Глава VIII


1

Через пятнадцать минут садовая дверь шато отлетела нараспашку, и из нее выскочил сенатор, шагая размашисто, по-молодому бойко. Розыски его завершились полным успехом. После самого беглого осмотра венецианской спальни сейф обнаружился — он был вделан в стену рядом с кроватью. Сенатор был вполне доволен собой, и все его поведение кричало об этом.

Последние несколько дней он пребывал в унынии. Что может быть отвратительнее для гордого, деспотичного человека, чем попасть в безграничную власть к женщине, да еще к той, к которой испытываешь явную неприязнь? И что совсем уж огорчительно — винить в этом ну абсолютно некого! Катастрофа грянула единственно по его собственной оплошности.

Зато теперь все опять превосходно. Миссис Гедж непременно привезет письмо с собой и спрячет в сейф. Где сейф, он уже установил, а у этого расчудесного Франклина, которого он с каждой минутой ценил все больше, есть знакомый взломщик, готовый в любой момент, стоит только шепнуть ему словечко, вскрыть для него что угодно!

Облегчение сказалось и в походке, сенатор буквально рысил взад-вперед по террасе, когда вдруг заметил молодую женщину, приближающуюся к нему То была Мэдвей, горничная миссис Гедж. В одной руке она держала книгу, в другой — недокуренную сигару.

Последнее сенатора удивило. В противниках курения он не числился, вовсе нет, не осуждал и модного поветрия — курящих дам. Но дама с сигарой! Нет, такого он не видывал!

Мэдвей подошла ближе, приостановилась, вскинула на него почтительный взор и протянула сигару двумя изящными пальчиками.

— Она вам еще нужна, сэр?

— А?

— Вы забыли сигару в спальне у мадам, и я подумала — а может, она вам нужна?


2

Сенатор сразу сник. Курильщик машинальный и бессознательный, он, пустившись в розыски, забыл про недокуренную сигару. Горло ему заметно перехватило, и он издал слабый хрип, похожий на предсмертный кряк погибающей утки.

— Вас там не было!

— Нет, сэр, я была.

— А я вас не заметил!

— Да, сэр, не заметили.

Сенатор шумно прочистил горло. Очень ему хотелось задать пару вопросов этой невозмутимой девице, но он чувствовал, что это неблагоразумно. Первостепенное обстоятельство, и вот им-то и требовалось заняться незамедлительно, — она видела, как он шныряет по венецианской спальне. Где пряталась она сама — подробность не столь существенная.

— Х-рм-фх! — неловко выдавил он.

Мирно и уважительно Мэдвей ждала его ответа. Нет, терзался сенатор, всматриваясь в ее глаза, так ли они полны почтительности, как ему показалось? Девица скрытная. Трудно угадать, что у такой на уме.

— Э… М-дэ… вам, наверное, кажется странным, что я зашел в спальню миссис Гедж?

Мэдвей молчала.

— Дело в том, что у меня хобби… антиквариат.

Мэдвей сохраняла невозмутимую безмятежность.

— Такой дом, как этот… исторический, знаете, старинный… подлинный замок старого мира, полон занимательных образчиков… и мне… э… э… очень любопытно. Да, очень. Любопытно… э… любопытно по нему побродить. Н-да, я нахожу это весьма любопытным.

На снежно-белые волосы уселась муха. Мэдвей в молчании разглядывала ее. Сенатор откашлялся снова. Он понимал, что мог бы выступить и поубедительнее.

— Но я понимаю вполне, — снова замямлил он, тщась выдать хоть слабое подобие той звучности голоса, которая производила столь сильное впечатление на молодых депутатов в Вашингтоне. — Я понимаю, миссис Гедж, возможно, не понравится… она, может, станет возражать… так сказать, удивится, что в ее отсутствие я заглянул в ее святая святых. Ну, в общем… буду вам весьма признателен, моя дорогая, если вы ничего ей об этом не скажете. Вот… — И перейдя к сути, сенатор извлек из кармана купюру, очень надеясь, что это не тысяча, но опустить глаза и проверить не посмел. — Вот возьмите.

— Спасибо, сэр.

— Значит, договорились? Ни словечка?

— Да, сэр.

— Понимаете… То есть понимаете… Вообще-то, с другой стороны, мне лучше бы дождаться миссис Гедж. Она сама, лично, поводила бы меня по замку… Но так как… э… учитывая, что… в общем, лучше будет, если вы… а… хр-м-фр… так вот.

