Особо одаренная особа

Гурии и сваха взяли «султанов» за руки и, непрерывно воркуя, провели их в беседку, усадили, разожгли кальяны и разлили вино по бокалам, Велий с ужасом покосился на Сиятельного, когда мавка, урча кошкой, запустила обе руки в шевелюру радостно млеющего Аэрона. Но Князь и бровью не повел, ухватил павлинье опахало и с каменным лицом погнал ароматный дым из курильниц на отдыхающих. Задумавшись, Велий что есть силы ущипнул вампира за бок.

— Ты чего?

— Проверяю, не спим ли мы, — признался маг, косясь на Верелею с полным блюдом винограда.

— Да я уже наговор от баечника прочитал, — признался вампир. — Не спим. А то я поначалу испугался. — Он подозрительно покосился на Верелею, которую не так давно чуть не утопили во сне. Вполне разумно остерегаясь ответной гадости, «султаны» держали ухо востро.

Тем временем Алия, быстро расставив по кругу мечи в подставках остриями вверх, дала знак музыкантам и те сменили мелодию на более грозную и рокочущую. Танцевать лаквиллка не умела, но зато мечами владела безукоризненно. Две стальные молнии мелькали в ее руках, как живые, блестящее от масла тело по-змеиному изгибалось, а сталь вокруг нее свистела так грозно, что вампир и маг на миг забыли про подруг. Алия танцевала между мечами так самозабвенно, что, казалось, вовсе забыла о них, то перепрыгивая через опасное препятствие, то скользя меж лезвиями, которые, и это было видно сразу, были бритвенно остры.

Велию уже было плохо, а когда она добавила к стоящим еще двенадцать коротких ножей и завязала себе глаза, стало нехорошо и вампиру. Потушив часть свечей, Алия взяла в руки две огненные булавы, рассекавшие воздух с надрывным, душераздирающим воем, и начала прыгать с завязанными глазами так бесшабашно, что «султаны» поняли — не с их нервами смотреть на такие развлечения. Аэрон следил за Алией остановившимся взглядом и, заметив, как она, сбиваясь с ритма танца, с каждым прыжком все опасней приближается к мечам, на самом высоком прыжке не выдержал и закричал:

— Стой!

Алия оскользнулась, булава, вырвавшись из ее рук, огненным росчерком метнулась в беседку и, угодив в клепсидру, опрокинула ее.

— Что вы наделали, несчастные?! — заорал, хватаясь за голову, Анжело.

Оба «султана» вскочили на ноги и потому не заметили, как за их спинами Князь и Волк, чересчур резко дернув опахалами, осыпали их зеленой волшебной пылью. Неодолимый сон навалился на мага и вампира, и друзья мягко осели на полосатые диванные подушки.

— Уф! — выдохнула разгоряченная Алия. — Думала, не попаду в вашу дурацкую сидру!

— Ты же говорила, что слышишь, как она журчит, — возразила я.

— А ты сама попрыгай с завязанными глазами!

Замолчавшие музыканты выжидательно уставились на нас, зато султанская сваха взвыла басом:

— Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду!

— Цыц! — показал все свои зубы Анжело и, погрозив свахе пальчиком, велел: — Кушай виноград, кушай шербет! Отдыхай, дура!

А я пообещала тетеньке, что через семь дней отпустим обязательно, еще и наградим, если деньги останутся.

— Только не забудьте завтра утром повторить все то же самое. Я посмотрела на вампира с магом. — Ну кто их поволочет обратно?

Утро началось с медного звона и отчаянной ругани прямо за дверью комнаты.

— Ты че прешь, глаза выпучив! — визжала поломойка Глашка. От ее пронзительного крика Велий подбросило в кровати и перекорежило. У купцова слуги голос оказался не лучше, а уважения к старшим ни на грош, и он, еще раз наподдав ногой медный таз, завопил на весь постоялый двор:

— Да ты хоть знаешь, сколько прибор для умывания стоит, коровища?! Ты же его помяла! Смотри!

Глашка без раздумий шлепнула крикуна мокрой тряпкой, и поднялся такой ор, что даже Аэрон не выдержал, со стоном открыв глаза:

— Все, поспать не дадут! — Он сел, растирая лицо.

В комнате было свежо, Аэрон заметил щель в раме, в которую надуло снега. Серая мгла за окном и снежная круговерть застили мир. Аэрон потянулся и замер, недоверчиво осматривая комнату, встретился взглядом с Велием, свесившим ноги с кровати и тоже подозрительно вслушивающимся в скандал, который вдруг оборвался на высокой ноте. Густой бас, заявив, что все здесь дети шайтана, завел миренскую песню со знакомыми Велию «ай, люли, люли».

— Спорим, там сваха, — кивнул в сторону двери маг.

— Да не может быть, чтобы все по новой! Я в это не верю.

— Одинаковых снов не бывает. — Велий сощурился, прислушиваясь к требовательному стуку в дверь, а вампир захохотал и во весь голос рявкнул:

— Кто там?

— Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий? — знакомо зарокотало за дверью, и Аэрон, всплеснув руками, закричал:

— Здесь, уважаемая! Вай, заходи, Ждем давно! Не томи, слушай.

— Вах! — заорали с той стороны двери и захлопали в ладоши, поторапливая с сильным миренским акцентом: — Девочки, шевелите попами!

Лей, зурна и барабаны подали голос, разом перенеся всех своей мелодией на далекий юг. Двери широко распахнулись, и в комнату, часто кланяясь, ввалился голый по пояс, но зато в широченных малиновых шароварах, с золотым тюрбаном на голове и с изумительно кривой саблей в расписных ножнах на боку Зоря. Отсалютовав, детина рявкнул на робких евнухов, сопровождавших трех подобных утренней заре гурий, закутанных в тончайшие шелка и кисею. Аэрон как дитя захлопал в ладоши:

— Я знаю, что сейчас будет!

Почтительно отдуваясь, Волк и Сиятельный внесли огромный, исходящий паром золотой казан, а хихикающие гурии, мигом установив низенький палисандровый столик, с полотенцами, халатами, благовониями и маслами накинулись на «султанов». Аэрон изобразил восторженный волчий вой, а я ткнула его кулачком в ребра:

— Не шалей! Знаешь, как нелегко было уговорить девчонок один раз устроить вам праздник! Думала, загрызут, — и, игриво подмигнув Велию, взялась за губку, многозначительно выжимая из нее струю пенящегося розового масла. Веры в его глазах не было ни на грош, да и как это можно представить, чтобы время повернулось вспять из-за какой-то дурацкой капалки!

— О услада моего сердца, отрада моих глаз, сладкая песня моих ушей, — пела я, проворно избавляя недоверчиво зыркающего по сторонам Велия от рубашки. — Посмотри, каких славных музыкантов пригласила твоя верная раба. Сама сваха Миренского султана всю ночь шила мне наряд.

Аэрон рычал, наслаждаясь происходящим, и сам, вырвав из рук Алии леопардовую накидку, гордо опоясал ею свои чресла. Лейя хихикнула, а я показала ей из-под кровати кулак, жестами намекнув, что я с ней сделаю, если она нам все сорвет.

В общий зал они спустились разодетые в пух и прах, вызвав общий вздох восхищения. Купцы, спешно собирающиеся в дорогу, удивленно разинули рты. Мучимый похмельем углежог, подняв на друзей мутный взгляд, жадно опустошил кружку и рухнул с лавки под ноги хозяину постоялого двора, который начал заполошно бить себя по ляжкам и кричать:

— Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! — Он беспомощно оглядел зал и озабоченно произнес: — Как там Матрена-то одна?

Дородный купец Круль Яковлевич, оправив широкий пояс на своем животе, успокаивающе пророкотал:

— Не извольте беспокоиться, Артемий Сидорович, мы заедем за повитухой, передадим про Матрену. Нам по пути. — Он поклонился хозяину постоялого двора и, не удержавшись, стрельнув глазом на раздетых по-миренски девиц. Хохотнул: — Ишь, молодежь! — и, тут же забыв про них, отправился к своему обозу, покрикивая на ходу: — Ну что встали? Выводи со двора!

Понукаемые возницами лошадки бодро потрусили по улице, звеня колокольчиками.

— И нас троечки ждут, — басом проворковала султанская сваха. Велий выскочил на крыльцо под метель и провожал взглядом обоз, пока он не скрылся с глаз.

— Вай, замерзнешь, султан! — тряся шубой, выскочила на порог сваха. Мы вывалили следом, а Анжело, повиснув на друзьях, страстно зашептал им в уши, какой шикарный терем он откупил у старосты, и тут же схлопотал по шее от «евнухов».

В терем они входили слегка обалдевшие, растерянно покивали, когда Анжело, тыкая пальчиком, сообщал, из каких сокровищниц одолжил эти вещи, а указав на знакомую клепсидру, зловеще переливающуюся всеми цветами радуги, закатил глаза:

— А в ней льются воды реки времени. Ах, если б знал король джиннов и ифритов, где его милая безделушка! — и тут же сурово предупредил: — Не смейте переворачивать ее до полуночи, а то этот день начнется заново.

Велий первым делом сунулся именно к ней и отшатнулся, чувствуя неслыханную мощь, встретился с вопросительным взглядом Аэрона и недоуменно пожал плечами. Мавка, урча кошкой, ластилась к вампиру, а я с загадочным видом взялась за чашу с виноградом и изобразила сильную обиду, когда оба «султана» сорвались с места и стали вырывать из рук лаквиллки острые мечи.

— Эй! Вы чего?! — закричала Алия, выпадая из образа гурии.

— Не надо нам этих дикостей! — безапелляционно заявил вампир.

— Знаем мы эти танцы, — поддержал его Велий.

— А че делать-то?! — растерялась Алия, переводя взгляд с одного на другого.

— Меня виноградом кормить будешь, — сказал Велий.

— А Верея нам станцует, — с затаенной надеждой добавил Аэрон, и оба, опасаясь скандала, уставились на меня.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Я сложила ручки на груди, своей покорностью повергнув Велия в легкий шок, сделала знак музыкантам, и те сменили мелодию на более страстную и волнующую. Все было отрепетировано еще вчера. Зоря, согласившийся ради общего дела немного попозориться, встал у фонтана, пытаясь изобразить взглядом одолевавшую его похоть, и вид у него был страшный, как у быка, узревшего конкурента. Я старалась на него не смотреть из опасения расхохотаться и провалить всю затею.

Танец мой назывался «Покрывало» и был из тех, которыми миренские наложницы разжигали страсть даже в дряхлых стариках.

Начинался он с того, что верхнее шелковое покрывало, медленно струясь вдоль тела, стекало по рукам и бедрам на пол. После этого ритм становился просто бешеным, да и сам танец страстностью не уступал вчерашнему, с той лишь разницей, что мои срывающиеся на пол одежды заставляли сердце стучать чаще и куда сильней захватывали дух, а тело было практически не видно из-за покрывала, то змеей обвивавшего меня, то вздувавшегося цветной узорной стеной между мной и зрителями. И неважно, что я кружилась практически голышом, они все равно ничего не видели, и хотя это был старый как мир трюк, в исполнении опытной миренской наложницы он всегда срабатывал безотказно, будил воображение, не нарушая приличий. И пусть я лопну, если они видели руку выше локтя или ногу выше лодыжки, но навоображали наверняка леший знает что. Я боялась только одного — что Серый Волк и Сиятельный, глядевшие на меня остекленевшими глазами, забудут вовремя тряхнуть своими опахалами.

Когда оставалось уже отбросить лишь шелковое покрывало, малиновый, сопящий Зоря с нечеловеческим всхлипом заставил-таки себя завалить на бок клепсидру.

— Что ты наделал, несчастный! — осипшим голосом выдавил Анжело и вопросительно посмотрел на молчащих евнухов.

— Только не это! Не сейчас! — стукнул себя в отчаянии по лбу Велий. А Аэрон, протестующе крича, сам влетел лицом в осыпанные сонной пылью перья опахала.

— Ну вот! Чуть все не испортили! — накинулась Алия на Серого Волка, старательно обмахивавшего перьями опахала Велия. Мавка каталась по ковру, рыдая и суча ногами:

— Я тоже хочу так танцевать!

Музыканты выжидающе молчали. И только султанская сваха взвыла басом:

— Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду.

— Все, бабушка, концерт окончен, — успокоила я ее, натягивая шаровары. — Кушай щербет, отдыхай! — и, посмотрев на спящих «султанов», повелела: — Выноси!

Утро началось с медного звона и отчаянной ругани под дверью комнаты.

— Ты че прешь, глаза выпучив! — визжала поломойка Глашка.

От ее пронзительного крика Велия подбросило на кровати и перекорежило. У купцова слуги голос оказался не лучше, а уважения к старшим ни на грош, он, еще раз наподдав ногой медный таз, завопил на весь постоялый двор:

— Да ты хоть знаешь, сколько прибор для умывания стоит, коровища?! Ты же его помяла! Смотри!

Глашка без раздумий шлепнула крикуна мокрой тряпкой, и поднялся такой ор, что даже Аэрон, не выдержав, со стоном открыл глаза:

— Этого не может быть! Я не верю!

Велий, сорвавшись с кровати, выпотрошил свою сумку и, вынув толстую кожаную тетрадь, стал быстро-быстро что-то вслух зачитывать.

— Ты чего? — покосился на него Аэрон.

— Если это марок, то мы его сейчас распознаем.

Анжело, прижавшийся ухом с той стороны двери, беззвучно захихикал:

— Как же, держи карман шире! Если уж ты клепсидру за настоящую принял…

Я оттащила его за шиворот, показывая, что пора браться за дело Зубейде, и схватила флакон с притираниями, но Алия замотала головой, шипя:

— Розовый, не синий! Розовый! Они сейчас такие подозрительные, что на ерунде можно влететь.

Зубейда растолкала всех дородным телом, обозвала нас детьми шайтана, деликатно постучала в дверь, воркуя басом:

— Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?

Услышав «Нет!», похожий на злобный лай, сваха растерялась, но Зоря решительно распахнул дверь и бухнулся на колени.

— Вах! — заорала опомнившаяся сваха и захлопала в ладоши, поторапливая нас: — Девочки, шевелите попами!

Лей, зурна и барабаны подали голос, разом перенеся всех своей мелодией на далекий юг. Мы козочками перепрыгнули через распластавшегося на полу вора, а Волк, видя, что им с Сиятельным не перетащить тяжелый казан через богатыря, наподдал по обтянутому красными шароварами заду. Лейя прыснула, я ее пихнула локтем в бок, не рискнув строить ей рожи при Велии, подозрительно впившемся в нас глазами. Утренний туалет был похож на битву, Велий отбивался, а я сквозь зубы шипела, требуя не портить наш сюрприз идиотством. Аэрон тоже как-то не очень млел, заворачиваясь в ягуаровую накидку, и едва не ринулся обратно в комнату, увидев в общем зале Круля Яковлевича.

