Падает мрак

Глава двадцать четвертая

— Сэр? — В двери кабинета Лоусона появился сержант Бартон. — Нам только что позвонил Паскаль.

Лоусон набрал в грудь побольше воздуха и осторожно выдохнул:

— Похититель проявился?

Бартон нахмурился:

— Может, и так. Паскаль обнаружил сережку на ступеньках, уверяет, что эти сережки были на жене в день похищения.

— Не нравится мне, что именно Хьюго нашел ее, — задумчиво произнес Лоусон.

— Считаешь, он вытащил ее из шкатулки с драгоценностями и подбросил? — спросил Бартон.

— Не знаю, — сказал Лоусон. — Но мы скоро узнаем. — Он протянул руку к телефону. — Сейчас прикажу группе наблюдения просмотреть видеоматериалы этого утра. Если это сделал Паскаль… — Инспектор замолчал и в ожидании ответа с досадой постучал ручкой по кипе бумаг на столе. — А этот развлекательный комплекс, который проектирует Паскаль… Имя застройщика вроде Мелкер?

Бартон кивнул.

— Выясни о нем все, что возможно. Откуда у него деньги на строительство? Нет ли связей с Касаветтесом? Даже если его жена отоваривается в одном супермаркете с матерью Касаветтеса, я хочу это знать.

Через час они сидели в комнате для совещаний, просматривая эпизод, отснятый группой наблюдения: по подъездной аллее идет почтальон, опускает газеты и корреспонденцию в почтовый ящик Паскаля, чихает, вытирает нос, поворачивается и уходит, исчезая из кадра.

Лоусон перемотал запись: почтальон вновь шел, опускал, чихал…

— Вот! — вскрикнул Лоусон, остановив запись и тыча пальцем в монитор.

— Не вижу я ничего… — Бартон склонился к экрану, отведя чашку с кофе в сторону, чтобы не ошпариться.

Лоусон еще раз перемотал и приблизил изображение:

— Теперь видишь?

Когда почтальон совал в карман носовой платок, оттуда что-то выпало.

— Ты думаешь, это… — с сомнением протянул Бартон.

— Да точно! Это сережка!

Еще пятнадцать минут офицер из группы наблюдения по просьбе инспектора то замедлял, то останавливал изображение, увеличивал, фокусировал… Сомнений не было: это почтальон подбросил сережку.

Глаза Бартона загорелись от нетерпеливого предвкушения.

— Когда мы с ним познакомимся?

Лоусон вытащил кассету и положил ее в футляр:

— Да прямо сейчас.

Кит Дент был все еще в форме. Когда Лоусон и Бартон вошли в кабинет для допросов, он оттянул воротник рубашки и судорожно затянулся сигаретой. Лоусон включил магнитофон и надиктовал все необходимые формальности.

— Итак, вы в курсе, что в любое время имеете право потребовать присутствия вашего адвоката, — повторил он.

Почтальон пожал плечами, но его попытка изобразить беспечность вышла неубедительной.

— Это преступники нуждаются в адвокатах, — сказал он. Его маленькие темные глазки перебегали с одного предмета на другой, лишь на секунду задерживаясь на чем-то в скудно меблированной комнате.

— От кого вы получили сережку? — спросил Лоусон.

— Какую сережку?

В ответ инспектор положил на стол распечатку кадра с видеопленки. Сережка только что выпала у почтальона из платка, бриллиант и рубины сверкнули на свету.

Дент осторожно протянул руку, отдернул и даже со скрежетом отодвинулся вместе со стулом от стола, желая оказаться подальше от компрометирующего изображения.

— Я показываю мистеру Денту фотографию, улику номер ноль один — А один — тридцать восемь семьдесят два, — произнес Лоусон в микрофон. — А теперь потрудитесь объяснить, каким образом вы завладели сережкой адвоката Паскаль?

— Мне дал ее один тип.

— Тип… Что за тип? — поинтересовался Бартон.

В ответ Дент только поднял плечи.

— Где? — потребовал ответа Лоусон.

— На Эппл-ярдс-лейн. Он остановил меня на обычном маршруте.

— Как он выглядел?

— Как обычно.

— Рост? Возраст? Цвет глаз? Ну же, мистер Дент, напрягитесь.

Дент неловко поерзал на стуле:

— Не знаю. Среднего роста, может, метр семьдесят пять. Откуда, черт возьми, мне знать, сколько ему было лет? Не старый, но и не молодой уже.

Он замолчал, и Лоусону пришлось подстегнуть его память:

— Глаза какие?

— Вроде голубые… Не темные, уж точно. И прежде, чем вы спросите… На нем была шапка, так что я не знаю, какого цвета у него волосы.

— Опишите шапку.

Дент вздохнул с видом человека, честно выполнившего свой долг, а к нему еще с глупыми вопросами лезут, и ответил:

— Черная. Шерстяная. Из тех, что сейчас носит молодежь.

— По-моему, вы сказали, что он немолодой.

— Ну да. Это я просто к примеру…

— Телосложение?

— Трудно сказать.

Лоусон издал нетерпеливый возглас.

— На нем было что-то вроде анорака! Такая объемная куртка! — возмутился Дент. — Откуда мне знать!

Лоусон сделал глубокий вдох и попытался успокоиться:

— Какого цвета?

— Что, куртка? — Он заметил раздражение Лоусона и поспешно добавил: — Ладно-ладно! Синяя. Светло-синяя, с такой красной штуковиной посередине.

— «Красной штуковиной»? Он что, неаккуратно позавтракал?

— Нет! — воскликнул Дент. — Вшитая такая по краям полоска.