— Конечно, сэр.

Такая покладистость покорила сенатора. Тактичность в ситуации, чреватой неловкостью, полностью восстановила его благодушие. Теперь он не возражал — ладно, пускай хоть и mille. Он испытывал глубочайшую доброжелательность, и ему казалось, что небольшая любезность — чисто отеческая, разумеется, — придется сейчас весьма кстати.

— Вижу, вы с книгой…

— Да, сэр.

— Любите читать?

— Да, сэр.

— Наверное, когда миссис Гедж в отъезде, у вас много досуга?

— Да, сэр.

Сенатору девушка нравилась все больше и больше. Как привлекательна, в конце концов, эта почтительная манера!

— Что же мы читаем? — осведомился он голосом, практически равноценным похлопыванию по руке. — Любовный романчик?

— Нет, сэр.

— А что, не любите романы?

— Нет, сэр. Я в них не верю. Мужчины, — в голосе ее впервые пробилось слабое подобие чувства, — такие обманщики! Ух, эти мужчины! И эта самая любовь! — совсем уж горько воскликнула Мэдвей.

Сенатор съежился, не желая влезать в трагедию, на которую намекали и слова, и тон.

— Детективная, значит, история? — уточнил он, мельком уловив картинку на обложке: мускулистый джентльмен в маске сражается в джиу-джитсу с большеглазой красоткой, явно не подозревая, что из-за шторы на заднем плане высовывается рука с револьвером. — Триллер?

— Да, сэр.

— Что ж, не буду вас задерживать. Наверное, дочитали до самого интересного места?

— Да, сэр. Преступники как раз пытаются взломать сейф и не подозревают о том, что девушка, которую они принимают за горничную, на самом деле сыщик Джанис Деверо. Доброго вам здоровья, сэр.

И Мэдвей отправилась своей дорогой, грациозно ступая по дерну. Сенатор Опэл глядел ей вслед, пока она не скрылась из виду, и не потому, что любовался ее изяществом. Чудовищное подозрение закралось ему в душу.

— А, черт! — воскликнул он.

В его смятенные размышления ворвался веселый говор. На террасе появилась его дочка Джейн в сопровождении молодого Франклина.


3

Легкое замешательство, препятствовавшее вначале вольной болтовне между Джейн и Пэки, не продержалось долго. Теперь они пребывали в превосходнейших отношениях, и сенатору, услышавшему их болтовню, показалось, что более отвратительной трескотни он в жизни не слыхал.

— Эй! — резко крикнул он. Любое веселье в подобный момент его возмущало.

Беззаботные голоса моментально оборвались. То, что сенатор Опэл пребывает в душевном смятении, не ускользнуло бы на таком близком расстоянии ни от кого. Джейн встревожилась — она любила отца. Пэки удивился — для него было откровением, что сенатор может так нервничать. Пэки воспринимал его как человека из стали, не подверженного никаким слабостям.

— Папа, что случилось?

Сенатор окинул окрестности заговорщическим взглядом. За исключением лягушки, выпрыгнувшей из кустов и смотревшей странным апоплексическим взглядом, каким обычно смотрят лягушки, словно бы гадая, какой же теперь избрать путь, вокруг не наблюдалось ни души. Тем не менее сенатор понизил голос до сиплого шепота.

— Слушайте! Надо быть начеку!

— Я начеку! — легкомысленно откликнулся Пэки. — Предоставьте все мне, старине Пэки, надежному Франклину. Ситуация у меня под контролем.

— Прекратите трещать как идиот!

— Папа!

— А ты брось свои «папа»! Представляете, что стряслось?

Тем же сиплым, бронхиальным шепотом сенатор Опэл поведал им всю историю: рассказал о своем броске в венецианскую спальню, об успешном знакомстве с сейфом, о триумфе и ликовании и о победной пробежке по террасе.

Далее повествование его окрасилось в минорные тона. Сенатор перешел к Мэдвей и сигаре, Мэдвей и ее загадочном взгляде, Мэдвей и детективному роману, Мэдвей и ее прощальным словам, которые если не зловещи, то каковы же еще?

— «Преступники как раз пытаются взломать сейф и не подозревают, что чертова горничная на самом деле — переодетый детектив». Так и сказала! И вы бы видели ее взгляд! Признайся она в открытую, что работает частным детективом, так и то не было б яснее! Я весь похолодел!

