Перемещенное лицо. 2. Квадра

* * *

Похмельем Аль страдал относительным, примерно таким, какое бывает у Дана после мощной попойки: головная боль и слабость, поэтому он сдался на третьем кругу по верхней галерее. Сел с краю, свесил ноги и виновато сказал Ларе:

– Не могу. По земле бы еще побегал, а здесь голова кружится – высоко. Боюсь через перила перевалиться.

– Ну так и посиди, – удивился Гай, – успеешь еще. Но лучше у стеночки, от высоты голова сильнее закружится.

Аль послушно перевернулся, встал на четвереньки и так дошел до стены, больше придуриваясь, чем действительно страдая. Гай с Ларой помчались дальше, а Дан сел рядом: он просто устал и к горлу опять начал подступать кашель. Эльф обнял колени, положил на них подбородок – все, с трех шагов его можно было бы принять за девушку: тонкое лицо, большие глаза, рассыпанные по спине серебристые волосы.

– Прости, что я не говорил.

– Ну сказал. Что изменилось?

– Мне вообще-то нельзя быть с вами. Ни с кем нельзя. Если магия прорвется, я все вокруг…

– Вот когда прорвется, тогда и будем думать, что с этим делать, – перебил Дан, – тем более что властитель знал об этом твоем даре.

– Властитель? Откуда я знаю, что он думает на этот счет? Я ему обязан… Даже не знаю как.

– А люди знали, что у тебя дар?

– Конечно. Я же официально учился, далеко не всякого берут в обучение. Только никто не знал моего потенциала. Учитель говорил, что такого не было очень давно. А значит… в общем, если бы люди об этом узнали… Не положено эльфам иметь сильных магов.

– Кто-то рискнет спорить с властителем? – удивился Дан. – Ему виднее. Может, он как раз и сможет научить тебя пользоваться.

Аль повел плечом.

– Не знаю. Я совсем не понимаю его. Он разговаривает со мной, и кажется таким искренним, таким ласковым… а меня не оставляет ощущение, что думает он совсем другое, что прощупывает меня и так и этак, а ласковость эта не настоящая, а просто способ поддержать равновесие в моей душе. Ну что ты так смотришь? Ну да, именно то, что ты подумал… – Он уткнулся в колени лбом. – Никогда не считал это чем-то зазорным, а ты заставляешь меня чувствовать себя… шлюхой дешевой.

– Аль, – весьма жалко промямлил Дан, – ты прости… Это стереотипы. Меня так воспитали, я так привык, и все, ты же можешь…

– Привык? – перебил Аль. – Сам же говорил, что у вас там это едва ли не в моде, что кое-кто даже кичится, кто-то равнодушен, кто-то относится с отвращением. Я бы не сказал, что ты равнодушен.

Дан промолчал. Ну что сказать, как убедить – и кого убедить? Прежде всего себя. Аль, даже не видя его лица, чувствует настроение. Отношение. А как втолковать, что это отношение не к нему, не к Алиру Риенису, а к процессу как таковому? Что это даже не святое убеждение, а сложившаяся привычка, традиция, мамино воспитание, отвращение к демонстративному поведению всяких Борь Моисеевых, но не к Алю. Нравится ему спать с мужчинами – ну и кому какое дело?

С властителем? До Дана дошло как-то вдруг. Вот уж странно, за ним не замечалось таких склонностей. Женщин он более чем не гнушался, причем вкус имел до тошноты банальный – чтоб пышногрудая задастая и губастая блондинка… Способ? Способ приручить самого «дикого» в Квадре, самого замкнутого на себя, самого сложного – эльфа? С Даном держать себя доверительно, даже иногда кой-чего объясняя, с Гаем беседовать о науке да философии, льстило ему это, даже не скрывал, ведь властитель на образование времени имел впятеро больше, с Ларой шутил, как с младшей сестренкой, да в камни с ней играл, Аль вот… Черт, а ведь Алира просто одиночество задавило, несмотря на Квадру, несмотря на девиц, задерживающихся в его постели. Насколько было понятно Дану, равновесие властители поддерживали так, как считали нужным, в способах разборчивы не были, а по интригам были чемпионами Траитии и обеих лун. И если для того чтобы Аль не взорвался в прямой и переносном смысле, нужно лечь с ним в постель, властитель не постесняется… Тем более что гомосексуализм презирается только в простонародье, а когда это любым властителям было дело до мнения плебса?

