Глава 2

Через час десять Валландер выключил магнитофон. Хватит с него Ингве Леонарда Хольма. И потому что этот человек ему не нравится, и потому что на сей раз придется его отпустить. Валландер не сомневался, что человек по другую сторону стола был виновен в неоднократных и серьезных правонарушениях, связанных с наркотиками. Но ни один прокурор в мире не сочтет имеющиеся доказательства достаточными для того, чтобы передать дело в суд. И уж во всяком случае, не Пер Окесон, которому Валландер должен представить рапорт.

Ингве Леонарду Хольму было тридцать семь лет. Он родился в Ронебю, но с середины 1980-х жил в Истаде. Свою профессию он обозначил как продавец дешевых книг в мягких обложках на летних открытых рынках. В последние несколько лет он декларировал очень незначительный доход, но в то же время построил на участке неподалеку от полицейского управления большую виллу. Этот дом оценивался в несколько миллионов крон. Хольм уверял, что строительство финансировалось из его крупных выигрышей на скачках. Как и следовало ожидать, никаких квитанций на эти выигрыши у него не было. Они исчезли, когда сгорел фургон, в котором он хранил свою финансовую отчетность. Единственное, что он смог предъявить, — это двухнедельной давности квитанцию на четыре тысячи девятьсот девяносто девять крон.

Все это не изменило убеждения Валландера в том, что Хольм — последнее звено преступной цепи, которая занимается ввозом и распространением на юге Швеции внушительных количеств наркотиков. Косвенных доказательств более чем достаточно. Но арест Хольма был плохо организован. Следовало по меньшей мере синхронизировать два проведенных обыска: один — в доме Хольма, другой на складе в промышленном районе Мальмё, где он снимал помещение для хранения книг. Это была совместная операция полиции Истада и полиции Мальмё.

С самого начала все пошло вкривь и вкось. Помещение на складе оказалось пустым, если не считать одной-единственной коробки со старыми, изрядно потрепанными книжками. Хольм же, когда в дверь к нему позвонила полиция, смотрел телевизор, а у его ног сидела молодая женщина и массировала ему ступни. При обыске не нашли ничего. Одна из служебных собак, натасканных на наркотики, очень долго нюхала носовой платок, обнаруженный среди мусора. Химический анализ установил лишь то, что ткань соприкасалась с наркотиком. Выходит, каким-то образом Хольм был предупрежден об обыске.

Валландер не сомневался, что этот человек умен и умеет заметать следы.

— Мы должны отпустить вас, — сказал он, — но наши подозрения остаются в силе. Точнее говоря, я убежден, что вы активно занимаетесь перевозкой наркотиков в Сконе. Рано или поздно мы вас возьмем.

Адвокат, который представлял интересы Хольма, выпрямился.

— Мой клиент этого так не оставит. Такая бездоказательная клевета недопустима с точки зрения закона.

— Конечно, недопустима, — ответил Валландер. — Попробуйте арестуйте меня.

Хольм, небритый и очень страдающий от всей этой ситуации, остановил своего адвоката.

— Я же понимаю: полицейские просто делают свою работу, — сказал он. — К сожалению, вы ошибочно направили свои подозрения на меня. Я обыкновенный гражданин, который хорошо разбирается в лошадях и торговле книгами. И больше ничего. Более того, я регулярно жертвую деньги на благотворительность.

Валландер вышел из комнаты. Хольм пойдет домой, и там ему сделают массаж ног. Наркотики будут потоком идти в Сконе, как и прежде. Нам никогда не выиграть этой битвы, мрачно думал Валландер, идя по коридору. Одна надежда — что будущие поколения совершенно откажутся от наркотиков.

Была уже половина первого. Валландер проголодался. За окном начался дождь со снегом. Он выдвинул ящик стола и нашел меню пиццерии с доставкой. Пробежал глазами меню, не в силах принять решение, и в конце концов, закрыв глаза, ткнул пальцем наугад, а потом по телефону заказал пиццу, которую выбрала для него судьба. Положив трубку, подошел к окну и стал смотреть на водонапорную башню на другой стороне дороги.

Зазвонил телефон. Он сел за стол и поднял трубку. Это звонил из Лёдерупа его отец.

— Мне казалось, мы договаривались, что ты приедешь вчера вечером, — сказал отец.

