Остров Невезения

18

… в паспорте будет лишь твоё фото, а остальные данные… Ну, ты сам понимаешь.

Вскоре, у меня состоялся разговор с соседом Толей по интересующему меня вопросу.

— Сергей, я приготовил для тебя телефон человека в Лондоне, к которому ты можешь обратиться по вопросу изготовления голландского паспорта, — обратился ко мне Анатолий.

— Хорошо! Ты сам этого товарища знаешь?

— Не очень. Знаю только, что его звать Володя, он из Тернополя. Он в контакте с тем, который в Париже всё это делает. Ты можешь дать Володе свои данные и фото, а когда паспорт будет готов, у него же и получишь, заплатив ему 1300 фунтов.

— Прямо к изготовителям обратиться никак нельзя?

— Пока нет. Я пытался. Спрашивал его телефон у прибывших от него и у самого Володи, но никто не даёт. Володя говорит, что тот не станет разговаривать об этом с незнакомыми людьми.

— Ясно. Конспирация. Тогда будем говорить с Вовой из Тернополя. Давай телефон.

Я не стал откладывать этот вопрос, и позвонил ему в тот же вечер.

— Алло, — бодро ответил мне мужской голос.

— Это Владимир?

— Так точно! Владимир на связи.

— Это Сергей. Тебя рекомендовали ребята, твои земляки. Меня интересует приобретение человеческого паспорта. Каковы условия?

— Эх, Серёга, где ты был пару дней назад? Я вчера только передал туда данные клиента. И затем, там намечается перерыв на какое-то время, боюсь, что теперь быстро не получится, — объяснил он мне производственную ситуацию.

— Ничего. Мне не срочно. Главное, чтобы качественно.

— Тогда, требуется пару твоих фотографий, запиши размеры и прочие требования…

— Я здесь могу посмотреть такой паспорт и записать требования к фото и какие требуются данные.

— Хорошо. Значит, потребуются две фото, твой возраст, рост и цвет глаз. Разумеется, в паспорте будет лишь твоё фото, а остальные данные… Ну, ты сам понимаешь.

— Понимаю. Будет чьё-то имя и приблизительно подходящие мне; возраст, рост и цвет глаз.

— Именно так. Если это устраивает, то стоит такой паспорт 1300 фунтов. Получение и расчёт в Лондоне.

— Хорошо, всё необходимое я скоро передам тебе, — согласился я.

Во время одного из своих сеансов связи с внешним миром в Интернет классе, я оказался у компьютера за одним столом с молодым парнем. Мы нечаянно и быстро определили русский язык, как общий для нас, и обменялись ничего не значащими фразами. Этого было достаточно, чтобы узнать, что мы оба искатели убежища и клиенты местной социальной службы.

Я сосредоточился на подборе кодировки, чтобы прочитать полученное сообщение на русском языке, которое проявилось в виде хаотического набора всяких знаков. Ругаясь от бессилия, я снова привлёк внимание соседа по компьютеру.

— На фиг тебе почта на hotmail.com? Сплошные заморочки! Зарегистрируй себе почтовый ящик на любом российском сайте, и будешь спокойно читать сообщения и на русском, и на английском, — подсказал он мне.

— Да уже привык к этому ящику, и многие пишут мне на этот адрес, — объяснял я своё упрямство, хотя подумал, что он правильно советует.

— Ну, если тебе нравится всякий раз расшифровывать русскоязычные сообщения, то радуйся этому процессу, — пожал он плечами.

— Ты прав. Сейчас я сделаю себе адрес на русском сайте, во всяком случае, попробую это, — согласился я, и занялся регистрацией.

— Ты не работаешь? — спросил он меня, не отрываясь от монитора.

— Нет. Не имею такого почётного права, — коротко ответил я.

— Я так же, — утешил меня случайный знакомый.

— Откуда ты? — спросил я лишь для вежливого поддержания разговора.

— Из Сибири. Хакасская автономная область. Слышал о такой местности? Столица — Абакан.

— Только о самой Сибири слышал. Такой области не знаю, — признался я. — Как тебя занесло сюда!? — уже искренне заинтересовался я.

— Меня звать Егор, — назвался парень.

— Меня — Сергей. Тебе не понравилось жить в Сибири? — вернулся я к вопросу о его супер перемещении в пространстве.

— В общем-то, нравилось… Но на то были причины, — дружелюбно воспринял он моё любопытство.

— И каково тебе здесь, после Сибири?

— Это иной мир. По мне, так заработать какие-то деньги, и бежать отсюда. Гниловатая страна!

— Я слышал от многих, что пожив здесь несколько лет, можно привыкнуть и даже полюбить.

— Не знаю. Привыкнуть может быть и можно… Но что здесь можно любить? Да и зачем насиловать себя привыканием?

