Глава 1

Две недели я ел, спал и до изнеможения занимался, используя в качестве тренировочного круга крохотный пятачок свободного места в своей каюте. Конечно, к моим услугам был весьма неплохой корабельный спортзал, но мне не хотелось демонстрировать отработку нанесения скрытых ударов или приемы аварийной упаковки в симбот посторонним.

Мало ли, кто может оказаться на борту.

Закончив тренировку, я принимал чистящий сухой душ и шел в библиотеку.

Мой интерес к Перекрестку был абсолютно мотивированным, и я поглощал все доступные материалы корабельной библиотеки на эту тему.

С момента, когда это самое грандиозное чудо обжитой человечеством части вселенной обнаружил свободный рейдер «Кижич», прошло уже более семидесяти лет. Я смотрел на голограммы Перекрестка и пытался представить, что мог чувствовать капитан рейдера, когда перед ним на фоне пылающей голубой звезды появился этот невероятный, противоречащий всем известным научным законам объект.

Вокруг оси длиной более трех тысяч километров вращались в разных направлениях насаженные на нее вытянутые пласты толщиной около десяти километров. Они напоминали прямоугольные языки или, подумал я, солдатские жетоны. Только вот длина некоторых достигала двадцати тысяч километров, а ширина — десяти-пятнадцати тысяч. Другие же были куда скромнее. Некоторые пласты казались обломанными, словно какой-то гигантский космический малыш хотел поиграть с бабочкой, да и порвал крыло.

Каждый лепесток являлся отдельным миром — самым настоящим, каким раньше представляли планеты наши земные предки.

Плоским миром. Будто кто-то раскатал планеты в блины, да так ловко, что каждая осталась совершенно целой. Со своей почвой, морями, реками, животными и растениями. С развалинами городов и крепостей, храмов и научных лабораторий. Всюду — только развалины. Но многие сохранили часть функционала и были прекрасными или ужасающими. Или и то, и другое одновременно.

Археологи и ксенобиологи, ксенопсихологи и фармацевты, военные и адепты мистических культов — все вцепились в Перекресток мертвой хваткой, они выли от радости, сходили с ума и устраивали непристойные пляски в свете голубого гиганта. Там, где он был виден, конечно.

Одной из первых аномалий, с которыми пришлось столкнуться ученым, было изменение неба. Вопреки всем законам, каждый пласт обладал своей сменой дня и ночи, своим рисунком созвездий, видимых с поверхности, своей атмосферой и гравитацией. Достаточно быстро удалось выяснить, что Перекресток (или Перекресток Ушедших Богов, как его окрестила пресса) был чем-то вроде гигантского транспортного узла существовавшего за миллионы лет до человека межгалактического государства. Совершенно непостижимым образом он вытягивал из пространства фрагменты входивших в эту сеть планет и не то создавал их дубликаты, не то позволял им перемещаться вместе со своими обитателями в тот участок пространства, где создавались наиболее благоприятные условия для их существования.

Разумеется, все это было лишь догадками, но звездные карты, составленные по найденным на Перекрестке материалам, позволили найти несколько планет со следами существования цивилизаций, в точности совпадавшими с найденными на Перекрестке.

Это сооружение оказалось Клондайком, полным сокровищ и сюрпризов, оставленных без присмотра хозяевами. Ксенотехнологии и образцы биоматериалов, эмбриональные контейнеры и философские трактаты, от которых у знатоков кружилась голова, и множество других артефактов, для которых даже не было названия и применения.

До поры до времени, конечно.

Разумеется, вокруг Перекрестка скоропостижно разразились несколько корпоративных и межгосударственных войн. В результате были уничтожены парочка городов Древних и несколько лабораторий с генетическим материалом. А шесть кубиков, испускавших безобидный красноватый свет, очутились на заштатной сельскохозяйственной планетке, формально являвшейся независимым государством. Совершенно случайно на этой же планете посреди густого хвойного леса расположился неприметный научно-исследовательский комплекс компании «Шутерс Трансистемс».

Когда крыло спасательных звездолетов Федерации повисло над планетой, ее покрывали непроходимые оранжевые заросли, а деловитые молчаливые гуманоиды собирали гигантские вогнутые соты из непонятного стеклистого материала. Выяснили, что эту массу исторгали из себя оранжевые заросли. А в молчаливых гуманоидов превратилось население планеты.

Спустя три дня соты начали посылать пакетные импульсы. Куда? Это якобы так и не удалось установить. Спасатели срочно поднялись, а в систему вошел тяжелый крейсер. У местного солнышка стало одной планетой меньше.

— Мист'р, а мист'р, не желаете перекинуться в покер? — Классический фермерский говорок, красная сухая рожа, прозрачные глазки, ворот клетчатой рубахи стянут кожаным шнуром, закрепленным огромным платиновым зажимом в виде скорпиона. К вечеру зажим переходит ко мне, и мы расстаемся страшно довольные друг другом.

Всю эту историю я знал и раньше, в тонкостях можно будет разобраться на месте. Сейчас интереснее другое — нынешняя расстановка сил на Перекрестке. Федерацию часто ругают за аморфность и нерешительность, но когда надо, власти могут проявить и решительность, и твердость. И, что случается крайне редко, разум.

Перекресток объявили свободной экстерриториальной зоной. Пригнали в систему транспортно-пассажирскую станцию класса «Ковчег», где и устроили фильтрационный лагерь, а на орбите Перекрестка повесили военную базу класса «Ураган». На самом Перекрестке категорически запрещено тяжелое вооружение. Максимум — то, что можно навесить на транспортный симбот. Во всем остальном действуют старые добрые земные законы времен золотой лихорадки. Прилететь и высадиться может любой желающий, но что толку? Кому ты нужен без симбота и навыков, которые сделают тебя ценным для экспедиций?

И само собой получилось, что Перекресток делят между собой несколько основных сил. Первыми поняли необходимость объединения крупные корпорации. Так возник Промышленный Альянс. Судя по тому, что я слышал, туда вербуют ушлых парней, прошедших основательную подготовку в лагерях компаний. Им промывают мозги так, что отныне для них существуют только интересы компании, все остальные — лишь временные союзники. Своеобразная, должно быть, там царит атмосферка. К этим мне соваться не стоит.

— Вы так увлечены чтением? Неужели Перекресток настолько интересен?

Гладкая кожа, легкий загар, полученный в солярии, карие глаза, которые могли бы показаться теплыми, если бы не искорки холодного оценивающего интереса, проскальзывающие в томном взоре. Чуть за тридцать, хорошо сложена и осознает это. Откровенно скучает. Это может быть опасным, если муж (колечко с безымянного пальца левой руки она снять не удосуживается) на борту или встречает на Перекрестке.

Оказывается — нет.

Ночью, лежа в каюте, я гляжу в потолок и рассеянно поглаживаю гладкое бедро попутчицы. Дамочка оказалась техничной и не претендовала на продолжение отношений. Глядя в темноту, я вспоминаю прочитанное и услышанное.

Почти одновременно с Промышленным Альянсом свои права на Перекресток заявили ученые мужи из Университетского Союза. Просматривая запись их высадки, я хмыкал. Мужи оказались на редкость грамотно экипированы, а действовали не хуже подразделения рейнджеров при взятии местности под контроль. В дальнейшем, видимо, среди них появилось много настоящих ученых и прочих университетских деятелей, но, казалось мне, судя по уровню финансирования, количество мужей с погонами было равно количеству научной братии и по сей день. Грамотно, грамотно, ничего не скажешь.

