Память Земли. Рассказы о поисковой работе - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Роман Валентинович Красильников (В НОЧЬ ЗА ЛИНИЮ ФРОНТА…) #4

В НОЧЬ ЗА ЛИНИЮ ФРОНТА…

Эта история началась 25 марта 2007 года. В тот день четыре представителя поискового отряда «Варяг-2» — Маяцкий Михаил, Пашкевич Денис, брат и я — поехали в район деревни Гостилицы Ломоносовского района Ленинградской области. Весна в 2007 году выдалась ранняя, на полях желтела пожухлая прошлогодняя трава, а снег в небольших количествах оставался лежать лишь в тени хвойных деревьев и в ложбинах. Погода в этот день стояла солнечная, и на ярко-голубом весеннем небе не было ни облачка.

Выехав из дома в начале десятого утра, к 11 часам мы прибыли на поле у бывшей деревни Порожки, обозначенное на карте как урочище. Линия фронта подошла туда в начале сентября 1941 года и, благодаря усилиям войск 8-й армии (впоследствии Приморской оперативной группы), остановилась до 14 января 1944 года. Именно с наступления у деревни Порожки началась операция по полному освобождению Ленинграда от блокады. В память об этих событиях на высоком берегу речки Черной установлен мемориал, названный «Январский гром».

Приехав в Порожки, мы собрали глубинный металлоискатель и начали с его помощью обследовать пространство бывшей нейтральной полосы, надеясь обнаружить останки одного из многих сотен погибших на ней солдат. К сожалению, в тот день нам удалось найти только несколько немецких 81-миллиметровых минометных мин, которые были переданы для уничтожения саперам после весенней Вахты Памяти, стоявшей на этом поле в апреле-мае 2007 года.

Проработав на урочище Порожки до трех часов дня, мы решили переместиться на несколько километров западнее, туда, где до Великой Отечественной войны располагалась деревня Зрекино. Еще в 2006 году на краю находящегося на ее месте поля нашими друзьями из поискового отряда «Молодежный исторический фонд» была обнаружена засыпанная траншея. В эту траншею, после прорыва частями 90-й стрелковой дивизии немецких укрепленных позиций 14 января 1944 года, были сброшены тела военнослужащих немецкой 10-й авиаполевой дивизии. Там же при проведении работ мы находили части обмундирования наших стрелковых частей. Этот факт говорил о том, что в указанной траншее могли находиться и останки военнослужащих Красной армии.

По прибытии на место мы начали обследовать ранее не тронутый участок траншеи и вскоре обнаружили на ее дне останки немецкого зенитчика, идентифицированные по личному опознавательному знаку 1-й роты 26-го батальона противовоздушной обороны. Найдя останки, мы начали работы по их эксгумации и не сразу заметили направляющегося к нам мужчину с собакой. Подойдя, он увидел, чем мы занимаемся, и поинтересовался, оформлены ли официально проводимые нами работы? Получив утвердительный ответ, он спросил, не хотим ли мы, чтобы он показал нам место падения советского самолета, расположенное неподалеку. Заинтересовавшись предлагаемой информацией, я попросил его провести меня к обломкам самолета. Оставив друзей продолжать эксгумацию, я и мужчина, представившийся Виктором, пошли вместе к месту гибели, как позднее выяснилось, бомбардировщика. По дороге Виктор рассказал, что сам он проживает в деревне Гостилицы и про этот самолет знает довольно давно, так как местные мужики в начале 1990-х годов активно сдавали в переработку цветной металл с места его падения.

Когда мы пришли на место падения, он показал мне те немногие обломки самолета, которые еще остались лежать на поверхности земли. В основном это были стальные несущие конструкции планера и стальные же части внутренних агрегатов самолета. Самым большим фрагментом был лонжерон одного из крыльев самолета длиной около трех метров, с которого был практически полностью срублен тонкий обшивочный алюминий.

Место падения бомбардировщика находится в небольшом заросшем кустарником лесном массиве, располагающемся по обе стороны поймы ручья. Один из склонов поймы, полого поднимаясь, переходит в довольно ровную местность. Над ней на несколько метров возвышается естественный пригорок, рядом с которым находится место падения кабины самолета.

Поблагодарив Виктора за полученную информацию, я вернулся обратно. Закончив эксгумацию, мы собрали найденные останки для передачи их представителям Народного Союза Германии по уходу за воинскими мемориалами и уехали.

В следующий раз мы приехали в Зрекино первого апреля и сразу направились к месту падения. В этот раз Михаил не смог с нами поехать, однако к нам присоединились член отряда Константин Бровнов и Владислав Рыбинский, один из наших друзей. Надо отметить, что ранее нам почти не приходилось работать на местах падений самолетов, поэтому практического опыта у нас было мало. Так как из всех участников экспедиции на месте падения ранее был только я, мне пришлось вести остальных за собой, попутно вспоминая дорогу через заросли кустарника. В нужный район мы вышли сразу, однако около 20 минут пришлось потратить на то, чтобы найти само место падения — за прошедшую неделю кустарник начал распускать первые листья и мои зрительные воспоминания немного отличались от действительности.

Прибыв на место, мы первым делом расчистили предполагаемую площадь залегания фрагментов самолета от упавших стволов деревьев и мелкого кустарника. При этом сразу определились места падений моторов самолета — рядом с упоминавшимся пригорком, на расстоянии около 5 метров друг от друга, явно вырисовывались два углубления в земле. После проведенной очистки местности мы исследовали ее с помощью металлоискателя для того, чтобы определить примерную площадь залегания фрагментов самолета. В ходе исследования выяснилось, что полоса, в которой находилась основная масса металла, тянулась от места падения кабины на расстояние около 70 метров. Плотность залегания уменьшалась по мере удаления от кабины. Так как работать с металлоискателем в начале полосы было бессмысленно — там «звенела» почти вся площадь — было принято решение начать планомерно снимать грунт на площади нахождения фрагментов на полную глубину культурного слоя — приблизительно на 30 сантиметров.

Как только мы начали снимать грунт, стало понятно, что самолет после падения, а, возможно и до, сильно горел — слой почвы на месте кабины был черным от гари. При этом в нем постоянно попадались разорванные патроны калибров 7,62 миллиметра и 12,7 миллиметра, сплавленные в каплевидные сгустки силуминовые детали, почерневшие и оплавленные куски плексигласа, а также обожженные мелкие куски алюминиевой обшивки самолета. Но самое главное, в слое гари на месте кабины были обнаружены стальные карабины и кольца от подвесной системы парашюта, пряжка от поясного ремня и деформированная пустая обойма от пистолета ТТ. Благодаря этим находкам сразу стало понятно, что, как минимум, один из членов экипажа не смог покинуть падающий самолет и погиб вместе с ним.

Найденные на месте падения фрагменты парашютной системы и обойма от пистолета ТТ.

Во время первого выезда нам попалось несколько деталей с номерами, но в дальнейшем мы выяснили, что они не являются ни серийным номером самолета, ни номером одного из его моторов. Также по найденным деталям не удалось точно установить марку самолета. Тем не менее, некоторую информацию удалось получить. Во-первых, судя по габаритам, найденным массивным деталям и наличию двух моторов, это точно был бомбардировщик. Во-вторых, окрас элементов обшивки самолета (зеленый и черный), не подвергшихся воздействию огня, свидетельствовал о том, что самолет упал не в зимнее время года. И, в-третьих, некоторые из найденных гильз, согласно маркировкам на их донных частях, были выпущены в 1942 году, что говорило о том, что самолет не мог погибнуть ранее указанного года. Самое главное — было понятно, что работу надо продолжать.

Следующие несколько экспедиций на место падения были также посвящены планомерному перебору грунта в поисках останков экипажа и деталей самолета с номерами, способными помочь в установлении их личностей. В процессе этих работ было найдено еще несколько компонентов от парашютных систем и большое количество небольших деталей самолета с разнообразными номерами, в том числе части приборов с панели управления. К нашему сожалению, эти номера были бесполезны с точки зрения опознания экипажа.