Купцы, спешно собиравшиеся в дорогу, удивленно разинули рты.

Мучимый похмельем углежог, подняв на друзей мутный взгляд, жадно опустошил кружку и рухнул с лавки под ноги хозяину постоялого двора, который начал заполошно бить себя по ляжкам и кричать:

— Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! — Он беспомощно оглядел зал и озабоченно пробормотал: — Как там Матрена-то одна?

Дородный купец Круль Яковлевич, оправив широкий пояс на своем животе, успокаивающе пророкотал:

— Не извольте беспокоиться, Артемий Сидорович, мы заедем за повитухой, передадим про Матрену. Нам по пути. — Он поклонился хозяину постоялого двора и, не удержавшись, стрельнув глазом на раздетых по-миренски девиц. Хохотнул: — Ишь, молодежь! — и, тут же забыв про них, отправился к своему обозу, покрикивая на ходу: — Ну что встали? Выводи со двора!

Понукаемые возницами лошадки бодро потрусили по улице, звеня колокольчиками.

— И нас троечки ждут, — проворковала султанская сваха.

Со стоном погрузившись, «султаны», не сговариваясь, врезали Анжело по шее, едва тот завел разговор про славный терем, выкупленный у старосты, Демон обиженно заявил, что тогда он не расскажет, каких диковинок туда понатащил.

— Хмарь-то какая! — Велий тоскливо посмотрел на небо. — Даже по звезда не определишь, какой день.

— Прекрасный день, о мой господин! — воскликнула Алия и бросилась ему на грудь.

— Сегодня сбудутся твои самые заветные мечты, — проворковала я ему на ухо, а мавка замурлыкала, ластясь к Аэрону. Тот недоверчиво зыркнул на Сиятельного, но «евнух» в золоте был спокоен, будто его зельем опоили.

— Вот, — не сдержался-таки, прибыв в терем, Анжело и, раздуваясь от гордости, показал им бескрайние пески за окном и марширующих верблюдов, не замечая, что два дружка уперлись взглядом в ненавистную клепсидру.

— Ковры ручной работы! Столик резной слоновой кости! А деревья? Вах! Собственными ручками выкопал и перенес из султанского сада! Чувствуете этот аромат юга?

— Тошнит, — честно признался Велий, глядя на клепсидру.

— Ну не будь таким букой! — укорила я мага, запуская пальцы ему в волосы. — Мы так старались, я еле девчонок уговорила. Алия танец приготовила. Вам понравится. Я смотрела, аж жуть берет.

— Не надо! — вскинулся Аэрон.

— Тогда я сама вам станцую! — Я хотела было подняться, но Велий поймал меня за руку, тряся головой:

— Не надо танцев! И уберите кто-нибудь этого олуха от фонтанов!

— Чего?! — обиделся Зоря, а я расстроилась:

— Зря, ты не знаешь, чего лишаешься.

— Не ссорьтесь! Мы же собирались веселиться, вот и давайте веселиться! — запрыгала мавка, чувствуя, что назревает скандал. — Не хотите танцев? Щас я вам спою! — Сделав знак музыкантам молчать, она завела песню.

Голос ее был звонок, как весенняя капель, в нем слышался шелест листвы, пахнуло тающим снегом, а над головой словно распростерлась бездонная синь неба. Меня стало клонить в сон, сидевший рядом со мной Велий обмяк и с каким-то отрешенным равнодушием проводил взглядом выпавшее из рук Серого Волка опахало.

— Так я и знал, — обреченно произнес он, видя, как оно падает точнехонько на проклятую клепсидру. Теперь с порошком пришлось подсуетиться мне, я махнула платком и задержала дыхание, чтобы не вдохнуть самой.

— О, горе нам! — схватился за голову Анжело, Аэрон и Велий повалились друг на друга, а мы выскочили из беседки.

— Тьфу ты! Переложила порошка в платок, — сказала я, отмывая руки в фонтане.

Анжело хихикнул:

— А Велий уже знаки начал оставлять, в стене щепку выковырял.

— Ничего. Овечка с этим делом разберется, у ней глаз — алмаз, — успокоила его я. — Ну что? Берем, несем?

Утро началось с привычного медного звона и ругани.

— Я этого больше не выдержу! — проговорил, не открывая глаз, Аэрон. — Давай придушим Анжело подушкой и закопаем на заднем дворе.

Велий задумчиво помолчал, но, вспомнив про свои меточки, метнулся к стенам, заглянул под кровать, посмотрел у окна и разочарованно саданул кулаком в стену.

— Просто гадство какое-то! Надо было на Верелее какой-нибудь шрамик оставить. Шрамик не зарастишь.

— Или Сиятельному поставить фингал под глазом, или зуб выбить, тоже вариант! — подскочил Аэрон, и оба с интересом уставились на дверь.

— О черт! — зашипел стоявший около меня под дверью Анжело. — Так и до рукоприкладства дойдет.

— Может, признаемся? — малодушно пропищала Лейя, но Алия ее одернула, косясь на Князя:

— Не суетись, не тебя же они бить будут!

— Засос тоже подойдет, — послышалось за дверью.

Я посмотрела на подруг:

— Слышали? Так что будьте начеку — только губы в трубочку, сразу ныряем в ноги.

— Слыхал? — Волк толкнул Сиятельного. — Чуть губы в трубочку, сразу ногой под дых.

Князь, порядком подрастерявший за время общения с нами свой глянец, многообещающе оскалился, потирая кулаки, а я подтолкнула Зубейду, понимая, что сегодня без скандала уже не обойдется, придется чертову клепсидру опрокидывать самой, уворачиваясь от поцелуев.

— Чего надо? — рявкнули в ответ на робкий стук султанской свахи.

— Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?

Утро началось с отчаянного мата Аэрона.

— Нет, я больше не выдержу! — Он с ревом забился на кровати.

Закутавшийся в одеяло Велий дотащился до выхода, косясь на проклятую щель в окне, из которой безжалостно дуло. Рывком распахнув дверь, он гаркнул во всю глотку:

— Входите уже!

Мы замерли, как мыши на пороге амбара.

— Вай, девочки, шевелите попами! — всплеснула руками Зубейда, делая круглые глаза музыкантам. Лей, зурна и барабаны подали голос, перенеся своей мелодией на далекий юг.

— Только не надо поп! — Аэрон зарылся в одеяло, отбиваясь от наших рук как капризное дитя. — Девочки, мы ничего не хотим, мы устали, дайте умереть!

— Глупенькие, мы вам такой сюрприз приготовили! — Я повисла на стонущем Велии.

— Ну в самом деле, ребята, мы же старались! — укоризненно бормотал Серый.

— Такой терем вам шикарный организовали! — закатил глаза Анжело, а Зоря, подтверждая его слова, поцокал языком и покачал головой, показывая, что просто пальчики оближешь, какой терем.

— От это мужики! — разорялась Алия. — Вчера орали «гарем, гарем», а сегодня с похмелья маются, ничего им не надо!

— Пойдемте. Там опохмелитесь, — внес предложение Сиятельный. — Заодно посмотрите на удивительную клепсидру, которую Анжело позаимствовал у ифритов. Своего рода чудо.

— Трофим, етит твою мать! Тебя ж за повитухой послали! услышал Велий отчаянный вопль хозяина постоялого двора и вдруг заорал как полоумный:

— Как там Матрена-то одна? Неделю уже рожает!

— И нас троечки ждут, — басом проворковала султанская сваха, пуча на нас глаза.

— Не надо троечек, — взяв меня за руки, серьезно попросил Велий.

— Как это не надо? — обиженно надула я губки, а Алия с мавкой подхватили:

— То им надо, то им не надо! Завтра опять надо будет! Мы вам скаженные, что ли? По десять раз одно и то же устраивать! Выиграли желание — получайте!

— Не хотим мы никакого желания! — завыл Аэрон.

Овечка сунула голову в двери, поинтересовалась:

— Ну чего вы копошитесь? Кони мерзнут! Вон какая круговерть за окном.

— Дак чего? Едем или не едем? — растерянно вопросил Зоря.

— Нет, — отрезал Аэрон. — Я отказываюсь от своего желания, хочу весь день здесь сидеть, а в терем ваш и носа не показывать.

— Ты это всерьез? — недоверчиво спросил Волк.

— Могу на архоне поклясться! — Вампир выхватил свой знак архона и возгласил: — Клянусь за себя и мага Велия, что от желания отказываюсь и вы мне ничего не должны.

Поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в лоб.

— Дурачок! — захихикала за дверями овца.

— Радуйтесь, — пробурчал Аэрон. — Вы даже не представляете, что бы вас ожидало сегодня!

И тут уж заржал весь трактир. Аэрон растерянно глянул на мага, а тот, хлопнувшись на кровать, рявкнул:

— Все-таки они нас сделали! — и кинулся на меня. Я взвизгнула:

— Бежим! — и, путаясь в шелке, бросилась прочь.

— Вай! Злобные ифриты, отпустите несчастную Зубейду! — белугой ревела султанская сваха, взирая на корчившуюся от смеха нечисть. А я белкой скакала по большому залу, ныряя под столы и перепрыгивая через стулья…

Снег летел из-под копыт, звенели колокольцы, мы летели по тракту на трех тройках, с веселым смехом обгоняя друг друга. Нанятые гудочники честно отрабатывали свои кладни, так что в селах нас принимали за свадьбу. Вампир, как только услышал, что ему предлагают до Школы ехать верхом, устроил форменный скандал, заявив, что его тошнит от одного вида седла, щедро развязал кошель и оплатил нам шикарный проезд до самого Вежа. Собственно, мы теперь все веселились на его деньги, потому что в наших кошелях ветер гулял.

— Эх ты, транжира! — укорял меня «жених».

— В следующей же деревне пересядешь на другую тройку, — пригрозила я.

Поезд наш двигался крайне медленно, потому что, стрелой долетев от одного поселка до другого, мы могли застрять там на полдня и больше. А ярмарка в Белполе и вовсе задержала нас на два дня.

— Нет, ну клянусь! — рычал Велий.

— Врешь! — упиралась я, с удовольствием чувствуя, как он, горячась, сжимает меня в объятиях. — Да клянусь же!

— А я не верю! — продолжала я. — Ты не ревновал.

— Да еще б маленько — я б сам эту клепсидру опрокинул!

— Ты?! — Я засмеялась. — Да ты как рак глаза пучил и орал «только не сейчас»!

— Я не это имел в виду! — Велий горделиво вздернул подбородок.

В Лужицах я поволокла всех на знаменитую плотинку. Конечно, от старой мельницы уже и следа не осталось, да и речка была такая, что куры, глядя на нее, умирали со смеху, но тем не менее все с удовольствием послушали, как я устроила грандиозный потоп, едва не смыв два села, когда решила построить жабий домик.

— Все-таки все мужики одинаковы, — сказала Алия. — Нет чтобы расслабиться, ну и что, что один день повторяется бесконечно?

— Зато какой день! — поддержала подругу Лейя.

— Это ж надо было — все удовольствие самим себе испортить! — со смехом сказала я. — Нет, Велию непременно надо было до всего докопаться, а Аэрону довести начатое до конца. Не начни они бузить, вся наша затея с треском бы провалилась!

Аэрон, попавший в наши цепкие коготки, с тоской глядел на беззаботно гогочущих дружков, ему хотелось к ним, на волю, но оставалось лишь от досады рвать на себе волосы.

— Это свидетельствует о том, что мы лучше знаем мужскую породу, — важно проговорила Алия, мы захохотали еще пуще и захлопали в ладоши.

— Все, сейчас выброшусь! — крикнул, решившись, Аэрон. И до самого Плешанова, самодовольно хохоча, барахтался в наших объятиях, ловя завистливые взгляды парней. В Плешанове его вырвали из саней, и, пока мужчины выясняли, кому следующему счастье привалит прокатиться в нашем обществе, мы на своей тройке дали деру.

— Кобелей в сани не садят! — прокричала я, оборачиваясь.

— Кобели рядом бегут! — поддакнула Алия.

Успенка ничем нас не порадовала, кроме огромного кладбища. Почтительно проезжая мимо бесконечного ряда памятников, Велий насмешливо поинтересовался:

— Ностальгия не одолевает?

Лейя, вспомнив Малое Упырское кладбище, предложила:

— Давайте летом Ваську на его родину свозим, маму ему покажем…

Велий поперхнулся и показал внушительный кулак. А я заявила, что мамой является сама Лейя и нечего травмировать ребенка.

Укладываясь ночевать в Опарине, мы вдруг сообразили, что вместо одной недели добираемся до Школы уже целых две.

— А чего вы переживаете, — сонным голосом пробормотала Алия. — С нами аж двое наставников.

— И оба мои, — добавила я.

— Вот тебе Феофилакт и устроит по возвращении экзамен, — проворчала подруга, засыпая.

— Ага. — С меня соскочил весь сон, я оторвала голову от подушки и села. — Ну по демонологии я выкручусь, расскажу про Лилит, та еще мегера. По мифотворчеству расскажу про Сусаноо — так рождаются мифы. А вот что делать с практической магией? — Я посмотрела на недоеденный пирожок на тарелке, но посреди ночи не решилась поднимать его над тарелкой даже на волосок, вдруг что-нибудь пойдет не так, жаль лишать людей крова.

Анино встретило нас разгулом настоящей свадьбы. То, что свадьба случилась не на Покров, не вызвало удивления, молодка была явно на сносях. Это болото засосало нас на три дня.

— Я сейчас спою вам замечательную песню! — объявила я, размахивая кубком с вином, на женской половине старостиного дома (все-таки лорд Урлака в гостях). И с чувством завела любимую песню принца-скандалиста: — А я пьяный, как свинья, нету денег у меня…

— От это я понимаю! — радостно воскликнула Алия. — Не песня, а сплошной мат!

— Какой мат? — возмутилась я и продолжила: — Я не знаю о тоске, целый день я пью саке, а потом горланю песню и валяюсь на песке.

Лейя, выхватив тетрадь, заметалась по светелке в поисках пера:

— Повтори еще раз! Я потом в кабаке кого-нибудь так обложу! Умрут от зависти!

Я обиделась на подруг, выскочила во двор и, прижав к стене всю теплую компанию, от Сиятельного до Зори, несмотря на их протесты, исполнила всю песню от начала до конца.

