Падшая звезда

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ВЛАСТИТЕЛЬ И МЯТЕЖНИЦА

1

Когда игра сложна, а ставки высоки, нельзя полагаться на удачу. Необходим трезвый расчёт и холодная голова. Но на этот раз расчётливая холодность давалась особенно трудно. Тупое, бессильное равнодушие боролось со скрученным в каменно твёрдый узел бешенством, и очень трудно, на самой грани давался баланс между этими крайностями. Даже Товесса сразу сообразила, что именно от неё хотят скрыть. Не из-за дыр в ментальной защите, а просто и глупо: по выражению лица, по жестам, по голосу. "Маска" Ниррит отслаивалась уродливо, кусками.

Что, конечно же, было совершенно неприемлемо.

С одной стороны, ей требовалась передышка. Время, чтобы свыкнуться, притерпеться, измениться. Остыть. С другой — не было сил ждать и терпеть, не предпринимая ничего, отдаваясь расслабляющим медитациям и управляемым целительным снам. Хотелось сделать хоть что-то. Причём сделать — прямо сейчас, а не когда-нибудь потом.

И тогда она выбрала стратегию. Медлительную, зато неуклонно приближающую к цели. Позволяющую вырезать и примерить новую "маску", не такую пугающую, как "маска" убийцы на жаловании, состоящей в штате тайной службы Энгасти.

О, Ниррит Ночной Свет можно будет вернуть к активности в любой момент. Она ничего не забыла, не утратила ни одного из своих многочисленных навыков. Но пусть Ниррит подождёт. Отдохнёт во тьме и тишине, медленно пропитываясь предвкушением чужой смерти. Пусть вернётся только за один вздох до последнего прыжка. Это её святое право: поймать отблеск внезапного ужаса в расширенных зрачках… кого?

Пока это оставалось скрытым. Но она собиралась распутать всю нить, осторожно, не настораживая раньше срока плетельщика сети, в которой насмерть запутался её принц.

"Айсе, любимый… прости меня.

Но я — не прощу!"

Жесток к своим людям Куттах.

Так сказывают старые: во времена прежде всех иных времён, когда риллу пришли в Пестроту из незнаемых далей по Дороге Сна, утомились они. Ибо всё живое рано или поздно устаёт, даже риллу, великие меж великих. Утомившись, сошли риллу с Дороги на обочину её, и там, где сошли, утратил свою изменчивость Сон. Так появились в Пестроте первые миры, риллу же стали стержнями их. Ибо были риллу, когда не было ничего, кроме изменчивости, и лишь Тот, Кто видит во Сне своём Дорогу, сохранял неизменность.

Далее сказывают старые так: став стержнями первых миров Пестроты, риллу утратили ту изменчивость, которой обладали ранее. Когда же случилось это, оказалось, что в своём постоянстве риллу различны, и миры, которые появились вокруг них из первичного Сна, различны тоже. И говорят знающие, что с тех времён до времён нынешних мало общего у разных риллу; только Право Крыльев разделяют все они и сродство с Дорогой Сна, как залог грядущей изменчивости. И добавляют знающие, что с тех времён до времён нынешних мало общего у разных миров. Только высшая магия одинакова везде, да ещё время, ибо нет в Пестроте мест, где время не течёт вовсе.

И ещё сказывают старые: риллу были и остаются в Пестроте первыми. Но где есть первые, там недалеко и до вторых, и до третьих, и всех последующих. И вторыми после риллу стали демоны. Не было в них зла изначально, поскольку природа их сходна с природой первых в Пестроте, риллу; но стали демоны злыми, когда восстали на риллу, когда побеждены были и низвергнуты. Однако по могуществу своему не оказались демоны в пустоте. Там, где остались они, появился Лепесток, называемый Адом или ещё Нижними Мирами. Нет в Пестроте места худшего. И в том Лепестке никто не зовёт риллу властительными, но сильнейшие из демонов в жестокой усобице стали князьями Нижних Миров, и правят Адом, как пожелают.

Затем сказывают старые вот о чём: вторыми после демонов и третьими после риллу стали смертные. Долгим было бы перечисление видов и рас, что пришли в Пестроту третьими, и непосильным для любого рассказчика. Но с появлением смертных окончились медленные времена, и наступили времена новые, те, что текут поныне. И на этом завершается сказ о схождении с Дороги Сна, и о появлении миров, и о том, что было допрежь того, как в Куттах явились кутты, а следом за куттами — люди мира сего, неблагого, злосчастного.

"…жесток к своим людям Куттах", — мысленно повторяет та, кого звали Ниррит, а до того — Терин, а ныне получила для нового мира и новое имя. "Но Куттах чужой для меня, хоть я ему не чужда; и могу ли я ещё называть себя человеком? Молодым магом высшего посвящения могу я считать себя без сомнений, но маг высшего посвящения — это куда больше, чем просто смертное существо определённого вида…"

Мысли её неторопливы, как течение скованной льдом реки. А к мыслям понемногу подмешиваются воспоминания.

Она появилась словно из воздуха, замглившегося на секунду, на самом краю Пустошей.

Видел её появление только Ныммух: человек Куттаха, принадлежащий разом к числу старых и к числу знающих. Если бы они находились в Аг-Лиакке, его можно было назвать и старейшиной, и патриархом, и ведуном. Он по-прежнему ходил на охоту с молодыми и крепкими мужчинами, но прямого участия в ней давно не принимал. Его делом были многообразные опасности территории, где ощущается "дыхание" ядовитого океана, территории, которая и зовётся Пустошами. Если издалека приходило что-то губительное, не сразу ощутимое для простых охотников, и в первую очередь — смертоносные лиловые бури, задача Ныммуха заключалась в том, чтобы предупредить их и скомандовать отступление. Пища — это, конечно, и важно, и нужно… да только пища, за которую заплачено слишком дорого, не идёт на пользу племени Хурл.

Она появилась на краю Пустошей, и сначала Ныммух принял её за одно из видений. Многое может привидеться человеку в этих местах, и отнюдь не все явления следует принимать всерьёз. Как говорится, не всё наделённое плотью опасно, не всё лишённое плоти смертоносно. Хотя она и походила на женщин людей Куттаха, она также в равной, если не в большей мере отличалась от них. Когда она, оглядевшись, неторопливо двинулась к Ныммуху, он напряг горло, выкрикнул утробно сигнал "неизвестное-живое" и принялся разглядывать незнакомку.

Волосы чёрные, с синеватым отливом. Вполне обычные. Но заплетены в одну косу. Женщинам так делать строго запрещено, это — привилегия охотников. Кожа очень бледная и словно желтоватая, как брюхо у песчаного полоза. Даже у покойников такой не бывает. Одежда странная, новая, богатая. Богаче, чем у любого человека племени Хурл. Нож на поясе… неужто из металла? А рядом с ножом… ну, это уже в голове не помещается. Кто же станет делать металлической флягу? Кто может быть богат настолько? Ныммух попробовал взглянуть на странную женщину глазами охотника, чего давно уже не делал, и обнаружил, что она напоминает ему о гибкой повадке ядозуба. Или даже долгохвоста, который полозов, ядозубов и прочих холоднокровных ловит и жрёт.

Женщины людей Куттаха так не двигаются. Так двигаются только немногие сильнейшие охотники: Сыйлат, Когур…

Дойти до Ныммуха явившаяся не успела. Потому что охота только началась, и трое охотников, возглавляемых Когуром, вернулись назад очень быстро. Увидев женщину с одной косой, старший сын Когура крикнул:

— Обернись! — и добавил дурное слово.

Но женщина и не подумала оборачиваться.

— Стой, чужая! — рявкнул на бегу уже сам Когур.

Женщина остановилась. Ныммух видел, как она закрыла глаза, и подумал, что это от страха. Но как раз страха-то он в ней и не чуял. Ни страха, ни злости, ни возбуждения, ни спокойствия. Тогда, сосредоточившись и устремив свой дух, он попробовал понять, какие чувства владеют чужой женщиной. Он, знающий, это умел…

Чувства? Никакие. Даже голодного ожидания ядозуба не ощутил он.

Ныммух словно пытался проникнуть в чувства мёртвого камня, а не живого существа. И старик-знающий уже хотел выкрикнуть сигнал "неизвестное-опасное", но не успел. Когур, его старший сын и его племянник добежали до женщины раньше. И разлетелись в стороны, словно та на мгновение превратилась в тугой, очень быстрый вихрь.

Кинулись снова — и снова были отброшены, вдвое дальше и много жёстче.

Ныммух всё же выкрикнул "неизвестное-опасное", пусть с опозданием, но охотники не обратили на это внимания. Все трое, оскорблённые случившимся, уже провалились в Алую Тьму. Уподобились почуявшим кровь хищникам. Слова в них уснули, и условные сигналы утратили смысл. В Алой Тьме, как помнил по собственному опыту Ныммух, есть место только атакующей ярости, звериной хитрости и чувству локтя. Очень мало кому из обитателей Пустошей можно не бояться свежей, не утомлённой преследованием тройки охотников, спаянной Алой Тьмой в стаю.

Женщина не испугалась.

Ядозуб? Длиннохвост? Нет! Со стремительной грацией, сравнения с которой не выдержал бы даже матёрый клыкач, женщина ринулась на Когура. На самого старшего. И несколькими неразличимо-слитными ударами опрокинула его. Хотя число и характер ударов остались неизвестны, Ныммух видел, как упал Когур. Бойцы, если ещё в сознании, так не падают. Рывок племянника и сына Когура должен был смять уже чужую, но она очень быстро и точно сместилась в сторону, небрежно отбив потянувшуюся к ней руку племянника. Своим предплечьем — его предплечье. Вот только для неё это столкновение оказалось нипочём, а рука племянника повисла, сломанная…

Считанные секунды длилась схватка. И закончилась, когда Ныммух даже испугаться толком не успел. Сильнейший в тройке охотник лежал без движения, двое просто сильных шевелились в пыли, и даже Алая Тьма, отнимающая дар чувствовать боль, не помогала им подняться. А чужая женщина преспокойно оставила их за спиной и снова пошла в сторону Ныммуха.

Бегство не имело смысла. Старик видел, как быстра чужая. Может, она и не быстрее лиловой бури, но ему, утомлённому жизнью, хватит с избытком. Не двигаясь и замедлив дыхание, Ныммух ждал, замерев, как ушастый норник замирает при виде песчаного полоза.

Чужая остановилась в десяти шагах. Посмотрела жутковатыми, почти белыми глазами на сидящего Ныммуха. И… села, подобрав длинные ноги, прямо на уплотнившийся воздух. Так, чтобы не быть ни выше, ни ниже, чем сидящий на плоском камне старик.

"Приветствую тебя, почтенный", — сказали её глаза.

Как-то сразу ушли страхи. Затянулась пеленой равнодушия память о недавней жестокой расправе над Когуром с его родичами. Даже привычные боли в спине ушли куда-то, зато ясным и гладким стало сознание. Таким ясным и гладким, каким ещё никогда не бывало.

"И я приветствую тебя, дочь чужих законов", — ответил Ныммух при помощи Тихой речи.

"Скажи, твои сородичи всегда так агрессивны?"

"Нет. Они приготовились охотиться, рисковать и драться, а тебя сочли нарушительницей законов племени. Когда ты воспротивилась воле охотников, их души решили, что пришло время сражения за жизнь до смерти".

"Понятно. Надеюсь, если я вылечу их, они не станут нападать на меня снова?"

"Если я объясню им, что к чему, то нет. Глупо бороться с непреодолимым".

"Непреодолимого не существует".

"Для тебя — быть может. Но не для нас. Значит, ты умеешь не только сражаться?"

"Да. Я умею многое… и надеюсь, что я буду для вас полезна".

"Зачем тебе это?"

"Видишь ли, почтенный, иногда люди помогают друг другу просто так. Но такое бывает редко, и я не настолько добра, как немногие действительно хорошие люди. Поэтому буду честна. Я надеюсь, что когда настанет ваша очередь быть для меня полезными, вы не откажете мне в помощи. А теперь объясни вашим охотникам, что я не собираюсь причинять им лишней боли… если, конечно, они не будут глупы и не повторят попытки напасть".

"А если они всё же будут… глупы?"

"Вторично я не стану сдерживать свои удары. Глупцов я убиваю".

Мертвящим холодом веяло от этого ответа.

И Ныммух ни на миг не усомнился в том, что будет именно так, как сказала чужая. Он чувствовал это так же ясно, как и то, что она уже убивала раньше. Много, много раз.

…Исцеление Когура и его родичей заняло у неё почти так же мало времени, как нанесение увечий. Устав удивляться, наблюдал Ныммух, как на глазах срастаются сломанные кости, как вправляются словно сами собой вывихи, как рассасываются кровоподтёки. Такого попросту не могло быть, потому что требовало поистине огромного расхода маны. Много большего, чем способен накопить один человек… но разве могло быть так, чтобы одна женщина могла одержать верх над тремя сильными охотниками, вошедшими в Алую Тьму, и не по очереди, а одновременно? Чтобы она же, вооружённая, принадлежала к числу знающих Тихую речь взглядов, хотя, судя по гладкой упругости её кожи, число виденных ею Потемнений было совсем невелико?

Конечно же, быть такого не могло. Никак. Но так — было! И Ныммух очень хорошо понимал, почему охотники с растерянностью и ошеломлением смотрят на чужую женщину. Трудно, очень трудно невозмутимо встречать крушение незыблемых основ мира! Даже ему, старику из числа знающих, видевшему на своём веку много такого, что способно отучить удивляться…

А потом чужая снова посмотрела Ныммуху в глаза.

"Если это не будет слишком дерзко с моей стороны, я бы предложила свою помощь в охоте. Что у вас считается хорошей, желанной дичью?"

Пустоши опасны. Никому из людей Куттаха не надо объяснять эту прописную истину. Но тогда, в самом начале, она ещё не подозревала, насколько коварными они могут оказаться. И не обратила внимания на признаки, заставившие бы Ныммуха прокричать сигнал "быстро назад!"

Загнать, убить и освежевать полосатого прыгуна оказалось делом не столько трудным, сколько муторным. А в конце, когда прыгун уже лишился своей шкуры, изменения зашли так далеко, что небо у окоёма начало явственно менять цвет, наливаясь тусклым багрянцем. Один из охотников, заметивший это, тревожно вскрикнул. Когур поднял голову, всмотрелся — и мгновенно переменился в лице. После его отрывистой команды охотники дружно сорвались с места и побежали в ту сторону, где остался Ныммух. Добычу они бросили, не раздумывая.

Но Ниррит не собиралась сдаваться так просто.

Первое из брошенных ею заклятий должно было анимировать освежёванную тушу прыгуна. Но законы некромантии в Куттахе серьёзно отличались от привычных для неё магических законов, о чём она второпях позабыла. А может, прыгун сам по себе был не таким, как привычные теплокровные твари Тагона и Аг-Лиакка, или же успешно законченное свежевание каким-то образом отразилось на его остаточных витальных энергиях. В общем, заклятье подействовало… но подействовало криво. Вместо быстроты, равной максимальной прижизненной, и свойственной всем разупокоенным неутомимости Ниррит с неудовольствием обнаружила в анимированной туше классические признаки некорректного подъёма: медлительность, сбои в координации, неполная замкнутость магических токов.

Мысленно выругавшись, она отменила неудачное заклятье (прыгун немедленно упал снова). Вызвав из Межсущего пару своих восьмилапых слуг, она отдала им мысленный приказ и рванула бегом за охотниками. Пауки побежали следом. Тот, что покрупнее, тащил освежёванную тушу, тот, что помельче — свёрнутую шкуру. Не пропадать же добру!

…охотники бежали изо всех сил, но лиловая буря летела за ними следом много быстрее. И она настигла их, как лавина в горах настигает неосторожных путников. Ядовитая туманная взвесь хлестнула по ним, ослепляя, заставляя кашлять, сбивая дыхание, а затем и вовсе лишая его. Лёгкие сразу же начало невыносимо жечь, а потом словно раздирать на части; открытые участки кожи — палить, словно на медленном огне. Когур, самый сильный из тройки охотников, продержался дольше ведомых, но в облаке лиловой взвеси и он свалился очень быстро.

"Это смерть".

Но смерть почему-то медлила. И медлила. И медлила… хотя жжение в груди из едва терпимого сменилось невыносимым. Вникнув в окружающее при помощи отказывающих чувств, Когур обнаружил, что его подняли и куда-то плавно несут. Причём делают это — насколько можно было разобрать горящей от яда кожей — не человеческие руки. Но сопротивляться охотник не стал. В сравнении с угрозой, которую несла лиловая буря, любая участь казалась более предпочтительной.

А потом Когура положили наземь.

— Отец! Ты тоже жив!

Охотник так удивился, что открыл до того плотно стиснутые припухшие веки и сел, оглядываясь. А сев, увидел лиловую бурю так, как её не видел ещё ни один из людей Куттаха: изнутри. Тугие, густые и тёмные струи бесновались вокруг, завиваясь кольцами, корчась, как пришпиленные к земле меткими стрелами ядозубы. Небо полностью потерялось за этим жутким погибельным буйством. Чистым оставался только небольшой круг земли и воздух, попавший словно бы в купол невидимого шатра над этой землёй. А в круге сидели трое охотников, в том числе он сам; лежала туша прыгуна со снятой с него шкурой и находились две жутенькие серые твари весьма опасного вида. Находились, но не нападали. И охотники не нападали на них, потому что Когур, например, довольно быстро сообразил, чьи нечеловеческие "руки" вынесли его на этот островок безопасности.

А ещё эти серые восьмилапые твари льнули к ногам чужой-с-одной-косой. Нападать же на неё не стал бы ни один сколько-нибудь разумный человек. Ибо она стояла, раскинув руки, прямиком посреди невидимого купола, и опять-таки не надо было много ума, чтобы понять, откуда этот купол здесь взялся.

"Никакая она не знающая. Она — Сильная!"

В голове у Когура зашевелились почти позабытые за ненадобностью легенды. Впрочем, какая там надобность? Он ведь охотник, а не знающий. Ему это не надо.

Было не надо. А что теперь?

…жесток к своим людям Куттах. Но не всегда мир этот неблагой, злосчастный звался именно так, и не всегда был он жесток к пребывающим в нём. Некогда меж людей Куттаха тоже бывали Сильные; и стояли они на краю, сдерживая зло, и ходили меж простых смертных, утишая страсти, даруя облегчение от страданий, лучась теплом. В те времена жизнь была много легче, люди Куттаха были многочисленны, и многие искусства, забытые ныне, держали они в руках своих. Ныне от былого богатства осталась лишь бледная память…

"Эх, как там дальше? Не вспоминается! Ныммуха надо спросить, вот что!"

Впервые за долгое — очень и очень долгое! — время Когур, сам не замечая того, всерьёз задумался о далёком прошлом и не самом близком будущем.

Лиловые бури, бич Пустошей, не длятся долго. Прошла и та, в которую по неосторожности угодили они. Встретивший их Ныммух даже не слишком удивился тому, что все живы, целы и притом вернулись с хорошей добычей. Серым паукам он не удивился тоже. Для того, чтобы выживать, люди Куттаха поневоле должны научиться принимать сущее, как должное.

Правда, те люди Куттаха из племени Хурл, которые оставались в кочевье, всё-таки не остались спокойны. Особенно первый (или всё же второй?) по силе охотник, Сыйлат.

— Хо! — воскликнул он, хлопая себя по солнечному сплетению, где, как всякому известно, живёт в человеке смех. — Когур! Ты завёл себе новую жену? Ох, нет, должно быть, это твой новый муж, если судить по причёске…

Второй (или всё же первый?) по силе охотник ответил с небольшой запинкой.

— Если судить по делам, — отмолвил он, положив свободную руку на пояс — не рядом со свежевальным каменным клыком, но близко, — да, Сыйлат, если судить по делам… я бы снова и без боязни сходил на охоту с этой чужой женщиной. Или ты откажешься от своей доли прыгуна, добытого с её помощью?

— Странно слышать такое, Когур, особенно от тебя. Неужели ты впрямь позволил женщине участвовать в охоте?

— Вот что я скажу, Сыйлат. Давай-ка ты попробуешь переплести ей волосы так, как положено, а я со своими ближними родичами постою в сторонке и посмотрю.

Тут уж не только Когур, но и его сын с племянником, тащившие жердь с привязанным к ней прыгуном, дружно захлопали себя по животам.

Главная черта любого хорошего охотника — осторожность.

— Эй, Ныммух! — бросил Сыйлат. — Не знаешь ли, что такое случилось с этими людьми? Может, они нанюхались или наелись какого-нибудь дурмана?

— Не спеши судить, охотник, — негромко ответил старый знающий. — Бывает время быстрых дел и время дел медленных. Когда есть еда, и есть гость под пологом дома, и есть рассказы об удивительном — тогда не время быстроте.

Может быть, Сыйлат всё же не внял бы этому мудрому совету, но наткнулся на взгляд серебряных глаз, холодных даже не как камень, а как металл, которого было так много в снаряжении однокосой… и стушевался. Трудно сохранить спокойную уверенность, когда кто-нибудь смотрит на тебя и ясно тебя видит — всего целиком, со всеми достоинствами и преимуществами, от менового стального ножа до лучшей в племени накидки из полос крашеной кожи — но остаётся к такому богатству, верной примете силы, полностью равнодушен.

Из осторожности, не из дерзости, рождается в человеке ум.

"Подожду. И послушаю рассказы об удивительном", — решил Сыйлат.

Однокосая бледно улыбнулась.

2

За время своей короткой, но очень разнообразной и насыщенной жизни Терин-Ниррит навидалась всякого. Начиная от рукотворных чудес вроде "Морской молнии" и заканчивая вонючими забегаловками на унылых задворках Аг-Лиакка. И всё же быт племени Хурл поразил её — даже в том состоянии душевного оцепенения, в котором она пребывала.

Нищета.

Нет, в полной мере это слово не отражало сути дела. Нищета — понятие сравнительное, она всегда молчаливо подразумевает, что где-то есть и богатство. Зачастую здесь же, рядом. Поэтому — нет, люди Куттаха определённо были не нищими. Они были… были…

"Неужели ни в одном из мне известных языков нет подходящего слова? А ведь может статься, что нет. В конце концов, — рассудительно прокомментировала Ниррит собственный вывод, — я знаю не так уж мало наречий, но по большей части это — наречия цивилизованных наций…

Вот оно. Племя Хурл не нищее. Оно дикое".

Вывод неприятный. Притом неприятный вдвойне, так как люди Куттаха не всегда были дикарями. Это ощущалось уже по их языку. Простой логики достаточно, чтобы понять: в словаре кочевого народа, пользующегося орудиями из камня, кости, дерева и прочих природных материалов, не должно быть системы названий для разных металлов и тем более — разных сплавов.

Кое-какие умения охотников тоже выходили за рамки чистой дикости. Прежде всего, конечно, Алая Тьма: не такое уж простое трансовое состояние, граничащее с боевыми трансами и завязанное на примитивную, но именно поэтому довольно эффективную эмпатию. А Тихая речь знающих? Телепатия в чистом виде, причём назвать Тихую речь примитивной язык уже не повернётся. Или вот космологические представления, изложенные Ныммухом. Практически они отличались от концепций, распространённых на Энгасти, только стилем изложения да скудостью деталей…

Но для подтверждения выводов довольно и уже перечисленного. Сделав же вывод, можно шагнуть дальше, задав закономерный вопрос: почему? Как вышло, что люди Куттаха впали в дикость и ничтожество? Или вывод чрезмерно поспешен и люди пришли в сей мир неблагой, злосчастный из какого-то другого места, а здесь просто не сумели удержать былой уровень знаний и умений? Опустились и умалились? Впали в оскуделую, обидную дикость? Тоже трагедия, конечно, но совсем иного порядка.

Вот только, если верить рассказам знающих, люди Куттаха всегда жили именно здесь. И какие-то иные места в этих рассказах упоминались безо всяких значимых деталей. Как нечто, относящееся к эпически давним временам, почти равновеликим своей давностью сотворению мира…

Собеседники сидят на одной кошме. Точнее, не на настоящей кошме, а на сшитом из нескольких шкур ковре. Между ними лежат резаные листы язык-травы с выложенным на них угощением. Не слишком-то обильным. О качестве сих разносолов и речи нет. (К слову о разносолах: обычнейшая поваренная соль — это одна из множества вещей, с которыми у племени Хурл дела обстоят не блестяще; её приходится выменивать у одного из дальних племён через пятые руки). Но пренебрегать угощением, каково бы оно ни было, — невежливо. И гостья не пренебрегает, а ест. Аккуратно, но помалу, соперничая в умеренности с хозяином.

— Скажи мне, Шаман, что ещё я могу сделать для вас?

Имя Ныммух из-за его смысловой нагрузки ей категорически не понравилось, поэтому гостья довольно быстро наградила его новым прозвищем. Будучи стар, мудр и понимая смысл нового именования, Ныммух против него не возражал.

— Много добра ты уже принесла племени Хурл, — хозяин начинает отвечать не сразу и отвечает издалека, как это пристойно его почтенному возрасту и статусу знающего. — Ради твоего целительного искусства к нам с дарами начали приходить люди племён Дассиф и Рымес. Твои странные звери о восьми лапах бегают за дичью, и теперь даже молодь наша, живущая в общинном доме, не голодает более. А поскольку не иначе как великим чудом очистила ты и грозивший иссякнуть источник Двойного Когтя, нет более у племени моего нужды и в воде, причём воде отменно чистой. Говоря откровенно, не знаю я, чего ещё можно пожелать.

Гостья молчит, зная, что для её речей время ещё не пришло. А Шаман переводит дыхание и размеренно продолжает:

— Ещё после первой совместной охоты, на которой спасла ты жизнь троим охотникам, Когур назвал тебя Сильной. И чем дальше, тем яснее мне, что он не ошибся. Давно уже нет тебе подобных среди людей мира Куттах, и ты тоже лишь гостья среди нас, а не плоть от плоти нашей. Будь ты мужчиной, женщины наперебой предлагали бы тебе разделить постель в расчёте понести дитя смешанной крови, в надежде, что ребёнок твой также будет из Сильных. Но ты — женщина, а просить у женщины сперва родить, а потом оставить дитя… неправильно.

"Это не только неправильно, но и бесполезно".

Мысли бегут много быстрее, чем Ныммух Шаман произносит вслух слова, похожие на часть ритуала. Да они и есть часть ритуала, если заглянуть в суть.

"Чтобы стать Сильным, нужна не особенная кровь, а особенный дух. Упорство нужно и наставления того, кто уже стал Сильным. Так, как меня наставляли Эйрас, маги Академии и тайной службы. Но даже кроха Силы, как вы её понимаете, уведёт её обладателя прочь из Куттаха. Не то что магу, но и недоученному колдуну будет тесно и душно среди дикарей, он не сможет жить здесь иначе, как в оковах долга. Я не провела здесь и десятой доли Потемнения, но мне уже тоскливо.

Впрочем, если позволить себе вспоминать о прошлом, тоска настигнет меня всюду, а не только здесь, под коричневыми разводами на багровом золоте небес Куттаха…

Кстати о деторождении. Даже пожелай я того, так просто зачать от одного из людей племени Хурл — да и любого другого племени — мне не удастся. Аборигены настолько изменились под давлением местных условий, что почти перестали быть людьми. Чего стоит хотя бы их устойчивость к лиловым бурям! Когда я вытащила из сыплющейся сверху дряни Когура с родственниками, я была уверена, что понадобится долго их лечить. Как-никак, они все успели надышаться активной органики с высоким содержанием серы, меди и цинка. И что же? Стоило убрать непосредственный источник раздражения, позволив дышать очищенным воздухом, как они быстренько и без последствий пришли в себя. Даже мне — мне, модификанту неопределённой ступени! — потребовалось "малое очищение". Им — хватило резервов иммунной системы… а местные животные адаптированы ещё лучше: у краткоживущих тварей быстрее сменяются поколения, быстрее работают адаптационные механизмы и процессы видообразования. Когда я в ходе лечения тестировала людей Куттаха, получилось, что они действительно стоят на грани обособления в новый гуманоидный вид разумных. Разброс по критерию Ангой — от шести до девяти десятых! Соответственно, усреднённый шанс на рождение совместного жизнеспособного потомства с человеком из Энгасти — не выше одной четвёртой, а скорее, одна пятая…"

На рассуждающего Шамана меж тем нападает кашель. Машинально протягивая ему флягу из драгоценного серебра, вода в которой всегда чиста и вкусна (и никогда не заканчивается), женщина продолжает думать.

"Дары Сильных опасны — по определению. Я могу завалить хозяев не ими добытой едой, залить чистейшей водой, натаскать или сделать им многотонную груду драгоценной соли и так далее, и так далее, но проблем племени — и вообще всех людей Куттаха — это не решит. Преподать им магическую науку? Нет, нет и нет. Да и долго это слишком. Даже один ученик потребует времени куда больше, чем время, требуемое для вынашивания и рождения ребёнка. А потом этот ученик всё равно сбежит от людей Куттаха в цивилизованные края через первые попавшиеся Врата…

Хм. Может, установить на землях племени Врата?

Нет, тоже не поможет. Во-первых, это высшая пространственная магия, требующая астрономических затрат энергии. И если с энергией особых проблем не предвидится, то нужных знаний и умений у меня мало. Я очень неопытная высшая. Но во-вторых и в главных, через Куттах проходит немало торговых маршрутов — и что, помогло это местным? На территории племени Вельках есть каменный круг. Порой через этот круг ходят караваны. Не очень-то часто, пару раз за Потемнение. Но разница между племенами Хурл и Вельках исчезающе мала…

Так. Ещё раз. Им нужна не готовая пища, сколько бы её ни было. Им нужна новая, неизвестная возможность добывать себе пропитание. Новые ресурсы, точнее, новый тип ресурсов. Если это появится, то там и до подвижек в мышлении недалеко.

Ха! Придумала!"

…а меж тем Шаман, выпив воды из серебряной фляги, побеждает свой кашель. Вернув флягу, он заканчивает прерванную было мысль:

— Пусть не обидят тебя слова глупого старика, но ты сделала для нас больше, чем мы смели надеяться. Как ни велик голод, а бывает время изобилия, когда и самый большой голод бывает полностью утолён. Нам ничего не нужно, мы и так неустанно благодарим тебя.

— Это потому, что вы сами не знаете своих нужд. Но пока ты говорил, я придумала ещё один путь блага, которым вы могли бы идти и в моё отсутствие. Вернее даже, не придумала, а вспомнила. Следовало вспомнить раньше, но лучше поздно, чем никогда. Спасибо за угощение, я пойду.

— Куда ты?

— Изучать флору. С фауной-то я уже хорошо знакома. Пока!

— Что такое "флора"?

Увы, гостья старика успела исчезнуть из его шатра, не ответив на вопрос. Только слабо, словно от случайного ветерка, качнулся полог входа. Порой чужая женщина двигалась так быстро, что Ныммух невольно содрогался. Невозможная скорость. Просто невозможная!

Но только не для неё. Не для Сильной.

Кроме дичи, в рацион племени входило несколько видов личинок, яйца птиц и змей, узловатые горькие корни кустиков перьелиста, мелкие твёрдые орехи краснопальника и водохлёбки… ну и ещё кое-что по мелочи.

Но увы! И перьелист, и краснопальник, и водохлёбка для целей благодетельницы не годились. Слишком уж требовательны были эти растения к условиям жизни. Та же водохлёбка на этой почве даже получила соответствующее имя: вырастить её вдали от источников воды, с которыми что в Пустошах, что в Скудоземье не блестяще — дело безнадёжное. Поэтому в качестве исходного материала она выбрала изумительный по своей неприхотливости ядовитый бесцветник. И хотя решение задачи оказалось значительно сложнее, чем сгоряча решила Ниррит, но спустя малый срок в шесть трапез бесцветник зацвёл, а ещё через полтора десятка трапез принёс плоды: узкие, бледно-жёлтые, покрытые плотной кожицей. Собрав эти плоды, Ниррит вскрыла их, соскоблила мягкое пастообразное содержимое во взятый специально для этого большой котёл, долила воды, бросила в котёл немного корней перьелиста и — для вкуса — соцветий дурманника с горстью поваренной соли. Когда получившееся варево побулькало на слабом огне минут десять, Ниррит сняла котёл с огня и поставила остывать. А ложку (инструмент, людям Куттаха почти не знакомый) она вырезала из ветви шатрового дерева заранее.

— Для какой ворожбы это нужно? — робко поинтересовалась самая бойкая из женщин племени Хурл, Рымзой. (Бойкая — значит, иногда отваживающаяся заговаривать первой).

Суффикс — ой соответствовал её статусу жены Рымза — племянника Когура. Самостоятельных имён женщины в мире Куттах почти никогда не удостаивались. Вот и Ниррит до сих пор называли однокосой. Или чужой, или бледной, или странной, или другими описательными словами.

За неимением поблизости других чужих, бледных и странных людей женского пола с одной косой проблем с пониманием, кто конкретно имеется в виду, не возникало.

— Это? — усмехнулась Ниррит. — Это не для ворожбы, это просто еда. Хочешь попробовать?

Рымзой побледнела, развернулась и убежала прочь.