Одной из удачных стала экспедиция 1 мая 2007 года. Приехав на место падения вчетвером, мы решили вскрыть одну из ям, образовавшихся при падении моторов. Ранее при проведении работ мы зондировали ее с помощью щупа и установили, что ее глубина не превышает полутора метров, а особо крупных частей мотора в ней нет. Откачав примерно полуметровый слой воды, мы приступили к работе. Сразу после ее начала стало понятно, что мотор при ударе о твердый грунт разбился на части, большинство из которых были ранее сданы в утиль. В яме не было коленвала, поршней, цилиндров и частей блока. Тем не менее, среди других мелких обломков, нам удалось обнаружить несколько направляющих для толкателей и латунную гайку, на которых был нанесен один и тот же номер: 88 7697. Также были найдены детали и с другими номерами, например 22 3019.

Через несколько часов работы я добрался до дна ямы и наткнулся на редуктор винта, ушедший при ударе в землю на глубину около 1,4 метра. При его извлечении стало понятно, что во время падения винт продолжал вращаться, так как все три лопасти были сломаны у основания, а на алюминии, толщина которого в этих местах составляет порядка трех сантиметров, остались глубокие следы от удара о каменистый грунт. Обмотав редуктор автомобильным буксировочным тросом, мы вытянули его из ямы. Несмотря на то, что по объему он казался не слишком большим, его масса оказалась существенной — в одиночку не поднять. С трудом дотащив редуктор до машины, мы вывезли его на дачу, где после отмывания от глины на нем также был найден номер 88 7697.

Необходимо отметить, что и на направляющей для толкателей, и на редукторе при ударе были деформированы части, на которых была нанесена последняя цифра 7. И если бы мы не обнаружили гайку с тем же номером, пришлось бы рассматривать два варианта последней цифры в этом номере — 7 и 1. Впоследствии мы передали этот редуктор для экспонирования в Ломоносовский историко-краеведческий музей Головатюку Владимиру Андреевичу.

Редуктор одного из моторов.

Так как этот самолет был для нас первым из найденных самостоятельно, 3 мая мы обратились за консультацией к Константину Тарасову, поисковику, имеющему солидный опыт по работе с погибшими самолетами. Мы показали ему фотографии найденных при проведении работ деталей с номерами, а также различных агрегатов самолета. Посмотрев их, он с большой уверенностью сказал, что найденный нами самолет — дальний бомбардировщик ДБ-3ф (Ил-4), а номер 88 7697 является серийным номером одного из моторов М-88б, устанавливавшихся на этот тип самолетов. Также он добавил, что, судя по номеру, дата выпуска самолета — весна — лето 1943 года. Таким образом, нам стали известны тип самолета и один из номеров, по которым с помощью архивных документов можно установить личности экипажа.

Следующая удачная экспедиция состоялась 19 мая. На этот раз мы поехали на место падения втроем — я, брат и наш друг Александр Дудко. Дойдя до места гибели самолета, мы продолжили планомерно перебирать грунт в поисках останков экипажа. Так как к этому времени нами уже полностью была пересмотрена земля на месте падения кабины самолета, мы начали смещаться ближе к хвостовой его части. Здесь следы горения стали ощущаться меньше — силуминовые детали не были так сильно оплавлены, а слой гари в грунте был менее заметен. В ходе работы нам с братом попались несколько элементов пристяжной системы парашюта, а Александру повезло — на глубине около 20 сантиметров он нашел первые сохранившееся после пожара останки одного из членов экипажа — два обломка бедренных костей и фрагмент тазовой кости. При этом надо отметить, что на костях также присутствовали явные следы горения. Нахождение останков окончательно подтвердило тот факт, что экипаж самолета, или, по крайней мере, его часть, погибла при крушении.

Дальнейшие выезды на место падения также были посвящены планомерному перебору грунта. В ходе экспедиции 30 мая было обследовано место падения второго мотора, который, судя по большому количеству оплавленного силумина, сгорел почти полностью. И все же, несмотря на это обстоятельство, нами был найден фрагмент направляющей для толкателей, на котором был нанесен номер мотора — 88 7702. Появилась еще одна нить, по которой можно было узнать личности погибшего экипажа.

22 июня были найдены еще несколько фрагментов костей, принадлежавших одному из членов экипажа, а также два сильно деформированных шомпола к пистолетам ТТ. За несколько последовавших затем экспедиций было найдено еще одно «пятно», на территории которого нам попались компоненты креплений парашюта и раздробленные фрагменты крупных трубчатых костей. Последняя экспедиция, в ходе которой нам попались части останков экипажа, состоялась 23 августа. К этому моменту мы перебрали грунт на площади свыше 30 квадратных метров.

Параллельно с работами на месте падения началась работа по установлению личностей погибшего экипажа. 30 июля мы получили от руководителя Фонда поисковых отрядов Ленинградской области, Ильи Прокофьева, данные о возможных личностях найденного экипажа. Согласно имевшейся информации, в ночь на 16 сентября 1943 года в районе Старого Петергофа был сбит Ил-4 из состава 42-го авиаполка дальнего действия, вместе с которым погибли летчик Поляков Николай Александрович, штурман Кременчугский Владимир Гаврилович и воздушный стрелок Кутяшин Иван Яковлевич. Воздушный стрелок Лысяк Иван Григорьевич выпрыгнул с парашютом и через 6 дней вернулся в свой полк. Эта версия казалась очень правдоподобной, однако требовала документального подтверждения.

Бомбардировщик Ил-4 в полете.

Для того чтобы подтвердить или опровергнуть выдвинутую версию, необходимо было посмотреть документы указанного полка или дивизии, в состав которой он входил, в Центральном архиве министерства обороны (ЦАМО), расположенном в городе Подольск Московской области. По просьбе Ильи Прокофьева один из исследователей, работавших тогда в читальном зале архива, взял документы отдела эксплуатации и ремонта, штурманской службы и оперативно-разведывательного отдела 42-го авиаполка за указанный период. К сожалению, в выбранных делах не было информации о нумерации самолета летчика Полякова и моторов, стоявших на нем. Стало понятно, что лучше съездить в Подольск самостоятельно.

В силу ряда причин, выкроить неделю для поездки в ЦАМО мне удалось только в марте 2008 года. В воскресенье, 16 марта, я, вместе с командиром поисковой группы «Безымянная» Германом Саксом и его заместителем Алексеем Куровым, сел на вечерний поезд в Москву. Поезд был выбран таким образом, чтобы после прибытия в Москву переехать на Курский вокзал, сесть на электричку до Подольска и появиться в архиве к началу его работы, то есть к 9 часам утра. Специфика работы в архиве заключается в том, что сразу посмотреть интересующие дела нет возможности. Для того чтобы получить к ним доступ, их надо заказать, предварительно просмотрев опись дел, находящихся на хранении в архиве. При этом описи дивизий, корпусов, армий и более крупных соединений можно получить в отдельной комнате непосредственно в день обращения, а описи дел полков необходимо также заказывать. Заказанные дела или описи приносятся в читальный зал только на следующий день, а в некоторых отдельных случаях — через день.

Таким образом, все, что я мог сделать в понедельник — посмотреть описи дел 36-й бомбардировочной авиадивизии, в состав которой входил 42-й авиаполк дальнего действия, и заказать те из них, которые могли содержать информацию об интересующих меня событиях. Я решил не тратить время на заказ описи дел 42-го авиаполка, так как общая отчетность о его материальной части все равно отправлялась в дивизию, и заказал ее дела.

Здесь также необходимо отметить, что максимальное количество дел, которые исследователь может получить на руки, не должно превышать 10, а в самом крайнем случае — 15 единиц.