— Разве я плохо пою? — спросила я.

— Так это была песня! — фыркнул Велий. — Надеюсь, о любви?

А Волк, многозначительно потерев морду, сказал:

— Да, не хотел бы я жить в той сказочной и интересной стране, где даже о любви могут петь исключительно матом.

— Нет, правда, на каком языке? — поинтересовался Сиятельный.

— Издеваетесь, да? — догадалась Я. — Я кроме общепринятого никакого не знаю! — Я решила пойти и спеть эту песню жениху с невестой, но Аэрон крикнул мне вслед:

— Ластолайка!

— С чего это я остроухая?! Сам ты редкозубый!

Дружки захохотали, а Велий с ехидцей поинтересовался:

— Ты хоть понимаешь, что на эльфийском собачишься?

— Ага! Ты еще скажи, что я на моранском стишата слагаю! — вконец обиделась я и, махнув рукой, гордо поплыла к народу.

К Белым Столбам мы подъезжали измотанные дорогой. Я шепталась с овечкой:

— Слушай, это правда, что я из-за родства с Горгонией могу любой язык понимать?

— Вполне вероятное явление, — ответила та. — Раз в тебе ее кровь, значит, и талант.

— И теперь я могу подземные тоннели, как Индрик, рыть? А по весне на коровок брошусь?

— Ты, главное, голой, как Березина, не ходи, — хмыкнула ехидина, — а то и так говорят, что ты по пояс деревянная.

— Кто говорит? — взвилась я. — А ну-ка Зорян, наподдай! Щас мы одному магу из языка бантики завязывать будем!

Когда добрались до Белых Столбов, Велий облегченно вздохнул:

— Еще одна неделя, и нас снова бы в розыск объявили. А так недалеко совсем.

— Ну что, — поигрывая фамильным медальоном, спросил Аэрон, — наведаемся к местным князьям в гости?

Других документов, удостоверяющих его лордство, кроме наглости на лице, Аэрон не имел, впрочем, особо и не забивал себе этим голову.

— Нет уж, — решительно заявила я, вспомнив о Прыще. — Что нам, постоялых дворов не хватает? Все-таки перекресток двух трактов.

— Та-ак. — Аэрон посмотрел вокруг. — Где тут самый дорогой, шикарный постоялый двор?

— Ну все! Понесло лорденка! — вздохнула Алия.

— Доверь такому наследство — за год промотает, — добавила овечка.

А я фыркнула:

— Это сейчас он такой щедрый, а дома — жмот и скупердяй!

— Давайте поносите меня, благодетеля, захребетники! — Аэрон одернул на себе куртку и, ведомый вампирьим чутьем, барином двинулся по центральной улице Белых Столбов. Три тройки, звеня колокольчиками, вынуждены были плестись за ним, приноравливаясь к его шагу. Воспользовавшись этим, Велий ухватил меня под ручку, и мы пошли по хрусткому снегу.

— Одного не пойму, — сказал Велий, — как вы меня надули с этой чертовой клепсидрой? Ведь от нее веяло магией! Да еще какой!

— И охота тебе в этом копаться.

— Ну а все-таки?

— Воду мы освятили в Храме Хорса и смешали ее с тремя каплями крови: моей, овечкиной и Анжело.

— Хм-м, — задумчиво протянул Велий. — Вот уж не думал, что это такая гремучая смесь.

А я, заговорив про кровь, вдруг вспомнила фон Птица и задумалась совсем о другом.

— Этот твой фон Птиц такой, оказывается, кровожадный старикашка! Как ты думаешь, он моего папаню еще раз убить не попытается? А то Ландольф грозился перебраться поближе к столице…

— За Ландольфа не беспокойся, он на свете не первый год живет.

— А за тебя, — я повисла на руке Велия, — за тебя мне надо беспокоиться? Они вас обоих хотели бритвой по горлу чик — и в колодец!

Велий захохотал слишком, на мой взгляд, беспечно для такого серьезного вопроса, я попыталась ударить его кулаком в ребра, но в шубе он был просто неуязвим и еще повозюкал меня в сугробе, как маленькую шавку. Я даже обиделась, пригрозив, что, если на него нападут разбойники, нанятые Конклавом, я за него заступаться не стану.

— За меня уже дядьки твои заступились, — сказал Велий, скатывая снег в тугой комок.

— Зачем это? — вякнула я.

— Чтоб ты без жениха не осталась, — ответил Велий.

— Я про снежок, дурачина. — Я стала пятиться, раздумывая, стоит ли морозить пальчики, отстреливаясь, или лучше сразу дать деру. Хотя, может, заклинанием шарахнуть?

Аэрон, нарисовавшийся на пороге шикарной гостиницы, окинул помещение и хозяев надменным лордским взглядом, но едва он открыл рот, как снежный заряд впечатался ему в затылок и вампир рухнул на руки хозяев. В это время Алия и Лейя, забытые нами во время прогулки, с криком:

— Бей магов! — набросились на Велия, свалив его в сугроб. Нерешительный Зоря, понукаемый овечкой, тоже робко свалял снежок на полведра снега и, осмотревшись вокруг, остановил на мне оценивающий взгляд.

— Ты это… того… не шали… — неубедительно погрозила я ему пальцем, поняв, что мне такого счастья не пережить, но, на мое счастье, Сиятельный с Волком, обернувшимся добрым лаквиллским молодцем, пристроив на постоялом дворе коней, вывернули из-за ворот, мило на ходу беседуя, и тут же были сметены с ног снежным ядром Зори.

— Чего там? — высунулась на крыльцо служанка, лакей в малиновом кафтане с золотым галуном солидно так заявил:

— Нечисть, вишь, озорует. На постой к нам соизволили.

— А это не опасно? — сделала круглые глаза служанка.

— Не-э, — лениво отмахнулся лакей, — вишь, какие веселые, значить, уже слопали кого-то, теперь не обидют.

Служанку как ветром сдуло, а я подмигнула дядечке и как можно серьезней прокричала:

— Только на ночь вьюшку не закрывайте, а то мы чертей в гости ждем!

Утром леший меня понес на торги в Белых Столбах, которые всегда славились далеко за пределами края, особенно конный рынок, на который барышники пригоняли племенных жеребцов со всего света. Прибыв по Миренскому тракту из южных степей, кони шли отсюда на Златоград и Княжев-Северский, а потому здесь всегда толпились конюшие как императора, так и Великого Князя. Конечно, были купцы, которые вели караваны и в Лаквилл, Сарсу, Урлак и Приморье, но самые яростные баталии все же вспыхивали между южанами и северянами. Они иногда торговались так, словно речь шла не о конях, а о государственном престиже, жизни и смерти и вообще о вещах далеких от коневодства.

Алию, конечно, сразу понесло на выгон, но я, зная этот город как свои пять пальцев, ухитрялась каждый раз провести их мимо. Мне нравились Белые Столбы, и, хотя я прожила здесь всего два года, они казались мне родными и близкими. Теперь, побывав там и сям и повидав две столицы — Златоград и Северск, — я с уверенностью могла сказать, что величественная, седая красота Белых Столбов мне больше всего по душе. Да что уж там кривить душой, половина моей резиденции в Заветном лесу была беззастенчиво скопирована с дворцов в Белых Столбах. Если кремль князя Милослава Ясеневича и уступал по размерам великокняжескому, то своей красотой уж точно его переплюнул. Да и как иначе, если когда-то Белые Столбы были столицей Северска.

— Вот, — я остановилась посреди крытого рынка Белых Столбов, наверное, единственного во всем Северске, — посмотрите, какое громадное здание, а кажется невесомым благодаря этим чудесным аркам и тонюсеньким, как свечи, столбам.

— Пойдемте уже коней смотреть, — бубнила равнодушная к моим чувствам Алия.

— Не-э, лошадки много ржут и какают, — возразила Лейя, которую тянуло в лавку ювелира.

Овечка же мечтательно закатила глаза и проблеяла:

— А мне нравятся, такие все душки, хоть и без мозгов.

Двоедушный Велий только похмыкивал, глядя на меня, всегда готовый присоединиться к большинству. И только Сиятельный с Зорей проливали бальзам на мою душу, поворачиваясь туда, куда я показывала пальцем.

— Нет, давайте в самом деле пойдем посмотрим на коняшек, — вмешался Серый Волк. Алия радостно заулыбалась, а Серый продолжил, облизнувшись: — Люблю резвую пищу.

Пришлось вздохнуть и смириться, но Велий получил очередной тычок в ребра за двуличность.

— А вот интересно, — сказал вдруг Зоря, обращаясь ко мне, — вы сами-то себя кем числите? Я, к примеру, родился на Засеках, значит — засечный. А вы хоть и в дебрях, но на границе со Златоградом, то есть получаетесь южанка.

— А кстати, маму твою звали Любава, это не та, которой храмы строят? — влез с комплиментом маг, за что получил еще один тычок под ребра. Зоря меж тем продолжал:

— Тетка вас прятала аж на самом севере, у границы с бирюками, как я понимаю.

— Кто такие бирюки?! — удивилась я, точно зная, что такого народа не существует.

Зоря покосился на Алию и честно признался, что бирюками на Засеках кличут все северное население, от диких мурсингов и нансей до лаквиллов. Алия пробиралась сквозь толпу, орудуя локтями, и не подозревала, что ее обозвали бирючихой. Овечка прижалась к ее ноге верным псом и даже порыкивала на особо неспешных горожан.

— А потом вы еще и в Мирене, и здесь везде побывали… — загибал пальцы Зоря. — Так вот мне интересно, каковской вы себя числите?

— Она не из каковских, — влезла в разговор мавка, переливающая из ладошки в ладошку голубые бусики, мимоходом купленные Сиятельным, — она общественная. — Услышала хмыканье Велия, поняла, что это нехорошо прозвучало, и тут же поправилась: — Гулящая она!

— Спасибо тебе, подруга. — Я поклонилась в ноги Лейе, а маг заржал в голос.

Зоря замер, шевеля пальцами, но ему по должности смеяться было не положено — все-таки хозяйка, хоть и временная. От тихой смерти мага спас радостный присвист Алии, наконец-то вырвавшейся на широкий выгон.

— А мне другое интересно, — призадумался в свою очередь Сиятельный, — Алия, когда она волк, как их любит? Чтобы кататься или уже как кушать?

— Не знаю как Алия, а вот кое-кто, — Велий покосился на меня, — любит их кушать, одновременно катаясь.

Понятно, намекает на Упыри. Князь удивленно приподнял брови, ожидая продолжения истории, но я буркнула:

— Подумаешь, укусили один раз, из самообороны.

Мы собрались в очередной раз немного повздорить, но тут сквозь ряды пробежал мужик, вопя:

— Оборотни!

— Сам ты оборотень! — возмущенно крикнула ему вслед овца. — Я чистокровная овца! — Она посмотрела вокруг, ища сочувствия у прохожих: — Всех дел-то, спросила, почем красавцев продают, а крику, крику!

Народ ее вежливо обтекал, а кое-кто уже и посмеивался над трусливым барышником:

— Подумаешь, нечисть на торги пришла! Первый раз, что ли?

У дощатого забора загона мы отвоевали себе почетное место и замерли, надолго забыв про бег времени. Кони были красивы и проходили перед нами один за другим, от тонконогих нервных бегунов до огромных, как гора, тяжеловозов с копытами как тележное колесо.

— Эх! Мне бы кладней два мешка! — ерошила волосы Алия.

Огромный черный красавец танцевал перед зрителями на задних ногах, злобно рубя воздух передними и косясь налитыми кровью глазами.

— В Златоград уйдет, — уверенно сказал Сиятельный.

— А почему не в Княжев? — спросил Велий.

— На Севере тяжелой кавалерии нет. А этот просто создан для катафрактариев.

Торги начались от тысячи кладней. Как и предсказывал Сиятельный, уцепились за коня именно златоградцы. Северцам этот конь был не нужен, но они из принципа увеличивали цену на радость продавцу. Покупатели горячились, махали руками, брызгали слюной, разве что только за ножи не хватались. Но стоило цене подскочить до немыслимых десяти тысяч, как по рядам прошел ропот.

— Чего там? — навалилась грудью на ограждение Алия.

Волк, у которого слух был не в пример другим, объяснил:

— Князь забирает его в уплату десятины с торгов.

— Сдурел?! — зафыркала лаквиллка. — Пусть деньгами берет!

Возмущение волной прокатилось по выгону, но это были крики бессилия. Князь имел право на свою долю — он ее взял. Конь ушел за первоначально названную цену. Алия выла и рычала, пытаясь погрызть рукав у Серого, а потом кинулась к воротам, куда уводили красавца, заставив и нас тащиться хвостом. Наперегонки с овечкой они спешили последний раз посмотреть вслед вожделенному коню и врезались в строй охранников князя. Образовалась свалка, в которой тут же наподдали и ей, и овечке тяжелыми копьями по спине. Серый, лишь на полшага отставший от Алии, живо выдернул ее за шиворот из кучи и так толкнул ближайшего усердного буяна в грудь, что вместе с ним повалил половину стражи. Кто-то крикнул:

— Воры!

И строй ощетинился копьями, целясь в основном Серому в живот.

— А-а-а! — заорала я, испугавшись, что сейчас начнется смертоубийство, и, упав животом на овцу, завопила: — Есть! Я ее поймала! Серый, держи! — пока волк хватал за морду испуганно верещащую овечку, я кинулась к страже, стараясь не замечать зло перекосившихся рож: — Ой, спасибо вам, дяденьки! Ах ты, негодяйка! — погрозила я пальцем овечке. Та удивленно выпучила глаза, не понимая, за что ей такое оскорбление, народ, взбаламученный неосторожным словом, захохотал надо мной, успокаиваясь, но тут охрана раздвинулась и до тошноты знакомый голос капризно спросил:

— Что происходит? Сотник, почему толпа мешает пройти?

В ответ понесся невнятный бубнеж сотника, я уже понадеялась сбежать под шумок, однако тут мне по плечу постучали свернутой нагайкой:

— Барышня, здесь конями торгуют, а не овцами.

Я закатила глаза: «Боже, он еще со мной и заигрывать пытается!» и повернулась к Прыщу. Конечно, это был он. Сынок Милослава Ясеневича за Прошедший год еще больше вытянулся, как-то неприятно заматерел, разом превратившись из некрасивого недоросля в отвратного вида мужика. Какое-то время он смотрел на меня, не узнавая, кривил губы в ухмылке и вдруг дернул лицом и, зло сощуря глаза, качнулся вперед. Не знаю, что он собирался делать, но словно створки ворот между мной и им со шлись плечи Аэрона и Велия, разом прикрыв меня от опасности.