Как говорят знающие из числа людей Куттаха, новости бегают на длинных ногах. Вскоре возле костра начали собираться женщины племени. В их бормотании то и дело проскальзывало слово кайель, то есть буквально — "отрава". И на самозваную стряпуху смотрели бормочущие без малейшего восторга. Впрочем, стая женщин племени Хурл мгновенно брызнула во все стороны, когда к костру приблизилась уже знакомая троица: Когур со своим сыном и племянником, а также Хуллын Копьё — по возрасту уже вышедший из числа лучших охотников, но по тому же возрасту и по темпераменту не годящийся в знающие, а потому считающийся вождём. Рымзой следовала за мужчинами с покаянно-виноватым видом, отставая на несколько шагов.

— Ответь мне, чужая женщина, — возгласил Когур, останавливаясь не слишком близко и не слишком далеко, — правду ли поведала жена моего племянника?

— Я не знаю, что именно она тебе поведала. Перескажи мне её слова, и я отвечу, что в них правда, а что нет.

— Тогда сперва ответь так, чтобы слышали все: что именно сварила ты в этом котле?

Ниррит честно и без утайки перечислила все использованные ингредиенты, начиная с мякоти плодов ядовитого бесцветника и заканчивая солью. Когур нахмурился.

— Не знаю я, какие плоды ты положила в котёл, поскольку неспроста дано бесцветнику его имя: не зацветает он никогда и не плодоносит. Но если действительно выросли те плоды там, где ты утверждаешь, то зря ты так жестоко подшутила над Рымзой. Всем и каждому ведомо, что смертельно ядовит бесцветник для всего живого, кроме ползучих слизней, которые сами полны яда и годны в пищу только злым чёрным муравьям.

Вместо ответа Ниррит зачерпнула ложкой поостывшее варево и бестрепетно сунула полную ложку в рот, а потом проглотила пробную порцию.

— Маловато соли, — провозгласила она. — Надо на треть больше.

— Кайель! — дружно взвыли женщины, делая странные жесты и закрывая лица.

— Тихо! — обернувшись к ним, рявкнула Ниррит. Рявканье получилось настолько впечатляющим, что Когур с отпрысками вздрогнули, женщины замерли, лишь тихо поскуливая от ужаса, и один только Хуллын сумел сохранить внешнюю невозмутимость. — Ничего ядовитого в котле нет, — уже спокойнее добавила Ниррит, снова поворачиваясь к мужчинам. — Я не настолько глупа и невежлива, чтобы предлагать отраву людям, от которых видела только хорошее. Что же до ядовитого бесцветника, то именно его я заставила плодоносить для того, чтобы еда у людей Куттаха всегда была рядом: ведь эти кусты растут повсюду…

— Если даже плоды ядовитого бесцветника годятся в пищу тебе, — мрачно сказал Когур, — это ещё не означает, что они годятся в пищу и нам. Я помню, как ты целиком съела сырую печень тобою же убитого клыкача, вздумавшего напасть на младшего сына Сыйлата.

Ниррит мысленно поморщилась. Она тоже помнила эту риллу проклятую печень, ещё как помнила! Захотела произвести впечатление — и произвела, ага. Печёнку клыкача завалившие его охотники, бывало, тоже употребляли сырой, но по маленькому куску, почти символически. Потому что если пожадничаешь, то отравишься.

Ниррит осталась жива после той трапезы исключительно благодаря кое-каким полезным изменениям, некогда внесённым в собственную пищеварительную систему. В довершение букета неприятностей сырая печёнка оказалась до содрогания невкусной…

— Кайель… кайель! — снова забормотали женщины.

— Могу поклясться чем угодно, — провозгласила Ниррит, — эта похлёбка для людей — не яд!

— Быть может, это так, — ответил Когур с прежней мрачностью. — Но я не рискну её попробовать. И своим родичам не позволю это сделать.

"Проклятье! Из-за такой ерунды все мои далеко идущие планы вот-вот…"

— Тогда позвольте рискнуть мне.

Ниррит обернулась — и обнаружила на лице незаметно подошедшего Ныммуха лёгкую улыбку. Довольно-таки пугающую.

— Я попробую, что у тебя получилось. Если в котле яд, невелика будет потеря, ибо я пожил хорошо, и многие женщины носили плоды от моего семени, и видел я больше Потемнений, чем любой другой среди старых знающих. Я попробую!

С такими словами Ныммух забрал у Ниррит ложку и неуклюже зачерпнул ею из котла. Люди племени Хурл (а к тому времени вокруг костра и медленно остывающего котла собрались почти все не занятые срочными делами) дружно затаили дыхание.

— На вкус вполне ничего, — заключил Ныммух. — Разве что соли маловато…

— Вполне ничего? — спросил кто-то из задних рядов.

Зачерпнув ещё ложку, старик покатал во рту её содержимое.

— Отдаёт перьелистом и дурманником, — заключил он. — Но вот вкус тех самых плодов бесцветника… я просто не знаю, как его описать.

"И не удивительно. В отличие от наименований металлов, изделия из которых изредка попадают к людям Куттаха благодаря обмену, слово "мука" из их обихода давно исчезло…

Ну да теперь оно в язык племён вернётся, и вернётся быстро. Клянусь душой!"

— Надеюсь, — обернулся меж тем к ней Ныммух, — твоё удивительное варево не прокиснет за тысячу вздохов?

— Оно не испортится даже за пару трапез. Хотя перед едой его лучше снова подогреть.

— Кайель! — пробормотал кто-то.

— Тогда, — сказал старый знающий, — подождём ещё одну трапезу. И если я к исходу этого срока не умру, твоё варево попробуют другие люди.

"Если даже ты вздумаешь скончаться от старости, я тебя реанимирую!"

— Но, — и тут Ныммух улыбнулся уже вполне нормальной озорной улыбкой, — боюсь, что даже тогда зваться тебе Отравой средь людей мира Куттах, пока не иссякнут новые времена и не вернутся риллу на Дорогу Сна. Потому что имя, раз наречённое, не меняют: дурная примета!

Знакомый уже шатёр, прежняя "кошма" из выделанных шкур. И собеседники те же: с одной стороны Ныммух Шаман, с другой — Кайель Отрава.

— Итак, ты намерена продолжить свой путь…

— Да. С самого начала не собиралась я задерживаться в твоём племени на такой долгий срок. Но теперь моя душа хотя бы отчасти успокоилась, и я могу двигаться дальше.

— Если это не составляет тайны, ответь: куда лежит твой путь?

— Никаких тайн, Шаман. Я намерена задать несколько вопросов куттам из Леса Шпилей. Если ты хоть немного ценишь то, что я сделала для людей Куттаха, скажи мне, как лучше всего вести дела с куттами, чтобы выведать у них правду и не быть обманутой?

Некоторое время Ныммух молчит, опустив глаза. Потом снова встречается взглядом со своей гостьей: странной, бледной, так и оставшейся для племени Хурл чужой.

— Что мне ответить? Все кутты владеют Тихой речью, все они могут не встречаться взглядами, чтобы говорить друг с другом, и никто из них не знает устной речи. Молчат они, как твои страшные существа о восьми ногах, и не понимают говорящих вслух. А ещё кутты живут в Лесу Шпилей, который сделали своей ворожбой, и многочисленны они в мире Куттах, и считают себя потому хозяевами, а нас, людей, — наполовину животными, смышлёными, но не вполне разумными. Вести с ними дела людям трудно, потому что не видят кутты бесчестия в обмане животных. Нет у людей силы, чтобы принудить их говорить нам правду, но горше того, что не знаем мы их путей так хорошо, чтобы всегда угадывать за их Тихой речью обман.

— Что ж, — отвечает, поразмыслив, Кайель, — я видела мало Потемнений, и потому краткость моих слов не оскорбит тебя. Раз вы всё-таки ведёте дела с куттами, несмотря на их бесчестие и лживость, значит, смогу поговорить с ними и я. Тихая речь мне знакома, а ворожба моя сильна. Смогу я доказать хозяевам мира Куттах, что быть со мной честными — выгодно, а бесчестие я сумею покарать по-своему. Сведи меня с куттами для разговора, Шаман, но сперва расскажи им, как я удивляла тебя. Пусть тоже удивятся, какими смышлёными бывают люди!

У этого племени Хурл имелся вождь, и звали вождя — Хуллын Копьё. Был у этого племени также Говорящий-снизу, один из тех, которые звали себя знающими — Ныммух Огрызок. Но никакой Кайель Отравы у этого племени раньше не было.

Ты ведь чужая для них, верно?

Смысл ментального послания кутта накладывался на странноватое неистребимое жужжание. Наверно, раньше она не преминула бы ухватиться за эту странность, заинтересовалась этим жужжанием, а заинтересовавшись, смогла бы понять о Говорящем-сверху и, возможно, о других куттах что-то новое.

Раньше.

Кайель Отрава не удивлялась и не любопытствовала, как это часто случалось с Ниррит Ночной Свет. Забавляющееся дитя ушло в прошлое. Душа её умерла и возродилась, и в ней осталось место только для одной, самой главной цели.

Да. Чужая.

Зачем ты пришла к ним?

Это ненужный вопрос.

А какой вопрос — нужный?

Зачем я пришла к вам.

Тогда я задам нужный вопрос, Говорящая-снизу. Зачем?

Её собеседник действительно говорил сверху. В самом буквальном смысле из всех, какие только возможны. Тот Шпиль, в котором происходил разговор, имел наземный вход, для иных Шпилей не характерный, сделанный специально для людей. Когда они приходили в Лес Шпилей для того жалкого обмена, который могли предложить куттам, люди оставались на поверхности земли. Большинство же куттов спешило убраться повыше от них, в темноту у верхушки Шпиля. Один только Говорящий-сверху оставался почти рядом, зависнув на силовых нитях всего-то на расстоянии пятнадцати или шестнадцати ростов Кайель.

Самый сильный из сильнейших мужчин местных племён не сумел бы добросить до Говорящего-сверху дротик. А самый зоркий из наиболее зорких — рассмотреть его достаточно хорошо, чтобы понять, как выглядят таинственные хозяева мира Куттах…

Кайель Отрава не собиралась и дальше изображать Говорящую-снизу. Пустив в ход магию, стремительно и вместе с тем плавно вознеслась она над плоской землёй, а остановилась не раньше, чем оказалась так же далеко от неё, как Говорящий-сверху. В отличие от предполагаемого "самого зоркого из наиболее зорких", Кайель и раньше могла неплохо видеть кутта, но теперь ей стали доступны подробности, с большого расстояния и из невыгодного положения неразличимые.

Ассоциации с уже виденным и познанным были однозначны: гигантское насекомое. Правда, больше похожее не на взрослую особь, а на личинку или, пожалуй, гусеницу, потому что членистое тело кутта оказалось снабжено лишь рудиментарными "конечностями". Если точнее, десятью. И каждая "конечность" была таковой только по форме, а по сути напоминала, скорее, паутинные железы, производящие не паутину, а те самые силовые нити, на которых висел кутт.

И ещё.

Когда Кайель взлетела, странное жужжание ментального эфира сменило тональность, одновременно становясь немного сильнее.

Вряд ли имеет смысл таить, что я родилась под небом иного мира, Говорящий. И в этот мир я пришла не для забавы. Мне нужны ответы. То знание, которое мне можете предоставить только вы, живущие в Лесу Шпилей.

Это только описательные слова, Говорящая с именем Отрава. Скажи о своей нужде прямо, если считаешь меня достойным прямых слов.

Не мне судить о твоих достоинствах. Но так как ты можешь быть не только Говорящим, но и Слушающим, я скажу прямо. Некоторое время назад сквозь Лес мимо Шпилей двигался к своей цели полудемон, прозванный Железным Когтем. И до цели своей он не дошёл, потому что пал, сражённый могущественной магией. Однако перед гибелью воззвал он к помощи жителей Леса Шпилей, полагая, что они услышат его призыв и помогут ему в битве. Теперь я хочу узнать от вас, откуда и куда шёл Железный Коготь, и кто научил его сигналу о помощи, а также всё остальное, что связано с этим делом и известно вам.

Зачем тебе это знание?

Само по себе оно меня не интересует. Но без этого знания я не смогу пройти по цепочке замыслов и действий, связанных с событиями в этом и иных мирах.

Нам неизвестно что-либо из того, что тебя интересует.

3

Кайель достаточно пробыла обманщицей меж людьми, чтобы теперь чувствовать тончайшие оттенки в сообщениях даже столь чуждых существ, как кутты. В сущности, Говорящий даже не лгал, он всего лишь умалчивал. Но Кайель сочла это достаточным, чтобы перейти к прямым угрозам, совмещённым с наказанием неудачливого лукавца.

Стремительный росчерк радужного меча. Силовые нити, удерживающие Говорящего от падения и неуязвимые для простого оружия, были в долю секунды перерублены, словно обыкновенные паутинные шнуры. Но Говорящий не упал.

Кайель остановила его движение вниз элементарной волшбой.

А вот теперь тебе лучше совершить новое превращение. Ты был со мной Говорящим, потом — Слушающим, но если не станешь прямо сейчас Слышащим, вам ничуть не понравится то, что я сделаю с вами. Быть может, "вам", обитающим в этом периферийном Шпиле, в самом деле неведомо, кто такой Железный Коготь, куда он шёл, зачем, к кому и так далее. Но я спрашиваю не "вас", я обращаюсь ко всем, обитающим в Лесу Шпилей. Я готова послужить вам, чтобы честно отплатить за сведения. Люди мира Куттах, с которыми я пришла, получили немногое из того, что я могу дать, и остались довольны моей службой. Но если вы, живущие в Шпилях, не укажете мне пути, если не пожелаете обменять то, что мне нужно, на то, что нужно вам, я начну превращать ваш Лес в Вырубку. Начну прямо с этого Шпиля и прямо с этого часа!

Жужжание эфира превратилось в рокот.

Мы слышали тебя. Подожди ещё немного.

Немного — подожду.

— Уходите отсюда. И как можно быстрее.

— Почему мы должны уходить, Кайель? Зачем ты нас торопишь? Мы ещё даже не начали договариваться с куттами о…

Женщина прерывает речи мужчины. Но от этой женщины приходится сносить подобное без возмущения: у мужчин племени нет возможности принудить её к чему-либо.

— Потому что лучше вам не оказаться под обломками, если Шпили начнут падать.

— Они растут, не падая, много Потемнений. С чего бы им вдруг упасть?

— Не спрашивай. Просто вспомни историю с похлёбкой. Я не привыкла бросать слова впустую, Хуллын Копьё! Уходите!

Люди мира Куттах, принадлежащие племени Хурл и давшие ей новое имя, не ослушались приказа Сильной. Они успели уйти от того Шпиля, где шла беседа, довольно далеко. И в итоге почти не пострадали…

Почти.

Велика Пестрота. Очень велика. Без малого неохватна, едва ли не бесконечна.

И миры её различны — так различны, что, действительно, не много общего найдётся у них. Но везде, где идёт торговля между мирами, где странствуют разумные существа, перемещаются знания, караваны и грузы, имеет власть Попутный патруль.

Внутренние дела миров — это внутренние дела миров, и не более. Чтобы хаос не опрокидывал порядок, существуют властительные риллу и их помощники, организованные, как правило, в чёткие вертикальные структуры. Но помощь этим структурам в обязанности Попутного патруля не входит. Юрисдикция патруля и патрульных представляет собой область такую же узкую, как дороги Пестроты. Караванные тропы, морские пути, ленты наземных трактов и воздушные маршруты, а также всё живое и неживое, что перемещается по ним — вот о чём печётся патруль. А ещё печётся он о Вратах Миров, и о кольцах менгиров, что служат якорями для входа и выхода из Межсущего, и о тому подобных объектах логистико-экономической космогонии.

Патрульные не вмешиваются ни во что, если происходящее не касается узлов и магистралей Большой Торговли. Это — незыблемое правило.

"Но даже из самого незыблемого правила бывают исключения!"

…со стороны зрелище было таким же завораживающим, как масштабные природные катастрофы. Гроза с молниями, бурей и градом. Буйство смерча. Извержение вулкана. Насчёт масштабной катастрофы всё верно, решил Пятипалый, устремляясь к самому эпицентру. Но вот насчёт её "природности" — ха и ещё раз ха!

Имя этой катастрофе — разгневанный и, к сожалению, весьма могущественный маг.

Чем ближе, тем сильнее становился грохот ментальных атак. Среди куттов преобладали маги трёх направлений. Первое, ими самими называемое формированием, можно рассматривать как оригинальную смесь трансмутационной магии (не разделяющей органику и неорганику) с архитектурой. Второе, абстрагирование, весьма приблизительно можно назвать магией познания; это направление магического искусства считалось наисложнейшим, и, действительно, подходило достаточно близко к некоторым дисциплинам высшей магии. Третье звалось структурированием и имело широчайшую область применимости: от выстраивания системы властных отношений между куттами (кстати, очень и очень непростой системы) вплоть до общения с другими видами разумных… или же, как сейчас, до боевых заклятий сферы разума.

А вот разрушительных или защитных заклятий элементарной волшбы и стихийных сфер кутты практически не знали. В отличие от буйствующего мага, за что-то на них обозлившегося. Поэтому, качественно прикрывшись от многочисленных, но довольно однообразных ментальных выпадов, противник куттов мог наносить им такой урон, на какой хватало энергии и фантазии.

Того и другого магу было не занимать.

На глазах у Пятипалого подломился и величаво рухнул один из особенно крупных Шпилей. Конструкция высотой метров четыреста, которую вдумчиво формировали, наверно, не меньше полутора тысяч Потемнений, обратилась в хлам за считанные секунды. Почти сразу вслед за этим колоссальный воздушный вихрь подхватил обломки, разогнал, как разгоняется ядро в петле пращи, и буквально изрешетил ими три Шпиля поменьше. Противостоять вихрю повреждённые Шпили уже не могли и были в буквальном смысле сдуты с поверхности Куттаха. Туча пыли, и без того достигавшая облаков, раздулась и почернела больше прежнего. А меж тем облака исторгли ярко сияющую каплю огня. И от Шпиля, на который она упала, осталась только бесформенная куча шлака.

"Так. Мыслью мне этого безумца не достать. Хорошая многослойная блокада не пропустит ничего. Кутты, вон, целой армией пробить её пытаются, но что толку? Могучи во время урагана океанские валы, и много их, но смыть каменную скалу они не в силах.

Значит, надо действовать иначе".

Сотворив усиливающее звук заклятие и щедро, не жалея, влив в него энергию, зависший в воздухе Пятипалый проревел:

— ОСТАНОВИСЬ! ДАВАЙ ПОГОВОРИМ!

Даже если язык обращения окажется магу не знаком, подумал он, вряд ли этот неизвестный так же глух, как кутты. Услышит — заинтересуется, а заинтересуется — остановится.

Ни малейшего желания останавливать мага силой у Пятипалого не возникало. Хотя может статься и так, что выбора у него не останется. Только вызов полной команды патрульных магов и драка на уничтожение. Кутты пообещали перекрыть доступ к четырём Вратам Миров и ко всем выходам из Межсущего, находящимся на территории Леса, если им не помогут прекратить разрушение. А последствия этой блокады будут такими, что даже думать не хочется.

— ПРОШУ ТЕБЯ, ОСТАНОВИСЬ! — попробовал Пятипалый другой Торговый язык.

Грандиозная туча пыли, висевшая впереди подобно тёмной стене и почти достигавшая того места, где левитировал Пятипалый, начала с огромной скоростью, полностью соответствующей её размерам, оседать вниз. Настолько масштабного применения заклятия Очищения Пятипалый раньше не видел. И это произвело на него впечатление.

Впрочем, произведённое впечатление было бы куда больше, если бы он не видел преамбулы, всей этой бешеной пляски разрушения.

— ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ГОВОРИТЬ, — проревело из оседающей тучи на слегка искажённом наречии некоторых человеческих племён Куттаха, — ЛЕТИ ЗА ЦВЕТНЫМ ШАРОМ. Я НЕ ХОЧУ И НЕ БУДУ ГОВОРИТЬ ТАМ, ГДЕ ЗЛОБСТВУЮТ КУТТЫ.

"Это ещё посмотреть, кто тут злобствует!

Хотя, конечно, ментальный шторм, направленный на одно-единственное сознание, исполненным доброжелательности тоже не назовёшь…"

Но справедливость или несправедливость обвинений со стороны мага — это уже дело десятое. Самое главное: Пятипалого услышали и даже поняли.

Но что такое "цветной шар"?

Когда Очищение убрало достаточную долю пыли, маг Попутного патруля усмехнулся ограниченности звуковой речи местных племён. На более богатом языке "цветной шар" стал бы "радужной сферой магической защиты", а то и ещё более точным словосочетанием. На глазах у Пятипалого эта сфера (внутри которой, само собой, находился маг-разрушитель) поднялась чуть выше и не очень быстро, со скоростью пикирующего сокола, полетела к близкой границе Леса Шпилей, а потом — ещё дальше. Пятипалый, способный разогнаться куда сильнее — к месту ЧП он мчался так, что мог бы пересечь весь огромный Лес за полчаса — так вот, Пятипалый почтительно следовал за сферой, не стараясь сократить дистанцию.

Через четверть часа такого полёта, на достаточном расстоянии от Леса, чтобы упражнения куттов в ментальной магии ощущались всего лишь как отдалённый, ничуть не опасный шорох, сфера опустилась к земле и погасла. Пятипалый опустился шагов за полтораста и неторопливо пошёл вперёд, всем своим видом старательно демонстрируя отсутствие агрессии.

Вообще-то исполнить такой фокус для существа вроде него было трудно. Переключив цвет Текучей Брони со строгого полуночно-синего на легкомысленно жёлтый и откинув назад её шлем-капюшон, тем самым оставляя без защиты лицо, Пятипалый немного улучшил ситуацию. Но уменьшить свой двухметровый с большим гаком рост или спрятать природную грацию крупного хищника он был не властен. На всеядную разумную мелкоту, вроде тех же людей, Пятипалый производил устрашающее впечатление, будучи даже в самом мирном настроении и старательно пряча набор из полусотни заострённых, как иглы, зубов.

"Впрочем, эту вот одним только грозным обликом не напугаешь…"

То, что маг-разрушитель оказалась похожа на человечку, (да, именно похожа — маги ведь не всегда являются теми, кем кажутся…) Пятипалого удивило не сильно. Эта раса только как целое подобна толпе бездарей; некоторые из людей становятся такими магами, что ещё пойди, догони! Другими, и существенно большими, поводами для изумления было её воинственное облачение и очевидная молодость (хотя внешний возраст искусных магов — обманчивая величина, и чем выше искусство мага, тем легче обмануться).

— Стой! — бросила она, когда Пятипалого и её разделяло шагов десять. Тот послушно остановился. — Ты из дорожных воинов?

"Ох уж этот племенной диалект!"

— Да. Эрргха Пятипалый, старший маг Попутного патруля, отряд Куттаха, зона Леса Шпилей. — Это было сказано на основном Торговом языке третьей линейки межмировых маршрутов, его она должна знать хотя бы в основах. — Назовись!

— Кайель.

"Вот так-то. Хотя имя производит впечатление подлинного… и то вперёд".

— Ты можешь разговаривать на Торговом-прим "тройки", или лучше поискать иное обоюдно знакомое наречие?

— Не нужно. Я вполне способна понять сказанное тобой, если не будешь частить.

Вот и ещё одна странность, мысленно ухмыльнулся Пятипалый. Все Торговые — языки живого общения. Однако выговор Кайель прямо-таки кричит о том, что она учила его по книгам.

— Очень хорошо. Расскажи, за что ты так невзлюбила аборигенов?

— Не надо путаницы. Тех аборигенов, которые числятся тут полуразумными, я и возлюбила, и облагодетельствовала. Потому что они встретили меня не так уж плохо. Может быть, теперь люди мира Куттах вернутся от охоты к земледелию. А вот те аборигены, которые вроде бы высокоразвиты и умны, повели себя грубо.

— В чём выражалась эта грубость?

— Сначала один из них попытался мне солгать. Я предупредила, что не потерплю такого отношения. Я предложила им выбор: честный обмен, когда я даю нужное им, а они дают нужное мне, или жёсткую конфронтацию. К глубокому сожалению, кутты предпочли не внять предупреждению "полуразумной" и попытались уже не солгать, а напасть. Тогда мне пришлось доказать им, что моя угроза — не пустой звук.

— Угроза?

— Я пообещала превратить Лес Шпилей в Вырубку.

"И угроза действительно не была пустым звуком…"

— Боюсь, — сказал Пятипалый, — Попутный патруль не может позволить тебе, Кайель, продолжать "рубить Лес".

Кайель пожала плечами.

— Свой урок кутты получили, так что могу и не продолжать. Но я по-прежнему нуждаюсь в том, что отказались предоставить кутты, и это не делает меня счастливой. Я не хочу угрожать, старший маг Пятипалый, но я вижу из создавшегося положения только два выхода. В первом случае Попутный патруль поступает со мной так, как поступили люди Куттаха. Во втором случае я перебью такое количество посуды, что Куттах будет завален осколками до самых облаков.

— Смело.

— Зато честно.

— Ну что ж, я не стану спешить с решением. Сперва стоит выяснить некоторые детали. Например, что именно тебе недодали кутты?

— Информации. Думаю, патрульные смогут проинформировать меня даже лучше, чем кутты, а если потребуется, вы послужите посредниками между ими и мной. Общаться с ними напрямую мне больше не хочется, и что-то мне подсказывает, что нежелание это взаимно.

В восторге от сказанного Пятипалый осклабился, демонстрируя хищные зубы. Кайель, к её чести, осталась к этому зрелищу почти равнодушной. Следовало ожидать, что следующая пятидесятизубая ухмылка не вызовет вообще никакой зримой реакции.

— Взаимно, о да! А какая нужна информация?

Кайель сообщила, какая. Настал черёд Пятипалого пожимать плечами.

— Надо расспросить наших, — сказал он. — Вообще-то о печальной участи Железного Когтя я слышал. Его гибель напрямую касается интересов патруля, потому что он, как и многие другие, пользовался Куттахом как транзитным миром, а транзитников нам положено защищать. Но расследование вёл не я, и даже слухи до меня дошли только самые отдалённые.

— Почему?

— А меня тогда вообще здесь не было. В этом мире, я хочу сказать. Я навещал родню и вернулся буквально пару дней назад.

— Родню? — переспросила Кайель. — А кто они и где обитают? Видишь ли, я не так много путешествовала и впервые вижу такого, как ты.

— Честный обмен, да? Ладно. Ветвь моего вида, в которой я вылупился, зовётся Дашррига-храст. Кстати, по меркам сородичей я хил, невысок и уродлив. Потому и прозвали Пятипалым. Кличка для презренного!

— Почему презренного?

— Потому что храсту с пятью пальцами на руке — это примерно как человек с шестью пальцами. А так как воина из меня, по общему мнению, получиться не могло, я пошёл в учение к одному древнему уродцу, которого в утробе сглазили ещё почище, чем меня. Представь: совсем ненамного выше, чем ты, горбатый и со сросшимися веками! Ну, веки-то ему разделили, но горбатым карликом он остался на всю жизнь.

— У храсту в маги идут только уроды?

— В общем, да. Здоровым и сильным воинам, способным обратить на себя благосклонность женщины и произвести потомство, не до этих глупостей.

Хотя мимика Пятипалого была мало похожа на мимику людей, не оставалось сомнений, что именно он считает настоящей глупостью.

— В общем, в магии я преуспел, хотя учёба у древнего горбуна была больше похожа на вечный смертельный бой… а может, именно потому и преуспел. Но хватит говорить обо мне. Твоя очередь рассказывать. Ты действительно человек?

— Я, — белозубо усмехнулась Кайель, — скорее, ИЗ людей.

В Торговом-прим имелись чёткие градации видовой и расовой принадлежности. В конце концов, такая информация о клиенте, конкуренте или компаньоне более чем важна. Поэтому, если о ком-то говорили: "человек", или "храсту", или "тианец", — это означало, что данное существо относится к естественно или почти естественно появившимся на свет особям своего вида.

А вот дальше, как водится, начинались сложности.

Некоторые виды при изменении условий сохраняли свои свойства или просто вымирали. Но некоторые, наоборот, даже в одних и тех же условиях расслаивались на множество рас (пород, вариантов, морфем и пр.). Для таких видов при именовании непременно следовало принять во внимание расовое многообразие. Когда Пятипалый рассказывал о себе, он не преминул уточнить своё происхождение: Дашррига-храсту. То есть не просто абстрактный храсту, но из ветви, обитающей в месте под названием Дашррига, не похожий на храсту из других ветвей. Таково уж было частое последствие жизни в разных мирах: порой ветви одного и того вида разумных расходились так далеко, что итогом было появление новых видов, не способных дать плодовитого совместного потомства естественным путём. А пока дело не зашло настолько далеко, межрасовое скрещивание порождало самых разнообразных полукровок, квартеронов и прочих смесков. Люди, расселившиеся по Пестроте очень широко, были тут чуть ли не чемпионами.

Естественные вариации усугублялись, когда в дело вмешивались маги.

Люди и, например, тианцы не могут иметь детей друг от друга? Не беда! Поколдуем над семенем, потом поворожим над плодом, чтобы несовместимость нечаянно не убила мать ещё до родов, и вот вам общий ребёночек. С заданным смешением свойств родителей. Скажем, светлокожий, рослый и мускулистый, как люди, но при этом большеглазый, с отменным ночным зрением и обладающий свойственной тианцам одарённостью а области ментальной магии. Если таких детей будет несколько, они, само собой, могут начать плодиться уже вполне естественным путём. Называть итоги экспериментов по магическому скрещиванию следовало Сотворёнными, добавляя, из каких именно видов сотворены предки. Помимо Сотворённых, имелись также Изменённые: фактически те же трансмутанты, но трансмутированные, как правило, необратимо и таким образом, чтобы сохранить способность к продолжению рода с именно трансмутированным обличьем.

А сами маги в поисках могущества порой проходили такие посвящения, что также утрачивали видовую идентичность. Именно в последних случаях применялся особый предлог, говорящий: да, по рождению это существо принадлежало такому-то виду или расе, но из-за влияния активной магии более к нему не принадлежит.

Этим предлогом воспользовалась и Кайель. Правда, с оттенком неуверенности.

— Я родилась в мире Тагон, — добавила она, — если ты о таком слышал. Говорят, он очень похож на Аг-Лиакк. А ещё на Септар и Сумерки Легидеона, но уже меньше.

— Да, в Легидеоне я бывал. Только в его Ночи, а не в Сумерках.

— А вот я почти нигде не бывала. Впрочем, у меня ещё всё впереди. Я ведь молода.

— В самом деле? Для молодой ты что-то слишком могущественна.

Кайель рассмеялась. И медленно достала из наспинных ножен два меча, от вида которых (а того пуще — от ощущений, ими вызываемых) у Пятипалого перехватило дыхание.

— С таким оружием в руках, — сказала Кайель, любуясь парой отвердевших радуг, — нетрудно быть могущественной. Даже, если угодно, слишком могущественной.

"Клянусь небом и ветром! Это ведь даже не накопители — это же, по сути, два независимых Источника Силы! Да ещё с набором рекомбинируемых базовых форм!"

— Откуда у тебя… ОНИ?

— О, ты не поверишь, если я расскажу, — довольно легкомысленно откликнулась Кайель, поворачивая мечи то так, то этак… и порождая у Пятипалого смутное ощущение какой-то огромной неправильности. — Потому что я сама с трудом верю, что бывшая храмовая танцовщица владеет такими сокровищами.

— И всё-таки?

— Ну, в моей истории есть место и для весьма могущественного высшего мага, и для Источника Силы его замка, в котором закалялись мои мечи, и… не важно. Можешь считать, что моё оружие — это плата за некоторые… услуги.

Тут Пятипалого с опозданием, но осенило. Кайель держала смертоносные клинки, буквально пропитанные магией и, возможно, способные всерьёз угрожать даже плотным телам риллу, довольно уверенно. Но не как воин, а именно что как танцовщица.

"Уму непостижимо! Это как же она должна была ублажить высшего мага, чтобы тот заплатил ей ТАКОЙ монетой?!"

Немного подумав, Пятипалый задал себе другой вопрос:

"Какой маг, пусть трижды высший, способен раздавать ТАКИЕ подарки?!"

— Ладно, — сказала Кайель, довольно ловко убирая мечи обратно в ножны. Впрочем, её связи с оружием это почти не помешало, теперь Пятипалый ощущал это очень точно. Ножны сильно приглушали эманацию Источников, воплощённых в частично материальную форму, но полностью скрыть их сущность от опытного мага, знающего, на что обращать внимание, не могли.

Это поначалу Пятипалому казалось, что аура Кайель полна энергии. Теперь-то он убедился, что энергия эта по большей части является заимствованной. Оставался открытым вопрос, каков потенциал самой Кайель, но патрульный склонен был думать, что потенциал этот невелик. Если, конечно, она именно так молода, как утверждает и выглядит…

— Ладно, — повторила она. — Позови-ка сюда для разговора того из твоих коллег, который расследовал смерть Железного Когтя.

— А почему тебя интересует это убийство?

Кайель смерила Пятипалого таким взглядом, что даже самому толстокожему существу стало бы ясно: последний вопрос был лишним.

И что ответа не будет.