— Но ты всё же заехал сюда из Хакассии.

— Сначала моих эстонских деда и бабку сослали из Эстонии в Сибирь. Затем, моя мамка вздумала вернуться на свою историческую родину — Эстонию. Прошла там со своим свидетельством о рождении все бюрократические инстанции и получила гражданство. Только без языка, собственности и капитала, как оказалось, ей нечего делать на своей родине. А мне, как её сыну, с большим напрягом выдали эстонский волчий билет, позволяющий проживать в Эстонии.

— И ты решил проехать дальше на Запад?

— Мы с мамкой решили.

— Так ты здесь с мамкой?

— Да, вдвоём с самой Сибири. Сама она бы не решилась на такие переезды.

— И попросили убежище?

— Да. В Таллинне мы по объявлению обратились в агентство, где за определённую сумму денег, нам предложили организовать британские визы и встречу-содействие в Саутхэмптоне; помощь в получении бесплатного беженского жилья, пособия и, возможно, работу. В общем-то, всё так и получилось, только с работой не особо складывается без разрешения. А теперь ещё и назначили дату рассмотрения моего прошения о предоставлении убежища. Всё идёт к скорому окончанию моего пребывания здесь в качестве искателя убежища с социальной помощью.

— Распространённая история, — подвёл я итог услышанному. И закончил регистрацию адреса на сайте km.ru

— У тебя такая же фигня?

— Да. В убежище уже отказали, работать не разрешают. Но пока позволяют паразитировать здесь. Этим я и занимаюсь.

— И что, будешь ождать принудительной депортации?

— Кажется появились живые примеры советских пришельцев с европейскими паспортами. У них неплохо складываются отношения с местной бюрократией. Работают легально и границы благополучно пересекают. Думаю, попробовать такой способ адаптации.

— Каким образом они получили европейские паспорта, каких стран и как дорого это стоит? — посыпал он вопросами.

— Не дешево. 1300 местных денег. Гражданство королевства Нидерланды путём замены фотографии в действующем паспорте.

— Возможно, оно и стоит того, — заинтересовался Егор.

— Но в этой затее немало скользких моментов. Начиная с вопроса о качестве документа и заканчивая новым «родным» языком, — поделился я своими сомнениями со случайным заинтересованным собеседником.

— Но люди всё же применяют это.

— Да, я сам помогал такому «европейцу» устраиваться на работу, открывать банковский счёт и получать национальный социальный номер. Человек даже английского не знал, но всё прошло гладко и успешно.

— Ты видел такой паспорт?

— Держал в своих руках и тщательно рассматривал. Выглядит вполне.

— Супер! Так это то, что мне сейчас надо.

— Ты что, в Сибирь возвращаться не собираешься?

— Собираюсь. Но сначала, надо заработать на возвращение. Знаешь ли, капитализм добрался уже и до Сибири, там без денег теперь тоже сложно.

— Так тебе же и в Англии не нравится.

— Просто здесь всё чужое. Гнилая погода, мелочные, меркантильные отношения, безвкусная, ненатуральная пища… Я невольно сравниваю всё с Сибирью, и мне сложно привыкнуть к этому.

— Вдобавок, этот мир не желает принимать нас, продолжил я. — Новый Мировой Порядок предполагает максимальное сокращение славянского православного населения. Дома нам насаждают плутократическую демократию и анти социальные рыночные отношения. Если мы покупаем их гнилые куриные «ножки Буша», тогда наши страны признают демократическими, с рыночной экономикой… — добавил я.

— Ты противник рыночных отношений?

— Я противник диких, бесчеловечных рыночных отношений, какие, к примеру, культивируются в Украине или Грузии. Такая рыночная экономика ориентирована на сокращение непотребного населения и освобождение жизненных пространств и ресурсов для крупного капитала.

Кстати, английский вариант капитализма гораздо человечней, и в нём таки можно вполне комфортно жить.

— Так как на счёт, замаскироваться и прижиться в условиях местного капитализма? — нетерпеливо вернулся к главному вопросу Егор.

— Если ты про паспорт, то посредник просит фото, возраст, рост, цвет глаз и обозначить пол. Деньги — при получении пропуска в этот мир.

— А ты чё?

— А вот думаю. Такой паспорт — это действительно запасной вариант выживания. Но, в Саутхэмптоне я уже не смогу функционировать с ним. Здесь меня везде знают, как Сергея. Придётся оставить комнату с пособием, и съезжать куда-то. С новым именем и гражданством придётся начинать в другом городе. Лондон для этого наиболее подходящее место. Можно попробовать и где-нибудь на севере, в Шотландии. Я слышал, там всё проще… — рассуждал я.

— Ну и хрен с той комнатой и пособием. Нормальная работа компенсирует потери. Так что ты решил?