— Кант, — догадался Лоусон. — Слава богу, хоть что-то выяснили. Вы не заметили, может, кольцо или какие-то украшения, татуировки?

Дент покачал головой:

— Я смотрел только на семьдесят пять фунтов в его руке.

— Семьдесят пять фунтов? — переспросил Бартон. — Думаете, ваша услуга того стоила?

— Слушайте, — сказал Дент. — Он сказал, что стырил эту сережку, но его совесть замучила, теперь желает вернуть ее, а светиться возле дома ему не хочется.

— Держу пари, сильно не хочется, — пробормотал Бартон.

— И вы помогли ему, — сказал Лоусон.

— Верно.

— За семьдесят пять фунтов.

Дент пожал плечами и начал ковырять ногти. Они были обкусаны до мяса, и, похоже, его так и подмывало вгрызться в них и теперь.

— Хорошо знаете свой маршрут, мистер Дент?

— Я работаю на этом маршруте два раза в день вот уже восемь лет, — сказал почтальон, впервые за время допроса взглянув Лоусону в глаза.

— Значит, вы знали, к какому дому вы подбрасываете сережку?

Дент снова отвел взгляд.

— Вы же смотрите новости?

Дент замотал головой:

— Ну уж нет, у вас не получится! Я догадываюсь, к чему вы клоните, но вы меня не запутаете. Я просто сделал то, о чем меня попросил этот тип. Он сказал, что хочет по-тихому все уладить.

— А вам не пришло в голову, что у него мог быть более… зловещий мотив?

— Хорошо, я признаю, что так могло бы быть. Но ведь ничего страшного не случилось…

— Вы только взяли деньги и поместили ваши мозги в карман брюк вместе с бумажником!

— Нет, погодите…

Но Лоусон продолжил, не слушая его возражений:

— Если бы вы сообщили об этом, то мы, возможно, уже поймали бы похитителя. Но вам это конечно же и в голову не пришло.

— Нет! — выкрикнул Дент. — Не пришло!

Они завершили допрос через несколько минут: было ясно, что от Дента им уже не добиться ничего путного. Когда его провожали к двери, Лоусон сказал ему вслед:

— Сейчас вы — сообщник похитителя. Если с Кларой Паскаль что-нибудь случится, вам, вероятно, предъявят обвинение в соучастии в убийстве. Поразмышляйте над этим на досуге, может, это освежит вашу память.

Несколько минут Лоусон и Бартон сидели в тишине. Пленки с записанным допросом лежали на столе перед ними. Бартон откашлялся, Лоусон взглянул на него:

— Ничего не говори, Фил… — Он прижал ладони к закрытым глазам, пытаясь унять жжение под веками. — Я знаю… Дент — всего лишь жадный дурак и не видит дальше бумажек, которыми тот парень помахал у него перед носом.

— А может, это был вовсе и не похититель, — утешил его Бартон.

— Не думаю, Фил. Пиппа тоже запомнила синюю куртку с красным кантом, так что, скорее всего, это наш человек. Да и рискнул бы он действовать с сообщником?

Бартон промолчал, но Лоусон и не ожидал ответа.

— А, к черту! — Инспектор взял со стола пленки и встал. Болели все мышцы, только теперь он понял, каких усилий ему стоил допрос — будто все это время он камни ворочал. — Мы подобрались к нему так близко! Еще бы чуть-чуть! Сорвалось…

— Да прекрати ты ради бога! — воскликнул Бартон. — Он остановил этого Почтальона Пэта[7] в полумиле от дома Паскалей. В группе наблюдения работают профессионалы, но они не всемогущи…

Лоусон устало кивнул: Бартон был прав. Что толку обвинять себя? Кларе это все равно не поможет.

— Что там с Мелкером? — спросил инспектор. — Нашли связи между ним и Касаветтесом?

Они вышли из участка, кивнув охраннику. Внутренняя дверь в Музей полиции была заложена кирпичом из соображений безопасности, и теперь войти туда можно было только с улицы. Они поспешили, опустив головы и подняв воротники, чтобы защититься от дождя, и, как только они свернули за угол, раздались крики и их окружила толпа фотографов и журналистов. Лоусон вздрогнул.

— Вот черт! — вырвалось у него.

Он совсем забыл про прессу.

— Есть какие-нибудь зацепки, сэр?

— Уже было требование выкупа?

— Это правда, что вы арестовали подозреваемого?

Лоусон сжал зубы и продолжал идти.

— У вас есть предположения, где может находиться Клара?

И вдруг раздался вопрос, который заставил его остановиться:

— Что вы можете сказать о сережке, инспектор?

Лоусон повернулся, чтобы взглянуть в лицо слишком осведомленному репортеру. Как, черт возьми, он узнал о сережке?

В толпе зашушукались: «Что за сережка?» И тогда журналист ответил вопросом на вопрос — и этот момент сегодня вечером будут транслировать по радио и телевидению по всей стране:

— Сережка принадлежит Кларе?

Лоусон решительно протолкался к входу в Музей и начал подниматься по лестнице.

— Как думаешь, кто слил информацию? — спросил Бартон.

— Касаветтес? — Лоусон грохнул кулаком по стене. — Макатиера инсульт хватит, когда он об этом узнает.

Поднявшись на второй этаж, они остановились.

— Ты спрашивал меня о Мелкере, — вспомнил Бартон.

— Есть что-нибудь? — Лоусон взглянул на приятеля в надежде услышать хоть одну хорошую новость.

— Мне очень жаль, босс. По нашей базе данных — ничего. Он честный, законопослушный гражданин. Единственно — пока не совсем ясен источник финансирования строительства его развлекательного комплекса. Может, тут что-нибудь нароем. Если что — я сразу дам тебе знать.