— Знакомьтесь: Дебрик Полглаза, человек, старший маг Попутного патруля. Маг Кайель, из людей, родом с Тагона.

— Очень приятно, — пробасил Дебрик, глядя на Кайель, вопреки прозвищу, в оба глаза. Ну да, подумал Пятипалый не без иронии, ведь эта Отрава очень сладка и на вид приятна. А наш Дебрик — известный мастер по женской части.

— Взаимно, — сказала Кайель. — Ты уже знаешь, что меня интересует?

— Да, знаю. На то и талисманы мыслесвязи, — Дебрик демонстративно подёргал себя за левое ухо, серьга в котором как раз являлась упомянутым талисманом. — Но у нас в патруле, знаешь ли, за так информацию не выдают. Сечёшь, к чему клоню?

— Секу. — Глаза Кайель сузились то ли насмешливо, то ли предупреждающе. — Надо полагать, что цену ты уже прикинул и торговаться не намерен?

— Почему же? Торг всегда уместен. За информацию принято платить информацией, но можно также заплатить товаром или услугой.

— Я из твоей информации ещё слова не слыхала. Не рано ли набивать цену?

— А разве я набиваю? Я просто даю, что называется, панораму…

Как заметил Пятипалый, собеседница Дебрика, ещё недавно говорившая с некоторым усилием, теперь болтала почти свободно, а жутковатый акцент смягчился в несколько раз.

"Может, её главная сила — мечи", — послал он сообщение для Полглаза. "Но голова у этой ведьмы-танцовщицы тоже не пуста. Будь внимательнее".

"Не учи папу детей строгать!" — отмахнулся Дебрик.

— Для начала, чтобы лишних слов не говорить: что тебе уже известно?

— Мне, — сказала Кайель, — известно, что полудемон Железный Коготь, выполняя работу курьера, был перехвачен в мире Куттах, в Лесу Шпилей, и убит. В результате исчез некий предмет, который он защищал. И ещё исчезло оружие полудемона. Пожиже моих мечей, но достаточно приметное: рунный двуручник с чернёным лезвием.

— Верно, приметное, — покивал Дебрик. — Имя — Тен'галж, Побратим. Возраст — более пятисот зим. Выкован и зачарован одним из мастеров Ордена Элуйдиз для некоего офицера Чёрного легиона. Во время неудачной карательной вылазки на территорию Нижних Миров достался демонам в качестве трофея. И неоднократно переходил из рук в руки. А потом адский князь Хос-Кэббод за некие заслуги вручил двуручник Железному Когтю, и полудемон владел им почти полвека.

— История интересная, — сказала Кайель, — но слишком уж давняя. Или Хос-Кэббод знает нечто о последней миссии Железного Когтя?

— Может быть, и знает, — сказал патрульный медленно. — Потому что полудемон шёл от Врат Имайны к Вратам, ведущим на Эл'лэс.

— И что из этого?

— Просто Эл'лэс, если ты не знаешь, — один из Пограничных миров. Причём граничащий именно с инферно Кэббод.

— Так ты утверждаешь, что Железный Коготь нёс нечто, предназначенное для Хос-Кэббода?

— Утверждать не стану. Но шансов за это довольно много.

Кайель медленно кивнула.

"Всем, в ком сильно демоническое начало, в Сущем не рады, но Межсущее для них вообще запретно. Риллу и демоны, древнейший конфликт Пестроты… Стражи Тумана порвали бы Железного Когтя в лоскутья. Он знал это и не пользовался каменными кругами. И двигался медленно. Вот почему Ниррит смогла его перехватить с такой лёгкостью".

— Значит, — сказала она, — Эл'лэс, Куттах, Имайна… а до этого? Откуда вышел полудемон? И что же он всё-таки нёс?

— Нёс он шкатулку из небесного нефрита, запертую на Живой замок. Сканировать магией содержимое, укрытое так качественно, нереально; да Коготь и не дал бы разрешения на что-то большее, чем визуальный осмотр. А сам он насчёт содержимого не откровенничал. "Безопасный предмет", и точка. Впрочем, в оболочке небесного нефрита он мог хоть кровь риллу нести… безопасно. Меня самого гораздо сильнее волнует другой вопрос: кто его убил?

Спрашивая, Дебрик очень внимательно смотрел на Кайель.

— Ты что, меня подозреваешь?

— Я подозреваю всех, кто достаточно силён. Значит, тебя тоже. Но… — патрульный покачал головой. — Дело было крайне странное. Я "читал" место схватки, что называется, по горячим следам, и общался с куттами ближайших Шпилей. Картина такая. Убийца подходит к Когтю в открытую. Потом они разговаривают. Недолго. Потом полудемон использует свой меч и атакует молниями, но убийца не отвечает. Словно чего-то ждёт. Полудемон атакует снова, черпая энергию из меча, но уже собственным заклятием. "Каменный град", довольно мощная штука. Но убийца и тут не отвечает! Не ставит блоков, не пытается отразить заклятье… по крайней мере, силой стихий. Словно "каменный град", для него не опаснее ветерка. Словно он — морок, дух или кто-то в этом же роде. Но ведь Коготь не стал бы атаковать "градом" бесплотного! Снова непонятка…

— А что потом? — спросил Пятипалый, с большим интересом прислушивавшийся к рассказу.

— Полудемон, видимо, успевший испугаться всерьёз, бросил зов о помощи. Это, кстати, ещё одна загадка: откуда он мог знать сигнал бедствия с высшим приоритетом? Между прочим, Кайель, — повернулся Дебрик, — такой сигнал сами кутты подали только тогда, когда ты снесла не то четвёртый, не то пятый Шпиль. До этого они обходились простым сигналом бедствия. В общем, Железный Коготь имел в Куттахе отличное прикрытие. Но и оно не помогло. Убийца понял, что пора закруглять концерт, вызвал из Межсущего толпу каких-то членистоногих, а пока полудемон жарил по ним молниями, зашёл тому в тыл. И нанёс удар. Один-единственный. Начисто снёс Когтю голову. Забрал шкатулку, забрал двуручник, забрал даже поджаренные тушки членистоногих, чтобы не оставлять лишних улик, и свалил в Межсущее. Да так быстро, что кутты, успев всполошиться, так и не успели ни во что вмешаться. То есть на всё про всё — какие-то секунды. Скажу честно: я бы не хотел перейти дорожку этому… умельцу.

— Стиль лаконичный и с о-очень большими странностями, — задумчиво прокомментировал Пятипалый. — Высший маг, если бы у кого-то хватило ресурсов воспользоваться одним из них как обычным наёмником, просто вколотил бы полудемона в землю…

— Да, — согласился Дебрик, — когда высокий маг переходит дорожку высшему, боя не бывает. Какой может быть бой между кошкой и тигром? Разве что высший приходит в гости, а высокий имеет большие резервы Силы. Тогда высшему приходится некоторое время вскрывать щиты и ломать артефакты, прежде чем совершить прямой акт вколачивания. А тут — полное ощущение, что Железному Когтю до последнего старались сохранить жизнь.

— Вам, парни, хочется знать, кто убийца. Но это связано с ответами на мои вопросы. Откуда шёл полудемон? Куда он шёл? Что он нёс и кто был заинтересован в том, чтобы это перехватить?

Патрульные переглянулись.

— В принципе, — сказал Дебрик, — я продолжаю искать ответы. По крайней мере, проследить маршрут Когтя до исходной точки, где он получил ту самую шкатулку, мне вполне по силам. Особенно если я лично отправлюсь в Имайну и далее.

— Понятно. И когда ты узнаешь, какова исходная точка?

— А что ты можешь дать в обмен на эту информацию?

— Мечи не отдам.

— Благослови тебя Ашшан! — изобразил испуг Полглаза. — У меня и за сто лет не наберётся сдачи с такой монеты!

— Тогда чего ты хочешь?

— Знаешь, Кайель, я тобой искренне восхищён…

— Не продолжай. С этой монеты тебе тоже придётся сдавать очень долго.

— Ну вот, опять! — Дебрик возвёл очи горе, потом посмотрел на Пятипалого. — Опять меня понимают превратно. Да ещё договорить не дают. Знаешь, Кайель, — уже в её адрес, — я тобой искренне восхищён. Потому что ты решилась за расследование такого опасного дела, что даже я, старший маг Попутного патруля, всерьёз прикидывал, как бы это тихо замять, не докапываясь до истоков. Мне, конечно, страшно неловко просить о таком столь молодую и столь красивую женщину, но приходится. Кайель, если ты станешь моей попутчицей и при случае прикроешь мне спину, я поделюсь с тобой всем, что сумею выяснить во время путешествия по следу полудемона.

— Договорились. Когда отправляемся?

Полглаза повёл мощными плечами.

— Да хоть сейчас. Хотя я числюсь в отряде Куттаха, а не в свободных магах патруля, я веду расследование и потому могу отлучаться из зоны ответственности, никого не спрашивая. Вот, Пятипалый знает, куда и зачем я направляюсь, и этого достаточно.

— Сейчас, — сказала Кайель, — значит, сейчас. Ты можешь дать мне ориентиры для окрестностей местных Врат со стороны Имайны?

— Что, не хочешь снова входить в Лес Шпилей? — понимающе прищурился Дебрик.

— Не хочу. Так ты дашь ориентиры?

— Бери.

Кайель аккуратно, со школярской тщательностью приоткрыла один из блоков, укрывающих её разум. Полглаза с равной тщательностью спроецировал в открывшуюся щель набор образов и абстрактных символов высокой магии.

— М-м… можно ещё раз? Я не всё поняла…

И не удивительно, подумал Пятипалый иронично. Плоды здоровой паранойи, так сказать. Девица хочет получить координаты, но боится "руки", эти координаты протягивающей.

Правильно, кстати, боится. Велик соблазн, велик! Нас здесь двое магов высокого посвящения, сильных своим знанием локальной магии Куттаха, и каждый опытнее Кайель во много раз. Открыла бы она разум полностью, а я или Дебрик ей тут же ментальной атакой по мозгам, мечи в руки, и — ищи-свищи! Чудесное выходное пособие для патрульного мага! Хозяйку "пособия", конечно, придётся убить, и бывшего коллегу, чтобы не делиться — тоже. Но два трупа за подобные трофеи, можно сказать, вообще не цена.

Другое дело, что я вряд ли стану смотреть, как Дебрик нападает на Кайель, потому что отлично понимаю, к чему это может привести. А Дебрик точно так же следит за мной. Ну и ещё: если атака по каким-то причинам сорвётся, атаковавший долго не проживёт. Конечно, Кайель — обычный начинающий маг, а не высший и даже, наверно, не высокий… но с такими мечами она имела бы шансы даже в драке с высшим магом. Хилые, исчезающе малые, но имела бы!

— А теперь? — спросил Полглаза.

— Кажется, поняла.

— Рад за тебя. И как ты собираешься воспользоваться этими ориентирами?

— Обыкновенно. Смотрите!

Кайель восстановила защиту своего разума и извлекла мечи из ножен. Кончиком правого клинка она очертила в воздухе вытянутый овал. На этом месте тут же возникло отражающее свет поле. Магическое зеркало.

"Ага!"

Мечи полыхнули энергией, точно пара карманных солнц. Сосредоточенно глядя в зеркало и возмещая неуклюжесть грандиозным избытком силы, Кайель пыталась открыть прямой портал в Межсущее, имитируя переход на Шёпот Тумана. Пыталась. И пыталась.

И пыталась…

Спустя несколько минут, когда колоссальным давлением скопившихся Сил стало возможно даже не передвинуть, а попросту обратить в пар гору средних размеров, это ей удалось.

— Ну, — сказала она, напряжённо глядя в невнятно шепчущую мглистую бездну, — идёшь?

…когда Дебрик и Кайель исчезли в Межсущем, Пятипалый горестно усмехнулся.

"Так-то вот и обнаружишь новый, доселе неведомый смысл в поговорке насчёт маленького хитрого гнома с во-о-от такенной дубиной!"

4

Имайна встретила их тёплым золотом солнечных лучей, льющимся с зелёного неба. Ароматный ветерок гонял по чуть синеватому лугу пологие неторопливые волны, и во всём ощущалась какая-то особенная лёгкость. Такая, словно воздух здесь был слаще обычного (даже, возможно, слишком сладок), а земля не так жадно стремилась притянуть к себе живущих на её поверхности.

Как быстро убедилась Кайель, полученные от Полглаза образы соответствовали действительности с идеальной точностью. По левую руку выгибалась дугой ажурная решётка Врат Миров, через "мохнатую воронку" которых можно было вернуться в Куттах, в Лес Шпилей. Рядом с Вратами высился комплекс гостиничных зданий — этакий сухопутный риф с узкими дырками окон. А уже от гостиницы, без лишней фантазии называемой "Привратная", убегала через луг по заросшей травой горной долине дорога, вымощенная тёмно-зелёным камнем.

— Куда теперь?

— Туда, — махнул рукой в сторону жилья Дебрик. — Там меня могут ждать кое-какие сообщения, связанные с моим… то есть уже нашим расследованием.

Едва зайдя в "Привратную" следом за патрульным, Кайель вспомнила другую гостиницу. Как там она звалась?.. а! "Затон". Место, куда она нечаянно привела Эйрас после скоротечной разборки с алинкабом и спешной эвакуации из родного мира. Роскошное заведение для богатых.

— Не понимаю…

— Что? — живо обернулся на тихое бормотание Полглаза. — Чего ты не понимаешь?

— Да я о своём. Не обращай внимания. Лучше спроси насчёт сообщений.

Патрульный спросил. Сообщение было.

— Ха! Дивные дела творятся в Пестроте! — Знакомясь с содержанием запечатанного конверта, объявил он, чему-то сильно развеселясь. — Я и не знал, что в Имайне можно встретить настолько непуганых идиотов!

— Если хочешь, чтобы и я посмеялась…

— Ни слова более! Читай сама! — сказал Дебрик, передавая ей первый лист письма.

Письменный Торговый-прим "тройки" Кайель понимала гораздо лучше, чем устный, и быстро вникла в суть дела. После чего криво ухмыльнулась.

Маг из отряда Имайны, наводивший справки о приметном полудемоне по просьбе коллеги из отряда Куттаха, обладал стилем письма, с одной стороны, формальным, но с другой — саркастичным и изобретательно едким. В его исполнении письмо, которое, выведя за скобки примерно каждое четвёртое предложение и каждое третье определение, можно было превратить в сухой официальный отчёт, читалось, как история из сборника анекдотов.

…в Пестроте есть весьма серьёзные организации, ставящие своей целью борьбу с демонами. Например, те же мастера Ордена Элуйдиз и воины Чёрного легиона. Но есть и организации аналогичной направленности, которые серьёзными не назовёшь. Как правило, организации эти по мере удаления от Нижних Миров всё больше и больше напоминают ряженых придурков…

Но это так, краткая справка для затравки.

Жил-был в Имайне некий благородный воин, очень сильно не любивший демонов. А какой честный и, главное, благородный воин любит эту мразь?.. О, вы удивительно догадливы! У воина были единомышленники, спаянные с ним этой нелюбовью в Армию. (Именно так они себя и называли, непременно с большой буквы: Армия… если же их спрашивали, чья или кого именно, отвечали: Армия Генерала Лёро или Армия Охотников На Демонов; как нетрудно догадаться, Лёро было имя благородного воина, их лидера).

Большей частью Армия вела себя достаточно мирно. Нельзя ведь, в самом деле, состоять в Армии Охотников На Демонов и при этом вести себя подобно презренным демонам. Так что члены Армии, как правило, проводили время в тренировках, совместном распевании боевых гимнов и совместном же распитии благородных напитков… ну, или, если кошелёк показывает дно, простого пива. Иногда они даже приносили окружающим ощутимую пользу. Последним успешным делом Армии стала поимка и казнь всех членов разбойничьей шайки Головастого, которую также ловили, но не успели выловить патрульные. Наверно, разбойники сильно удивлялись перед смертью, за что им такая благородная казнь: пронзание сердца серебряным оружием с одновременным отсечением головы. А может, разбойникам объяснили, что бойцы Армии стремятся не только прервать их недостойные жизни, но и уничтожить овладевших ими Демонов Тёмных Помыслов…

Но это тоже ещё не сама песня, а только припев.

Когда ушей Генерала Лёро достигла весть о приближении не каких-то там разбойников, а самого настоящего полудемона, его благородная кровь просто вскипела. И спешно созвал он всю свою Армию, и поведал ей о приближении полудемона, и кровь его бойцов, хоть и не столь благородная, вскипела тоже. И вышли они все вместе на дорогу, и неподалёку от Врат, ведущих из Имайны на Куттах, встретились они: Армия Охотников На Демонов и Железный Коготь. Поскольку наиболее состоятельные члены Армии, включая самого Лёро, имели неплохие защитные амулеты, а некоторые, опять-таки включая Лёро, знали некоторые боевые заклятья попроще, битва с полудемоном, достойная войти в анналы, длилась не менее четырёх с четвертью минут. Или даже четырёх с половиной. Если мастеру меча, магу высоких посвящений, вооружённому мощным артефактом, противостоит более полусотни опытных бойцов, вовсе не считающих, что презренному полудемону нельзя нанести удар в спину… в общем, Железному Когтю потребовалось некоторое время на то, чтобы частично посечь, а частично смести молниями наиболее упёртых "армейцев".

Догонять убегающих и добивать их полудемон побрезговал.

"…а теперь без шуток. Да, Лёро был не слишком умён; однако даже он без труда мог вспомнить, что движущиеся по дорогам Имайны транзитом находятся под защитой Попутного патруля. Решиться на ссору с патрульными он мог, либо внезапно растеряв остатки ума, либо под воздействием неких дополнительных стимулов. Также было бы неплохо узнать, кто именно сообщил Лёро о маршруте полудемона. В отличие от Железного Когтя, я не поленился догнать бежавших с поля, на котором была разбита Армия. (Один добежал аж до Плато Сьель, но не в том суть).

По итогам расспросов рисуется такая картина. За два дня до эпической битвы бобра с козлом, то бишь Армии с Когтем, в ставку Генерала прибыл скверно выглядящий субъект. Приметы: человек, Изменённый с обретением внешних черт рептилии, а именно утратой волосяного покрова и заменой кожи на чешую; радужка цвета красного золота, с овальным зрачком; рост около 185 см, вес около 60 — 65 кг. Особые приметы: маг школы Разума и Воли, способный к модификации чужих мыслей. Скверный вид этот Изменённый, назвавшийся Сехоро, имел из-за свежих ожогов на левой стороне тела и недавней, нанесённой острым предметом раны, лишившей его правого глаза. Ожоги, между прочим, имели вид не термический и не химический, а походили на множественные мелкие язвы, словно в Сехоро попали "хвосты" мощного электрического разряда.

Выводы из сказанного выше ты можешь сделать сам.

И ещё. По путаным показаниям двух бывших армейцев, Лёро, атакуя Когтя, орал нечто странное. То ли "отдай владыке око", то ли "владыке не получить ока" — в общем, что-то про некий орган зрения и некоего представителя власти. Звучит бредово, но может играть какую-то роль во всей этой истории".

Перевернув последний лист, Кайель обнаружила на обороте приписку немного иным почерком, словно писавший царапал "вечным стилом" не за письменным столом, а в менее удобных полевых условиях. Скажем, на собственном колене.

"Сехоро появился в Имайне, выйдя из Межсущего в каменном круге на Плато Келайш. Куда он исчез, я выяснить не сумел, уж извини.

Железный Коготь попал в Имайну, воспользовавшись Вратами Чесс-Т-хиуф.

В общем, Полглаза, с тебя — три бочонка пива и пара удивительных историй".

— Что это за Чесс-Т-хиуф? — поинтересовалась Кайель, отдавая лист.

— О! Это мир, где в ходу Торговый-прим два, а люди появляются не чаще раза в год. Такого ты наверняка раньше не видела… да и я не видел. Как-то не возникало надобности посещать миры второй линейки маршрутов.

— Ну, теперь возникла.

— Это уж точно… — без энтузиазма согласился Дебрик.

Сходство увиденной при знакомстве Имайны с Аг-Лиакком было обманчиво.

Даже Куттах, жутковатый и не слишком приветливый мир, в котором землю освещало не солнце, а "верхнее" небо, раскаляемое потоками природной магии; Куттах, где отсчёт лет заменял отсчёт Потемнений, а отсчёт дней, по крайней мере, у человеческих племён, — время от трапезы до трапезы, величина сильно переменная… даже он был более схож с Аг-Лиакком и Тагоном, чем Имайна. Во всяком случае, Куттах являлся планетой: каменным шаром, в раскалённых недрах которого чутко спал подземный огонь, а над "верхним" небом которого простиралась неохватная пустота с искорками далёких звёзд — светил иных планет того же Лепестка.

Имайна планетой не была.

И то, что светило на неё с зеленоватого неба, не было солнцем.

Хотя видимый глазами золотистый шар, что днём ярко светил и умеренно грел, а ночью светил тускло и греть почти переставал, был очень похож на обычное небесное тело, этот шар называли Сердцем Имайны. А имя это было не только именем мира, но также именем властительной риллу этого мира. Дебрик понятия не имел, в буквальном ли смысле соответствует истине название светила, и не стремился это выяснить. Негоже смертным лезть в дела риллу, ибо для них это редко заканчивается добром.

Что касается непланеты, над которой билось в ритме дня и ночи Сердце Имайны, то была она плоской, точно мысль идиота, и делилась — грубо — на три слоя. Верхний, где жили люди и ещё с десяток похожих на них видов разумных, составляли вершины Плато, наиболее крупные из которых не уступали площадью маленьким материкам. Сообщение между разными Плато осуществлялось посредством Воздушных Мостов, а где расстояние не позволяло навести Мосты — разнообразных летательных аппаратов или просто личных левитационных амулетов. Маги стихии воздуха, особенно Связующие, ценились в Верхней Имайне, как мало где ещё. Но и конкурировали, конечно, более чем жёстко.

Резко уходящие вниз края Плато скрывались в плотном, не имеющем разрывов облачном слое. И далеко внизу, под нижними облаками, где влажность была близка к абсолютной, где даль растворялась за постоянными туманами, каменные стены снова резко меняли направление, образуя новые Плато. Воздух там становился так плотен, что человек без магической защиты не мог дышать даже нескольких минут: лёгкие, привыкшие к несравненно более разрежённому воздуху, попросту сгорали. Там, в Средней Имайне, было царство разумных земноводных. Точнее говоря, кожедышащих, наиболее многочисленным и сильным видом которых являлись лаххосш. С точки зрения людей Верхней Имайны — "белопузые жабоглоты" или просто "жабы".

— Как ты, возможно, догадываешься, — говорил Полглаза, пока Кайель мчала их обоих при помощи магии мечей в направлении Плато Зног, — лаххосш отзываются о людях и других верховиках ещё менее лестно. Хотя бы потому, что их трупы, обломки их летательных аппаратов и прочий мусор нередко падают на головы лаххосш, а такое мало кому понравится.

— Да уж. А Врата Чесс-Т-хиуф находятся в Средней Имайне?

— Верно. Чтобы пройти через них в собственно Чесс-Т-хиуф, придётся спускаться в гости к кожедышащим. И за Вратами, чтобы выяснить, откуда пришёл Коготь, общаться с ними же.

— Ничего. Спустимся и пообщаемся, — спокойно пообещала Кайель. — Кстати, а на что похожа Нижняя Имайна?

— На глубоководье. Это уже по-настоящему чуждый нам слой. Если там вообще говорят вслух, то пользуются, помимо собственных наречий, Торговыми языками первой линейки. Выговорить самоназвания обитателей Нижней Имайны человек не способен, да и нужды в том не возникает. Мы и они слишком разные. И артефакты, которые порой попадают оттуда на поверхность, пройдя через перепончатые лапы кожедышащих, таят не меньше загадок, чем мысли высших магов.

— Значит, торговля между разными слоями всё-таки идёт?

— Конечно! Если Куттах по классификации патруля считается транзитным миром низшей, третьей категории, то Имайна — едва ли не единственное место, где есть Врата сразу трёх линеек, — транзитный мир первой категории. Важнейший перекрёсток и перевалочный пункт, где можно, если подождать достаточно долго, встретить выходцев из полудюжины разных Лепестков.

— Первая категория — высшая, или есть и выше?

— Выше кое-что есть, но назвать это мирами уже невозможно. Например, Межсущее — это, в некотором смысле, транзитная реальность наивысшей категории. Почти такой же, как Дорога Сна.

— Ясно. А можно выйти из Межсущего прямиком в Нижнюю Имайну?

— Понятия не имею. Во-первых, я не знаю тамошних ориентиров… и не знаком ни с кем, кто бы их знал. Во-вторых, для того, чтобы там выжить, не хватит ни моей магии, ни возможностей Текучей Брони, ни даже их совокупности. А в-третьих, — зачем?

Кайель помолчала, переваривая ответ.

— Так, — сказала она. — Значит, Имайна — плоская? Но на что опирается Нижняя Имайна? Где у всего этого нагромождения дно?

— По некоторым непроверенным и, пожалуй, непроверяемым сведениям, — сообщил Дебрик, — Нижняя Имайна покоится на Спине властительной риллу Имайны.

— Угу. Вот так, да? Но если её Спина лежит где-то глубоко под нами, почему её Сердце плавает в небе?

Полглаза философски пожал мощными плечами.

— Риллу, — ответил он.

Плато Зног находилось ближе всего к той местности в Средней Имайне, где располагались Врата Чесс-Т-хиуф. В своё время полудемон поднялся на это Плато и пересёк его, направляясь к Вратам Куттаха. При всей своей нечеловеческой выносливости Железный Коготь предпочитал перемещаться слоем выше царства лаххосш, раз уж путь в итоге всё равно привёл бы его наверх. Дебрик посоветовал перед спуском к Вратам Чесс-Т-хиуф отдохнуть "в человеческих условиях", и Кайель нашла, что совет этот разумен. Ведь в мире за Вратами отдохнуть "в человеческих условиях" вряд ли удастся — и остаётся открытым вопрос, не приведёт ли их продвижение по оставленным полудемоном следам в ещё более неприветливые места, чем Чесс-Т-хиуф…

Гостиница, где они в итоге остановились, не отличалась роскошествами "Привратной" или "Затона". Она была ЕЩЁ роскошнее. Но вопрос оплаты решился довольно просто и безболезненно.

— Вы принимаете только наличные? — спросила Кайель.

— Отнюдь нет! — вежливо оскорбился администратор. Хотя он видел, что к нему обращаются маги, ибо сам был слабеньким магом, скорее даже колдуном, но очень простая дорожная одежда Кайель не кричала о богатстве. Что же до стоящего рядом с ней мужчины, то на нём была Текучая Броня. А маг из патрульных мог поселиться в любой гостинице, всего лишь назвав своё имя и зону ответственности; траты оплачивал Попутный патруль. — Вы можете предъявить к оплате различные материальные ценности, векселя, кредитные письма…

— А связанную магическую энергию вы к оплате принимаете?

— Да. Но, — тонко улыбнулся администратор, — энергии должно быть по-настоящему много.

Полглаза тихо хихикнул. Кайель кивнула с очень серьёзным видом.

И достала радужные мечи.

— Куда вставить? — спросила она.

Связанной стихийной Силы в накопители гостиницы было влито столько, что эти самые накопители (весьма ёмкие) едва не переполнились. Что обеспечило паре странствующих магов нечто вроде неограниченного кредита и почтительную предупредительность персонала.

Для проживания им предоставили обычно пустующие апартаменты на самом верху центральной башни гостиницы. Впрочем, если учесть, что в этих самых апартаментах без особого труда и стеснения мог разместиться какой-нибудь путешествующий император со свитой, прислугой и охраной, Дебрику и Кайель в них не показалось тесно. Девять немаленьких комнат плюс три подсобных помещения (кухня, столовая и стаз-камера — она же реанимационная, она же "обитель снов"), три туалета в наилучшем энгастийском стиле, с водяным смывом, две ванных комнаты, два бассейна — большой и малый, причал для летучих кораблей… роскошно, что и говорить! Фактически, решила Кайель, этот "императорский люкс" не сильно уступает постоянной королевской резиденции, что в Энгасти. Места здесь, конечно, поменьше, а общий стиль излишне помпезен, но в общем и целом сравнение люкс выдерживает.

"Если бы пожить здесь с Айсе… или просто показать ему всё это…"

Укол привычной уже боли она столь же привычно парировала, теснее сливаясь с "маской" Кайель Отравы. Бывшая храмовая танцовщица, обладательница уникальных мечей и смутного прошлого, искренне предпочитающая жить настоящим моментом, попросту не могла тосковать о ком бы то ни было, будучи существом самодостаточным.

А то, что некое тёмное пятно в её недавнем прошлом мешало Кайель превратиться в этакую эгоистичную и беззаботную однодневку… ну так что же в этом удивительного? У кого из более-менее могущественных магов не найдётся тёмных пятен в биографии?

Если такое пятно только одно — это уже странность и большая редкость…

Выбрав, в какой из спален ей предстоит отдыхать следующей ночью, Кайель отправилась на причал для летучих кораблей. К апартаментам, кстати, прилагался один такой, отдалённо напоминающий помесь коробчатого летучего змея, лодки-каноэ и походной палатки. Весило это обманчиво хрупкое чудо артефакторики, при общей длине в пятнадцать шагов, всего-то килограммов четыреста и могло развивать впечатляющую скорость. Если не пожалеть энергии, то до одной третьей скорости звука. Для десятиместного аппарата, пилот которого даже не обязан был быть полноценным магом — более чем неплохо.

— Раньше ты видала такую технику?

— Нет, — безмятежно ответила Кайель на вопрос тихо подошедшего Дебрика. И не солгала: летучие гондолы Энгасти, существующие исключительно благодаря схемотехнике, отставали от этого летучего корабля не меньше, чем парусник — от военного рейдера. (Не такая уж натянутая аналогия: в конце концов, парусник использует при движении внешнюю энергию ветра, а схемы гондол эксплуатируют связь с Источником Силы Энгасти).

— И как впечатления?

Кайель окинула взглядом зелёные, почти безоблачные небеса Верхней Имайны, в которых в настоящий момент плыли куда-то по своим делам три крупных летучих корабля и скользили в воздушных потоках несколько воздушных судов помельче. А потом ответила:

— Красиво.

— И только-то?

— Этого вполне достаточно, поверь мне. Кстати, ты уже выбрал себе спальню?

— Да. А ты?

— И я тоже. Ту, которая в синих и серебряных тонах.

— Хороший вкус.

Кайель посмотрела на незаметно подбиравшегося всё ближе мага. И этот взгляд моментально остановил его поползновения.

— Что, всё так плохо? — хмыкнул он.

— Давай сразу расставим акценты. Мы в данный момент — компаньоны. А у меня есть правило, которое, как выяснилось, лучше не нарушать…

— И это?

— С компаньонами, деловыми партнёрами, клиентами и существами из схожих категорий — никаких слишком личных контактов.

— Строго. Надо полагать, это правило появилось не на пустом месте?

— Нет. Не на пустом, — отрывисто откликнулась Кайель, поворачиваясь лицом к небу, а беззащитной спиной — к Дебрику.

Маг моргнул.

"Если бы она просто тряслась за свои чудо-клинки… но тогда выходит, что…"

— Прости меня.

— Не за что.

— Есть. Я заставил тебя вспомнить о том, чего ты вспоминать не хотела. За такое принято просить прощения. Так уж меня мама воспитала.

В тоне ответа проскользнула улыбка:

— Ну, если это единственная причина для извинений — прощаю.

"Вот бесовка! А ведь прав был Эрргха Пятипалый, проницательный клыкастый хрен. Голова у Кайель действительно, хм, не пуста… воистину: настоящая ведьма!"

Девушка снова повернулась к нему лицом.

— А хочешь, я для тебя станцую?

Дебрик моргнул. "Это вроде ответных извинений? Плата за отказ?"

— Хочу!

5

…В сине-серебряной спальне места было более чем достаточно. Маг пристроился в одном из кресел, а между окном и балдахином, под которым пряталась громада кровати, плясала Кайель. Она не переоделась, не сняла ножен с мечами, вообще никак не подготовилась, если не считать секунды в полной неподвижности…

И всё это быстро утратило какое-либо значение.

Танец без музыки. Беззвучный, как глубокий сон, рваный, как лохмотья нищего, исполненный чувств, проникнуть в которые Полглаза хотел, но к которым получалось лишь прикоснуться. Ни чёткого ритма, ни привычных па. Ни, коли на то пошло, повиновения законам природы. Кайель то плавала вверх ногами, ухитряясь левитировать без использования традиционных заклятий, то металась из угла в угол пойманной птицей, то медлительно и лениво колыхалась в незримых потоках, будто какая-нибудь водоросль — или утопленница.

Понемногу из этого хаоса всё-таки выглянул определённый ритм. А Дебрик вспомнил давно, как ему самому казалось, и прочно забытые строчки:

За пеленою пелена.

Куда иду я — кто ответит?

И где на том иль этом свете

Непонимания стена?

Полёт под неба куполами…

А выше неба как взлететь?

Куда стремиться? Как хотеть?

Какими жертвовать делами?

Не убоюсь и смерти я:

Смерть — часть иного бытия.

Пускай портал — петля иль плаха,

Перешагну его без страха.

Но снова на пути туман.