Да и черт бы с ними. Большие мальчики оба, имеют право. А если Аль искренен, если вдруг для него это не просто секс? Ведь как напряжен! Не потому же, что у Дана такие узкие взгляды. Как это называется-то? Ретроград?

– Аль, ты у меня никакого отвращения не вызываешь, – сказал он наконец. – Никакого презрения. Вообще ничего отрицательного. Чем хочешь поклянусь. Своей жизнью, жизнью Гая, памятью Даны. Ты мой друг, больше, чем просто друг, ты часть меня, и я просто не представляю, как это, когда тебя нет. Ну как тебе доказать? Ты не любишь людей, если не ненавидишь, но ведь это не относится ко мне, правда?

– Боюсь, он не поверит, – озабоченно произнес Гай, опускаясь с другой стороны от эльфа. – Разве что если ты докажешь делом…

Аль взвился, словно пружина сорвалась, несколько секунд смотрел на них поочередно с непередаваемым выражением лица, глаза сверкали, губы кривились, и Дан только успел открыть рот, чтоб попытаться его успокоить, как он круто развернулся и припустил вдоль галереи со своей непревзойденной эльфийской скоростью. Гай ошарашенно смотрел вслед.

– Я не то брякнул? – беспомощно спросил он. – Дан, клянусь, я не хотел…

– Однако брякнул, – зло бросил Дан. Гай съежился. Пожалуй, Дан впервые был с ним так резок. – Ладно, ты хоть не злись.

– Я не злюсь, – пожал плечами Гай и поправил шляпу. – Он сказал тебе о властителе? А тебя перекосило?

– Да не перекосило меня! – заорал Дан. – Вот и он тоже решил, что меня перекосило. Ну удивился, да не столько Алю, сколько властителю! Ну такой я тупой, такие у меня взгляды узкие, что теперь – правда что ли с тобой в постель лечь, чтоб…

Глаза Гая мягко светились из-под шляпы. Как гаснущие угольки. Бабушка говорила: «Шает еще», когда печка уже гасла, но на отдельных угольках переливался красноватый оттенок. Слово было очень уж забавное, и Данилка никак не понимал, почему нельзя сказать «тлеют». Вот и у Гая глаза тлели.

– Прости, – остыл он. – Надо Аля найти, пока он… даже не знаю, что он может сделать.

– Напиться, – пожал плечами Гай, вставая. – Или подраться с кем-то, но это намного труднее, дураки здесь уже перевелись. А тебе не стоит разгоряченному стоять на морозе. Давно не болел?

Он двинулся вперед, к ближайшей двери. Дан удержал его за рукав.

– Прости, Гай.

Вампир оглянулся.

– Не за что. Если хочешь знать, меня бы это совсем не шокировало. Но я на это не намекал. Идем, я не хочу снова пичкать тебя лекарствами в таких количествах.

Дан поплелся за ним, чувствуя себя попеременно дураком, сволочью и вообще непонятно как. Алира нашли легко – он едва успел приступить к бутылке, попытался ее спрятать, когда Гай без стука распахнул дверь, но вампирскую реакцию ему обмануть не удалось: Гай скользнул к креслу, в котором сидел Аль, и вытащил из-под эльфа бутылку.

– Лучше дай мне в морду, – предложил он, – только не пей. Я не хочу, чтобы тебе стало плохо из-за моей нетактичности. Прости меня, Аль, я не хотел тебя задеть. Я смотрю на это проще, чем Дан, и думал, что ты об этом помнишь.

Аль был напряжен так, что прикасаться было страшно: либо рассыпался бы, либо зазвенел. Но Дан все равно взял его за плечи и встряхнул. Черт. Один. Один. Никого, кроме Квадры, к ласке не склонной. Даже теоретически один: изгой среди людей, изгой среди своих, а единственный, кто мог бы его любить, – сестра, которая вообще неизвестно где. Взрослый мужчина по облику – подросток во всем остальном. Несчастный подросток. У Гая хоть папа с мамой…

– Что у вас тут?

– Мы сами разберемся, милорд, – бросил Дан, почему-то не удивившись его внезапному появлению. Почувствовал кризис. Пальцы пришлось сжать покрепче, чтоб пресечь поползновения Аля вырваться. И Аль сдулся. Поник, опустил голову, потек.

– Милорд, я давно хотел просить у вас разрешения ненадолго съездить домой, – вдруг сказал Гай. Властитель повернутся к нему:

– Соскучился?

