Пастыри. Последнее желание

Глава четвертая

До Солянки Илья и Зава доехали без особых приключений. «Троль» заглох только раз, на набережной, за что был переименован Завой в «девочку мою», после чего тут же завелся и бодренько потарахтел дальше.

– К машинам, как и к женщинам, нужен особый подход! – весело сообщил Илье счастливый обладатель джипа. – И те, и эти любят не тем, чем надо. Одни – ушами, а другие…

– А другие салоном, – хмуро закончил Илья. – Ты лучше скажи, как с нищими говорить. У тебя вроде уже был опыт, когда ты размеры их доходов изучал…

– Ну, Илюха, ты совсем, – Зава лихо подрезал серый «лексус», весело рассмеялся в ответ на невнятный мат, донесшийся из-за приспущенного тонированного стекла, и продолжил: – Сунешь бабуле десятку и все. Разговор, считай, состоялся!

На повороте возле церкви пришлось постоять – снулые, как магазинные карпы, мужики в оранжевых жилетах долбили асфальт, выставив вокруг себя кучу заградительных заборчиков с грозными знаками «проезд воспрещен». Пышущий жаром асфальтоукладчик, каток и еще какая-то дорожная техника стояли поодаль. Проезжая часть от этого сузилась вдвое, и машины еле протискивались в образовавшееся «бутылочное горлышко».

– Две у нас беды, – хохотнул Зава, кивая на неспешных дорожников. – И что характерно: одна все время чинит другую!

Припарковав джип в переулке, друзья двинулись к церковной ограде. У Ильи где-то в глубине души жила надежда, что белая «газель» с битой фарой привезла бригаду бомжей обратно. Надежда не сбылась – на синем ящике сидела теперь толстозадая синемордая тетка неопределенного возраста и, микрофоня початой бутылкой водки, громко вещала, обращаясь к паре пошатывающихся тощих алкашей:

– Да я вас в рот и в нос! Вот и тебя… и тебя! Хрен вам, идите в жопу, ка-а-азлы…

– Договаривались же – по полбутылки… – прохрипел один из ее визави. Второй глухо выматерился и нетвердой походкой послушно пошел прочь. Илью передернуло – вот с такими людьми им сейчас предстояло общаться.

Пока он злился на себя и весь белый свет, Зава бестрепетно подкатил к благообразным старушкам, оккупировавшим церковные ворота и неодобрительно поглядывавшим на нетрезвую валькирию с бутылкой в руках:

– Здрасте, бабушки! Вот вам на хлебушек и на сахарок…

Вадик сунул по десятке двум нищенкам и радостно заулыбался, услышав в ответ на их:

– Спаси бог тебя, сыночек, спаси бог! Дай Господь тебе здоровья, и детишкам твоим, и родителям…

– Нету у меня детишек, молодой еще! – Зава улыбнулся еще шире, поправил очки. – Бабушки, а вы тут давно стоите?

Старушки переглянулись. Одна, пониже и постарше, поджала губы, вторая, в сером платочке, кивнула:

– Давно, сынок. Пятый год, почитай… Как муж мой умер, так и пришлось… Пенсия уж больно малая.

– И вы всех тут знаете, наверное? – принялся развивать успех Зава. Илья, прислушиваясь, курил поодаль, разглядывая золотые купола храма.

– А как же… Всех, всех – и батюшку, и старосту, и помощников… – обрадовалась старушка, решив, что непонятному щедрому очкарику нужна какая-то информация по церковной части.

– Нет, я имел в виду вот из коллег ваших, – Зава кивнул на нищих. – Тут мужичок такой, с золотыми зубами, бомжей на «газели» привозил и увез потом – не знаете, кто такой, откуда?

– Знаем, знаем… – неприятным голосом ответила молчавшая до сих пор вторая старушка и неожиданно твердо закончила: – Да только тебе не скажем!