Везде обман, обман, обман…

Кайель замерла.

— Всё, — сказала она хрипло. — Дальше не могу. Извини.

— Не за что, — медленно ответил маг. И так же медленно встал. Прежде, чем уйти в свою собственную спальню, он ненадолго задержался на пороге, обернулся и повторил:

— Не за что. Совершенно.

За Вратами почти ничего не изменилось. Тяжёлые сумерки. Тяжёлый воздух, почти такой же плотный, как вода. Тяжёлые испарения над хлябями, единственной относительно (очень относительно) сухой поверхностью среди которых было полотно дороги.

От в прямом смысле давящих местных условий Кайель спасалась, сидя в небольшой летучей сфере, созданной при помощи комбинации базовых заклинательных форм из тех, что были вложены в радужные мечи. Дебрик же обходился, судя по всему, вообще без заклятий, за счёт одной только наглухо замкнувшейся Текучей Брони.

"А эта Броня, оказывается, ещё более полезная штука, чем я думала раньше. Такое ощущение, что в ней запрятан некий очень нетипичный Источник Силы. Нетипичный, потому что не обнаруживается при поверхностном сканировании; более того: собственная аура Дебрика тоже приглушается в десятки раз. Или Броню постоянно подпитывает что-то извне? Надо как-нибудь исхитриться и изучить её вплотную…

Жаль, что не столько маг, сколько танцовщица Кайель не может вот так взять и попросить об этом. Печальное, но неизбежное несоответствие рельефу "маски"…"

— Куда теперь?

Сама по себе защитная сфера не глушила звуки. Но вот густой местный воздух пополам с водой поглощал их, словно вата. Ответ Дебрика прозвучал так же тихо, чуждо и искажённо, как, должно быть, для него прозвучал вопрос Кайель:

— Я послал запрос через талисман мыслесвязи патрульным этой зоны. Подождём.

"А как бы я стала действовать в одиночку?

О, тут, что называется, возможны варианты. Не оставляют сомнений, однако, два вывода. Во-первых, без спутника из патрульных я бы не оказалась беспомощна. Во-вторых, связи и полномочия Дебрика уже были весьма полезны и наверняка окажутся полезны в будущем".

Раз созданная, летучая защитная сфера не требовала со стороны Кайель для своего поддержания ни Силы, ни даже внимания. Одним из преимуществ радужных мечей было то, что исполнение автономных заклятий можно было "подвесить" на них, как на полноценные стационарные Источники Силы. Причём, если абсолютное большинство магических артефактов содержало только набор заранее заданных заклятий, порой работающих совместно, но, как бы то ни было, набор конечный, то рекомбинация базовых форм позволяла придавать паре радужных мечей почти бесконечное количество свободно сочетаемых свойств.

"Получается", — сделала она неожиданный вывод, — "Что мечи отличаются от меня самой только большей, поистине неисчерпаемой энергетикой и отсутствием независимого мышления. Мне приходится "думать" за них, им — подкреплять Силой мою магию. Симбиоз!"

Ждать появления патрульных зоны Чесс-Т-хиуф пришлось не меньше получаса. И когда кожедышащие появились, Кайель пришла к выводу, что проверить, справедливо ли уничижительное звание "белопузых жабоглотов", затруднительно. Оба лаххосш были, подобно Дебрику, затянуты в Текучую Броню, и цвет их кожных покровов оставался тайной. Кроме того, не похоже было, что патрульные со второй линейки готовы начать глотать жаб на глазах у гостей.

Полглаза издал последовательность шипящих бульканий на Торговом-прим два. Горло человека было не способно с должной точностью воспроизводить столь причудливые звуки, в которых Кайель с изрядным трудом опознала формулу приветствия (что-то про гладкую кожу и обильную влагу). В ответ один из лаххосш прогудел на хорошем, но глуховатом Торговом-прим три:

— И вам желаю ясного взгляда и чистого неба. Я ценю ваши усилия, коллега, но не надо пытаться говорить на уместном языке. Лучше будем общаться с помощью того языка, который мы все знаем достаточно глубоко.

"Вряд ли их речевой аппарат подходит для нашей речи больше, чем наши губы и горло — для их языка. Похоже, что в Текучую Броню встроено устройство для воспроизведения соответствующих звуков. Нет, надо, обязательно надо изучить этот шедевр магического искусства!

Да и лучшее знание иных Торговых языков, хотя бы Торгового-прим два, в перспективе лишним совсем не будет…"

После представления (Полглаза и Отрава — Головопят и Схимник, будем знакомы) Дебрик принялся излагать лаххосш суть проблемы, которая привела его и Кайель в Чесс-Т-хиуф. А та, уже не в первый раз слышавшая всё это, следила за диалогом только той частью сознания, которая служила "маской". Той же частью, которая лежала глубже, она исследовала весьма интересный аппарат, при помощи которого местные патрульные, собственно говоря, и добрались до Врат Имайны. Чем-то он походил на воздушные корабли, плававшие в небе Верхней Имайны. В первую очередь — хитроумным сочетанием механических элементов и взаимодействующих с ними, упрятанных в глубине корпуса магических артефактов. Но форма его была совсем иной: как у громадного наконечника стрелы, наполовину трансмутированного в рыбу и застывшего в некой промежуточной форме, уже не мёртвой, но ещё и не вполне живой.

Во взаимодействии узлов и энергетических потоков, служащих этому аппарату двигателем, разобраться было достаточно просто: втягивание материи из окружающей среды, происходящее в передней части, затем, в собственно двигателе, насыщение избыточной энергией, а затем выбрасывание материи со стороны, так сказать, кормы. Но вот общее сочетание формы аппарата, явно улучшавшейся веками до идеальной, как мог бы сказать Головопят, уместности; разные мелкие и не очень хитрости, позволяющие повысить эффективность использования энергии, свести до минимума сопротивление, довести скорость и функциональность до предела — всё это вместе заслуживало самого пристального внимания.

Даже навскидку можно было определить, что аппарат, может быть, и не опередит защитную сферу с сидящей в ней Кайель, если та при помощи мечей разгонит её как следует. Но в том, что тупое продавливание защитной сферы сквозь густой воздух Чесс-Т-хиуф во много раз грубее, чем изящное скольжение сквозь него же аппарата патрульных, усомниться было невозможно. Разница разительная — как между мощными, но беспорядочными взмахами дубины и выверенными до блеска выпадами опытного фехтовальщика. С немалым удивлением Кайель призналась себе в том, что воссоздать этот удивительный аппарат ей было бы не легче, чем повторить трансмутацию ещё одной пары мечей. Хотя, казалось бы, куда этой "повозке" до её уникального оружия!

"Интересную, должно быть, цивилизацию создали эти лаххосш…"

— …о времени, необходимом для сбора нужной информации. Думаю, это не будет очень сложно, — говорил тем временем Головопят, старший в паре местных патрульных. — Если бы требовалось только установить, через какие именно Врата полудемон вошёл в зону нашей ответственности, я, использовав талисман мыслесвязи, дал бы вам ответ, самое большее, через полчаса…

— Так быстро? — удивился Полглаза.

— Иметь хорошо поставленную службу информации для нас — дело не только чести, но и максимальной эффективности. А если полудемон вошёл в наш мир через Врата Думметьюна, что представляется мне наиболее вероятным, получить подтверждение — дело минут.

— Тогда зачем вы просите нас подождать подольше?

— Для сопоставления всех фактов, в том числе тех, которых нет в прямой юрисдикции патрульных Чесс-Т-хиуф.

— Можно поступить немного иначе, — решилась вмешаться Кайель. — Лично я доверяю вашим словам, уважаемый Головопят, и прошу вас выяснить, через какие именно Врата пришёл Железный Коготь, как можно быстрее. А после этого доставить меня и Полглаза к этим Вратам, опять-таки с наибольшей возможной скоростью.

Схимник сделал странный жест обеими перепончатыми ладонями:

— Вы отказываетесь от полного и тщательного расследования?

— Ни в коей мере! — живо возразила она. — При этом я также не хочу создать у вас впечатление, что мы торопимся… покинуть ваш мир, ощущая его чуждость нашей природе. Но нам известно уже о двух попытках перехватить полудемона в дороге, и обе совершены в мирах третьей линейки. Тот Изменённый, о котором мы узнали в Верхней Имайне, этот маг-полуящер, вероятно, пострадавший в ещё одной, более ранней попытке перехвата, не похож на существо, способное участвовать в нападении в условиях, нормальных для второй линейки. Говоря точнее, предполагаемое неудачное нападение на Железного Когтя, и без того едва не ставшее для него фатальным, в Чесс-Т-хиуф окончилось бы его гибелью наверняка.

Лаххосш старательно изобразил человеческий кивок.

— Я признаю в ваших словах определённую логику и принимаю ваш план. А информацию, которую мы всё равно будем собирать в рабочем порядке и которая, надеюсь, будет вам полезна, мы можем без особого труда переправить в Думметьюн, вам вдогонку.

— Именно в Думметьюн? — спросил Полглаза. — Вы что, уже сделали запрос?

— Более того, я также получил положительный ответ. Полудемон пришёл оттуда. Так что прошу занять пассажирские места в нашем труболёте.

— С радостью и удовольствием, — сказала Кайель, направляя свою защитную сферу к транспортному средству лаххосш. Понаблюдать за этим аппаратом изнутри, да ещё в движении…

Какой нормальный маг откажется от подобной перспективы?

Думметьюн служил ещё одним транзитным узлом: важнее Куттаха, но далеко не таким значительным, как Имайна. Если последняя являлась одиночным миром за пределами Лепестков, то возвращение в Думметьюн перебрасывало Дебрика и Кайель обратно в тот самый Лепесток, в котором и было начато расследование. Более того, услышав "из уст" Головопята название знакомого мира, Кайель почувствовала себя, как натягивающаяся всё туже струна. На уроках практической космографии им доводилось прокладывать межмировые маршруты с опорой только на Врата, как вынужден был, избегая Межсущего, поступать Железный Коготь. А с учётом этого требования легко было выстроить цепочку: Думметьюн — Зин-Зар — Аг-Лиакк.

"Если полудемон и не вышел из Аг-Лиакка, то точно был в нём транзитом!"

Впрочем, свои соображения насчёт маршрута Железного Когтя Кайель озвучивать не торопилась. А Дебрик и не спрашивал. Он быстро запряг местных патрульных, после чего засел, как паук с лапами на нитях собственной паутины, в гостинице "Колодец".

Вообще окрестности Врат Чесс-Т-хиуф — Думметьюн по обе стороны были достойны особого внимания. Если со стороны лаххосш Врата располагались на вершине одной из самых высоких гор, на высоте, где местные без заклятий попросту задохнулись бы, то с другой стороны всё было ещё интереснее. Из-за какого-то древнего катаклизма в теле планеты разверзлась глубокая и мрачная пропасть; на дне её, подогреваемом подземным пламенем, вода не могла оставаться жидкой и испарялась, поэтому дном озера расщелина так и не стала. А вот давление там уже доходило до величин, вполне сопоставимых с давлением на высокогорье Чесс-Т-хиуф. Так что у прошедшего Вратами, как правило, даже уши не закладывало; но переход из знобкой горной прохлады в перегретые, точно в бане, отдающие серой испарения или обратно в любом случае шокировал.

Со дна расщелины до её края путешественники поднимались по выплавленному в толще камня, загибающемуся широкой спиралью тоннелю. Ближе к поверхности земли тоннель резко и сильно расширялся, превращаясь в колодец диаметром метров пятьдесят, а дорога шла по двойной спирали "нарезки" на его внутренней стороне. И выводила прямиком во двор "Колодца".

Делать (временно) оказалось совершенно нечего, поэтому Кайель попросту уединилась в собственном номере и часами то медитировала, то сидела над предоставленным гостиничной библиотекой словарём Торгового-прим два, а чуть позже — над книгами с информацией о мирах и расах второй линейки. Трижды в сутки — еда, один раз — омовение (совмещённые с медитацией: зачем время напрасно тратить?). Поутру — лёгкая получасовая разминка, ближе к вечеру — серьёзный, напряжённый, как полноценная боевая тренировка, танец часа на два.

В общем, всё почти как в замке Князя Гор, словно никогда и не "хлопала дверью" канувшая в тенях памяти Ниррит. Разве что "маска" поверх "сути" уже совсем другая…

Дебрик, также столкнувшийся с избытком свободного времени, тратил его с куда меньшей целеустремлённостью. Если Кайель что-нибудь понимала, маг устроил небольшое сафари, уловляя в сети своего обаяния наиболее симпатичных постоялиц (надо заметить, не только относившихся к чистому человеческому виду). А большинство их вовсе и не возражало против невинных, в сущности, интимных развлечений с малознакомым патрульным. Путешественники по мирам — существа по большей части свободомыслящие и раскованные. Впрочем, раз Кайель столкнулась с Дебриком в библиотеке; он также регулярно пользовался специальным залом для воинских упражнений и охотно наведывался в большой общий бассейн — где, собственно, и выбирал себе партнёрш на ближайшую ночь.

Однажды он зашёл в номер к Кайель и попал как раз к концу одного из серьёзных вечерних танцев, ничуть не похожих на тот, который видел в Верхней Имайне. Понаблюдал молча. Когда же Кайель, закончив, уже собралась отправляться на ежедневное омовение, неожиданно сказал:

— А ты ведь не просто хорошая танцовщица. И даже не просто маг.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она без единой ноты тревоги в голосе.

— Да так… обычно-то ты хорохоришься, скрытничаешь, и глубины не видно. Но внутри у тебя полно мрака. А в этом мраке — огонь, кровь и пепел.

Прозвучало веско и неожиданно поэтично.

От Дебрика — крупнотелого, физически, как она успела убедиться, очень сильного, смахивающего на не растратившего подростковой игривости битюга — Кайель подобной проницательности не ожидала. Получается, они взаимно удивили друг друга.

Компаньоны. Попутчики. Угу.

— А ты думал, — едко поинтересовалась она, — "хорошая танцовщица", которая "не просто маг", принялась мотаться по мирам из пустой прихоти?

И отправилась в ванную комнату.

Полглаза покинул её номер, качая головой.

"Бедные, бедные кутты. Но им-то досталось, что называется, мимоходом. Почти без злобы. А вот когда она доберётся до самого конца… брр!"

"С возвращением", — мысленно поздравила себя Кайель. Впрочем, весьма абстрактно.

Хотя цепь перемещений полудемона она угадала совершенно точно и теперь они с Дебриком находились в Аг-Лиакке, но заросшие густыми хвойными лесами окрестности Врат Зин-Зара, расположенные примерно в пяти тысячах километров от Энгасти, были ей абсолютно не знакомы и даже в чём-то чужды.

Ну что ж… любой мир, за редкими исключениями, очень велик. И за несколько коротких лет (к тому же, несмотря на все дела и миссии, проведённых большей частью на одном месте) узнать ВЕСЬ мир едва ли возможно.

Но в настоящий момент весь мир её как раз не интересовал. Потому что не так давно Дебрик окончательно подтвердил кое-какие догадки, сведя воедино узнанное в нескольких мирах, и теперь предстояло решиться на очередной шаг к разгадке.

Да. Именно решиться.

Потому что по Зин-Зару и сверх того некоторое время — по Думметьюну Железный Коготь путешествовал не один. У него имелись спутники. Говоря конкретно, два стихийных мага… и тот полуящер-Изменённый, который в Имайне, не иначе как от отчаяния, подбил Генерала Лёро с его Армией на их бесславно окончившийся наскок.

Ранее, в Думметьюне, во время очередного перехода между двумя небольшими городами, спутники атаковали полудемона. Оба стихийных мага этой атаки не пережили, в отличие от полуящера. Но дело-то даже не в этом, а в том, что полуящер Сехоро и в меньшей степени покойные стихийные маги были, что называется, широко известны в узких кругах как приближённые — немного наёмники, немного порученцы, а отчасти и ученики — Хозяина Лесов.

Который, в свою очередь, как отлично знала Кайель, был коллегой Князя Гор по Кругу Бессмертных Аг-Лиакка. Магом высшего посвящения, адептом жизни.

Напрашивался вывод: Железный Коготь нёс шкатулку в качестве курьера по поручению Хозяина Лесов. Кому ещё тот дал бы в сопровождающие своих миньонов? Но даже верных слуг, бывает, перекупают или каким-то иным образом превращают в предателей.

Хотя, конечно, возможны варианты. Например, такая версия. Хозяин Лесов нарочно выбрал одного из самых приметных посланцев, каких можно себе представить, чтобы все, кто был в том заинтересован, знали: шкатулка и предмет, который в ней находится, благополучно отправлены за пределы Аг-Лиакка… А на самом деле шкатулка была пуста, и всё это было лишь ширмой для отправки настоящего курьера с настоящим предметом. Или так: Хозяин Лесов сам приказал полуящеру напасть на Железного Когтя и любой ценой не дать ему достичь цели. В эту версию хорошо вписывается поведение Сехоро: вместо того, чтобы, неудачно предав своего господина, срочно бежать от его гнева в глухой угол какого-нибудь малоизвестного мира в дальнем Лепестке, Изменённый упорствует в создании помех на пути полудемона. В этом случае именно Хозяин Лесов, в открытую пообещавший кому-то нечто-из-шкатулки, сам втайне вовсе не собирался сдерживать обещание. И настоящий предатель — не полуящер, а его господин.

Но изобретать подобные, а также более замысловатые версии можно долго и совершенно бесплодно. Без знания ключевых моментов того, что Ниррит во время работы на Айселита привыкла называть сюжетом, продвинуться в расследовании дальше нечего было и мечтать.

Требовалось обратиться за информацией к самому Хозяину Лесов.

Иначе говоря, с головой нырнуть в мутную воду тайных взаимных интриг и жестоких игрищ высших магов. Воду, которую до этого Дебрик и Кайель всего лишь, выражаясь метафорически, пробовали ножкой. И если в обычной мутной воде можно встретиться всего лишь с топляком, подводным камнем или, на худой конец, голодным крокодилом, то в этих водах водились твари посерьёзнее, чем даже гигантские акулы-убийцы, кракены и левиафаны.

— Знаешь, я, пожалуй, возьму назад свою просьбу.

— Ты о чём?

— Не делай вид, что не понимаешь. Я знал, что в ходе… гм… следствия мне может повстречаться убийца Железного Когтя. И именно на этот случай решил держаться поближе к тебе.

Кайель дёрнула углом рта.

— Скажи лучше — к моим мечам.

— Можно и так сказать. Ведь с ними ты действительно могла бы выступить против полудемона и без особого труда его уничтожить. Значит, ты и его убийца на воображаемых весах уравновешиваете друг друга. А я — так, рядом пробегал.

— Не надо себя принижать. Ведь ты прошёл высокое посвящение в школе Полусвета, да и твой опыт…

— Ай, оставь в покое мой опыт! Он чётко и недвусмысленно говорит мне одно: со своим мечом в руках Железный Коготь был сильнее меня. Даже в Куттахе, магия которого известна мне по долгу службы, как узор на собственных ладонях, — немного, но сильнее. А в играх высших магов Текучая Броня патрульного служит неважной защитой. Не дело для Попутного патруля — призывать к порядку высших. Этим должны заниматься риллу, потому что лишь им хватит на такое могущества. Если этот самый Хозяин Лесов вздумает не пустить меня на порог, я ничего не смогу сделать. Более того: если он решит превратить меня в условно живое удобрение для какой-нибудь из своих любимых сосен или там пихт, другие патрульные не явятся отомстить за меня…

— Ну, я-то не патрульный.

Дебрик даже не усмехнулся.

— При всём моём уважении к тебе и твоим замечательным клинкам, Кайель, ты для высших магов не опасна.

— Пусть так. Я всё равно не отступлю.

"Огонь, кровь и пепел!"

Полглаза открыл было рот, но так ничего и не сказал; вместо этого он мрачно уставился взглядом в пол. Кайель помедлила ещё секунду, встала и, не оборачиваясь, вышла.

6

Он сидел на низкой ветке над дорогой и казался продолжением этой ветки. Зелёная одежда, смуглая не то от рождения, не то от жизни на природе кожа… и до странности неопределённые черты. Если можно вообразить себе человека, похожего разом на всех других людей и ни на кого, то он был именно таков. Неуловим, загадочен, внимателен и в то же время настолько спокоен, что казался едва ли не рассеянным. Подавляющей магической силы в нём заметно не было… зато весь лес вокруг нёс в себе нечто, выходящее за пределы знакомых сил, делающее из просто леса — Лес.

На поясе нож, за спиной арбалет. И то, и другое оружие простым не назовёшь, но в то же время эти игрушки кажутся чем-то вроде трости в руках щёголя… или ладанки с прядью волос любимой женщины… или, возможно, случайно угодившей за подкладку бечёвки: не мешает? ну, пусть так и лежит, может, пригодится когда…

— Приветствую Хозяина Лесов.

Он спрыгнул с ветки так ловко и бесшумно, как это никогда не смог бы сделать даже хищный зверь. А потом, не говоря ни слова, развернулся и пошёл прочь. Кайель, решившая расценить это как приглашение, пошла следом.

Не прошло и нескольких минут, как ей стало страшно. До того, как она увидела сидящего на ветке, она совершенно чётко знала, где именно находится. Могла указать координаты на воображаемой карте Захребетья с точностью до нескольких сотен метров (а если сосредоточиться, то и с большей точностью). Знала расстояние, отделяющее её от последнего населённого пункта, который она миновала — диковатого, полузаброшенного хутора, со двора которого какой-то мужик долго сверлил ей спину тем взглядом, которым провожают сумасшедших и обречённых…

А теперь чёткое знание ушло. И приблизительное знание ушло. И вообще знание, кроме смутного, но стремительно крепнущего ощущения, что никакого Захребетья нет. И Аг-Лиакка нет, и даже Пестроты нет, а всё, что есть — это Лес. И был всегда только Лес, и пребудет он — всегда, везде, и ничего, кроме Леса, никогда не…

"Врёшь! Я — не Лес, и даже не его часть! И мои радужные мечи — не часть Леса! И в Пестроте есть ещё очень много разного, кроме него!"

Кайель остановилась. Долей мгновения позже (или раньше? одновременно?) остановился также Хозяин Лесов. Повернулся к ней, чуть наклоняя голову.

— Скажи, как мне называть тебя, чтобы приветствовать, как должно.

Голос — точь-в-точь как вид лица и общие очертания фигуры. Всё сразу: бас и фальцет, крик и шёпот, звон ручья и жуткий протяжный скрежет наклонившегося дерева, задетого ветром.

Но раз услыхав, уже ни с чем не спутаешь.

— Можешь называть меня Отравой.

— Зачем ты искала меня?

Говоря с Князем Гор, ей иногда удавалось прочитать его подлинные реакции — как смутные тени на высокогорных снегах, как тонкие, почти неслышимые ноты, вплетающиеся в песню ветра. Не слишком уверенно, далеко не всегда, но всё-таки удавалось.

Прикоснуться к мыслям и эмоциям Хозяина Лесов не получалось даже в такой малой степени. И дело заключалось не только в том, что он ушёл от смертных гораздо дальше, чем Князь Гор. Вдобавок она сама, своим собственным решением выстроила меж собой и Хозяином Лесов барьер, чтобы не заблудиться в сумрачной бесконечности, спящей меж древних обомшелых стволов.

Что ж, нельзя иметь всё сразу. Кроме того, непостижимость такого рода обычно обоюдна.

"Надеюсь, я в должной мере не похожа на других людей. Ну, "маска" мстительной танцовщицы, не подведи!"

— Я искала тебя, чтобы получить знание.

— Ко мне порой приходят для Погружения-в-Лес. Но такое посвящение тебе явно не нужно, ты следуешь путями рациональных школ. Какого рода знание интересует тебя?

— Я и старший маг Попутного патруля Дебрик Полглаза расследуем… некоторые обстоятельства, связанные с убийством полудемона по прозвищу Железный Коготь, случившегося в Лесу Шпилей мира Куттах.

— В Лесу Шпилей?

— Это неточное, чисто ассоциативное название. На самом деле тот Лес имеет больше общего с огромным городом, чем с единством свободно растущего, окружающим меня сейчас.

— Продолжай.

Кайель продолжила. Суховатое перечисление фактов (последовательность пройденных полудемоном миров, вероломство Сехоро и двух других магов, исчезновение рунного двуручника и шкатулки) Хозяин Лесов более не прерывал.

— …и теперь надеюсь узнать от тебя: что было в шкатулке? Куда должен был доставить шкатулку полудемон? По чьему приказу Сехоро, Громыхало и Пила напали на Железного Когтя? Кто был заинтересован в том, чтобы полудемон не дошёл до своей цели?

— Это всё, что тебя интересует?

— Нет. Но без ответа на эти и связанные с этими вопросы я не добьюсь своей цели.

— Почему я должен помогать тебе?

— А почему не должен? Я считала, что у тебя есть свой интерес в этом деле. Урагану трудней повалить деревья, сучья которых переплелись, чем одиноко стоящее дерево.

— Не сравнивай себя с деревом. Ты больше похожа на лиану, что не может подняться к свету сама и пользуется чужим стволом.

— Даже от лианы может быть польза.

— И какая же?

— Слабое дерево она задушит, и другим деревьям будет больше места для роста.

Хозяин Лесов захохотал.

— О, ха-ха-ха! Лиана-душительница! Ха-ха-ха! Гроза Бессмертных! Ха-ха!

Кайель медленно достала из ножен радужные клинки.

Темнота пала мгновенно и страшно.

Среди туч, вскипевших, казалось, от горизонта до горизонта, проскочили первые молнии. Спустившийся со своих высот ветер коснулся верхушек деревьев на огромной площади; в радиусе часа пешего пути в любую сторону не осталось ни одной верхушки, которая не качнулась бы хоть немного. За первым, почти ласковым прикосновением последовало второе, пожёстче. Совсем чуть-чуть, и по воздуху полетела бы сорванная листва, а может, и сломанные ветви…

— Довольно, — сказал Хозяин Лесов, давно оборвавший смех и внимательно приглядывающийся то к своей собеседнице, то к её магическому оружию с каким-то непонятным чувством. — Тебе не понравится, если я отвечу на силу силой.

— Тогда оставим и насмешки, и угрозы глупцам. Я не претендую на незаслуженное, но я знаю, чего достойна.

— Честные слова требуют честного ответа. Я не всеведущ, но кое-что объяснить могу…

История отношений риллу и демонов длинна и запутанна. Никто — даже, вполне вероятно, сами риллу — не знают её во всех деталях. Однако есть несколько фактов, относительно которых, при всей давности случившегося, можно быть уверенными: да, было именно так.

Нынешние обитатели Ада — всего лишь более или менее крупные осколки истинно великих сущностей. Такие же, как обитающие кое-где в Пестроте "родственники" риллу, лишённые их сил и знаний в результате древнейшей и величайшей, выходящей за рамки воображения войны. Сейчас властители сущего терпят наличие целого Лепестка Нижних Миров только потому, что их обитатели не представляют для них, риллу, опасности. Все первородные демоны были повержены, а ныне живущие демоны, даже адские князья, мало чем отличаются от обыкновенных высших магов.

Последним и, вероятно, величайшим из первородных демонов был тот, чьё истинное имя распалось вместе с телом и сущностью. В памяти своих многочисленных потомков и ещё более многочисленных противников он остался как Владыка… а на месте его гибели в Пестроте осталась грандиозная, зияющая уже тысячи веков язва, называемая Багровой Бездной. Выдающиеся качества последнего из первородных подтверждает то, что даже риллу не смогли стереть его из реальностей Пестроты окончательно. А может быть, где-то на таинственной, полумифической Изнанке Сна этот поверженный гигант до сих пор существует и стремится вернуться, чтобы сплотить своих выродившихся сородичей для последней решительной атаки?

Многие смертные и почти все демоны верят в это… и то ли неисчерпаемая даже в посмертии энергия Владыки, то ли совокупная вера миллиардов мыслящих существ тому причиной, но иногда путешествующие по Дороге Сна, вернувшись в Пестроту, обнаруживают около себя нерукотворные предметы, сгустки мощнейшей магии. Да-да, именно! Эти предметы — ничто иное, как части Владыки: не только его тела, но и его сущности, его энергии. Как правило, части эти невелики: палец, кусок кости, клык, железа… однажды нашлось почти целое сердце, из-за права обладания которым едва не началось общее наступление Ада на Пестроту.

Кстати, по одной из заслуживающих внимания версий, Эвелл Искусник создал Межсущее в основном для того, чтобы смертные маги поменьше совались на Дорогу Сна и пореже выносили оттуда такие вот опасные гостинцы.

Но речь не об этом.

Одно из обязательных условий, при которых демон может назваться адским князем, — обладание какой-нибудь частью тела Владыки. Причём иметь, к примеру, коготь существенно менее почётно, чем целый палец. Постоянные свары меж князьями едва ли не в половине случаев имеют целью отхватить трофей покрупнее. А демон, которому вручают вместе с кусочком Владыки этакий "ярлык на княжение", становится союзником дарителя.

— Не имеет большого значения, как именно я стал обладателем Ока Владыки. Случилось это более трёх тысяч лет назад, и вряд ли большую часть этого времени хоть кто-то, кроме меня, знал о возвращении Ока в Сущее. Но не так давно эту мою тайну раскрыл Островитянин, большой охотник до чужих секретов, и мне пришлось решать, что делать с Оком, пока этот проныра не сделал коллеге по Кругу Бессмертных гадость. Например, не донёс Деххато, что, мол, Хозяин Лесов хранит у себя Око Владыки и намерен использовать его в неких злокозненных целях. Правда, доносить на меня он стал бы только в самом крайнем случае. Слишком уж лакомый кусок. Думаю, Островитянин предпочёл бы воспользоваться Оком сам — хотя бы как предметом торговли с Адом, если не для очередного рискованного эксперимента по приращению личной Силы. Он сулил мне все мирские сокровища, угрожал, предлагал варианты обмена Ока на артефакты и тайны магии. В общем, не оставлял в покое. И я решил, что если уж Оку не суждено оставаться у меня, то в Нижних Мирах за него дадут лучшую цену. Это в нашем слишком тесном Кругу не принято соблюдать договоры до запятой, если получается схитрить; а вот в Аду, где своих интриг не меньше, шутить шутки с чем-либо, относящимся к Владыке, не принято. К тому же ещё до того, как получить нынешнее прозвище и статус, я знал одного из адских князей…

— Хос-Кэббода?

Хозяин Лесов негромко хмыкнул.

— А ты догадлива. Да. Если коротко, я решил передать Око Хос-Кэббоду. Я даже не ставил определённых условий, чтобы покончить с этой историей как можно быстрее. Просто передал, что хотел бы когда-нибудь, не обязательно в скором времени, получить равноценный дар.

— Долго пришлось бы ждать!

— А что такое — долго?

Кайель подумала, что для существа, способного три тысячи лет владеть Оком и не вспоминать о нём, понятие длительности выглядит совсем иначе, чем для неё.

Три тысячи лет! Да она и сотой доли этого срока ещё не прожила!

— По сути дела, — снова заговорил Хозяин Лесов, — я не преследовал выгоды. Хос-Кэббод не самое скверное существо из мне известных. А для адского князя он почти слишком хорош. Но я не столько желал облагодетельствовать его и заручиться его расположением, сколько стремился отвязаться от Островитянина. Меня мало волнует вся эта подковёрная грызня, я предпочитаю покой и уединение интригам. И, что ещё важнее, властительный Деххато стремится видеть меня именно в таком качестве, коль скоро я прожил больше, чем все остальные в Круге Аг-Лиакка, взятые вместе.

— Сколько же тебе лет?

— Много, юная высшая, — улыбнулся Хозяин Лесов — ни дать, ни взять, солнце проглянуло сквозь хвою. — Очень много.

"Вот так-то! Не помогла "маска", не помогла попытка укрыть собственную Силу за энергетикой мечей… впрочем, такому противнику проиграть не обидно.

Хотя бы потому, что он — не противник".

— Значит, — спросила Кайель, — мне следует отправиться к Хос-Кэббоду и к Островитянину?

— Если ты хочешь покоя, тебе лучше остаться здесь.

— Благодарю за предложение, высший. Я знаю, что Лес мог бы утолить мою боль лучше, чем любая месть. Но не облегчения своей боли я ищу.

— Знаю. Ты отмечена, и эту мету мне не стереть, — добавил он таинственно. — Могу я просить тебя о прощальном даре?

— Чего ты хочешь?

— Танца. Настоящего танца. Того, что излучает суть, являя миру душу.

Кайель моргнула.

— Не знаю, смогу ли… понимаю ли я, чего ты ждёшь. Но я попытаюсь.

Уходя, она думала — без слов.

…вот и всё. Это было в последний раз. Никогда, никогда больше…

А ведь я смогла остановиться. Иначе было бы ещё хуже. Почему он не вмешался? Или он знал, что я сумею не рухнуть за край, что сумею заклепать сорванную решётку темницы?

Впрочем, где уж мне, однодневке, понять, что он знал и чего хотел…

Стоя на краю проплешины, окружённой кольцом поваленных деревьев, проплешины, в самом центре которой земля спеклась в мёртвую дымящуюся корку полуметровой толщины, Хозяин Лесов смотрел ей вослед.

И взгляд этот был из тех, которыми провожают сумасшедших и обречённых.