— Мы ни о чем не договаривались, — спокойно ответил Валландер.

— Договаривались, я прекрасно это помню, — сказал отец. — Это ты становишься забывчивым! Я думал, у полицейских есть блокноты. Не мог, что ли, написать, что должен арестовать меня? Тогда бы, может, не забыл.

У Валландера уже не было сил сердиться.

— Сегодня вечером приеду, — сказал он. — Но на вчерашний вечер мы не договаривались.

— Ну, возможно, я и ошибся, — с неожиданной кротостью ответил отец.

— Я приеду около семи, сейчас у меня много работы, — сказал Валландер и повесил трубку. Мой отец занимается тонко просчитанным эмоциональным шантажом, подумал он. И хуже всего то, что он неизменно добивается успеха.

Привезли пиццу. Валландер расплатился и отнес коробку в комнату отдыха. Там за столом сидел Пер Окесон и ел какую-то кашу. Валландер сел напротив.

— Я думаю, ты хочешь поговорить о Хольме, — сказал Окесон.

— Хочу. Только нам пришлось его выпустить.

— Это меня не удивляет. Операция проведена в высшей степени неудачно.

— Об этом лучше поговорить с Бьорком, — сказал Валландер, — я не в курсе.

— А я через три недели ухожу в отпуск на полгода, — сказал Окесон.

— Я не забыл, — ответил Валландер. — Я буду по тебе скучать.

— Полгода пролетят быстро. Признаюсь, мне не терпится на некоторое время уйти. Мне нужно подумать.

— Кажется, ты хотел поучиться?

— Да. Но помимо этого еще и подумать о будущем. Оставаться ли до конца жизни государственным обвинителем? Или заняться чем-нибудь еще?

— Выучись на моряка и стань морским скитальцем.

Окесон энергично замотал головой:

— Нет, совсем не это. Но я подумываю о том, чтобы поработать за границей. В каких-нибудь проектах, где твои усилия могут действительно что-то изменить. Скажем, помогать строить систему правосудия там, где раньше ее не было. К примеру, в Чехословакии.

— Надеюсь, ты мне напишешь и расскажешь, — ответил Валландер. — Иногда я тоже думаю, продолжать ли мне заниматься этим делом до самой пенсии или еще чем-нибудь заняться.

Пицца была безвкусная. А вот Окесон уписывал свою кашу за обе щеки.

— Что за история с самолетом? — спросил Окесон.

Валландер рассказал ему, что знал.

— Странно, — отозвался он, когда Валландер закончил свой рассказ. — Может, наркотики?

— Ну да, наркотики, — подтвердил Валландер и пожалел, что не спросил у Хольма, нет ли у него легкого самолета. Если он смог себе позволить построить дом, то, может, и держать собственный самолет ему по средствам. Наркотики дают астрономический доход.

Они стояли у раковины и мыли за собой тарелки. Половину пиццы Валландер так и не доел. Развод отразился на его аппетите.

— Хольм — преступник, — сказал Валландер. — Рано или поздно мы его возьмем.

— Я не так уверен в этом, — ответил Окесон. — Но, разумеется, надеюсь, что ты прав.

В начале второго Валландер вернулся в свой кабинет и подумал, не позвонить ли Моне в Мальмё — их дочь Линда жила теперь с ней. С Линдой-то Валландер и хотел поговорить. В последний раз они разговаривали почти неделю назад. Линде было девятнадцать лет, и она еще не определилась в жизни. В последнее время она вернулась к мысли о том, чтоб заняться реставрацией мебели.

Однако вместо этого Валландер позвонил Мартинссону и попросил зайти. Они вместе прошлись по событиям сегодняшнего утра. Рапорт предстояло писать Мартинссону.

— Звонили и из Стурупа, и из Министерства обороны, — сказал Мартинссон. — Что-то неладно с этим самолетом. Его словно бы не существовало. И, похоже, ты был прав, когда подумал, что крылья и фюзеляж перекрашены.

— Посмотрим, с чем придет Нюберг, — сказал Валландер.

— Трупы уже в Лунде, — продолжал Мартинссон. — Единственный способ их идентифицировать — по зубам. Так страшно обгорели, что рассыпались при попытке положить их на носилки.