— О! Князь! — Аэрон панибратски хлопнул Прыща по плечу, заставив пошатнуться, и тут же сграбастал его руку и жизнерадостно затряс. — А я к вашему отцу собирался вечером зайти. Так сказать, с неофициальным визитом.

— Вы, собственно, кто? — растерянно покосился на его клыки княжич.

— Полноте, — развел руками Аэрон, не замечая, как подобралась охрана, в любой момент готовая кинуться на защиту княжьего отпрыска. — Я — Аквил Аллар, лорд Урлака. Разрешите представить вам мою невесту — Верелею. Страшная забавница. И мой друг квестор Конклава магов Велий.

Лицо у квестора Конклава было такое, словно он прямо сейчас собирался заколачивать гвозди в гроб княжича. Даже изумрудный накопитель, казалось, побагровел. Прыщ попятился, бормоча, что они уже шапочно знакомы. Тем более что за нашими спинами стеной встали друзья. Один глубокомысленно сощурившийся Зоря, молчаливо скрестивший руки на груди, стоил всей своры наследничка Милослава.

— Очень приятно. — Прыщ отступил на полшага с намеком на поклон. — Я знал, госпожа Верея, что вы далеко пойдете. Хотя, право, лучше бы смотрелись в моем тереме.

Я даже зажмуриться от страха не успела, а князя мотнуло от смачного удара, люди ахнули, и, если б не Аэрон, успевший отдернуть Велия от Прыща, нас бы подняли на копья. Счастье, что вампир так не по-человечески быстро соображал. Сграбастав княжича за грудки, он звенящим от злости голосом, четко, чтобы слышали даже в дальних рядах, проговорил:

— Вы оскорбили мою невесту, князь! Я вызываю вас на поединок, завтра утром. Если вы не явитесь на ристалище, это будет оскорбление уже всему Урлаку. — С силой швырнув Прыща в объятия сотника, он круто развернулся на каблуках.

Серый и Сиятельный оттерли готового на глупости Велия от князя, показав нам глазами, что пора уносить ноги. Зоря почтительно пропустил меня вперед, не забыв смерить взглядом каждого охранника Прыща, и никто не посмел сунуться за нами. Шагов сто мы прошли молча и так решительно, что люди издалека уступали нам дорогу, пока Алия не сорвалась:

— Нет, чего мы ему голову сразу не оторвали?!

— Он — князь, — ответил Сиятельный.

— Скотина он, гад прыщавый! — Я затопала ногами, чувствуя, как слезы злости наворачиваются на глаза.

— Гад, — согласился волк, — а хуже всего — гад привилегированный.

— Сама знаю! — рявкнула я, потом посмотрела на Аэрона: — А у вас политических трений не начнется?

— Вряд ли. — Неунывающий вампир махнул рукой. — Морду я ему разобью, конечно, как следует, но в меру.

— Не пырнет он тебя? — спросила я.

Мавка и Алия тоже вопросительно уставились на Аэрона, он расхохотался:

— Он?! Да этот… Я удивлюсь, если он вообще меч удержать сумеет.

— Главное, чтоб теперь его отец за нас не взялся. Этот сумеет все, что захочет.

— Нет, — качнул головой Князь, который оставался до этого вроде как совершенно безразличным к тому, что произошло, — этот человек слишком подл, он наверняка попытается отомстить собственноручно. — Он пристально посмотрел на Велия, потом на Аэрона: — До поединка.

— Жить-то как весело, — проблеяла овечка, вертя головой. — И чего я от бабки раньше не смоталась?!

— А запечатано было, вот и не смоталась, — сказала я, чувствуя, как и саму потихоньку отпускает накатившая было волна гнева.

Не знаю, как слухи умудрились опередить нас, но в гостинице, когда мы пришли, уже все обо всем знали. Хозяин гостиницы, пряча глаза, указал нам на сложенные у крыльца вещи, бормоча извинения и оправдываясь тем, что не может идти против власти, пообещал нам только присмотреть за конями. Пришлось искать новое жилье. Почти за гроши мы нашли дом на окраине у полуслепой бабки, которая удивилась, с чего это такие важные господа на постоялый двор не едут, но от денег не отказалась. Вместо веселого гуляния по городу пришлось вечером устраивать посиделки.

— Счастливая ты, Верея, из-за тебя мужики драться будут! завистливо проговорила Лейя.

Я даже ответить ничего не смогла, а Алия постучала ее по лбу:

— Чисто лягуха болотная! Ладно бы Велий с Аэроном дрались, полюбовались бы, а здесь только измараешься и никакого удовольствия.

Лейя надула губы и прицепилась к Сиятельному, донимая его вопросом: станет он за нее биться или нет?

— Не приставай к человеку, — посоветовала ей Алия, — а то он тебя обратно на болото вернет.

Велий сидел мрачный как туча, словно не замечая попыток растормошить его.

— Не-э, — бормотал Аэрон, рассматривая свой короткий фамильный меч, впервые за все время путешествия бережно извлеченный из сафьянового чехла, — пора мне с Вереей помолвку расторгать. А то «невеста» она моя, а морду за нее бьют какие-то посторонние мужики. Если так дальше пойдет, нас подозревать начнут леший знает в чем!

— Да ну тебя с твоими шутками, — махнул на него рукой маг, не отрывая взгляда от окна.

— Слышь, Аэрон, а что ты там плел насчет Аллара из Урлака? — спросила Алия.

Вампир вспыхнул до кончиков ушей и, стесняясь, пояснил:

— Это мое имя.

— А Аэрон?! — уставились мы на него.

— Это мое детское прозвище. Мама говорила, что я маленьким не весил ничего. Легенький был, чуть не летал, когда в воздух подбрасывали.

— На чем тебя подбрасывало? — не поняла слушающая вполуха мавка, а мы наконец засмеялись, будто камень с души свалился. К ночи Аэрон уже нас всех готов был поубивать своей фамильной железякой. Мы склоняли его новое имя и так и этак.

Все веселье наше прекратила бабка, авторитетно заявившая, что только нечисть по ночам не спит. Овечка ее уверила, что мы с нечистью ничего общего не имеем, и потребовала себе места на полатях, а волк с ухмылкой сказал, что с радостью ее подсадит, глядишь, к утру будет тушеная баранина. Мне, привыкшей по ночам шляться леший знает где, не спалось. Даже мавка, казалось бы ночная нечисть, дрыхла без задних ног, а я маялась, время от времени подтягивая ее назад на наши матрасы. Даже во сне она пыталась отползти поближе к мужикам, нюх у нее, что ли?

Поняв, что так лежать — только маяться, я натянула платье и запалила свечу, решив почитать на ночь, благо и книга, изъятая у фон Птица, у меня имелась. Вынув довольно тяжелый фолиант в черной коже, я водрузила его на стол, но, не успев открыть, услышала, как тоненько дребезжит стекло.

— Кто там? — Я сунулась со свечой к окну, сквозь мутное стекло

ничего не было видно, но зато голос я узнала сразу. — Верька, это я, Лилька! Дверь открой!

— О! Ты откуда?! — удивилась я.

— Дак услышала, что ты в город приехала, да еще начудить успела! Наших-то в Белых Столбах никого не осталось, думаю, дай зайду, побалакаем!

Я кивнула головой, хотя вряд ли она могла это видеть, и, стараясь никого не разбудить, пошла открывать двери. Оно даже и лучше, посидим на кухне, вспомним приют.

Я отодвинула щеколду и, поднимая свечу повыше, гостеприимно распахнула дверь. Раньше чем я успела что-нибудь рассмотреть, меня выдернули на улицу и стукнули по голове, да так ловко, что я тут же и свалилась кулем.

Не знаю, сколько прошло времени, но очнулась я от страшной, разламывающей голову боли, плохо мне было безмерно, вокруг стояла тьма, я попыталась подняться, но лишь застонала, услышав как сквозь вату:

— О! Очнулась, кажись. — Открылась дверь, свет лампы больно резанул по глазам, и склонившаяся надо мной Лилька поинтересовалась:

— Пить хочешь? — Не дожидаясь ответа, она сунула мне в руку большую глиняную кружку. Я жадно накинулась на воду, села, собираясь спросить, что случилось, но, видимо, от удара комната пошла плясать вокруг меня колесом.

— Все. Теперь до утра бузить не будет. — Неизвестно кому сказала Лилька, забирая у меня кружку. — Тут сонного зелья — быка свалит.

Утро началось со злого мата и отчаянного грохота в ворота:

— Открывайте, вашу… — И дальше только мать-перемать.

— Кому там делать нечего? — промычала Алия. Все медленно просыпались, пытаясь сообразить, кто в такую рань — на дворе едва серело утро — ломится в ворота. Велий подскочил, как пружиной подброшенный, первый задав вопрос:

— Где Верелея?

Алия и Лейя бессмысленно хлопали глазами: спавшей между ними Верелеи не было. Подхватившийся волк быстро обежал дом и, конечно, никаких следов рыжей не обнаружил.

— Еще б она здесь была! — зло вогнав меч в ножны, буркнул Аэрон. — Они б тогда так нагло не ломились!

— И что теперь будем делать? — бессильно сжимая кулаки, спросила Алия.

— Думаю, ничего хорошего нас не ждет, — будничным тоном произнес Сиятельный.

— Да ладно, чего гадать. Пойдем узнаем, сейчас нам и так все скажут, — сказал лорд Урлака и шагнул за порог.

— Только ногами их сразу не пинайте, — попросил волк, а Зоря, отчего-то чувствовавший себя больше всех виноватым, заверил:

— Я их даже пальцем не трону, сразу дубиной все мозги вышибу, и все.

Засов на воротах не выдержал, вылетев вместе с гвоздями, бабка и овечка, разомлевшие на печи, одинаково щурились, через раз спрашивая:

— Ась? Чегось?

Прыщ гарцевал на том самом коне во главе отряда в полсотни головорезов, один глаз у него был закрыт повязкой. Красиво спрыгнув на землю, он упер руки в боки И надменно уставился на вампира:

— Пришло время сразиться, упырь!

— А ты не очень разговорился? — с интересом спросил Аэрон, обнажая меч. — Когда слишком быстро говоришь, лишние зубы выпадают. Не знал?

— Но-но! — Прыщ отскочил, довольно ловко выхватив из ножен саблю, однако ж не ее вид остановил вампира, а самострелы, направленные в грудь. Как ты ни быстр, а от дюжины стрел не убежишь, да и друзья за спиной стоят. — Девка твоя у меня, чуть что, и ей конец!

— Велий, я не знаю, на что он рассчитывает, но честного поединка не получится, на мой взгляд, никак. — Прежде чем Прыщ успел выкрикнуть еще что-то угрожающее, маг взмахнул рукой, громко произнеся одно короткое злое заклятие. Тетивы попросту лопнули, а та пара стрел, что сорвалась-таки с ложа, была отброшена назад. Телохранители Прыща закричали, тряся отбитыми пальцами.

Зоря, ни слова не говоря, вывернул из забора кол и принялся крушить всех налево и направо. Алия, каким-то чудом скользнув под рукой волка, кинулась в гущу драки с другой стороны, и Серому с Сиятельным ничего не оставалось, как броситься ей на подмогу. Огромная серая тень молниеносно навела ужас на подручных княжонка, привыкших изгаляться над безответными. Сиятельный даже пару раз не успел взмахнуть своим великолепным эльфийским клинком, до этого как-то незаметно прятавшимся под плащом. Не обращая особо внимания на опешившего Прыща, Велий сошел с крыльца, спросил Аэрона:

— Где она, чувствуешь? Вампир только хмыкнул.

— Ну тогда пойдем. — Одним движением Аэрон вырвал из рук Прыща саблю, заехал ему кулаком с другой стороны, в неподбитый глаз. Княжич взвыл, пытаясь убежать, но Алия сбила его с ног, припечатав к земле:

— Куда? Ты ж к нам в гости хотел! Сейчас развлекаться будем!

Но всех удивила Лейя, с неожиданной злостью накинувшаяся на Прыща и наподдавшая по княжескому гузну.

— Милая, — скривился Сиятельный, — не надо, ты потом сапоги не отмоешь.

— А пускай он нам подругу возвращает! — сделала крысиную мордочку мавка.

— Да забирайте вы ее! — заверещал княжич.

Так они и двинулись по улице: Прыщ на четвереньках и две разъяренные фурии по бокам.

Верею нашли быстро. Испуганная Лилька попыталась было запереть дверь перед их носом, но Зорян, не раздумывая, вышиб ее вместе с косяками. Когда Велий увидел бесчувственное тело, лицо у него сделалось такое, что Прыщ заскулил от ужаса, и маг наверняка пришиб бы его, если б не Серый Волк, сказавший, что девушка просто спит. Посмотрев на бледную Верею, беспомощно разметавшуюся на кровати, Аэрон мудро изрек, что пора драпать.

Дурманный сон держал цепко, я несколько раз пыталась открыть глаза, поднять голову, но снова и снова проваливалась в черноту, слыша только, что меня везут, за меня переживают, меня стараются разбудить. Тем удивительнее было, когда я отчетливо и ясно услышала звонкий хлопок в ладоши и грозный приказ Велия:

— Просыпайся.

Меня подбросило, словно кто толкнул изнутри, и я подскочила на кровати, роняя на пол одеяло и спросонья не узнавая собственную комнату в Школе.

— Где я? — с перепугу ляпнула я, поняла, что сморозила глупость (в своей комнате, где же еще), и поправилась: — Как я? — имея в виду, как сюда попала, но магу только дай зацепиться за нечаянное слово, он сразу разулыбался:

— Судя по вопросам — безнадежна. Но я тебя и такую дурочку любить буду.

Я молча запустила в него подушкой.

— Как больная? — сунулся в дверь Аэрон. — О, уже деремся?

Вслед за ним в комнату ввалились все остальные. Алия и Лейя шумно радовались моему возвращению к людям и кинулись тискать. Я поинтересовалась, когда похороны Прыща. Меня разочаровали, что не скоро.

— Зато мы на него кляузу накатали! — счастливым голосом сообщила Лейя и, вынув испещренную кляксами бумажонку, объяснила: — Это черновик.

— В дневничок его спрячет, — хохотнула Алия и хлопнулась на свою кровать поперек волка.

Мавка отмахнулась от нее, как от комара, и, блестя глазами, принялась читать: «Я, лорд Урлака такой-то, прошу принять от меня жалобу и передать ее на усмотрение Князю Северскому, а жалуюсь на Прыща Милославовича…»

— Эй! Его ж на самом деле не Прыщ зовут!

