Осенние каникулы

Глава 15 САМОЗВАНКА

Монахов выглядел больным. На завтра были назначены похороны сына.

– Что-нибудь узнали? – спросил он вяло. Видно было, что он принял успокоительное или какой-нибудь слабый наркотик.

– Пока нет… Хотя мы нашли квартиру, где находятся вещи той женщины, которая передала записку для Лари…

– Да? И где же живет эта мразь?

– Вы не поверите, но на квартире Ирины Литвиновой…

– Что? На Ириной квартире? – Он как-то сразу сник, опустил плечи и махнул рукой: он не поверил ей.

– Я пришла спросить вас о ней… Вы сказали, что открыли счет Ирине… Мне бы хотелось узнать, не снимали ли с него деньги за этот год…

– Знаете, что касается меня, то я не снимал… Просто потому, что это был Ирин счет… Но и она снять не могла…

– Понимаете, вам это может показаться невероятным, но в городе появилась женщина, которая так похожа на Иру, что даже успела написать завещание второго ноября… А почему бы ей не снять деньги с вашего счета…

– Я же сказал: с Ириного счета…

– Хорошо, пусть будет по-вашему, только не надо на меня кричать! Я и сама могу крикнуть… Мне понятна ваша боль, но ведь я же занимаюсь и вашим делом тоже…

– Я слышал, что вы – любовница Логинова и экстрасенс… Это правда? – ледяным тоном спросил Монахов.

– Правда. Дальше что…

– А то, что если вы найдете мне убийцу Геры, я вас озолочу… Но сначала я задушу эту гадину своими руками…

– Хорошо. Договорились. А теперь позвоните в банк и узнайте, не снимали ли с Ириного счета какие-нибудь деньги?

Она вышла от Монахова, чувствуя себя победительницей: за год со счета Литвиновой было снято больше двадцати миллионов.

Она ехала сейчас в то отделение коммерческого банка, где и был открыт этот счет.

Показав свое удостоверение, она прошла к заведующей и попросила ее поговорить со своими операторами, обслуживающими клиентов банка. Предъявив номер счета, она могла надеяться на то, что самозванку, пользующуюся квартирой и деньгами Литвиновой, могли запомнить в лицо.

Заведующая пригласила из зала девушку и разъяснила ей, в чем дело.

– Литвинова? Да, конечно… Я ее знаю… Она такая худенькая, высокая, с седыми волосами…

– Это сколько же ей лет-то на вид? – спросила Наталия.

– Лет сорок с небольшим…

– А как она одевается?

– Вообще-то мне не видно, но вот косметики на лице практически нет. У нее очень болезненный вид…

– Скажите, а почему вы ее запомнили? Ведь у вас немало клиентов…

– Да потому что лицо у нее запоминающееся… не знаю даже, как объяснить… У нее очень интеллигентное лицо, но когда она снимает деньги, даже крупные суммы, мне кажется, что она сейчас все потратит в аптеке… Да от нее и пахнет-то аптекой… и знаете… старостью… какими-то прокисшими духами…

– Да вам только следователем работать, – восхитилась Наталия. – Не хотите к нам?

– Не знаю… – смутилась девушка.

– А теперь самый главный вопрос: подписи-то совпадают?

– Конечно! Знаете, у нее очень простая подпись… Я даже сама могу сейчас расписаться… Три буквы: «Л», «и» и «т»… с хвостиком… Вот! – Она расписалась на листочке.

Из банка она поехала к Логинову в прокуратуру и все рассказала ему о деньгах Литвиновой. Через час они получили ответ из центральной нотариальной конторы, что завещание на имя Литвиновой, составленное и оформленное 2 ноября 1996 года, действительно существует и что составлено оно было на основании предъявленных обеими сторонами необходимых документов…

– Может, ты и права… А теперь слушай, что я тебе расскажу сейчас о Берковской… Бери ручку и записывай ее адрес…

Он выглянул в окно: джип еще стоял. Он знал: пока стоит джип, будет жив и он.

Когда он вошел на кухню, Соня, увидев его, от неожиданности вздрогнула:

– Ты? Хочешь перекусить?

– Да что вы меня все за поросенка держите-то! Не хочу я есть… Я вообще ничего не хочу… Просто мне тошно здесь…

– Понятно… Если хочешь, мы можем поиграть с тобой в карты…

– В карты? – Он смягчился. Вид этой нежной белокурой женщины почему-то подействовал на него благотворно. – Можно и в карты…

– А ты действительно не знаешь, за что тебя собираются убить? – спросила Соня, прекрасно осознавая, что рискует, разговаривая с ним вообще на эту тему.