— Ну нет! — воскликнула оптимистка Джейн. — Не может быть!

— Уверяю вас, — мрачно возразил пессимист-сенатор. — Это сыщица!

Пэки занял промежуточную позицию.

— Вполне вероятно, конечно, что миссис Гедж наняла детектива приглядывать за драгоценностями. Но слова про сейф, на мой взгляд, — простое совпадение.

— Никто вас не спрашивает!

Джейн заметила, что не стоит попусту кипятиться. Сенатор возразил, что кипятиться он и не думает.

— Я хладнокровен. Абсолютно. И, заметьте, невозмутим. Я просто излагаю вам факты, чтобы их обсудить. Исследовать проблему досконально. Мне необходимо выяснить, как нам действовать дальше, если она и вправду сыщица. А вот когда я был молодым, девушки со своими отцами так не разговаривали.

Подавив желание порасспросить сенатора поподробнее, как оно все было в дни его молодости, Пэки задумчиво нахмурился.

— Да, согласен. Надо непременно это выяснить, прежде чем приступать к операции. Коллега, про которого я вам рассказывал, человек, конечно, железный, но даже железные люди не любят орудовать в потемках. Вряд ли честно, чтобы он брался за работу, не зная, выскочит ли из засады в разгар его работы сыщица и подставит ли подножку. Хотя он и благодарен мне, его, пожалуй, и заденет, если мы его в это втравим.

— Пэки имеет в виду, что все осложняется, если в доме детектив, — разъяснила Джейн.

Сенатор ответил, что и сам преотлично понял, что имеет в виду Пэки, а заодно швырнул окурком сигары в лягушку, угодив той по носу и устранив таким образом все ее сомнения, куда же двигаться дальше. В два прыжка упрыгала она в кусты, а Пэки, использовавший паузу для напряженной мысли, выступил с предложением.

— Наш первый ход — прояснить эту девицу. Надо организовать расследование. Или устроить допрос.

— Как же, черт дери, — поинтересовался сенатор, — все это организовать?

— Проблема не в том как, — объяснил Пэки, игнорируя легкую резковатость его речи. — С этим все просто. Очевидно, кому-то следует подружиться с горничной — ну, прямо скажем, поухаживать за ней, вкрасться в доверие и вытянуть из нее правду. Проблема в другом — кто?

И Пэки так многозначительно покосился на сенатора, что тот осведомился: он что, всерьез предлагает, чтобы столп правительства Соединенных Штатов взялся ухаживать за хозяйской горничной?

— Да ведь не так уж много и надо, чтобы девица раскололась, — подначил его Пэки.

— Конечно! Совсем немножечко, — подхватила Джейн.

— Сказать ей ласковое словцо. Пожать ручку…

— Поцеловать ее…

— Да, можно и поцеловать. Да, правильно.

— В общем, легче легкого. В папе столько обаяния. Вы прямо удивитесь!

— Я уже вне себя от изумления!

Сенатор издал резкий пронзительный вскрик. На минутку Пэки испугался, что крик его — предвестник неистовой ярости, и слегка попятился, готовясь к бегству. С таким человеком нельзя точно знать, когда возникнет необходимость быстрого маневра. Но взрыв эмоций вызвала не ярость. Вскрик означал вдохновение.

— Эгглстон!

— А?

— Эгглстон! Вот кто на это годится! Этот мерзкий вислоухий бездельник. Мой лакей. Он и только он!


4

Если сенатор рассчитывал, что такое решение проблемы встретит единодушное одобрение, то его ждало разочарование. Пэки действительно сразу проникся всеми достоинствами этой кандидатуры. Помимо того что Эгглстону давно пора начать вносить свой вклад в дело, тот идеально подходил для цели, к которой они стремились. Он может в любое время общаться с этой Мэдвей. Что естественнее, чем камердинер, флиртующий с горничной? В этом есть эстетическая неизбежность. Словом, голос Пэки сенатору был обеспечен.

Однако Джейн энтузиазма не проявила. У нее было время присмотреться к Мэдвей, и мысль о том, что Блэр сдружится с такой привлекательной девушкой, отнюдь не вызвала в ней восторга.

— Ой, папа, нет!

— Что еще?

— Он не захочет!

— Ничего, захочет. Если у него имеются хоть слабые зачатки чувства долга, то он прямо ухватится за такую возможность. Я прекрасно с ним обращаюсь, и пусть только посмеет не оказать мне такой пустячной услуги! Я ему позвоночник в шляпу вобью.

