19

«Без пяти одиннадцать. Успею», — подумал Хенрик. Он методично нажимал на педали. Сначала велосипед был неподатливой, враждебной конструкцией, вырывающейся из-под седока в разные стороны. Но уже через несколько десятков метров катился гладко и послушно. «Успею. В конце концов, почему они должны выехать в одиннадцать ноль-ноль, могут на несколько минут и опоздать». Он достиг леса, в тени деревьев ехать было намного приятней. Полотнища зелени обмахивали голову. Перед глазами прыгали солнечные блики. «Неплохо пошло, — подумал он, на минуту обо всем забыв, — я опять несусь на велосипеде, попробую без рук. Давайте приезжайте, девушки, могу кого-нибудь подвезти, посадить на раму, с девушками на велосипеде было бы совсем неплохо. Помню чей-то красивый голос, похожий на шум фонтана в жаркий полдень, помню развевающиеся волосы, удивленные глаза, исчезнувшие в темной пропасти вагона. Прошла еще минута. Птичий гомон. Свистки, оклики, звон пилы, обрывки разговоров. Хорошо, вороны не каркают. Что это, как будто выстрелы? Не может быть. Зато отчетливо слышно ворчание моторов. Четыре грузовика с прицепами». По телу поползли мурашки. Он машинально посмотрел на часы, но цифр не увидел. «Сейчас начнется, сейчас пух и перья полетят!» Он поехал медленнее, внимательно оглядываясь по сторонам. Сердце билось сильно, но ровно. Только левое веко все еще слегка дергалось. «Мне не страшно, — с удовлетворением отметил он. — Все-таки я мужчина», — и слез с велосипеда. Выбрал поросшее кустарником возвышение наподобие бруствера и залег. Впереди- прекрасно просматривающаяся перспектива дороги, которая подходила к самому возвышению и поворачивала направо, позади — несколько толстых лип. Поразмыслив, он оттащил велосипед на несколько десятков метров в сторону Сивова. Потом залег за выбранным валом, между стволами лип, и вытащил из кармана пистолет. Нащупал рукой запасной магазин. Должно хватить.

Гул моторов приближался. Хенрик спрятался за ствол, некоторое время его взгляд блуждал по грубой растрескавшейся коре, поросшей мхом и тутовником. На руку, в которой он держал пистолет, вползла божья коровка. Он сдул ее и посмотрел на дорогу. Увидел темную покачивающуюся морду грузовика, она приближалась, принюхиваясь и урча, за ней тянулось облако пыли. Шум моторов пробил лиственную преграду, грохот шел, как от танков. Хенрик отложил пистолет и вытер вспотевшие руки о пиджак. Потом, с пистолетом в руке, поднялся и стал за дерево.

За рулем первого грузовика сидел Чесек. Место рядом было пусто. Ни одной женщины не было и в кузове. Они оставили их вместе с чемоданами! Боялись, что засыплются, или малодушно пожалели места? Он не успел ответить себе на этот вопрос, потому что в нескольких метрах от него вырос радиатор грузовика Чесека, машина стала поворачивать. Он успел два раза выстрелить в передние колеса, услышал два взрыва — попал, — и сразу же отполз к соседним деревьям, поближе к следующему грузовику.

Колонна остановилась. Дверцы машин открылись все одновременно и задрожали, как в балете, мужчины выбежали на дорогу с оружием в руках.

— Коних! — крикнул Мелецкий. — Не валяйте дурака!

Он смотрел в ту сторону, откуда только что стрелял Хенрик.

— Бросайте оружие! — крикнул Хенрик. — Возвращайтесь в город!

В ответ раздались выстрелы.

«Жаль, что по второму грузовику нельзя бить спереди, меньше бы патронов ушло». Он сделал два выстрела, потом третий, оба передних колеса и заднее левое сели. Мужчины спрятались за радиаторы. Две пули просвистели возле дерева, за которым укрылся Хенрик. «Пусть тратят патроны», — подумал он с удовлетворением. Но вдруг стрельба прекратилась. Мелецкий отдавал приказание. Вияс побежал в лес. «Вы хотите меня окружить? Попробуйте!» Короткими перебежками Хенрик достиг следующего грузовика, три раза выстрелил, машина села на левую сторону. Он сменил магазин, отполз поближе к велосипеду. Прицеп заслонял ему цель. Переместившись немного в сторону от дороги, он смог за колесами прицепа разглядеть шины грузовика. Трудная задача. Первый выстрел он промазал. Два другие попали в цель. «Эх, если бы перебежать на ту сторону и долбануть еще два колеса», — подумал он. Мелецкий с компанией совещались, Вияс был с ними. Хенрик подполз ближе. Они обдумывали, что с ним сделать.