Не меньший интерес представляли и биониты с Небесными Сестрами. Первые были наиболее активным крылом экологистов, необыкновенно популярного на центральных планетах Федерации научно-религиозного учения, считающего строителей Перекрестка древними богами, покинувшими оскверненную землю в поисках Абсолютного Знания. Были биониты людьми странными, замкнутыми, но техниками концентрации и управления организмом владели фантастически. На Перекрестке, судя по всему, они искали в первую очередь информацию о прародине цивилизации, создавшей это диковинное место, и координаты их эвакуации.

Самая забавная ситуация сложилась с Небесными Сестрами. Поначалу это был небольшой исследовательский отряд, направленный на Перекресток вскладчину несколькими планетами, на которых установился матриархат.

Узнав о нем, на штурм неизведанного и для поддержки отважных единомышленниц рванули барышни, удравшие из частных школ и закрытых пансионов, авантюристки, наемницы без контракта, феминистки с горящими глазами и даже парочка беглянок из гаремов топливных шейхов.

Сейчас это было хорошо структурированное, жестко управляемое соединение, больше всего напоминавшее военный орден времен Первых Войн. Интересовались они прежде всего технологиями мутаций, анабиозом и генной инженерией.

— Вы не хотите составить нам компанию? — Я делаю вид, что потерял координацию, промахиваюсь мимо мяча и разворачиваюсь. Их двое. Обе подтянутые, с хорошими фигурами, обе в неброских, очень удобных спортивных костюмах. Рыженькая застенчиво улыбается, вторая, черноволосая, стоит на полшага позади подруги, смотрит внимательно, контролирует территорию. Ведь только вчера о них думал. Сестрички.

Вежливо кланяюсь и соглашаюсь на пару партий.

Ох, как здорово кто-то этих девочек готовил! Великолепная пластика, грациозные экономичные движения, инстинктивный контроль окружающего пространства и скорость, скорость… Я чуть заметно ускоряюсь, моя соперница тоже. Вторая сидит на лавочке и незаметно наблюдает. Это она думает, что незаметно. Я позволяю себе еще три минуты сопротивления и разыгрываю композицию «безнадежно отстающий».

— Сударыня, вы великолепно играете. Стоило предупредить, что занимаетесь теннисом профессионально!

Рыженькая очаровательно краснеет и обменивается взглядами с подругой.

Так-так… интересно, зачем это меня прощупывали? Впрочем, я не собираюсь паниковать. Скорее всего, они так или иначе просвечивают всех пассажиров, летящих к Перекрестку. Это правильно, надо знать возможности потенциальных конкурентов. Я тяжело дышу, еще раз благодарю за прекрасную игру и ухожу в душ.

Оттуда — в библиотеку. Я ловлю себя на том, что мне нравится эта работа с документами, я чувствую, как постепенно отступает Майор и потихоньку возвращается Мартин Чарный, с отличием закончивший Имперскую Военную Академию. Воспоминания о последующих годах я ворошить не стал.

Были на Перекрестке и представители армии и флота, действовавшие через отряд рыцарей Пламени — бодрых отставников, половина из которых, я уверен, имела отношение к военной и научной разведке. Я прикинул, что у них, скорее всего, преобладали контрольные функции, уж больно плотно их должны были опекать конкуренты.

Наибольший же интерес для меня представляли независимые сталкеры.

Строго говоря, они не даже не являлись организацией. Это была вольница, союз авантюристов, романтиков, циников и неудачников, живших добычей артефактов и технологий, не брезговавших откровенным наемничеством и постоянно ходивших по узкой тропке между законом и… всем остальным. Дисциплина поддерживалась только внутри отдельных экспедиционных команд, а единое руководство, если оно и было, никак себя не проявляло.

Пожалуй, стоило присмотреться к ним повнимательнее.

За чтением и тренировками минули две недели.

И однажды в смотровом визоре пассажирской палубы появился Перекресток.

* * *

— Скучаете, мисс?

Анна-Беата Брель, для друзей и семьи — Анита, для некоторых — сестра Анна, с немым удивлением подняла глаза от своего стакана.

Не по делу приставать к сестрам обычно рисковали или вконец упившиеся старатели, с неделю обмывающие какую-нибудь удачную находку, или новички, еще не успевшие сообразить, что к чему. Последнюю категорию Анита искренне и от души не любила. Особенно если новенького принесло с какой-нибудь замшелой планеты с «традиционным укладом жизни», как правило, сельскохозяйственной. Такие просто обожали нести в массы свет сокровенного знания о том, что «бойцовые бабы — это же просто курям на смех». И несли этот свет до первого выставленного зуба или сломанной конечности.

Впрочем, их стоило пожалеть — идиотам выживать на Перекрестке было совсем непросто.

И даже если задавший вопрос мужик не относился ни к первой, ни ко второй категории, сейчас он всерьез рисковал попасть под горячую руку. Потому что настроение у «мисс» на данный момент оставляло желать много лучшего. По самым разным причинам. Первой из которых, естественно, была развороченная грудная пластина симбота. Теперь одной из разведчиц Небесных Сестер предстояло минимум неделю проторчать под куполом. И даже винить было некого — сама нарвалась, не рассчитав, насколько хватит боекомплекта. Вторая причина логически вытекала из первой: раз уж Анита все равно застряла «на базе», ей и принимать пополнение. И проверять навыки этого пополнения. И инспектировать их экипировку. И дополнять ее. И отказывать в приеме некоторым ни на что не годным дурочкам. Этих, последних, еще следовало хотя бы попытаться уболтать отправиться домой. А ведь была еще и третья. И четвертая.

— Мисс не скучает. Мисс отдыхает. От общения — в том числе.

Это бармен, спасибо ему большое человеческое. Бережет нервную систему постоянных клиентов и клиенток. И правильно делает — случись что, к кому пойдет? К ним же, вчерашним клиентам, и пойдет, некуда ему деться.

В любом месте, где сколько-нибудь долго проживает орава народа, существенную часть которой составляют авантюристы разных мастей, рано или поздно, помимо сугубо функциональных зданий и сооружений, возникают различные развлекательные заведения. Даже если ресурсы строго ограничены. Купол (а точнее — множественные купола) в стабильной зоне Перекрестка исключением не был. Даже старожилы не могли припомнить, как и когда в Гагарине начали появляться кабаки (они же — салуны, рюмочные, закусочные, бары — в общем, каждый называл так, как ему ближе и роднее), какие-то сомнительные «массажные кабинеты» и прочее в том же духе. Это не говоря уже о лавках, лавчонках, магазинчиках, ремонтных мастерских и меняльных конторах. Не хватало только цирка, но с точки зрения Аниты — весь Гагарин можно было смело считать таковым. Разве что животные без клеток и клоуны без грима.

Услышав от ремонтниц вердикт «Неделя — это минимум, и ты еще легко отделалась», именно в кабак Анита и направилась. Нет, не напиться с горя. Скорее, узнать новости, получить почту из дома, спокойно посидеть и подумать, прежде чем ввязаться в сортировку сбежавших из дому соплячек, которым свет феминизма окончательно затуманил прекрасные очи, и с головой в этой сортировке увязнуть. В сообщениях от старшей сестры содержались разом третья и четвертая причины паскудного настроения.

Краем глаза проследив за осторожным отступлением незваного собеседника на заранее подготовленные позиции — за дальний стол, к компании таких же парней, чьи лица еще сохраняли здоровый румянец, свидетельствующий о недавнем пребывании обладателей в искусственной атмосфере, сестра Анна молча протянула стакан обратно бармену. Тот, кивнув, налил еще той бурды, которую он называл соком. Точнее, воды, подкрашенной концентратом. Да и бог с ним, питьевая вода — тоже ценный продукт.