— Иными словами, нужно подождать и посмотреть, — сказал Валландер. — Я собираюсь предложить Бьорку сделать тебя нашим представителем в комиссии по расследованию причин катастрофы. Ты ничего не имеешь против?

— Всегда рад поучиться новому, — ответил Мартинссон.


Оставшись один, Валландер поразмышлял о разнице между ним и Мартинссоном. Его амбиции не шли дальше того, чтобы стать хорошим детективом. В чем он и преуспел. Другое дело Мартинссон. Тому хотелось получить пост начальника полиции — причем не в самом отдаленном будущем. И для него хорошо работать в поле — это всего лишь еще один шаг в карьере.

Выбросив из головы Мартинссона, он зевнул и взял верхнюю из стопы папок, высившейся на столе. Ему не давало покоя то, что он не спросил Хольма про самолет. Хотя бы для того, чтобы увидеть его реакцию. Но Хольм, вероятно, сейчас наслаждается роскошным ланчем в «Континентале» — со своим адвокатом.

Папка перед Валландером так и осталась нераскрытой. Он решил, что лучше поговорить с Бьорком, начальником их полицейского участка, про Мартинссона и комиссию по аварии, и пошел в конец коридора, где находился кабинет Бьорка. Дверь была открыта. Бьорк собирался уходить.

— У вас есть время? — спросил Валландер.

— Несколько минут найдется. Иду в церковь произносить речь.

Валландер знал, что Бьорк постоянно читает лекции в самых неожиданных местах. Он любил работать на публику — а Валландер этого активно не любил. Пресс-конференции были для него сущим наказанием. Валландер начал было рассказывать о событиях сегодняшнего утра, но Бьорку о них уже доложили. Он не возражал против того, чтобы назначить Мартинссона представителем полиции в комиссии.

— Я так понял, что этот самолет не был сбит, — сказал Бьорк.

— Пока все говорит просто об аварии, — ответил Валландер. — Но этот полет… определенно что-то в нем есть сомнительное.

— Мы сделаем все, что сможем, — сказал Бьорк, показывая тем самым, что разговор окончен. — Но мы не станем делать сверх того, что должны. Нам есть чем заняться.

И он ушел, благоухая лосьоном после бритья, а Валландер поплелся в свой кабинет. По дороге заглянул в кабинеты Рюдберга и Ханссона, но никого из них на месте не было. Он налил себе чашку кофе и некоторое время изучал дело об оскорблении действием, которое случилось на прошлой неделе в Скурупе. В нем появилась новая информация, которая позволяла предъявить мужчине, избившему свою невестку, официальное обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений. Валландер обработал материал и решил завтра передать это дело Окесону.

Без четверти пять в полицейском управлении было необычно тихо и безлюдно. Валландер решил пойти домой, взять машину и поехать за покупками — до семи часов, когда он обещал быть у отца, еще оставалось время.

Валландер надел пальто и пошел домой. Падал снег. Садясь в машину, он удостоверился, что в кармане лежит список того, что надо купить. Машина не хотела заводиться, скоро придется покупать новую. Но где взять денег? Наконец ему удалось завести двигатель, и он уже готов был нажать на газ, когда в голову ему пришла одна мысль. Хотя он понимал, что это бесполезно, любопытство пересилило, и он решил отложить поездку за покупками. Вместо этого он свернул на Остерледен и поехал к Лёдерупу.

Мысль, пришедшая ему в голову, была проста. В домике за Страндскоген-форест жил вышедший на пенсию авиадиспетчер, с которым Валландер познакомился несколько лет назад. Линда дружила с его младшей дочерью. И может быть, он ответит на вопрос, над которым Валландер ломал голову с тех пор, как увидел обломки самолета и услышал рассказ Мартинссона о его разговоре с Хавербергом.

Валландер свернул к дому, в котором жил Херберт Блумель. Выйдя из машины, он увидел и самого Блумеля — тот стоял на приставной лестнице и чинил желоб. Увидев, кто приехал, он кивнул в знак приветствия и осторожно спустился с лестницы.

— В моем возрасте перелом шейки бедра — это катастрофа, — сказал он. — Как дела у Линды?

— Хорошо, — ответил Валландер. — Она с Моной, в Мальмё.