— Ай, да знаем мы про это, — махнула рукой мавка, — поэтому и кляузу переписывали, там вообще путаница в именах и фамилиях. Сурово взглянув на меня, она спросила: — Мне продолжать?

Я кивнула головой, подтягивая ноги к груди и кутаясь в одеяло.

Шумные гости расположились кто где хотел. Зоря, понукаемый овечкой, втащил огромную корзину снеди, а Сиятельный на манер часового встал у двери, скрестив руки на груди, и время от времени щелкал по носам любопытных, уже прознавших о нашем приезде и спешивших заглянуть.

— Вот, — мавка поискала глазами нужную строку в тексте, — «этот Прыщ со своей сожительницей — Лилькой бесфамильной, нигде не работающей, напали, причинили физические травмы и опоили зельем приемную дочь Древних и невесту лорда Урлака — Верелею бесфамильную». — Лейя подняла на меня глаза. — Вы родственницы, что ли?

— Близнецы, — буркнула я. — Злая судьба раскидала нас по свету, но я еще вернусь, чтоб задушить сестру в объятиях.

Лейя кивнула, удовлетворенная объяснением, и продолжила:

— «Незаконно пленив вышесказанную Верелею, сей князь пытался угрожать всяческими гнусностями, но был остановлен добрыми гражданами Вежа. В частности, магом Конклава — Велием Вересенем и Алией Всеславишной, находившимися там по делам Школы». Ну а дальше сопли по сковороде, какие мы обиженные и как в гневе страшны.

— Ну-у, — разочарованно протянула я, — а я думала, что вы ему голову оторвали.

— Хотелось нам мараться! — хмыкнула Алия.

— Энто дело политическое. — Зоря многозначительно поднял палец, засмущался и пробасил: — Давайте к столу. Обмоем, что ли.

— Кого обмоем? — не поняла я.

— Да меня же. — Овечка влезла на кровать и повертела головой. — Ничего не видишь?

— Покрасилась, что ли? — неуверенно спросила я.

— Нет, брови выщипала! — фыркнула четвероногая и выгнула грудь, подставляя под самый мой нос архон.

— Ух ты! — Я радостно всплеснула руками. — Тебя в Школу приняли?!

— Бери выше. — Овечка гордо продефилировала туда-сюда по моей кровати. — Я теперь новый комендант женского общежития.

— Конец общежитию, — оскалился волк.

— Ха! Не надейтесь. — Овца спрыгнула с моей кровати, носом выдвинула на середину комнаты лавку и, довольно ловко усевшись на нее, выступила с программной речью: — Вы у меня по одной половице ходить будете.

Мы захохотали, а овечка обиделась, прищурила глазки и самым мерзким голосом, на который только была способна, проскрипела, растягивая слова:

— А что это на женской половине, в комнате у незамужних девиц делает все это самцовое поголовье? Правила не для вас, да? К директору пойдем разбираться, да?

— Я ее наставник, — тут же ткнул в меня пальцем Велий.

— Я тоже, — добавил Сиятельный, беззаботно пожав плечами.

— А я вообще жених, имею право, — надменно вздернул подбородок Аэрон.

— Я околдованный, — сказал Зоря, нарезая ветчину толстыми ломтями.

И все выжидательно уставились на Серого Волка. Он обвел всех взглядом и ухмыльнулся:

— А я вообще персонаж легенд и мифов, присутствующий здесь в качестве проекции подсознательного на действительность и визуализировавшийся в результате магических флюктуаций в стенах данного заведения.

Зорина ветчина шмякнулась на пол.

— Ты детей-то не пугай, умник, — проворчала овечка, неуклюже сползая со своего трона. — Как девок тискать, так самец, а как из комнаты выметаться, так визуализация. — И она уставилась на Зорю, сложив ножки крестиком: — А не нальет ли кто-нибудь даме немножко вермута?

Так что Феофилакт Транквиллинович застал нас в самый разгар веселья. Оглядев нашу компанию с порога, он заявил, что именно здесь и ожидал найти всех нас. За его спиной беззвучно подпрыгивал, улыбаясь во всю свою крысиную мордочку, Гомункул, лапами показывая, как он нам рад и как ему здесь все осточертело. По коридору усиленно забегал народ, пытаясь заглянуть к нам в комнату и разочаровываясь от того, что все мы живы-здоровы и никаких конечностей нам не поотрывало. Поздравив нас всех с успешным возвращением, директор велел завтра каждому написать отчет и, строго взглянув на овечку, предупредил:

— Прошу обратить внимание, одна из самых неспокойных комнат.

— Может, расселим? — тут же поинтересовалась предательница.

Глаза директора подернулись мечтательной дымкой, словно он представил себе тихие подземелья, тяжелые кандалы и три отдельные глухие камеры. И он тяжело вздохнул:

— Нет, пусть уж лучше они в одном месте, а не расползаются по всей Школе, как тараканы.

— Может, поужинаете с нами? — предложила овечка. Феофилакт Транквиллинович вздрогнул и, почему-то окинув взглядом меня с подругами, отказался:

— Нет, спасибо, я уже… — и покинул комнату.

— А чего это он на нас смотрел? — пугливо спросила мавка.

— Аж сердце захолонуло, — подтвердила Алия.

Велий приподнял брови:

— А вы разве не заметили, что учеников здесь домой не возвращают?

Мавка тонко запищала, прижимаясь к Сиятельному. Я заухмылялась:

— Меня не съест, я ему родственница.

А Серый Волк жизнерадостно проговорил:

— В каком-то смысле мы все братья и сестры, потому что дети Всетворца. — Он повращал глазками и задумчиво добавил: — Но не ходить же из-за этого голодным.

— Это, — Зоря, глядя то на меня, то на Лейю, погрозил пальцем, — вы не пугайте, а то я когда волнуюсь…

— Знаю, кушать хочешь, — закончила я за него.

— Нет, по маме скучаю и громко плачу.

— Кстати, Гомункул, — обратилась я к крысу, который, проводив директора до двери, скромно остался в нашей компании, — вот твой крестничек, попался на воровском заклинании.

— Ха! Я ж говорил, что заклинание работает железно! — Архивный уставился на попавшегося вора, оценивая размеры добычи. Зоря покраснел, засопел, переживая из-за того, что попался на заклинание какой-то крысы. Но проговорил почтительно:

— Мне бы это… назад. Освободиться.

Крыс разом поскучнел и начал виновато прятать от меня глаза, что-то невразумительно бормоча.

— Чего-чего?!

— Извини, подруга, — развел лапами крыс, — нету у меня второй половины заклинания.

И в тот момент, когда я и Зоря в гневе готовы были на него кинуться, мерзко так, по-крысиному захихикал:

— Попалась!

Ловить его в комнате, заставленной мебелью, было бесполезно, только тешить его крысиную душонку. Поэтому я, посотрясав воздух бессмысленными угрозами, сдалась.

Ближе к полуночи мы спустились в подвал, где крыс, порядочно наиздевавшись над богатырем, наконец подарил ему свободу. Любопытная овечка, обегая архив, повстречала алхимикуса и добавила к общему беспорядку, царившему в Гомункуловом хозяйстве, пару разбитых витрин. Но больше всех меня потрясла книга, изъятая у фон Птица. Едва начав ее листать, я сразу обрадовалась, что не сделала этого ночью в Белых Столбах. И торжественно вручила ее Гомункулу, сказав, что вот, даже в дальних походах мы не забываем о друзьях, работающих на столь хлопотном месте. Пьяненький Гомункул прослезился, вычеркнул должника и зашвырнул книгу в груду таких же, наваленных в углу. Проследив за ее бесславным полетом, я решила «купи слона за деньги» оставить себе.

Овечку мы еле отыскали в хлеву, пришлось отпаивать ее вином.

Так что на следующий день, когда топочущий Рогач поинтересовался, кто это в Школе устраивает такие пьянки, мы молча и не сговариваясь показали на нового коменданта женского общежития.

Солнышко стало ближе к земле, дни стали теплее; конечно, до грандиозного таяния было еще ой как далеко, но уже само предчувствие скорого тепла, а там и летних каникул заставляло чаще улыбаться, чаще мечтательно смотреть в окно, реже слушать бубнеж наставников.

Лейя сидела около самого окна, высунув синий от чернил язычок, она радостно строчила один конспект за другим. Алия любовно полировала отцовскую саблю, напевая под нос:

— Чудесные школьные годы, радости полны деньки, с тетрадками и книжками бегут ученики.

Я лежала на кровати, безнадежно глядя на груду «справочной литературы», принесенной Гомункулом из архива по приказу Феофилакта Транквиллиновича. Я-то, наивная, думала, что за все мои подвиги мне гривну благодарственную повесят на шею, а мне для начала вломили неуд по демонологии, потом неуд по демонографии и неуд по культурологии. Феофилакт Транквиллинович, вызвав меня в кабинет, сидел, откинувшись в своем кресле, и благостно взирал на меня, отбивая пальчиками на подлокотнике легкий бравурный марш.

— Почитал я ваши отчеты, госпожа ученица, и обнаружил удивительное, просто сказочное пренебрежение предметом.

У меня и рот раскрылся.

— Вот, например, — продолжал наставник, — взять хотя бы историю с вашим «нечаянным» срыванием печатей. А вот конспект господина Анжело, кстати, начало этого года. — Он зачитал выдержку: — «Закрывающий печати был утрачен через триста лет после того, как был закрыт ход в Подземное царство… и далее подробное описание свитка. — Наставник подтолкнул мне пухлую тетрадь Анжело. Я с отвращением прочитала в ней полное описание моего свитка, и даже зарисовочки старательный демон умудрился сделать. Хоть убейте, не могу припомнить этого занятия!

— Да, и, госпожа Верея, верните, пожалуйста, свиток. А то я страшусь даже представить, чем может закончиться его дальнейшее пребывание в ваших руках. К тому же это собственность Школы.

— А по культурологии за что неуд? — набралась я смелости спросить.

— Видите ли, госпожа Верея, — совсем уж добродушно взглянул на меня директор, — но и по культурологии вам давали описание семейства небезызвестного чародея Ландольфа. Пусть и в виде легенды, но тем не менее.

Я втянула голову в плечи, пискнула:

— И что теперь? — понимая, что расплата будет нелегкой.

— Посовещавшись с коллективом ваших преподавателей, мы пришли к выводу, что вам просто необходимо, во-первых, провести переэкзаменовку по трем заваленным вами предметам, а во-вторых, ввести дополнительные занятия по обществоведению. Вы совершенно не разбираетесь в политической жизни и процессах, происходящих в Мире. — Директор машинально взял перо и начал им размахивать, как дирижер. — К тому же я слышал, что у вас появилась похвальная тяга к архивным книгам. Что ж, добавим еще книговедение. Вам будет приятно.

Я закатила глаза, едва малодушно не предложив просто выпороть.

Директор задумался, видимо решая, какой новостью меня еще порадовать, но, посмотрев на мою унылую физию, сжалился:

— Да вы не переживайте, госпожа Верея, мы же понимаем, что уход такого опытного педагога, как Рагуил, сыграл немаловажную роль. Поэтому даем вам на пересдачу двенадцати важных тем прошедшего года целый месяц. Но вы не затягивайте, потому что скоро начнутся декадные экзамены, да и курсовые работы по окончании учебного года не за горами.

Я чуть не завыла как собака.

Вот так и вышло, что теперь, пока подруги беззаботно веселились, я с тоской смотрела на кипу книг.

— Да ты не переживай так. Мы ж поможем, — успокоительным тоном проговорила Алия.

— Ага, — я безнадежно качнула головой, — У доски за меня постоите. Сейчас они знаешь как в меня вцепятся! И Велий еще с этим книговедением…

— А что по книговедению? — спросила мавка.

Я показала ей длинный свиток:

— И это только ознакомительная литература.

По коридору, дзинькая колокольчиком, прошла овечка:

— Так, бездельницы, на уроки, на уроки. Обед кончился. — Она заглянула в нашу дверь. — Госпожи ученицы.

Алия покосилась на овечку:

— Кудрявая, иди матрасы пересчитывай.

Я, между прочим, — овечка отставила ножку в сторону, — комендант, а не завхоз и отвечаю за общий порядок, бездельниц вроде вас на уроки отправляю.

— Ой, ой, ой! Интересно, кто тебе кропал стишата в туалете. — Лейя закатила глазки и продекламировала:

— Шедевр! — захлопала Алия в ладоши.

— Я, между прочим, из вас людей делаю!

— А надо нечисть! — вякнула Лейя.

— Хватит пререкаться с комендантом, а ну, живо на уроки! — Овечка впрыгнула в комнату, а мы мимо нее в коридор и заперли дверь, слушая, как она там долбится.

— Все! — радостно объявила Лейя. — Теперь, Алия, на утренней пробежке тебе смерть сыскать!

Надо сказать, что деятельная овца вытребовала себе у Феофилакта Транквиллиновича еще и должность педагога. Теперь она вдобавок к своим комендантским обязанностям тренировала по утрам вилколаков, вовкунов и прочих оборотней. Очень забавно было наблюдать, как злобная стая волков гонит по парку беззаботно гарцующую всего на полшажка впереди них овечку. Оборотни сходили с ума при виде ее наглого кудрявого зада. Но ни один не смог ее догнать.

Единственное, что их утешало после подобного унижения, так это занятия с Зорей, который попросился хотя бы до лета пожить при Школе. Вольф Вениаминович, выдав ему деревянную колотушку, велел гонять ею учеников, а так как Зоря их боялся, то гонял на совесть и на полном серьезе, но за все время еще ни в кого не попал.

Убежав от топочущей комендантши, я столкнулась с Велием.

— Ну, ты как? Готова к урокам? — осведомился он.

Я кивнула. Последнее время на меня стала накатывать сонливость, сменяющаяся приступами странного ясновидения. Например, я точно могла сказать без всякого кольца и зеркала, где Велий и чем он занимается, строчит ли заклинание или валяет дурака с Аэроном. Стоило мне признаться в этом, как дружки устроили мне скандал. Вампир заорал что немедленно расторгает помолвку, ибо он-то точно знает, как образуется подобная связь, и накинулся на меня:

— Признавай я, когда ты пила его кровь?!

А Велий заявил, что если девицы начинают тебя даже сквозь стены чуять, то совершенно точно пора драпать куда-нибудь за тридевять земель. На что я фыркнула и сказала, что я точно так же чувствую и Феофилакта Транквиллиновича. Тут уж они оба на меня накинулись, обзывая развратницей.

Так и полетели наши дни — днем занятия, вечером посиделки и жалобы на непосильный ученический труд. Единственным развлечением остались только прогулки в парке с Велием.