— Я обещал дать ответ, а сам всё думаю. Не решаюсь отрезать пуповину, соединяющую меня с Саутхэмптоном. Если честно, то я уже и в работе не особо нуждаюсь. Новый документ меня больше интересует в целях спокойного пребывания на острове и свободного перемещения по миру.

— Блин! Та чё тут думать? Если возможно, то я бы подписался на покупку такого документа, — удивил меня молодой Егор своей решительностью.

— Я думаю это возможно. Телефон посредника у меня есть, он ждёт моего заказа. Если тебе это надо, готовь фото на паспорт, закажем и для тебя.

Мы обменялись телефонами, е-адресами и вместе покинули Интернет класс. Мы оба направились по домам, оказалось, нам по пути. Неподалёку от ASDA мы расстались.

— Я позвоню, когда приготовлю фото, — обещал Егор.

— Хорошо. Вероятно, придётся ехать в Лондон, чтобы передать это, проворчал я.

— Ерунда, съездим.

— А ты что, живёшь где-то в этом районе? — поинтересовался я.

— Немного далее, — он назвал мне адрес.

— Не знаю, где это, — ответил я.

— Та как не знаешь! Это дом, типа общаги, там беженцы проживают. Это место все в городе знают, — удивился Егор.

— Что-то слышал, но никогда не бывал там. Что, действительно, как в общежитии, общие туалеты и душевые на этажах? — удивился я.

— Да. И кухня тоже общая. Заходи в гости, сам всё и увидишь, — пригласил он меня.

— Хорошо. Ещё увидимся.

Я шёл домой и думал. Этот парень подтолкнул меня к решению подписаться на паспорт. Я действительно прикипел к социальной кормушке и этому городу, это уже некая зависимость. Пора было что-то менять и расширять перспективы. Я с досадой вспомнил о недочитанной книге, которую могут в любой день, без согласования со мной, забрать с полки книжного магазина. И о моряках, заходящих в местный порт с надеждой на телефон некого Сергея, безотказно скупающего их мелкие контрабандные поставки сигарет. Я должен был подготовить себя к тому, чтобы всё это оставить и исчезнуть в новой жизни, с новым именем в другом городе.

Как я узнал от своих соседок, Роберт таки проявился и, как обещал, пригласил их поехать с ним на собеседование в отдел кадров пекарни. Женщины, не вдаваясь в подробности, рассказали мне, что он представил их там, кому следует, и помог заполнить анкеты. А на следующий день им позвонили, и пригласили выйти на работу, чему они были очень рады.

Роберта я встретил случайно на улице, несколько дней спустя, когда мои соседки уже работали, то в дневную, то в ночную смену. Их действительно там хорошо загрузили работой, и они имели немало сверхурочных часов, за что принято платить повышенно. Подробностями я не интересовался.

Во время нашей встречи, Роберт был поддатым и раздражённым. Он без предисловий завёл со мной разговор о моих соседях.

— Ты знаешь, я недавно ездил с твоими женщинами в пекарню по поводу работы там, — как-то недовольно начал он.

— Они говорили мне об этом. По-моему, они уже работают там часов по 12, и без выходных…

— Представляешь, я вместе с ними оставил свою анкету для трудоустройства, и шеф, которая знает меня с прошлого года, обещала ответить нам в ближайшие дни, но молчит, — возмущался Роберт.

— Ты оставлял ей свой телефон?

— Оставили телефон твоих соседей. Договорились, что нас известят звонком.

— Их пригласили на работу. Возможно, и тебя ждут?

— Та хрена! Я звонил туда. Шеф отвечает, что даст мне знать, если я буду нужен. Короче, она не взяла меня в этом году. Ей больше понравились твои соседи. Представляешь, иностранцев приняли, а мне отказали! — язвительно высказал мне Роберт.

— Роберт, я не имею понятия, почему так получилось, и что там решили в отношении тебя. Но я не думаю, что женщины могли как-то помешать твоему трудоустройству.

— Та они уже на обратном пути, после переговоров в пекарне, посмеивались надо мной. Думали, я ни хера не понимал. Это же очевидно, что они меня за мудака держали… Хихикали всю дорогу, — серьёзно завёлся он.

— Роберт, надеюсь, меня ты не винишь в том, что тебя не взяли на эту работу?

— Нет. Ты здесь не причём. Я лишь рассказываю тебе, как всё было. И хочу сказать, что мне не нравится, когда ко мне относятся, как какому-то конченному wanker,[55] — раздражённо объяснял он.

— Я тебя уважаю, как хорошего парня, и ценю твою помощь в трудоустройстве женщин…

— Это точно. Помог один. Оценили! — проворчал он в ответ на мои искренние признания.

