять прикованного к постели человека не проблема. Куда важнее его связи. А чтобы нащупать их, нужно иметь на руках что-нибудь очень веское – что-нибудь, чем его можно припугнуть.

Времени Глеб зря не терял, использовав день с толком. Он успел прекрасно отдохнуть, когда уже вечером, около десяти часов, вновь позвонил генерал Потапчук. Голос его звучал немного виновато, как бывает всегда, если человек вынужден просить об одолжении.

– Глеб, мы должны встретиться. И не завтра, а сегодня.

– Я не против.

В трубке послышался сухой смех генерала ФСБ. Да, чтобы Глеб отказал ему – такого еще никогда не случалось и не могло случиться.

– Жду тебя там же, где и в прошлый раз.

На конспиративной квартире в Замоскворечье Потапчук пытался выглядеть хозяином, принимающим гостя. Даже жестяную коробку с датским печеньем поставил на стол. В чашке с кофе плавала похожая на ущербную луну криво отрезанная долька лимона. Генерал Потапчук чуть ли не слово в слово повторил все догадки Слепого.

Николая Меньшова брать он не спешил. Даже позаботился о том, чтобы теперешнее местопребывание его было известно лишь четверым сотрудникам, приехавшим к нему на квартиру.

– И вот почему я так сделал, Глеб, – говорил генерал, объясняя свой тактический ход. – Заказчик убийства сперва был уверен, что достиг своей цели, думал, что доктор Кленов убит. Это выяснил для него Николай Меньшов. Мы постарались сделать так, чтобы про ошибку заказчик узнал как можно позже – это давало бы нам выигрыш во времени.

– Справедливо, – согласился Сиверов, отпивая глоток кислого кофе.

Он любил и кофе, и лимон, но отдельно, правда, и виду не подал.

– А теперь, Глеб, поставь себя на его место. Возможно, противнику уже стало известно, что произошла ошибка и убит не Кленов, а человек, пытавшийся выдать себя за него – майор Грязнов. Такие вещи долго держать в секрете невозможно, ведь доктор Кленов продолжает работать, идут исследования, за которыми противник следит зорко. Я даже не удивлюсь, если пара спутников постоянно наблюдает за лабораторией и подходами к ней.

– Это уж наверняка.

– А теперь представь себе… Кто-то, назовем его «икс», находящийся здесь, в Москве, выполняя задание спецслужб, организовал убийство. Киллер выполнил свою задачу, как ты считаешь, с ним расплатились?

– Не сразу, – отозвался Глеб, – лишь после того, как контролер Николай Меньшов разузнал, что убийство совершено.

– После этого наверняка рассчитались.

– Вне всякого сомнения, – усмехнулся Сиверов, вспомнив деньги на квартире бывшего спортсмена.

– И вот теперь заказчик узнает, что его провели, что убит не доктор Кленов, а офицер ФСБ. Что бы ты предпринял на его месте?

– Деньги заплачены, а дело не сделано, – не задумываясь, отвечал Глеб. – Было бы логично, если бы заказчик предложил киллеру доплату за еще одну попытку.

– Да, ты читаешь мои мысли.

– Если заказчик – это наемник, посредник, передающий деньги, ему выгоднее использовать уже апробированный путь, старые кадры. Он предпочтет доплатить, чем заплатить заново.

– Скорее всего, ты прав, Глеб.

– Но я на сто процентов уверен, что Николай Меньшов не был в данном конкретном случае убийцей, он выполнял лишь роль контролера. Он не стал бы рисковать, светиться во второй раз в подъезде, чтобы удостовериться в том, что видел собственными глазами.

– Значит, прижать его мне не удастся, – с горечью заключил Потапчук.

– Оружие, найденное в доме, чистое?

– Естественно. Конечно, в лаборатории еще проверяют, но надежд осталось мало. Настоящий профессионал никогда не притащит к себе в дом оружие, из которого убит человек.

– Что-нибудь особенное в квартире обнаружили?

– Практически нет. Разве что тайник в ванной, над подвесным потолком, но там пусто. Меньшов, скорее всего, собирался уехать и даже не знал, вернется ли когда-нибудь на эту квартиру. Поэтому все необходимое находилось в дорожной сумке.

Генерал Потапчук сделал все, что мог, и Глеб понимал это, но все же спросил:

– Меньшову за это время никто не звонил?

– Его телефон поставили на прослушивание, но ни одного звонка не поступало.