— Чего ты хочешь от меня, женщина?

— Ориентиров, которые помогли бы мне быстро найти цитадель Хос-Кэббода.

— Зачем тебе это опасное знание?

— А зачем вооружённый человек может желать спуска в Нижние Миры?

— Безумная. Ты со своей смешной местью хочешь принести проклятым ТАКОЕ оружие, чтобы они потом обратили его против нас?!

— О нет, мастер. Всё проще. Не принесут эти клинки счастья тому, кто завладеет ими силой. И даже если я паду в схватке раньше времени, такой трофей наверняка доставят адскому князю. А потом, когда сроки истекут… но надо ли объяснять дальше?

— Каково имя твоё, женщина?

— Если отбросить звучание и обнажить суть, — Отрава.

Чешуйчатая рука мастера поднимается в странном жесте. Мелькают спроецированные по памяти магические ориентиры и немирные пейзажи инферно по имени Кэббод.

— Ступай, Отрава. Я, скромный мастер Ордена Элуйдиз, буду поминать тебя, обращаясь к Спящему, желая славной гибели и лёгкого посмертия.

Мелкие демоны с визгами ужаса кидаются прочь. Средние провожают взглядами. Крупные надвигаются с видом неуверенно грозным — и расступаются, не атакуя, когда слышат:

— Мне нужен Хос-Кэббод. Я не боюсь драки, но и не желаю её. Пропустите!

Потом пара особенно крупных демонов — похожий на мохнатую шестиногую лягушку и не похожий вообще ни на что — пристраиваются позади, точно эскорт. И далее они следуют уже с размеренностью официального посольства. Ощущение нереальности нарастает, когда они проходят по длинному мосту над дымной бездной; когда проходят по колоссальным, едва обработанным коридорам и кавернам, и стоящие на часах разновидные существа выпускают ментальные импульсы на строго определённом расстоянии от идущих: "отдают честь".

И вот торжественный зал. А в дальнем конце зала — сам князь инферно сего на строго чёрном троне. Настоящим великаном его не назовёшь, большинство старших демонов его свиты, выстроившейся по бокам, гораздо обильнее плотью, массивнее, физически крепче. Но жёсткая, принуждающая к безусловному повиновению, мерно и непередаваемо мощно пульсирующая Сила, задающая границы и формы Нижнего Мира Кэббод, — эта Сила исходит именно от князя. От правителя и высшего мага, но, в первую очередь, наместника поверженного Владыки.

Сколь бы велик ни был князь, он — не император.

— Приветствую тебя, Хос-Кэббод. Моё имя — Кайель Отрава. Могу я говорить с тобой, как с равным, или мне следует быть почтительнее?

— Не трудись. Ты не из моих подчинённых, ты — отмеченная. И ты можешь говорить, как равная, так как мы действительно равны в том, что важнее Силы, или магического искусства, или сроков существования.

— Первым был Хозяин Лесов из мира Аг-Лиакк. А теперь и ты говоришь, что я отмечена. Но кем отмечена? Как? Или… для чего?

7

— Разве ты не догадываешься? Впрочем, — тут же ответил сам себе князь, — может, и нет. Я, как ты видишь, вынужден править, уподобляясь смертным королям — опосредованно. Более высокий уровень влияния обеспечивает мне магия, но и магия — всего лишь средство воздействия, а не его итог. В Пестроте есть, однако, сущности, чья власть опирается непосредственно на Волю и Представление, не нуждаясь в обходных путях и каких-либо инструментах.

— Риллу?

— Разумеется. Неужели ты думаешь, что их Представления ни разу не касались тебя, меняя твою внутреннюю и внешнюю реальность?

"Вот как… значит, имя моей судьбы — властительный Деххато? Или у судьбы, топтавшей меня и растоптавшей Айселита, не одно имя?

Стоп. Об этом — не сейчас".

— Ты неприятно удивил меня, князь. Но я не привыкла обижаться на правду, и я благодарю тебя за твои слова.

— Тогда я попробую удивить тебя приятно. Знаешь ли ты, что один из способов избавиться от всевластия риллу хотя бы отчасти — принятие магом высшего посвящения? Даже высшие маги, такие, как ты или как я, противостоять риллу на равных не могут. Но сама возможность противостояния, частичный контроль собственного пути — уже больше, чем отсутствие контроля. И неспроста в Пестроте так мало высших магов. Риллу видят в нас сорняки, подлежащие прополке.

"Вот как".

— Но не думаю, что ты пришла сюда для того, чтобы разговаривать о риллу. И не пустое любопытство подвигло тебя отправиться в Ад. Чего ты хочешь от меня?

— Ответов на вопросы.

— Если смогу, отвечу. Спрашивай.

"Да. Этот и впрямь благороднее большинства магов и власть имущих".

— Знаешь ли ты, кто мешал Железному Когтю донести до тебя Око Владыки?

По рядам собравшихся демонических существ, как искра возбуждения, пробегает непроизвольная дрожь. Но ещё мгновение — и всё успокаивается, словно в торжественном зале, кроме Кайель и Хос-Кэббода, нет никого живого.

— Я знаю, что мне, руками своих миньонов, мешал Островитянин. Но помешать мне он так и не смог. А на кого работало Изменённое существо, убившее одного из лучших моих агентов, я так и не выяснил. В очередной раз риллу обыграли меня…

— Но кто занимался выяснениями? И что именно узнал твой агент?

По молчаливому приказу князя шаг вперёд делает один из высших демонов его свиты. Хотя назвать это "шагом" нельзя, ибо демон лишён ног. Опорой ему, да и самой его сущностью, служат переплетения Света и Огня, слитые в тесном союзе, почти лишённом косной плоти.

При виде этого демона Кайель объяла дрожь предчувствия.

— На этот вопрос тебе, Кайель Отрава, отвечу я, Храсси Вспышка. Когда часть души Железного Когтя, принадлежащая Нижним Мирам, вернулась в Кэббод и доложила о провале и его прямой причине, мой коронованный брат был разгневан. Чтобы утишить его гнев, я вызвалась проникнуть в Пестроту. Я способна свободно перемещаться везде, где есть место силам, родственным моей сути. Мой коронованный брат долго не хотел отпускать меня, опасаясь очередной ловушки. Но я настаивала, и в итоге он напутствовал меня так: "Лети, сестра. Не оставь без наказания оставивших нас без Ока: если не риллу, то хотя бы того или тех, кто послужил Воле властительных, как одушевлённое орудие".

Предчувствие забилось пленной птицей.

— Сначала я побывала во владениях Хозяина Леса, и этот высший маг не скрыл от меня своих подозрений. От него я переместилась к другому высшему магу, Островитянину. И там я нащупала конец паучьей нити. Островитянин даже не скрывал, что пытался завладеть Оком, но признался, что его слуги оказались слишком слабы. Так как активные личные действия среди именующих себя Бессмертными Круга не приняты, Островитянин стал искать, кто мог бы перехватить Железного Когтя на его долгом пути к Кэббоду через Врата и миры Пестроты. Перебирая в своих мыслях одного высшего мага за другим, он решил обратиться к Князю Гор…

Внутренняя дрожь встряхнула Кайель с удесятерённой силой.

— Ради элементарной предосторожности сообщать все обстоятельства Островитянин не стал. Он описал полудемона, охарактеризовал его возможности и спросил, кого можно нанять, чтобы отнять шкатулку. Потребовав и получив плату за совет, Князь Гор сообщил, что знает некую молодую ведьму, неоднократно доказавшую свои таланты убийцы, могущества которой может хватить для победы над Железным Когтем. И ведьма эта — Ниррит Ночной Свет, агент не столько тайной службы островного королевства Энгасти, сколько лично принца Айселита. Услышав это, я, Храсси, обрадовалась, потому что это имя — Ниррит — сообщил и дух Железного Когтя. Но на мой прямой вопрос Островитянину, не он ли нанял убийцу и не он ли завладел Оком, маг отвечал отрицательно, и я не ощутила лжи в его словах…

"Ну ещё бы! Он ведь просто послужил наводчиком!"

— Отправившись к Князю Гор, я спросила его: не он ли нанял Ниррит Ночной Свет для убийства Железного Когтя? Но этот маг поклялся мне биением своего сердца и целостностью своей души, что никогда упомянутая Ниррит не получала от него платы ни ценностями, ни артефактами, ни знаниями, ни магической Силой.

"О да. Чего не получала, того не получала!"

— Тогда я, Храсси, отправилась к острову Энгасти, где ощутила знакомую мне силу большого чёрного меча по имени Тен'галж. Рядом с мечом обнаружился и смертный по имени Айселит. Но разговора у нас не получилось. Смертный принял меня за убийцу и атаковал; меня же не ко времени настигло проклятие вспыхивающего гнева, наложенное риллу и отмечающее меня со времён падения нашего Владыки. Забыв об уязвимости холодной плоти, я ответила ударом на удар — и даже чёрный меч в руках Айселита не выдержал моего гнева. Забрав то, что осталось от Тен'галжа и продолжая пылать гневом, я швырнула погубленный клинок к ногам Островитянина и вернулась сюда, где призналась своему коронованному брату в неудаче.

— Довольна ли ты рассказом Храсси Вспышки? — спросил князь.

— Я… да. Я довольна.

— Ты подобна поражённой проклятием вспыхивающего гнева, Кайель Отрава. Успокой свой дух, не позволяй ему толкнуть тебя на необдуманные поступки.

— Не стоит беспокоиться, Хос-Кэббод. Мишени моего гнева находятся далеко отсюда.

— Ты не вполне честна, но я приму этот ответ. Итак, рассказ моей сестры помог тебе?

— Могу ещё раз повторить: да. Помог.

— В таком случае я спрошу тебя: знаешь ли ты, кто стоял за смертью Железного Когтя? Кого из высших магов, приближённых риллу, следует винить в происшедшем?

Под сводами торжественного зала, в самом сердце инферно Кэббод, раздался свободно звучащий человеческий смех. Но веселья в этом смехе не было.

— Я знаю. Кому, как не мне, знать это? Ведь некоторое время назад я, Кайель Отрава, отзывалась на имя Ниррит Ночной Свет!

Демонические существа по обе стороны трона взволновались. Но огромная, возрастом в сотни тысяч лет, Сила Хос-Кэббода вновь смирила его подчинённых.

— И ты осмеливаешься признаться в этом?

— Да. Ведь моя вина в смерти Железного Когтя не больше, чем вина Храсти Вспышки в смерти моего господина и возлюбленного, Айселита Энгастийского. Твоей сестрой двигало желание помочь своему коронованному брату; мною — желание подняться в глазах Князя Гор.

— Но ведь он дал клятву! — вспыхнула Храсси.

— И клятва была истинна. Я ничего, ровно ничего не получила от Князя Гор… кроме трёх слов: "Благодарю за работу"!

— Что ты сделала с Оком? — спросил Хос-Кэббод. И, казалось, весь Нижний Мир затих в ожидании ответа.

— Следуя пожеланию Князя Гор, — отчеканила Кайель мрачно, — велевшему уничтожить шкатулку вместе с содержимым, я бросила её в Багровую Бездну.

Тишина не взорвалась ни криками, ни яростью, ни атакующими заклятьями.

Только скорбь — ничего более.

Скорбь глубокая, как сама Багровая Бездна; скорбь, постичь которую смертный до конца не мог, и в которой равны были как Хос-Кэббод, так и ничтожнейший из его подчинённых.

— Не скажу, что правда радует меня, — вздохнул почти по-человечески адский князь, — но правда всё же лучше неведения. Ступай, Кайель-Ниррит, отмеченная риллу. Оставь нас.

…Уходя тем же путём, каким пришла, она думала, и думы её были странны.

"Она сражались — и были повержены. Они сражались — и остались живы лишь потому, что победители сочли возможным пощадить жалкие остатки сил своих противников. Бессмертные обломки падшего величия. И, наверно, кое-кто из демонов действительно впал в ничтожество до самого дна, измельчал душой, испаскудился до предела. Но сумевшие удержаться, такие, как эти, из инферно Кэббод, с особым отчаянием цепляются за свою честь.

Потому что, не считая жизни, честь — это единственное, что им оставили…

Единственное, что оставили НАМ".

Раньше Кайель представляла его только по словесному портрету. Но нисколько не удивилась, ступив на чёрный песок одного из Огненных островов и обнаружив его среди встречающих.

Собственно, встречали её двое. Первой была очень рослая и худая женщина, маг из ваашцев — синекожая и черноволосая. Правда, рослой и худой она могла считаться лишь по меркам своего вида, отличающегося, как правило, весьма плотным телосложением и этакой капитальной ширококостностью — как будто природа, выступая в роли скульптора, взяла людей и укоротила на треть при сохранении, а то и увеличении массы тела. Но у этой конкретной представительницы синекожих рост был почти такой же, как у Кайель, а весила она килограммов на пятнадцать меньше.

Второй же встречающий… им был Изменённый. Полуящер без правого глаза.

Сехоро, предатель.

— Назовись! — потребовала на Торговом-прим тройки синекожая.

— Можете называть меня Кайель. А вы кто?

— Я — Лирээш Подкова. Зачем ты здесь?

— Совершенно точно не для того, чтобы ругаться со слугами.

— О! Так ты стремишься увидеть Островитянина?

— Да.

— Ну, тогда иди за нами… просительница.

"Правильно говорили: хочешь узнать господина, посмотри на его слуг. Если к впечатлениям от тесного знакомства с Лирээш и Сехоро прибавить сказанное Хозяином Лесов, впечатление получится довольно пасмурное. А я ещё имела глупость удивляться: как можно при сравнении с одним из адских князей получить характеристику менее лестную, чем демон!

Значит, я очень правильно сделала, приняв меры предосторожности. Если Островитянин меня убьёт… что ж, надеюсь, он не успеет пожалеть об этом опрометчивом шаге".

Тропическое царство вокруг было разительно несхоже с мрачными хвойными лесами Захребетья. Там приглушённый свет и сдержанность красок — здесь яркость и пестрота. Там — плавное течение потаённых сил, однородность, неброская сложность. Здесь — бьющие в глаза, цепляющие внимание диковины, мозаичность, доходящая до кричащего диссонанса…

И вот — эпицентр мозаичности: не таящий своей Силы маг в пёстрых одеждах, восседающий на странном желеобразном троне под пологом ветвей, переплетённых так, чтобы не осталось ни малейшего зазора, куда могло бы заглядывать небо.

— А-а, никак, Ниррит Энгастийская? Как же, весьма наслышан…

— Ниррит мертва. Пожалуйста, называйте меня Кайель.

"Пародия на Хозяина Лесов", — решила она, осторожно исследуя Островитянина магическими чувствами сквозь собственные плотные щиты (ослаблять защиту в самом гнездилище этого высшего мага было бы чистейшей воды безрассудством, если не сказать — безумием). "Не удивительно, что Хозяину он активно не нравится".

Для бессмертного властелина лесов Захребетья природа была той первородной купелью, в которую можно погружаться снова и снова. А вот для Островитянина, очевидно, — бездонным колодцем, из которого можно вечно черпать энергию и вдохновение… и в который можно вложить немалую часть собственной личности. Тело на троне было для высшего посвящённого примерно тем же, чем обычно голова у человека является для остального тела. Центральное связующее звено, сердце здешней Силы — но, кажется, далеко не единственное сердце. Как мастер биотрансмутаций, Ниррит могла бы картировать границы чужого сознания точнее, но мешали её же щиты, отсекающие либо искажающие изрядную часть сенсорных потоков…

Хозяин Лесов был щедр, но не навязывал никому своей воли. Островитянин действовал, точно садовник, а также как скульптор… и, заодно, вивисектор.

Хотя, казалось бы, оба — маги жизни, её высшие посвящённые. Но какая дистанция!

"Похоже, можно быть уверенной в том, у кого именно Князь Гор "одолжил" пауков, иммунных к магии Аг-Лиакка, чтобы устроить мне памятное испытание перед дракой с полудемоном…"

— Кайель? И что же это значит?

— В прямом переводе — Отрава.

— О! Вот даже как? — Островитянин изогнул бровь, одновременно потирая руки и ёрзая на своём желеобразном троне. Кайель не хотелось бы восседать на чём-то подобном. — Люблю ядовитых, да. И колючих… так зачем, говоришь, ты сюда явилась?

— Я хочу задать вам несколько вопросов.

— Ага! Это мы сейчас организуем. Лирээш, Сехоро!

… кажется, Кайель отвлеклась на стоящих за спиной миньонов мага. А может, память просто лгала. Ясно было лишь одно: после этой реплики Островитянина в памяти образовался непроницаемо чёрный провал.

"О-о-ох…"

На стон вслух нет сил. Сил вообще нет. В том числе и тех, что пишут с большой буквы.

Всё выпито.

"Гадёныш… тварь… хвост слизня, плевок гнойный, абсцесс неоперабельный!

Но жизнь оставил. Уже хорошо.

Дышать глубже… ох! ну, хоть немного глубже. Муть в голове надо как-то разгонять, и побыстрее. Новый обморок был бы совсем некстати. Вот так. (Кстати, а как я вообще выкарабкалась из беспамятства? ладно, отвечать будем потом). Теперь простые упражнения из старой брошюры. Такие простые, что работают даже у бездарностей. Или при нуле Силы, как у меня.

Стоп. А с какой радости у меня — нуль? У любого живого существа всегда есть хоть сколько-то витальной энергии. Иначе оно уже не живое. Чтобы я, целитель, и вдруг да не воспользовалась своей собственной витальной энергией? Ну-ка, что там в закромах…

Ага. Есть крохи. Как во время глубочайшего физического истощения. Плюнь — погаснет. И трогать боязно. Малейшее напряжение меня сейчас просто убьёт.

Но что с того? Естественным образом я всё равно не восстановлюсь. Пока организм будет вяло мобилизовать остатки физических резервов, я подохну на этом славном солнышке от жары. Или сперва ослабею от жажды, потом снова в обморок, а потом… нет, такой сценарий — не для меня. И если уж рисковать, то как можно раньше.

Пока крохи энергии, невесть откуда взявшиеся, не испарились окончательно".

Взнуздав чуть окрепшей волей жалкие остатки жизненной силы, Кайель спустя ровно пять секунд провалилась уже не в обморок — в кому. Но этих пяти секунд ей хватило, чтобы сымпровизировать очень слабенькое и простенькое (по её меркам простенькое), но надёжное заклятье. Оно питало организм именно тем, что медленно убивало его: преобразованным в усвояемую форму светом солнца и раскалённым жаром вулканического песка.

Через минуту вызванный заклятьем прилив витальной энергии запустил сердце. Ещё через сорок секунд вернулось дыхание. И почти одновременно с дыханием — сознание.

А энергия продолжала прибывать.

Выждав, пока сердце сократится ровно сто раз, Кайель модифицировала заклятье, благо энергии для этого уже хватало. Очень слабенькое и простенькое заклятье стало слабеньким и несложным. А витальная энергия начала прибывать намного быстрее.

Ещё сто ударов сердца. Отменив сыгравшее свою роль заклятье, Кайель сотворила новое. Слабое, средней сложности. Помедитировала немного.

И встала: медленно, осторожно, как впервые после месяца в постели встаёт выздоравливающий. Впрочем, именно выздоравливающей она сейчас и была. Разве что выздоровление шло со скоростью совершенно неестественной… ну так что с того?

Маги, как известно, очень живучи. А целители — самые живучие маги из всех. Если не умерли на месте и ног не лишились, скоро снова будут ходить. И даже бегать.

Подняв руку, Кайель сняла с шеи почти исчерпавший себя одноразовый амулет. Тот самый, который вернул ей сознание. И отбросила прочь, не глядя, куда бросает.

"Дар милосердия, чтоб его!.. но без амулета — загнулась бы, не приходя в сознание. Так что, конечно, спасибо полуящеру за садизм. Или всё-таки не Сехоро, а Островитянину персонально?.."

Вокруг простирался чёрный пляж, характерный для Огненных островов. Но вернувшееся чувство пространства шептало: это уже не тот остров, где окопался её бессмертный враг, а другой, расположенный южнее километров на семьдесят, если не больше. По левую руку, по правую руку и впереди высились чёрные, раскалившиеся под свирепым южным солнцем, местами стеклянисто блестящие утёсы. А позади шелестело море. Дикий, не осквернённый вмешательством разума пейзаж… за исключением одной только детали.

В нескольких шагах от того места, где лежала, медленно поджариваясь, Кайель, вертикально торчал из чёрного песка двуручный рунный меч… бывший рунный: теперь его лезвие было чёрным полностью. С рукояти свисал на бечеве конверт.

Подойти.

Оторвать… оторвать! резче! Вот так…

Вскрыть и прочесть.

Раз ты это читаешь, глупость твоя не так фатальна, как это могло бы быть. Ты ведь, кажется, закончила Академию, собрав целую коллекцию высших баллов по разным дисциплинам? Значит, это не глупость, а просто молодость.

Счастлив сообщить: в отличие от первой, вторая лечится. Достаточно всего-то пяти или шести столетий.

Поскольку я стараюсь не убивать магов, а обходиться с коллегами честно, я возвращаю тебе этот двуручник. Правда, энергии в нём не осталось, да и каркас основных заклятий сильно деформирован. Но тут уж ничего не поделаешь.

Кстати, когда увидишься с Князем Гор в следующий раз, поздравь его с большими успехами в создании артефактов. Мечи-радуги — это истинный шедевр, заявляю как ценитель! И так как распорядиться этим шедевром я смогу лучше, чем ты, я оставляю их себе. Это достойная плата за предоставление тебе другого, более подходящего оружия. Тебе трофей, и мне трофей. Всё по правилам.

Когда излечишься от молодости и связанных с нею проблем, заходи, поболтаем. Может, и работу подкину. По твоему профилю.

Как найти мой остров, ты уже знаешь.

Подпись отсутствовала. Что ж, особой нужды в ней не было.

Сминая письмо, Кайель коротко и зло рассмеялась.

— Ну-ну, дорогой Островитянин. Сразу видно, что ты не целитель. Глупость — она ведь лечится. Причём точно так же, как жадность и другие неоперабельные абсцессы твоего типа.

Прикинула направление. Да, скалы должны прикрыть от худшего… зажмурившись и плотно накрыв глаза ладонями, она потратила две секунды на неспешное и вдумчивое плетение заклятья: средней силы, всего с тремя взаимосвязанными слоями. То есть даже по меркам выпускников-середнячков, промучившихся в Академии все шесть курсов — ровно ничего выдающегося.

Секунда — ничего. Вторая — аналогично.

Третья…

Мир налился испепеляющей яркостью, в сотни тысяч, а то и миллионы раз превосходящей яркость солнца. Несколько секунд, на пике светового потока, Кайель отчётливо видела кости собственных кистей на ало-белом фоне. Собственно, для того она и зажмуривалась: не хотела тратить лишнее время на исцеление слепоты. Хлопот с ожогами кожи и без того предстояло немало.

— Даже если твоя жадность не так фатальна, как это могло бы быть, — удовлетворённо процитировала Кайель, не торопясь открыть глаза, — знание положения твоего острова уже никому и никогда не пригодится.

…разумеется, ловушка была создана заранее, ещё перед визитом к Хос-Кэббоду. Последнее заклятие просто заставило её сработать раньше времени.

Если говорить о принципе действия, она была лишь малость посложнее топора. Закачать в Межсущее заряд энергии (на полной мощности, выдаваемой Источниками Силы мечей, формирование заряда отняло несколько суток). Потом сделать там же, в Межсущем, "линзу", ориентированную на те же Источники Силы. Поставить на "линзу" таймер с сигнальным триггером.

Всё.

По истечении срока, выставленного на таймере, или после получения сигнала весь заряд через "линзу" стекает в ту точку пространства, где находятся мечи. То, что накапливалось десятки часов — за ничтожные доли секунды. Тут уж будь хоть высшим магом, хоть сверхвысшим, а отреагировать просто не успеешь. Испаришься, не успев сообразить, чем это тебя так приложило.

А сами мечи — ну абсолютно чисты. Никаких встроенных сюрпризов, никаких смертоносных хитростей, никаких жёстких привязок цепей управления к ауре или ментальному узору. Проверяй на ловушки хоть сто лет, хоть на атомы разбери, — ничего не отыщешь.

"Жалко, конечно, оружия. Разового импульса такой мощи даже ему не выдержать.

Но что до Островитянина — туда ему и дорога. Ему самому, и его острову, и его миньонам, и нахапанным им сокровищам, магическим и обычным, и плодам многовековых экспериментов, и всему остальному, что ему принадлежало.

Огонь и пепел!"

…не дожидаясь, пока до островка, отстав от волны света, докатится ударная волна, Кайель с привычной лёгкостью шагнула в Межсущее.

Прежде, чем нанести ещё один запланированный визит, следовало прихватить кое-что, оставленное в весьма необычном тайнике. И должным образом подготовиться.

8

Князь Гор почувствовал неладное слишком поздно. Только когда фигура в плаще с капюшоном шагнула в малую столовую замка сквозь возведённые им несокрушимые щиты, он осознал, насколько всё серьёзно.

Слишком поздно. Да.

— Кто ты?

— Не рад видеть меня, Лайдеб? Это правильно…

— Ниррит?!

Рука вошедшей без лишней спешки поднимается, откидывает назад капюшон. И ледяное спокойствие Князя Гор, уже давшее трещину, разбивается вдребезги под взглядом, обрушившимся на него всей полновесной тяжестью. За всю долгую жизнь Лайдеба никто ещё не смотрел на него ТАК. Даже в полузабытой юности, до первого серьёзного посвящения.

Страшно видеть чёрные дыры двух зрачков, окружённых мертвенно блестящими радужками цвета оружейной стали. Но третий глаз посреди лба — один сплошной зрачок, полыхающий демоническим пламенем — ещё страшнее. Намного.

Нешуточный шок для отвыкшего пугаться!

"Око Владыки? Но как же…"

Видимо, потрясение заставляет его прошептать свой вопрос вслух. Или всё просто слишком очевидно. Потому что незваная гостья произносит, размеренно и жёстко:

— Не только ты умеешь лгать с помощью недомолвок и нарочито искажённых формулировок. Да, я кинула шкатулку из небесного нефрита в Багровую Бездну… — пауза. — А потом поймала.

Ещё пауза.

— И открыла.

А потом — самая долгая пауза.

— И теперь, став высшей посвящённой Ока, я по-настоящему тебя ВИЖУ.

В свёрнутом импульсе, навылет пронизавшем ментальные щиты и полыхнувшем прямо в сознании, точно огнешар, Лайдеб увидел, как в зеркале, два фрагмента чужих воспоминаний.

Картина первая. Межсущее протаивает, формируя проход в стабильный участок реальности: нечто вроде небольшого сада или парка, края которого теряются всё в том же вечном Тумане. Хорошо знакомые пауки проскакивают мимо, вбегая в сад-парк и грамотно беря его под охрану. Точка зрения смещается. Деревья парка и кустарники невиданных в реальности форм, какие-то экспериментальные гибриды, похожие на плоды творческой фантазии Островитянина, скользят навстречу и мимо. Вот рука знакомой формы, увиденная с необычного ракурса, опускает шкатулку

(будь она семижды семь раз проклята!)

в центр поляны. Точка зрения снова смещается назад. И одновременно, раздвигая травы, со стремительностью, свойственной иллюзиям и явлениям из сна, посреди поляны в сердце сада-парка выстреливает в туманную высь ещё одно экспериментальное дерево. Странная Сила, родственная разом и Туману, и "холодным" витальным спектрам растений, и неким структурам астрала, пронизывает его от корней и до верхушки. До развилки, где, плотно охваченная цепкими побегами, красуется знакомая уже шкатулка. Впрочем, очень быстро множащиеся ветки тянущегося в туманную высь экспериментального дерева укрывают шкатулку от взглядов с "земли".

А вокруг несколькими кольцами выстроились, как почётный караул, пауки, которых Ниррит, оказывается, не перебила, а просто каким-то образом подчинила своей воле…

Картина вторая. Новый визит в сад-парк. Некое ощущение подсказывает: прошло немало времени с первого визита. Оно же, это ощущение, говорит и о скверном самочувствии. Что-то плохое произошло недавно с той, чьими глазами Лайдеб видит нерукотворный оазис в Межсущем. Но самочувствие это меняется к лучшему, причём с завидной скоростью. Мелькают паттерны тонких, не до конца понятных, но предельно эффективных заклятий — что-то из арсенала высокого, а может, и высшего целительства,

(наверняка высшего: пусть я не Островитянин, но с чем попроще сумел бы разобраться. А эти формы… откуда, ну откуда в столь ничтожном возрасте ТАКОЕ искусство?)

совмещённого с ментальной магией. Ниррит готовит тело и душу к очередному испытанию. И то, что в настоящий момент она пребывает вдали от плотных миров, ничуть не мешает ей уверенно манипулировать Силами. Качество, отличающее высших магов от пусть опытных и очень долго живших, но смертных. Увы, опознать опору её Искусства никак не получается, даже получив доступ к её живым воспоминаниям.

(не жизнь, как у Хозяина Лесов и Островитянина; не порядок Ледовицы; совершенно определённо не пространство, как у Пустоты, и не движение, как у Златоликого; никак не моя собственная мёртвая природа и даже не астрал Алого Барда… что же это? что?!)

Когда Ниррит достигает дерева в центре бывшей поляны, а её чересчур одушевлённое растительное творение опускает в её руки ветвь с сеточкой побегов, в которой покоится шкатулка, она уже полностью исцелена, полна Сил и готова к действу.

Живой Замок послушно раскрывает шкатулку, стоит только коснуться его самыми кончиками пальцев. (И снова: почему? неужто Замок был настроен на неё? ведь это явный абсурд!)… А на дне — о! Безадресную яростную мощь невозможно с чем-либо спутать. Поистине удивительно видеть в таком ничтожном по размерам вместилище, как Око, СТОЛЬКО свёрнутой энергии. И кажется — скорее всего, не без веских оснований — будто Око содержит внутри, помимо определённого потенциала, связь с внешними источниками энергии… а точнее, с удалёнными Источниками Силы. Недаром в момент открытия шкатулки Туман Межсущий приходит в движение. Величайшее из творений Эвелла чувствует столь яркое проявление демонической мощи, словно Искусник наделил Туман неким непостижимым подобием чувств и разума.

А женская рука бестрепетно ныряет в шкатулку, извлекает Око, как могла бы извлечь какой-нибудь заурядный предмет, поворачивает…

Затемнение. Демонстрировать своему смертельному врагу сам момент высшего посвящения, в результате которого Око Владыки оказалось у неё во лбу, Ниррит не пожелала.

— Ты…

— Не трудись стягивать в кулак подвластные энергии. Уверяю, это тебе не поможет. С Островитянином я обошлась гораздо проще…

— Так тот чудовищный выброс энергии полгода назад — тоже твоя работа?!

— Да. Островитянин попытался проглотить слишком большой кусок… и отравился. Насмерть. Теперь там, где некогда простирались его владения, сквозь проломы в кольце оплавленных скал катятся океанские валы… я же сказала, брось свои попытки швыряться заклятьями! Не выйдет. Я ВИЖУ первичные формы в твоём уме ещё до того, как ты скомбинируешь их… и это отвлекает меня от просмотра твоей памяти.

— Ты… властительный Деххато не потерпит…

— А меня мало волнует, чего потерпят или не потерпят риллу. Кроме того, до тех пор, пока я не сделаю для Деххато прополку Круга Бессмертных, им же и задуманную, он не станет вмешиваться прямо. А потом… что ж, потом — ПОСМОТРИМ.

Женщина с Оком Владыки во лбу помолчала.

— Я одного не понимаю, — сказала она некоторое время спустя. — Ты захотел получить Ниррит. Но неужели ты думал, что… о. А ведь действительно, думал. Да, с такой башни это выглядит логично. Ниррит умеет быть верной, при этом стремится к знаниям и власти. К сожалению, в данный момент её верность принадлежит Айселиту. Значит, убираем Айселита, желательно чужими руками, после чего ради знаний и власти Ниррит придёт к тебе сама.

— Почему в третьем лице? Ты и есть Ниррит!

— Ты что, совсем дурак? Вроде бессмертным не положено впадать в маразм…

— Но я же ясно видел…

— Ты, зажившееся ископаемое, — стальным голосом перебивает хозяйка Ока, — всего лишь смотрел. А видел ты ровно то, что я хотела тебе показать. Ты что, думаешь, что работа в тайной службе не учит притворству? Что ты способен раскусить любого только потому, что ты — маг высшего посвящения? Дурак. Ты даже не смог распознать во мне равную, счёл, что я — Связующая Межсущего, по молодости и глупости не умеющая распорядиться своей силой по-настоящему. Да, я не напрягалась, стремясь собрать и держать при себе как можно больше энергии, как привык делать ты. Я обходилась потенциалом, который даже многие высокие посвящённые не сочли бы значительным. Ставила на контроль, а не на грубую мощь. Даже сейчас, после Причащения к Силе Владыки, я слабее тебя во много раз. Но что с того? Сделать что бы то ни было против моей воли ты всё равно не можешь.

— Зачем ты говоришь мне всё это?

— Чтобы тебя как следует проняло, пока твоя душонка ещё не покинула твой труп.