Далее разговор не складывался. Приглашать его на пиво, и слушать чьё-то недовольство, у меня не было желания. Я хотел поскорее оставить его и вернуться к своим мыслям и делам. Расставаясь, мне показалось, что наши приятельские отношения подпортились. Я с облегчением невольно мысленно оправдывался и гнал от себя чувство вины перед ним.

Дома, при встрече с Лали, я заговорил с ней о Роберте.

— Как ваша новая работа?

— Нормально. Приходится работать много часов. Но условия хорошие и платят сверхурочные. Так что, работаем, пока дают, — бодро ответила Лали.

— Я видел Роберта. Его не взяли на эту работу?

— Похоже, что его там не захотели. Когда он возил нас туда к начальнице, он был заметно выпивший. Как мне показалось, она его неплохо знала, и ей не понравилось, что он явился нетрезвый. Как я поняла, она упрекала его. Он оправдывался…

— А когда вас приглашали выйти на работу, о нём упоминали? — перебил я её.

— Когда та женщина позвонила нам на мобильный, она лишь коротко сказала, — завтра утром выходить на работу. И назвала наши имена. О Роберте — ничего. А мы и не успели, да и не могли ничего толком сказать ей в ответ. Она лишь переспросила, поняли ли мы её? Я ответила — «yes». И на следующее утро мы полетели туда. С того дня, так и стоим там, у конвейера, пакуем печенье и пряники. Домой приезжаем только поспать. Так что, о Роберте мы ничего не знаем.

Осень перешла в состояние устойчивой сырости и ветров. Я стал больше проводить время в своей комнате, Интернет зале и в книжном магазине. Питался в разных точках общепита. Дома запустили газовый отопительный котёл. Наши соседи, женщины из Боржоми не только стабильно поддерживали порядок в доме, но и следили за тем, чтобы котёл работал на полную мощность. Хотя, на мой взгляд, в доме было излишне жарко, и во всех комнатах открыты форточки. Освещение в коридоре и на кухне тоже часто оставалось включенным круглые сутки. Я уверен, что если бы мы арендовали этот дом самостоятельно, и платили за все коммунальные услуги, то отношение к потреблению газа и электроэнергии было бы совершенно иным. Мои робкие замечания и попытки выключать на ночь свет в коридоре и на кухне, не поддерживались соседями. Неля квалифицировала это, как занудство.

Про себя я вспоминал её жалобы на грузинскую жизнь, в которых не раз упоминался автомобильный аккумулятор для освещения комнат. Дома она заботилась о том, чтобы этот аккумулятор вовремя подзарядить и не остаться без освещения. Здесь же, они едва ли знали, где находятся счётчики на газ и электроэнергию. Все счета по содержанию дома оплачивал собственник дома — индус мистер Рай. А затем, получал компенсацию.

Однажды, наш отопительный котёл закапризничал и перестал работать. Как ни старались мы с ребятами реанимировать его, у нас ничего не получалось. Я позвонил мистеру Раю и сообщил о случившемся. Вскоре он подъехал к нам. Хозяин попробовал сделать то же, что мы уже проделали многократно, и признал потребность в мастере. Пока мы с ним говорили о газовом котле, женщины поручали мне передать хозяину и прочие их замечания на неполадки в душевой, на кухне… Он вежливо отвечал, обещал. Я тупо переводил.

Покидая дом, он обещал организовать ремонт отопительного котла, но не мог ответить, как скоро это произойдёт. Продолжая участвовать в переговорах между индусским хозяином дома и грузинскими жильцами, я проследовал за ним до выхода из дома. Далее, оставшись вдвоём, я проводил его до автомобиля, и мы немного задержались на улице перед домом.

— Сергей, я благодарен тебе за участие в хлопотах относительно моего дома. Но, кажется мне, ты не совсем правильно себя ведёшь, — обратился он ко мне отеческим тоном.

— Что вы имеете в виду? — удивился я его замечанию.

— Ты излишне растворяешься… Я бы даже сказал, вмешиваешься в чужие дела, — неуверенно пояснил он.

— Мне не следовало беспокоить вас, вызывая сюда? — спросил я.

— Нет, ты не понял. Это правильно, что сообщил мне о технических неполадках с газовым котлом.

Я хочу сказать, что ты излишне участвуешь в чужих хлопотах. Каждый должен сам решать свои проблемы, для этого они и даются конкретному человеку, чтобы он самостоятельно занимался ими, и чему-то учился. У твоих соседей свои проблемы, к примеру, они не говорят по-английски… А у тебя — какие-то свои, другие проблемы. Тебе следует думать только о своём, а им — о своём. Ты совершаешь грубую ошибку, помогая кому-то. Поверь мне, ты вредишь и себе и им! Я уверен, у тебя, как у всякого нормального человека, достаточно своих личных вопросов, на которые ты должен найти правильные ответы. Вот и занимайся своими вопросами. У каждого свой путь и своё представление о счастье. Я же вижу, как твои соседи воспринимают твоё участие… Это ненормально! Если им что-то надо, пусть сами этого добиваются. Запомни, у каждого своя жизнь, со своей порцией времени, порцией удач и неудач, хорошего и плохого, счастья и бед. Сергей, не вторгайся в чужую жизнь! Даже в виде помощи. Ты меня понял?

