2 Луммедаленский Канюк почитает себя королем эльфов, следователь Ульсен критикует соус, и Фредрик Дрюм жалеет, что при нем нет звездного кристалла

Некоторое время Фредрик сидел, созерцая призрачное видение под деревьями, и поскольку его психика более не была настроена проводить различие между кажущейся реальностью и непосредственно воображаемым, видение не повлияло на его душевное равновесие. Медленно кивнув головой, он выбрался через люк наружу и опустился в заросли крапивы у стены.

Фигура продолжала совершать плавные, хотя и не слишком грациозные движения. Наконец, исполнив нечто вроде пируэта, упала и осталась лежать на земле.

Зеленоватое сияние служило Фредрику ориентиром, когда он медленно направился к фигуре. Фигура оказалась мужчиной.

Фредрик остановился метрах в двух от него. Мужчина лежал неподвижно лицом вверх. Одет он был в какое-то тряпье; разрезанные простыни и другие куски ткани, облекающие его тело, привязанный на поясе карманный фонарь освещал то красным, то зеленым светом.

– И где же остальные члены балетной труппы? – негромко справился Фредрик.

Мужчина быстро сел и уставился в темноте на Фредрика, зажав ладонью рот. Потом вдруг начал хихикать.

– Я – Боморил-Боморил-Боморил, чи-хи, спасибо за угощение, чи-хи, чи-хи, иные собирают обманиху и ручьиху, запивают жабьим соком, чи-хи. Спасибо, – произнес он тонким пронзительным голосом.

– Не за что, – Фредрик мало что извлек из услышанного сверх того, что мужчина явно считал себя королем эльфов Боморилом. – Представление окончено?

Светящаяся куча тряпья зашевелилась, как бы для того, чтобы продолжить танец, но Фредрик вовремя ухватился за конец рваной простыни.

– Постой, Боморил.

– Не трогай, не трогай, не прикасайся, я воздух, вода и огонь. Я горю, чи-хи, я прыгаю! – Мужчина вырвался и прыгнул по-лягушачьи.

Фредрик вспомнил, как Халлгрим однажды рассказывал ему про одного чудака, известного под прозвищем Луммедаленский канюк, который пугал людей по ночам, являясь им в диковинных одеяниях, и совершал самые странные поступки. Так, во время последнего нашествия пеструшек он в огромных количествах поедал эти символы норвежской природы, упорно называя себя канюком. Отсюда и такое прозвище. Этот безобидный сумасброд частенько навещал Халлгрима. В больнице, из которой его выпускали на прогулки, он слыл человеком странным, добрым и совершенно не способным причинить кому-либо вред.

Сейчас Луммадаленский канюк стоял перед Фредриком, улыбаясь мокрыми губами.

В небе на востоке появилась луна.

– Ты навещал Халлгрима сегодня? – спросил Фредрик.

Канюк хихикнул.

– Боморил танцует для Халлгрима ночью. Халлгрим видит, чи-хи. А ты кто такой… ты кто такой… ты кто такой? – пропел он.

– Я Фредрик, друг Халлгрима. Не знаешь, сегодня еще кто-нибудь навещал Халлгрима? Ты, великий король эльфов, все должен знать.

«Сумасшедшим известно больше того, что когда-либо узнает нормальный человек», – сказал себе Фредрик, не задумываясь о всем значении этой мысли.

– Три без трех камень на камень, чи-хи, чи-хи. – Король эльфов заплясал вокруг Фредрика.

– В самом деле, – пробормотал Фредрик. – А что еще, могущественный Боморил?

– Иные собирают обманиху, а я ем ягоды, чи-хи. – Он показал Фредрику язык.

– Конечно, конечно. Сейчас ведь осень.

Фредрик ухитрялся не отставать от чудака, продолжая задавать хитрые вопросы, надеясь хоть что-то узнать о том, что происходило на хуторе Халлгрима последние двенадцать часов. Тщетно. В туманных изречениях Луммедаленского канюка не просматривалось никакого смысла.

Проплясав вместе с ним почти до конца аллеи, Фредрик сдался и пошел обратно к дому. При яркой луне было отлично видно дорогу.

Шел первый час, когда он наконец сел за руль и поехал домой, в город.

Дома Фредерик откупорил бутылку марочного бордо «Шато Дюкрю Бокайу». Хорошенько насладившись запахом букета, чихнул три раза, потом сделал добрый глоток. Всю остальную часть ночи он просидел в бездумной дреме перед столом, на котором лежал окровавленный камень.