Они вошли в дом и уселись на кухне.

— Сегодня утром за Моссбю разбился самолет, — сообщил Валландер.

Блумель кивнул и указал на радио на подоконнике.

— «Пайпер-чероки», — продолжал Валландер, — одномоторный. Я так понимаю, что в свое время вы были не только авиадиспетчером, у вас была и лицензия пилота.

— Да, мне доводилось летать на «пайпер-чероки», — кивнул Блумель. — Хороший самолет.

— Если я покажу на карте место, а потом дам направление и десять минут, насколько далеко на нем можно улететь?

— Это легко посчитать. У вас есть карта?

Валландер покачал головой. Блумель поднялся, вышел и через несколько минут вернулся со скатанной в трубочку картой. Они развернули карту на кухонном столе, и Валландер показал место, где разбился самолет.

— Допустим, самолет летел перпендикулярно берегу. Здесь, в этой точке, был слышен шум двигателя. Потом, максимум через двадцать минут, он вернулся. Конечно, мы не знаем, придерживался ли пилот именно этого курса в данный отрезок времени, но предположим, что да. Насколько далеко он мог улететь за половину этого времени? Пока не повернул назад.

— Обычно «чероки» летает на скорости примерно двести пятьдесят километров в час, — сказал Блумель. — Если груз не слишком тяжелый.

— Этого мы не знаем.

— Тогда предположим, что загрузка максимальная, а скорость встречного ветра — средняя.

Блумель молча что-то подсчитал и обвел кружок к северу от Моссбю, неподалеку от Сьобо.

— Примерно здесь. Но вы понимаете, что в этом уравнении слишком много неизвестных.

— И все же я теперь знаю гораздо больше, чем несколько минут назад. — Валландер задумчиво постучал пальцами по столу. — Почему самолеты падают? — спросил он, помолчав.

— Ни одна катастрофа не похожа на другую, — сказал Блумель. — Это может быть существенная причина, например неисправность электрики. Но в общем и целом почти всегда в основе каждой конкретной катастрофы лежит своя конкретная причина. И почти всегда в какой-то степени дело в ошибке пилота.

— От чего может упасть «чероки»?

Блумель покачал головой:

— Мог отказать мотор. Плохой уход. Подождите, посмотрим, к каким выводам придет комиссия по расследованию.

— Опознавательные знаки закрашены, и на фюзеляже, и на крыльях, — сказал Валландер. — Что бы это значило?

— Что кто-то не хочет, чтобы его узнали, — сказал Блумель. — Для самолетов тоже существует черный рынок, так же как и для всего остального.

— А я думал, что воздушное пространство Швеции на замке, — сказал Валландер. — Так вы хотите сказать, что этот самолет нелегально пересек границу?

— Нет в этом мире ничего абсолютно непроницаемого, — сказал Блумель. — Кому нужно и у кого денег много, тем легко пробраться через границу.

Блумель предложил кофе, но Валландер отказался.

— Мне еще нужно заглянуть к отцу в Лёдеруп. А если я опоздаю, он меня запилит окончательно.

— Одиночество — вот проклятие старости, — сказал Блумель. — Я скучаю по своей контрольной башне просто до боли. Мне каждую ночь снится, что я провожу самолеты по воздушным коридорам. А когда просыпаюсь, идет снег, и все, что я могу сделать, — это починить желоб.

Они простились во дворе. В Херрестаде Валландер заехал в магазин и без трех минут семь был уже у отцовского дома. Снег кончился, но тучи по-прежнему тяжело нависали над землей. В окнах маленькой боковой пристройки, где отец устроил себе мастерскую, горел свет. Идя по двору, Валландер полной грудью вдыхал свежий воздух. Дверь была открыта: отец услышал, как подъехала его машина. Он сидел у мольберта в старой шляпе, приблизив близорукие глаза к полотну, которое только что начал. Запах растворителя всегда внушал Валландеру чувство дома. Вот что осталось ему от детства — запах растворителя.

— Ты не опоздал, — заметил отец, не взглянув на него.

— Я никогда не опаздываю. — Валландер сбросил со стула газеты и сел.

Отец работал над изображением тетерева. Когда Валландер вошел в мастерскую, он наложил трафарет на холст и закрашивал вечереющее небо. Валландер посмотрел на него с внезапной нежностью. «В нашем роду он последний передо мной, — подумал он. — Когда он умрет, следующим буду я».