— Понял. У христиан, особенно, у православных, это несколько иначе, — неуверенно ответил я.

— Я знаю. Просто прими мой совет.

— Хорошо. Спасибо. Я буду нести свой крест, — коротко согласился я.

Егор проявился вскоре, телефонным звонком.

— Это я. Фото готово. Когда передадим это? — напомнил он мне о преступном замысле.

— Я всё помню, — рассеянно ответил я. — У меня тоже всё готово. Я позвоню и договорюсь о встрече. Тебе сообщу, как только что-то узнаю, — обещал я.

— Ладно. Я жду. Не пропадай.

Я, как и обещал, стал названивать Владимиру. Но его телефон оказался отключенным. Я уж подумал, что связь с ним потеряна, но позднее, после работы, его телефон, наконец, отозвался гудками вызова, и он ответил.

— Привет, Вова. Это Сергей, мы говорили с тобой об изготовлении документа. Тут появился ещё один товарищ, так что, намечается заказ на два паспорта.

— Фото и данные давайте, чтобы я переслал их людям, — проявил готовность Вова.

— Почтой на какой-то адрес я могу это отправить?

— У меня есть только электронный адрес, но мне нужны ваши напечатанный фото, я должен убедиться, что они правильно сделаны.

— Так что, единственный способ — это приехать и вручить?

— Получается так. Когда вас ждать?

— Возможно завтра, — неуверенно предложил я.

— Если завтра, тогда только вечером, после работы. Ориентировочно часов в семь, на станции метро Jubilee, — предложил он.

— Хорошо, найдём тебя через телефонную связь. Только ты не отключай свой мобильный, — согласился я.

— По окончанию работы, в шесть вечера, я всегда включаю телефон. Звоните.

Сообщив Егору о приглашении нас в Лондон, тот призвал меня не откладывать, а сделать это завтра же. Я не возражал.

Утром следующего дня мы встретились с ним у железнодорожного вокзала.

Осень начала переходить в зиму. Холодные промозглые ветры с дождями обостряли моё беженское настроение. Я стал больше скрываться в своей комнате или в книжном магазине с кафе. Оба эти места были достаточно сухими и тёплыми, чтобы почувствовать себя в безопасности. Посиделки в Интернет зале колледжа иногда вынужденно затягивались из-за непогоды.

У меня положительно сложилась тёплая человеческая связь с некой Фионой Зербст из Cape Town, что в Южной Африке. Она когда-то бывала в Украине, и даже несколько лет состояла в законном африканском браке с гражданином Украины из города Херсона. В Южной Африке наступало лето, и тёплые сообщения сестры-скорпиона скрашивали окружающий меня промозглый смурняк.

В моей электронной почте меня ожидали приятельские и прочие сообщения от разных людей, а я стоял в утренних сумерках у вокзала, поджидая случайного попутчика из Сибири. Озабоченные люди торопливо растворялись на вокзальном пространстве и разъезжались на проходящих поездах, в основном, в направлении Лондона.

Наконец, появился заспанный беженец Егор, и мы, молча, вошли в здание вокзала. Спустя десять минут прибыл ближайший проходящий поезд. Мы уселись в тёплом вагоне второго класса, и покатили в сторону Лондона, где надеялись встретиться с неким Вовой из Тернополя, состоящим в преступной связи со своим земляком, окопавшемся в Париже.

Я откинулся на своём месте у окна и закрыл глаза, вяло планируя, где и как убить время в Лондоне.

— Просыпайся, могильщик мирового капитализма! — подбадривал меня попутчик.

— Ты, дитя сталинских депортаций, имеешь идеи, как убить время в Лондоне? Тот тип проявится только к семи часам, — отозвался я, не открывая глаз.

— Лондон сожрёт наше время и деньги быстро и незаметно, — успокоил он меня. — Вероятно, ты хотел бы посетить библиотеку, где Карл Маркс работал над Капиталом?

— Я не до такой степени противник капитализма. Меня вполне устроит экскурсия по лондонским пабам, в поисках тихого уютного места с порцией жареного картофеля и рыбы.

— Ну, ты точно жертва капитализма, если питаешься такой гадостью, — живо отреагировал Егор.

— С пивом, эта жареная гадость — вполне съедобна. А ты чем здесь питаешься, овсяной кашей с молоком?

— Я взял с собой продукты. Мамка приготовила.

— Мамка знает о твоём замысле приобрести новое гражданство?