Стерильная столешница конторки Скарпхедина Ульсена была все такой же стерильной. Часы показывали без четверти двенадцать, его ввели в курс дела, и он отчетливо представлял себе роль одного конкретного лица во вчерашнем убийстве.

Поднявшись со стула, он доковылял до полки с двадцатью четырьмя пустыми скоросшивателями, взял одну из стоявших там двух книг, открыл ее наугад и прочитал вслух английский текст:

«Прежде чем рассматривать особенности энергий, заключенных в кристаллах, полезно разделить эти энергии на две различные группы. К первой отнесем так называемые материальные энергии, то есть те виды энергии, которые поддаются измерению современными научными методами, сюда относятся электричество, свет, тепло, энергия механического движения. Вторую группу тогда составят духовные энергии, то есть энергии, не поддающиеся измерению существующими методами, например, энергия мысли…»

Поставив книгу на место, он посмотрел на матовое стекло в двери, никого не увидев в коридоре, и подумал: «Остается только, как и прежде, одному отведать хорошую трапезу. В „Д’Артаньяне“. Ситуация не позволяет пригласить ее. Это может все испортить. Я вышел на след. Иду».

Полчаса спустя он сидел за уединенным столиком в упомянутом изысканном ресторане, и когда официант Бу принес меню, приветствуя с улыбкой постоянного посетителя, по всему телу Скарпхедина Ульсена разлилось блаженное чувство.

– Утка по-гасконски, дежурный сыр и фрукты, – заказал он на безупречном французском языке.

Последовало горячее обсуждение белых вин, которое завершилось полным согласием сторон.

В разгар трапезы Скарпхедин Ульсен вдруг отложил в сторону ложку для соуса, устремил взгляд куда-то в пустоту, потом подозвал официанта.

– Извини, – сказал он, – но ведь это как будто называется апельсиновым соусом? Тебе не кажется, что в нем немного недостает померанцевой кислоты?

– В самом деле, черт подери! – согласился Бу. – Я подскажу Фредди.

Он повернулся, чтобы уйти, но Скарпхедин остановил его.

– И еще одно… – Он неловко прокашлялся. – Луммедален… Ты хорошо знаешь те места?

– Ну-у-у, – протянул Бу, – как сказать. Мы ездили туда собирать грибы и ягоды.

– Вот именно, – кивнул Скарпхедин. – Не буду касаться деталей трагедии, свидетелями которой вы стали вчера. Только один вопрос: случайно, вы не заметили, чтобы кто-то – кто-то посторонний – подобрал некий предмет на дорожном полотне? Что-нибудь вроде большого камня?

Бу подпер рукой подбородок, как будто задумался, удивленный таким вопросом.

– Нет, – твердо произнес он наконец. – Ничего такого не видели. Как с вином – угадали?

Скарпхедин рассеянно кивнул. После чего вдруг резко задал новый вопрос:

– Что делал твой шеф, Фредди Нильсен, вчера утром в Национальной галерее? Он тоже пришел полюбоваться ассирийским царем Ашшурбанипалом?

– Как-как? Честное слово, не знаю. – Бу, пятясь, удалился, а Скарпхедин удовлетворенно продолжил трапезу. Он получил нужный ответ.

Оставалось только продолжать расследование и довести его до конца. И перспектива успешного исхода отнюдь его не радовала.

Войдя в помещение Национальной галереи, Фредрик сразу заметил, как взбудоражены ее сотрудники. Вход в отдел классической скульптуры был закрыт.

Фредрик приветствовал кивками и улыбками знакомых деятелей, в том числе профессора Каана де Берга, коллегу и духовного антипода Халлгрима Хелльгрена.

– Что у вас тут произошло? – непринужденно справился он.

– Вопрос вопросов, Фредрик, – отозвался Лекфинн Шолд, подойдя к нему и беря его за руку. – Произошла такая невероятная вещь, что мы даже еще не решились вызвать полицию. Исчезла со своего цоколя статуя ассирийского царя Ашшурбанипала каким-то таинственным образом между десятью утра вчерашнего дня и половиной девятого сегодня, вынесен четырехтонный гранитный монолит. Вынесен, хотя это никак не возможно сделать.

– Да уж… И вы не обратились в полицию?

– Кажется, в эту минуту с ними связываются по телефону. Господи, это безумие какое-то. – Бледное лицо старшего хранителя заметно осунулось.