Для того, чтобы было понятно, о чем идет речь, я вкратце обрисую общую структуру хранения информации в архиве. Все документы, находящиеся на хранении в архиве, распределены по большому количеству так называемых фондов. При этом критерием отнесения конкретного дела к конкретному фонду может служить различная содержащаяся в нем информация. Так, например, в фондах № 33 и № 58 ЦАМО содержатся сведения о безвозвратных потерях. Соответственно, большая часть донесений о людских потерях всех подразделений сухопутных частей, авиации, танковых и других родов войск (кроме флота) сосредоточена в этих фондах. Другим критерием формирования фондов может служить принадлежность документов конкретному воинскому подразделению. Например, документы управления 36-й бомбардировочной авиадивизии сведены в фонд № 20 121.

В свою очередь, все дела, находящиеся на хранении в фонде, перечислены в конкретной соответствующей ему описи. Если дел в фонде не много, то все они перечисляются в одной или нескольких описях. Если же фонд содержит большое количество разнообразной информации, то и количество описей может исчисляться тысячами. Дела, перечисленные в описи, как правило, структурировано разнесены по подразделам. Естественным критерием разделения служит год, к которому относится информация, представленная в делах. Для авиационных подразделений дополнительным критерием служит принадлежность документов к структурным подразделениям части, отвечающим за конкретное направление деятельности. Например, в описи отдельно выделены документы отдела кадров части, отдела ее материально — технического обеспечения и так далее.

Конкретное дело, перечисленное в описи, представляет собой отдельный том, в который включены документы, объединенные по какому-либо признаку. Дело имеет свой номер и свое название, которое отражает суть документов, включенных в него. Например, «Приказы 36 авиадивизии по личному составу за период с 03.01.1943 по 31.12.1943 г.». Дела, в зависимости от количества страниц в них и объема, хранятся по несколько штук в так называемых коробках, каждая из которых также имеет свой номер.

Таким образом, любое дело, находящееся на хранении в архиве, легко можно найти, если указаны данные о нем. В качестве примера я приведу полные данные о деле, упоминавшемся ранее: ЦАМО РФ, фонд № 20 121, опись № 2, дело № 14 «Приказы 36 авиадивизии по личному составу за период с 03.01.1943 по 31.12.1943 г.», коробка № 10 350.

На то, чтобы оформить документы для допуска в архив, посмотреть описи интересующих нас подразделений и заказать из них подходящие нам дела, ушло около 5 часов. После этого мы были совершенно свободны, так как в архиве до следующего утра делать мы больше ничего не могли. Далее следовало позаботиться о месте проживания, так как знакомых, у которых можно было поселиться на неделю, ни у кого из нас не было. По сложившейся у моих коллег традиции, мы остановились в административном здании детского оздоровительного лагеря «Восток», расположенного рядом с поселком Дубровицы, находящимся приблизительно в двух километрах от Подольска.

На следующее утро в 08:50 мы стояли у проходной архива. Опаздывать мы не могли — перед началом работы в читальном зале необходимо отметиться у сотрудницы архива и подтвердить сделанный ранее заказ дел. В противном случае их не принесут, и мы потеряем драгоценный день. Приблизительно в 11 утра военнослужащие части, обслуживающей архив, начинают приносить заказанные исследователями дела и описи. При этом сотрудницы архива проходят в читальный зал и громко объявляют: «Пришли корпуса!» или «Пришла авиация!». После подобного объявления исследователи, заказавшие соответствующие дела или желающие такие дела сдать, проходят в отдельную комнату, где расписываются за получение или сдачу дел.

Получив заказанные в понедельник 10 дел, я занял свободный стол в читальном зале и приступил к их изучению. Примерно через 1,5 часа, при просмотре дела № 163 «Приказы 36 БАД с 05.01.1943 по 30.12.1943 г.», я чуть не вскрикнул от радости. На 74 странице был приведен приказ от 29 апреля 1943 года о зачислении в состав 455-го авиаполка самолета Ил-4 № 132 305 с моторами М-88б № 88 6797 и № 88 5351. Находясь в состоянии эйфории от обнаруженной информации, я переписал ее в исследовательскую тетрадь и не сразу заметил, что номер мотора отличается от найденного нами порядком расположения цифр. Эта неудача заставила меня отбросить спешку и тщательно просматривать все упоминающиеся в делах номера.

К концу дня я убедился в том, что наша первоначальная версия о личностях погибшего экипажа оказалась ошибочной. Согласно документам из нескольких взятых мною дел, Ил-4 летчика Полякова имел номер 11 715, а установленные на нем моторы — 88 8664 и 88 7950. Целью экипажа являлись немецкие артиллерийские батареи в районах Мишино, Владимирово, Пиудузи и Узигонт, расположенные в 5 километрах южнее Петергофа. Самолет был сбит зенитной артиллерией крупного калибра над целью и, упав на немецкие позиции в районе Петергофа, взорвался…

Заказывать новые дела было уже поздно, поэтому пришлось перенести их заказ на среду, с надеждой в четверг найти в них интересующую меня информацию. Однако здесь возникла одна неприятность. Готовясь к поездке, я совсем не предполагал, что мы можем ошибаться. Наоборот, я ехал в архив с твердым намерением документально подтвердить тот непреложный факт, что мы нашли экипаж Полякова! Вечером я позвонил Илье Прокофьеву и сообщил ему полученную информацию, а также попросил порекомендовать, дела какой из дивизий авиации дальнего действия мне заказать. Он порекомендовал мне посмотреть документы 113-й бомбардировочной авиадивизии.

На следующий день я заказал для исследования дела из описи 113-й БАД, а также несколько дел по учету материальной части в соединениях 13-й Воздушной армии (ВА), воевавшей на Ленинградском фронте. Так как среди потерь 36-й БАД разыскиваемого самолета не оказалось, я занялся тем, что стал скрупулезно переписывать все возможные полезные данные из взятых ранее дел. В четверг я обменял их на дела 113-й БАД и 13-й ВА. К сожалению, среди боевых потерь указанных соединений разыскиваемого самолета также не оказалось…

В 12 часов дня в пятницу, после объявления о том, что принесли дела по авиации, исследуемые документы пришлось сдать. Вечером мы сели на ночной поезд и уехали обратно в Петербург. После этой поездки в ЦАМО количество вопросов только увеличилось. Обоснованных предположений о том, какой из частей, летавших на боевые задания над территорией Ленинградской области, мог принадлежать упавший самолет, у меня не было…

Самолеты Ил-4 во время Великой Отечественной войны активно использовались в частях авиации дальнего действия в качестве дальних бомбардировщиков, а также в частях военно-морских флотов в качестве торпедоносцев. Исходя из этих соображений, 7 апреля 2008 года от «Дома молодежи Санкт-Петербурга» мы отправили запрос по разыскиваемому самолету в Центральный Военно-Морской архив (ЦВМА), расположенный в городе Гатчина. Благодаря сравнительно небольшому количеству самолетов, находившихся во время войны в составе авиации флотов, учет их номерных агрегатов был поставлен на порядок лучше, чем в авиации дальнего действия. В частности, на хранении в ЦВМА находятся так называемые «Книги учета потерь и списания авиамоторов ВВС ВМФ за 1941–1945 гг.». В них сведены все данные о моторах, состоявших на довольствии в частях авиации флотов в период Великой Отечественной войны. Поэтому, уже 16 мая 2008 года из ЦВМА в наш адрес был отправлен ответ, согласно информации из которого, моторы М-88б с указанными номерами на самолетах ВВС Краснознаменного Балтийского флота не стояли. Позднее, работая в ЦВМА, мы сами в этом еще раз убедились. Надежда на быстрое установление личностей погибшего экипажа сошла на нет.

Следующую поездку в ЦАМО нам удалось организовать лишь через год. 22 марта 2009 года мы снова сели на ночной поезд в Москву. В этот раз к прошлому составу присоединились мой брат и член нашего отряда Андрей Прошин. К этой поездке я подготовился более основательно: пересмотрел в доступных источниках информации данные о дивизиях авиации дальнего действия, воевавших на Ленинградском фронте или летавших на боевые задания над его территорией. В общей сложности, я нашел данные о восьми таких дивизиях и временных рамках их работы в интересах Ленинградского фронта.