— Знает, знает. Её сейчас больше беспокоит то, что я связался с типом, который питается чипсами с пивом, и ненавидит Мировое Правительство.

— У твоей мамы, хотя и поверхностное, но не самое плохое представление обо мне.

— А ты чё, ещё чем-то страдаешь, кроме потребления несъедобной пищи и ненависти к мировому капитализму?

— Нет, не страдаю. Но, некоторые уверенно квалифицируют меня, как закомплексованного, завистливого совка, расиста и антисемита.

— Это неверный диагноз? — заинтересовался Егор.

— Не совсем верный. Если я говорю, что Мировое иудейское правительство откровенно гнобит православных славян, то это не означает, что я завистливый антисемит. Я по-человечески понимаю рядовых евреев, которым частенько, несправедливо достаётся лишь за их национальную принадлежность, и не имею ничего против них лично. Я говорю о мировой секте с концентрированным еврейским капиталом, навязавшей всему миру свой порядок, в котором нам ничего хорошего не светит.

— Понятно. Я передам это своей мамке, и всем евреям, кого лично знаю, — пообещал Егор.

— Так и передай. Правда, в личных отношениях с евреями иногда наблюдаются проявления их традиций. К примеру, настойчивые попытки поиметь ближнего гоя, за поца. Как главный раввин Днепропетровской области (хасид) в передаче «Ныне» 29 октября 1994 натаскивал своих соплеменников: «Любавичский ребе учил, что «для Бога равны все евреи». «Люби еврея как самого себя». «Каждый еврей — это вселенная». «Люби нас, как мы любим себя, иначе будешь лишен почетного звания порядочного, просвещенного, интеллигентного, современного человека!».

Не могу сказать, что такое отношение ко мне и прочим богом не избранным, совершенно не раздражает меня.

— Короче, ты антисемит, — махнул на меня рукой попутчик.

— Если бы я был убеждённым антисемитом, тогда я принципиально не носил бы штаны от Ливайс, — аргументировал я, хлопнув себя ладонью по заднице.

— Причём здесь твои штаны? — удивился Егор.

— Изобретение еврейского торговца текстилем, — пояснил я.

— Левис Страус чё ли? Еврей?! — уточнил Егор.

— Это у нас так называют — «Левис Страус». А в Америке это имя произносят Ливай Стросс. Конечно, — еврей. Затеял и удачно раскрутил своё швейное дело в Сан Франциско в конце 19-го века. Был холостяком и филантропом, вероятно, помогал только еврейской общине. Своё дело передал племянникам. Те не подвели! Во всяком случае, размер всегда указывается верно. Их штаны можно покупать не примеряя…

— Та в этих еврейских, линялых джинсах и чёрной футболке ты особенно похож на расиста и антисемита, — прервал Егор мой рассказ о хорошем еврее.

— Это твоё личное видение. Никто ещё не замечал в моей внешности этих качеств, — отмахнулся я.

— Как же не замечали?! Ведь диагноз-то тебе поставили — совок-антисемит! Достаточно твоей внешности; линялые джинсы, чёрная футболка с логотипом The Rolling Stones, чтобы разглядеть в тебе потенциального анархиста и антисемита, — издевался Егор.

— Ну, если еврейских штанов тебе недостаточно, могу добавить, что мне нравится музыка еврея Брайана Бромберга, — оправдывался я.

— Это ещё кто? — вяло поинтересовался Егор.

— Американский еврей. Басист. Сочиняет и хорошо исполняет современный джаз, — пояснял я, видя, что это уже едва ли интересует Егора.

Прибыли на вокзал Вотерлоу и нырнули в трубу подземки. Егор заявил, что знает достойное сухое и тёплое место, где можно положительно убить время.

Я не задавал вопросов. Молча, растворился в особой атмосфере подземного Лондона, наблюдая людей вокруг себя. В большинстве своём, народ в этом городе отличался заметной озабоченностью. Большие расстояния, дороговизна общественного транспорта и жизни в целом, принуждали людей к бесчеловечно рациональному поведению. Мне не хотелось присоединяться к ним, хотя, мне нравилось, что здесь никто никого не знает, и никому нет до меня дела.

Через одну остановку Егор призвал меня на выход на станции Charing Cross. Пройдя немного пешком, вышли к Трафальгарской площади. Невзирая на гадкую погоду, там оказалось немало праздно шатающихся туристов. Но Егор не присоединился к ним, а направился к зданию Национальной Художественной Галерее. Я мысленно одобрил план его действий, и, молча, следовал за ним. Вход свободный. Сухое, отапливаемое помещение площадью более 46 тысяч квадратных метров, и более 2300 картин, выставленных к осмотру. Чудное решение вопроса о нашем времяпровождении!

Заведение было основано в 1824 году. Положительный образчик проявления разумного и человечного капитализма.