– Понятно, – Глеб допил кофе. – Но так не может быть, чтобы в квартире, где человек жил три года, не нашлось ничего, что бы могло вывести нас на его связи.

– Ровным счетом ничего. Из документов есть лишь паспорта, и ни одной записи. Мы даже газеты старые просмотрели, на полях не записано ни одного телефона, лишь некоторые объявления подчеркнуты. Но к делу это не имеет никакого отношения.

– Неужели совсем ничего?

– Абсолютно! Такое впечатление, что Меньшов, после того, как покинул спорт, вообще не жил – ни фотографий последних лет, ни счетов, никакой, хотя бы маленькой зацепочки.

– Такого быть не может! – убежденно произнес Сиверов.

Потапчука это задело за живое и он подумал:

«Конечно, легко сидеть здесь и рассуждать. Мои люди обшарили каждый сантиметр квартиры, простучали каждую паркетину, пролистали каждую книгу на полке, изучили старые газеты и даже мусор в ведре».

– Если он собирался уехать с сумкой, – задумчиво сказал Глеб, – значит, там и нужно искать. Ее-то отдавать в ваши руки он не собирался, верно? Сумка еще на квартире? – живо поинтересовался он.

– Да. Кроме оружия, конечно, оно на экспертизе.

– Едем, – Сиверов поднялся. – Я на сто процентов уверен: ваши люди, Федор Филиппович, что-то упустили. И я не удивлюсь, если то, что нам нужно, будет висеть прямо на стене, на самом видном месте. Помните, как в рассказе Эдгара По? Надеюсь только, что человек, прослушивающий телефон, не сидит по старинке в квартире, и все-таки переключили линию?

– Я распоряжусь, чтобы в квартире никогда не было, когда мы приедем.

– Отлично.

* * *

Вот уже второй раз за сегодняшний день Глеб входил в квартиру Николая Меньшова.

«Я-то надеялся, мне возвращаться сюда не придется. Вот уж, никогда не знаешь, как сложится…»

По всему чувствовалось, здесь совсем недавно проводился обыск. Ручки на всех дверях были обсыпаны коричневым порошком для снятия отпечатков пальцев, такие же пятна остались на стеклах – оконных и в шкафу. Стопки книг, развернутые, лежащие одна на другой газеты… В воздухе все еще витал запах табачного дыма.

«Нервничали ребята, вот и курили», – подумал Глеб.

Все содержимое сумки, кроме коробок с оружием, которые увезли в лабораторию, было аккуратно разложено на столе. На стуле висели брюки с вывороченными карманами.

– Все здесь просмотрели десять раз, Глеб, – безнадежно махнул рукой генерал.

Сиверов зажег все лампы, какие только были в комнате. Еще в первый свой визит он заметил, что ковер над кроватью неровно покрыт пылью, словно на нем что-то висело, а потом это сняли. Глеб забрался с ногами на диван и осмотрел неровно взъерошенный ворс.

Затем аккуратно, большим и указательным пальцем вытащил почти не видную, утонувшую в ворсинках булавку, какой портные скалывают детали еще не готовой одежды.

– Все спортсмены награды на виду держат, вот и он держал их тут, – подумав, сказал Потапчук и показал на медали, лежавшие на столе. – Ленточки-то выцвели, значит, на открытом месте находились. Даже за стеклом, в шкафу, им так не выгореть.

Сервант стоял в темном углу, а ковер висел на солнечной стене. Тут генерал был прав, даже обои там выгорели значительно больше, чем возле серванта.

Глеб взял одну из медалей и примерил ее к тому месту, где обнаружил булавку.

– Даже эта, с самой короткой ленточкой, и то низко болтается, головой задеваешь, когда сидишь. Медали висели вот на этом шурупе, – и Глеб указал на один из шурупов, державших ковер.

Если все остальные были закручены в пробки почти вплотную к стене, то этот немного выступал. Сиверов отчертил рукой линию на ковре, как раз там, где ворс не был примят.

– Вот тут и висели. Булавками, Федор Филиппович, прикалывают что-нибудь легкое – плакаты, открытки, фотографии…

Сиверов взял в руки большой почтовый конверт, найденный в сумке, и высыпал десять раз пересмотренные людьми Потапчука фотокарточки на стол. Он не ошибся: на доброй трети снимков по уголкам виднелись маленькие дырочки от булавок. Эти фотографии, снятые с ковра, отличались от других и тем, что выгорели на солнце. Бумага по краям пожелтела, цвета стали не такими яркими, сместились в коричнево-зеленую гамму.