Увеличившееся число исследователей позволило в этот раз более оперативно просматривать заказываемые документы, поэтому нам удалось охватить больший объем информации. За три полноценных дня работы (со вторника по четверг) и половину пятницы нам удалось просмотреть параллельно с делами стрелковых дивизий, воевавших на Ленинградском фронте, около 30 дел из следующих фондов архива: 1-й и 3-й Гвардейских авиадивизий дальнего действия, 48-й и 50-й авиадивизий дальнего действия, Управления 8-го авиакорпуса дальнего действия и Управления командующего авиацией дальнего действия.

К нашему большому разочарованию, в просмотренных документах вновь не удалось обнаружить никаких упоминаний о самолете Ил-4 с найденными номерами моторов. При этом в ходе работы мне постоянно казалось, что еще немного, и мы найдем этот самолет. Просматривая дела, я видел номера списанных как боевые потери моторов, которые отличались от нужных всего лишь на несколько единиц, например, 88 7692 или 88 7703. Одна за другой появлялись в моей исследовательской тетради записи вроде этой: «За период с 23.01.1944 г. по 08.01.1945 г. в составе 1-й Гв. АД ДД наших номеров нет…». С тяжелыми сердцами мы сдавали в пятницу просмотренные документы…

После возвращения из ЦАМО, мы не теряли надежду найти данные о погибшем самолете. Так, например, 31 августа 2009 года от «Дома молодежи Санкт-Петербурга» нами был отправлен запрос в ЦАМО с просьбой содействовать в установлении личностей найденного экипажа. К сожалению, в ответ на это письмо 22 ноября 2009 года нам пришла почтовая карточка, в которой для исследования документов и получения необходимых сведений было рекомендовано направить в архив своего представителя на правах исследователя, а за разъяснением обратиться в местный военный комиссариат…

Совсем не сложно понять сотрудников ЦАМО, которые годами работают в архиве за мизерную зарплату, обслуживая действительно большое количество исследователей, приезжающих в архив. Но ведь не так сложно за счет Министерства обороны создать в архиве маленький отдел, который бы выполнял работу по запросам организаций и частных лиц, касающихся судеб людей… Ведь далеко не каждый гражданин России имеет возможность приехать в Подольск для самостоятельной работы с документами!

Отчаявшись добиться от ЦАМО помощи в поиске информации о найденном самолете, мы с братом 13 декабря 2009 года написали письмо Президенту Российской Федерации с просьбой организовать содействие Министерства обороны в установлении личностей погибшего экипажа. Забегая вперед, скажу, что ответ на это обращение из ЦАМО был отправлен лишь 16 марта 2011 года. В наспех составленном письме сообщалась та же информация, что и в присланной ранее почтовой карточке…

Существенный прогресс произошел в 2010 году. 21 февраля Илья Прокофьев сообщил нам, что в результате исследовательской работы, которую проводил в ЦАМО Михаил Романов, командир поискового отряда «Рубеж» из города Пустошка Псковской области, были установлены принадлежность самолета к подразделению АДД и месяц его гибели. Согласно найденной им информации, «…самолет Ил-4 № 514 3915 с моторами М-88б №№ 88 7697 и 88 7702 из состава 16-го Гв. АП ДД списан приказом командира полка от 04.09.1943 года как не вернувшийся с боевого задания…». Этим же приказом с той же формулировкой были списаны еще 5 самолетов без указания экипажей и даты их гибели. 16-й Гвардейский авиаполк, которому принадлежал погибший самолет, входил в состав 1-й Гвардейской авиадивизии дальнего действия! Во время предыдущей поездки в ЦАМО мы брали для исследования ее документы, но, как оказалось, не за нужный период времени…

Несмотря на то, что в приказе не были указаны даты гибели списанных самолетов, с помощью донесений о безвозвратных потерях полка удалось выделить три бомбардировщика, которым теоретически могли принадлежать найденные под Гостилицами обломки:

— в ночь на 22.08.1943 года погиб вместе с самолетом воздушный стрелок-радист гвардии старший сержант Красов Яков Никитич;

— в ночь на 23.08.1943 года не вернулся с боевого задания экипаж гвардии младшего лейтенанта Шабунина Владимира Павловича;

— в ночь на 24.08.1943 года не вернулся с боевого задания экипаж гвардии младшего лейтенанта Кравцова Бориса Алексеевича.

Для полного установления личностей найденного нами экипажа было необходимо вновь ехать в ЦАМО. К сожалению, в 2010 году, из-за большого количества работы, выделить неделю для поездки не удалось. Тогда я решил обратиться с просьбой помочь в поиске информации об указанном самолете к активно работающему в читальном зале ЦАМО поисковику Виталию Мамедову. 18 апреля 2011 года я отправил ему сообщение с просьбой помочь в установлении личностей найденного экипажа и полученной ранее информацией. И уже 25 апреля он передал мне полные данные об экипаже, который мы нашли! Оказалось, что нами было обнаружено место падения бомбардировщика, не вернувшегося с боевого задания в ночь на 23 августа 1943 года. Самолет был сбит над целью бомбометания — немецкими артиллерийскими позициями в районе поселка Беззаботный…

Как известно, блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года, после падения Шлиссельбурга, который был занят силами 126-й пехотной дивизии вермахта, сумевшей преодолеть сопротивление сильно ослабленных частей 1-й дивизии НКВД. В результате ожесточенных боев, длившихся вплоть до 25 сентября 1941 года, силам народного ополчения, 42-й и 55-й армий Ленинградского фронта удалось остановить наступление 18-й и 16-й немецких армий у самых стен Ленинграда — расстояние от переднего края обороны в Урицке до Петропавловской крепости по прямой равнялось приблизительно 14 километрам.

Начиная с конца 1941 года немецкая артиллерия стала вести плановый огонь по стратегически важным объектам Ленинграда. На картах в качестве целей были отмечены и пронумерованы наиболее важные жизненные центры города: заводы «Большевик», имени Кирова, «Электросила», городской водопровод, электростанции, склады, вокзалы, больницы и так далее.

К концу лета 1942 года под Ленинград стала прибывать крупнокалиберная осадная артиллерия, перебрасываемая немцами из Крыма. В том числе под Ленинград был перебазирован 768-й тяжелый артиллерийский дивизион, имевший на вооружении шесть 210-миллиметровых пушек образца 1939 года производства Чехословакии, максимальная дальность стрельбы которых составляла 33 километра, что позволяло немцам обстреливать практически всю территорию Ленинграда. Также в состав ударной группы входили тяжелые дальнобойные орудия калибров 150 и 170 миллиметров. Новая артиллерийская группировка в основном была сосредоточена в районе поселка Беззаботный.

В течение всего 1943 года Беззаботинская артиллерийская группировка немцев была наиболее опасна для города. При этом надо заметить, что немецкая артиллерия в 1943 году действовала активнее, чем в предыдущий период блокады. Согласно статистике, в 1943 году Ленинград подвергался артиллерийским обстрелам общей продолжительностью 844 часа. По городу было выпущено 66 834 снаряда. От артиллерийского огня погибло 1410 и было ранено 4589 человек.

Такое положение дел не могло оставаться без внимания руководства страны. Вот как об этих событиях написал в своих воспоминаниях командующий авиацией дальнего действия, главный маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов: «…Массированным ударам в период 1 июня — 31 августа 1943 года, каждый раз по личному указанию Верховного, подвергалась беззаботинская группировка, ведущая систематический обстрел Ленинграда из дальнобойных тяжелых орудий. После наших налетов артобстрелы прекращались на несколько дней. Ленинградцы, которые были в городе в годы блокады, хорошо это знают и помнят. За указанный период АДД произвела по беззаботинской группировке 940 самолетовылетов…».

210-миллиметровая пушка К39 образца 1939 года.