Я подумал, в какое время Карл Маркс, он же Мардохей Леви, пользовался бесплатными услугами лондонской публичной библиотеки для создания своего детища?

Мы быстро перестроились на иную атмосферу и поплыли вдоль стен, от картины к картине, из комнаты в комнату.

После шести вечера я прозвонил Владимиру, и он ответил.

— Володя, это Сергей. Мы сейчас в Лондоне, подвезли фото. Надо бы как-то встретиться.

— Да, Сергей. Я всё помню. Дай мне сообразить, где и когда мне вас встретить? — суетливо отреагировал он. — Я перезвоню тебе вскоре и сообщу. Жди моего звонка.

— Ну и чё там? — поинтересовался Егор, заметив моё замешательство.

— Обещал перезвонить, — ответил я, почувствовав ответственность перед этим парнем, за качество услуг от незнакомых мне людей.

Владимир таки позвонил.

— Сергей, ты мог бы подъехать на станцию метро Jubilee к семи часам?

— Да, сможем.

— Тогда вас там встретит Роман. Он в курсе дел, я дам ему твой номер, найдёте там друг друга и передадите ему всё, что приготовили.

— Хорошо. Ждём твоего Романа на станции Jubilee к семи часам, — согласился я.

— Ну чё? — Спрашивали меня.

— Поехали на встречу с украинским агентом, — ответил я.

— Говорил про Владимира, а теперь уже какой-то Роман. Целая украинская банда! — проворчал Егор, следуя за мной.

Эта станция метро оказалось современной и большой. Оставалось снова ожидать звонка от некого Романа. Наконец, тот проявился и сообщил, у которого выхода он ожидает нас, и как выглядит.

Нужного нам Романа я уверенно опознал, по его кожаной турецкой куртке, какие в Украине носит половина населения, шесть месяцев в году.

— Привет, — обратился я к стоящему в стороне парню среднего возраста, со всеми внешними признаками гражданина Украины.

— Здорово! — ответил тот.

— Роман? — спросил я на всякий случай.

— Да. А ты Сергей? Вова просил меня встретиться с вами. Я здесь работаю поблизости, — пояснил он своё участие.

— Ты в курсе наших дел? Мы привезли Володе фото и прочее… — перешёл я к целее нашей встрече.

— Да. Давайте мне. Я всё передам ему сегодня же.

— Роман. Не знаешь, как у наших людей получается с этими документами? — попробовал я поговорить с Романом об интересующем меня вопросе.

— Кто как умеет. У кого с языком хорошо, — здесь неплохо устраиваются. У кого не получается, выезжают в Канаду, — коротко доложил обстановку Роман.

— С кем-нибудь, из выехавших, с такими паспортами, есть связь? — спросил я.

— По приезду в Торонту, прозвонили, и сказали только, что всё прошло благополучно. Больше новостей пока нет.

— А связь с ними есть? — заинтересовался я.

— Надеюсь, снова позвонят, когда устроятся там. Я сам собираюсь в Канаду, — удивил меня Роман.

— У тебя тоже голландский паспорт?

— Не голландский. Шведский. Случайно подвернулся такой, подходящий по возрасту и росту. Предложили. Я взял. Но последнее время, предлагают только голландские, — признался Роман.

Я слушал его и машинально пытался воспринять этого парня шведским гражданином. Получалось с трудом. Для меня он оставался неисправимым украинцем из глубинки Галичины. Я успокаивал себя, что для большинства, кто ничего о нём не знает, воспримут его по предъявленному документу.

Вернувшись на вокзал Вотерлоу, я показал Егору, куда прибывают украинцы с голландскими паспортами из Парижа.

После многочасовых хождений по Лондону, мы, наконец, отыскали в вагоне поезда два места и растворились в атмосфере людей после рабочего дня. Свободных мест почти не было. Пассажиры молчаливо уткнулись в газеты и ноутбуки, говорили лишь по телефонам. У нас был час времени до Саутхэмптона, но разговаривать было неловко, да и не о чем. Мы встретились с Егором взглядами. Он сделал вопросительную мину. Ему хотелось услышать моё мнение. У меня такового не было.

— Ну что, товарищ, на правильном ли мы пути? — тихо отозвался я с вопросом.

— Думаю, стоит попробовать, — ответил Егор.

— Но эта проба и денег стоит, — напомнил я ему.

— При возможности трудоустройства, эти деньги быстро вернутся, — убеждал меня, и самого себя, Егор.

Он напомнил мне, что в течение дня мне звонили пару раз, но меня не было на своём месте — в Саутхэмптоне.

— Ты уже знаешь, где ты хотел бы работать? — поинтересовался я.

— Думаю, в Лондоне с таким паспортом легко найти работу.

— Но в Лондоне, придётся арендовать жильё и немало тратить на транспорт.

— Всё равно, это какие-то дополнительные возможности, — не очень уверенно настаивал Егор.