– Нет, – рявкнул он.

Он находился здесь уже целую неделю. Жизнь остановилась вместе с сердцами его лучших друзей. Уже никогда он не сможет увидеться с ними и поговорить… Их похоронили вчера на том самом кладбище, где погиб Герман.

«Интересно, где похоронят меня?»

И вдруг он услышал какой-то царапающий звук. Он вздрогнул и оглянулся. Глаза его округлились от ужаса: за стеклянной дверью кухни он увидел огромного черного ротвейлера.

– Рони?

Собака рвалась на кухню.

– Рони, это ты?

– Нет, это не Рони, – спокойно сказала Соня, раздавая карты. – Это тот самый пес, который загрыз твоих приятелей…

Жора подскочил на месте.

– Кто вы? – вдруг закричал он. – Кто? Вы с ней заодно?

– Да… Я ее родная сестра… И теперь ты можешь кричать сколько угодно, тебя уже все равно никто не спасет… Ведь так вы, кажется, сказали своей любимой учительнице алгебры Ирине Валентиновне? Так?

Котельников побледнел.

– Чего же ты испугался? Уж не собачки ли?

– Вы ничего не знаете… Вы не можете ничего знать… Уберите собаку!

– Вот и Ира тоже так кричала: уберите собаку! Ты не помнишь, сукин ты сын?! – Соня отшвырнула от себя карты и поднялась. – Ты держал свою озверевшую собаку, пока Герман и Лари насиловали мою сестру! А потом кому ты передал поводок? Лари? После чего вы уже вместе издевались над Ириной… Ты и Герман… Ты, потому что ненавидел ее, а с другой стороны, испытывал к ней скотское чувство… Ведь ты знал, что в реальной жизни она никогда не будет твоей… Потому что ты – всего лишь толстый рыжий мальчик, одолеваемый похотливыми желаниями, а она – она была в вашем вонючем лицее звездой номер один… И вы решили проучить ее… Вы заранее знали, что она собирается в Сосновый Бор… Она и не скрывала этого от отца Германа, но только он был уверен, что она поедет туда за какими-то вещами, а не для того, чтобы встретиться там со своим знакомым… И вы поехали следом, благо знали, где находится дача, потому что были там несколько раз с классом… Дождались, когда Захарченко уйдет, и ворвались в дом… Наверное, ты испытал свой первый в жизни восторг, когда увидел ее перекошенное от ужаса лицо, ее глаза, которые молили тебя о пощаде… Она знала, что ты был влюблен в нее, она просила вас остановиться… А что ты сделал тогда, когда Лари начал применять свои садистские штучки, когда привязал ее ремнями к кровати?

Соня перевела дыхание. Выпила немного воды.

– А что случилось потом?

– Подъехала машина… И мы испугались… Убежали…

– А чья это была идея?

– Лари. – Жора опустил голову. – Они были на этой даче днем раньше… С девицей, которая работала у Изольды…

– Ты даже не знаешь ее имени… Действительно, зачем тебе знать ее имя, ведь Герман и Лари учили тебя, что женщина – это не человек, это кусок мяса… И тебе это нравилось… А эту девушку, между прочим, звали Мартой… И твои дружки убили ее… Перестарались… И когда поняли, что она уже мертва, поздно вечером отнесли и бросили в реку… Но перед этим поработали ножницами над ее лицом… А как же вы могли сбежать, оставив свою учительницу в доме? Разве вы не боялись, что она все расскажет, а вас посадят?

– Мы хотели вернуться… И вернулись… Но ее уже не было… Но про то, что они убили Марту, я ничего не знал…

– Мне непонятно одно: каким же надо быть циником, чтобы после первого убийства снова приехать в то же место, в тот же дом и убить свою же учительницу…

– Она оскорбила Лари, кроме того, она всем нам поставила тройки, она смеялась нам в лицо, говорила, что если бы не наши родители, мы…

– Вы вернулись, а ее не оказалось… И что же, вы даже не попытались ее найти?

– Пытались… Но не нашли…

– А что испытал ты, когда узнал, что ее нашли в реке?

– Мы успокоились. Мы втроем напились и накурились… Нам было хорошо…

– А что вы сделали с Рони?

– Мы убили его. И спрятали в сарае… там же, на даче Литвиновой…

– Взгляни в окно, – вдруг сказала Соня.

Котельников повернул голову и увидел, как джип медленно выезжает со двора.

– Что это значит?