— Зачем тебе убивать меня? Ты…

— Помолчи, мертвец. Я и так подхожу к сути. Она довольно проста, а для тебя — неприятна. Как уже было сказано, ты видел во мне только "маску". Игру слов, жестов и мыслей. Если бы ты мог заглянуть глубже, ты увидел бы там, что принц Айселит для меня куда дороже, чем просто покровитель, начальник и старый любовник. Мы с ним были очень близкими друзьями… даже более того: возлюбленными. Если ты ещё помнишь, что это такое. Если же не помнишь, то простоты ради можно выразиться так: любовников можно менять непринуждённо, как платья, а потеря настоящего возлюбленного — как потеря выдранного с мясом куска души. Как дыра в сердце и памяти, которую не заполнить, пока бьётся сердце и память не потеряна.

Князь Гор переменился в лице.

— Ага. Как я ВИЖУ, до тебя начинает доходить. Конечно, если бы ты знал, как мне дорог Айселит, ты действовал бы совсем иначе.

— Я бы…

— Не трудись лгать вслух. Не поможет. Ты давно забыл, что такое настоящее притворство, и играл не лучшим образом. Я даже без Ока сразу поняла, что ты за фрукт, а уж теперь…

Ниррит покачала головой, глядя всеми своими глазами с полным пониманием, но без малейшего следа жалости или снисхождения.

— Давать в твои цепкие ручонки такой козырь, как искреннее чувство к уязвимому, несмотря на всю свою охрану, мужчине? Нет, нет и нет. Никогда. Я не была настолько безумна. Простым намёком на угрозу ты мог бы вертеть мной, как вздумается. Сделать любовницей, заставить выполнять задаром всё новые и новые задания… А я не собиралась слепо подчиняться твоим приказам. Я вообще не любила быть слепой — никогда. Потому и шкатулку с Оком сохранила, не совершила необратимого поступка. А ты, выражаясь грубым языком наёмников и шпионов, подставил моего принца, из-за чего Храсси Вспышка сожгла его.

— Без попущения Деххато этого не случилось бы!

— С властительным Деххато, как я уже сказала, у нас будет отдельный разговор. Не выкручивайся, Лайдеб. Не перекладывай свои собственные грешки на риллу. Не выйдет.

— Но…

— Тихо, мертвец. Никакие слова не изменят твоей участи. Островитянину я позволила перед смертью порадоваться, а тебе перед смертью приходится грустить. Впрочем, мне тоже не весело. Ведь сразу, как только я покончу с тобой, мне придётся убить твою дочь.

Князь Гор сглотнул.

— Зачем тебе это? Товесса для тебя не опасна!

В ответ — жёсткая ухмылка-оскал:

— Когда Островитянин, отняв у меня радужные мечи, оставил меня умирать, он тоже думал, что я для него не опасна. Твоя дочь оказалась дурно воспитанной, но чересчур способной. Как ни странно, в глубине души она искренне привязана к тебе и не простит мне твоей смерти. Жаль…

Лайдеб медленно встал из-за стола. В бесплодности магических атак он успел убедиться многократно и теперь, набычившись, бросился в атаку, сжимая нож для разделки мяса.

Спустя три или четыре минуты, пытаясь утвердиться на подламывающихся ногах после очередного болезненного падения, Князь Гор окончательно осознал, что в физической драке шансов у него тоже нет. Никаких.

— Медленно соображаешь, — сказала нимало не запыхавшаяся женщина с Оком Владыки во лбу. — Или ты забыл, что я — убийца-профессионал? Я могу сломать тебе шею таким количеством разных способов, что одно их описание заняло бы больше времени, чем весь наш разговор. А ведь кроме переломов шеи, есть ещё удары в голову… корпус… болевые… и калечащие приёмы… и удары по чувствительным точкам… не ори так громко! Я без лишних подтверждений знаю, что ты просто ничтожество, гораздое сунуть избалованной девчонке жезл "бесследной пытки", кивнуть на парализованную заклятиями пленницу и понаблюдать, что из этого выйдет. Думал, я забыла этот эпизод, предваривший наше знакомство? Нет уж. Не с моей памятью… Я же сказала: не ори! Ладно, раз слова не действуют, я сейчас тебе голосовые связки отключу… вот так. Между прочим, когда надо снять часового, такой удар — самое милое дело… ага, вот и Товесса идёт. Почувствовала что-то, или это очередная случайность по имени судьба?

Слабо извиваясь на полу, Князь Гор разевал рот, но получалось только тихое шипение.

Убийца не солгала. Товесса действительно показалась на пороге — и в её глазницах, словно итог какого-то мрачного волшебства, мгновенно выросли столовые ножи. Силой удара её отбросило назад в коридор. Ещё до того, как дочь упала, Король Гор ощутил, как погасла аура её сознания. Скорее всего, Товесса даже не успела осознать, что произошло.

— Конечно, не успела. Зачем мучить девочку? Она-то мне ничего дурного не сделала… эй, ты что, сломался? Так быстро? Досадно. А я-то рассчитывала на долгую, вдумчивую программу. Неужто ты так любил дочку? Да нет, конечно. Ты её не любил. Ты её терпел, а в последнее время ещё ею гордился. Немного. Похоже, до тебя просто дошло, что ты действительно труп. Что кончилось бессмертие высшего мага и уже дышит в затылок скверное посмертие. Ну, всё. Пора в самом деле заканчивать.

Огромный зрачок Ока Владыки заполнился ядовитой пустотой. Под потусторонним взглядом Ока тело Князя Гор, медленно подёргиваясь и усыхая, превратилось в смутно человекообразный предмет длиной меньше метра, а затем расселось горкой дурно пахнущего вещества, сочащегося какой-то буро-коричневой дрянью. Неожиданно Око полыхнуло кровавым блеском. Останки в ответ тоже полыхнули — зеленоватым колдовским огнём, начисто слизнувшим их вместе с вонью.

— Второй, — раздумчиво сказала Терин-Ниррит-Кайель.

Одним краем сознания она отметила, что снова выросла из очередной "маски" и неплохо бы обзавестись новым именем — либо подождать, пока кто-нибудь не сыграет роль крёстного отца. Другим же краем сознания она без малейшего удовольствия констатировала, что стала слишком много болтать вслух, и плотно сжала губы.

До конца избранного пути было ещё далеко.

ВИДЕТЬ — это, разумеется, хорошо. Но мало. Очень желательно иметь в виде дополнения возможность воздействовать на то, что ВИДИШЬ.

Вновь спустилась она в зал, где блистал огнём почти живой магии Источник Силы замка. Вновь погрузила в купель лишь отчасти укрощённых энергий два клинка, очень похожих на утраченные из-за неуёмной жадности покойного Островитянина. Вновь взялась вершить таинство превращения косной материи в отчасти материальное чудо.

Но повторять утраченное оружие в точности — не стала. И даже схожие решения почти не применяла. Не её это был принцип — идти проторёнными путями. Тем более, что теперь, после второго высшего посвящения, большого смысла в этом не было. Ведь после обретения способности ВИДЕТЬ и последовавшего полугода, потраченного на освоение наиболее простых возможностей нового зрения, она могла существенно улучшить изначальный замысел.

Могла — и улучшила.

…на этот раз из купели Источника Силы вышли не отвердевшие радуги, а полосы дымного мрака, лишённые жёстко определённой формы и способные менять свои размеры. Правда, внимательно посмотрев под определённым углом, всё-таки можно было различить череду ярких радужных бликов, пробегающих по идеальным чёрным зеркалам лезвий. Но не более того. И ножны, экранирующие эманации Силы, этим парным артефактам были не особенно-то нужны: они отлично могли маскировать собственную ауру без таких подпорок.

"Да, новые мечи могут много разного. Больше, чем их предшественники. Но смогут ли они оставить хотя бы царапину на шкуре Деххато?

Не попробую — не узнаю…"

Кроме проблемы оружия, оставалась не решённой ещё одна, едва ли не более важная проблема. А именно: как добраться до властительного риллу Аг-Лиакка?

Письменные источники в общем и целом сходились на том, что великие сущности, сошедшие с Дороги Сна и создавшие тем самым материальные миры, вынужденно приняли в последних одушевлённые материальные формы. Обрели тела, если совсем на пальцах.

Вот только в этих самых источниках не говорилось ничего конкретного о том, где именно пребывают воплощённые властители миров.

Ну ладно, может, для каждого мира есть свой верный ответ. Вспомнить хотя бы Имайну, где сердце риллу заменяло разом солнце и луну, а спина служила плоскости мира опорой (миф? реальность? да кто ж его разберёт! а-а, не важно это…). Но где окопался вполне конкретный Деххато, в каком месте вполне конкретного Аг-Лиакка? Изучая обширную библиотеку Энгастийской Академии Магии, Терин-Ниррит не встречала там внятной информации по этому вопросу. А теперь, потратив почти сорок дней на детальное знакомство с библиотекой замка Князя Гор, убедилась в том, что в книгохранилище высшего посвящённого об этой тайне тоже нет ни слова.

"Если быть скрупулёзно точной, всё-таки есть. Одно и довольно беглое упоминание. Но как прикажете понимать вот такой вот, язви его холера, пассаж:

В сокровенной, недоступной глубине, в центре мира тварного находится Его дом. И нет Ему нужды покидать свою обитель, поскольку без того знает Он обо всём, что происходит в Аг-Лиакке; а чего не знает, имеет средства узнавать. И весь мир покорствует Ему, от мельчайшей былинки до чаяний смертных обитателей мира; а если какая часть и не покорствует, способен властительный принудить оную к повиновению Воле Своей, имея на то особые средства. Только малому числу избранных бессмертных дано посещать Его в уединении…

Ну и далее в том же духе. Так где же мне искать эту проклятую "сокровенную, недоступную глубину"? Что это ещё за "центр мира тварного"? На одном из полюсов? На экваторе? Или всё проще, и центром мира считается та точка, где благоугодно обитать властительному — да отсохнут его золотые крылья? И где мне искать ответы на эти вопросы?"

Последний вопрос допускал (после гибели Островитянина и Лайдеба) пять ответов.

Хозяин Лесов — раз.

Алый Бард — два.

Ледовица — три.

Ну и Пустота со Златорогим: четыре и пять. Все перечисленные просто обязаны были знать, где окопался властитель мира, писец судеб, тварь всевластная, ошибка Спящего — да-да, пусть и Величайшему икнётся в его вечных грёзах!

"Не то, чтобы сии члены Круга охотно стали со мной общаться. После того, что я сделала с их коллегами и обретения третьего Ока. Ха! Но кого интересует их мнение? Уж точно не меня…"

Внезапной молнией — полузабытое воспоминание.

"Кстати, а ведь Тхараш бормотал что-то насчёт угрозы бытию. Не бытиё ли Деххато имелось в виду? Мол, Айселит или Ниррит? Выбирай, кто умрёт, дорогуша: ты или принц? Два равнозначных ключевых звена, угу. Это что же получается? Ледовица знала, что произойдёт или может произойти, ещё в то время? Откуда бы это, а?

Так. Похоже, я знаю, с кого надо начинать разматывать этот змеиный клубок…

Да и выбора большого нет. Приставать к Хозяину Лесов не хочется. Искать Алого придётся по всему Лепестку, если не за его пределами. У Златоликого постоянной резиденции нет, а где именно окопался Пустота — неизвестно. Значит, остаются тундры Царства Рруш.

До скорого свидания, Ледовица!"

9

Как она успела выяснить полгода назад, сразу после второго высшего посвящения, теперь Стражи Тумана атаковали её всякий раз, когда она входила в Межсущее. Что ж… с учётом Ока Владыки во лбу демонического в ней стало куда как больше, чем в Железном Когте. И хотя оборвать бытиё отдельно взятого Стража Тумана, приближающегося к магам высшего посвящения если не тонкостью, то силой, было не слишком сложно, уже десяток их становился серьёзным препятствием. А они, чуя её положение, сбегались в ту часть Межсущего, где она появилась бы при переходе на Шёпот Тумана, десятками десятков.

Тупые твари.

Обидно лишиться возможности перемещаться в пространстве наиболее быстрым способом! Как будто ты птица, у которой подрезали крылья. И хоть изойди на площадную ругань пополам с проклятиями — не поможет. Сделать что-либо с творением Эвелла Искусника, великого даже среди других риллу — увы, не по твоим силам, не по твоему умению. Даже достаточно надёжную маскировку создать, и то не получается. Стражи Тумана чутки поистине сверхъестественно.

Объекта, спрятанного в тайнике из небесного нефрита или схожего материала они, конечно, не найдут. Но передвигаться по Межсущему в блокирующем любую магию нефритовом гробу, мягко выражаясь, неудобно.

"Ничего, бывало и хуже… в конце концов, до резиденции Ледовицы можно добраться без использования Межсущего".

Когда Терин-Ниррит-Кайель покинула замок Князя Гор, двинувшись на север, первый же шаг за пределы стационарных барьеров замка доказал: хуже ещё не бывало.

"Деххато, сволочь! Решил, будто моё время вышло? Инструмент использован, можно отправлять на свалку?"

Но очень быстро ей стало не до мысленной ругани. Реальность рухнула на хозяйку Ока со всех сторон разом, как лавина, грозя раздавить дерзкую букашку и придавая новые оттенки выражению "отмеченная риллу". Всё то, что другие существа получают в дар, будучи частью мира, ей, отверженной, приходилось подчинять силой. Брать с бою. Отнимать, ломая противостоящую ей Волю властительного Деххато.

Так как эта противостоящая Воля была вынужденно размазана по всему миру, а её собственная — предельно сконцентрирована, локальна, борьба шла на равных. С малым — пожалуй, опасно малым — перевесом в пользу посвящённой Ока.

Пришлось забыть не только о Межсущем, но и о левитации. Она не передвигалась, а попросту ползла, шагая на своих двоих, словно простая смертная…

Вдыхаемый воздух стал непредсказуем. Он то норовил сжечь лёгкие, то оборачивался полностью лишённой животворного начала, вызывающей удушье смесью инертных газов, а то и втекал в горло, заполненный смесью мелких, больно режущих льдинок.

И если бы только воздух!

Течение жизненных энергий в теле — вот что беспокоило мятежницу по-настоящему. Любой живой организм находится в сложнейшем равновесии с окружающей средой — кому, как не дипломированной целительнице, знать это? Вот только когда та самая окружающая среда отказывается поддерживать это клятое равновесие, принимаясь с сознательной озлобленностью всячески его расшатывать, организму приходится туго.

И так — во всём.

Идеальное чувство ориентации в пространстве приказало долго жить: направления спутались в нерасчленимый клубок. Свет отказывался рисовать её глазам картины окружающего, звуки умирали, не долетев до ушей, запахи в лучшем случае чудовищно искажались. Только Око и способность ВИДЕТЬ худо-бедно позволяли осознавать, куда именно ставишь ногу. Но камни могли вывернуться из-под ступни, а то и пытались сомкнуть свои каменные губы, дробя кости плюсны в кашу — причём охотно пытались проделать эти и другие не смешные шутки при любом удобном случае. При попытке поесть еда моментально сгнивала или высыхала до каменной твёрдости раньше, чем донесёшь до рта. Огонь не грел. Вода не желала смывать с неё грязь… впрочем, какая там вода! Источники вод чаще попросту пересыхали при её приближении…

Тысячи мелочей, которые обычно не замечают. Тысячи — против одной посвящённой.

Но она всё равно шла дальше. Двигалась, забыв обо сне и отдыхе, которые стали бы её смертным приговором. Ковыляла, словно манекен, окружённая коконом непрерывно обновляемых защитных заклятий, кое-как отбрасывающих прочь незримые щупальца Воли Деххато.

Шла.

Кортеж был хорош. Очень хорош.

И вполне достоин выполняемой миссии: сопроводить высокородную Даньевис Улыбку Солнца, младшую, любимую дочь Эйорута Железнорукого, к её ещё более высокородному жениху. Три кареты: побольше и пороскошнее — для самой Даньевис с подружками из союзных родов Альде и Магрен, поменьше и победнее — для доверенных служанок. Шесть крытых фургонов для низкой прислуги, а также перевозки многочисленного личного имущества Даньевис, не поместившегося в каретах. Полновесная дюжина повозок с приданым. Ну, с той его частью, которая могла быть перевезена по тракту.

Плюс подобающая охрана: полтораста и ещё пять опытных рубак. А командиром — он, Вагре из Таэма по прозванию Кость, меч в железной деснице Эйорута.

Оно, конечно, для обороны от разбойников хватило бы и втрое меньшего числа бойцов, а наёмный маг-энгастиец, похваляющийся своей властью над огнём, подавно был бы лишним для выполнения такой задачи. Вот только псы Гийилама Узконосого, кровного врага Железнорукого и всего его рода, могли попытаться напасть на кортеж Даньевис. И уж тут каждый меч был на счету.

Ну а сверх того — почёт и уважение! Не нищенку замуж выдаём, а честную и непорочную красавицу, достойную дщерь Высокого рода Нис.

— Командир!

Вагре Кость из Таэма нахмурился, вынужденный оставить отвлечённые размышления. Поднял взгляд на окликнувшего — и без промедления отрывисто свистнул дважды, подавая подчинённым приказ готовиться к бою.

— Что случилось? Где Хугар и остальные?

Томен Полубровь покачнулся в седле. Выглядел он скверно, ибо был напуган до самого предела. Вагре повёл носом и поморщился: ох, придётся Томену потерпеть насмешки, когда станет отстирывать свои порты на ближайшем привале!

— Там. Все там, командир.

— Докладывай толком! Что, впереди засада? Гийилам всё же посмел напасть?

— Нет! — губы у Томена танцевали и дёргались вразнобой, отчего некоторые слова получались неразборчивыми. — Это… это ведьма, гниль проклятая! Мерзость, мерзость…

— Какая ведьма? — возмутился Кость. — И что там с десятником Хугаром? Внятно!

— Мёртв.

Этот короткий вердикт у Томена, в отличие от предыдущего бормотания, получился вполне разборчиво и чётко.

— Как это мёртв? Ты хочешь сказать, что какая-то, прах её заешь, баба совладала с вашим десятком, а вы, лбы здоровые, ничего не смогли сделать?

— Командир Вагре!

"Принесла нелёгкая!"

Кость не любил энгастийцев. Ну, не то, чтобы по-настоящему не любил, как, скажем, псов Узконосого, шляющихся по дорогам бродяг или лишённое чести ворьё, промышляющее ночами по трактирам. Говоря точнее, Кость полагал островитян сверх меры заносчивыми, непредсказуемыми и потому опасными. Наёмный огневик со странным для мага прозвищем Прут — тощий, ровно цапля, с бородкой клинышком и рыжими тараканьими усами — вполне соответствовал сложившемуся у Вагре мнению. Во всяком случае, по части заносчивости — точно. Даже Эйоруту он всего лишь кивал и обращался к нему по-простецки, словно к обычному смертному. А что до непредсказуемости… Даньевис Улыбку Солнца, в отличие от её отца, Прут обычно приветствовал полупоклоном. Точно таким же, как архивиста рода Нис: скрюченного, пропылённого, ничтожного старикашку, именем которого Вагре отродясь не интересовался.

Ну и как после этого прикажешь относиться к магам? Все они ненормальные, все, а энгастийцы — втрое!

— Вы хотели что-то сказать, мастер?

— Да.

Взгляд рыжеусого Прута показался командиру Вагре особенно пронзительным.

— Ну так говорите.

— Я бы рекомендовал вам скомандовать возницам съехать с дороги. А лучше — развернуться и как можно быстрее двигаться прочь.

— Что?

— Представьте, что нам навстречу движется смерч. Стена разрушительной мощи. Вы уже потеряли девять людей. Вы хотите потерять всех, включая и тех, кого должны охранять?

Вагре Кость нахмурился.

— И вы, дипломированный маг, ничего не можете сделать?

— Диплом не делает меня всемогущим, уважаемый. Если вы хотите…

В голове кортежа раздались крики. Позабытый командиром Томен Полубровь всхлипнул и хлестнул свою лошадь, торопясь ускакать как можно дальше. А перед глазами Вагре из Таэма словно какой-то кисеёй провели. Быстро, очень быстро — он и заметить не успел, что и как случилось. Но тут же пришпорил коня, направляя его вперёд. Туда, где кричали.

Энгастийский маг, не говоря ни слова, последовал за ним. Странная кисея не миновала и его сознания.

— Разреши мне устранить это… недоразумение.

Молчание в ответ.

— Ещё не поздно. Меня она не застанет врасплох. Я выйду навстречу подготовленной и вооружённой. И восстановлю должный порядок.

Вновь вместо ответа — молчание. Густое, душное.

Долгое.

— Неужели она исполнила ещё не всё, что ей предназначено? О! Наверно, ты хочешь использовать её, как средство для влияния на…

На этот раз ответ последовал раньше, чем отзвучал вопрос:

— ДА. В ТОМ ЧИСЛЕ И ТАК.

Громыхающий Глас раздавил бы разум смертного, как тяжёлый ботинок — панцирь мелкого насекомого. Но явившаяся для разговора давно привыкла к этой громовой тяжести.

— Тогда я умолкаю. Если моя служба потребуется тебе, ты знаешь, как вызвать меня.

— ВОТ ИМЕННО. Я — ЗНАЮ. ТЫ — НЕТ. НЕ ВМЕШИВАЙСЯ, ШРАУТХИ.

— Твоя воля, властительный.

"Однако он не сказал, что другим тоже заказано вмешательство…

Использовать эту лазейку?

Да.

Но как именно?

Стоит это обдумать…"

Ритуальный поклон. Столь же ритуальные три шага. Краткий морозный блик. И вот уже в самом центре тварного мира снова остаётся только одно живое существо.

Умолкнув, Мельник принялся собирать и, сортируя, раскладывать по папкам документы. Стоявший у окна спиной к нему человек, одетый в тёмно-серый камзол старинного кроя с минимумом кружев, бросил коротко:

— Не спеши. Закончи доклад.

Мельник не вздрогнул. Трус на его месте давно стал бы трупом. Однако вкрадчивый, не зависящий от воли Мельника холодок всё равно обернулся вокруг его позвоночника, будто сытая, но смертельно ядовитая гадина.

Человека, предпочитавшего тёмно-серые камзолы, боялись практически все. Даже те, кто лишь слышал о его существовании. А уж те, кто был вынужден ежедневно общаться с ним лицом к лицу… ну, или, как в данном случае, лицом к спине…

— У меня осталось только одно сообщение с северо-запада, не особенно достоверное.

— Вопрос достоверности поднимем после. Что там пишут?

— Очередной виток вражды между Нисами и Лейигами. Разгромлен кортеж, в котором везли к жениху Даньевис, дочь Эйорута Ниса. Последний в ярости. Несостоявшийся жених, Харвен из Высокого рода Соньерф, также недоволен. Соответственно, у Гийилама Лейига возникли новые неприятности, пропорциональные мере недовольства Харвена.

Около минуты кабинет заполняло тугое, как напряжённый мускул, молчание.

— На Узконосого это не похоже…

— Узконосого? — отважился переспросить Мельник.

— Таково прозвание старшего Лейига, — бросил, не оборачиваясь, человек в тёмно-сером. — Каковы точно установленные факты, касающиеся этого дела?

— С кортежем поработал сильный маг. Весьма сильный. Вероятно, высокий посвящённый. Кортеж защищал наёмный маг, но напавший прихлопнул энгастийца походя. И…

Пауза. Стоявший у окна развернулся, взглянув на Мельника в упор.

— Я что, должен выдавливать очередную порцию сведений? — поинтересовался он.

Змея страха, поселившаяся внутри Мельника, завозилась, просыпаясь и предвкушающе скаля ядовитые клыки. Но голос докладчика остался ровен:

— По непроверенным данным, напавший оставил следы демонического вмешательства.

— С этого надо было начинать. Источник?

— Другой наёмник-энгастиец. Личный целитель Сарвена.

— Так.

Некоторое время в кабинете царило молчание. Мельник стоял, сам не замечая, с какой силой сжимает распухшие от бумаг папки, и очень, очень старался не шевельнуться.

— Так, — повторил человек у окна. — Перевести дело о нападении на кортеж Даньевис Нис в отдельный поток. Приоритет — первый…

"То есть доклады о продвижении — трижды в сутки: утром, в полдень и на закате".

— Пока первый, — последовало уточнение, — а там посмотрим. Ступай. И ещё…

Мельник, уже направлявшийся к двери, замер. Змея страха зашипела, раскачиваясь и примериваясь, куда лучше вонзить клыки.

— Распорядись насчёт ужина.

— Сделаю, шеф.

Только плотно закрыв за собой двери, Мельник вернул способность мыслить ясно. И тут же мысленно поёжился.

"След демонической силы? Маг высокого посвящения? Отдельный поток с первым приоритетом? Скверное сочетание…"

Интуиция очень редко подводила главу Курьерской службы Ленимана Великого. И если некое дело привлекло его особое внимание…

Мельник, второй из доверенных секретарей Свинца, снова поёжился. Уже не мысленно.

И отправился за ужином для своего шефа.

"Куда ты идёшь?"

"Вперёд".

"Зачем ты идёшь?"

"Не помню. Отвяжись".

"Где твоя цель?"

"Там. Дальше".

"Кто ты?"

"Мне некогда. Отвяжись!"

"Кто ты?"

Лиловая вспышка, родившаяся на дне Ока Владыки, обрывает разговор. Если он вообще был, этот разговор. Если не привиделся, как очередная тень в мареве жестокой усталости.

— Грядут! Они грядут! Горе вам, люди! Грядут!

Отвернувшись от выходящей на площадь галереи, статный крепкоплечий муж в ниспадающем сине-золотом одеянии слегка поморщился. Но этого мимолётного знака недовольства оказалось вполне достаточно, чтобы привлечь внимание одного из младших служителей.

— Предстоятель, вы хотите, чтобы эту кликушу заставили умолкнуть?

— Это не кликуша, — отрезал носящий синее и золотое, садясь на стул с высокой спинкой.

Голос склонившегося ещё ниже служителя зазвучал глуше:

— Единый Господь правых даровал вам новое знание?

— Да. К исходу этого дня почти весь Ольем станет непригоден для жизни людей. И весьма вероятно, что храм наш не устоит тоже…

— Как?

— Немыслимо!

— Почему?

Предстоятель вновь поморщился, и голоса явившихся на зов младших служителей смолкли, как по команде. В тишине снова стали различимы вопли с храмовой площади:

— Грядут они, глаголю истинно! Станете вы палою листвой в бурю, станете щепками в шторм, станете колосьями, побиваемыми градом! Грядут!!!

Один из младших служителей сложил ладони в жесте быстрого сосредоточения, и все внешние звуки тотчас же стихли, как отрезанные.

В какой-то мере так оно и было. Изменила реальность, конечно, не магия, мерзость пред лицом Господа правых, но божественная сила посредством одного из своих слуг. Однако результат вмешательства был точно таким же, как при сотворении заклятия тишины.

— Мне, — медленно и веско сказал предстоятель Ольемского храма Веррая, — было откровение. Тень непроглядная, воздвигшаяся на закате, подобно волне морской, рухнула на наш город. Когда же тень сия ушла, двинувшись на юг или, быть может, на юго-восток, вошла в Ольем мерзость запустения. Не горели в окнах огни, не слышно было звуков жизни: ни голосов, ни лая, ни хоть карканья мерзкого. И ведомо было мне в том откровении, что вода покинула колодцы, что испорчено безвозвратно зерно на складах и мясо в кладовых; что пылью рассыпается цемент, скрепляющий камни и кирпичи домов, а дерево, из которого построены другие дома, рассыпается гнилой трухой. Хозяева жилищ своих, не пожелавшие уйти прочь из обречённого города, лежат мёртвые, подобно сломанным куклам. Пустота вошла в Ольем и следом сын её, Страх. Вот что я узнал.

После ритуальной фразы младшие служители зашевелились, хотя и не сразу.

— Но как отвратить это? — спросил самый молодой из них, тот, который создал своей молитвой область тишины. — И неужто Господь наш, Господь правых, не даст нам достаточно сил Своих, чтобы избегнуть такой страшной участи и помочь простым горожанам?

— Возможно, — молвил другой служитель, тот, кто предлагал убрать с храмовой площади самозваную пророчицу, — важнее узнать, какова природа этой напасти. Кто или что стоит за той тенью, которую дано было узреть Предстоятелю нашему?

— Отвечу вам обоим сразу: мне это неведомо. Не знаю я природы опасности, что надвигается на Ольем, и не знаю, что ещё, кроме немедленного бегства, способно уберечь нас от неё.

— Вы не знаете, но разве для Веррая существует неведомое?

Предстоятель посмотрел на молодого служителя прямо, отчего тот слегка покраснел, но лишь выше вскинул голову.

"Кажется, этот из высокородных. Ну да, ну да…"

— Попробуй спросить Господа нашего сам, — мягко сказал Предстоятель. — Быть может, тебе откроется то, что для меня осталось сокрытым.

— Я спрошу! И если Господь правых в милости своей поведает мне о том, что смущает ум мой, я не утаю от братьев в вере его ответы.

Дерзкий младший служитель, не откладывая, сложил вместе свои узкие ладони, лишённые мозолей, беззвучно зашевелил губами. Мягкое сияние неспешно обволокло его, свидетельствуя, что его молитвенное отрешение от мира истинно. Предстоятель бледно улыбнулся.

"Быстро. Очень быстро. Весьма талантливый юноша, высоко он поднимется…

Конечно, если раньше времени не сгорит в ореоле божественной истины, как глупый мотылёк в пламени ночной свечи. Что, к прискорбию моему, куда вероятнее".

— О-о-о!

Мягкое сияние замерцало и погасло. Младший служитель расцепил трясущиеся ладони и укрыл ими побелевшее лицо.

— О-о, нет! НЕТ!

— Что видел ты, брат? — спросил служитель постарше. — Расскажи нам, не таись.

Предстоятель на мгновение сомкнул веки, призывая душевную твёрдость снизойти на излишне самостоятельного подчинённого. И Веррай, Господь правых, отозвался на просьбу Своего Предстоятеля. Отняв ладони от лица, младший служитель окинул зал собраний таким взглядом, что у большинства присутствующих мурашки побежали по коже.

— Я расскажу, — необычно низким голосом сказал он. — Потому что Господь мой открыл мне два пути, которыми мы можем пойти, но выбор предоставил нам. Слушайте!

10

Тело в руинах. Разум на грани. Дух свивает нити покорных энергий, уберегая плоть и мысль от новых ран. Но как же тяжко, как смутно и пусто внутри!

Терпи. Ты уже многое вытерпела и вытерпишь куда большее. Ради чего? Не спрашивай! Не это сейчас важно. Отбрось решительно всё, что способно поколебать волю, воздвигшуюся против Воли, забудь о любых представлениях, если они не диссонируют с прессом Представления.

Вперёд!

И пусть, как прежде, служит тебе поддержкой могучее истечение Сил, которым дышат за твоей спиной два чёрных, как ночная радуга, клинка. И пусть хранит твою суть от разрушения пульсация Ока Владыки. Как прежде, как ныне — так и впредь.

Не останавливайся. Не сворачивай. Не закончен твой путь…

Так. А это ещё что?

"Вот оно!"

В зрении, дарованном Господом Верраем, приближающееся пятно было подобно самодвижущейся чаше скверны. Упорядоченность и сложные гармонии тварного мира по мере приближения пятна искажались, а затем и полностью ломались, сменяясь отвратительной "вонью" демонического начала. Не просто Тьма, не просто погибель, но истинный, рождающий дрожь омерзения хаос протягивал к городу одно из щупалец своих. Неспешно, с полной уверенностью в своей власти. Чуть ли не с глумливой насмешкой.

Какой глупец восстанет против мерзейшей мощи?

"Господь! Укрепи дух мой, даруй силы совладать с напастью!"

И присутствие Веррая привычно потеснило хрупкое человеческое сознание, распирая плотную оболочку служителя. Одного-единственного младшего служителя, решившегося противустать искажениям надвигающегося Зла.

Я ВИЖУ — непривычно далеко, болезненно ясно.

Этот свет кажется изнанкой того, что сохранила память о визите в инферно Кэббод. Сияние сути Храсси Вспышки, блеск полуденного солнца, струящиеся от бивачного костра тёплые лучи или льдистый блеск чистой магии… нет, этот свет не похож ни на что из перечисленного. Разве что при сравнении с сутью Храсси он кажется изнанкой, прямой противоположностью того света, который был и есть — жизнь сестры Хос-Кэббода.

Почему?

Потому что и тогда, и теперь свет наполняла мысль. Пульсирующее, яркое чувство. Но там, где демоница сияла вызовом, непокорством, огненной страстью, — этот новый и незнакомый свет лучится принуждением, изливает давящую, неприятную до дрожи манифестацию силы. Храсси была слишком беспечна, чтобы приказывать другим. Она вполне могла испепелить за непокорство (и наверняка не единожды случалось именно так…) — но она никогда не стала бы подливать в бокал собеседника макового отвара, никогда и никого, даже неразумного зверя, не посадила бы в клетку. А вот этот одушевлённый свет, который ты ВИДИШЬ так ясно — едва ли не квинтэссенция идеи "запор и решётка". Очередной лик порядка, ничуть не приятнее, чем сила, оживлявшая недоброй памяти старшего хеммильда Ледовицы.