Следуя обычному своему методу призывать личного слугу, сенатор Опэл, запрокинув голову, принялся подвывать словно лесной волк, и подвывал, пока Блэр Эгглстон не выбежал из-за угла со щеткой в руках. Он был еще далеко, но голос его хозяина гремел звучно:

— Эй! Скорей!

От быстрого перемещения в пространстве Блэр запыхался. Он встал, отдуваясь, точно марафонский бегун у финишной ленты, и стоял, пока сенатор, которому нравилось, чтобы камердинеры его отличались проворством, не схватил его за плечи и не тряханул как следует, подбавляя жизненного тонуса. От сотрясения голова романиста чуть не сорвалась с прикола, зато безраздельное его внимание было обеспечено.

— Эй, вы, идиот пучеглазый! — воззвал сенатор. Нелегко объяснить своему камердинеру, что ему придется поухаживать за горничной с целью выведать, сыщица она или нет. Рядового человека это могло бы и в тупик поставить, но сенатор Опэл рядовым не был. Он умудрился растолковать все в шестидесяти пяти словах.

— Вот так! — заключил он. — Ступайте и выполняйте!

— Но…

— Что я слышу? — опасным голосом поинтересовался сенатор. — Кто-то вякнул «но»?

Джейн почувствовала, что необходимо вмешаться.

— Конечно, — с виноватой улыбкой сказала она, — вы, наверное, решили, что просьба странновата…

Сенатор Опэл терпеть не мог, чтобы перед кем-то лебезили.

— Да плевать, что он там решил! Пусть отправляется и выполняет! И что ты имеешь в виду — просьба? При чем тут просьба?

— Но, папа…

— Нет у меня времени на пустую болтовню! Если этот несчастный недоумок чего недопонял, сама ему растолкуй. — Сенатор повернулся к Пэки. — А с вами я желаю потолковать. Поцелуйте на прощание Джейн, и пойдем.

Чтобы целовать невесту в присутствии ее жениха требуется тонкий такт. Пэки постарался, как мог, осуществить этот подвиг, но ему все-таки показалось, что расположения публики снискать ему не удалось.

Постаравшись не глядеть на Эгглстона — в конце концов и так известно, как тот выглядит, — он двинулся с террасы за сенатором.


5

Заподозрив, что Блэр, пожалуй, обнаружит повод для критики в недавнем спектакле, Пэки не ошибся. Поведение романиста, впившегося взглядом в Джейн, напоминало об Отелло. Он тяжело дышал, и его так захлестнули эмоции, что он даже пригладил волосы одежной щеткой.

— Что, — прохрипел он, — это означает?

Джейн кинулась его успокаивать.

— Я понимаю, милый, тебе показалось странным… Папа забрал себе в голову, будто горничная миссис Гедж…

— Какая горничная, — нетерпеливо отмахнулся щеткой Блэр. — Я говорю про Франклина.

— Ах это… Ну, тут долгая история. Он приехал в шато, выдав себя за виконта де Блиссака…

— Не важно, за кого он себя выдал! Он поцеловал тебя!

Если до этого Джейн была ласковой, то теперь стала прямо медово-масленой.

— Ну да! Я про это и рассказываю. К несчастью, папа почему-то решил, что это в него я влюблена.

— Не удивляюсь. Если ты ведешь себя с ним так…

— Но, Блэр, неужели ты…

— Он поцеловал тебя!

— Ну да! Папа настоял. Ты ведь не считаешь, что это мне нравится?

— Не уверен.

— Блэр!

— Я не заметил, чтобы ты сильно противилась.

— Ну что я могла сделать, когда папа смотрит? По-твоему, мне что, закричать: «На помощь!»? Или, может, тебе хочется, чтобы я открыла папе, что на самом деле это ты?

Последняя фраза оказала должный эффект. Суровый обвиняющий взгляд (любителю поэзии он напомнил бы покойного лорда Теннисона, а точнее, знаменитую беседу короля Артура с Гиневрой в монастыре) сменился тревожным. Способный к психологии, как и все романисты Блумсбери, Блэр давно читал характер своего нанимателя как открытую книгу. И то, что он вычитал в ней, не склоняло его к подобным откровениям.