— Этого типа надо ликвидировать.

— Хорошо, сделаем, а что с камерами? У меня есть шесть запасных.

— Дураки, нужно было взять двенадцать.

— Кто мог знать, я нажимал на вещи. Может быть, одну машину бросить, а остальные перебортовать.

«Нет, это вам не удастся», — подумал Хенрик и выстрелил. Село очередное колесо. Теперь Мелецкий был уверен в своем решении: ликвидировать.

— В город, панове. Покончим с ним и пригоним грузовик с шинами. Что ж это никто из вас не позарился на мотоцикл, прохиндеи.

— Сдавайся, Коних! — закричал Мелецкий.

Хенрик молча бежал по хрустящим сучьям. Он добежал до велосипеда, сел на него и понесся между деревьями. Потом, когда они потеряли его из виду, выехал на дорогу. «Началось, — подумал он, — будут за мной охотиться. Прегражу им путь пулеметом. Крикну: «Бросайте оружие, а то всех перестреляю!»

Он остановился перед домом Штайнхагенов.

— Добро пожаловать, — услышал он девичий голос.

Рыжая. Она была явно обрадована.

— Вы остались? — спросила она. — Нас тоже не взяли. Что за люди! Порвал мне платье.

Хенрик схватил ее за руку.

— Беги отсюда, — приказал он. — Слышишь? Скажи женщинам, чтобы спрятались в отеле. Быстрее.

Он подтолкнул ее.

— А можно на велосипеде? — попросила она.

— Нет. Прячься, здесь находиться опасно. Все в укрытие!

Хенрик втащил велосипед в прихожую. Потом вбежал по лестнице наверх. Некоторое время он стоял не дыша, как будто получил удар в живот. Пулемета не было. «Они взяли пулемет», — дошло до него наконец. Он обошел супружескую постель и открыл ночной столик Штайнхагена. Выдвинул ящик и стал пригоршнями выбрасывать из него ордена. Наконец нашел то, что искал: несколько патронов к «вальтеру». Вложил их в запасной магазин. Потом, спрятавшись за шторой, выглянул в окно. Они уже шли. Двое по одной стороне улицы, двое по другой. Впереди Мелецкий. Хенрик вынул пистолет. «Убийца. Убил Смулку». Прицелился. Мелецкий посмотрел по сторонам, что-то сказал Рудловскому. Тот побежал вперед. Остальные завернули за угол, сам Мелецкий спрятался в спортивном магазине Хаммерштейна. «Будет оттуда меня кропить».

Хенрик сбежал по лестнице вниз. Осторожно открыл дверь на улицу и высунул полу пиджака. Грянуло два выстрела. Треск и свист. Треск и свист. «Это похоже на осаду», — подумал он. Огляделся, помощи ждать неоткуда. Шаффер, наверно, спрятался в какую-нибудь нору, может быть, посматривает себе из-за занавески. Хенрик опять слегка приоткрыл дверь, высунул заднее колесо велосипеда. Треск, свист — разорвало покрышку, рикошетом ударило в стену.

Хенрик оставил велосипед в дверях, пусть немного в него постреляют, и перешел во двор. Он уже знал, что делать. Он придвинул козлы к каменной стене, перемахнул через нее и оказался в соседнем дворе. Через лестничную клетку вошел в квартиру на первом этаже, окна которой выходили в сквер. «Теперь я вне поля зрения шефа. Но не виден ли я остальным?» Он выглянул в окно. Акации не шелохнутся. Фонтан шумит, как прежде. Три дуба. Ни живой души. «Они засели где-то в соседних домах. А если они где-нибудь здесь, под боком? До ближайшего дуба было каких-нибудь двадцать метров. Три секунды. Послышались шаги. Он догадался, что это истомившийся Мелецкий меняет позицию. Шаги удалялись. «Куда он пошел? Что замышляет? И где остальные?»