Генерал Потапчук следил за движениями Сиверова.

Тот раскладывал фотографии на столе так, как раскладывают пасьянс. Он старался расположить снимки в хронологическом порядке, восстановить спортивную карьеру Николая Меньшова. Это было не так уж трудно: иногда на фотографиях попадались транспаранты, на которых были написаны месяц и год проведения соревнований. Если же этого не было, то на медали можно было разобрать год. А если медаль на мелком снимке смотрелась небольшим желто-серебряным пятнышком, то приходили на помощь сами награды, лежащие тут же на столе. По цвету ленточки, по форме, по рисунку Глеб определял, какая из них красовалась в те годы на шее Николая Меньшова. А год соревнований на медалях стоял всегда.

Глеб раздвигал карточки, вставляя между ними другие, с уточненной датой, передвигал из верхних в нижние ряды и наконец сложил целый иконостас. Вот тут-то в глаза и бросилось одно несоответствие. Все карточки были форматными, каких размеров лист лежал в пачке, таким карточку и печатали. Выделялись из них лишь две групповые, к тому же одна из них была примечательна и тем, что самого Меньшова на ней не оказалось, лишь другие медалисты.

– Видите, – сказал Глеб, кладя карточку рядом с другими и раздвигая их пальцами, – лишнее пространство, она неформатная.

Потапчук стоял, вглядываясь в лица спортсменов, еще до конца не понимая, что затеял Глеб.

– Любопытно, – только и проговорил он.

– Смотрите, Федор Филиппович, освещенность одна и та же на двух фотографиях. Обе неформатные.

– Это вполне могут быть два кадра с одной и той же пленки.

– Думаете, все не влезли в один кадр?

– Возможно…

– Ну скажите, Федор Филиппович, станет ли профессиональный фотограф снимать шеренгу спортсменов, расположив кадр вертикально? Он непременно сделает горизонтальную композицию. Это две части одного и того же фотоснимка.

– Похоже, что так… – согласился Потапчук.

– Пейзаж сзади один и тот же.

Потапчук нагнулся, чтобы получше рассмотреть.

– Нет, Глеб, ошибаешься.

– Почему?

– На обоих снимках стоит одна и та же девушка.

Сиверов всмотрелся. Действительно, рядом с Николаем Меньшовым стояла высокая шатенка в белых шортах и красной майке. На груди у нее сверкала золотая медаль. С правой карточки улыбалась та же самая девушка, но уже в другой одежде – майка стала зеленой. На ладони, демонстрируя, она держала серебряную медаль.

– Я на это не обратил внимания, но зато заметил другое, – Сиверов повернул оба снимка боком. – Посмотрите, на них с трех сторон бумага пожелтела, а с одной стороны срез белый, свежий, и к тому же не очень ровный. Обрезали ножницами, а не резаком. По ширине получается, вырезали одного человека, причем, совсем недавно, может быть, даже в тот день, когда Меньшов собирал сумку.

– И что это может означать? – спросил Потапчук.

– Меньшов перед отъездом уничтожал все, что представляло для него опасность.

– А чем мог быть опасен этот снимок?

– Это тем более интересно, что карточку Меньшов забирал с собой, – усмехнулся Сиверов.

– Что ж, такое бывает. Вырезают из фотографий бывших любовниц, бывших жен, людей, ставших врагами. И все-таки, Глеб, это два разных снимка.

– Он несомненно висел на стене, – произнес Глеб.

– Ясно, есть дырочки от булавок. Кстати, этих булавок мои ребята в мусорном ведре нашли целую пригоршню.

– Н-да… Но на всех снимках по четыре дырочки, а на этих – по две.

– Карточки маленькие, хватило бы и двух булавок, чтобы их закрепить.

– Вы меня не переубедите, – усмехнулся Сиверов. – Если снимки закрепляют булавками, то делают это сверху, а не сбоку. Я хотел бы оба снимка взять с собой.

– Ты думаешь, нам нет смысла больше искать?

– Зачем, я уже нашел.

Глеб запаковал снимки в конверт и сунул в карман куртки. На столе зазвонил телефон. Глеб вопросительно посмотрел на Потапчука, мол, что делать?

– Это звонят мне, линия переключена. Звонки, адресованные Меньшову, сюда не доходят.

– Да, я у телефона, – Потапчук слушал, и Слепому думалось, что генерал сейчас напоминает ему рыбака, у которого целый день рыба клюет, но постоянно срывается с крючка.