— Ни в коем случае! — торопливо воскликнул он, чуть позеленев при одной мысли. Его отношения с сенатором Опэлом были отнюдь не таковы, чтобы вселить иллюзии, будто сенатор с восторгом примет новость о помолвке камердинера с его дочерью. — Что ты, что ты, что ты! Ни в коем случае!

— Вот! Ты и сам видишь…

— Однако же…

Блэр задумчиво вертел одежную щетку. Другой рукой он потянулся было покрутить усики — обычный его жест, когда перед ним вставала дилемма. Но усиков на месте не нашлось. Из уважения к словам хозяина о том, что ему противно, когда рядом болтается камердинер с мерзостной порослью на физиономии, фыркающий на него из-за этого супового сита (так грубо сенатор обзывал аккуратнейшее из аккуратных украшений), Блэр сбрил, в конце концов, лелеемое сокровище. Утрата причиняла ему великие душевные муки, но его невесту, судя по всему, позабавила.

— О, Блэр! — воскликнула Джейн. — Без усиков ты такой уморительный!

Восклицая так, она подсознательно понимала, что дело обстоит еще хуже. Мир полон мужчин, которым усов сбривать нельзя, и Блэр Эгглстон принадлежал к их числу. Явив лицо открытым, он показал упомянутому миру, что у него не самый красивый и к тому же брюзгливый рот. Из тех самых ртов, что рождают сомнения у девушек.

Блэр окаменел. Ему в последние дни доставалось и без подшучиваний со стороны.

— Рад, что посмешил тебя.

— Да я же пошутила!

— Понятно.

— Ты что, шуток не понимаешь?

— Меня еще никогда не обвиняли, — веско проговорил Блэр, — в отсутствии чувства юмора…

— Ой, ладно! Так, с языка сорвалось. Ну пошутила. Ради Бога, давай не ссориться!

— У меня и нет такого желания…

— У меня — тоже. Так что все прекрасно.

Повисла пауза. И тут внезапно Блэру открылось, что без всякого желания с его стороны главный предмет дискуссии ловко увели в сторону.

— Однако я категорически возражаю против твоих поцелуев с Пэки.

— Да что же я-то могу поделать?

— Никакой необходимости в них нет.

— Да? Видел бы ты сам. В первый раз папа чуть не ударил Пэки здоровенной палкой, когда тот замешкался, не желая вроде бы целоваться.

— Для тебя он уже и Пэки?

— О, Блэр!

Лидера новых романистов не могли укротить какие-то женские восклицания. Он слегка раздулся и с холодным достоинством помахал щеткой.

— Не думаю, что про меня можно сказать, будто я чрезмерно требователен, когда жалуюсь на… э… на то, что происходит. Но на одном я настаиваю — встречайся с этим Франклином как можно реже. Лично я не могу понять, что он тут вообще толчется.

— Он приехал помочь мне.

— С какой стати?

— Чувствует, наверное, что я нуждаюсь в помощи.

— Странный альтруизм со стороны человека, в сущности, совершенно незнакомого.

Слабым заревом ранней летней зорьки легкий румянец окрасил щеки Джейн Опэл.

— Не обязательно намекать, будто…

— Я ни на что и не намекаю.

— Не намекаешь? Да ты каждым словом намекаешь! — жарко возмутилась Джейн, не любившая обиняков. — Точь-в-точь как идиоты эти из твоих романов!

— Очень жаль, что тебе кажется, будто персонажам моих книг недостает интеллекта.

— В общем, ты глубоко ошибаешься. Я для Пэки ничего не значу… ой, ладно, ладно, — для мистера Франклина! Неужели ты сам не понимаешь, что он из тех мужчин, которые ввязываются в чужие дела просто так, забавы ради? Вдобавок он помолвлен. Ты же сам слышал, как он говорил нам.

Факт этот из головы Блэра вылетел начисто, и он подрастерялся, признавая, что тот ослабляет его позиции.

— Сам видишь! Теперь, надеюсь, ты понял, что глупо ревновать?

Так далеко Блэр зайти не мог.

— Если я и позволил себе излишнюю…

— И вообще я считала, ты мне доверяешь! Я вот тебе доверяю.

— В каком смысле?

— Позволяю тебе ухаживать за этой Мэдвей.

Срочная необходимость выступить с упреками на минутку отвлекла Блэра от возложенной на него миссии.

— А кстати, что это еще за чушь? — тут же возбудился он.

— Очень просто. Мы подозреваем, что она — переодетая сыщица. Мистер Франклин сказал, единственный способ узнать наверняка — поухаживать за ней и завоевать ее доверие.