В голове Фредрика роилось несколько мыслей. В том числе мысль о том, что здесь еще не знают о гибели Халлгрима Хелльгрена, что сотрудники полиции еще не приходили сюда, чтобы расспросить о распорядке дня покойного, и что они пока не усмотрели связи между тем, что находилось в гостиной Халлгрима и Национальной галереей. Однако их появление здесь – только вопрос времени. Может быть, они сию секунду поднимаются по ступенькам к входу.

– Слышишь, Лекфинн, можно мне на минутку зайти в зал классической скульптуры?

– Пошли, дружище. – Лекфинн Шолд потянул Фредрика за собой. – Вот, гляди…

Он уныло покачал головой.

И Фредрик увидел. Пустое пространство там, где стояла скульптура – между конной статуей работы Донателло и сфинксом из Пергама. На цоколе, бетонной плите высотой около десяти сантиметров, явно виднелся светлый овальный след от колосса. Ширина овала по большой оси превышала один метр.

– Как это было сделано, кому это нужно, Фредрик… – удрученно вымолвил хранитель.

На плите не было ни одной песчинки, ничто не говорило за то, чтобы вес и размеры статуи представляли проблему для похитителей. Ни одной царапины на натертом до блеска полу. Между тем казалось совершенно невозможным кантовать Ашшурбанипала, не повредив и не свалив другие статуи. Фредрик остановился, глядя на маленькое окно в верхней части одной из стен, высотой меньше полуметра, шириной около метра. Во всем зале не было экспоната, который пролез бы в это окно.

– Это – единственное отверстие? – спросил он, указывая пальцем. – Или тут есть какие-то потайные выходы?

Лекфинн Шолд отрицательно покачал головой.

– Чтобы поднять такую статую, требуется кран и всякие приспособления. И тебе должно быть известно, что здание надежно охраняется. Незаметно проделать такую операцию никак нельзя. Даже будь вся охрана причастна к этой абсурдной краже, все равно нельзя. Понятно теперь, почему мы медлили с обращением в полицию? Хочешь знать, так мы уже начинаем сомневаться – да стояла ли здесь вообще когда-нибудь скульптура Ашшурбанипала?

– Вот как? – Фредрик обошел вокруг цоколя.

– Тем не менее четыре сотрудника галереи готовы поклясться, что статуя была здесь во всяком случае в десять утра вчера.

Старший хранитель достал из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб.

– Днем в этом зале никто не дежурит?

– Господи, зачем? Вынести отсюда что-нибудь незаметно для дежурных в вестибюле просто невозможно! – Он всплеснул руками.

– Что верно, то верно… Размеры экспонатов этого зала вряд ли могли соблазнить какого-нибудь карманника.

Фредрик направился к двери, увлекая за собой Лекфинна. В любую минуту сюда могла нагрянуть полиция с информацией, от которой сотрудники галереи надолго утратили бы дар речи. Ему следовало поторопиться.

– А вам здесь известно, кто из посетителей заходил в этот зал, скажем, между десятью утра и тремя часами дня?

Лекфинн Шолд тупо усмехнулся.

– Уж не хочешь ли ты сказать… Это же просто глупо…

– В данном случае только глупое представляется вероятным, – ответил Фредрик.

– Спроси фрёкен Хауг. Она сидела за столиком перед дверью, каждый день там сидит.

Хранитель продолжал тупо усмехаться.

Полиция уже поднималась по ступенькам, но Фредрик успел отвести фрёкен Хауг в сторонку и узнать, что вчера в зал заходили два десятка одиночных посетителей, кроме того, с девяти до половины одиннадцатого профессор Себерг читал там лекцию о римских орнаментах для студентов, будущих археологов, среди дня туда с шумом вторглись учащиеся одной из пригородных школ, да пять-шесть курсантов из военного училища приходили посмотреть на статуи римских воинов. Были среди посетителей и дипломаты: несколько сотрудников английского посольства интересовались классической скульптурой. И были длительные промежутки, когда зал оставался пустым.

Выходя из галереи, Фредрик заметил, что Лекфинн Шолд разговаривает с сотрудником уголовного розыска. По бледному лицу старшего хранителя было видно, что ему сообщили о смерти Халлгрима Хелльгерна. Фрёкен Хауг громко рыдала.

– Дрюм!

Профессор Каан де Берг трусил за ним вдогонку по тротуару.

– Что я слышу, черт побери! Халлгрим мертв, его убили! Еще вчера я разговаривал с ним, и он сказал, что вечером ждет тебя в гости. Что происходит, черт возьми?