Новости из дома оказались нерадостными. Нет, в отличие от многих других обитателей Перекрестка, Аниту не преследовали кредиторы, не разыскивала полиция, к ней не имели претензий мафиозные структуры… Зато у нее была семья. Состоящая из сестры, непутевого братца и маменьки с папенькой. И если сообщение, что из дома сбежал брат, было бы ерундой, с которой сестренка прекрасно разберется сама, то сообщение, что отец взялся за старое и, несмотря ни на что, куда-то исчез из городка, где они с мамой пребывали последний десяток лет… В общем, очень хотелось надеяться, что его не занесет на Перекресток. И надежда эта слабела с каждой минутой, потому что притащиться сюда было очень в его духе.

Обычно папины похождения по вверенному его заботам заповеднику сестру Анну изрядно веселили. Она прекрасно представляла, как мэр крохотного городка в благодатном тихом месте льстиво расхваливает какую-нибудь особенно развесистую тыкву, выращенную в мамином огороде, и между делом просит «повлиять», шериф бьет копытом и грозится отобрать лицензию на оружие, а мама философски пожимает плечами и, вытирая руки передником, обещает, что поговорит. И, может, даже убедит. Впрочем, всем участникам эти истории шли только на пользу — и заповеднику, и городку, и, главное, папеньке, который начинал киснуть и ворчать, если надолго застревал дома перед визором.

Но не в этот раз. Хотя бы потому, что в этот раз мама тоже понятия не имела, куда и зачем направился пожилой Фредерик Брель. По каковому поводу пребывала в таком расстройстве, что находиться рядом с ней становилось опасно для здоровья.

Вторым пунктом шло то, что папа отчалил проветриться не на новом глиссере, подаренном ему на прошлогодний юбилей, и даже не на легком грузовичке, а прихватил с собой тяжеленного, еще колесного монстра, стоявшего в гараже, с тех пор как Анита себя помнила. По слухам, именно на этом потрепанном бронированном грузовике семейство Брель и въехало в город, поразив местную администрацию как самим своим появлением, так и явно выраженным желанием навеки тут и поселиться.

И, в дополнение, все, что десятилетиями могло пылиться в кузове грузовика-вездехода, тоже исчезло. Понимание того простого факта, что со всем этим железом его тормознут еще на въезде, скажем, в черту любого города на планете, ситуации не облегчало. Скорее, усугубляло. Потому что картина «вооруженный папенька» выглядела апокалиптически и, как правило, насмерть поражала воображение. А пугать его параграфами законов и пунктами правил можно с тем же успехом, что кролика — морковкой. Он на них собаку съел.

Самым же странным оказалось, что первые письма от сестры пришли пару недель назад, когда Анита болталась на плоскости и все, что ее заботило, так это чтобы батареи раньше времени не разрядились и кислорода хватило. И если бы папенька за это время соизволил найтись, сестренка непременно и об этом бы написала. А так — всех новостей было лишь, что грузовик нашелся на стоянке при въезде в ближайший к заповеднику крупный город, да о том, сколько денег папа снял с семейного счета. Денег вполне хватало на билет к черту на кулички. Что не могло не настораживать.

Только бы это все-таки был не Перекресток.

Анита с грустью посмотрела на свой вновь опустевший стакан, и бармен, только что разговаривавший с каким-то парнем у дальнего края стойки, тут же материализовался рядышком.

— Может, чего-нибудь покрепче?

* * *

Лайнер вышел в трехмерность точно по расписанию. И как только прозвучал мелодичный сигнал, означающий успешное окончание маневра, пассажиры повалили на смотровую палубу. Броневые плиты, закрывавшие полукруглую галерею, идущую вдоль всего корпуса корабля, ушли в пазы, и сейчас все, онемев от восторженного ужаса, смотрели на открывшуюся грандиозную панораму.

Внешняя изогнутая стена галереи была выполнена из цельного пласта абсолютно прозрачного псевдостекла, и сейчас казалось, что между нами и космосом нет ничего. Даже у меня на секунду закружилась голова, и я, прикрыв глаза, сглотнул подступающий к горлу горький комок. Кому-то из дам, впервые увидевших подобное зрелище, даже стало нехорошо. Впрочем, я не обращал ни на что внимания.

Я завороженно смотрел на разворачивающуюся картину, испытывая давно забытое чувство — благоговение.

Мы заходили к Перекрестку сверху и сбоку, под углом около тридцати градусов к его самой верхней плоскости, и я видел голубые прожилки рек и морей на грандиозной поверхности, медленно поворачивающейся в пространстве по часовой стрелке. В основании пласта виднелся круг абсолютной тьмы — это была верхняя точка оси, на которой и крепились все тысячекилометровые слои, являвшиеся по сути вытянутыми в одной плоскости планетами. Верхний пласт совершил примерно четверть оборота, из-под него показался следующий, а ниже разворачивались влево и вправо все новые и новые миры-плоскости, словно неведомое божество раскрывало веер гигантских карт. Кромка миров вспыхнула голубовато-серебристым сиянием — это взошло над нашей стороной Перекрестка местное солнце, голубой гигант.

Сумев наконец выдохнуть, я стал присматриваться, пытаясь обнаружить пересадочную станцию — конечную цель моего путешествия. И лишь увидев тонкую, едва заметную на фоне залитого голубым светом планетарного массива черточку, я окончательно осознал масштаб Перекрестка и понял, почему его создателей считают богами.

Огромная, способная вместить население пары крупных мегаполисов, станция казалась крохотной, по недоразумению попавшей сюда ресничкой, былинкой, которую в любой момент может смести случайный порыв ветра. Между тем мы приближались к «былинке», и она вдруг скачком выросла, заполнила горизонт, надвинулась, подставляя бок причального цилиндра.

Следовало готовиться к высадке, но я не слишком спешил. Противно заныло где-то под ложечкой. Заканчивалась относительная безопасность путешествия, я покидал изученную территорию с понятными и предсказуемыми обитателями, а впереди ждала полная неизвестность. Впрочем, паника схлынула так же быстро, как и началась.

Вернувшись в каюту, я сел на койку, еще раз проверил, все ли уложено, запихнул в боковой карман бритвенные принадлежности и двинулся к выходу.

После тесных коридоров корабля зал поражал своими размерами. Полупрозрачные стены, внутри которых клубился подсвеченный откуда-то снизу туман, плавно изгибаясь, возносились ввысь и терялись среди сплетений лестниц и переходов. На стенах вспыхивали и гасли информационные надписи, извещавшие о том, что как на станции, так и на самом Перекрестке запрещены имперские аугментики, а также любое оружие, кроме того, что перечислено в особом списке. Все это повторял мелодичный женский голос, причем, учитывая, что раздавался он, казалось, над самым моим ухом, в зале была установлена мощная установка передачи аудиосигнала.

Интересно, где бы взять этот список, — подумал я, и тут же зажужжал мой комм. Посмотрев на экран, я удивленно изогнул бровь — вот это оперативность. Местная сеть не только уже подключилась к комму, но и скинула пакет с основными документами и инструкциями для прибывающего на станцию, а также изрядное количество рекламных презентаций местных ресторанчиков, магазинов, парикмахерских, ремонтных симбот-мастерских, оружейных лавок и прочая, прочая, прочая.