"Что, властительный, привлекаешь союзников? Отчаялся справиться самостоятельно, не являясь на сцену собственной затаившейся персоной?"

Дрожь. Сейчас начнётся…

Могущество Веррая велико. Боги верхнего пантеона не владеют материальными мирами, это — привилегия риллу. Но их власть, пусть и не столь глубокая, простирается гораздо шире. Нередко богов, подобных Верраю, почитают в сотнях миров разных Лепестков Пестроты. Их полные аватары — единственное, если не считать риллу, чего боятся маги высших посвящений.

И правильно боятся.

С полными аватарами некоторых богов даже властительные избегают спорить.

Младший служитель Ольемского храма Веррая, конечно, не являлся полной аватарой своего бога. Но он был очень, очень талантливым медиумом. И сосредоточил в себе более чем внушительный осколок сущности Господа Правых.

"Изыди, хаос! Изыди, зло! Да вернётся в исстрадавшуюся область мира благо, да восстановится порядок, да воссияет свет! Именем Твоим, Веррай! Да свершится!"

Узел воли и Воли, отторгающие друг друга представление и Представление, самая суть конфликта мятежного мага и властительного риллу…

Искренняя молитва младшего служителя, подкреплённая пролившейся из запределья мощью бога, на время разбила самую суть конфликта. Прекратила противостояние. Пролилась маслом на бурные воды, гасящие порывы ураганного ветра. Риллу называют властительными, и называют вполне заслуженно. Но при этом они не всевластны. Деххато получил чувствительный удар.

Хозяйка Ока Владыки тоже получила удар. Ничуть не слабее того, что достался риллу. Но для неё этот удар парадоксальным образом обернулся передышкой.

Выбитый из колеи безнадёжного противостояния, разум мятежницы сбросил его тяжесть и использовал появившийся шанс на все сто процентов. В единой вспышке понимания она объединила доступные ей резервы для создания новой, качественно иной защиты. И грубоватая мощь, заимствованная у артефактных клинков, слилась воедино с утончённой мозаикой, сплетённой при посредстве сил Ока. Барьеры, ничуть не уступающие стационарным барьерам, охраняющим замок Князя Гор, воздвиглись вокруг неё многослойным текучим щитом.

Проникнуть внутрь этого щита отныне были не властны ни Воля Деххато, ни его Представление. Первая битва затянувшейся войны оказалась выиграна — и в битве этой отнюдь не риллу стал победителем!

Но накал схватки оставался очень высок. А потому когда младший служитель Веррая попытался направить на передвижную крепость мятежницы новый удар, она не стала соразмерять силу ответа. Ментальную компоненту контратаки божество поглотило без остатка, но справиться так же легко с безличными элементарными энергиями не сумело. В долю мгновения на том месте, где находилась временная аватара божества, взлетел к низким облакам дымно-огненный смерч колоссального взрыва.

Пусть не так, как в видении Предстоятеля, но предсказание об участи Ольема сбылось.

— Итак, — тяжело обронил Свинец, — эта демоническая напасть уничтожила целый город.

Ответа не предполагалось, и Мельник не издал ни звука.

— Удалось установить, кто за этим стоит? — голос главы Курьерской службы стал тише и ещё тяжелее. Секретарь ощущал это совершенно явственно, как нытьё собственных суставов и связок, принявших непосильный груз.

— По данным наблюдений, источник демонической силы — существо в обличье женщины…

— Образ?

— Вот.

Над толстым рдяно-медным диском с тремя несимметрично расположенными прорезями, выложенным на стол, возникло прозрачное видение. Шагающая с размеренностью автомата или голема, облачённая в полусгнившие остатки мужского кожаного костюма седая старуха.

Да: и седая, и морщинистая, но всё ещё не согнутая годами. Заметно выше среднего роста, крепкая, с гордо развёрнутыми плечами и не до конца уничтоженными следами былой красоты. Из-за её спины выглядывали рукояти недлинных парных клинков. Определить цвет глаз не представлялось возможным, поскольку старуха двигалась, не размыкая век. Но…

— Это реконструкция?

— Да, — секретарь сглотнул. — Устройства записи около неё выходят из строя, заклятия распадаются, а люди болеют и ослабевают. Этот образ составлен при помощи суммирования впечатлений очевидцев.

— Ясно. А что у неё во лбу?

— Неизвестно. То ли третий глаз, то ли некий артефакт, то ли что-то, для чего у наблюдателей просто не нашлось слов.

— Ясно, — повторил Свинец.

Некоторое время в кабинете царило удушливое молчание.

— Делу этой… Лениманской ведьмы присвоить высший приоритет. На ближайшие полчаса отменить или отложить встречи. Всё, ступай.

Мельник поклонился и быстро, но без лишней поспешности вышел.

Некогда Эйрас говорила: всё, что тебя не убивает, делает тебя сильнее. Вернее, может сделать сильнее, если правильно распорядиться полученным опытом.

Даже болезнь… да что болезнь — даже неисцелимое увечье можно обратить в силу!

"И теперь я воистину сильна".

Время, когда она не могла позволить себе ни секунды отдыха, миновало. Время, когда она едва видела, куда ступает — тоже. Невозможность насытиться, напиться и выспаться заставила её перейти на способ поддержания жизни, используемый элементалями и демонами: прямое поглощение энергии с последующим последовательным преобразованием.

Хотя жестокое противостояние Воле риллу сожгло огромное количество жизненной силы, доведя её до края и состарив плотное тело на несколько десятилетий, оно же дало ей понимание целого ряда аспектов интуитивной магии. Сейчас — спасибо тому воплощению Веррая! — власть Деххато уже не замыкались вокруг воспалённой сферой, едва достаточной для её существования. Сейчас Воля риллу иссякала, самое малое, в сотне шагов от мерно пульсирующего Ока.

А вот её собственная воля… что ж, порой она могла УВИДЕТЬ даже то, что было скрыто от взгляда за линией горизонта.

"Что, властительный, — да отсохнут разом все твои крылья! — просчитался? Кого бы ты ни направлял, пытаясь остановить меня, у тебя ничего не вышло.

И теперь я не стану торопиться. Не стану искать разговора с Ледовицей. Я просто подожду. Привыкну к новому положению дел. Научусь играть по новым правилам. Когда же я стану достаточно сильна, чтобы УВИДЕТЬ, где именно ты окопался, (а я стану!) я задам свои вопросы не ей, а прямо тебе, самозваному вершителю судеб — да иссякнет Сила твоя, как река в пустыне, и не вернётся более!

Пока ты ещё можешь укрываться от моего Ока. Но это пока…"

Внезапно — по-настоящему внезапно! — пространство вокруг и даже внутри её тела противоестественно скрутилось. В отличие от непрерывных атак Деххато, в этой фундаментальной магии не было и следа изысканной утончённости. Только бешеный, почти неконтролируемый напор и скорость, равная скорости мысли. Она ещё только начинала реагировать, а её тело и даже клетки, из которых оно состояло, уже понесло колоссальный ущерб. Фактически смертельный. Даже самому искусному целителю не выжить, если кости раздроблены в песок и вот-вот перетрутся в пыль, а мягкие ткани стремительно превращаются в фарш.

Блок! Ещё и ещё блок! Изменить пространство вокруг так, чтобы вообще никакие манипуляции с ним на какое-то время стали невозможны! Заморозить все быстрые процессы, от биологических до физических, выиграть время!

Она повесила поддержание дополнительных блоков на обеспечивающие силовые плетения своих новых мечей. И это её спасло. Потому что продолжающаяся атака оказалась недостаточно мощна, чтобы преодолеть такие барьеры. Заклятия, поддерживаемые её собственной Силой, по-прежнему не такой уж значительной по меркам бессмертных, смело бы, как метла сметает песок. Но с такой же лёгкостью преодолеть энергетику Источника Силы неведомый враг не смог.

…боль? Нет. Назвать такие ощущения всего лишь болью — как приравнять океан к мутной мелкой лужице. Если бы она была в состоянии рефлексировать, то непременно удивилась бы, каким чудом до сих пор не только жива, но даже способна мыслить. Бесстрастный, работающий помимо ума контур самодиагностики констатировал необратимые повреждения пятой части всех клеток. О состоянии костей уже было сказано: песок. Где крупный, а где совсем мелкий. Ни одного целого кровеносного сосуда, включая капилляры. Вместо нервной системы — лоскутья. Вместо мышц, связок, внутренних органов — фарш. Впрочем, вместо спинного и головного мозга тоже. Минимальные повреждения претерпела только область, непосредственно прилегающая к Оку: лобные доли мозга да ещё отчасти височные. Видимо, это и стало той соломинкой, за которую…

Стоп. Око.

Выворачивающим усилием отрешившись от боли,

"…странно, что я так подробно и отчётливо чувствую все повреждения вплоть до мельчайших — ведь целых нервов не осталось…"

она сосредоточилась и УВИДЕЛА.

В какой-то полутысяче шагов, на вершине небольшого холма, стоял, направляя на неё ни на что не похожий предмет, очень высокий и худой мужчина в халате с нашитыми сверху стеклянисто блестящими пластинами. А рядом стоял и держался за отросток этого самого предмета другой мужчина. Наиболее примечательной деталью облика этого второго была сросшаяся с лицом маска из сусального золота. В маске не было отверстий ни для губ, ни для носа, ни для глаз, и потому перепутать её владельца с кем-то ещё представлялось невозможным.

"Ну да, следовало ожидать…"

Ещё двое из Круга бессмертных: Пустота и Златоликий. Высшие посвящённые пространства и движения соответственно.

"Не поленились создать совместно используемый боевой артефакт. Уважают, гады".

Углубить сосредоточенность. Выкачать из мечей порцию Силы. Преобразовать её.

УВИДЕТЬ.

Затрясшись, Златоликий упустил отросток артефакта. Его знаменитая золотая маска поплыла, утрачивая постоянство формы и принимаясь пожирать хозяина. Ну и что с того, что заклятое золото при нормальных условиях попросту не могло так себя вести? Хозяйка Ока изменила сущее, как её научил, вряд ли желая именно такого итога, властительный Деххато.

Она ОЖИВИЛА маску Златоликого, ОДУШЕВИЛА её — а затем с огромным удовольствием УВИДЕЛА результат.

"…вообще-то в данном случае ОЖИВИТЬ, ОДУШЕВИТЬ и УВИДЕТЬ — одно действие. Единый и нерасчленимый акт воли…"

Нанести ещё один удар она не успела. Сообразив, что к чему, Пустота подхватил корчащегося коллегу и бежал. Пронизал пространство заранее заготовленными заклятьем.

"Жаль".

Используя все свои целительские навыки, хозяйка Ока принялась восстанавливать тело. Вернее, разгребать руины, используя за основу мало пострадавшие энергетические связи — те самые, не человеческие, а демонические.

"Интересно, что ж они Ледовицу не привлекли? Втроём они имели бы куда больший шанс задавить меня… какие-то очередные интриги бессмертных? Или добавить в сплав магии пространства с магией движения ещё и магию порядка оказалось слишком сложно?

Начхать. Не важно.

Просто Деххато — да лопнет его хребёт, выпадут зубы и треснет шкура! — придётся ответить на несколько дополнительных вопросов".

— Итак, Лениманской ведьме не страшна ни сила оружия, ни власть ординарных магов. Ещё под Ольемом её пытались остановить божественной властью — безуспешно. А теперь ты утверждаешь, что это чудовище атаковали совместно двое бессмертных, Пустота и Златоликий. Атаковали — и были вынуждены обратиться в бегство!

— Да. Но это ещё не всё.

— Говори.

Мельник выпрямился. Заставил себя, как атлет, понимающий десятипудовый груз. Хотя взглянуть в глаза шефу прямо душевных сил у него уже не хватило.

— Что причиной тому, не знаю, ибо смертен. Демоническая зараза или гнев властительного Деххато, недовольного присутствием в мире ведьмы… не знаю. Но я просматривал сводки, и получается, что последствия провалившихся прямых атак, вроде разрушения Ольема — ещё не самое худшее.

— Без лирики. Факты, Мельник, факты!

— Как прикажете.

Секретарь извлёк и развернул дешёвую печатную карту, изображающую северо-восточные провинции Ленимана, примыкающие к Седым горам. Помимо отпечатанных знаков, линий рек, населённых пунктов, дорог, замков Высоких родов и тому подобных стандартных обозначений, карту покрывали нанесённые от руки пометки, сделанные чернилами разных цветов. Сухо комментируя собственные пометки, Мельник потратил на доклад около двадцати минут.

Потом умолк, выжатый до предела.

А Свинец продолжал молча смотреть на карту.

Сходящая с ума погода. Где-то страшная сушь и сопутствующие пожары, а рядом — всего полпальца по карте! — наводнения, сносящие плотины, смывающие целые деревни. Ураганы, смерчи и градобития. Эпидемии невиданных ранее болезней, похожие более на невероятных масштабов порчу. Нашествия насекомых-вредителей. И — повальное бегство крыс, словно некоторые районы уподобились тонущему кораблю. Внезапное отравление плодородных до того почв, уход грунтовых вод (или сверхбыстрое заболачивание пахотных земель), падёж скота и домашней птицы, повальная смертность среди стариков и младенцев… а среди возведённых человеческими руками построек, среди предметов, запасов, орудий труда — гниение, распад и тлен.

Тысячи малых трагедий, сотни многоликих бед и десятки самых настоящих катастроф. В сумме же всё это слагалось в одну большую катастрофу, в непрекращающееся (и усиливающееся!) стихийное бедствие национального масштаба.

Причём сердцевина этой беды — та самая ведьма, источающая демоническую магию, ведьма, которую и бессмертные остановить не смогли, — продолжала движение.

И перемещалась всё ближе к столице Ленимана…

— Оставь карту и ступай.

Мельник вздрогнул, но повиновался. Оказавшись за порогом кабинета и плотно прикрыв дверь, он сделал ещё несколько шагов.

Замер.

"Неужели я видел невозможное? Неужели Свинец — Свинец! — бессилен что-либо предпринять? Распоряжаясь такими ресурсами, имея такие рычаги влияния…

Но что в них толку? Демон в обличье старой ведьмы шагает по Лениману, и никто не может остановить его. Даже властительный риллу. Либо не может, либо… не хочет?

А Свинец, как и я, смертен".

Змея привычного страха, годами обвивавшая позвоночник Мельника, шевельнулась в последний раз — и издохла. Хотя сам секретарь этого не заметил. Ему было не до того.

"Мы не можем остановить беду или повернуть её вспять. Но даже я могу распорядиться о выделении помощи пострадавшим. Поговорить с чиновниками, иерархами столичных храмов, представителями Высоких родов. Перераспределить запасы. Эвакуировать пострадавших. Позаботиться об оказании помощи.

Да.

Кто там из Большой Канцелярии должен мне услугу?.."

Единственный обитатель центра мира шевельнул рогатой головой. Его чувства уловили долгожданное движение, начавшееся за пределами Пестроты и направленное к его миру.

— НАКОНЕЦ-ТО! — громыхнул Голос риллу. — УЗЕЛ ГОТОВ, И ЛЕЗВИЕ ТОЖЕ…

Более вслух не было сказано ничего. Властительный Деххато не нуждался в словах, чтобы изменить и пространственные, и временные координаты точки выхода. Правда, даже в начале игры ему не удавалось исказить саму траекторию такого движения. Для достижения желаемого результата приходилось искажать пространство и время всего Аг-Лиакка. Перемещать мир.

Но до тех пор, пока он был тем, кем был, это являлось вполне посильным действием.

— БЫТЬ МОЖЕТ, ТЕПЕРЬ…

Гаснущий рокот Голоса, словно последний, дальний раскат грома.

И вновь — тишина ожидания.

Они встретились в половине дня конной езды от столицы Ленимана.

Оборванная старуха, вышагивающая по дороге с мрачной механической размеренностью, не сразу поняла, кто стоит впереди на обочине. А стоящая на обочине не сразу смирилась с тем, что старуха — это именно та самая…

— Эйрас.

— Терин.

Старуха рассмеялась.

— Да какая я тебе Терин, Игла? Разуй оба глаза… наставница! Я теперь не Терин Задира, не Ниррит Ночной Свет и даже не Кайель Отрава.

— Знаю. Теперь ты — Лениманская ведьма. Таково твоё наименование, вошедшее во множество официальных документов. И которое наверняка станет частью истории.

Старуха рассмеялась снова. Остановилась.

— Ты что, заделалась наёмницей Свинца?

— Нет. Но при расставании я обещала остановить тебя, если ты зайдёшь слишком далеко. Ты вот-вот зайдёшь ещё дальше. И я остановлю тебя. Здесь и сейчас.

11

— А. Я, кажется, немного ошиблась. — На дне Ока Владыки заметались сполохи цвета кровавого пепла. — Ты выполняешь не волю Свинца, ты выполняешь волю Деххато.

— Волю Деххато выполняешь ты.

— Чушь! Я…

— …хочешь его уничтожить. Знаю. Я тоже хотела бы это сделать.

Это остановило старуху — на время.

— Не понимаю, — призналась она.

— Вот поэтому ты до сих пор движешься в намеченной Деххато колее.

— Но…

— Пожалуйста, дослушай. Ты ведь когда-то любила докапываться до сути.

— Хорошо, — старуха скрестила руки под усохшей грудью. Повела плечами, словно проверяя, не исчезли ли из наспинных ножен её клинки. — Говори… Игла.

Эйрас усмехнулась.

— Души демонов после смерти возвращаются в Нижние Миры. Смею предположить: души риллу после смерти возвращаются на Дорогу Сна.

— НЕТ!!!

— Не ори так громко! — хлёстко, наотмашь. — Ты ведь ВИДИШЬ, что это правда. Ты просто не хотела об этом думать. Властительный Деххато наводит на тебя последний блеск, точно самоубийца, полирующий бритву перед финальным движением поперёк горла. И вместе с тем он не торопится, мучая и себя, и своё одушевлённое орудие. Допустим, ты убьёшь его, потому что он позволит тебе это. А что потом?

Старуха скривилась.

— Мне всё равно, что будет потом.

— Очнись от спячки, дура! На Деххато, дряхлом идиоте, висит связность всего Аг-Лиакка! Он суть стержень, задающий форму этой части реальности! Да, именно он был режиссёром твоей судьбы, а все остальные, начиная с Айселита и вплоть до Князя Гор, всего лишь играли предназначенные роли. Хотя бы до этого ты докопалась. Но неужели Айселит, верный паладин Энгасти, сказал бы тебе спасибо, если бы его родина вместе со всем остальным миром обрушилась в хаос? То, что творится сейчас в Ленимане, покажется кошачьим чихом в сравнении с бурей!

Голос Лениманской ведьмы был горек и пуст:

— Что за дело мне до этого мира, если в нём больше нет моего принца?

Ответ Эйрас, негромкий, но внятный, прозвучал приговором:

— Вот поэтому я и говорю, что тебя пора остановить.

Мотнув встрёпанной седой гривой, старуха фыркнула.

— Чего же ты со мной разговоры разговариваешь?

— Примерно того, чего ты разговаривала с Железным Когтем. Откажись от убийства риллу! Не потакай его Воле и Представлению!

— А ты сама? — поутихший было, пепельно-алый огонь в Оке Владыки вспыхнул ярче. — Ты-то уверена, что не потакаешь Деххато?

— Увы, потакаю.

— Что?!

Губы Иглы изогнулись в странной гримасе. Горечь? Злая ирония? Печаль?..

— Тебе следует понять ещё кое-что. Да, часть Деххато, его душа, поющее и вдохновенное начало, стремится на Дорогу Сна. Хочет вернуться. Взлететь. Переродиться — и возродиться. Снова творить свободно. Но другая его часть — та, которая и зовётся властительным риллу, стержнем мира, не хочет расставаться с Аг-Лиакком. Жадность приковывает Деххато к стабильной реальности. Не даёт подняться над материей, в полной мере реализуя Право Крыльев. Именно эта алчная часть повинна в твоих нынешних страданиях, именно она — не без твоего участия, разумеется, — разоряет Лениман тысячами бедствий. Но увы! Именно эта часть риллу заодно является залогом существования одного из миров Пестроты… притом не самого худшего из них.

— Выходит, что так, что этак, но Деххато устроит любой исход? — прошипела старуха, сжимая костлявые кулаки. — Хорошо устроился!

— Да. Существа его уровня всегда устраиваются… хорошо. Хотя и не всегда их способ устроиться — наилучший.

Старуха бросила в небо взгляд всех трёх глаз. Потом посмотрела на Иглу.

— Ты ведь знаешь, что я не отступлю… наставница?

— Знаю.

— Тогда, — сказала старуха мрачно, — я, мятежница, во исполнение той части воли Деххато, которая стремится уничтожить его, нанесу удар первой.

Игла кивнула, пряча глаза.

— Твоё право, ученица. Бей.

Рассказывают, что некогда на пустынной дороге в одном из миров Пестроты встретились два великих воина. Одного звали Ловчим, другого — Жнецом.

Издалека увидели они друг друга — и сразу же поняли, что судьба послала им встречу с умелым бойцом. Когда расстояние между ними сократилось, каждый из них, пристально наблюдающий за идущим навстречу, смог оценить его манеру двигаться и нечто более тонкое, что с трудом можно уловить сетями слов. А оценив, воины признали друг в друге поистине выдающихся мастеров боя. Сблизившись, они молча встретились взглядами. Разошлись, двинулись дальше…

Одновременно обернулись и поклонились, вежливо изгибая хвосты.

— Не вас ли, — спросил один из них, — зовут Ловчим?

— Меня, — кивнул спрошенный. — А вы, верно, известны как Жнец?

— Да, иногда меня называют и так.

— Я много о вас слышал.

— Мне также не раз говорили о вас.

— Быть может, вы окажете мне честь и разделите со мной трапезу?

— Не откажусь.

Два великих воина сошли с дороги на обочину. Продолжая приглядываться друг к другу, развели огонь, приготовили пищу, поели. После этого Жнец (а может, и Ловчий) спросил:

— Не угодно ли вам сыграть в "спор царей"?

Вместо ответа Ловчий (а может, и Жнец) молча достал из котомки свой дорожный набор для этой в высшей степени достойной игры.

Обычная партия "спора царей" длится не очень долго. Особенно если играют не новички, а мастера. Достаточно одной замеченной ошибки противника, чтобы суметь переломить ход игры в свою пользу. Не случай, но только искусство, внимание к мелочам и непреклонность воли определяют исход этой игры, за что её и любили воины того отдалённого мира.

Вот только "спор царей", за которых принимали решения Ловчий и Жнец, затянулся. Оба они не были новичками; более того: хотя стили игры у них оказались разительно не похожими, никто из них не совершал ошибок — ни крупных, ни хотя бы мелких. Так они просидели над доской и час, и второй, и половину третьего, когда Жнец (а может, и Ловчий) сказал:

— Очень интересно. Похоже, что сегодня мне не удастся выиграть.

— Мне тоже кажется, что сегодня победа не дастся мне. А меж тем я бы хотел засветло добраться до трактира и переночевать под крышей.

— Я и сам желаю в точности того же. Быть может, вы согласитесь на ничью?

— Охотно дам своё согласие.

На этом два великих воина, поклонившись друг другу на прощание, разошлись в разные стороны и уже ни разу не встречались более. Но, хотя ни один из них в тот день не обнажил оружия, оба они знали, что повстречались с равным себе — и сумели обойтись без потерь. Что тоже можно, в каком-то смысле, считать победой.

Увы, для Терин и Эйрас такая обоюдная победа в бескровном состязании ума и воли оказалась невозможна.

Их бой сразу пошёл всерьёз.

Первое побуждение: УВИДЕТЬ.

Уже не вкрадчиво, прощупывающе, а в полную силу, с заимствованием энергии у клинков. Так, чтобы способность ВИДЕТЬ из инструмента стала оружием, действенность которого испытали на себе и Князь Гор, и особенно Златоликий.

И снова, как при пробных попытках, — ничего.

Только холодная, непроницаемая, струящаяся тьма. Только прочность, непостижимым образом сплавленная с текучестью, а в самой сердцевине — воронка непостижимости, дышащая распадом и гибелью, излучающая активность и жизнь. Суть некроманта? Не-е, это что-то другое…

"И как прикажете атаковать существо, которое не то что изменить — понять не можешь?"

Заранее предчувствуя неудачу, она сплела и направила в цель великолепное в своей симметричности плетение. Манипуляция материей неразрывно сочеталась в этом заклятии с методами, заимствованными у риллу. И низшую, материальную компоненту ждал полный успех: плотное тело Эйрас сур Тральгим исчезло в воронке распыления. Но высшую компоненту ждал столь же полный провал. Холод струящейся тьмы поглотил жалкую попытку ограничить его свободу, словно вековой лес, глотающий робкий крик заблудившегося путника.

Сходным образом закончилось противостояние со слугой Веррая. Там тоже пострадала лишь низшая, материальная компонента двуединства бога и человека. Вот только тогда всё закончилось со смертью вместилища неотмирной силы, а Эйрас…

Секунда — и на том месте, где стояла распылённая женщина, возник оживший костяк: четыре лапы, два крыла с перепонками из чистой Силы, мертвенно-зелёные огни в пустоте глазниц.

— МОЯ ОЧЕРЕДЬ, — вполне внятно прогудел дракон, не размыкая челюстей.

Судорожное напряжение, ожидание атаки…

Ничего не произошло.

Бесконечное наречие, этот безотказный и удобный инструмент, впервые на памяти Эйрас дал осечку. Она по-прежнему прекрасно помнила его — вот только из рычага, способного поменять местами не то что небо и землю, но даже прошлое и будущее, Бесконечное наречие превратилось в ещё один язык, утративший непосредственную власть над состоянием души.

"Ну конечно. Глупо было пытаться!

Она меня ВИДИТ. Вряд ли понимает, что именно ВИДИТ, — даже я сама затрудняюсь определить, кто я такая, — но самого факта такого наблюдения уже достаточно. Взгляд Ока Владыки прозревает суть и блокирует мои потуги в зародыше. Так я сама во время первой, случайной встречи с Гредом и Хилльсатом блокировала их попытки принять боевые аспекты: пусть неосознанно, но именно я вела ту ситуацию в заранее спланированном русле. Тогда ещё смутная и неверная, но от того не менее реальная тень Тропы Бесконечного, на которую я твёрдо встала в Обители, уже невесомо лежала на моих плечах, укрывая от некоторых аспектов того же искусства.

Итак, изощрённость реализующихся иллюзий недоступна? Пускай. Это всего лишь значит, что я должна сделать своим оружием истину".

"Медлишь, бывшая наставница? Не хочешь нарушать свой странный запрет на убийство? Ну, от меня-то подобных глупостей лучше не жди!"

Новая атака, более изощрённая. Простое уничтожение оказалось неэффективно? Используем искажение! Воздействие, которое по сути своей, должно быть, приближалось к заклятиям из арсеналов хаоса, с нешуточной примесью демонической магии и питаемое стихийными энергиями. Только использование Ока позволяло сбалансировать столь неустойчивую и опасную смесь, только способность ясно ВИДЕТЬ точное равновесие форм.

Все хаотические магические приёмы принципиально не поддаются классическому контролю. Ломают любые рамки, поставленные волей мага. Применение подобных заклятий в плотной реальности слишком опасно, почти самоубийственно. Даже риллу, несмотря на их локальное всемогущество, пожалуй, не взялись бы восстанавливать фрагмент реальности, затронутый столь всеобъемлющим искажением. Много проще уничтожить искажённое и создать с нуля "заплатку".

Но когда водоворот слепящих бликов, перемешанных с искрами отрицательного света, успокоился, ведьма не без толики священного ужаса обнаружила, что закапсулировавшая себя Эйрас, вернее, её драконья форма, осталась невредима. И даже почти не ослабела.

"Невозможно!"

На этот раз наставница не стала медлить. Под её ответным ударом ментальные барьеры мятежницы оплыли, словно сделанные из мягкого воска. Обыденная реальность исчезла, сменившись пространством, заполненным бескрайней и однородной серой мглой. Неким трудноописуемым образом посвящённая Ока знала: из развалины, медленно и кропотливо восстанавливающей своё дряхлое, уже вполне нечеловеческое тело, заодно возвращая ему утраченную молодость, она — здесь — снова стала почти прежней. То есть полной сил юной женщиной с серо-зелёными глазами, густыми волосами цвета бронзы…

И лихорадочно меняющим оттенки Оком Владыки посреди лба.

…а вот костяного дракона перемещение в Лабиринт Мороков ничуть не изменило…

Маги в Энгасти порой любили вспомнить старый, как сама Академия, а то и более замшелый спор: что же это такое по своей сути — Лабиринт Мороков?

Общепринятая точка зрения гласила, что Лабиринт является своеобразным преддверием Дороги Сна, этакой бесплотной прослойкой, отделяющей полностью материальные миры Пестроты от частично материальных, но совершенно не схожих ни с чем привычным потоков Дороги. Наиболее популярная альтернативная точка зрения не признавала существования Лабиринта Мороков как чего-то постоянного и самостоятельного. Те, кто придерживался такой точки зрения, полагали, что Лабиринт — не более, чем проекция активного сознания, сложная, целиком зависящая от воли мага иллюзия. Риллу, покинув Дорогу Сна, оформляли материальные миры; маги, покинув материальные миры, создавали куски Лабиринта.

Некогда Ниррит, заинтересовавшись этим вопросом и изучив доступные источники, пришла к выводу, что Лабиринт Мороков — не преддверие Дороги Сна, а её подобие. Очень, очень бледное, разумеется. Ведь Дорогу Сна творил своим непостижимым существованием Спящий, а Лабиринт Мороков представлял собой коллективное творчество смертных магов, знакомых с концепциями легендарного Талиассе Быстрокрылого. Концепциями, восходившими, между прочим, к некоторым обобщённым шаманским практикам. К глубоко интуитивной магии.

Надо было быть фигурой калибра Талиассе, чтобы вычленить рациональное зерно из бреда умов, нешуточно помрачённых приёмом природных галлюциногенов, контролируемой гипервентиляцией и многочасовыми ритуальными плясками. Да не просто вычленить, а ещё и свести найденные рецепты в достаточно строгую, вполне рациональную систему заклинательных приёмов. Ведь если разобраться, то Быстрокрылый нашёл ни много, ни мало — начало пути, на котором Спящий стал тем, кто Он есть теперь!

Впрочем, чем бы ни был Лабиринт, относительно него можно было смело утверждать две вещи: во-первых, что бы ни происходило в нём, на материальном уровне это не отражалось никак. Даже тела ушедших в Лабиринт оставались на прежнем месте, и потому как способ путешествий он не работал. А во-вторых, в изменчивой реальности Лабиринта было очень удобно работать со всеми явлениями нематериальной природы. Ещё шаманы использовали его для извлечения информации о реальном мире, для сбора сведений о дальнем, давнем и скрытом. Но они же использовали Лабиринт Мороков для обучения, передачи опыта, обретения новых способностей. Потому что здесь можно было почти как угодно оперировать памятью, реакциями, эмоциональными и психическими состояниями. И своими собственными…

И чужими.

Поединок в Лабиринте Мороков (в отличие от обычной дуэли стихийных магов, где важна Сила) выявлял более искусного, более опытного. А ещё — брал на излом такие свойства личности, как цельность, самоконтроль и сила воли.

Учитывая, что Эйрас ухитрилась затянуть бывшую ученицу в Лабиринт чуть ли не в доли мгновения, невзирая на ментальные блоки и против её желания…

— ХИТРО. ОНА ЗНАЛА ИЛИ ДОГАДАЛАСЬ? ВПРОЧЕМ, ОТМЕНИТЬ СЛЕДСТВИЯ НЕ СМОГ БЫ ДАЖЕ Я САМ. ПУСТЬ ПЫТАЕТСЯ…

— ТЫ НЕ ПРОТИВ ПЕРЕВЕСТИ НАШ СПОР НА ЭТОТ УРОВЕНЬ? — поинтересовалась Эйрас, по-прежнему не шевеля нагими челюстями, но поведя крыльями так, словно охватывала ими туманный простор, лишённый каких-либо чётких ориентиров. — НЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ ОСТАВИТЬ ПОСРЕДИ ЛЕНИМАНА НЕПРИГОДНУЮ ДЛЯ ЖИЗНИ ОБЛАСТЬ, ВРОДЕ ВЫЖЖЕННОЙ ПУСТЫНИ ИЛИ ОЗЕРА ПЛОЩАДЬЮ С ОСТРОВ ЭНГАСТИ. А ТО, ЗНАЕШЬ ЛИ, ТВОЁ ПОСЛЕДНЕЕ ЗАКЛЯТЬЕ ЕЩЁ И НЕ ТАКИХ ДЕЛ МОГЛО НАВОРОТИТЬ.

— Как тебе удалось погасить искажение? — прохрипела ведьма. Речи дракона поселили в ней иррациональный, обидный, но никак не поддающийся изгнанию страх.

— ТЫ НЕ ВКЛЮЧИЛА В НАБОР АКТИВНЫХ ФОРМ ФРАГМЕНТИРОВАНИЕ ПРИЧИН И СЛЕДСТВИЙ, — любезно пояснила Эйрас. — ПОЭТОМУ КОНТРМАГИЯ, ОСНОВАННАЯ НА УПРАВЛЕНИИ ВРЕМЕНЕМ, ОКАЗАЛАСЬ ДОСТАТОЧНО ЭФФЕКТИВНОЙ.