Как раз с одного из этих вылетов и не вернулся бомбардировщик, обломки которого мы нашли в лесу под деревней Гостилицы… После установления экипажа я начал собирать всю доступную информацию о личностях погибших. Согласно найденным сведениям, экипаж начал свою боевую деятельность с 19.07.1943 года. За время до момента гибели он успел поучаствовать в следующих боевых вылетах, отмеченных в наградном листе Шабунина В. П. орденом Красного Знамени:

— в ночь на 08.08.1943 года экипаж бомбардировал немецкие укрепленные позиции в районе станции Мга. В ходе выполнения этого задания самолет попал в зону зенитного огня, получив 33 пробоины. Однако, несмотря на это обстоятельство, боевое задание было выполнено успешно;

— в ночь на 14.08.1943 года экипаж совершал вылет на бомбардировку железнодорожной станции Божково. В результате их бомбометания на станции «возник большой пожар и взрыв огромной силы»;

— в ночь на 19.08.1943 года экипаж участвовал в уничтожении большого количества войск противника в районе населенного пункта Алферово. После сброса бомб в районе цели произошел сильный взрыв;

— в ночь на 20.08.1943 года экипажем была произведена бомбардировка огневых позиций немецкой артиллерии на Ленинградском фронте. В результате бомбардирования цели возник большой очаг пожара и произошел сильный взрыв.

При всем желании, мне не удастся описать последний боевой вылет экипажа и связанные с ним события лучше, чем это сделал в своей книге «Под крыльями — ночь» Герой Советского Союза, командир эскадрильи 16-го Гвардейского авиаполка дальнего действия, Степан Иванович Швец. С позволения читателя, я приведу здесь отрывок из упомянутой книги:

«…В августе Ленинград по-прежнему подвергался артобстрелам и налетам вражеской авиации. Командование разработало план разгрома дальнобойной артиллерии противника, стоявшей у стен города. Осуществить эту акцию должны были наши бомбардировщики, но мешала нелетная погода. Мне было поручено лидировать в этом полете, то есть я первый должен был обнаружить цель и осветить ее с воздуха САБами (светящимися авиабомбами) и на земле — зажигательными бомбами.

Мне уже несколько раз давали задание разведать погоду в районе Ленинграда. Если погода благоприятствовала, я должен был ожидать в стороне, чтобы начать бомбометание к прилету основной группы, в точно назначенное время. В случае плохой погоды земля перенацеливала всех на запасную цель. Чаще всего происходило последнее.

Наконец благоприятный момент настал. Метеорологи заверили, что погода над целью хорошая, и мы вылетели на ответственное задание.

Маршрут проходил восточнее Ленинграда, затем мы должны были обойти Ленинград с севера и заходить на цель через Финский залив. Насколько я помню, дальнобойная артиллерия гитлеровцев располагалась на Беззаботинских высотах. Отбомбив, мы должны были возвратиться обратно тем же маршрутом. Расчет строился на внезапности налета.

Заданная высота — две тысячи метров. Погода прекрасная, безоблачно. Обошли город с севера. Под нами — глубокий мрак, лишь изредка мелькают синие вспышки — искрят бугели трамваев.

Наземная служба наведения указывает боевой курс. Лечу над Финским заливом. Уверен, что гитлеровцы нас не ожидают. Внезапно небо впереди озаряется густыми трассами заградительного огня, простирающимися значительно выше моей высоты. Поскольку огонь ведется в основном мелкокалиберной артиллерией, быстро начинаю набирать высоту, чтобы при входе в зону огня иметь хотя бы три тысячи метров.

Сообщив обстановку на землю, испрашиваю высоту бомбометания три тысячи. Земля передала такое распоряжение всем экипажам. Вот и цель. Сбрасываю осветительные устройства и зажигательные бомбы. Цель освещена. Посыпались бомбы всех назначений с других самолетов. Море огня в воздухе, бушующий шквал на земле. Надо было возвращаться обратным курсом, но сзади настоящее пекло, да и опасность столкновения не исключена — режим высоты не всеми выдержан. Я взял курс прямо через цель на Новгород и попросил разрешения у земли возвращаться всем экипажам этим маршрутом. В правом крыле зияла пробоина от прямого попадания снаряда. Второй разорвался снаружи у фюзеляжа, и осколки изрешетили обшивку. Но жизненные центры целы, и мы, удовлетворенные результатами работы, взяли курс на свою базу.

Цель поражена. Задание выполнено. Но из этого полета не вернулось несколько экипажей.

За день все машины были отремонтированы, и ночью мы снова пошли на ту же цель. На сей раз огонь зенитной артиллерии был слабее — видимо, сказался результат вчерашней бомбардировки. Но на подступах к цели мы заметили вражеские истребители. После бомбометания и выхода из зоны обстрела мой самолет подвергся атаке одного из них. Максимов открыл огонь из пулемета, затем я нырнул вниз, и истребитель исчез из поля зрения: то ли был сбит, то ли потерял нас из виду.

И вот с этого боевого полета в ночь с 22 на 23 августа не вернулся экипаж летчика Шабунина. Владимир Шабунин был молод, но имел уже немалый опыт. Я любил этого русоволосого красавца с серьезным выражением лица и мужественной осанкой. Его постоянная внутренняя собранность, четкость докладов побуждали и меня в разговоре с ним быть более подтянутым, чем обычно. Известие, что он не вернулся, буквально сразило меня. Но я всё еще не терял надежды. Трудно было поверить в его гибель.

Но на войне как на войне. Мы уже недосчитывались многих прекрасных товарищей.

Однажды рано утром, едва я уснул после боевого полета, будит меня старшина эскадрильи Шкурко.

Что случилось? — спрашиваю, зная, что он зря не разбудит.

Не знаю, что и делать, — сокрушенно сказал старшина. — Приехала мать Шабунина из Архангельска. Навестить сына…

Меня словно током пронзило. Я вскочил с койки, не знаю, что делать, с чего начать. Шкурко ждет распоряжения.

— Поместите ее в комнате сына, я сейчас оденусь и приду.

Откровенно говоря, я боялся этой встречи. Боялся неизбежных слез убитой горем матери, чувствовал, что и сам не выдержу, расплачусь. Но деваться было некуда. Вошел, поздоровался, представился.

Представительная средних лет женщина, былую красоту которой не смогли стереть годы, протянула мне руку, назвала себя:

— Шабунина Зинаида Ефимовна.

К моему удивлению, она держалась стойко. „Неужто еще ничего не знает?“ — подумал я.

Нужно было о чем-то говорить. „Как доехали? Наверно, устали в дороге“, — обычные, стандартные вопросы при встрече незнакомых людей.

— Сейчас я вас провожу в столовую, — продолжал я. — Отдохнете… потом расскажу вам о Володе.

— Я всё знаю, товарищ командир. Я осекся на полуслове.

— Не надо меня успокаивать, — продолжала Зинаида Ефимовна. — Я знаю, что мой сын не вернулся с боевого задания из-под Ленинграда. И если его полет принес хоть малейшее облегчение жителям города, я приму и эту жертву…

Накрепко запомнился мне этот маленький монолог Зинаиды Ефимовны. Внешне она казалась спокойной, но я чувствовал, что творится под этим напускным спокойствием. Непрошеные слезы вот-вот выдадут мое волнение, к горлу подступил ком.

— Одну минутку, — сказал я и вышел из комнаты.

Когда волнение немного улеглось, я снова вернулся в комнату, и разговор продолжался уже более спокойно.

Зинаида Ефимовна рассказала о своей семье. Жили они до войны с мужем в Ленинграде, Володя у них — единственный сын. Муж сейчас служит комиссаром укрепрайона на небольшом островке, а она эвакуировалась в Архангельск. Я со своей стороны рассказал всё, что знал о ее сыне как боевом летчике.

Устроили мы ее в комнате, где прежде жил со своими товарищами Володя. Три дня она терпеливо ждала. На четвертый решила уехать.

Не знаю почему, но мне захотелось удержать ее. Пускай побудет у нас еще немного. Трудно сказать, на что я рассчитывал, откладывая отъезд Зинаиды Ефимовны. Пообещал и билет достать, и отвезти к поезду, только бы она погостила еще дня два. Она согласилась. Она осталась ждать сына, а его всё нет. Где он? Что с ним?