Я открыл список разрешенного оружия. Что ж, впечатляет. Но — все только на поверхности, или, как тут, оказывается, принято говорить, «на плоскостях». В остальном же правила, на первый взгляд, достаточно либеральные. Впрочем, посмотрим, насколько они такие на самом деле. Исходя из того, как тихо и скромно, но в то же время цепко контролировали зал парни в неброской серо-голубоватой форме, здесь и вправду старались не показывать власть лишний раз. И это было правильно — как я прочитал, станция была не просто пересадочным пунктом к плоскостям. Практичные парни из администрации Комитета по ксеноархеологии привлекли к строительству инвесторов, а затем выбили для станции статус особой экономической зоны.

Они рассчитали идеально — станция очень быстро превратилась в огромный транспортный узел, большинство транспортных компаний предпочло изменить существующие трассы лайнеров, включив в них Перекресток, вместо того чтобы прокладывать отдельные маршруты и организовывать новые рейсы. Год от года рос и объем грузовых перевозок, Перекресток требовал огромного количества материалов для все новых и новых жилых куполов и исследовательских комплексов, симботов и запчастей к ним, лекарств, оружия, боеприпасов, исследовательского и спасательного оборудования и огромного множества других товаров, которые становятся необходимыми везде, где человек остается всерьез и надолго.

«И контрабанды здесь тоже должно быть немало», — тут же подумал я.

— А я говорю, что согласно подпункту двенадцать дробь шесть и гиперссылке двадцать семь вашего же перечня разрешенного оружия, а также постановлению номер сто сорок три Федерации Планет, я имею полное право провозить и хранить средство самозащиты, даже если оно не подпадает по параметрам под условия основного списка, в том случае, если указанное средство самозащиты находится в состоянии, исключающем его применение!

Слева от меня на прозрачную стойку таможенного терминала навалился высокий осанистый старик. Нет… не старик, тут же поправил я себя. Мужчина в годах. Судя по развороту плеч и уверенным свободным движениям, он еще многим молодым мог устроить качественную трепку. Таможенник, тоже, кстати, внушительных габаритов, смотрелся на его фоне неуверенным и мелким. Вжимая голову в плечи, он бормотал что-то невнятное. Наконец, не выдержав напора пожилого джентльмена, набрал команду на своем комм-браслете. Рядом материализовался неприметный человек с непроницаемым выражением лица. Выслушав громогласную тираду деда, он невозмутимо произнес, кивнув на лежавший перед прибывающим здоровенный металлопластовый футляр:

— Откройте, пожалуйста.

Затаив дыхание, я смотрел, как дед, бурча, расстегивает замки, и гадал, прав я или нет. Прав!

Я с трудом удержался, чтобы не присвистнуть восторженно, увидев, как бодрый дедок с легкостью извлек на свет божий многоцелевой огневой комплекс ОК-15, он же штурмовая винтовка «Василиск», и аккуратно положил его на стойку. Ай да дедушка!

Таможенник и неприметный человечек смотрели на лежащую перед ними могучую дуру с задумчивой грустью.

— И каким образом она подпадает под указанные вами пункты? — осведомился наконец неприметный.

— Вот! Вот же! — Дед потряс перед его носом рубчатым коробом. Интересно, у него в обойме обычные снаряды из обедненного урана или что-нибудь «из старых времен», откуда родом и сама винтовка?

Старший таможенник аккуратно вынул из цепких пальцев деда обойму и положил в прозрачный контейнер:

— Вам на коммуникатор поступит сообщение с кодом доступа. При отбытии на объект или, как тут чаще говорят, на плоскость, вы сможете забрать свою собственность. До этого момента она будет храниться в особом хранилище. Если у вас есть другие комплекты боеприпасов для вашего средства самозащиты, вы должны сдать их немедленно.

Все так же сердито ворча, седой джентльмен полез в футляр.

Надо отдать таможенникам должное. Упаковав оставшиеся обоймы, они отпустили деда довольно быстро и без лишних придирок.

Покусывая нижнюю губу, я смотрел, как он идет через зал прилета, и гадал, зачем же ему «Василиск»? Модель, конечно, довольно древняя, но все еще крайне эффективная. И никак, ну никак не оружие самозащиты.

Впрочем, мне хватало и своих проблем, и я выбросил старика с «Василиском» из головы.

— Господин Мартин Зуров? Ваш багаж, пожалуйста. Да, положите на сканирующую стойку. Провозите ли вы какие-либо запрещенные законами Федерации препараты либо устройства, входящие в список запрещенных ксенотехнологий?..

* * *

Я остановился в скромной, но на удивление чистенькой и тихой гостинице, расположенной всего тремя ярусами ниже пересадочного пассажирского модуля.

В течение двух стандартных суточных циклов я осматривался.

Я ходил по барам и клубам, медленно бродил вдоль полок, самых настоящих полок, а не демонстрационных мониторов супермаркетов, маленьких магазинчиков, торгующих снаряжением и запчастями для симботов, кондитерских лотков, контейнеров с горячей лапшой и хот-догами, и слушал.

В первую очередь я наблюдал за барменами и продавцами.

Если хочешь узнать, что на самом деле происходит вокруг, какова расстановка сил и от кого на самом деле зависит принятие решений, слушай барменов. Они знают все. Конечно, они не скажут ничего существенного незнакомцу, но таким он будет до первых чаевых. А потом они кивнут в сторону по-настоящему интересного человека или объяснят, где найти то, что тебе нужно. И тут же сдадут тебя с потрохами, если почуют выгоду. Так что я в основном молчал, присматривался к тому, с кем и как разговаривают бармены ближайших к моей гостинице баров, задавал простительные для новичка наивные вопросы и честно поил собеседников горячительными напитками разной степени крепости.

Отличить обитателей плоскостей не составляло труда. Они двигались, слегка расслабив руки, унизанные кольцами управления симбот-цепями, зорко поглядывая по сторонам, изящно скользя в плотном людском потоке, заполнявшем жилые уровни станции. У одних рисунок движений напоминал обманчиво небрежные, будто смазанные, движения уличных танцоров, другие словно исполняли балетные па, и все они, казалось, слышали свою внутреннюю мелодию. Музыка, кстати, действительно звучала отовсюду. В ближних к зоне прибытия барах и кафе это была достаточно привычная легкая фоновая музычка, но стоило отойти подальше, и она сменялась странными мелодиями, полными сложных рваных ритмов, резких изменений тональности, наложением нескольких ударных и прочими штуками, для которых у меня даже не было определения. Но прибывшим с плоскостей она явно нравилась. Я смотрел на ловкие, не напоказ, а въевшиеся в самую их суть движения и понимал, что мне придется долго и упорно вспоминать основы управления симботом, чтобы достичь хотя бы среднего их уровня. Хотя… черт побери, в свое время я немало часов провел внутри своего многоцелевого «Тамплиера».

Пальцы сами собой чуть раздвинулись, будто на них снова оказались соединенные кольцами ленты управления, уходящие вдоль рук к шее и дальше в налобный обруч. Показалось, что вот сейчас я откинусь, разводя руки, и упаду в мягкое, остро пахнущее дезинфектантом нутро «Тамплиера», согнув локоть, приведу в действие сервоприводы, и с тихим шелестом надвинется лицевая часть симбота.