– Ему звонили, – сообщил Федор Филиппович, повесив трубку.

– Кто?

– Человек, через которого с ним связывается заказчик.

– Я уже представляю, – Сиверов откинулся на спинку стула. – Съездили, проверили?

– Квартирный телефон. Живет себе одинокая пенсионерка, из дому почти не выходит и за пятьдесят долларов в месяц отвечает на телефонные звонки, передает просьбы. Ничего плохого в своем занятии не видит.

– Что просили передать Меньшову?

– Просили быть завтра на прежнем месте, – зло ответил Потапчук и добавил:

– В то же самое время.

– А если бы он не мог прийти завтра?

– А кто ж его знает! Бабуля, конечно, ни сном, ни духом не знает ни тех, кто ей звонит, ни тех, кому она названивает, и понятия не имеет, что эти звонки означают.

– Разумеется. А как с ней договорились насчет работы? Как расплачиваются?

– Договорились по телефону, а деньги оставляют в почтовом ящике.

– Нет уж, Федор Филиппович, вы занимайтесь своей старухой-диспетчером, а я попытаю счастья по-своему, – Сиверов хлопнул ладонью по карману, в котором лежали две части одной фотокарточки.

«Перед разговором с Николаем Меньшовым я должен иметь на руках козыри. Главное – внезапно сильно прижать человека, не оставить ему времени для маневра. Вести разговор и вести рукопашный бой – это почти одно и то же, – думал Глеб, сидя на мансарде перед включенным компьютером. – И там и там наносишь удары, ставишь блоки, переходишь из нападения в оборону. И там и там лучше не тянуть время, а сразу нанести удар, после которого противник не устоит, окажется полностью в твоей власти. Но поскольку Николай Меньшов прикован к постели, то схватка наша будет словесной».

Компьютер уже загрузился и ждал, когда Глеб Сиверов поставит ему задачу. У Слепого имелась своя обширная база данных, но сейчас ему предстояло искать иголку в стоге сена. Спортом он особенно не интересовался, в лучшем случае, знал призеров олимпийских игр в футболе и хоккее, да и то не сразу смог бы их припомнить. Найти иголку в стогу – задача непосильная, если в руках нет магнита. Но магнит у Глеба имелся.

Вот уже несколько месяцев как его компьютер был подключен ко всемирной сети Интернет. Встречи с компьютерным хакером-вундеркиндом Борей Элькиндом не прошли даром. И хотя систему поиска Сиверов освоил еще не в совершенстве, он знал: если только на одном из серверов имеется нужная ему информации, он ее отыщет, и на это уйдет не более часа. Он двигался в громадье информации, словно человек, идущий по анфиладе, сменяя массивы данных, сервера, директории. Поиск быстро сужался. Из раздела «Спорт» он переместился в раздел «Советский спорт», отыскал страницу «Спартакиады народов СССР». Нужные файлы располагались в хронологическом порядке.

«А вот и нужная страничка, та самая, посвященная спартакиаде, когда Николай Меньшов получил золотую медаль по пятиборью. Вот и список призеров… Пятнадцать спортсменов».

Глеб сосчитал людей, запечатленных на двух частях фотографии: четырнадцать.

«Ага, значит, я рассуждал правильно, одного человека не хватает, Меньшов вырезал его, когда собирался уезжать!»

Затем он сосчитал мужчин и женщин, сверил со списком. Получалось, что вырезана именно женщина.

Понять, кто из спортсменов, изображенных на фотографии, каким видом спорта занимается, было невозможно, ведь никто не держал в руках ни лука, ни пистолета, ни шеста для прыжков в высоту, ни весел, необходимых для занятий академической греблей.

Пришлось основательно покопаться в разделе «Советский спорт» – список персоналий спортсменов-призеров спартакиад у Глеба был.

И вскоре весь экран компьютера заполнили фотографии спортсменов и спортсменок, выуженные из недр Интернета. Сиверов сличал их один за другим.

– Ах, вот оно что! – усмехнулся Глеб, когда обнаружил среди призеров двух сестер-близняшек, которых первым заметил генерал Потапчук, приняв их за одну и ту же девушку.

«Иногда интуиция лучше наблюдательности».

Он убирал портреты тех, кого узнавал на фотографии, найденной в сумке Меньшова. Наконец остался лишь один снимок.

– Светлана Жильцова, – прочел подпись Глеб Сиверов.

Оставалось отыскать ее адрес – это уже было минутным делом.

Загрузка...