…Шабунин вылетал на боевое задание в составе экипажа, сформированного еще в школе. Все были хорошо слетаны, друг друга понимали с полуслова. Боевой курс. За минуту до сбрасывания бомб в правом крыле разорвался снаряд, и оно загорелось. Неизбежен взрыв бензобаков. Ситуация крайне опасна, но вот-вот цель. Штурман М. Л. Носовский просит летчика продержаться на боевом курсе еще полминутки, и бомбы будут сброшены в цель. Летчик выдерживает боевой курс. Бомбы сброшены. Выбрасываться на парашютах здесь нет никакого смысла, и Шабунин разворачивает самолет в сторону Ораниенбаума — там наша земля. Уже самолет на прямой.

Еще немного — и линия фронта, линия, которая сейчас называется „Зеленым поясом славы“.

Километров пять осталось. Крыло пылает ярким пламенем и тут… Взорвался бензобак, крыло отвалилось, самолет беспорядочно падает, и летчика то прижмет к колпаку, то бросит обратно. Летели на высоте четыре тысячи метров в кислородных масках, теперь маска только мешала, не давала возможности сориентироваться, сковывала движение.

Опять сильно прижало к колпаку и… Всё затихло. Кабина развалилась, и летчика выбросило в пространство.

Очнулся он от резкого рывка. Над головой — белый купол парашюта. Когда и как выдернул кольцо вытяжного тросика парашюта, не помнит.

Приземлился в лесу. Парашют повис на дереве, летчик болтался на стропах. Прислушался. Кругом — тишина и непроглядная темень. Начал отстегивать парашют. Спрыгнул на землю. Теперь надо поскорее уходить от места приземления, от предательски белеющего купола парашюта на дереве. Сориентировавшись по звездам, Шабунин взял направление на северо-запад.

Эти пять километров до линии фронта преодолевал пять суток. Есть нечего. Плитка шоколада давно съедена. Довольствовался подножным кормом. Пробирался больше ночами, днем пережидал. Старался избегать встреч с немцами.

Но вот однажды, на рассвете, выйдя на опушку леса, он неожиданно наткнулся на немца. Может быть, это был часовой. Где-то вверху каркнула ворона, и немец поднял голову. Стоило ему опустить голову — увидел бы перед собой русского и тогда…

Шабунин взвесил это и мгновенно принял решение. Убегать обратно — треск валежника может выдать, и он спустил курок. Немец начал безмолвно оседать, прислонившись к дереву и держась рукой за грудь, а Шабунин убежал дальше.

Лес начал редеть… Вот и кустарник кончился, впереди открывалась большая поляна. По всем признакам — передний край обороны фашистов.

Было раннее утро. Маскируясь за кустиком, осмотрелся. Справа виден небольшой домик. Из него вышел немец, прислонился к дереву. Ближе слева стоял сруб-блиндаж. Из него вышли двое с автоматами и пошли влево в глубь леса.

Выждав немного, Шабунин приблизился к блиндажу, прислушался. Тихо. Осторожно вошел — никого. На столе какие-то банки, видимо, консервы, на полу, почти у самого входа, — ящик с гранатами. Взяв две гранаты с длинными деревянными ручками, вышел и снова нырнул в кустарник. Никого. Впереди, за поляной, виднеется длинный плетень. Решил пробраться к нему. Открытое место переполз. Это был не плетень, а густой частокол-изгородь толщиной больше метра. В частоколе обнаружил отверстие; деваться некуда — уже светло, и он нырнул вовнутрь.

В трех метрах от изгороди лежала куча сухого хвороста. Подлез под край кучи и стал прислушиваться. По ту сторону частокола послышалась немецкая речь. Немцы увидели лаз, через который недавно пробрался Шабунин, заделали его и пошли дальше, возбуждённо переговариваясь.

Немного успокоившись, Шабунин начал наблюдать, что же впереди, по ту сторону кучи хвороста. В нескольких метрах от кучи — обрыв. За ним — широкая низина, поросшая зеленой и, видимо, никем не топтаной травой, а вдали, метрах в ста пятидесяти, за низиной возвышается холм, поросший густым лесом. Через него к горизонту по центру проходит просека. Невдалеке в траве виднеется часть спиралеобразного проволочного заграждения. Вдоль обрыва ходят навстречу друг другу два часовых. Они то сходятся, то расходятся. Их не видно, но слышны их шаги и короткие реплики. Справа и слева над обрывом видны две пулеметные установки. Людей возле них не видно.

Всё осмотрено и изучено. Намечен план преодоления последнего, как ему казалось, препятствия. Нужно только дождаться ночи.

Глубокая ночь. Выждав, когда часовые, по его расчетам, находятся в наибольшем отдалении друг от друга, Шабунин тихо выбрался из своего убежища и спрыгнул с обрыва. Упал. Поднялся и — вперед, в траву. Трава оказалась в человеческий рост. Позади оставался предательский след в траве.

Проволочный вал выше человеческого роста. Нашел стык крестовин. Ступил на конец перекладины, соединяющей крестовины. Она не выдержала, обломилась. Послышался треск, но Шабунин уже по ту сторону заграждения. Упал на четвереньки и наткнулся на какой-то провод. Пощупал — идет в землю. „Мины“, — мелькнуло в голове, но деваться некуда. Лучше рисковать наткнуться на мины, чем живым попасть в руки врага. Пополз дальше. Впереди снова небольшой обрыв, протекает ручеек. И только спрыгнул с обрыва, как заговорили оба пулемета, послышался гвалт. Трассирующие пули пролетали через него и впивались в противоположный берег ручейка.

Через ручеек лежало бревно. Выждав, пока замолкли пулеметы, Шабунин перескочил по бревну и побежал дальше, к просеке. А за ним уже следовала погоня. Бежал что было силы, не обращая ни на что внимания.

Вот уже и начало просеки. Трава кончилась, бежать стало легче. Но немцы настигали. Силы на исходе. От перенапряжения в глазах темнеет, ноги отказываются служить. Немцы действовали осторожно, но мобильно. Путь впереди они прочищали гранатами, освещали ракетами. Одна граната разорвалась буквально рядом, но за кустом. Осколком попало в голову, но голова, кажется, цела. Во время взрыва гранаты он бросился на землю и пополз. Немцы почти рядом. Деваться некуда.

Сбоку вдоль просеки тянулась чуть заметная канавка, небольшой кювет, видимо, для стока воды. Шабунин лег в канаву лицом кверху. Голова упиралась в дерево, как в подголовник, а рядом оказалась низенькая корявая береза, она немного прикрывала его со стороны просеки.

От сильного бега не мог отдышаться, сердце стучало, как молоток по пустой коробке. И только улегся, как тут и немцы. Они расположились на просеке и начали палить из автоматов в обе стороны от просеки. Им вторили расположенные на обрыве пулеметы. Во время паузы в стрельбе один немец подбежал вплотную к Шабунину, положил автомат на сук березки буквально над самой грудью и начал палить. Стоило поднять руку — можно схватить ствол автомата. Слышно было сопение немца. Его можно легко пристрелить, но что это даст? Сдержался.

Стреляли долго, с паузами. Меняли диски, а он всё лежал, терпеливо ждал, не меняя положения. Чувствовал боль в голове, долго терпеливо ждал.

Расстреляв все диски, фашисты ушли. Начался спад напряжения, клонило в сон. Нет, этого допустить невозможно. Снизу холма немцы начали прочесывать лес, стрелять из автоматов. Шабунин, выбрав удобный момент, поднялся и двинулся дальше. По ту сторону холма оказалось болотистое место, поросшее кустарником. Кажется, ушел. Кажется, безопасно. Теперь бы только уснуть. Но кругом мокро, все кусты в болоте. Наконец выбрав куст, где было относительно сухо, прилег и мгновенно отключился, погрузившись в глубокий сон.