Фредрик посмотрел на возбужденного долговязого ученого. Глаза профессора грозили выскочить из орбит, волосы черными космами облепили лоб.

– Воинствующий царь пришел в движение, как и положено воителям, когда они чуют угрозу. Ты разве не рад, ведь это подтверждает твою теорию, по которой войны, убийства, насилие сопутствуют человечеству с тех самых пор, как первый человек спустился с дерева, насилие присуще самой природе человека, а потому война неразрывно связана со всяким нашим деянием. Ты ведь так пишешь и говоришь. – Фредрик говорил спокойно, точно описывал рецепт приготовления манной каши с изюмом.

Каан де Берг стоял, разинув рот, будто рыба, выброшенная на берег.

– Но… ведь это… это невозможно…

– Для тебя, что бы ты ни услышал, все невозможно, разве не так? Мое толкование минойского линейного письма Б – невозможно, суждения о досаамском рисуночном письме – невозможны, мои соображения о пирамиде Хеопса – невозможны, как и гипотезы Хелльгрена насчет статуэток Матери-Земли, так я говорю? – На Фредрика накатил схоластический раж, однако он поспешил взять себя в руки, увидев страдальческое выражение лица профессора: – Заходи ко мне в «Кастрюльку», когда будет время, и мы вместе вернем Ашшурбанипала в галерею, идет?

И он зашагал дальше, оставив Каана де Берга стоять на тротуаре во власти такого напряжения, как если бы его только что выбросило из ускорителя заряженных частиц.

– Правда, красиво?

Женщина говорила на безупречном английском языке. Стоя у крепости Акерсхюс, она повела рукой в сторону гавани Осло. Мужчина рядом с ней кивнул. На нем был элегантный грубо-шерстяной костюм, темные роговые очки; в правой руке металлический чемоданчик. Ему было под пятьдесят, ей – тридцать с хвостиком.

– Первый раз в Осло, верно?

Он снова кивнул и потер щеку левой рукой. Дул промозглый осенний ветер. Мужчина был чем-то обеспокоен, и панорама Осло его не особенно восхищала.

– Видите рельсы внизу? Раньше в Осло было два вокзала – Восточный и Западный, их соединяла ветка, проведенная через центр. Не слишком практично, верно?

Мужчина наклонился через перила, чтобы рассмотреть нечто, нисколько его не интересующее. До рельсов внизу было метров тридцать.

– Я могу подержать ваш чемоданчик, чтобы вы могли рассмотреть одну вещь, о которой не знает ни один турист. В стене над рельсами есть ниша, и в ней лежит подлинный череп одного из наместников, которые обитали в этой крепости. Возьмитесь рукой вот за этот железный столбик и наклонитесь как можно ниже – сразу увидите. Только будьте осторожны.

Женщина быстро осмотрелась вокруг. Кроме них двоих, здесь, наверху, никого не было.

Предложение посмотреть на старый череп как будто заинтересовало мужчину в твидовом костюме. Он улыбнулся женщине, подал ей чемоданчик и выбрался на самый край стены, крепко держась за железный столбик.

Однако, видимо, недостаточно крепко.

От сильного пинка сзади он сорвался вниз и, не успев даже вскрикнуть, разбился насмерть о рельсы.

Женщина живо пригнулась и, никем не замеченная, хорьком шмыгнула прочь с опасного места.

У Фредрика было тяжело на душе. Зайдя в киоск у кинотеатра «Фрогнер», он купил свежие газеты. Об убийстве писалось мало, и имя жертвы вовсе не называлось. Похоже было, что полиция склонна толковать случившееся как безумный поступок невменяемого лица. Дескать, серьезных улик не обнаружено, но опрос местного населения кое-что дал и следствие продолжается.

Луммедаленский канюк…

Хоть бы бедняга сумел толково объясниться, чтобы с него было снято подозрение.

Про статую ничего не писали.

Достав из кармана ключ, он отпер дверь «Кастрюльки» – крохотного эксклюзивного ресторанчика, который вместе со своим компаньоном Тубьёрном Тиндердалом учредил несколько лет назад на улице Фрогнер. Успех их предприятию обеспечила искренняя любовь к доброкачественным норвежским продуктам и традициям национальной кухни вкупе с необузданной фантазией при использовании трав и приправ. Плюс сказочные соусы Тоба и дарованный Фредрику талант в подборе вин. Его чутье на хорошие вина было известно далеко за пределами норвежской столицы.