— Тема сегодняшнего занятия… — строил из себя учителя Велий, сознательно не обращая внимания на хруст моего снежка за спиной, но стоило мне его метнуть, как он развернулся, поймав снежок в невидимую ловушку, и договорил: — левитация.

Я хмыкнула и подбросила варежки, они словно по волнам поплыли к магу и шмякнули его в нос.

— Очень хорошо. — Велий сунул мои варежки в карман. — А теперь сделай так. — Он развел руки и поднялся над землей на локоть.

— Эй! — Я вспомнила, как летала вместе со Школой, и присела. — Давай не будем!

Маг состроил скорбную гримасу и, подражая миренцам, сказал:

— Совсем не могу, слушай, дорогая. Личная просьба директора.

Я обреченно вздохнула, помолилась всем богам, которых знала, включая дядьев и теток, и велела рассказывать.

— Только не надо такого лица! — закричал сердито Велий, пряча усмешку. — Думаешь, я не боюсь? Хорошо, если просто об землю шмякнемся, а то ведь может еще и на кусочки разорвать.

— Ты специально внушаешь мне эти мысли? — Я похолодела — все, пропал урок, — Я теперь как только посмотрю на тебя, так сразу будут представляться эти… эти ошметки!

— Все, не паникуем, — со смехом сказал Велий, — просто летим.

На удивление хорошо полетали.

— Чего ж ты по Засекам-то не путешествовал? — укорила я его.

— Заклинание это очень энергоемкое, накопителя бы не хватило.

Я посмотрела на пожелтевший драконий глаз, взяла его в ладошку и вдруг поняла, что не могу его зарядить, сколько я себя ни представляла горным озером.

— Надо же, переклинило, — удивилась я. — Ну-ка возьми меня за руку.

Велий послушно выполнил просьбу. Но, сколько мы ни тужились, ничего не получилось. Я замахала руками, пытаясь снова взлететь, но проще было сигануть с крыши Школы.

— Чего это? — жалобно спросила я.

— Откуда ж я знаю? Может, ты что-то съела?

— Ничего я не ела! — взвизгнула я чуть не плача и безнадежно взмахнула рукой. Старый школьный тополь покрылся ярко-оранжевыми апельсинами. — Ой! Мама! — Я замахала руками — апельсины, свиристя на разные голоса, разлетелись пестрой птичьей стаей. Метнувшись вдоль аллеи, не меньше сотни длинноклювых странных птиц ворвались в открытые окна кухни.

— Да, хорошо, что я этого раньше не видел, — пробормотал Велий. — С такой кашей в голове только левитацию осваивать. Хорошо, что сами сейчас не свиристим.

— Я не виновата! — заверещала я. Но тут на кухне поднялся гвалт, на крыльцо вылетел Рогач, держа бьющуюся птаху за лапки:

— Это что за вид? Их есть можно?

Приятного аппетита. — Я втянула голову в плечи.

Рогач поднес птицу поближе к глазам, и они внимательно посмотрели друг на друга, после чего длинный клюв вцепился в пятак кладовщика. Велий быстро закрыл мне глаза ладонью.

— Ты чего?! — крикнула я.

— Не хочу, чтобы ты эту птицу превратила в какую-нибудь крокодилу. Мне кладовщик дорог.

Я вспомнила, как сильно крокодила непохожа на маленькое, безобидное пернатое, и вздрогнула от визга Рогача.

— Уходим. — Велий толкнул меня в спину, а сзади несся вой беса:

— Ты кого ешь, зубатый, да?! Да я тебя сам съем, да! И косточки обсосу, и зубы пущу на бусы, да! Да ты знаешь, кто я! Нет, ты не знаешь, кто я!

Вечером Велий выдернул меня из комнаты в кабинет директора.

— Ты чего?! — шипела я, но маг упорно волок меня в учебное крыло. Я стала лихорадочно припоминать все пакости, совершенные мною за последнее время, и с облегчением поняла, что ругать меня пока не за что, поэтому стала вырываться из его рук

— Верелея! — шикнул на меня Велий и даже тихонько щелкнул в лоб. Я онемела от такой наглости, и проклятый маг, воспользовавшись этим, впихнул меня в кабинет директора.

— Феофилакт Транквиллинович, мы пришли.

— Да-да, заходите. — Директор подкрутил фитиль лампы и приглашающе показал на два свободных кресла. Велий аккуратно прикрыл дверь.

— Я ничего не делала, — начала я с порога, — и если вы меня в чем-то подозреваете, то это не я!

— Вот, — вздохнул Велий, — она или спит, или пребывает в состоянии гиперактивности. Равно как и ее способности. То она не может совершить элементарные вещи, а то легко делает невозможное. — И он, не стесняясь меня, рассказал про утренний урок.

— Ах вот по чьей вине пострадал Рогач! — улыбнулся директор. — А вы говорите что ничего не делали.

— Во время занятий птицы являлись учебным пособием, таким образом я защищала школьную собственность.

— Да не об этом совсем речь. — Велий незаметно наступил мне на ногу. — С ней вообще происходит что-то странное. Вот я и прошу вас, Феофилакт Транквиллинович, чтобы вы помогли разобраться в этом.

Директор надул щеки, потом сделал губы трубочкой и посмотрел в окно, а я подумала, что ему просто необходимо пенсне. Чтобы время от времени с умным видом его протирать. Можно еще добавить тросточку с золотой головой собаки, чтобы постукивать тихонечко об пол или о край стола.

— Вы знаете, господин Велий, мне кажется, ваши тревоги напрасны. Идет естественный процесс. Не забывайте, что этим летом Верея станет совершеннолетней и, хотя я сам не верю в мистику цифр, тем не менее не могу ничего поделать с происходящим. Советую вам просто переждать.

— И во что же я превращаюсь? — испуганно поинтересовалась я и посмотрела на свою руку, не растут ли между пальцами перепонки? А оба собеседника посмотрели на меня с любопытством, после чего Феофилакт Транквиллинович, задумчиво побарабанив пальцами по столу, признался:

— Не хотел вам говорить, госпожа Верея, но уже была одна особь, подобная вам.

Слово «особь» мне очень не понравилось, похоже, это существо плохо кончило. Я робко поинтересовалась:

— И кто это?

— Ну-у, вообще-то это девица Василиса, больше известная как Прекрасная. Или Премудрая? Я уже и не помню…

Я беззвучно начала разевать рот, представляя, как в ближайшее время превращусь в милую лягушечку, а Велий будет таскать мне комаров.

— Насколько я помню, для нее все закончилось хорошо.

И тут я вспомнила:

— Неправда! Анчутка сказал, что они разыграли эту сказку, чтобы Ивана женить.

— Да? Ну тогда тем более вам не о чем беспокоиться.

— Подожди меня за дверью, — попросил Велий, и я с радостью выскочила из кабинета, ответив на последний вопрос Феофилакта Транквиллиновича: «Преследует ли вас мысль о мировом господстве?» решительным «Нет». Оказавшись в коридоре, я не стесняясь припала ухом к двери, но ничего интересного не услышала. Битый час они строили разные предположения о том, чем закончится мое преображение, придя к выводу, что черт-те чем.

— Нет! Вы представляете! — разорялась я, бегая по комнате перед равнодушными до обидного подругами. — Я могу стать обыкновенной городской девахой! Или ведьмой среднего пошиба! И какого тогда я горбачусь?! Зачеты, экзамены, курсовые! Даже архон через месяц-два может оказаться для меня совершенно бесполезным!

— Да ладно тебе! — отмахнулась Лейя, кропая очередное любовное послание для Сиятельного. — Превратишься в жабу — возьму жить тебя к нам на озеро. Там комары знаешь какие! Во! — Она развела руки в стороны, а меня затошнило.

— Да ну, может, станешь какой-нибудь чудой-юдой, и всех делов! — хохотнула Алия.

— Ага, а потом приедет какой-нибудь богатырь Зоря и отсечет мне все мои бесчисленные головушки. Потом эти головы сдадут в кунсткамеру Великого Князя, и фон Птиц будет каждый день на них любоваться. — Мне захотелось плакать.

— А мы будем цветы твоему чучелку носить. Каждый день и обязательно живые, — утешила меня, оскалившись, Алия.

— Подруги, тоже мне, — проворчала я и плюхнулась на свою кровать. Повалялась, но предаваться отчаянию в одиночестве было скучно. Тогда я накинула куртку и отправилась в парк.

В парке было пусто, но зато под знакомым тополем я нашла апельсин, по какой-то причине не ставший птичкой. Я очистила его и стала хрустеть немного заледеневшей мякотью. Не доев, швырнула его в сугроб и вызвала Сивку. Парк вздрогнул от ржания богатырского коня, я кинулась ему на шею:

— Привет, дружочек! Давай покатаемся, а то меня обещают в жабу превратить!

Сивка, в отличие от подруг, не был равнодушным, и мы маленько покатались. Богатырского коня тянуло все больше в страны жаркие и экзотические, где ревут, рассыпая вокруг тысячи радуг, величественные водопады, где странные розовые птицы ходят по мертвым озерам важные, как цесаревичи, где в мрачных и вечнозеленых лесах рычат, выгибая спины, огромные пятнистые кошки. Мы скакали и скакали, из дня в ночь, из ночи в утро, то замирая восхищенно на вершине заснеженной горы, такой высокой, что там не хватало воздуха и начинала кружиться голова, то кидаясь навстречу изумрудным океанским волнам, бессильно бьющимся о маленький потерянный островок, в лагуне которого плавали разноцветные, как бабочки, рыбки.

Сивка гулял по отмели, выворачивая для меня из песка большие шипастые ракушки.

— Отдам их Лейе, — делилась я планами, — мавка умрет от счастья! Я примерила одну из них на голову, получился шлем. В небе чайки бились за жирную рыбину, которая упала, в конце концов, к моим ногам, бессильно открывая рот. Я решила сбросить ее обратно в воду, и, пока наклонялась, из широкого выреза платья выскользнула цепочка с Грунькиными ключиками. Надо сказать, что я теперь была как блудливая корова с колокольцами, чего только не висело на моей шее: и мамин портрет в медальоне, и архон, и ключики. Я позвенела связкой и спросила Сивку:

— Слышишь, лохматый друг богатырей, а ты не знаешь, где остров Буян?

Сивка-Бурка брезгливо сплюнул не понравившуюся ему на вкус морскую траву и, прищурившись, глянул на заходящее багровое светило.

— А тебе зачем?

— Да я все архивных должников собираю. Помнишь, как к фон Птицу летали?

Сивка хохотнул, невольно передернув шкурой на заживших боках.

— Такое забудешь! С богатырями так не попадал! Опасная у тебя работа, ты завязывай со своими книгами. Давай лучше в богатырскую дружину подадимся, тихо, спокойно, чуду-юду зарубил, и ложись отдыхай. Ты ж девица, в конце концов!

— Размечтался! — прервала я его фантазии.

Сивка тоже фыркнул, всем своим видом показывая, что это он просто так меня воспитывать пытается. И тут же мотнул головой:

— Залазь. Покажу я тебе этот остров. Только путного там ничего нету.

И, с силой оттолкнувшись, в очередной раз взмыл в бездонное синее небо. Я, опомнившись, припала к его шее и зашептала на ухо:

— А ты точно туда скачешь? Ведь я слышала, что остров того, потаенный.

— Был, — хмыкнул Сивка, — пока мы с богатырем Горыней победу над каким-то хмырем не принялись отмечать. Упились до свинячьего визга, и, главное, потом просыпаюсь — мамочка моя, где это я?! Еле сбег! — Тут Сивка встал на все четыре ноги так, что меня аж через его голову перевернуло, хорошо, что он меня хоть за подол зубами поймать успел. Я завыла, забилась, молотя коня руками:

— С ума сошел?! Так ведь и убиться можно!

А Сивка как-то задумчиво смотрел на меня, флегматично жуя подол, потом опомнился, выплюнул ткань и пошел на меня в атаку, щуря глаза:

— Ты погоди, ты с кого книгу собралась вытряхивать? Там же, кроме Лиха одноглазого, никто и не живет!

Я вздернула нос:

— Какая разница, Лихо там или кто другой? Мы, работники архива, знаешь какие принципиальные? Почитал книжку — верни, другим тоже надо!

Но Сивка встал в позу, заявив, что еще слишком молод, он еще, дескать, не созрел для таких знакомств и вообще предлагает найти для таких заданий более отмороженного коня, вот, например, дядю Индрика, хотя даже такой олух, как мой родственник, и тот не попрется на остров Буян.

Через полчаса лести и посулов мы отправились в путь, обогнав солнце. Как и рассказывала Баба-яга, остров Буян и в самом деле оказался заброшенным моим дядькой Анчуткой на край света. Совсем нерадостный, тревожно бился черный океан о высокую скалу, словно не желая, чтобы мы скакали дальше.

— А где остров? — Я вертела головой, опасаясь увидеть далеко-далеко на горизонте еще одного братца Хрустального города. А Сивка, скосив на меня хитрый глаз, спросил:

— Хочешь, фокус покажу? — и, не дожидаясь ответа, скакнул со скалы прямо в океан на острые камни.

Я завизжала так, что в груди заныло от боли, а потом выпучила глаза. Мы стояли на узехоньком перешейке, которого до того видно не было. Он тянулся далеко-далеко в океан, заканчиваясь тем самым островом Буяном. Черное воронье кружилось над мрачным лесом.

— Совсем не так я себе его представляла, — пробормотала я, вцепляясь в гриву Сивки. — Я думала, что он такой желтенький, веселенький, с шатром царь-девицы и лодочкой у берега. Сидит она, на гусельках наигрывает да песенки попевает, а вокруг лебеди, лебеди. А тут, вороны, вороны…

Сивка, переступив копытами, вдруг сделался деловит и серьезен, глянул на меня с таким видом, будто собрался хлопнуть себя по лбу от досады, прямо как Велий.

— Слышишь, Верея, я совсем забыл, мне еще в пару мест забежать нужно. Ты подожди меня на острове, а я тебя чуть попозже заберу.

Я задохнулась гневом:

— И это богатырский конь! Девицу бросает на поругание дикому Лиху! Да лучше б я Конька-Горбунка вызвала! Он хоть маленький, да бесстрашный! — Спрыгнув с испуганного коня, я потащила его под уздцы вперед, выслушивая нудные наставления:

— Ты это… Про Горбунка не заикайся, и вообще, сказкам не верь. Незнамо от кого родился, и характерец явно в папу. Хорошо, он Ивану в руки попался, а так-то его в кунсткамеру тащили. Честной девице с ним лучше не знаться.