"Управление временем?

Если она способна даже на это, я могу сдаваться сразу… победить мага, властного над реальным временем, просто немыслимо!

Но нет. Я всё равно не сдамся! Раз она перенесла нас в Лабиринт, значит, не хочет или не может убить физически…"

Недолго думая, посвящённая Ока сплела новое заклятие.

"Фрагментирование причин и следствий, да? Спасибо за подсказку!"

Сплести-то сплела, но привести в действие уже не успела. Эйрас, с её владением реальным временем, оказалась быстрее. Её атака не подавляла грандиозной Силой, да и атакой то, что она сделала, можно было назвать лишь с большой долей условности. Но для мага почти любое действие представляет собой многофункциональный инструмент, а любой инструмент, особенно многофункциональный, можно использовать множеством разных способов.

Аналогичное действие Эйрас уже применяла к Терин. Очень давно. Во время инициации.

Но теперь сознание ученицы стало совсем иным, чем во время появления в Энгасти. Несколько раз прирастала, кардинально изменяясь, её энергетика; минимум трижды полностью менялся и разум бывшей смертной. Она одолела путь, на который хватило бы дерзости лишь у одного мага из тысячи. И лишь каждый тысячный от этой тысячной сумел бы не расстаться при этом с жизнью, свободой или колдовскими способностями.

В первый момент бывшей ученице даже показалось, что она наконец-то достигла паритета с бывшей наставницей…

— ОТЧАСТИ ЭТО ПРАВДА, — громыхнул голос Эйрас. — МЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОЧТИ РАВНЫ. ТЫ ПРОШЛА РИТУАЛ СЕМИ СВЯЗУЮЩИХ — Я ПОЛУЧИЛА ЗНАНИЕ ИСКУССТВА ВОПЛОЩЕНИЙ И ВОЗМОЖНОСТЬ ОСОЗНАННО ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ В ЛЮБУЮ МЫСЛИМУЮ РЕАЛЬНОСТЬ. ТЫ СТАЛА ПОСВЯЩЁННОЙ ОКА ВЛАДЫКИ — Я СТАЛА ПОЛНОЦЕННЫМ КОСТЯНЫМ ДРАКОНОМ. ТЫ ПРЕВРАТИЛАСЬ В ОДНУ ИЗ КНЯГИНЬ АДА — Я ПРОШЛА ОБУЧЕНИЕ В ОБИТЕЛИ. РАЗНЫЕ СТУПЕНИ РАЗНЫХ ЛЕСТНИЦ, НО СХОДНЫЙ ЭФФЕКТ. ВОТ ТОЛЬКО Я ВСЁ-ТАКИ СТАРШЕ ТЕБЯ. ЧУТЬ ИСКУСНЕЕ. И НАМНОГО БЫСТРЕЕ.

Оспорить последнее утверждение не представлялось возможным. Хотя бы потому, что вся эта долгая фраза оказалась произнесена и воспринята за ничтожную долю мгновения…

Если бы состязание шло на уровне голой энергетики, Эйрас не имела бы шансов. Её драконья оболочка была полна Силы, но эта Сила изрядно уступала энергиям, типичным для магов из Круга Бессмертных. А сопоставления с тем, что могли выдать артефактные клинки за спиной Терин, дракон и подавно не выдерживал, отставая в сотни раз. Но наставница ловко вывела это преимущество за пределы уравнения схватки.

Если представить чёрные радуги мечей аналогом специального рейдера военно-морского флота Энгасти, то хозяйка этих радуг была полноправным капитаном своего могучего корабля. Но много ли толку от всей ударной мощи главного калибра рейдера, когда капитан прямо на мостике сошёлся врукопашную с диверсантом?

Туман, туман, туман… и нити. Одни — чёрные, тонкие и многочисленные, сплетающиеся в клубки вроде дыма или колеблемого ветром кустарника. Разум пасует, пытаясь выделить в этой массе отдельные нити и понять логику их движения. Другие нити намного светлее. Они меняют оттенки, пробегая по всему видимому и отчасти — по невидимому спектру. Нити дышат жаром, лучатся холодом, искрятся злыми иглами разрядов, режут твёрдостью закалённого металла, завывают сквозняками, притворяются невидимками из прозрачного стекла и водных струй, пульсируют кровеносными жилами и колышутся чувствительными нервными окончаниями… Эти нити тоже более чем многочисленны и притом весьма разнообразны. Взаимодействия их неожиданны, эффекты странны, природа непостоянна. На всех них, однако, лежат багровые отблески — мета единства, знак, позволяющий отделить их от чёрных дымных нитей.

И отблёскивающие багровым, и стремительные чёрные нити заняты одним. Борьба! Тугие змеиные объятия! Плотный клинч — не разнимешь… да и нет рядом никого, кто мог бы вмешаться. Лишь два сознания перешедших предел магов спорят друг с другом в Лабиринте Мороков.

Многомерная, многоуровневая, многоликая схватка…

12

Песок под ногами. Солнце жарит сверху, как жерло вулкана. Кажется, что кожа вот-вот начнёт отслаиваться от жара. Сухо во рту. Пот заливает глаза.

Держаться!

Тебе не легче и не проще, чем той, напротив, замершей с мечом-бастардом в странноватой асимметричной стойке. Тебе, замершей с двумя равными клинками — один в прямом хвате спереди, другой, в обратном, — сзади. Это не просто испытание. Это поединок выдержки и воли. Начавшая движение первой проиграет.

"Я не проиграю".

Мельтешение цветовых пятен. Хаос звуков. Сенсорная головоломка повышенной сложности. Опытные маги не защищают сознание статичными щитами, и на то есть множество причин. Но пройти неопределённое количество слоёв динамической защиты и вклиниться хотя бы в сенсорные области, не говоря уже об уровне абстракций — задача, мягко говоря, нетривиальная.

Считается, что два противника-менталиста, примерно равных по классу, не могут решить эту задачу. Стоит одному из них сосредоточиться исключительно на защите и постоянной смене маскирующих алгоритмов — всё, он или она неуязвимы. Конечно, до тех пор, пока к одному менталисту-взломщику не подключится второй менталист, работающий в защите, и не развяжет первому "руки", позволяя полностью уйти в атаку. Вот тогда ушедшему в защиту придётся кисло.

Но что, если один из равных по классу менталистов может ускорять своё мышление в десятки, а то и сотни раз? Да уж ничего хорошего…

Для Лениманской ведьмы.

Песок? Пустыня? Не более, чем морок.

Трясина темна и холодна. А островок безопасной почвы под твоими ногами постепенно погружается в неё. Не слишком быстро, о, нет — ровно настолько, чтобы медленный ужас жрал тебя, смакуя редкое блюдо, отщипывая по кусочку от монолита воли… жрал, как леденец на палочке, как удав уже проглоченного, но ещё не осознавшего это кролика.

Магия!

Левитация помогла с чавкающим звуком вырваться из хватки болота, поднявшегося уже до пояса. Ты взлетела, освобождаясь и смеясь…

И смех замер на твоих губах, когда небо, не столь игривое и по-детски жестокое, как болото, всосало тебя целиком. Всосало вместе с твоей волей, и памятью, и магической Силой, и радостью от освобождения. Всосало быстро и необратимо.

Если вся реальность подобна голодной росянке, мухам в неё лучше не залетать.

Чёрные нити старательно оплетают нити, окрашенные багрянцем. Захватывают их, подстраиваются под внешне хаотичный танец. И начинают понемногу вести в этом танце.

Так она ещё никогда не бегала. Не от кого было ей бегать ТАК. А вот теперь пришлось научиться искать спасения в скорости. Да только от той леденящей тьмы, которая преследовала её, спастись бегством… нет, нереально!

Коридоры, коридоры, коридоры. Змеящиеся в бессистемных изгибах, идеально прямые и такие длинные, что из одного конца не увидишь, что творится на другом. Тёмные галереи, провалы бездонно-чёрных колодцев, беломраморные балконы, выводящие к мутной безликой хмари, заменяющей здесь небо и землю. Лестницы: левоспиральные, правоспиральные, обычные, широкие парадные, узкие чёрные. Тупики и развилки, комнаты и залы.

Местами царят идеальный порядок и помпезная роскошь. Вязкий, чуть влажный блеск начищенного золота, чёрно-зелёные зеркала малахитовых колонн, жёсткие от шитья драпри, мастерская, до мельчайших деталей выверенная резьба по дереву. Навощённый фигурный паркет воображает себя мозаичным панно, наполовину превращённым в зимний каток. Драгоценные безделушки занимают свои места в интерьере, выверенные до миллиметра. Но напольные механические часы тихи и мертвы, как заледеневшее время.

Местами — разор и мерзость хаоса. Копоть на алебастровой лепнине потолков дополняет костры из поломанной мебели. Обстановка изгажена, разграблена, а что не изгажено и не разграблено, то попросту изломано или растоптано в бессмысленной злобе. Ажурные занавеси иссечены, порваны, испакощены, стенные панели из драгоценных и редких пород дерева истыканы стрелами и метательными ножами, пол где взломан, где выщерблен кирками. Опалённые гобелены годятся уже только на половые тряпки. И снег, милосердно присыпавший прокопчённую грязь, кажется благословением, что сродни чуткой тишине.

То тут, то там высятся мучительно изогнувшиеся статуи. Это всегда разумные существа — люди, тианцы, ваашцы, иные — в полный рост и при всех положенных атрибутах. Нет ни одной статуи, которая оказалась бы незнакомой. И с портретами то же самое. Все, все до единого изображённые на портретах, и индивидуальных, и групповых, ей знакомы. Но в отличие от статуй, замкнутых в своём страдании, глядящие на проносящуюся мимо лица с портретов смеются. И вглядываться в них не хочется — рассудок дороже! Вперёд и вперёд, без остановки и смысла…

Хватит, прах могильный! Сколько можно бегать?

В светлом зале, исполненном фальшивого, тронутого инеем покоя, с круглым световым окном в верхушке центрального купола, она остановилась и обернулась.

Никого.

Почему же тогда так заходится сердце? Почему интуиция так истошно вопит: "Обернись!"

— МОЖЕШЬ НЕ ОБОРАЧИВАТЬСЯ.

Она, разумеется, тут же пружинисто развернулась на месте, вскидывая оружие в отработанной связке активной обороны, готовая бить на опережение. Но — некого бить.

Разумеется.

Когда это с кошмаром можно было сладить сталью? Хотя бы и нешуточно зачарованной?

— ДАВАЙ ПОГОВОРИМ. ЕЩЁ ОДИН РАЗ, ПОСЛЕДНИЙ.

— Не о чем нам говорить!

— УВЕРЕНА?

— С врагом не разговаривают. Врага просто уничтожают. Или умирают.

— ТЫ ТАК РВЁШЬСЯ БЫТЬ УНИЧТОЖЕННОЙ?

— Да!

Ей не пришлось раздумывать перед ответом. Решение само выскочило наружу — вместе с причинами и мотивациями.

— Я знаю, что взялась воевать с непреодолимой силой. Но это — моё решение! И если я не могу одержать победу, то я хотя бы уйду с честью. Умру, но не признаю себя ошибавшейся!

— О СТИХИИ, ЧТО ЗА ГЛУПОСТИ!

— Это не глупость! — нешуточно взъярилась она. — Тот, кто соглашается отступить, в итоге бывает точно так же повержен и растоптан, как бившийся до конца. Но бившегося хотя бы уважают, а вот трус не встречает ничего, кроме презрения!

— КАК ТЫ ВСЁ-ТАКИ ЮНА…

— О, это недостаток, который уже никогда не будет исправлен! Давай, действуй!

— НЕ СПЕШИ ПЕРЕСЕЛЯТЬСЯ НА ПЫЛАЮЩИЕ КРУГИ. КОНЕЧНО, ЧЕСТЬ И СЛАВА — ЭТО ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, НО ЕСТЬ ВЕДЬ ЕЩЁ ТАКАЯ ШТУКА, КАК ПОЛЬЗА. ТЫ ХОЧЕШЬ УМЕРЕТЬ В СРАЖЕНИИ, НО БЕССМЫСЛЕННО, КАК ЛОМАЕТСЯ ПРИ ПАРИРОВАНИИ МЕЧ? ИЛИ ПОПРОБУЕШЬ НАПОСЛЕДОК БЫТЬ БОЛЕЕ ПРАКТИЧНОЙ?

— Не понимаю тебя. И, если откровенно, понимать не хочу. Я проиграла. Ты принимаешь капитуляцию в одном из залов моей памяти, так чего тебе ещё? Поглумиться напоследок?

— ДУРА!

Громыхающий со всех сторон разом неживой Голос нешуточно возвысился. Столб красноватого света, косо падающий сквозь слуховое окно в куполе, замглился, в углах зашевелились одушевлённые, гибкие, дрожащие тени.

— ТЫ ЧТО, УЖЕ ЗАБЫЛА, РАДИ ЧЕГО УПОДОБИЛАСЬ КУКЛЕ, ПИХАЮЩЕЙ КОЛЕНИ ТВОЕГО КУКЛОВОДА? ВЫБРОСИЛА ИЗ ДУШИ И ПАМЯТИ ПРИЧИНУ, ПО КОТОРОЙ ВСТАЛА НА ПУТЬ САМОРАЗРУШЕНИЯ?

— И при чём тут Айселит? Он уже мёртв, так что…

Мгновение молчания. А потом — настоящий взрыв:

— Не смей! Не смей, тварь, гадина, кукольница вшивая! Слышишь? Не позволю!

— ЗАГЛОХНИ.

Приказ — а это уже были не просто оглушительно громыхающие, выворачивающие душу звуки, но полноценный приказ, прогибающий реальность — рухнул на неё, точно многотонная плита. И воспротивиться ему не получалось…

— ТЫ ПЛОХО УСВОИЛА МОИ УРОКИ. ДА, НЕКРОМАНТ-НЕДОУЧКА СПОСОБЕН ПОДНЯТЬ ЛИШЬ ВОНЮЧЕГО ЗОМБИ. ГРАМОТНЫЙ НЕКРОМАНТ ПОДНИМЕТ БОЕВОГО ЗОМБАКА: БЫСТРОГО, СИЛЬНОГО, МАЛОУЯЗВИМОГО ДАЖЕ ДЛЯ МАГИИ, СПОСОБНОГО ДЕЙСТВОВАТЬ В РАМКАХ ПОСТАВЛЕННОЙ ЗАДАЧИ ТАК ЖЕ ЧЁТКО, КАК АВТОНОМНЫЙ ГОЛЕМ-ВОИН. ХОРОШИЙ МАСТЕР НЕКРОМАНТИИ СПОСОБЕН НА СОЗДАНИЕ ВЫСШЕЙ НЕЖИТИ, ТАКОЙ, КАК ПОСМЕРТНЫЕ СЛУГИ. ЭТИ УЖЕ НИЧЕМ — НИ ПАМЯТЬЮ, НИ МЫШЛЕНИЕМ — НЕ УСТУПАЮТ ЖИВЫМ. РАЗУМЕЕТСЯ, КРОМЕ ТОГО НЕЗНАЧИТЕЛЬНОГО ФАКТА, ЧТО ОСТАЮТСЯ МЁРТВЫМИ. НО В ЭТОМ ИСКУССТВЕ ЕСТЬ ЕЩЁ ПАРА КАЧЕСТВЕННЫХ СТУПЕНЕЙ. ВЫСШАЯ НЕКРОМАНТИЯ, КАК ТЫ МОЖЕШЬ ДОГАДАТЬСЯ, УЖЕ НЕ АНИМИРУЕТ. ВЫСШАЯ НЕКРОМАНТИЯ — ВОСКРЕШАЕТ!

Эйрас умолкла.

Руки мятежницы с зажатым в них оружием опускаются, как чужие.

— Так ты говоришь… можешь… оживить Айселита?

— НЕ БЕЗ СЛОЖНОСТЕЙ, — созналась обладательница Голоса. — СОЗДАНИЕ ПЛОТНОГО ТЕЛА МЕТОДАМИ, КОТОРЫЕ ТЫ НАЗВАЛА МАГИЧЕСКОЙ РЕПРОДУКЦИЕЙ, ТРЕБУЕТ ТОЛЬКО ЭНЕРГИИ. ВОТ С ВОССТАНОВЛЕНИЕМ ПАМЯТИ, ДУШИ И ВОЛИ ВСЁ НЕ ТАК ПРОСТО. ЕСЛИ БЫ ДЕЛО БЫЛО У МЕНЯ НА РОДИНЕ, Я СУМЕЛА БЫ ОТДЕЛАТЬСЯ МАЛОЙ КРОВЬЮ — ТО ЕСТЬ СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ, БЕЗ ЗАМЕЩАЮЩЕЙ ЖЕРТВЫ. ПРИ СОБЛЮДЕНИИ РЯДА ГРАНИЧНЫХ УСЛОВИЙ ЭТО СТАНОВИТСЯ ВПОЛНЕ РЕАЛЬНЫМ. НО АЙСЕЛИТ ПОГИБ В АГ-ЛИАККЕ, И ПОГИБ ПО ВОЛЕ ВЛАСТИТЕЛЬНОГО ДЕХХАТО, В ПОЛЕ ЕГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ. КОНЕЧНО, ЛОКАЛЬНО ПОТЕСНИТЬ ВОЛЮ РИЛЛУ — ТОЖЕ ЗАДАЧА РЕШАЕМАЯ, КАК ТЕБЕ ИЗВЕСТНО ПО СОБСТВЕННОМУ ОПЫТУ. НО У РЕШЕНИЯ ЭТОЙ ЗАДАЧИ — СВОЯ ЦЕНА. ЗДЕСЬ, УВЫ, НЕ ОБОЙТИСЬ ЗАТРАТАМИ ЧИСТОЙ МАГИЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ, СКОЛЬ УГОДНО БОЛЬШИМИ… Я ТОЧНО ЗНАЮ, ЧТО МОИХ РЕЗЕРВОВ…

И снова — ни мгновения раздумий перед ответом.

— Если я должна умереть, чтобы жил мой принц — да будет так. Если это станет щелчком по носу властительного риллу, тем лучше. И да падать тебе в Багровую Бездну вечно, если ты не сумеешь сделать обещанного!

— БАГРОВАЯ БЕЗДНА — МЕЛОЧЬ РЯДОМ С СОБСТВЕННОЙ СОВЕСТЬЮ. ПОВЕРЬ, Я НЕ СТАЛА БЫ ПРЕДЛАГАТЬ ТОГО, ЧТО ПРЕДЛОЖИЛА, ЕСЛИ БЫ…

— Достаточно. Не надо уподобляться мне и вести себя по-детски. Делай, что должно, Эйрас.

Сглотнуть ком в горле…

— Делай, что должно — и спасибо тебе. Удачи!

— ПРОСТИ, УЧЕНИЦА. И ПРОЩАЙ.

Мгновением позже вместо Голоса на затрепетавшую в агонии душу обрушилась Боль.

Ещё не успела осесть пыль взрыва, ещё истекали кровью смертельно раненные, ещё только начали разгораться вторичные очаги пожаров, получившие волю после того, как энергия столкновения напрочь своротила или отключила магические щиты дворца, как на руинах объявилось пятно живой и дышащей тьмы. Храсси Вспышка, в приступе вспыхивающего гнева покинувшая место убийства, не застала этого явления.

Но был у происходящего наблюдатель, подмечавший всё и вся. Наблюдающий, он же и скрепляющий наблюдаемое своим Представлением.

И, разумеется, не способный пройти мимо вопиющего нарушения правил!

— ЧТО ОНА ТВОРИТ? ВМЕШАТЕЛЬСТВО В УЖЕ БЫВШЕЕ ЗАПРЕЩЕНО ЕДИНЫМИ СОГЛАШЕНИЯМИ!

Из нереальной дали — вполне внятный, громыхающий, язвительный ответ:

— ПОД ВАШИМИ СОГЛАШЕНИЯМИ С ДЕМОНАМИ И БОГАМИ ВЕРХНЕГО ПАНТЕОНА НЕТ МОЕЙ ПОДПИСИ! И НЕ ДРОЖИ: МНЕ УЖЕ ДОВОДИЛОСЬ ДЕЛАТЬ ПОДОБНОЕ.

— ТЫ НЕ СМЕЕШЬ!..

Нереально далёкий, затихающий смех. И запоздало пришедшее понимание: ему ответили. Хотя услышать его слова, не предназначенные для проявления в тварном мире…

"Право, услышать — не сложнее, чем изменить прошлое! Но зачем?"

Ответ оказался до обидного очевидным. Деххато зашипел, словно колоссальных размеров змея, направляя всю свою немалую власть на противодействие чужому вмешательству.

Но желание его не было цельным, как должно. Часть риллу играла на стороне противницы. А потому отменить происходящее хозяин Аг-Лиакка не сумел. Всё, что ему удалось — создать серьёзные дополнительные сложности.

Серьёзные, даже более чем. Но преодолимые.

Огонь, огонь повсюду. Огонь — и агония.

Времени нет. Пространства не существует. Материя, сознание? Фикции, развеянные и забытые иллюзии. Есть только огненный ад. Вечное, бессмысленное одиночество. Ничего кроме.

…не было ничего кроме — до тех пор, пока ладонь прохладной тьмы не вынесла его из огненной агонии так же мягко, как материнские руки достают младенца из люльки.

память возвращалась медленно, кусками. Из-под тающих пламенных лоскутов прошлое проступало неравномерно, то проясняясь, то снова скрываясь в жаркой рыже-белой зыби. И ощущения вернулись, начиная с ощущения своего тела, куда раньше слов. А вместе со словами пришло иное. Пришли страх, растерянность, пустота. И боль.

И ещё имена.

Первое имя было — Ниррит. И сердце пропустило один удар, а дыхание пресеклось.

Второе имя было — Энгасти. И пустота внутри вскипела тоской.

Третье имя было — Айселит. Когда вернулось и оно, пламенные лоскуты выпустили из плена последнее ясно запомнившееся мгновение. Момент безнадёжной битвы.

Следом пришла первая мысль в одеждах слов. "Я мёртв", — вот какой была эта мысль.

— УЖЕ НЕТ, — грянуло отовсюду и ниоткуда разом.

Айселит открыл глаза и поднялся на ноги. Опорой ему оказался неровный, словно обгрызенный по краям (или, скорее обгорелый) кусок пола. Прикрытый опалённым ковром, этот кусок висел в серой туманной пустоте, не опираясь ни на что. И взгляд поневоле притягивал тот единственный предмет, который среди пустоты и разрушения оставался вызывающе цельным, чуть ли не светящимся от вложенной энергии.

Да. В двух шагах в изувеченный пол чуть наискось был вогнан знакомый рунный двуручник с чернёным клинком. Тен'галж, Побратим. Подарок от…

— Что случилось?

— Я ПОДВЕЛА ЧЕРТУ ПОД ФИНАЛЬНЫМ АКТОМ ИНТРИГИ. ПОГЛЯДИ НА СВОИ РУКИ, БЫВШИЙ ПРИНЦ.

Айселит послушался. И не сдержал изумлённого возгласа.

— ДА, ГЛАЗА ТЕБЯ НЕ ОБМАНЫВАЮТ. Я ВЫБРАЛА ДЛЯ ТВОЕГО ВОСКРЕШЕНИЯ ТЕЛО ЧЕЛОВЕКА, А НЕ ТИАНЦА, ЧТОБЫ НЕ ВВОДИТЬ В ЛИШНИЙ СОБЛАЗН. ТЫ ПРИНЯЛ СМЕРТЬ ПО ВОЛЕ РИЛЛУ ДЕХХАТО, И ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ ДЛЯ ТЕБЯ ВДВОЙНЕ НЕВОЗМОЖНО. СМИРИСЬ.

— Вот как. Но чего ради властительный озаботился моим устранением?

— Я ОБЪЯСНЮ.

И громыхающий неживой Голос скрытого за стеной мглы существа, в котором Айселит не без труда признал Эйрас, изложил воскресшему суть. Что было, что могло быть, что стало реальным, ибо таковы Воля и Представление риллу Деххато, а что — постольку, поскольку так решила она, Эйрас сур Тральгим.

— МНЕ ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ СРАЗУ РАЗОБРАЛАСЬ В ПРИРОДЕ ЭТОГО КОЛЬЦА. РИЛЛУ СЛИШКОМ ДОЛГО И СЛИШКОМ УСПЕШНО МАНИПУЛИРОВАЛ ОКРУЖАЮЩИМ ВО ВРЕМЯ МОИХ ВИЗИТОВ В АГ-ЛИАКК. А КОГДА Я ПОНЯЛА, К ЧЕМУ ВСЁ ДВИЖЕТСЯ, БЫЛО СЛИШКОМ ПОЗДНО ДЛЯ ГОМЕОПАТИИ. ХОТЯ, К СЧАСТЬЮ, ЕЩЁ НЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО ДЛЯ ХИРУРГИИ.

Айселит сглотнул.

— Вот это ты зовёшь хирургией? Убийство твоей ученицы?

— БЫЛО ДВА ИСХОДА. В ПЕРВОМ ТВОЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ВОЗВРАЩАЛА ДЕХХАТО НА ДОРОГУ СНА, РАЗРУШАЯ АГ-ЛИАКК И, КАК Я ПОДОЗРЕВАЮ, УЖЕ ОКОНЧАТЕЛЬНО ПРЕВРАЩАЯСЬ В КНЯГИНЮ АДА. ВО ЧТО ПРЕВРАТИЛАСЬ БЫ ЕЁ ЛЮБОВЬ К ТЕБЕ ПОСЛЕ ЭТОГО, ПРЕДСТАВИТЬ НЕСЛОЖНО. Я ВЫБРАЛА ВТОРОЙ ИСХОД. ТВОЙ МИР, РИЛЛУ-САМОУБИЙЦУ И ДАЖЕ ТЕБЯ — Я СПАСЛА СТОЛЬКО, СКОЛЬКО БЫЛО В МОИХ СИЛАХ.

— А ты можешь воскресить…

— СКОЛЬКО БЫЛО В МОИХ СИЛАХ, АЙСЕЛИТ! СМЕРТЬ — ЭТО ВООБЩЕ-ТО ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ, И ИСКЛЮЧЕНИЯ ИЗ ЭТОГО ПРАВИЛА ТВОРИТЬ НЕ ПРОСТО. ОСОБЕННО УЧИТЫВАЯ ТО, ЧТО МНЕ ПРИШЛОСЬ ПРОТИВОСТОЯТЬ ВОЛЕ СЛЕПЦА ДЕХХАТО. ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ ТЕБЕ ПОДАРОК НИРРИТ, ЭТОТ ВОТ ДВУРУЧНИК, Я УНИЧТОЖИЛА АРТЕФАКТНОЕ ОРУЖИЕ, СОЗДАННОЕ ЕЮ ДЛЯ УБИЙСТВА РИЛЛУ. ХОТЯ ЕГО В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ПРИШЛОСЬ БЫ УНИЧТОЖИТЬ… И ВСЁ ЖЕ НА ПРИМЕРЕ ТЫ МОЖЕШЬ ПОСТИЧЬ СООТНОШЕНИЕ ЦЕНЫ И РЕЗУЛЬТАТА. Я СКОРМИЛА НЕБЫТИЮ ДВА ВЕЛИКИХ КЛИНКА И ПОЛУЧИЛА ОБРАТНО ОДИН НЕПЛОХОЙ. ЧТОБЫ ВОЗРОДИТЬ ТЕБЯ ВО ВСЕЙ ПОЛНОТЕ, КАК ЖИВОГО И СВОБОДНОГО РАЗУМНОГО, Я БЫЛА ВЫНУЖДЕНА УБИТЬ НИРРИТ. ТАКОВ БЫЛ ЕЁ СОБСТВЕННЫЙ ВЫБОР. ОНА ОПЛАТИЛА ТВОЮ ВТОРУЮ ЖИЗНЬ ПО САМОЙ ВЫСОКОЙ СТАВКЕ.

— И на что мне эта вторая жизнь — без родины, без любимой?

— ИЩИ СМЫСЛ САМ. ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ МОГЛА, Я БЫ НЕ СТАЛА РЕШАТЬ ЗА ТЕБЯ, ЗАЧЕМ НУЖНО ЖИТЬ.

Я, Эйрас сур Тральгим, не сказала бывшему принцу всей правды. Я не хотела быть слишком жестокой. Но когда я разбирала по кирпичику душу бывшей ученицы, чтобы воссоздать душу её возлюбленного, мне волей-неволей открылись такие бездны, что я была бы рада ослепнуть.

Замысел Деххато и его вмешательство в ход событий простирались до таких глубин, что даже в шкуре костяного дракона мне стало не по себе. С момента появления Терин в его мире риллу накачивал её способностями и Силой. Вершиной накачки стало то, что моя ученица полагала изобретённым ею ритуалом Семи Связующих. Все сомнения она толковала в свою пользу: как же, ведь всё получилось точь-в-точь так, как она замыслила! Но если бы не корректирующее воздействие со стороны Деххато, ритуал закончился бы полной дезинтеграцией её тела и сознания.

Высшими магами не становятся настолько быстро и просто!

Дальше — больше. Историю с Оком Владыки мне даже не хочется комментировать, настолько в ней всё совершенно. Замысла такой инфернальной красоты не постеснялся бы даже Эмо, известный мастер интриги. Вроде бы мелочи, крохотные детальки тут и там, вроде одноразового амулета, который помог Ниррит прийти в себя после визита к Островитянину… но общий эффект!

Ладно, оставим.

Ведь венец вмешательства риллу, поступок, который я не прощу никогда, пока могу жить и мыслить — это не ввод в игру Ока. Это небывалая, невероятная любовь Айселита и Ниррит.

Задним-то числом всё болезненно ясно. Чтобы девушка, для которой на первом месте стояла магия и отношение которой к мужчинам, заложенное во времена жизни в отцовском доме и укреплённое в храме, не допускало "лишних" эмоций, вдруг столь яростно и страстно полюбила?

Кьеррис Стрелок — вот кто был её самой большой естественной страстью.

А принц? Сам ведь неоднократно размышлял о причинах своих чувств, прекрасно отдавая себе отчёт как в холодности своей натуры, превосходящей даже холодность Терин, так и в том, что межвидовые связи всегда казались ему неестественными. Но ведь он тоже полюбил вопреки своей сути, причём полюбил искренне и страстно, девушку из рода людей!

Поправка.

Искренность этого чувства с обеих сторон обеспечивал риллу. Обоюдность требовалась, поскольку обе половинки задуманной пары являлись эмпатами. А накал страстей требовался, чтобы Ниррит ринулась мстить, полностью наплевав на довольно очевидные последствия.

Воскрешая Айселита, я убрала следы вмешательства Деххато. Вместо любви ему осталась лишь память о ней. Может, этого окажется достаточно, чтобы чувство восстало из пепла живым и настоящим. А может, и нет. Я не собираюсь играть в божество, предопределяя такие тонкие вещи, и устанавливая столь хрупкие связи. Потому хотя бы, что не знаю, какой исход был бы для бывшего принца менее мучительным.

Но Айселит — это, что называется, простой случай. В сути Ниррит риллу похозяйничал куда масштабнее и глубже. Изорванные ошмётки души, оставшиеся после жертвоприношения, ставшего одновременно и очищением от вмешательства Деххато, не годились даже для отката в сердце Пылающих Кругов. Вернуть Терин хотя бы как пятилетнюю девочку, лишённую всех воспоминаний более позднего времени? Увы, в обозримом будущем такая задача сильно превышала уровень моих умений некроманта. А уж воскресить её взрослым, полным сил магом, да ещё и продолжающей любить Айселита…

Сорок тысяч бессильных проклятий! Лучше забыть об этом вовсе.

Закончив неприятный разговор с воскрешённым, я взвесила эту идею на мысленных весах и сочла её приемлемой.

Добровольное забвение, печать, замыкающаяся на творце заклинания. Привычная тёмная магия… она ляжет на меня до тех пор, пока я не изменюсь вновь. Если — нет, когда! — я смогу спорить с риллу не так, как исключение спорит с правилом, не на правах высшего мага, а так, как один закон, и желательно уровнем выше, противостоит другому.

Тогда я вспомню всё. И всех. А сейчас…

Пусть уйдут боль и гнев — не только ради моей ученицы, но и чтобы не оказался слишком силён соблазн снизойти до уровня Деххато и всё-таки… нет, нет!

Пусть тёмное покрывало ляжет на душу. Неприятно, но терпимо.

Да станет так.

На поле, откуда ушли в Лабиринт Мороков две женщины, возникла одна. Устало опустившая плечи, она не подняла взгляд к небу. В конце концов, она давно переросла такие условности. И ей-то было доподлинно известно, что боги обитают не на небесах. Уж конкретный бог конкретного мира спрятался от неба так далеко, как только мог.

Выдохнув и вдохнув, она сказала, словно обращаясь к себе самой:

— Ну, пока ещё властительный, до скорого свидания.

И исчезла снова, как не бывало.

…В сокровенной, недоступной глубине, в самом центре тварного мира, который его обитатели называли Аг-Лиакком, по золотистой чешуе, покрывающей плотную оболочку риллу Деххато, прокатилась волна крупной дрожи.