Отец отложил кисти и трафарет, встал. Они прошли в дом. Отец поставил на стол кофе и принес рюмки. Валландер, поколебавшись, кивнул. Одну можно себе позволить.

— Покер, — сказал Валландер. — За прошлый раз ты должен мне четырнадцать крон.

Отец внимательно посмотрел на него:

— Мне кажется, ты мошенничаешь, но я не могу понять, как именно.

Валландер ошеломленно заморгал:

— Ты считаешь, что я обманываю родного отца?

Тут отец сдал назад:

— Нет, на самом деле нет. Но в прошлый раз ты почему-то все время выигрывал, так не бывает.

Разговор иссяк. Они стали пить кофе. Отец, по обыкновению, громко хлюпал, и это раздражало Валландера — так же, как и всегда.

— Я собираюсь уехать. Далеко, — вдруг сказал отец.

— Куда?

— В Египет.

— В Египет? Что ты там будешь делать? Я думал, ты хочешь увидеть Италию.

— Египет и Италию. Ты никогда меня не слушаешь.

— И что ты собираешься делать в Египте?

— Посмотреть на Сфинкса, увидеть пирамиды. Время уходит. Кто знает, сколько мне еще осталось. Но перед смертью я хочу увидеть Рим и пирамиды.

Валландер покачал головой:

— А с кем ты собираешься ехать?

— Я вылетаю через несколько дней самолетом «Иджипт эйр», прямой рейс до Каира. Буду там жить в прелестной гостинице под названием «Мена-Хаус».

— То есть ты полетишь один? Чартерным рейсом? Ты шутишь? — с недоверием произнес Валландер.

Отец взял с подоконника билет и протянул ему. Валландер понял, что отец не шутит. Действительно, билет на рейс Копенгаген — Каир на четырнадцатое декабря. Он положил билет на стол. У него не было слов.


В половине одиннадцатого Валландер уехал из Лёдерупа. Тучи понемногу рассеивались. Похолодало. Значит, завести «пежо» будет еще труднее, чем всегда. Но мысли его были заняты не машиной, а тем, что он не сумел отговорить отца от поездки в Египет. Или хотя бы отложить ее до того времени, когда он сам сможет поехать вместе с ним.

— Тебе почти восемьдесят, — говорил Валландер. — В твоем возрасте не стоит делать такие вещи.

Но его возражения не принимались всерьез. Со здоровьем у отца все в порядке. И пусть он порой одевается несколько необычно, что ж, он получит уникальную возможность адаптироваться к новой ситуации и познакомиться с новыми людьми. Когда Валландер понял, что билет включает в себя трансфер до гостиницы, расположенной недалеко от пирамид, его тревога стала потихоньку рассеиваться. Он не понимал, что заставляет отца лететь в Египет, к Сфинксу и пирамидам. Но и не мог не вспомнить, что много лет назад, когда он был еще маленький, отец часто рассказывал ему об удивительных постройках на плато Гиза, совсем рядом с Каиром.

Валландер помедлил, положив ладонь на ручку дверцы и полной грудью вдыхая ночной воздух. Странный у меня отец, думал он. Но от этого никуда не денешься.

Валландер обещал утром четырнадцатого отвезти его в Мальмё. Записал телефонный номер «Мена-Хаус», где собирался остановиться отец. А поскольку тот, не будучи склонен тратить деньги без необходимости, не купил себе страховки, Валландер решил завтра попросить Эббу заняться страховкой для отца.

Машина с трудом завелась, и он поехал в Истад. На Мариагатан он вернулся в начале двенадцатого. Открыв входную дверь, увидел в почтовом ящике письмо. Он вскрыл конверт, уже зная, от кого оно — от Эммы Лундин, медсестры истадской больницы. Валландер обещал вчера ей позвонить, и теперь она беспокоилась, не случилось ли чего. Шла мимо его дома к себе на Драгонгатан и бросила письмо в ящик — отчего он не позвонил? Валландер почувствовал укол вины. Они познакомились месяц назад. Разговорились на почте на Хамнгатан. Потом столкнулись в продовольственном магазине. И через несколько дней вступили в связь, не слишком пылкую ни с той, ни с другой стороны.