– Да, – ничуть не смутился Гай. – Если у вас нет для нас никаких особенных заданий…

Дан посмотрел в зеркало. В нем отражалась понурая спина Аля, его собственная перевернутая физиономия, обманчиво спокойный Гай и задумавшийся властитель.

– Особенных нет, ты прав, – согласился хозяин. – Дан пока не пригоден для особенных заданий, а целость Квадры может оказаться принципиальной. Съездите.

– Я не хочу, – перебил Аль воинственно.

– Аль…

– Я не хочу, чтобы меня утешали, чтобы мне показывали хорошую семью, какой у меня никогда не было, не хочу, чтобы твои родители меня жалели. Если из-за меня – нет. Я не поеду.

– Даже если я прикажу?

– Вы не прикажете, – возразил Дан с абсолютной наглостью. – Потому что дорожите не нами, не каждым в отдельности, но Квадрой. Так что оставьте, мы попробуем сами решить проблемы.

– Ты зарываешься, Дан.

О, а это уже не дружелюбный босс, это уже вариант «хозяин». Только вот интересно, это эмоции или расчет? Типа не пока ли показать перчаткам, что им положено на руку надеваться или терпеливо лежать на полочке, но уж никак не выбирать, что делать.

– Накажите, – хмыкнул Дан.

И он послушался. Потом, когда возможность соображать частично восстановилась, Дан снова подумал: эмоции или напоминание о том, кто командует? Ведь куда больше дерзил, и не только наедине, и ничего, милостиво объясняли, почему он не прав, хотя бы на уровне «в свой срок поймешь». Значит, пришел срок удостовериться в том, кто ты и где твое место. Чего, собственно, Дан и добивался. Игры кончаются. Перевод из детского садика в первый класс. Или из яслей в садик?

Он стоял не на коленях, это отдавало бы мелодрамой и дешевым пафосом. Все было проще: стоял он на карачках, причем руки все время подламывались, а ноги ничего, держали, так что поза была – ой. Перед глазами плавно кружились цветные пятнышки, в каждом ухе зудело по комариной стае, и все одновременно кусались, потому что голова чесалась изнутри, и вообще было так плохо, что натурально хотелось умереть. Последствия мощного ментального пинка были тяжелее, чем сам пинок.

– Отойди от него, Гай.

– Но милорд…

– Тоже хочешь быть наказанным?

Дан сделал еще одну попытку подняться, но руки снова подломились. Сами по себе. Без помощи властителя. Просил? Получи. Дан оставил поползновения на достоинство и прилег. Мозаичный пол был восхитительно прохладный, и Дан прижался к нему щекой.

Ну вот, мелодрамы начались. Гай опустился на колени, следом за ним то же проделал и Аль.

– Простите его, милорд, – склонив голову, произнес Гай. – Вы ведь понимаете, что он никогда не станет таким, как мы. Вы пять лет прощали ему его дерзость, что изменилось?

– А ты готов полностью мне подчиниться?

– Не знаю, милорд. Думаю, что готов.

– Если бы я верил тебе, – усмехнулся властитель. – Но ты куда больше себе на уме, чем Аль. То, что я слышу от тебя, и то, что ты думаешь на самом деле, совпадает далеко не всегда.

– Но вы всегда можете проверить…

– Ты не понимаешь? Я не хочу проверять свою Квадру. Я хочу ей доверять.

– Но разве вы наказали Дана не за искренность? – буркнул Аль, тоже не поднимая глаз. Он косился на Дана.

– За глупость и несдержанность.

Гай вдруг голову поднял и посмотрел властителю в глаза.

– Нет, милорд. То, что вы думаете, и то, что вы сейчас сказали, не совпадает. Так что либо вы просто решили его проучить, а заодно и нам показать, что бывает, либо вы просто сорвали на нем дурное настроение.

Тишина была такой долгой, что Дан, кажется, успел вздремнуть. Постепенно легчало, сначала передохли комары, потом обесцветились пятнышки, дышать стало приятнее, но желание вставать не возникло. Сердце колотилось куда сильнее, чем после пробежек.

– Ты прав, Гай. Действительно, настроение, – признался хозяин. Ага. Теперь вот демонстрация демократичности и близости к народу. Щас еще и меня жалеть начнет. – С Даном все будет хорошо. Перенесите его на кровать и напоите чем-нибудь горячим и сладким.

За ним еще дверь не закрылась, как друзья взяли Дана за руки – за ноги и забросили на кровать, даже не сняв с него сапог. Кроссовки хочу. Такая чудная «пума» дома была, настоящая, фирменная, дорогая, как, наверное, шуба из натуральной пумы… Гай отправился за горячим и сладким, Аль присел рядом и прикоснулся к руке Дана.