Спал без сновидений. Проснулся уже во вторую ночь. Сразу же восстановил всё в памяти, двинулся дальше. Уже на рассвете снова наткнулся на проволочное заграждение. Перелез. Мучила жажда. Впереди поле усеяно воронками от снарядов. Пополз от воронки к воронке в поисках воды. Воронки были в большинстве свежие, и воды в них не было. Наконец нашел воду, напился, отдохнул. Осмотрелся. Рассветало. Впереди недалеко видна была отдушина землянки и слышно бормотанье, но трудно было определить, свои или чужие. Приготовил гранаты, залег и начал выжидать. Дождавшись рассвета, убедился, что это свои, и обнаружил себя. Далее всё просто…

— Ну, парень, тебе повезло, ты в рубахе родился, — сказал майор, когда Шабунин рассказал, как он добрался к ним. — Ты второй, кто прошел минированное поле — немецкое и наше. Первый тоже был летчик. А остальные, кто пытался пройти, все подрывались на минах. Тебя, видимо, спасли свежие воронки.

Приняли хорошо, накормили, оказали необходимую помощь, созвонились со штабом ВВС, и через Кронштадт и Ленинград Шабунин отправился в Москву, а затем и в часть.

Из всего экипажа в живых остался только Шабунин. Остальные, видимо, не сумели выбраться из беспорядочно падавшего самолета. Погибли его боевые друзья — штурман Моисей Лазаревич Носовский, стрелок-радист Иван Матвеевич Кольцов и воздушный стрелок Иван Адамович Петрушин.

Все сроки истекли. Ждать больше не имело смысла, и Зинаида Ефимовна собралась уезжать. Я уже готовился проститься с нею, когда дневальный позвал меня к телефону.

Звонили из штаба корпуса.

— Получена телефонограмма из Ленинградского штаба ВВС, что летчик Шабунин жив, здоров и выехал в свою часть.

Какая радость, какое счастье, что Зинаида Ефимовна не уехала!

Только я положил трубку, чтобы бежать порадовать мать, как снизу послышался шум, гвалт. Смотрю — по лестнице поднимается сияющий Володя Шабунин, а за ним целая вереница друзей…

Я встретил его на площадке. Он уже знал о приезде матери. Комбинезон весь в клочьях. Оборванный, заросший, исхудавший, но сияющий от встречи с друзьями, от предстоящей встречи с матерью, он вошел в дверь.

— Мама!..

Она бросилась навстречу сыну и разрыдалась. Это были слезы матери. Я потихоньку вышел, прикрыл за собой дверь и с уважением подумал: какая сильная натура! Видимо, с этой женщины нарисован волнующий плакат „Родина-мать зовет“…».

Надо сказать, что картина гибели самолета, описанная Степаном Ивановичем, полностью совпадает с нашим представлением о ней, составленным по результатам работ, проведенных нами на месте его падения. Даже тот факт, что один из моторов вместе с крылом горел еще в воздухе, а второй, даже при падении, продолжал работать, полностью подтвердился.

Согласно документам из ЦАМО, Владимир Павлович приземлился на парашюте северо-восточнее деревни Гостилицы. Линию фронта перешел 28 августа в 4:30 утра в районе горы Колокольня, а в 16:00 8 сентября он вернулся в расположение полка на подмосковный аэродром Монино. Остальные члены экипажа числятся в документах полка пропавшими без вести…

Все сошлось — место падения самолета находится на бывших немецких тыловых позициях северо-западнее деревни Гостилицы, а среди обломков самолета нами были обнаружены останки троих членов экипажа. Полностью удостоверившись в том, что найденные нами останки принадлежат именно Носовскому, Кольцову и Петрушину, мы приступили к поиску их родственников.

Продолжая повествование, я не могу не упомянуть о дальнейшей военной судьбе выжившего после гибели друзей летчика. Информацию о его боевой деятельности я почерпнул из нескольких воспоминаний летчиков, а также из архивных документов.

Вот что написал о службе Шабунина Степан Иванович Швец:

«…Проводив мать, Володя Шабунин снова включился в боевую работу. Экипаж у него подобрался хороший. Штурман Московский, высокий, худощавый, с приятным симпатичным лицом, был умницей, прекрасным штурманом и бомбардиром и имел некоторый опыт в области аэрофотосъемки. Самолет оснастили фотоустановкой. Снимки местности были настолько удачны, что вскоре экипаж Шабунина — Московского заслужил репутацию лучшего в корпусе по аэрофотосъемкам. После войны мне рассказывали, что снимки, сделанные этим экипажем, демонстрировались в одной из военных академий как образцовые.

Часто самолет Шабунина возвращался с осколочными и пулевыми пробоинами, иногда на одном моторе, но задание неизменно выполнялось. Экипаж был слетан, каждый в совершенстве знал свое дело.

22 июля 1944 года было получено задание бомбить скопление живой силы и техники врага в районе города Борисова. На самолет Шабунина вместо постоянного члена экипажа Удода посадили молодого стрелка для ознакомления с боевым полетом. После бомбометания и фотографирования цели Шабунин возвращался домой. На маршруте сзади под хвост подкрался вражеский истребитель и пулеметной очередью прошил самолет. Мотор был поврежден, стрелка ранило.

С одним мотором маневрировать трудно. Истребитель пошел в атаку второй раз. Опять длинная очередь. Убит стрелок-радист Соломонов, отвалились консоль правого крыла и элерон, в области бомболюков загорелся фюзеляж, самолет резко накренило вправо. Летчику стало трудно удерживать машину, и он крикнул штурману:

— Воткни ручку и помогай выправлять крен!

Штурман пришел на помощь. Со снижением продолжали полет, стараясь перетянуть через линию фронта.

Пламя начало пробираться в кабину летчика. Дышать нечем. Провода переговорного устройства перегорели, внутренняя связь прекратилась. Высота всего 150 метров, продолжать полет невозможно. Летчик помигал штурману сигнальной лампочкой и показал рукой: „Прыгай!“ Штурман понял, открыл дверцу и нырнул в ночь. Летчик открыл колпак. Пламя хлынуло в кабину, обдало лицо, но Шабунин, не медля ни секунды, вывалился из кабины, дернул вытяжное кольцо.

Рывок раскрывшегося парашюта — и тут же удар о землю. Шабунин тяжело ушиб шею. Рядом взорвался самолет.

Приземлился на нейтральной полосе. Долго не мог прийти в себя, затем поднялся и, с трудом преодолевая боль, побрел на восток. Передний край миновал без особых трудностей и вскоре добрался домой. Штурман Московский прибыл чуть раньше, остальные погибли.

Летчику и штурману предоставили двухнедельный отпуск.

Еще с восьмого класса у Володи завязалась дружба с одноклассницей. Позже они полюбили друг друга, в разлуке переписывались, а потом война, блокада. Леля оставалась в Ленинграде.

Когда Володя первый раз был сбит под Ленинградом и, попав к своим, проезжал через осажденный город, ему было не до розысков Лели, он спешил в свою часть. Теперь же, после снятия блокады, Володя решил использовать свой отпуск для того, чтобы найти Лелю.

Через несколько дней они сыграли свадьбу. Двухнедельный отпуск прошел как один день. Оставив жену и мать в Ленинграде, Володя вернулся в часть.

Вместо погибшего Соломонова стрелком-радистом в экипаж Шабунина был назначен стрелок, летавший прежде с Краснухиным, — Рогачев. Одно время он летал стрелком и в моем экипаже, потом стал стрелком-радистом. Но, как ни горько вспоминать, от превратностей фронтовой жизни никто не был гарантирован. 16 сентября 1944 года, после обработки цели, самолет Шабунина не вернулся с боевого задания. На этот раз — окончательно.

Верить в гибель Шабунина не хотелось, все надеялись, что он вернется. Но прошел месяц, и семье послали извещение, что Владимир Павлович Шабунин пропал без вести…».