Эмма была годом младше Валландера, разведенка с тремя детьми. Валландеру скоро стало ясно, что эти отношения нужны скорее ей, чем ему. И, не делая резких движений, стал потихоньку высвобождаться. Сейчас, стоя у себя в прихожей, он понял, почему не позвонил: у него просто не было желания ее видеть. Он бросил письмо на кухонный стол и решил положить конец этим отношениям, у которых все равно нет будущего, нет никаких перспектив. Валландер чувствовал, что ему нужно совсем другое, то есть совсем другая. Такая, которая смогла бы заменить ему Мону. Если такая женщина вообще существует. На самом деле он мечтал о том, чтобы Мона вернулась.

Он переоделся в старый потертый халат, и тут зазвонил телефон. Часы показывали четверть двенадцатого. В надежде, что не случилось ничего серьезного и что вновь одеваться не придется, он снял трубку. Звонила Линда. Он, как всегда, рад был слышать ее голос.

— Где ты был? — спросила она. — Я тебе весь вечер звоню.

— Могла бы догадаться, — ответил он, — и позвонить дедушке. Там-то я и был.

— Об этом я как-то не подумала. Ты же никогда к нему не ходишь.

— Я не хожу?

— Так он говорит.

— Он много чего говорит. Кстати, через несколько дней он улетает в Египет, к пирамидам.

— Вот это да! Я бы тоже не отказалась.

Валландер на это ничего не сказал. Он слушал ее подробный рассказ о том, как она провела последние два дня, и радовался, что она явно нашла свое призвание в реставрации мягкой мебели. Вероятно, Моны не было дома, поскольку обычно ее раздражало, когда Линда так долго разговаривала по телефону. Он ощутил укол ревности. Хотя они и в разводе, он никак не мог примириться с мыслью, что она встречается с другим мужчиной. Разговор они закончили на том, что Линда обещала встретиться с ним в Мальмё и проводить дедушку в его египетское путешествие.


Утром двенадцатого декабря температура опустилась до минус четырех. Не было еще и семи, Валландер сидел в кухне, и тут зазвонил телефон. Это был Блумель.

— Надеюсь, не разбудил, — сказал он.

— Я уже встал. — Валландер взял в руки кофейную чашку.

— После того как вы ушли, мне пришли в голову некоторые соображения, — продолжал Блумель. — Я подумал: самолет должен был лететь на очень небольшой высоте, чтобы кто-то в районе Моссбю мог услышать шум двигателя. А если он летел низко, то, значит, его могли слышать и другие. Таким образом, вы и выясните, куда он следовал. А если повезет, найдете даже кого-нибудь, кто слышал, как он разворачивался, чтобы лететь назад.

Блумель был прав. Валландеру самому нужно было догадаться. Но он промолчал.

— Мы этим занимаемся, — произнес он вместо этого.

— Вот и все, — сказал Блумель. — Как поживает ваш отец?

— Говорит, что собирается в путешествие, в Египет.

— Отличная мысль.

Валландер не ответил.

— Однако холодает, — закончил разговор Блумель. — Зима наступает.

— Скоро нас снегом занесет, — согласился Валландер.

Он вернулся на кухню, думая о том, что сказал Блумель. Пусть Мартинссон свяжется с коллегами из Томелилла и Сьобо. Возможно, удастся отследить маршрут самолета и пункт назначения, найдя людей, которые рано встали и услышали над головой шум двигателя, а если повезет, то и тех, кто услышал его дважды. Наверняка ведь есть еще фермеры, которые рано встают к своим коровам?

Около восьми Валландер входил в двери участка. В свитере, предназначенном для температуры минус пять.

Он попросил Эббу сделать его отцу туристическую страховку.

— Я тоже мечтаю об этом, — сказала она. — Отправиться в Египет, увидеть пирамиды…

Похоже, все завидуют моему отцу, подумал Валландер, наливая себе чашку кофе и относя ее в кабинет. Никто ничему не удивляется. Я, кажется, единственный, кто боится, как бы чего не вышло. К примеру, как бы он не заблудился в пустыне.