Стоп. Хватит. Если все пойдет нормально, то в симботе ты еще набегаешься, а сейчас прекрати ностальгировать и займись делом. Восстановить навыки ты сможешь достаточно быстро, тело все помнит. Я понял, что уже и сам с собой говорю не так, как месяц назад, когда я был «торпедой» по прозвищу Майор и загонял, вытравливал, вытаптывал в себе все то, что осталось за порогом маленькой комнаты офицерского собрания, где с меня сорвали погоны и сломали над головой церемониальный офицерский клинок. Думал — навсегда, а ты смотри — нет, вылез и снова принялся раскладывать в голове все по полочкам. Вот только в сторону игрового стола я тебе, сволочь лощеная, смотреть не дам. В остальном же «выживальщик» меня вполне устраивал.

А буду я рассеянно смотреть вот на ту компашку за столом возле бара и на самого бармена, который, встретившись глазами с невысоким крепышом в потертой кожаной куртке, сделал едва заметное движение глазами. Не моргнул и не прикрыл даже, а так, обозначил некое движение, после чего вернулся к протирке стаканов.

Крепыш не отреагировал никак.

Собственно, больше мне ничего и не было нужно. Я всего лишь убедился, что на Перекрестке, как и повсюду, где обитают люди, действуют те же законы теневого мира, что и везде.

Теперь осталось дождаться станционного вечера, когда бар заполнят мелкие спекулянты, жучки, букмекеры, агенты невнятных контор, провозящих полулегальные товары, и прочая публика, которой я немало насмотрелся за последние пять лет.

Первый же вечер подтвердил мою правоту. Бар действительно оказался популярным местечком, где собирались за столиками компании тертых мужиков, что-то тихо обсуждавших друг с другом, придвинувшись к собеседнику, негромко играла еще с утра удивившая меня музыка с тревожным рваным ритмом и щелкали бильярдные шары в задней комнате. Хохотали у барной стойки компании поднявшихся с плоскости сталкеров, презрительно фыркала в лицо розовощекому юнцу спортивного вида черноволосая «сестричка», и внезапно я почувствовал мгновенную режущую боль в груди: я понял, чем отличался этот бар, да и вся эта станция, от того, что оставил я позади вместе с растерзанной Эдной и двумя трупами в ночном клубе.

Здесь был вкус и запах настоящего, честного большого Дела. Вся накипь, весь придонный ил и шебуршание спекулянтов — всё вертелось вокруг Дела, но не было его сутью, в отличие от того, что осталось за моей спиной в Империи. Там грязь и накипь и были делом. Здесь — нет.

Запрокинув голову, я влил в себя рюмку желтоватого пойла, называвшегося здесь «звездной настойкой», длинно выдохнул и обернулся к стоящему рядом сталкеру:

— Огоньку не найдется?

К двум часам ночи моя голова гудела от табачного дыма, «звездочки» и огромного количества информации.

— Да вполне нормальные они тетки, — обняв меня за плечи гудит Сергей Карский, которого все зовут Платформой. Он, и правда, похож на транспортную платформу. Такой же приземистый и здоровенный. Плечи обтягивает черная потертая куртка, усеянная разъемами соединений с симбот-системой, закрытыми сейчас предохранительными мембранами.

— Ага, если только у тебя никаких модификантов генных нет, — вступает в разговор его товарищ. Родриго Ким черноглаз, высок и строен. Наверняка нравится женщинам. Интересные у него глаза — они не задерживаются подолгу на одном предмете, постоянно стреляют по сторонам, отчего у собеседника создается странное ощущение, что Родриго кого-то ждет и выискивает этого человека в толпе.

Мы пьем уже не первый час, а эти парни становятся только более говорливыми и чуть громче смеются, но не теряют координации движений и ясности речи. Я узнаю о том, что у местных «жучков» можно без проблем достать контрабандные запчасти, концентрированное топливо для ускорителей боевых симботов, которое по обычным расценкам стоит столько, что глаза на лоб полезут, а вон тот маленький, лысый, он на лекарствах специализируется.

— А если поднять что-то с плоскостей, тут, тшшш… — Сергей прикладывает к губам толстый палец с обкусанным ногтем. — Тут совсем другие ребятки действуют, серьезные парни, и говорить о них здесь, на «игле», как они зовут станцию, совсем не стоит.

И мы снова налегли на настоечку.

Я узнал о том, что биониты крепко недолюбливают «сестричек» и вообще они высокомерные засранцы, но если случится с тобой на плоскости задница, то припрутся вытаскивать стопроцентно, а вот корпоративщики, те сто раз подумают, а если из «Текносистемс» будут, то точно сделают вид, что не слышали. Яйцеголовые — те попроще, но им тоже палец в рот не клади, видали мы, какие они божьи одуванчики!

Мне поведали о Потерянной Плоскости и легендарном комплексе Мурв, который появляется только во время приливов синего тумана на плоскости с азотной атмосферой, о перестрелке в каньоне возле Треугольной Крепости и загадочных транспортах, которые вылетают из центра высокогорного плато на плоскости Зингля, а туда еще никто не добрался! Зуб даю, не добирался туда никто из наших, и сестрички там тоже не бывали, хотя вокруг давно ходят, две партии положили, одна под лавину попала, вторую хотели на планерах послать, да их таким ураганом разметало, что только крылья в стороны! Никто не уцелел.

— Это еще до меня было, — гудел Сергей, а Ким азартно качал головой.

Я узнал об Утерянных стоянках и Проклятых Куполах, страшном звере Шарге, выдыхающем мельчайшую отравленную пыль, проникающую через фильтры симботов, и призрачных сталкерах, которые бредут, не отвечая на вызовы и никак не отображаясь в приемниках сигналов.

Я ввалился в комнату только под утро и заснул мертвым сном.

Сергей и Родриго собирались на плоскость через три дня, и чутье говорило мне, что есть все шансы попасть туда вместе с ними. Это было бы отличным выходом: человек, появившийся вместе с аборигенами, всегда вызывает меньше настороженности, чем свалившийся на голову чужак. Очень хотелось максимально сгладить стадию «новенький в городе», когда каждый мачо будет считать своим долгом проверить тебя на прочность. Полностью этого избежать, конечно, не получится, но все же…

Второй вечер прошел куда тише первого, тем более что концовка оказалась несколько смазанной и мне пришлось наблюдать жанровую сценку «служба безопасности гасит пьяную драку с помощью парализаторов». Надо сказать, я оценил, насколько быстро и слаженно они остановили потасовку, а еще — короткий взгляд, которым один из безопасников обменялся с барменом.

Интересно, он просто долю с нелегального спиртного имеет или они вместе еще какие взаимовыгодные вещи делают? Дело, конечно, не мое, но все же, все же…

Размышляя об этом, я и отправился в гостиницу, уставший, но очень довольный собой. Узнав, что я присматриваюсь к симботам и собираюсь на плоскость, Сергей, как и я, спокойно сидевший за столиком, наблюдая за потасовкой, хлопнул меня по плечу и объявил:

— Завтра идем вместе. Я тебя лично отведу! Вот это все, — он кивнул в сторону выхода, — вон там, оно для туристов, или сдерут три шкуры! В нижний «бублик» поедем!

Присутствие рядом опытного человека гарантировало, что мне не придется переплачивать. Не то чтобы я был так уж стеснен в средствах, но зачем мне лишние расходы?

* * *

Приложив к плоской табличке замка полупрозрачную ключ-карту, я потянул на себя дверь, по привычке отступая к краю косяка, чтобы меня, в случае чего, не задело огнем тех, кто мог находиться внутри.

Из узкой щели на пластобетон мостовой упала тоненькая полоска желтого света.

Внутри кто-то был.

Я замер у дверей, лихорадочно соображая, что делать.