Ему не хотелось выходить из этой квартиры. Она была скромная, милая, на стене портрет симпатичной пожилой дамы, в шкафчике немного книг, у стены конь-качалка и разбросанные кубики. «Я буду здесь сидеть, а тем временем они найдут камеры и уедут, — опомнился он. — Нет, теперь Мелецкому нужен мой труп, он уже знает, что между нами борьба не на жизнь, а на смерть». «Смерть! — раздался голос рядом. — Моя смерть. Я зверь, которому они устраивают западню».

Хенрик осторожно открыл окно. Три секунды до дерева. «Меня застрелят в окне, вскарабкиваться на подоконник — слишком долго». И мгновенно нашел выход: поставил слева от окна стул. Со стула достаточно сделать шаг и спрыгнуть. Букет фонтана распылял ровный шум. «Три секунды до дерева: спрыгнуть с окна на тротуар, перебежать мостовую, обогнуть куст сирени, трава, дуб». Он всматривался в спасительный ствол, дуб был старый и толстый, ровесник домов на Почтовой, построенных в восемнадцатом веке. «Путник, под сень моих листьев войди и неге предайся…» Три секунды. Он посмотрел на секундную стрелку. «Когда дойдет до минуты — прыгну», — решил он и стал на стул. Секундная стрелка неумолимо двигалась вперед, как стайер, описывающий круги по беговой дорожке стадиона. Сейчас дойдет. Он всматривался и вслушивался. Где они? Секундная стрелка финишировала. Минута. Он шагнул на подоконник, прыгнул на мостовую, оттолкнулся от мостовой, как пружина — ноги не вывихнул, — вскочил и побежал, пересек мостовую, разорвал брюки о куст, не стреляют, в горле тикала секундная стрелка, дерево неслось навстречу, ствол рос. Хенрик бросился вперед и прижался к земле, скрытый высокой хрустящей травой. «А все-таки я лежу в траве, — подумал он, тяжело дыша. — Не подстрелили. Где они? Что замышляют?»

И тогда разверзлись небеса.

— Хенрик Коних! — настиг его громкий голос. — Хенрик Коних! — гремело над головой.

Он почувствовал, как у него холодеет спина. На лбу выступили капли пота. Он встал и прижался к дереву. «Где они? Откуда они говорят? Никого не видно, дома далеко, должно быть, они между деревьями. Я, безоружный и голый, под их дулами». Струйки пота заливали глаза. Он пробовал пошевелить одеревеневшим плечом сначала в одну сторону, потом в другую, расширил ноздри, чуткий, как зверь, кольцо погони сжималось, голос с неба взывал:

— Хенрик Коних! Хенрик Коних!

Он судорожно стиснул пистолет. Выстрелю в воздух. Вдруг услышал:

— Ты погибнешь!

«Знаю без тебя», — подумал он. Страх прошел. Голос показался ему знакомым, а тем самым менее грозным.

— Сдавайся! — призывал голос. — Брось оружие и подойди к отелю!

«Отвяжись!» Он уже понял. Стал вглядываться в кроны деревьев. Вот он! Высоко в ветвях висел громкоговоритель. Хенрик вытер рукавом пот. «Сейчас мы тебя успокоим». Небо материализовалось и перестало пугать. Хенрик прицелился в громкоговоритель, но тут же спохватился: «Нет, пусть Рудловский подождет, они нe узнают, где я».

— Ты погибнешь! — кричал голос.

«Это мы еще посмотрим», — подумал Хенрик. Переполз по траве к фонтану. Три секунды на перебежку до угла Почтовой. Оттуда метров двести до радиостанции. Сейчас я заткну ему глотку.

Хенрик вскочил и побежал. Едва он достиг улочки, раздались выстрелы. Далекие, неприцельные. Он прижался к стене, никто за ним не бежал, жаль, жаль, он перестрелял бы их, как куропаток. Перестали стрелять, видят, что мажут. Он быстро зашагал вдоль стен, время от времени оглядываясь. Громкоговорители передавали предостережение как по эстафете:

— Ты погибнешь! Сдавайся! Радиостанция. Ударом ноги он открыл дверь.