– А почему, бабушки? – Зава нагнулся к нищенкам, выразительно зашуршал пятидесятирублевкой…

– Ишь ты, шустрый какой! – неодобрительно покачала головой невысокая старушка. – Это у вас теперя все за деньги.

– А мы еще пожить хотим! – неожиданно вмешалась нищенка в сером платке. – Иди, парень, отсюдова. Иди, а то охрану позовем…

– Да что вы… Да вы меня не так поняли… – сладким голосом запел Вадик, выписывая вокруг бабулек танцевальные кренделя. Илья кинул недокуренную сигарету в решетку слива и, шагнув к посуровевшим старушкам, негромко сказал:

– Там, среди бомжей этих, друг наш… вроде. Пропал он, а теперь вот нашелся. Мы проверить хотим.

Бабки обменялись взглядами, помолчали, потом высокая спросила:

– Не из милиции вы, нет?

– Да нет, что вы… Мы вот… ищем… – Вадик все пытался всунуть полтинник кому-нибудь из старушек.

– Ты помолчи, вьюн. И деньгу свою убери… Вот товарищ у тебя – человек серьезный, сразу видно! Кабы не он, ни за что бы не сказала…

Нищенка поправила свой платок и быстро пробормотала скороговоркой:

– Федькой его зовут, но не имя это. По имени-то его вроде бы Сашей называют. Привозит он своих… через два дня на третий, а то и реже. Охране деньги платит…

– А где живут они? Откуда приезжают?

– Про это не знаем мы, – вклинилась вторая старушка. – Неправильные они. Не говорят ни с кем. Сидят и бубнят.

– И водку не пьют! – чуть ли не шепотом объявила нищенка в платке. – Мы их обмороженными зовем. Не в себе они, как есть не в себе…

– Ну, спасибо вам, бабушки! – Зава едва ли не поклонился старушкам.

– Ага, и вам спасибо, – кивнула высокая, вдруг проворно выдернула из Завиных пальцев купюру, сунула в карман и часто закрестилась: – Спаси бог! Спаси бог! Спаси бог…

Илья усмехнулся и потащил задохнувшегося от возмущения Вадика к машине. Главное они выяснили – золотозубый Федька-Саша с бригадой «обмороженных» тут бывает довольно часто.

– Ну, и куда дальше? – Зава хмуро шагал рядом с Ильей. – Ты там что-то про Солянку говорил? Может, туда смотаемся по-быстрому?

– Давай, – Илья кивнул. – Только сдается мне, что никого мы там не найдем…

«Смотаться по-быстрому» не получилось – на Моховой «троль», влип, словно муха в варенье, в гигантскую пробку, растянувшуюся от моста через Москву-реку до Манежа.

– Зава, слушай… Если честно, ты веришь, что Костя жив? – Илья и сам не понял, как этот мучавший его уже несколько часов вопрос прозвучал в салоне джипа.

Вадик помолчал какое-то время, а потом необычно серьезным голосом ответил:

– Ты знаешь… Если мы не проверим твою догадку, если не отметем все сомнения, ни ты, ни я спать спокойно не сможем. Ведь так?

– Так… – Илья нахмурился. Зава попал в самую точку, словно озвучил его мысли.

Не по-сентябрьски яростное солнце припекало. День клонился к вечеру, в окнах домов, в витринах магазинов и офисов дрожали оранжевые блики, сизый смог повис на проводах. Илье почудилось вдруг, что они с Завой стали персонажами какой-то игры, вроде казаков-разбойников, – идут по стрелочкам, ищут незнамо кого.

Ему вдруг остро захотелось выпить. Чтобы холодная водочка под рассыпчатую картошку и селедку с луком, чтобы разговоры и песни, чтобы ночной поход за добавкой и какое-нибудь приключение у круглосуточного магазинчика…

– Девочка моя, только не закипай! – упрашивал Зава «троллер», в отчаянии глядя на датчик температуры. – Ну пожалуйста, ну что тебе стоит? Продержись еще чуть-чуть, сейчас поедем, сейчас… А, черт!