Из номера не доносилось ни звука, хотя тот или те, кто находился внутри, не могли не видеть, как начала открываться дверь. Наконец, решив, что удирать бессмысленно, а напороться на выстрел здесь, на станции, все же маловероятно, я рывком открыл дверь, с силой откинув ее в сторону, и скользнул внутрь, прижимаясь к косяку. Жест отчаянья, конечно, но надо использовать любую возможность ввести противника в заблуждение. А человек, как известно, сосредоточивает свое внимание на центре дверного проема, если видит открывающуюся дверь.

— Проходите, проходите, господин Чарный! — раздался благодушный густой бас.

* * *

Один из них сидел в кресле возле откидного столика, второй расположился на кровати, и номер сразу стал казаться маленьким и тесным. Оценив диспозицию, я аккуратно закрыл дверь и, скрестив руки на груди, прислонился к стене, разглядывая незваных визитеров.

У стола сидел совершенно обычный, на первый взгляд, мужчина лет пятидесяти, с усталым вытянутым лицом государственного служащего средней руки. Светло-серый деловой костюм не нов, но добротен, из кармана пиджака выглядывает прозрачная пластина комма, руки расслабленно лежат на коленях. Взгляд… Да, это точно не «средний служащий». Взгляд очень спокойный и внимательный, он даже не оценивает меня, а регистрирует объект, о котором уже собрана вся необходимая информация.

Второй гость казался вообще неуместным и в номере, и на станции, и в любом другом месте, к которому можно применить определение «цивилизованное». Он напоминал затянутую в стандартный синий комбинезон станционного персонала башню тяжелого дезинтегратора.

Человек на кровати посмотрел на меня и улыбнулся. Теперь я знал, как улыбается тяжелый дезинтегратор.

Пару секунд я потратил на размышление о том, как будут развиваться события, если я решу изобразить невинность и заявлю, что понятия не имею, о каком таком господине Чарном идет речь, и попрошу господ выйти вон.

Бесперспективность такого поведения была понятна всем присутствующим. Так что я достал сигарету, покатал между большим и указательным пальцами, сунул в угол рта и закурил:

— Давайте сразу к делу, господа. Вы знаете, кто я такой, но в коридоре не видно молодцеватых ребят в форме службы безопасности, готовых вывести меня под белы рученьки за подделку документов и ДНК-удостоверения. Значит, вам от меня что-то надо. Что именно? И, кстати, представьтесь хотя бы.

Человек-дезинтегратор шумно засопел и снова улыбнулся.

«Честное слово, зря он это делает», — подумал я, надеясь, что мысль эта не отразилась на лице.

— Я Борис Лурье, начальник Объединенной Университетской Комиссии по контролю за предметами, представляющими особую культурную и научную ценность, — сказал он неожиданно мягким глубоким басом, — за столом Виктор Банев. Он возглавляет Комиссию по контролю за распространением ксенобиологических материалов и соблюдением правил санитарной безопасности в условиях Дальнего Внеземелья.

— Жуткие названия, правда? Зубодробительная бюрократическая скука и пыльные комнатки в самых дальних уголках станции, — подал голос Банев.

Я саркастически хмыкнул:

— Вы в каком звании в отставку-то вышли, господин начальник Университетской Комиссии?

Человек-дезинтегратор почесал нос:

— Полковник, господин Чарный. Полковник Военно-Космических сил Федерации планет.

Звание я угадал, что отрадно. Я чувствовал нарастающий азарт с привкусом веселой отчаянной злости. Хотя, казалось бы, должен был впасть в безнадежную черную тоску, ибо эти господа крепко взяли меня за яйца и четко дали понять, что в любой момент готовы сжать кулак. Но — черт бы с ними. Отчего-то мне казалось, что делать это они не торопятся.

— Вы, господин Банев, тоже унылого бухгалтера не слишком сильно напоминаете. Да и допуск у вас в пыльных комнатках такой, что вы сумели получить доступ к моим ДНК-удостоверениям, провести анализ, распознать фальшивку, хотя таможенную службу и проверку местной службы безопасности я прошел без проблем. Отсюда вывод — вы люди очень серьезные, и вам от меня что-то очень нужно. И нужно, учитывая мой специфический опыт, скорее всего, внизу, на плоскостях Перекрестка.

— Угадали. Нам нужен такой человек, как вы.

Вот так оно все и начинается… К вам приходит кто-то, кому нужны именно вы. Ему нужен ваш опыт, он хочет, чтобы вы рисковали, и обязательно выяснится, что вам придется действовать за гранью закона. Даже если пришел человек из самой что ни на есть государственной конторы.

Особенно, если из государственной.

— Скажу пошлую банальность, но приятно иметь дело с разумным человеком. — Голос у Банева был под стать внешности, негромкий, не слишком выразительный, на первый взгляд, но обволакивающий, успокаивающий, заставляющий слушать внимательно и благожелательно. Ох, какой мужичок… Где ж таких делают?

Хотя чему я удивляюсь? Было бы странно, если бы на руководящих постах станции, через которую идет самый мощный поток информации, определяющей развитие нашей цивилизации, сидели рохли и идиоты. Сволочи — запросто. Но идиоты-неумехи? Да никогда.

— Скажите, Мартин, какие выводы вы сделали о ситуации в самой «игле» и на плоскостях?

— А почему вы думаете, что я делал какие-то выводы? — Я решил, что все же стоит немного поиграть. Пусть ведут основную партию, а я посмотрю.

— Вы собирали информацию. Присматривались к обстановке. Вас так учили, Мартин, и вы уже не можете вести себя иначе. Модель поведения, понимаете ли… — Комнату заполнил густой бас Лурье.

Что ж, он совершенно прав.

— Подождите, Борис, — поднял ладонь Банев, — думаю, стоит сначала объяснить господину Чарному, почему мы решили, что он именно тот человек, что нам нужен.

— Да, знаете, было бы очень неплохо, — подпустив в голос как можно больше сарказма, я поклонился в сторону посетителей. — А еще было бы здорово узнать, для чего именно я вам нужен.

— Все в свое время, Мартин, все в свое время, — улыбнулся шеф «санитаров», как окрестил я про себя Комиссию по соблюдению всего, что только можно, в условиях Дальнего Внеземелья. — Вы позволите называть вас так? А то каждый раз обращаться к вам «господин Чарный» — это уже бюрократический перебор.

— Да обращайтесь, ради всех богов, — махнул я ладонью с зажатой между пальцами сигаретой, — можно подумать, если я не разрешу, вы обидитесь и уйдете.

— Так вот, если обмен любезностями закончен, я продолжу, — чуть повысив голос, вернул разговор в деловое русло Лурье, — Мартин Чарный, подданный Империи, в прошлом майор имперских вооруженных сил, неоднократно награждался за проявленную в боях и спасательных операциях личную храбрость и умелое руководство вверенными ему подразделениями. Кстати, ваши действия при эвакуации фермерских общин с Заратуштры действительно впечатляют.

— Польщен, — коротко поклонился я, чувствуя, как без участия сознания, руки вытягиваются по швам и щелкают каблуки. На этот раз полковник ограничился легкой улыбкой.

— Затем вас разжаловали и с позором изгнали из армии. Должны были посадить, но дело замяли. По слухам — замял ваш отец. Однако официально он отказался от вас, отлучил от дома и вычеркнул ваше имя и ваши генетические данные из фамильной истории рода Чарных.

Я не отреагировал, но в комнате стало ощутимо холоднее. Надеюсь, посетители это почувствовали.