В тексте допущено две небольших неточности в датах — первый из описанных случаев произошел в ночь на 27 июня, а второй — 15 сентября. В своей исследовательской тетради, которую я вел во время посещения Подольска в 2009 году, я нашел такие записи: «Потери 1-й Гв. АД ДД (фонд № 20 053, опись № 1, дела № 39, 40):

…26.06.1944 года не вернулся с боевого задания Ил-4 № 532 3912 с моторами М-88б №№ 88 10 644 и 88 10 662;

…15.09.1944 года не вернулся с боевого задания Ил-4 № 14 715 с моторами М-88б №№ 88 10 870 и 88 11 158».

В учетно-послужной карте Владимира Павловича, также находящейся на хранении в ЦАМО, указана следующая информация. С 15 сентября 1944 года Шабунин В. П. находился в плену в Венгрии, а затем в Австрии. 3 мая 1945 года он был освобожден из плена американскими войсками. С 10 октября 1945 года Владимир Павлович находился на госпроверке в 123-й СД, расположенной в районе станции Алкино (республика Башкортостан). После прохождения госпроверки он был демобилизован из рядов Красной армии и направлен для постановки на учет во Фрунзенский РВК Ленинграда.

Немного отличающиеся данные приведены в воспоминаниях летчика 16-го Гвардейского авиаполка Пшенко Владимира Арсеньтевича:

«…На другом самолете их сбили над Будапештом. Потом рассказывали, что Московский отстреливался от немцев, уже на земле, когда выпрыгнул. Его убили. Радист погиб…

Шабунин был в плену у немцев. И повезли их в Германию на поезде, вагон старенький, пол неплотный, где-то с дырками и на подъеме они договорились: давайте пол взломаем и убежим! Два штурмовика, один истребитель — их там человек пять или шесть. Они все поднатужились. Одну доску выломали, вторую доску выломали. Так чтобы можно было спуститься и вылезти из вагона. Первый неудачно. Зарезало его. Опустился, видимо, сразу отпустил руки, и его там перевернуло. Так Володя мне потом рассказал. Он третьим уходил. Вылез. Опустился. Когда ногами стал по земле тянуться, опустил руки.

И жив остался. Это было под Будапештом, в Венгрии. Он оказался где-то на границе с Чехословакией и ушел в Чехословакию. Стал спрашивать, где партизаны. До партизан не дошел, прижился у молодой женщины. Она знала немного русский язык. Наши войска Володю освободили. Он вернулся. Поблагодарил эту женщину, потом ездил к ней. Его уже в армию не взяли. Он пошел во флот, занимался фотографированием карт. На Ил-14 летал в Сибири, на Дальнем Востоке. В Мячиково находился аэродром. Он был в геодезической группе. Летал командиром корабля. И занимался фотографированием. Составлением карт. А через 20 лет — встреча ветеранов. Он со своей первой женой приходит на эту встречу. Сколько было радости! Прекрасный фотограф, фотограф от Бога. Все — рак, и умер в возрасте 56 лет…».

Поиск родственников погибших членов экипажа, казалось, начался очень удачно: буквально через две недели после отправки писем с запросами — 17 мая — мне пришло письмо от Администрации Пригородного сельского поселения Ярославской области о том, что в деревне Плечево (из этой деревни ушел на войну Кольцов Иван Матвеевич) проживает его племянница — Павлова Валентина Кузьминична. К сожалению, в письме был указан только почтовый адрес Валентины Кузьминичны, поэтому я в тот же вечер написал ей письмо, в котором указал свои контактные координаты. Ответом на письмо стал телефонный звонок, раздавшийся примерно через три недели. Звонила Валентина Кузьминична. Она от всей души поблагодарила участников отряда за то, что останки ее дяди будут по-человечески захоронены, ведь родным на него так и не пришло никаких официальных бумаг из-за того, что он числился без вести пропавшим… Со своей стороны я также поблагодарил ее за теплые слова и пожелал ей здоровья. Немного жаль, что она практически ничего не смогла вспомнить о дяде, так как их семьи до войны жили раздельно. У нее также не осталось ни одной фотографии Ивана Матвеевича, так как после войны дом в Плечево, в котором они жили, сгорел вместе со всеми документами…

К нашему большому разочарованию, больше не удалось найти никого из родных членов экипажа. У Ивана Адамовича Петрушина не осталось прямых родственников, а поиск родных Носовского Моисея Лазаревича был крайне затруднен тем фактом, что он призывался на войну из Северо-Казахстанской области, где в то время проживала его семья, переселившаяся с Украины. Так как Казахстан в настоящее время стал суверенным государством, то получить какую-либо информацию из его архивов гражданину России практически невозможно. На несколько запросов, оставленных на официальных сайтах архивных учреждений Казахстана, не пришло в ответ ни одной строчки…

Параллельно с поиском родственников членов экипажа бомбардировщика, мы стали решать вопрос о торжественном захоронении останков. Огромную помощь в этом нам оказал директор Ломоносовского краеведческого музея, полковник в отставке, Головатюк Владимир Андреевич. Благодаря его содействию удалось организовать церемонию похорон останков экипажа на закрытом для захоронений воинском мемориале в деревне Гостилицы, ближайшем к месту падения самолета.

Необходимо отметить, что Администрация Ломоносовского района сделала всё для того, чтобы прах Героев был достойно предан земле и Память о них была увековечена.

Церемония захоронения была назначена на 12 часов дня 21 июня 2011 года. Ранним утром мы приехали на мемориал для того, чтобы подготовить останки к захоронению. От Администрации для этой цели был заказан довольно хороший гроб, обтянутый красной тканью. Погода утром стояла пасмурная, с неба моросил мелкий дождик, напоминающий пыль. Однако к 11 часам утра тучи стали расходиться и вскоре показалось Солнце.

Приехав в Гостилицы, я был приятно удивлен тем, что данные о Носовском, Кольцове и Петрушине уже выбили на одной из плит мемориала. Кроме того, прибывший на мемориал Владимир Андреевич сказал, что, согласно договоренности с руководством Гостилицкого авиаклуба, непосредственно после митинга над мемориалом должны совершить несколько кругов летчики на самолетах Як-52. Таким образом, они отдадут дань уважения авиаторам предыдущих поколений, погибшим за свободу нашей Родины…

Как и планировалось, торжественно-траурная церемония началась в 12 часов дня. Митинг открыло исполнение военным оркестром Государственного Гимна. В качестве почетного караула в захоронении участвовала группа военнослужащих одной из военных частей, расположенных неподалеку от Гостилиц. На церемонию пришло большое количество местных жителей и школьников из Гостилицкой школы.

Митинг прошел так, как положено. Вступительное слово произнес глава Ломоносовского муниципального района В. С. Гусев, после него выступила заместитель главы администрации по социальным вопросам Н. В. Логинова.

Данные об экипаже на одной из плит воинского мемориала в д. Гостилицы.

После этого слово предоставили мне. В своем выступлении я коротко рассказал об обстоятельствах обнаружения останков членов экипажа, а также об исследовательской работе, предшествовавшей установлению их личностей. В конце выступления я выразил благодарность всем, кто способствовал организации этой церемонии захоронения, а также сказал слова благодарности в адрес тех, кто отдал свою жизнь Родине. После моего выступления слово предоставили жителю поселка Большая Ижора, блокаднику В. В. Орлову. Он прочел несколько стихотворений собственного сочинения, посвященных защитникам Ораниенбаумского плацдарма.

Перед захоронением над мемориалом несколько раз прошли «на бреющем» два Як-52 из Гостилицкого авиаклуба. Летчики отдали дань уважения экипажу, покачав крыльями на прощание.

После митинга священником была совершена заупокойная служба, по окончании которой гроб с останками был поднят на руки членами почетного караула и перенесен к могиле, вырытой на вершине мемориального холма. Под залпы воинского салюта и исполнение Государственного Гимна гроб был опущен на дно могилы, после чего все присутствующие имели возможность бросить на него горсть земли.

Вся могила была оформлена менее чем за двадцать минут. Сверху на свежий могильный холм легло большое количество живых цветов, целиком покрывших его разноцветным ковром. В последний раз парадным строем перед холмом прошел почетный караул, и церемония завершилась… Надеюсь, что Память осталась.