Тяжело вздохнув, он опустился на стул у их личного столика в глубине зала, возле кухонной двери, за полками, на которых стояли бутылки и разные баночки с приправами и прочим соблазнительным содержимым.

Из-за двери доносилось тихое пение, тянуло запахом ухи. Там Анна готовила все необходимое для вечернего меню. Она ворвалась в жизнь его и Тоба, словно ураган с Лофотенских северных островов, принесший с собой все, чем изобиловали соленые воды Ледовитого океана – бурые водоросли, морских ежей, мидии и гребешки, мойву, пикшу и треску, морских улиток, криль и зубатку. Они с ходу приняли ее на работу и предоставили статус компаньона и совладельца «Кастрюльки».

В ресторанчике царила радостная атмосфера, и в последние недели Фредрик стал замечать какое-то странное щекотание в груди, когда он стоял над кастрюлями рядом с Анной. Сметливый Тоб не замедлил вызваться быть тамадой на свадьбе.

Фредрик сидел, опустив голову на ладони. В эту минуту он ощущал только скорбь и безнадежность. Халлгрим Хелльгрен был хорошим другом. Не счесть часов, проведенных ими вместе за решением очередной увлекательной археологической загадки. Теперь гибель друга и связанные с этим обстоятельства явили загадку, грозящую полным затемнением, предохранители в мозгу разом перегорели.

– Фредрик? – в дверях показалась Анна.

Он поднял голову, посмотрел на нее. Круглое доброе лицо Анны покрылось легким румянцем, и она неуверенно подошла к столику.

Фредрик ткнул пальцем в лежащую перед ним газету.

– Халлгрим, – сказал он. – Халлгрим Хелльгрен.

Она взяла газету, прочла отмеченные им строки, положила газету обратно на стол и осторожно погладила Фредрика по голове. Он встал и неожиданно обнял ее, крепко прижал к себе, вдыхая запах ухи, нежный аромат духов, шафрана и миндаля.

– Мне нужно освободиться на несколько дней, – прошептал он. – Это возможно?

– Конечно, – ответили губы у его шеи. – У нас есть три ученика, они подменят тебя, только рады будут.

– Спасибо, – тихо произнес он, отступая назад. – Ты… скажи Тобу… объясни… сама знаешь…

Он говорил сбивчиво, смущенно отведя глаза.

Она улыбнулась. Улыбнулась ему. В этой улыбке содержался весь спектр чувств, овладевших ими. Хорошая улыбка, она придаст ему силы на много дней вперед. Он направился к выходу.

– Если позвонят из полиции, скажи, что я пошел на речку кормить голубей.

– Фредрик?

Он остановился на пороге.

– Только не затевай никаких глупостей.

– Глупости, дурости, сапоги всмятку. – Он подмигнул ей, послал воздушный поцелуй и вышел.

Улица Саксегорд в Старом городе – старейшая улица Осло. Она находится примерно там, где в средние века возле устья реки Ална помещался Восточный переулок. Свое название получила, вероятно, в XIV веке, когда здесь была усадьба, устроенная отцом судьи-старейшины Агмюнда Саксессона. Современная улица начинается как раз там, где расположены развалина старейшей в Норвегии церкви – Святого Климента, под шоссейным мостом. Фредрик вышел из трамвая на остановке у Городской больницы, пересек железнодорожный мост и остановился перед воротами дома номер три на улице Саксегорд. Первый этаж старинной усадьбы занимал центр помощи престарелым Армии спасения.

Он осмотрелся. Весь последний час его не покидало неприятное ощущение, что за ним следят, хотя никаких признаков слежки не было видно. Может быть, содержимое кожаной сумки, которую он нес с собой, тяготило его, легкое чувство вины заставляло быть настороже.

Он прошмыгнул через ворота во двор. Быстро прошагал к двери в боковой стене здания. Вытащил из кармана связку ключей и отпер дверь.

В лицо ему пахнул затхлый воздух. Здесь помещался вход в один из подвалов усадьбы. Последние тридцать лет он пустовал, и, насколько Фредрику было известно, ключи были только у начальника археологической службы, у Халлгрима и у него.

Включив карманный фонарик, он спустился по ступенькам вниз, откуда начинался длинный узкий коридор с висящей под потолком паутиной. Пол тут был не совсем обычный, вымощенный истертыми за века плотно пригнанными торцами. В середине века этот пол был частью мощеной улицы; подвал появился, когда в конце прошлого века здесь построили солидное здание. Подрядчик на этом сэкономил не одну тонну бетона.