— После этого о вашей жизни удручающе мало информации. Вы поселились на крупной торговой планете Мегаполис-Старт, официально нигде не работали, видимых источников средств существования не имели, однако особо не бедствовали. И вот, совершенно внезапно, вы оказываетесь на Перекрестке, с поддельными документами и ДНК-удостоверением на имя Мартина Зурова, инженера-гидравлика, подданного независимого мира Трилистник, входящего в Федерацию на правах союзнической автономии.

— И вот это очень интересно, Мартин, — вкрадчиво продолжил Банев, — поскольку никаких официальных обвинений против вас в Империи выдвинуто не было. Так зачем вам понадобилось поддельное удостоверение?

Я провел ладонью по бритой голове. Решив сбрить волосы перед своим отъездом, я продолжал это делать регулярно, и со временем новая внешность стала мне нравиться. Она делала меня более подтянутым, собранным, а ежедневное неторопливое бритье перед зеркалом сделалось чем-то вроде ритуальной медитации.

— И мы с коллегой решили навести справки, — теперь мяч был у Лурье. До чего же они сыгранная пара, асы высочайшего полета. — Выяснилось, что все это время вы работали на довольно заметную в криминальном мире Мегаполиса-Старт фигуру. Некоего Жоакина Бердича. Выбивали долги, проводили акции устрашения, убирали конкурентов. Логично было предположить, что ваша столь поспешная ретирада связана с деятельностью господина Бердича. Мы попросили своих знакомых узнать, что же такого необычного происходило в дни непосредственно перед вашим отбытием. Оказалось, что скоропостижно скончались двое молодых людей, один из которых был младшим братом крупного мафиозного босса, а другой — сыном видного сенатора крайне консервативного толка. Официально — разбились, не справившись с управлением спортивным транспом. А вот неофициально — их завалил некий Майор. Кто бы это мог быть, Мартин? Что за майор такой?

Я поморщился и, подойдя к столу, раздавил в пепельнице окурок:

— Не надо со мной таким тоном, господа. Я не сопливый шпаненок и не ваш подчиненный. Вы хотели произвести на меня впечатление тем, насколько быстро вам удалось получить информацию, и показать, что ваши люди есть в самых разных структурах Империи, — вам это удалось. Что дальше?

— Так что вам известно о Перекрестке, Мартин? Что вы узнали за два дня? — резко сменил тему разговора Лурье.

— Здесь собрались авантюристы, искатели сокровищ и счастья, романтики, сумасшедшие и ученые со всей освоенной Вселенной, — пожал я плечами, доставая вторую с начала разговора сигарету. — Так что, разумеется, это огромный бардак, и в станционной мутной водице кто только не пробует ловить рыбку. Однако, как мне показалось, ситуация находится под ненавязчивым, но жестким контролем. Мелкой рыбешке дают плавать, чтобы не допускать паники или недовольства, а что-либо серьезное берется под контроль и ненавязчиво сопровождается до момента отбытия с Перекрестка или же, наоборот, жестко и тихо пресекается, в зависимости от обстановки. Другое дело, что наверняка на какие-то вещи вам приходится закрывать глаза, поскольку у тех же корпораций очень сильное лобби. А еще есть военная научная разведка и куча других секретных служб, — ухмыльнулся я в лицо полковнику. — А вот что творится на самом Перекрестке, я не знаю.

Банев кивнул на небольшой видеомонитор, стилизованный под иллюминатор. По нему медленно плыла сумасшедшая, ощетинившаяся плоскостями еловая лапа Перекрестка.

— Там, внизу, концентрированное безумие. Никто не знает, что такое Перекресток на самом деле.

— Вроде бы доказано, что это транспортный узел… — попытался я вставить слово, но Лурье лишь досадливо отмахнулся:

— Это всего лишь одна из гипотез, наиболее простая и понятная массовому потребителю утренних газет и сетевых шоу. Таких гипотез — хоть ковшом черпай. От вполне реалистичных до самых бредовых. Одни считают, что Перекресток — остаток грандиозной лаборатории, другие — что это и есть эксперимент, который успешно продолжается и контролируется его создателями по сей день. Ведь вдумайтесь — вон там летает несколько десятков планет, раскатанных в блины по десять километров толщиной, насаженных на гигантскую ось. Плоскости набиты артефактами и технологиями, от которых у наших ученых голова идет кругом. При этом ни один вид, населяющий плоскости, не достиг уровня цивилизации, сопоставимого даже со Средневековьем Старой Земли. В лучшем случае — дикое, жестокое, патологически жестокое варварство. Почему? Третьи думают, что мы и есть подопытные кролики. Есть достаточно интересно аргументированное мнение, что Перекресток — музей с регулярно обновляемой экспозицией. Что это — склад или гигантская свалка отработанных технологий. Или же — хранилище запрещенных опасных технологий, разработка которых велась обитателями иного измерения. Кстати, сам я считаю, что в этой гипотезе что-то есть.

Религиозные фанатики видят в Перекрестке зародыш бога. Или личинку дьявола, который проснется, чтобы уничтожить Вселенную.

Но чем бы он ни был, Перекресток — это источник нашей с Баневым головной боли и золотое дно для всех, кто достаточно неразборчив в средствах и думает только ухватить долю сиюминутной прибыли. Но даже они панически боятся потревожить Перекресток. Об этом не говорят в популярных передачах, но там, на плоскостях, мы используем лишь самые простые технологии разведки и связи. Передачи идут только в относительно узком спектре частот, там нет глобальной сети, обмен информацией со станцией и передача новостей производится пакетными сигналами, шаттлы садятся лишь в сто раз проверенных безопасных районах и только на ручном управлении, оружие используется преимущественно пулевое или с применением других метательных снарядов.

— Даже так? — искренне удивился я.

— Только так! — Банев провел рукой по столу, заговорил, не поднимая головы. — Были в самом начале прецеденты. Локальные, в масштабах Объекта, то есть Перекрестка, но даже по ним стало ясно, что последствия могут быть катастрофическими для человечества. Достаточно сказать о случае с экспедицией Брейдля. Они исследовали комплекс зданий на плоскости тринадцать. Применили волновую аппаратуру, надеясь вызвать отклик предметов в одном из помещений комплекса. Считали, что это некая информационная станция. Никакой регистрируемой реакции. Вернулись в купол. А спустя сутки начались изменения на генном уровне. Спустя трое суток купол вымер. Почти весь. Остались лишь существа, некогда бывшие членами экспедиции Брейдля. Они почти добрались до шлюза, ведущего к шаттлам, когда удалось под давлением закачать в купол горючий газ и поджечь его.

— Так что мы с Баневым — параноики, которые стараются не допустить, чтобы случайная зараза уничтожила все живое в радиусе нескольких световых лет, — подвел итог Лурье.

— Понимаю вас. — Я действительно понимал. Во время войны за Закрытые Миры мне пришлось навидаться всякого. — Очевидно, что при этом вам приходится действовать очень осторожно.

— Более чем, — Банев скривился, будто съел незрелый лимон, — с одной стороны у корпораций действительно очень умелое и сильное лобби, и зачастую им удается вывезти какой-нибудь артефакт в обход нашей Комиссии. С другой, зона Перекрестка — свободная торговая область с международным статусом. В трехмерность регулярно вываливаются самые разные корабли, и далеко не все они регистрируются в системе прибытие-отлет. Я точно знаю, что от некоторых отходят к плоскостям шаттлы. Таможенники делают, что могут, но полностью остановить поток контрабанды они даже не пытаются.

— Так что же вам нужно от меня? — снова спросил я, уже догадываясь об ответе.