– А это значит, – вдруг услышал он сзади и замер, – а это значит, Жорж Котельников, что пришла и твоя очередь… Не бойся, поверни свою рыжую голову…

Он медленно поворачивался, чувствуя, как пол под его ногами закружился, как бывает во сне…

Дверь распахнулась и, с трудом сдерживая собаку, на кухню вошла Ирина Литвинова.

– Ты узнаешь меня, Жорж? Я – твоя учительница алгебры… А это – Рони, твой пес… неужели ты не узнаешь нас?

Она выглядела постаревшей лет на десять. Седые волосы, тусклые глаза, сухая, морщинистая и шелушащаяся кожа…

Она проследила за тем, когда Соня уйдет, села за стол и принялась перебирать пальцами карты.

– Я сбежала от вас… И чтобы отмыться от ваших поганых рук и тел… От того яда, которым была пропитана моя кожа, я спустилась к реке, чтобы смыть с себя эту грязь… Я вошла по колено в воду и наткнулась на тело той девушки, которую убил Герман… Я подтянула ее к берегу и, увидев, что мы с ней приблизительно одного роста и что у нас даже похожие волосы, поменялась с ней одеждой… И оставила ее на берегу… чтобы ее кто-нибудь нашел… Я понимала, что вы – ваша святая троица – практически ненаказуемы, и поэтому решила отомстить сама. Всем троим. Я не вернулась в город, а осталась жить в доме бабы Нади, Надежды Николаевны Берковской… А чтобы после моей смерти моя квартира не пропала, оформила на нее завещание. Мне потребовалось три месяца, чтобы я пришла в себя. А потом я стала дрессировать твоего Рони… Да-да, он был еще жив, когда я нашла его в сарае на даче… Я его выходила и стала дрессировать… Это я научила его бросаться на всякого, кто пахнет гвоздикой… Это я написала записки твоим приятелям и натравила на них твоего Рони… Это было несложно… Конечно, мне было страшновато, я ужасно боялась, что машина, которую я купила на деньги отца Германа, Монахова, не заведется или что-нибудь еще… Еще мне было страшно при мысли, что меня могут вычислить и посадить в тюрьму…

Наталия, присутствующая при этом спектакле, поняла, что Ира устала. Она вошла на кухню и увела ее.

– Ты, Жора, можешь возвращаться домой… – сказала она спокойно. – Надеюсь, что никто и никогда не узнает то, что только что узнал ты… Вы превратили вашу учительницу в инвалида, в психически больного человека… Потому что вы сами уроды…

– Н-н-неужели это Ирина Валентиновна?

– Как видишь…

– А кого же тогда похоронили?

– Марту, кого же еще…

– И это действительно мой Рони?

– Да…

– Он меня не загрызет?

– Иди, тебя внизу ждет твой отец…

Он ушел, а она вернулась в спальню, где находилась все то время, и уложила в постель Ирину.

Она нашла ее в том самом сарае, который приняла сначала за коптильню. Когда Логинов сказал, где живет Берковская Надежда Николаевна, она поняла, что это и есть баба Надя… Просто когда Плотников говорил о ней и произнес «баба Надя», ей показалось, что Настя…

Все ее видения, как фрагменты сложной мозаики, обрели каждый свое место: девушка в синем пальто и белой «таблетке», Берковская с песцом на груди… Именно когтями этой старинной горжетки, пропитанной запахом нафталина, будет царапать тело Германа обезумевшая от нервного потрясения Ирина Литвинова… Рыбья чешуя – это тоже плод ее воспаленного воображения… «Я хотела, чтобы подумали, будто его съели рыбы…»

– Сам выкручивайся, но я не позволю устраивать суд над этой больной женщиной… – сказала Наталия Логинову, после того как они вернулись из Соснового Бора, куда увезли Литвинову, которая не могла уже жить без Берковской и называла ее своей мамой. – А я поеду к Саре… Во-первых, мне надо отдать ей комиссионные… Как-никак, а работу свою я выполнила, поэтому Захарченко, я думаю, ко мне претензий не имеет… Он заплатил за свой покой, и, надо сказать, не слишком щедро…

– Ты мне так и не сказала: когда ты поняла, что Литвинова жива?

– Когда еще раз съездила к Алебастрову и поняла, что четвертый зуб снизу слева – это если смотреть прямо, но фактически зуб-то был на правой стороне…

– И что же? Ты приехала в Сосновый Бор и попросила Литвинову, которую, согласись, теперь просто невозможно узнать, показать тебе пломбу?

– Да нет же… Просто я дала ей несколько яблок… И там был такой характерный прикус… У нее же один зуб рос во втором ряду… – Она улыбнулась: – Логинов, не переживай, я ненадолго…