— Ты погибнешь! — услышал он голос сверху. — Сдавайся! — слышалось на лестнице.

«Неплохой актер вышел бы из этого Рудловского. А бандит никудышный». Хенрик смотрел на него, стоя в дверях студии с пистолетом в руке. Рудловский сидел, развалившись в кресле перед микрофоном, боком к окну, с сигаретой в зубах, уставившись на лежащий перед ним пистолет, и бубнил свой кретинский текст:

— Брось оружие, сдавайся, обещаем тебе жизнь и деньги. — И опять: — Хенрик Коних, ты погибнешь…

Вдруг он запнулся. Медленно повернул голову в сторону Хенрика. Очки запотели, рот открылся для крика, рука судорожно схватила пистолет.

— Не стрелять! — крикнул Хенрик, прячась за дверь. — Брось оружие!

— Нет, нет! — закричал тот и нажал курок.

Два выстрела раздались одновременно. Рудловский свалился на пол. Пистолет упал рядом. Хенрик прыгнул и схватил пистолет. Потом выключил микрофон. Опершись спиной о стол, Рудловский смотрел на Хенрика помутневшими глазами.

— Зачем ты стрелял? — закричал Хенрик. — Зачем? Рудловский тяжело дышал.

— Боялся.

Рудловский тер дрожащими руками глаза. Хенрик наклонился и поднял с пола разбитые очки.

— Видишь меня? — спросил он, надевая их на Рудловского.

— Вижу, — ответил тот, с трудом вдыхая воздух. Вдруг он заскулил — Добей! Коних, добей! Я боюсь боли!

— Это не больно, — сказал Хенрик. Рудловский молча смотрел на него.

— Больно не будет, — заверил Хенрик.

Жизнь покидала раненого. Хенрик стал на колено и, наклонившись к самому уху, спросил:

— Рудловский, теперь ты уже можешь сказать. Ты врал, что мне даруют жизнь, да? Признайся, врал. Теперь они меня убьют, да?

Рудловский закрыл глаза. Хенрик встал и отряхнул свои порванные штаны. Еще раз взглянул на умирающего: тот лежал улыбающийся, смерть не болела. Он осторожно закрыл за собой дверь и, прислушиваясь, сошел вниз.

Перед тем как выйти на улицу, Хенрик на минуту задумался. «Куда? Все равно, только бы выбраться отсюда. Остальные знают, где я, выстрел прозвучал по громкоговорителям». Хенрик открыл двери настежь. Тишина. «Это может быть засада, но я все равно должен перейти на ту сторону улицы, упредить нападение». Почтовая узенькая, четыре прыжка — и он будет в особняке напротив. С одной стороны к особняку примыкал сад, окруженный проволочной сеткой. «А что, если калитка закрыта? Разобью стекло. Раз, два, три, вот и калитка». Он нажал на нее всем телом, едва не упал, так как калитка подалась и, скрипя, впустила его в сад. Прислушался. Тишина. В саду цвели розы, благоухал жасмин. Клумба заросла сорняками. Тишина. Только издалека доносился звук, похожий на сдержанное посапывание подкрадывающегося зверя.

Он переступил через сетку и оказался в следующем саду, потом перепрыгнул через какую-то каменную ограду. Среди деревьев мелькнул силуэт крадущегося шефа. Мелецкий шел на охоту один, стараясь зайти Хенрику с тыла, он не предполагал, что тот выйдет ему навстречу и их пути пересекутся. Хенрик лег на каменную ограду и ждал. Прижавшись лицом к шершавой штукатурке, он вдыхал запах известки и жасмина, спину щекотали листья, какой-то жучок ползал возле уха. Зверь сопел. «Нас разделяют две каменные ограды, он карабкается на стилизованную под средневековье стену ограды, хочет спрятаться за ее зубцами», — догадался Хенрик. В просвете между зубцами показался ствол пистолета, потом сжимавшая его рука. Голова была не видна. «Промахнусь, — подумал Хенрик, не спуская глаз с капители, за которой прятался Мелецкий. — Сейчас он меня заметит».