— Пусть бы сам и ухаживал.

— Поручить задание тебе — папина идея.

Блэр поперхнулся. У него было свое мнение о сенаторе Опэле, и он с превеликим наслаждением детально и подробно изложил бы его.

— Ну так вот я отказываюсь!

— Что ты! Ты должен! Обязан!

— А я категорически против.

— Блэр, ты должен. Нам очень нужно выяснить про эту девицу. Ну очень. И знаешь, я правда думаю, пора бы и тебе что-то сделать. До сих пор пользы от тебя как от головной боли.

Ответ Блэра на этот выпад останется навеки неизвестным. Возможно, он был бы преисполнен возвышенного укора, но вся красота его канет в вечность среди прочих прекрасных вещей, о которых мы не написали, потому что в этот момент Джейн произнесла слова, разом стершие все возражения с его губ.

— Значит, передать папе, что ты отказываешься?

На лице Блэра снова проступила зеленоватая тень. Какие бы чувства ни испытывала к сенатору длинная череда его камердинеров, ни один не относился к нему как к человеку, чьими желаниями можно беспечно пренебречь. Блэр, последний в этой череде, скорее отказал бы атакующему носорогу.

— Ладно, — выговорил он. — Так и быть.

— Вот это правильно!

— Но позволь сказать тебе: порой я недоумеваю, во что же это такое меня угораздило впутаться. Иногда я спрашиваю себя…

Времени открыть, о чем он себя спрашивает, ему не хватило: на террасу торопливо ворвался Пэки, явно веселясь от всей души.

— Ох и намучился я с этим чокнутым… о, прошу прощения, я имел в виду, с вашим достопочтенным папой. Он выдвинул три разных плана, один безумнее другого. Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить его — все практические действия следует предоставить мне.

Блэр хрипло полаял.

— С чего вдруг такой сардонический смех? — удивился Пэки.

— Поправьте меня, если ошибаюсь, но мне кажется, что мне тоже перепала некоторая доля практических, как вы называете, действий.

— Что? — вытаращился Пэки. — Держать Мэдвей за ручку? Это, по-вашему, действия? Детские забавы! Между прочим, очень приятные. Вдобавок такой опыт очень пригодится вам в вашем бизнесе. Не удивлюсь, если вы выудите из него сюжетик для нового романа.

— В романах Блэра нет сюжетов.

— Хм, вот как? А почему?

— Он считает, что сюжет — это слишком примитивно.

— Надо как-нибудь почитать. Но не сейчас, само собой. Потом. На досуге.

— Критики пишут, что его романам присуще новое бесстрашие.

— Это уже кое-что!

Литературную дискуссию оборвал внезапный уход обсуждаемого автора. Темнее тучи, Блэр затопал к дому. Пэки проводил его тревожным взглядом.

— Обиделся, а?

— Да. Немножко.

— А он… хм, забыл, что хотел сказать.

— Да, именно.

— Этого я и боялся.

— С Блэром иногда бывает очень трудно, — тяжело вздохнула Джейн.

— Могу себе представить.

— Артистический темперамент, всякое такое.

— Скорее всего. Мудреные личности романисты эти. Наверное, им чернила в голову бросаются.

— Иногда я думаю…

— Что?

— Да так! Ничего.

— Простите, — раздался позади неодобрительный голос, — но вы сейчас, виконт, очень заняты?

Они обернулись. Спрашивала мисс Путнэм, благожелательно сияя через роговые очки.

— Миссис Гедж настоятельно просила, чтобы я показала вам протекающий бачок.

В намерения Пэки вовсе не входило тратить погожий летний день на осмотр разных там бачков. Предложение, столь манящее для слесаря, его не заинтриговало. Однако человеком он был любезным.

— Взгляну с наслаждением. — Пэки повернулся к Джейн. — А вы? Не присоединитесь к нам?

— Нет, вряд ли. Спасибо.

— Девушки нынче, — повернулся Пэки к мисс Путнэм, покачивая головой, — до того пресыщенные, ужас!

— Я хотела пойти на лужайку, посидеть в гамаке.

— Смотрите, пропустите самое занимательное. Но поступайте как знаете. Я подойду чуть позже.

— Это отнимет всего несколько минут, — кротко уточнила мисс Путнэм.

— Значит, через несколько минут, — сообщил Пэки, — я присоединюсь к вам.


Загрузка...