Коридор упирался в стальную дверь с задвижкой и висячим замком; рама была обита войлоком. Это Халлгрим тут потрудился, чтобы помещение за дверью всегда было надежно заперто. Дескать, между стенами подвала находится земля, прилегавшая к церкви Святого Климента, и в ней чего только не содержится.

Фредрик отпер замок и потянул на себя тяжелую дверь. Увидел знакомый интерьер и печально улыбнулся. В центре помещения стоял массивный деревянный стол, рядом – два глубоких кресла. Освещение обеспечивали керосиновая лампа на столе и свечи в нишах. На полке стояли бокалы. На обломках церковной кладки размещалась богатая коллекция костей, черепов, а также рваная кольчуга. Следы средневековья…

Рядом с письменным столом у стены помещалась маленькая книжная полка, заполненная книгами и брошюрами по разным вопросам археологии. Здесь было все, что следовало знать о старом Осло, плюс еще кое-что.

Фредрик находился в личном миниатюрном тайном музее Халлгрима Хелльгрена. В отведенной для размышлений келье Халлгрима, где он мог не опасаться, что кто-то помешает его думам. Он, шутя, говорил, что черпает вдохновение и новые идеи из того, что кроется за стенами подвала.

Единственным, что нарушало стиль и атмосферу кельи, была тянущаяся вдоль потолка, вечно протекающая водопроводная труба. Убрать ее было нельзя, она снабжала водой жилые помещения наверху.

Поставив на пол свои сумки, Фредрик закрыл дверь. После чего зажег керосиновую лампу и несколько свечей. Скоро в келье распространилось приятное тепло.

Из пластиковых сумок он достал хлеб, масло, сыр, две бутылки марочного вина и различные фрукты. Из кожаной сумки извлек камень, послуживший орудием убийства. Положил его в центре стола.

Он собирался пробыть здесь некоторое время.

Во всяком случае столько, сколько понадобится, чтобы найти разумное объяснение – каким образом ассирийский царь Ашшурбанипал вчера между половиной одиннадцатого и четырьмя часами дня перенесся из Национальной галереи на хутор в долине Луммедален. И почему следствием этого явилось то, что голову Халлгрима Хелльгрена раздробила статуэтка Матери-Земли.

Ни больше ни меньше.

Некоторое время он сидел неподвижно, не прикасаясь ни к еде, ни к бумагам, которые разложил на столе. Уставившись в стену, слушал монотонные удары капель воды о брусчатку. Каждые двенадцать секунд по одной капле. Недостаточно, чтобы образовалась лужа. Земля между камнями впитывала влагу.

Немногим больше двух лет назад Фредрик Дрюм торжественно поклялся себе, что впредь – ни случайно, ни против воли – даже самые заманчивые археологические загадки не заставят его ввязываться в борьбу с преступными силами. Репутация видного специалиста по эпиграфике и толкованию древних письмен приводила к тому, что он подчас оказывался в далеко не приятных ситуациях. Силы, далекие от серьезной науки, нападали с тыла и наносили болезненные удары. Теперь ему исполнилось уже тридцать семь лет, и он почитал за счастье, что не утратил способность отличать бургундское от бордо. В его намерение не входило тратить остатки жизни на то, чтобы очищать от сорняков поле, которое днем служило науке и истории человечества, а ночью становилось заповедником змей и скорпионов.

Укусы оставили свои следы.

У него есть «Кастрюлька». Есть Тоб и Анна. И увлечение древними культурами и языками, которое он в свободное время разделял с хорошими друзьями, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания.

Халлгрим Хелльгрен был хорошим другом. И привлек к себе чье-то внимание. Так ли это?

Оторвав взгляд от стены, Фредрик взялся за бутылку с вином, тщетно поискал глазами штопор и сердито ударил горлышком о камень. Несколько капель тосканского вина попали ему на брюки.

Итак, он снова там – у кромки сети, сотканной какой-то ядовитой тварью. И выбор невелик: либо он разорвет эту сеть, либо его безжалостно накроют ею. Бегство невозможно. Край паутины уже прилип к нему.

Он сделал два добрых глотка из бутылки и разломил пополам батон. После чего еще раз принялся за чтение рукописи Халлгрима «Матерь-Земля».