— Шевели ногами, мерин, — шипела я, соленые брызги океана, долетавшие до меня, нервировали.

Белый известковый берег не принес успокоения.

— Ну хотя бы не елки. — Я посмотрела на мрачный лес, шелестевший мясистой зеленой листвой. Тропинка вела в лес, на самой опушке грудой громоздились кости. И мрачные вороны тюкали чей-то череп без всякой надежды добыть из него что-нибудь съестное.

Сивка мужественно молчал, всем своим видом показывая, что в любой миг готов сигануть отсюда за тридевять земель. Я на всякий случай намотала на руку узду покрепче, чтобы не остаться здесь один на один с неприятностями. Камушки под ногами противно скрипели, царапая сим звуком напряженные нервы. Я в ужасе ждала, что сейчас на меня выпрыгнет из чащи это самое хваленое Лихо. Тем удивительнее показалось, что мы прошли через лес, никого не встретив.

Остров был немал, и тропинка петляла по нему как придется, словно ее прокладывал пьяный бездельник, которому некуда спешить. Мы с конем переглядывались и, как учат сказки, никуда с этой тропинки не сворачивали. Так что, пройдя половину острова, вышли на плешивый холм, на вершине которого рос высоченный дуб. Я присвистнула, пытаясь сосчитать, сколько меня надо, чтобы обхватить это чудовище, а Сивка же, задрав голову, прищурился, разглядывая что-то в ветвях, хмыкнул:

— Ты смотри, висит еще!

— Что висит? — Я тоже задрала голову.

— Да сундучище этот проклятый! Я, когда в прошлый раз отсюда драпал, так головой об него навернулся, что целый табун жеребят увидел.

У меня сразу зачесался нос и руки, я засуетилась, начала бестолково скрести по каменной коре дуба, понукая Сивку:

— Ну! Подсаживай же меня! Подсаживай!

Конь подтолкнул меня мордой, я повисла, распластавшись на стволе, правда, метра на два приблизившись к сундуку.

— Давай еще! — прохрипела я, боясь разжать пальцы, цепляющиеся неизвестно за что. Сивка послушно встал на задние ноги, подставляя под мои каблуки свой нежный нос. Я попробовала подпрыгнуть до ближайшей ветки, но с ужасом поняла, что заваливаюсь на спину, и завизжала. Бум! Шмяк! И я уже на земле.

В ближайших кустах кто-то хохотнул. Я присмотрелась, но оттуда вылезла, щелкая клювом, серая ворона.

— Не нравится мне здесь, — признался Сивка. Но я, решительно приподняв платье, снова пустилась на штурм проклятущего дуба.

После третьего падения конь предложил мне попытаться допрыгнуть до какой-нибудь другой ветки, а после того как я, наконец-то добравшись до ближайшего сохлого сучка, сорвалась вниз и едва не переломила ему хребет, заявил, что сейчас сам прыгать будет. И, сильно толкнувшись, угодил лбом прямо в дно сундука. Глухой колокольный звук прокатился по острову, а я едва успела убежать с того места, куда рухнул богатырский конь. В кустах опять хохотнули. Я обозлилась на проклятущих ворон и, схватив камень, запустила им в заросли.

— А-а-а! — заорали там, я услышала звук катящегося под откос тела и кинулась трясти Сивку:

— Вставай! Вставай, я, кажется, Лихо убила!

Конь поворочал налитыми мутью глазами, и тут Лихо под холмом завыло, заставив Сивку дернуться и попытаться встать на ноги. Я не раздумывая вскочила в седло, но оно подо мной поехало набок, Сивка толкнулся от земли, а я, пискнув, закрыла голову руками, поняв, что сейчас мне навернут по ней копытами. Чертова подпруга лопнула в самый неподходящий момент, хотя мне до сих пор казалось, что сбруя вообще является частью Сивки, ну вот как крылья у Индрика.

Неудачно оттолкнувшийся конь тоже запутался в упавшем седле и, вместо того чтобы красиво взмыть в небеса, пролетел требушетным ядром низко над землей и скрылся в лесу, вызвав дрожь деревьев и возмущение вороньей стаи.

— Хе-хе-хе! — донеслось из-под холма.

Я, испуганно зыркнув вокруг, ящерицей поползла в сторону коня, стараясь не поднимать попу выше окружающих камушков. Платье этому не способствовало, оно путалось в ногах, и я на все лады проклинала себя. Давно ведь понятно, что пора, как Алия, залезать в штаны! Холм подо мной стал как живой. Руки и ноги то и дело оскальзывались, камушки набивались в сапоги, и я текла с рекой щебенки куда-то вниз, в овраг, где белели знакомые кости.

— Верея! — визгливо орал откуда-то издалека Сивка. — Спаси меня!

— Давай сначала ты меня! — огрызалась я, понимая, что не могу встать. Ветки под руками ломались или хлестали по лицу колючками, ноги подворачивались, и время от времени я сама себе наступала на подол, раз за разом втыкаясь в землю лбом, будто решила прободать ее на манер дяди Индрика.

— Главное — не сдаваться, — успокаивала я себя, лежа на спине. — Подвернуть подол, поднять голову. Ай! — Шипя от злости, я отвела в сторону ветвь розового куста, которая чуть не выбила мне глаз. — И-и-и! — надсаживал мне сердце Сивка.

— Го-го! — закончила я, садясь. — Теперь тихонечко встаем. — Видок у меня был еще тот. Представьте себе деваху с задранным подолом, красную, сопящую, оставившую половину волос и одежды на ветках кустов и собравшую в остатки своей прически окрестный мусор.

— Где ты, Лихо? — прорычала я.

— Ну здесь я. Чего надо? — флегматично осведомились у меня за спиной. Уже догадавшись, что резкие движения здесь дорого стоят, я осторожно повернула голову, взвизгнула и ругнулась, отпихивая в сторону зеркало, которое Лиха поднесла к самому моему лицу.

— Я думала, ты — мужик, — только и смогла выдавить я, уставившись на высокую костистую тетку с глазом посередине лица.

Из всех моих знакомых и родственниц эта мне показалась самой бесцветной. Длинная рубаха из небеленого полотна болталась на ней как на вешалке, а нечесаные патлы скрывали почти все лицо. Бесцветный глаз с булавочным пятнышком зрачка неприятна буравил меня. Она покачивалась с ноги на ногу, зловеще шевеля пальцами. Я покосилась на ее нестриженые, ломаные ногти и, сделав реверанс, сказала:

— А мы ват тут к вам в гости зашли. А теперь нам пора, до свидания.

Споткнулась о корягу и пребольно села попой на острый камешек.

Лихо восторженно завыла, и я поняла, что она совершенно сумасшедшая. Тут, победив-таки коварные ловушки острова, ко мне вырвался, весь в репьях, Сивка, заполошно крича:

— Бежим! — но стоило Лихо уставиться на него своим белым безумным глазом, как все четыре ноги коня подвернулись, и он долетел да нас кубарем.

— Прибежали, — сказала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Может, отпустишь нас? — без надежды спросила я. Тетенька безмолвствовала, все так же покачиваясь под порывами ветра.

— А я в прошлый раз понадеялся, что у меня белая горячка, — пробормотал Сивка, не пробуя даже подняться на ноги.

— И что делать будем? — спросила я, втихую пробуя на ней свой дар. Для начала хотелось чего-нибудь безобидного. Ну, например, чтобы она превратилась в пенек с поганками или чтобы между нами от земли до неба образовалась стена. Но ничего похожего не получалось.

— Верея, ты не колдуй, — опасливо проговорил Сивка. — Слышал я, что и магия здесь идет наперекосяк. — И он, сведя глаза в кучку, уставился на поганку у себя на носу. Я обиженно засопела, поскольку именно мой дар последнее время был самым весомым аргументом в спорах с неприятностями.

— Отползаем, — приказала я коню.

Сивка понятливо мотнул головой и поскреб ногами по земле, демонстрируя свое бессилие. Тогда я решила пятиться в одиночку. Тут же провалилась ногой в чью-то нору и застряла в ней намертво, наругалась всласть и пригрозила, что сейчас позову своих дядек и теток, тогда Лиху не поздоровится. Лихо прекратила раскачиваться, и в ее единственном глазу появился неприкрытый интерес.

— Чего? — насторожилась я, меня вообще угнетала эта ее молчаливость. Сивка-Бурка мотал головой, намекая, чтобы я не смела вызывать своих родственников, но в его шее что-то хрупнуло и конь замер, весь перекошенный. — Не надо звать? — недоверчиво спросила я.

— Благодарны они тебе точно не будут, — прохрипел конь и тихо застонал, потому что прикусил язык.

Я, глядя на его мучения, заскулила, решив давить на жалость:

— Тетенька, отпустите нас, пожалуйста, мы же хоть дальние, но родственницы.

Лихо задумчиво поморгала, а потом, благодушно кивнув головой, прошелестела:

— Если теток позовешь.

— Зачем? — насторожилась я.

— Скучно, — призналась Лихо, плотоядно облизнув губы.

— Э, нет, так дело не пойдет, — уперлась я. — Я не могу принимать такие скоропалительные решения. Давай посидим, обсудим, чайку попьем.

— Нету у меня чайку, — равнодушно пожала плечами Лихо, а я с тихим ужасом почувствовала, как в мой сапог вгрызлось что-то под землей.

— А что есть? — пискнула я.

Лихо неторопливо обвела свои владения взглядом. Ученые вороны тут же припали к земле, мрачный лес замер, и даже, как мне показалось, деревья стали прятаться друг за друга.

— Ничего здесь нет, — констатировала Лихо, — одна я.

— Да-а, скучно без общества. — Я задергалась, стараясь носком сапога оттолкнуть настырного грызуна.

— Может, вам привезти кого сюда? — подсуетился Сивка, вскакивая на ноги. — Дак мы сейчас прыг-скок! Гудошников, скоморохов доставим! — И замер под оценивающим взглядом.

Я, воспользовавшись моментом, напряглась и выдернула ногу из норы, спинывая с сапога в темноту провала что-то длиннозубое, мохнатое и урчащее.

Лихо тоже заинтересовалась, глянула в нору, и земляные стены с тихим шорохом осыпались. Мне стало жалко злодея, но зато меня посетили сразу две мысли. Сунув руку в мешок на поясе, я сначала похолодела от дурного предчувствия, а потом запрыгала на месте, радостно визжа, потому что мое волшебное зеркальце так и лежало там после похода в Засеки. Забыв обо всех своих горестях, я начала судорожно метаться в мыслях от Анчутки к Велию, от Велия к Аэрону и, наконец, остановилась на Алие.

— Алия, Алия! — Я махала как полоумная зеркальцем и ракушкой до тех пор, пока не увидела заспанное, возмущенное лицо лаквиллки.

— Ну и кому я сейчас уши оторву? — поинтересовалась будущая валькирия.

— Мне, — улыбнулась я во весь рот. И тут же сменила тему: — Скажи, подруга, у тебя нет на примете каких-нибудь государственных преступников или просто злодеев?

Алия целую минуту изводила меня молчанием, после чего изрекла куда-то в сторону:

— Слышь, Лейя, превращение уже началось. Мозги у ней уже лягушачьи.

Я зарычала, но прежде чем успела раскрыть рот, любопытная Лихо заглянула через плечо в зеркальце. Раздался визг, удар, и изображение померкло.

— Что это было?! — поинтересовалась жутко перекошенная Алия, когда я дозвалась ее во второй раз.

— У вас зеркальце погнулось или вы теперь всегда так выглядеть будете? — хихикнула я.

— Это у моей кровати лопнула ножка! Я упала, опрокинула стол, и на меня с него съехала посуда! А когда Лейя бросилась мне помогать, то наступила на мою руку, в которой я держала зеркальце! Так вот, что это была за страхолюдина?

— Лихо. — Я втянула голову в плечи. — И она хочет общаться.

— Беги! — заполошно завизжала Лейя.

— Уже бегала. — Я покосилась на одноглазую, упорно пытающуюся заглянуть в зеркало. И в двух словах объяснила, как я вляпалась. Кривые в зеркальце подруги погрустнели.

— Нет, злодеев я тебе, конечно найду, — заверила Алия, — в крайнем случае, папа у соседей займет. Что им каторжан жалко, что ли? Только как их к тебе забросить?

— А Буян далеко? — тут же влезла Лейя.

Я закатила глаза, мол, дальше некуда.

— Значит, этапом гнать не получится, — вздохнула лаквиллка. — Может, твои родственники помогут?

— Ни за что не говорите им, — зашептала я в ракушку. — И Велию не говорите, лучше попробуйте нанять драконов в Урлаке. Да, и спросите у Аэрона, может, и у него есть какие-нибудь ненужные вампиры?

Это и стало моей ошибкой. Не прошло и часа, как маг орал на меня, делая страшные рожи в зеркальце. Его лицо меня так пугало, что время от времени я показывала его Лиху.

— Не смей так делать! — орал Велий, появляясь снова и снова. — Идиотка, имбицилка!

— Может, просто дура? — слабо отбивалась я.

— Нет! Ты королева дур, хуже, ты их богиня!

Это было так обидно, что я снова показала Лиху его и без того помятую физиономию, пояснив:

— Вот, мой возлюбленный. Во всей красе.

На этот раз по ту сторону звенело, грохотало и проклинало меня не в пример дольше обычного. Зато в зеркальце Велий появился уже почти спокойный, хоть и бледный, и даже извинился.

— Я так за тебя переживаю.

— Понимаю.

— Ты там одна, с этим Лихом.

— Понимаю.

— И драконам на край света чуть не месяц лететь.

— Понимаю. — Я уже почти рычала.

— И… — не унимался Велий, я не выдержала и завизжала:

— Велий, мне и так страшно, делай же что-нибудь! Я в отличие от Сивки не могу целый месяц травку есть!

— А что, там больше ничего нет? — удивился маг. А я, как давеча Лихо, обвела остров тоскливым взглядом. Наученные вороны припали к земле, а деревья замерли.

— Нету тут ничего, — со вздохом сказала я, понимая, что не такая уж моя родственница и злодейка, просто неудачница по жизни.

— Ага. — Маг кивнул и исчез, пообещав, что он мухой.

— Мухе сюда долго лететь, — вздохнул Сивка.

Пока Велий бегал, утрясая мои дела, подружки тихо шептались со мной.

— Верея, — заговорщицки тянула мавка, — а может, не мучиться? Отвези ее к Прыщу и спокойно возвращайтесь с Сивкой в Школу.