— Нам нужен агент, — снова широко улыбнувшись, сказал Лурье.

* * *

— Насколько ты в нем уверен? — Начальник Карантина покачивал пузатый бокал, наблюдая, как медленно колышется в нем вязкая сливового цвета жидкость.

Лурье пожал плечами:

— Настолько, что предложил тебе его кандидатуру.

— Я потому и спрашиваю.

— Его досье ты видел. Он отлично подготовлен, на него имеется серьезный компромат, что тебе еще нужно от агента?

Банев сделал глоток и мягко подался вперед.

— Я видел его официальное досье, — выделил он голосом слово «официальное». — Ты сам знаешь, что это такое. А вот что там — за ним? За досье этим? Почему медиа так упорно называли его палачом? Почему одновременно с этим всплыла история с шулерством? И, наконец, отчего его не «покончили с собой» в каком-нибудь заштатном гарнизоне?

Полковник засопел, сунув нос в тонкостенный бокал с тоником.

— Ты в курсе, в каких частях он служил? Это «выживальщики». Их миссия — выполнить задачу и остаться в живых в любых условиях. Вообще в любых. Эти группы используют для особо сложных точечных операций и спасательных миссий. Они отличные тактики и очень неплохие психологи, поскольку должны уметь как вести допрос, так и грамотно выводить людей из шока — с впавшим в ступор спасенным заложником особо не побегаешь. Нагрузки огромные. Теперь плюсуй сюда родовой гонор — а господин Чарный из очень уважаемой аристократической семьи, — страсть к азартным играм, головокружение от досрочного получения звания и одной из высочайших наград Империи. Помножь на честолюбие и получишь взрывоопасную смесь, которую при необходимости легко использовать в своих интересах. Насколько я знаю, его группа была поставлена в условия, когда и выполнение, и невыполнение приказа являлось одинаково преступным. Он приказ выполнил. После чего в медиа вбросили информацию о его художествах, кто-то дал ход слуху о шулерстве — и понеслось.

— А он действительно жульничал?

— И еще как! Виртуозно! — откинувшись на спинку кресла, воскликнул Лурье.

— Как я понимаю, глава этого почтенного семейства был не в восторге?

— Не то слово. Он к тому времени уже по уши увяз в политической борьбе, и такой удар по фамильной репутации надолго вывел его из игры. Остальное ты сам знаешь. Читал. Есть серьезное подозрение, что таким образом валили высокопоставленного чиновника, которого поддерживал отец Чарного. Парня просто использовали в большой комбинации.

— Да уж. Читал. — Банев все покачивал бокал, наблюдая за переливающейся от стенки к стенке жидкостью.

— Ну а чего ты ожидал? Он занялся тем, что умеет, — выживал, применяя свои навыки. Он же оказался парией, единственная область, в которой могли найти применение его способностям, — организованная преступность.

— Я удивлен, как быстро ты смог получить данные о нем. Не думаю, что полиция Империи была в восторге от твоего запроса.

— Ай, прекрати! Что бы ни говорили политики, но уже не то Федерация входит в состав Империи, не то Империя стала частью Федерации. Главное — знать, где кто из твоих знакомых сейчас служит. Не кокетничай и не проверяй меня. У самого однокашник сейчас не в Имперском ли Совете по Биологической безопасности?

— Хорошо, хорошо! Не кипятись. Просто меня беспокоит то, что происходит внизу. Помнишь, как ты по этой комнате топал, когда мы узнали, что Диттер пропал? Второй агент за последний стандартный год! До этого Малред семь лет работал — и никаких проблем! Чёрт, мы даже не всполошились, когда он пропал!

— Да уж… два старых дурака мы с тобой, Банев. Старые, лохматые и вислоухие.

— Бессмысленно себя казнить. Малред был сталкером, а у них потери куда выше, чем в Альянсе или у бионитов. Но двое за полгода? Там что-то затевается, друг мой, и мы не знаем, что именно. И рассчитывать можем только на этого вот… шулера.

— Ну а когда было легко-то, а? — Лурье улыбнулся и снова стал похож на оживший дезинтегратор, готовый превратить в пыль крейсер-другой.

— Сейчас еще хуже, — помрачнел начальник Карантина. — Ты сам знаешь, насколько влиятельно промышленное лобби. Компании вовсю проталкивают поправки в закон об ограничении использования ксенотехнологий. Если им это удастся, мы с тобой превратимся в наблюдателей, которые будут с тихой грустью смотреть за тем неконтролируемым потоком, что хлынет с Перекрестка. И если у нас не будет железных доказательств причастности хотя бы одной крупной компании к серьезной контрабанде опасных материалов, они эти поправки протащат.

— А если и будут?

— Тогда появляется шанс прижать их, угрожая оглаской.

— Сомнительно, конечно… Но другого выхода, как я понимаю, у нас нет.

— Во всяком случае здесь и сейчас, — развел руками Банев, — я очень надеюсь, что хотя бы этому твоему имперцу удастся внизу закрепиться.

— Считаешь, готовится что-то серьезное?

— Да. Сам знаешь, Промышленный Альянс — это только вывеска, фасад, обеспечивающий компаниям деньги инвесторов и благосклонность политиков. Ну и полевую разведчику заодно. А реальную работу они ведут совсем другими методами. За последнее время парни с боевой станции зарегистрировали семь анонимных выходов в трехмерность в нашем районе. При этом в четырех случаях не было отстыковки шаттлов и посадок на плоскости, зато происходил мощный обмен информпакетами. Кто-то шел на серьезный риск, чтобы передать некую важную информацию.

— Нашли что-то стоящее и готовятся вывозить?

— Не думаю. Не то что расшифровать, а даже перехватить пакет не удалось, засекли лишь сам факт обмена. Но, судя по объемам информации, шла передача подробных инструкций и какой-то документации. Я параноик — я решил, что людям на плоскостях прислали указание, в каких именно направлениях копать.

— Есть предположения?

Банев наконец сделал большой глоток и, поставив бокал на стол, нагнулся. Поднял лежащую возле кресла пластиковую папку и достал из нее несколько прозрачных листов.

— На, посмотри. А я прокомментирую.

Лурье взял верхний лист, который сразу потемнел, покрылся строками текста, сопровождающимися редкими иллюстрациями.

— Это же селимовская цивилизация, — хмыкнул Лурье, — одна из первых изученных.

— Угу. После ее изучения Селимов удалился от мира и сейчас, насколько я знаю, пытается замолить грехи всей Вселенной в каком-то монастыре.

— Если совсем точно, то в монастыре Святого Луки на Фолстрайне. И я его понимаю. Более дикой и извращенной, с нашей точки зрения, философии я не встречал.

— Куда важнее для нас то, что философия ненависти к своей физической оболочке нашла практическое применение в развитии генной модификации и попытках создания существ-контейнеров. Термин, конечно, не самый удачный, но как это еще назвать, я не знаю.

— И? — вопросительно поднял бровь Лурье.

— Посмотри отчеты на следующем листе.

Спустя пару минут полковник, почесывая подбородок, протянул:

— Ты хочешь сказать, что кто-то ищет их храмы-лаборатории?

— Да. И этот кто-то сейчас активизировался. Я тебе говорил о незарегистрированных выходах. Так вот — в последний раз снова был обмен информационными пакетами. Снова не удалось их расшифровать, но объем данных был невелик. Я крутил ситуацию и так, и этак. И думаю, кому-то передали сигнал — ждите. Думаю, комплекс нашли и будут поднимать с плоскости саркофаг.

Загрузка...