«Первые раскопки в Турции, выявившие следы совершенно не знакомой нам культуры, были проведены экспедицией англичанина Джеймса Меларта в 1961–1963 годах. Оказалось, что уже восемь тысяч лет назад существовали высокоразвитые общества. Затем раскопки на Балканах, в Румынии, Чехословакии, Венгрии, Польше и на Украине позволили установить близкое родство с культурами Турции того же периода. Выяснилось, что развитые культуры существовали в Древней Европе задолго до культур Месопотамии, которую было принято считать колыбелью нашей цивилизации»…

«Речь шла о типичных земледельческих культурах, и характерно, что все они развились в регионах с плодородной почвой, обилием воды и превосходными пастбищами. Нередко общины располагались среди красивейших ландшафтов, но условия для обороны нигде нельзя было назвать благоприятными. Отсутствие оружия и укреплений говорит о мирном существовании различных поселений. То, что выражено в искусстве, не менее важно, чем то, что не выражено. В искусстве этих культур не видим изображений, связанных с войной или оружием. Нет в нем и героев, сцен насилия, намеков на примирение рабства. Зато есть множество символов, связанных с природой, изображений цветов и животных. Часто встречаются зачатки письменности».

Фредрик продолжал негромко читать вслух:

«Многое говорит о том, что длительный период истории человечества, с тридцатого до третьего тысячелетия до н. э., характеризовался мирным сосуществованием. Что же произошло затем? Какова была судьба культур Матери-Земли? Вероятно, все началось с того, что небольшая группа кочевников откололась от сложившихся структур и учредила общину с иерархическим и авторитарным правлением. Утвердились принципы превосходства и грубого насилия. Стремление улучшать свою жизнь за счет грабежей, поджогов, разрушений и убийств. Стали складываться отряды воинов, затем начали оформляться нации. Или, как это метко сказано у археологов Эйслера и Гимбутаса, меч заменил чашу. Изменился пол божества».

Фредрик читал быстро, задерживаясь на некоторых абзацах.

«Культуры Матери-Земли были почти равнодушны к смерти. Радость жизни, цветущей жизни, была для них главной. Однако все символы, к которым обращались эти люди, славя жизнь, постепенно были извращены и приспособлены к служению культу войны. Один из примеров – крест. Изначально он был одним символом культа Богини-Матери, обозначая рождение и рост растений, животных и людей. Это его значение перешло в египетские иероглифы, где крест означает жизнь и входит в состав таких слов, как „здоровье“ и „счастье“. Лишь в ассирийском и подчиненных власти Рима обществах, где людей сотнями тысяч распинали на шестах, крест стал символом смерти».

Читая заключительный абзац рукописи, которую автор, очевидно, собирался предложить для публикации в какой-нибудь специальный журнал, Фредрик нахмурился.

«Если признать существование миролюбивой матриархальной культуры, куда более протяженной во времени, чем известная нам история, из этого следуют весьма обширные выводы, выходящие далеко за рамки археологии. Возникают вопросы фундаментального значения – о человеческой природе, о происхождении религий, о справедливости политических идеологий. Теория о культурах Матери-Земли не оставляет камня на камне от нашей закоснелой культурно-идеологической платформы».

Фредрик размял во рту языком сыр и виноград, запил их вином. Прибавил огня в керосиновой лампе и записал на чистом листе бумаги:

Нападение на:

1) консервативную археологию;

2) геологический фундаментализм;

3) патриархальную культуру;

4) милитаристскую философию.

Поразмыслив, он объединил пункты 3 и 4. У патриархальной культуры и милитаристской философии – общее происхождение. Он не сомневался, что убийцу или убийц Халлгрима следует искать среди адептов какого-то из этих двух направлений.

Мотив убийства сокрыт не в повседневной жизни, а во взглядах Халлгрима. Он всегда считал, что если нажил каких-то врагов, то из-за своих гипотез о происхождении и сути человеческой природы, подтверждаемых аргументами из области культуры и археологии. Халлгрим не стеснялся весьма категорически излагать свои взгляды, которые встречали решительный отпор у его коллег.

Кому-то он был не мил.

Профессор Каан де Берг… Университетские круги… Почтенная международная организация «Общество сравнительной археологии» при Кембриджском университете… Все они предпочли бы зажать рот Халлгриму Хелльгрену с его взглядами.

Но убить?

Дистанция от полемических увечий до физического устранения слишком велика.

Фредрик отложил в сторону рукопись Халлгрима и сосредоточил внимание на лежащем на столе перед ним орудии убийства.