Конь протестующее заржал, объясняя, что живыми до Прыща мы точно не доедем, хряснемся где-нибудь вместе с Лихом и костей не соберем. А я прорыдала, что и сама хотела бы, да не могу людям такую пакость сделать, потому что дура совестливая.

— А что такого? — успокаивала меня Алия. — Подумаешь, Лихо с народом маленько пообщается. А Древние ее потом быстренько обратно закатают.

— Ага, они и в прошлый-то раз только вместе с куском земли смогли запулить ее на край света, а уж второй раз этот номер у них не пройдет.

Мы втроем тяжело вздохнули. Неожиданно в наш девичий разговор встрял Аэрон:

— Верея, ты чего натворила, дура? Ты знаешь, что здесь творится? Нет, ты не знаешь, что здесь творится!

— А что? — встрепенулась я.

Вампир хмыкнул и тоже, видимо, посмотрел в зеркальце, потому что его полупрозрачная, как у привидения, физиономия легла поверх двух заинтересованно притихших подруг.

— Да здесь твои родственники рвут и мечут! Говорят, что ты с Лихом на какую-то святыню покушаешься. Волка взяли за шкирку, сейчас меня по всей Школе ищут, чтобы я тебя вынюхивал.

— А ты где?

— Я-то в архиве. А вот тебе с острова лучше драпать, потому что дядьки твои обещали тебе голову отвернуть вместе с ушами… или уши вместе с головой?

— Куда же я побегу?!

— Утопись, — посоветовал «женишок». — Легче будет.

Тут призрачными тенями замелькали в зеркальце чьи-то лапы, и ракушка заорала:

— Вот он, держи!

И я сделала ручкой дяде Анчутке:

— Привет.

— Привет, — улыбнулась из-за моего плеча Лихо.

Старый черт пропал, так и не успев пообещать мне ничего плохого.

— А может, не так уж и плохо на этом острове? — влез напряженно размышляющий Сивка. — Чего мы там, в большом мире, позабыли? А здесь нас точно никто не обидит.

— Если сами себя до смерти не заобижаем. — Я хмыкнула. — И вообще, стоило устраивать такой сыр-бор из-за того, что я к родственнице заехала! — Заявление было в высшей степени лицемерным, потому что я точно знала, из-за чего они так всполошились. Но все равно зарычала, когда тихо проклюнувшийся Велий вкрадчиво поинтересовался:

— Верелея, признайся, ведь ты это все еще в Засеках придумала?

Я рассердилась донельзя, вместо ответа показала ему в зеркало фигу и решительно рявкнула:

— Это стечение обстоятельств! Я не такая, как вы думаете!

— Ты гораздо хуже? — хихикнула мавка, не выпускавшая все это время зеркальце из рук.

— Верея, мы тобой гордимся, — прогудела Алия. — Я только понять не могу, как ты все с рватнем-то провернула?

— Бездна коварства, — влез Анжело, восторженно сверкая глазами.

— И этот туда же, — проворчала я и тихо заскулила.

Вороны на дальнем конце взмыли тучей в небо, и Лихо напряглась, заинтересованно глядя вдаль.

— Это вампир на Сером Волке, — сказала я. — Иди, встречай дорогих гостей.

Два раза Лихо уговаривать не пришлось, она неторопливо двинулась навстречу долгожданным гостям.

— Только за деревья она зайдет, мы свечой в небо, и больше нас никто не увидит. Я такие места знаю, вовек нас там не сыскать! — Сивка заговорщицки подмигнул и удивленно вытаращился на меня, когда я со всех ног, стоило только Лиху скрыться за деревьями, метнулась к дубу, вскарабкалась на самый верх, как белка, и, сорвав с шеи цепочку с ключами, один за другим, как матерый вор, вскрыла все девять сундуков, ни разу ключиками не ошибившись.

— Лови! — заорала я, сигая с немыслимой высоты на раскрывшего в удивлении пасть коня.

— Держи! — истошно завопили, выскакивая из леса, мои родственники.

— У-у-у! — исступленно выла Лихо.

— А-а-а! — кричал богатырский конь, свечой уходя в небо. — Вляпался же я с тобой!

Снаружи гремел гром и бесновалась буря.

— О, что сейчас будет! Что сейчас будет! — Сивка-Бурка метался от стены к стене. — Да чтоб я еще раз с бабой связался!

Ему недоставало рук, чтобы рвать из гривы волосы. А я, крысою забившись в самый дальний угол мрачной и сырой пещеры, зыркала вокруг. Зеркальце, ракушка, даже перстень были завалены грудой камней, и все равно там подозрительно шевелилось и пищало.

— Они нас найдут, они нас найдут! — все сильнее паниковал конь, шерсть у него была изрядно подпалена, оно и немудрено — бабахнули по нам вслед неслабым колдовским арсеналом. Если б не Лихо, нам бы точно конец, а так просто полострова осело в воду, и все.

Воровато косясь на четырехногого безумца, я осторожно, за краешек, подтянула к себе завернутую в холстину книгу. И разочарованно хмыкнула — простая деревянная обложка и пергаментные страницы, пожелтевшие от старости, увидишь такую на полке и мимо пройдешь. Я открыла одну страничку, потом вторую, потом третью и чуть в голос не захохотала. Красными чернилами очень уверенным, похожим на рагуиловский почерком там день за днем описывалась история земель, стран и народов. Очень хороший учебник по истории. И стоило из-за этого так бесноваться! Я хохотнула, потом еще и уже не могла остановиться.

— Ты чего? — Сивка подозрительно замер на полуслове. — С ума сошла?

Я, зажимая рот ладонью и все равно пища, так что воздух выходил через уши, еле сумела выдавить:

— Мы сперли учебник по истории.

Сивка недоверчиво подошел и потребовал полистать, трясясь от смеха, я все-таки сумела перевернуть несколько страниц перед его мордой. Сивка фыркнул и посмотрел на меня с отеческой лаской:

— Нет, все-таки Карыч был неправ, он тебе точно карму испортил, окрестив дурой. — Конь небрежно копытом захлопнул книгу. — Ты о чем думала, когда ее открывала?

— Ну… — я запнулась, — о том, что в этой книге все описано от сотворения мира.

— А теперь подумай о чем-нибудь другом, — попросил меня Сивка. — Ты вообще для чего эту книгу воровала?

— Я ее не воровала, а взяла посмотреть, — пробурчала я. Думала я о Велии, но не при Сивке же говорить. Поэтому я сказала: — Хотела узнать судьбу Гомункулуса, долго ли ему в крысином образе ходить.

Сивка всей своей мордой показал, что не верит мне ни на грош, но тем не менее шаркнул копытом, раскрывая передо мной фолиант.

И, о чудо! Ни о какой истории там ни слова не было, зато на полкниги вся жизнь крыса в картинках и с подробными комментариями! Крыс в фас, крыс в профиль, крыс, ворующий у Рогача морковь, крыс, пугающий нас в коридоре, самодовольный крыс с архоном и, наконец, крыс в натуральную величину, задумчиво морщащий лоб, стоя на ступенях архива, с комментарием: «И в миг сей сжалось тревожно сердце, словно от предчувствия, что кто-то из Великих держит судьбу твою в руках, решая…»

— И что? — уставилась я на Сивку, а тот загадочно подмигнул. — Что?! — взъерепенилась я.

— Пиши.

— Что пиши? Куда пиши? Туда?

— Туда, туда.

— А мне и не чем. — Я стала отодвигать книгу, уже догадываясь, почему чернила красные.

— Тогда какого мы ее крали?! — заорал конь. — А ну, быстро пиши! — И он прижал уши, недвусмысленно скалясь. Я взвизгнула, выхватила из кошеля на поясе иголку и, морщась от омерзения, ткнула ее в палец, вскрикнув от боли. Затем подняла с земли щепочку и, собравшись с духом, как на экзамене, начала быстро писать.

— Грянулся он оземь и стал писаным красавцем. Ручищи — во! Ножищи — во! Росту высокого, в общем, добрым молодцем. И друг его — алхимикус знатным мужчиною обернулся, а не пауком сумасшедшим. — Все! — выдохнула я, и в тот же миг книга сама собой подпрыгнула над землей на локоть, окуталась золотым сиянием и снова шлепнулась мне на колени, раскрывшись. Я онемела от восторга, такой красавец на меня глянул с разворота: — Велий! — завизжала я истошно. — Я хочу про Велия! — Но не успела я врыться в страницы, как конь осторожно наступил мне на руку. — Ой! Не мешай! — закричала я, отталкивая его копыто, но приставала упорно наваливался на меня, многозначительно кашляя. — Да чего тебе?! — не выдержала я и осеклась.

Оказывается, уже и буря улеглась за это время, и ветер стих, и добрые родственники камень, которым мы вход заперли, отодвинули. И теперь в нашу пещеру заглядывала с неподдельным интересом здоровенная собака с золотыми глазами и ослепительно белыми крыльями.

— Здрасти, — выдавила я. — А мы книжечку читаем.

Собака понятливо кивнула головой и сделала движение, как бы говоря: а ну пойди сюда, голуба. Я попробовала помотать головой, мол, не могу, занята, придите попозже, но двуличный Сивка поддел меня носом и так подпихнул вперед, что я вылетела из пещеры раньше, чем успела возмутиться, а вылетев, зажмурилась. И неудивительно, не каждый день увидишь всех обитателей Ирия.

Громовик осуждающе смотрел мимо меня на оробевшего Сивку- Бурку, а в Любаве я что-то никакой любви не заметила, с такими глазами противницам космы выдирают. Богатыри-ветры оттерли всех обитателей Заветного леса от меня подальше, и только Хорс смотрел на меня без явной враждебности. Стоило ему выйти из тени на свет, и собачья личина сползла с него, так что ко мне он подошел видным мужчиной. И, ни слова не говоря, забрал книгу, хотя я держалась за нее цепко. Перелистал ее, хмыкнул, показал что-то остальным и, глянув на меня с каким-то непонятным выражением, собрался было что-то сказать, но я так умоляюще на него смотрела, что злого слова не нашлось. Зато когда он нашел взглядом Карыча, ворон опасливо прижался к земле, как ученые вороны на острове у Лихо. И уж ему было высказано все! Что нельзя ребенка называть дурой; что если ребенка называть дурой, то она и будет дурой; что если у нее даже семь пядей во лбу, а кроме дуры она день за днем ничего не слышит, то в конце концов и творить будет одну дурь!

— Я не дура! — обиженно взвыла я, отвлекая небожителей и Древних от семейной склоки, и услышала в ответ обидный смех собравшихся.

Соленый океан остался позади, но его дыхание еще чувствовалось в порывах ветра, качавшего сосновый лес. Мы с Велием сидели на важно вышагивающем Индрике, а справа рысил Сивка-Бурка с Громовиком на спине, рассказывая о бурной своей молодости.

— И вот летим мы мирового змия на ум наставлять. Я ему… — Сивка покосился на седока, — и говорю: а ты молот свой дома не забыл? А он с похмелья такой весь мутный, какой, говорит, молот? Отламывает скалу и хрясь, хрясь змия по голове!

Косматый Громовик только молча диву давался, хмыкал в бороду, слушая такое свое жизнеописание. Аэрон, ехавший слева от нас на безразличном к присутствию богов драконе, таял от благоговения.

Тракт к острову Буяну был широк до чрезвычайности. Оказывается, соседствующие с Лихом королевства из года в год на нее войной ходили, подозревая в моей родственнице какое-то невиданное чудище великой силы, а стало быть, и огромных богатств.

— Ну ты, Верелея, даешь! — шептал мне на ухо Велий. — Первый раз видел, чтобы богов так честили в их же присутствии.

Я чувствовала, как у меня огнем горят уши, и понимала, что перегнула палку, но уж больно рассердил меня этот всеобщий смех! И я им в красках и телодвижениях показала все, что я, захоти только, могла бы с ними сделать, пока в моих руках находилась книга, если б такой доброй не была, если б родственников не любила, если б характер у меня не был золотой! И остановило меня лишь многозначительное молчание как раз в тот миг, когда я собиралась изобразить муки и стоны умирающего Хорса.

После этого я все-таки была схвачена и не больно, но крайне обидно порота Карычем и Анчуткой. Самое обидное, что Березина в это время меня отчитывала, а Горгония и Коровья Смерть дергали за уши. И только Индрик трусливо прятал глаза в отличие от благородного Васьки, грозившего испепелить всех взглядом. Но василиску надели на голову мешок Сейчас он бежал где-то впереди и пугал местную живность.

В качестве наказания нас с Сивкой заставили отнести проклятую книгу обратно на остров к Лиху. Я всю дорогу пыталась все-таки открыть ее, чтобы хоть одним глазком прочесть что-нибудь про Велия, но Громовик каждый раз предупредительно кряхтел, улыбаясь в усы, а потом и просто откровенно потешался, когда мы с Сивкой лезли на дуб укладывать наследство Всетворца обратно в сундук Я не удержалась высказала-таки Лихо претензию:

— И что было притворяться одинокой и брошенной, если к тебе соседние королевства с войском наведывались?

Она невинно моргнула своим белым глазом, и я чуть не навернулась с Сивки. Так все и утряслось. Книгу оставили под присмотром стража, которому она даром не нужна, потому что все знали, что невезучая Лихо на дуб по доброй воле не полезет. А меня обещали пороть каждый день для профилактики, пока я не поумнею. Стоило Громовику покинуть нас, как прямо на дороге раскрылся вход в Заветный лес через те самые зеркала, которые я сотворила в капище, и облегченно вздохнувший вампир завел песню:

Я шмыгнула носом и сделала пальчиками всем, кто меня ждал. Даже амба радостно потирали ручки.

— Пороть я не дамся, — предупредила я, вцепляясь в перья Индрика.

— Дашься, дашься, — сказал Анчутка.

— Это она еще Вука не видала, — объяснил рогатому Карыч. — Сама бы зад подставила, лишь бы мы его к ней не пускали.

— Что Вук, — подпустила яду Горгония, — вот Гомункул в гости рвется, ручищи — во! Ножищи — во! Подвальный!

Целый месяц после этого события в Школе царило затишье, какое всегда случается после сильной бури, когда людям становится не до склок и всех мучает только одна забота — как собрать уцелевшее. Я шмыгала из комнаты в класс и сразу же обратно в комнату, стараясь никому не попадаться на глаза и никого лишний раз не раздражать. По Школе ползли нервные шепотки. Правды о книге и острове Буяне никто, конечно, не знал, но все в один голос уверяли, что сотворила я нечто ужасное, просто из ряда вон! Настолько жуткое, что боги даже не смогли сразу придумать, как меня казнить, но обязательно сообразят и не сегодня завтра мне не поздоровится.