– Ты ему поверил, интересно?

– Нет, – удивился Аль. – Я, конечно, молод, но не наивен. Он никогда не сделает того, чего делать не хочет. Он маг, Дан. Нет никого сдержаннее магов.

– Потому у тебя и не получается, что ты не умеешь быть равнодушным?

Эльф помрачнел, покачал головой, потом кивнул.

– Наверное. Не знаю. Я… я иногда думаю, что властителя пугает этот мой потенциал.

– И он предпочитает иметь ручного эльфийского мага.

– Да. Только я ведь не возражаю, Дан. Правда. Я хочу служить властителю. В конце концов, пусть он все делает в своих целях, но разве плохи его цели? Разве он сделал нам что-то плохое? Разве не избавил он тебя и меня от позора? Сначала я пошел с ним от безысходности, но ни разу об этом не пожалел. Ну и что, что я собственность? Что ручной? Если меня это устраивает.

– Хочешь сказать, что я веду себя, как свинья?

– Я говорю то, что хочу сказать, или молчу. Я не умею так, как Гай. Он уклончивый, а я прямой. Ты ведешь себя так же, как хозяин. Мне вообще кажется, что вы друг друга проверяете. Или ты сейчас просто хотел ему нагрубить: пошел вон, без тебя разберемся?

Не хотел. Дан вдохнул. Он, конечно, провоцировал хозяина. Проверял длину поводка, степень свободы, границы дозволенного. И на что надеялся – что Аль и тем более Гай этого не поймут? Умный, сил нет. Как валенок. Рваный.

– Почему мы не берем в расчет Лару? – спросил он. – Ведь и ты, наверное, прежде всего думаешь о Гае и обо мне?

– Само собой. О тебе и о Гае. В такой последовательности. Лара… Лара – часть Квадры, Лара – мой друг, я ее люблю, как сестру любил, но она – Четвертая. Ударная сила. Ты этого не осознаешь, потому что все равно видишь в ней только женщину. А воин она куда лучше нас всех вместе взятых. А мы трое – что-то большее. Может, потому что мы успели побыть Триадой? Я не знаю, как объяснить… Я за Лару кому хочешь глотку порву, жизнь за нее отдам без всяких, она мне дорога… Но она Четвертая. Она ведь не нуждается в том, чтобы понять.

– Она понимает!

– Она понимает то, что лежит на поверхности. В силу своего представления. Да и пусть, я тоже в первопричинах не рвусь разбираться, у нас для этого Гай есть…

– А я что? Почему вы считаете меня Первым?

– Мы не считаем. Ты Первый, вот и все. Почему? А почему Гай умеет летать? Почему я вижу очень далеко? Почему Лара неуязвима? Ой…

На голову Дана легла ладонь властителя. А дверь не открывалась. И откуда он взялся, если даже эльфа испугал?

– Что такое Квадра, Дан?

– Вам виднее, – буркнул Дан. Мало было, еще хочется. – Четырехединство, если так можно выразиться.

– Триединство, – поправил властитель. – Меч, ум, магия. Ты, Гай, Аль. Лара замыкающая. Триада из тебя, Гая и Лары или из Аля, Гая и Лары невозможна. Только из вас троих.

– И чтобы я это усвоил, вы дали мне по мозгам?

– Сейчас пройдет. Я хотел проверить твою реакцию.

– Смешно, – одобрил Дан. – Полагали, что я обижусь до слез или в драку полезу?

– Предполагал, что поймешь правильно, и не ошибся.

Гай с дымящимся кофейником растерянно остановился в дверях, потом справился с собой, налил Дану кружку кофе с молоком, действительно очень сладкого, и вдруг непривычно резко спросил:

– Вам нравится нами играть? Мне кажется порой, что мы для вас – что камни или карты.

– Вы гораздо нужнее, Гай. И не только мне лично.

– Нам же мир спасать, – пояснил Дан, – под чутким руководством властителя. У нас миссия. А мы вместо того чтоб осознать свое предназначение, отношения с начальством выясняем.

Аль вздрогнул. Ждал второго мозгового пинка. Нирут усмехнулся, щелкнул Дана по лбу, довольно сильно, надо сказать, и потопал к двери. Вот сейчас повернется и скажет что-нибудь значительное.

– Вам мир спасать, – скучно бросил он через плечо и закрыл за собой дверь.