Преступное разгильдяйство

В ноябре 1943 года мы держали активную оборону. Почти каждую ночь с нашей стороны действовала разведка. Вот что докладывалось мной в штаб дивизии в боевых донесениях. «В 11 часов 14 ноября до взвода пехоты противника при поддержке трех танков Т-1\/из Жуковцы атаковали в направлении Щербанивки. Два танка нами подбиты, нанесли урон пехоте. Противник оставил Жуковцы и отошел на Леоновку. Пленные 10-й танковой дивизии». А в 29 сп все было иначе.

Штаб 29-го стрелкового полка с ротой связи выдвигался в сторону Черняхова и в пургу напоролся на части этой 10-й дивизии. Пехоты в полку совсем не было, и противнику удалось пленить 93 человека. В том числе: начальника штаба полка майора Ростовцева, ПНШ-4 лейтенанта Рупенко, парторга лейтенанта Авраменко, начальника химической службы старшего лейтенанта Бон-дина, начальника финансового довольствия лейтенанта Попова, заведующего делопроизводством хозчасти Ла-заренко, командира взвода пешей разведки младшего лейтенанта Жеребьятьева, командира роты связи старшего лейтенанта Галычина, командиров взводов связи лейтенанта Езуса, младших лейтенантов Ведехина, Крюкова и ветеринарного врача Сергеева.

Тогда об этом нас даже не информировали, и я узнал об этом случае только из архива, где обнаружил вышеприведенный список и общее количество плененных. Из всего списка на 93 человека после войны отозвались только двое: лейтенант Езус, выживший в плену, и телефонистка Ярцева Маша, бежавшая из плена. Всех плененных немцы отправили в Жашковский район, ныне Черкасской области, где содержали на территории сахарного завода под охраной местных полицейских. Под Новый год администрация разрешила жителям принести пленным новогодние подарки. Местные девушки, сняв с себя по одной одежонке, переодели Машу в гражданскую одежду и вывели ее из лагеря.

Потом она встретилась с воинами нашего 343-го полка, державшими в январе в этих местах оборону, и вернулась в свой родной 29-й полк, в котором и воевала телефонисткой до Победы. В своем письме и устно она рассказала мне о пленении и побеге из плена. Этот случай, происшедший при занятии дивизией обороны без пехотных подразделений, вышестоящим начальством был расценен как должностное преступление командира дивизии полковника Богданова, который был отстранен от занимаемой должности и позже понижен в должности до командира полка. А что же командование и штаб 27-й армии? Ведь они должны были знать о боеспособности нашей дивизии и поставленной ей боевой задаче. Этот вопрос до сих пор остается открытым…

Ю. И. МУХИН. Я хотел бы к этому отрывку сделать комментарий не по теме. Все эти Солженицыны и прочие клеветники СССР настойчиво брешут, что в СССР, дескать, всех наших пленных без разбора объявили шпионами и предателями и отправляли в ГУЛАГ. А Александр Захарович мимоходом рассказывает, как действительно обстояло дело с теми, кто попадал к немцам в плен. М. Ярцеву не только не объявили шпионкой и предательницей, не только не отправили в ГУЛАГ, но и оставили служить связисткой. А к надежности связистов предъявляли очень высокие требования. Чтобы вы поняли, о каких требованиях идет речь, приведу эпизод из воспоминаний А В. Невского.

«В 81 стр. корпусе было принято решение перегруппировать дивизии, то есть заменить одну дивизию другой, для этого нашей 2-й стр. дивизии пришлось совершить марш 40–50 км.

Впереди колонны двигался один из полков, за ним шел мой батальон связи. Так как вся дивизия была на конной тяге, то движение ее было крайне медленным, двигались со скоростью 2–2,5 км в час: то одна лошадка остановится в обозе, то другая.

Такое движение крайне утомляло моих связистов — народ отборный, молодой, здоровый, привыкший бегать, неся на себе, кроме оружия, еще и катушку с кабелем, т. е. с грузом, превышающим в 2–3 раза вес снаряжения пехотинца. Топографические карты имелись у каждого командира взвода, исключительное большинство солдат и сержантов имело среднее и высшее образование, картой и компасом мог владеть любой солдат.

Люди рвались вперед. Какая была обстановка, нам примерно было известно. Кроме того, мне было известно, где должен был разместиться штаб дивизии и полки. До места назначения оставалось примерно 25 км. Принимаю решение обоз оставить в походной колонне, а самому с группой связистов в 50 человек проскочить вперед. Шли мы со скоростью 7 км в час, «как олени», нас никто не подгонял, но было общее желание как следует отдохнуть на месте. Примерно через 15 км показался населенный пункт, были приняты меры предосторожности, и мной выслана разведка, сами мы тоже скрытно продвигались вперед. Через некоторое время разведка донесла, что впереди немцы грузят на три автомашины груз, охрана не замечена. Решаю атаковать деревню с трех сторон, до последнею момента входили в поселок не замеченными противником, автомашины достались нам, убитых немецких офицеров были 2 человека и 10 пленных, небольшая часть все же удрала.

Мы торжествовали — это первая, настоящая, активная, боевая задача, выполненная самими связистами. Пленных повели в тыл навстречу дивизии четыре человека, остальные двинулись к намеченной цели. В пути я соображал, кому и какие следует дать награды.

Пришли на место, выставили охрану, рекогносцировали место каждого отдела штаба 2-й стр. дивизии. Приступили к наводке линии связи, а после окончания работы расположились на отдых. Внезапно на автомашинах нагрянуло наше дивизионное начальство, мечет гром и молнии, зело было взбешено, негодовало. Мне было объявлено в присутствии моих людей, что буду отдан под суд Военного трибунала за самоуправство, за превышение власти, за самовольство и т. д. Приказано было срочно представить строевую записку и список личного состава. Когда комиссия убедилась, что мои люди все налицо и оружие в сохранности, начальство успокоилось.

Причина гнева была вполне понятна: если бы недоставало хотя бы одного связиста, дивизию вновь пришлось бы перебрасывать в другое место. Дело в том, что связисты батальона связи отлично знали дислокацию дивизии, корпуса и частично армии, а, к примеру, командир батальона стрелкового полка в этом отношении имел ограниченные сведения — не больше, как только за свой полк, поэтому, попадись в плен связист батальона связи, он был бы для противника самой ценной находкой.

Мои подчиненные были крайне удручены. Под суд меня не отдали, но в награждениях было отказано».

Но вернемся к теме. Как явствует из эпизода со снятием с должности командира дивизии, начальство с разгильдяйством пыталось бороться, но безуспешно. Об этом вы узнаете из следующего рассказа Александра Захаровича.

Загрузка...