— Кстати, в случае временного переезда в Лондон, я мог бы сдать свою комнату в Саутхэмптоне в рент, — размышлял я вслух.

— О! И это говорит противник рыночных отношений, — провоцировали меня на разговор.

— Я уже говорил тебе, я не противник самих рыночных отношений, я против мародёрства под видом рыночных отношений. Особенно, когда таким мародёрством промышляют бывшие компартийные и комсомольские бонзы. Относительно же идеи о сдаче социального жилья, это пока лишь мысли вслух. Полагаю, моим соседям это не понравится. Но в случае переезда в Лондон, надо быть готовым к встрече с неприятными капиталистическими реалиями. Расходы на жильё и транспорт будут сжирать большую часть заработанного, что сведёт смысл трудовой деятельности до бессмысленного минимума. Волей неволей, задумаешься о способах выживания в условиях рыночных отношений. Думаю, что сдать в рент пустующую социальную комнату по умеренной цене — не великий грех, а лишь рациональное использование скромных ресурсов, — мрачно прогнозировал я житие в Лондоне.

— Сдашь свою комнату, и возникнет там какой-нибудь грязный притон алкоголиков, наркоманов, извращенцев, — пугал меня Егор.

— А ты противник всяких отклонений от норм? Как в Сибири, народ уже обучают терпимости к извращенцам?

— Ты имеешь в виду отношение к голубым?

— К голубкам и прочим трансформаторам?

— Центральные Российские телеканалы отличаются этой окраской, а в Сибири эта зараза начинает распространяться только среди молодёжи, — доложил правильный Егор обстановку в Сибири.

— Ты, кстати, представитель молодёжи, мог бы здесь закосить под голубчика, — пошутил я.

— Для этого не обязательно быть молодым. У тебя такие же возможности заявить сейчас миграционной службе о своей переориентации, и попросить местных гомиков поддержать тебя, — парировал Егор.

— Мне уже поздно менять ориентацию и обращаться в контору. Моё дело похерили. Так что, в архивах этой страны я остался белорусским натуралом. Если бы я был хоть немного голубым, то давно бы уже имел статус постоянного жителя в этой или другой стране.

— Да ты, никак завидуешь им! У них всё получается, а ты такой правильный, и ничего не можешь добиться в своей натуральной жизни, — подначивал меня Егор.

— Да уж, завидую тому, что в современном мире им определили некое привилегированное положение по отношению к нормальному натуральному человечеству.

— Кто это определил им такое особое положение? Они сами по-братски поддерживают друг друга, помогают устроиться, пробиться, — возразил Егор.

— Их поддерживают и поощряют те, кто правят в этом мире. Кто организует глобальную моральную и физическую деградацию определённым народам. Обрати внимание, каково отношение к православным славянам, как активно осуществляется разрушение их моральных ценностей. Как пропагандируется, насаждается и поощряется всё, что способствует деградации этих народов.

— Так кто же конкретно это организует, ты можешь сказать?

— Есть национальности, которые отличаются концентрацией капитала и откровенным национализмом. Они брезгливо дистанцируются от прочих наций, как неполноценных. У них не то, что браки с представителями иных национальностей не поощряются, они стараются даже свои школы и детские лагеря организовывать по национальному признаку, где детей приобщают исключительно к своим национальным, религиозным и моральным ценностям. Они много говорят о равенстве, свободе, демократии и вседозволенности. Но, уж поверь мне, своим детям они не показываю фильмы, пропагандирующие однополые браки и прочие отклонения от естественных норм.

По мере удаления от Лондона, пассажиров в вагоне становилось всё меньше. Народ расползался по пригородам Лондона, где жилище было значительно дешевле, чем в самом мегаполисе.

Я снова задумался об адаптации, в качестве голландского подданного, где-нибудь в Шотландии или Уэльсе. Я там никогда не бывал, но почему-то чувствовал, что мне будет значительно легче раствориться в этих краях Великобритании. Получить все необходимые документы, как иностранному работнику, и успешно функционировать. Я снова и снова примерял новый паспорт к Саутхэмптону, но получалось плохо. Да что там плохо, просто до опасного невозможно. Как не примеряй, а для применения нового документа, позволяющего мне жить и работать на острове, я был вынужден покинуть хлебный портовый город и тихо залечь где-то, как это делал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич. У этого, кстати, был богатый шпионский опыт скитаний по Европе с поддельными паспортами. Но и поддержка у него была, — куда мне до него с его антироссийскими семитскими связями.

К Саутхэмптону мы подъехали в почти пустом вагоне. В пути я рассказал Егору в общих чертах, где и как я проживаю, и о неисправностях нашего отопительного котла. Я несколько удивился его приглашению заходить к нему с мамкой в гости и коротать время в их жилище.