Статуэтка не была подлинным изображением Матери-Земли. Копия, но искусно выполненная. Отлитая из бетона и, судя по тяжести, с железным или свинцовым слитком внутри. Стало быть, она с самого начала предназначалась для убийства. Причем форма и символический смысл орудия делали его своего рода визитной карточкой. Почему убийца избрал именно такой вариант?

Подвешенный на веревке заурядный норвежский булыжник ничего не сказал бы следствию. Теперь же убийца словно показывал, что мотивом для преступления послужили научные занятия Халлгрима. Если мозг человека, замыслившего злодеяние, не поражен безумием, если убийца действовал не вслепую, а руководствовался изощренным планом, эта копия Матери-Земли приобретала совершенно особенный смысл.

Нередко очевидное – только видимость подлинного содержания.

Фредрик почувствовал себя виноватым перед полицией. Он скрыл от нее важнейшую улику. Полиция могла бы произвести химический анализ бетона. И что дальше?

Фредрик сердито встал, взял со стола статуэтку Матери-Земли и швырнул ее в темный угол. Этот камень только ведет в тупик.

Он погрузился в размышления, опустив голову на ладони. Время от времени отпивал немного вина из бутылки. Он был решительно настроен сидеть в этой келье, в полной изоляции, пока не докопается до сути трагедии и загадочных явлений в Луммедалене. Хотя бы на это ушел не один день.

Несколько лет назад Фредрик обзавелся замечательной вещицей – кристаллом в виде пятиконечной звезды, точной копией кристалла, найденного в одном из майяских храмов на полуострове Юкатан в Мексике. Звезда была величиной с пятак, толщиной около сантиметра. Он всегда носил ее в кармане как счастливый талисман. Фредрик Дрюм не был склонен к суеверию, однако этот кристалл обладал поразительным свойством. Преломляющийся в лучах звезды свет создавал самые неожиданные комбинации; можно было подумать, что кристалл желает что-то сообщить владельцу. Фредрик твердо верил, что именно этой звезде он был обязан своим спасением в труднейших ситуациях, хотя как она действует, объяснить не мог. Между ним и кристаллом шел какой-то таинственный диалог. Одолеваемый любопытством, Фредрик послал звезду на исследование в одну лабораторию в Англии, попросив специалистов выяснить, не связан ли необычный спектр ее лучей с особенностями атомной решетки.

Через некоторое время ему сообщили, что кристалл оказался чрезвычайно интересным, и лаборатория хотела бы продолжить тщательное исследование. Видимо, это исследование затянулось, потому что ему до сих пор не вернули звезду.

Как бы она пригодилась Фредрику сейчас… Он поднес бы ее к глазу, чтобы истолковать излучаемые сигналы. Воспринимать импульсы, направляющие мысль в непривычное русло. Зарядить свою фантазию космическим знанием.

Нелепо? Однако факт оставался фактом: с помощью кристаллической звезды он в клубе знатоков вина «Ликин» вслепую верно определил год и место производства восьми вин из восьми. Везение – заявили конкуренты, среди которых был Фредди Нильсен из «Д’Артаньяна».

Фредрик уставился на темную каменную стену. Предел его проникновения в начала долгой истории Осло. Его окружало мрачное средневековье, за каждой из трех стен была кладбищенская земля. Ему же надо было проникнуть в глубокую древность.

Во времена Ашшурбанипала.

Каким образом громадная статуя среди бела дня покинула Национальную галерею и материализовалась в маленькой гостиной Халлгрима в Луммедалене?

Почему именно Ашшурбанипал?

Снова след, отчетливее некуда, во всяком случае, если говорить о размерах и очертаниях. Присутствие Ашшурбанипала было призвано сделать убийцу невидимым. И наоборот: не стой там в гостиной Ашшурбанипал, оказались бы видимыми мотивы и личность убийцы!

Ну, конечно! На радостях, что его осенила внезапная эта догадка, Фредрик громко чихнул несколько раз подряд.

На седьмом чихе керосиновая лампа вдруг погасла, в келью вторгся какой-то посторонний шум, и Фредрик удивленно приподнялся в кресле.

Он успел разглядеть чью-то руку перед тем, как тяжелая стальная дверь с грохотом захлопнулась и звякнул запираемый висячий замок. В наступившей затем тишине явственно были слышны удаляющиеся по коридору шаги.

Когда они стихли, единственным звуком оставался стук капель из протекающего водопровода. По одной капле каждые двенадцать секунд.

Загрузка...