— Шеф! — крикнул он и приподнялся.

Хенрик упал на землю под грохот выстрела. Выпущенный из руки пистолет остался по ту сторону степы. Потом отполз немного назад, чтобы увеличить себе обзор. Он лежал, прищурив глаза, с пистолетом Рудловского, спрятанным в рукаве пиджака. Зверь спрыгнул со стены и стал карабкаться на другую. «Не спеши», — сдерживал себя Хенрик. Солнце светило прямо в глаза. Между ним и солнцем показалась голова Мелецкого, рука с пистолетом некоторое время скользила по верху степы. Ему, конечно, не очень удобно. Голова Мелецкого поднималась все выше, выше и приблизилась к солнцу. На глаза Хенрика упала тень. Пора. Он дважды нажал курок. Шеф на миг выпрямился, рука прижалась к груди, пистолет упал в траву, Хенрик выстрелил еще раз, и бездыханное тело шефа свалилось со стены. Хенрик перевернул его, закрыл веки. Мертв.

Хенрик протер уставшие глаза. Им овладела сонливость. Шеф мертв, конец, не надо скрываться, красться, убивать. Мертв. Не разбогател на Сивове, не получил свои миллионы, карьера окончена. Хенрик поднял пистолеты и, пройдя через чей-то дом, вышел на улицу. Он шел не спеша, уставший, с пустотой в сердце. Когда Хенрик миновал почту, раздался выстрел, пуля просвистела возле уха. Он прижался к стене.

— Не стреляйте! — прокричал он. — Шеф убит!

Опять свистнуло возле уха. Хенрик подбежал к перекрестку.

— Перестаньте стрелять! — крикнул он. — Шеф убит!

— К черту шефа! — услышал он голос Вияса. Тот стоял за деревом и палил из пистолета.

— Перестань стрелять! — прокричал Хенрик осипшим голосом.

— Сдавайся!

— Перестань! Хватит трупов!

— Погоди! — кричал Вияс. — Теперь мы тебе покажем!

— Шеф убит!

— К черту шефа! Я шеф! — закричал Вияс из-за дерева. — Чесек, дай очередь!

Хенрик влетел в ворота. И тут же заговорил пулемет. По стене застучали пули.

— Идиот! — закричал Вияс. — Опоздал!

Хенрик вошел в дом и стал у окна, которое выходило в сквер. Чесек, лежа за пулеметом, что-то объяснял Виясу. Прилизанный нервничал:

— Не рассуждай. Теперь командую я. Стреляй. Пулемет застучал снова.

— Не так! — дирижировал Вияс из-за дерева. — По окну!

— А как? — спросил с раздражением освенцимец.

Хенрик стоял возле раскрытого окна, сжимая в руке пистолет.

— Подожди! — закричал Вияс и сделал прыжок в сторону пулемета.

Гром выстрела переломил Вияса на лету. Он пошатнулся, его отбросило назад к дереву. Он обнял дерево блуждающими руками и сполз на землю. Чесек наклонился над лежащим и молча посмотрел на него.

— Умер, — сказал он, поднимаясь. Хенрик настежь открыл окно.

— Будешь стрелять? — спросил он.

Чесек поднял пулемет и бросил его в фонтан.

— Я выхожу, — сказал Хенрик, перешагивая через подоконник с пистолетом в руке.

Чесек понуро смотрел на утопленный пулемет. Правую руку он держал в кармане пиджака. Хенрик медленно приближался, тяжело передвигая ноги.

Чесек плюнул в воду. Потом повернулся и пошел в сторону отеля. Хенрик спрятал пистолет и пошел за ним.

Но у самого отеля Хенрик струсил. Что он скажет женщинам, как объяснит эти трупы, рассеянные по всему городу, труп Рудловского на радиостанции, Мелецкого в саду, Вияса в сквере — как объяснит, что сам он жив? Сел на скамейку под деревом.

На террасе перед отелем снова все оживилось. Появились женщины. Анна в брюках и полосатой куртке, Барбара с теннисной ракеткой в руке, Янка, Хонората, последней вышла рыжая Зося. «Я убил ее первого любовника!» Они испуганно оглядывались, о чем-то расспрашивали Чесека, тот что-то им буркнул в ответ.