Он заглушил двигатель, вылез из машины и бросился открывать капот. Вскоре из-под желтой задранной вверх капотины в небо со свистом ударила струя белого пара.

– Все. Приехали. – Зава грустно забрался за руль, включил аварийку и повернулся к Илье: – Ну и как дальше? Пока она остынет, пока то да се – ночь наступит. Может, пешком смотаться, тут двадцать минут ходу?

– Ты-то куда собрался? – уныло спросил Илья. – Не бросать же машину. Сиди, остывай, а я пройдусь.

Вадик решительно замотал головой:

– Не, я тебя не брошу. Давай вместе. Оттолкаем «борова» к обочине и вперед. Смотри, вон просвет как раз…

Пока они вылезали, пока Зава выкручивал руль, просвет в сплошном потоке ползущих с черепашьей скоростью машин закрылся. Пришлось внаглую вклиниваться в ряд автомобилей, упираясь, толкать неповоротливый джип и вяло отбрехиваться в ответ на водительскую ругань, несущуюся отовсюду…

Лишь через полчаса «троллер», наконец, уткнулся колесами в бордюр напротив пустыря на месте разломанной гостиницы «Москва». Зава запер машину, включил сигнализацию, и они двинулись в сторону Китай-города, обливаясь потом и переругиваясь на ходу от полноты чувств.

Самым нищебродским местом на Солянке была старая церковь Всех Святых на Кулишках, смотрящая луковками куполов на Славянскую площадь. Расположенная совсем рядом со входом в длиннющую трубу подземного перехода, из которого можно было попасть на станцию метро «Китай-город», церковь эта, построенная в память о погибших в Куликовской битве воинах, с детства казалась Илье каким-то островком средневековья, осколком древней, допетровской Руси.

Его мама, большой любитель всяких историй про барабашек и полтергейсты, рассказывала, что тут при царе Алексее Михайловиче в 1666, дьявольском году происходили странные и страшные события. Завелся в богадельне при церкви невидимый говорящий дух, который избивал прихожан и даже священников, жутким голосом вещал какие-то апокалипсические пророчества, и только преподобный старец Илларион из Флорищевой пустыни молитвами своими сумел изгнать демона. Тогда и появилась в русском языке поговорка: «К черту на Куличики».

Эти самые Куличики встретили друзей гомоном и людской многоголосицей. У выхода из метро торговки нахваливали свои пирожки, мороженое и газеты. Чуть поодаль громко, в малороссийском стиле, ссорились между собой продавщицы семечек и вареной кукурузы. Сновали туда-сюда распаренные по случаю необычайной для сентября жары москвичи и гости столицы.

Нищих Илья заметил только на церковном крылечке – несколько невзрачных старушек с протянутыми руками и обреченно склоненными головами никак не походили на бригаду золотозубого.

Обойдя все окрестности, прогулявшись по Солянскому проезду до спортивного магазина и обратно, они остановились у столба с большой буквой «М» наверху.

– Ну, все? – Зава широко обвел рукой людскую толчею. – На Солянке – и несолоно хлебавши…

– Предчувствие у меня… – хмуро сказал Илья. – Хреновое такое предчувствие. Как будто мы пропустили что-то. Может, еще разок прошвырнемся? Посмо…

Договорить он не успел, оборвав себя на половине фразы, и молча развернул Вадима – смотри, мол.

Прямо к ним, беззаботно попыхивая синеватым сигаретным дымком, легкой походкой отпускника направлялся не кто иной, как золотозубый Федька-Саша. Бутылка пива в руке, печатка на волосатом пальце поблескивает на солнце, кожаная жилетка обтягивает небольшой животик…

– Э-э-э… Простите, вы ведь – Александр? – придумывать что-то было поздно, и Илья попросту притормозил собравшегося нырнуть в переход золотозубого.