— Грузитесь, девушки, едем, — долетело до ушей Хенрика. Женщины выносили из отеля чемоданы, Шаффер помогал им.

Чесек подогнал к террасе грузовик с прицепом.

— Грузитесь, девушки, едем, — снова донеслось до него. Машина была ему знакома, штайер с воздушным охлаждением, тот самый, с ящиками из музея. Женщины клали чемоданы на прицеп. Хенрик поднялся со скамейки. Он шел под ярким солнцем, виски сжимала страшная тяжесть. Все молча смотрели на него. Шаффер стоял с открытым ртом.

— Куда? — спросил Хенрик Чесека.

— Домой.

— Сначала разгрузи машину.

— Это почему?

— Потому что у тебя здесь ящики из музея. Чесек обратился к женщинам:

— Садитесь, девушки! Баська и Анна в кабину!

— Пани Анна! — крикнул Хенрик.

Анна не отвечала. Она пропустила в кабину седую, а потом села сама.

— Никуда не поедете, — предупредил Хенрик.

— Увидим, — буркнул Чесек. Сел за руль и нажал стартер.

— Женщины выходят. Ну! Седая толкнула Анну:

— Выходите. — Спрыгнула на землю.

— Выключай мотор, — сказал Хенрик Чесеку.

— Нет.

— Я буду стрелять.

— Стреляй, — сказал Чесек. — Стреляй сколько хочешь. Он достал из кармана пистолет и отбросил его.

— Видел? — крикнул он. — Теперь можешь стрелять. Ну? Стреляй, куриная морда!

У Хенрика дрожала рука. Он процедил сквозь зубы:

— Выключай мотор.

Чесек молчал. К Хенрику подошла Анна. Он посмотрел на нее умоляющим взглядом: «Пойми».

— Ты знаешь, — сказала она, — почему я с тобой не пошла?

— Знаю. Тебе казалось, что ты меня любишь, — сказал он, не глядя на нее.

— Да. Так мне казалось.

— Теперь тебе так не кажется, — усмехнулся Хенрик, не спуская глаз с Чесека. — Выключай мотор, — снова приказал он.

Хенрик чувствовал на себе ее прерывистое дыхание, она размахивала у него перед лицом руками со скрюченными пальцами, будто хотела выцарапать ему глаза.

— Теперь я поняла, что я тобою брезговала, — услышал он. — Я боялась твоего прикосновения. От тебя пахнет убийством.

— Нет! — крикнул он.

— Ты убийца.

Он сжал зубы. «Я не ударю ее, только не это. Она бы ликовала: «Я так и знала, грубое животное, убийца!» Он стер со лба пот. Чесек крикнул:

— Ну, почему не стреляешь? В лагере меня не убили, так ты прикончи! Гестаповец!

Хенрик спрятал пистолет.

— Уезжайте, — сказал он. — Уезжайте ко всем чертям.

Он повернулся к ним спиной. «Пусть делают что хотят. Пусть едут с чем хотят. Убийца. Гестаповец». Дверцу машины поспешно захлопнули. «Я убил трех людей. Высока цена добродетели. Она этого не стоит». Его тошнило. Он подошел к дереву и оперся о него рукой. Мотор заворчал сильней. «Вывозят ящики из музея. Убил трех людей. Зачем? Чтобы все равно вывезли самое ценное!»

— Держись, Хенрик! — послышался голос Янки.

Он не ответил. «Для Анны я убийца. Ей снилась кровь на моих руках. Это неправда. Она мне еще сама это скажет. Она поймет».

Шум машины удалялся, и вскоре стало тихо. Хенрик нащупал в кармане пистолет. Потом снял с себя пиджак. Но легче не стало.

— Боже, — прошептал он.

— Не хотите ли выпить? — услышал он голос немца. Шаффер держал поднос с двумя бокалами вина. Хенрик замотал головой.

— Вы плохо себя чувствуете?

— Плохо.

— Вид у вас неважный. Желудок? Хенрик не отвечал. Шаффер пробормотал:

— Боюсь, что это паштет из печени… Хенрик побрел в глубь парка.

— Пан профессор! — крикнул Шаффер. — Может быть, принести капли?

Загрузка...