Мартинссон оставил у него на столе рапорт об авиакатастрофе. Валландер быстренько пробежал его глазами и подумал, что Мартинссон слишком многословен. Рапорту следовало бы быть вдвое короче. Он позвонил Мартинссону и рассказал о вчерашнем разговоре с Бьорком. Мартинссон явно обрадовался. Затем Валландер предложил собраться — он решил, что стоит последовать совету Блумеля. Ханссон и детектив Сведберг были на месте, Мартинссон попросил их подойти в половине девятого. Рюдберг до сих пор не пришел.

Они собрались в переговорной.

— Кто-нибудь видел Нюберга? — спросил Валландер.

В эту минуту Нюберг появился на пороге. Растрепанный, как всегда, он выглядел так, словно целую ночь не спал. Он сел на свое обычное место, чуть в стороне от остальных.

— Похоже, Рюдберг заболел, — сказал Сведберг, почесав лысину карандашом.

— Да, он болеет, — подтвердил Ханссон. — У него радикулит.

— Ревматизм, — поправил Валландер. — Это совсем другое.

И повернулся к Нюбергу.

— Мы осмотрели крылья, — заговорил тот, — смыли противопожарную пену и попытались сложить куски фюзеляжа воедино. Цифры и буквы были не просто закрашены, перед этим их еще и соскоблили. Те, кто был на борту, очень не хотели, чтобы их выследили.

— Насколько я знаю, на двигателе должен быть номер, — сказал Валландер. — Ну и, конечно, самолетов производится гораздо меньше, чем автомобилей.

— Мы свяжемся с заводом компании «Пайпер» в США, — сказал Мартинссон.

— Есть еще несколько вопросов, требующих ответа, — продолжал Валландер. — Сколько может пролететь такой самолет на одном баке горючего? Насколько принято иметь дополнительные баки с горючим?

Мартинссон записал вопросы.

— Я найду ответы, — сказал он.

Открылась дверь, и вошел Рюдберг.

— Я был в больнице, — буркнул он. — Там всегда все затягивается.

Валландер видел, что его мучает боль, но ничего не сказал.

Вместо этого он выдвинул идею найти всех, кто слышал шум двигателя. Ему было слегка стыдно перед Блумелем за то, что он не сослался на него.

— Прямо как во время войны, — заметил Рюдберг. — Тогда в Сконе каждый ходил и прислушивался, не летит ли самолет.

— Возможно, это ничего и не даст, — сказал Валландер. — Но не будет вреда, если мы поспрашиваем коллег из близлежащих районов. Лично меня беспокоит мысль о том, что это, возможно, был перевозчик наркотиков, который выбросил где-то свой груз.

— Надо поговорить с Мальмё, — сказал Рюдберг. — Если они заметят, что поставки значительно увеличились, значит, здесь может быть связь.

Никто не возразил. И в девять Валландер закончил совещание.

Остаток утра он провел, заканчивая работу над делом о нанесении телесных повреждений в Скурупе и передавая его Перу Окесону. В обеденный перерыв вышел в город и купил себе хот-дог. В четверть третьего вернулся в участок. Там все словно вымерло. Валландер продолжал работать над стопкой дел у себя на столе. После нанесения телесных повреждений в Скурупе было ограбление в центре Истада, на Пилгримсгатан. Средь бела дня кто-то разбил окно и очистил дом от разных ценных вещей. Валландер качал головой, читая рапорт Сведберга. Невозможно поверить, что никто из соседей ничего не видел.

Теперь и в Швеции так? — задавался он вопросом. Теперь и в Швеции люди боятся поделиться с полицией своими наблюдениями? Если да, то положение дел куда хуже, чем хочется думать.

Валландер просматривал материалы, делал заметки — кого следует допросить, что в какой папке искать. Но у него не было иллюзий: раскрыть дело об ограблении они не смогут без огромной порции везения — или без надежных свидетельских показаний.

Около пяти в кабинет вошел Мартинссон.

— У коллег из Сьобо для нас кое-что есть, — начал Мартинссон. — Там один крестьянин всю ночь искал своего теленка. И вчера утром он позвонил в полицию Сьобо и сказал, что вскоре после пяти видел странные огни и слышал шум мотора.

— Странные огни? Что он имел в виду?

— Я попросил наших коллег порасспросить его подробнее. Его фамилия Фридель.

Валландер кивнул:

— Огни и шум мотора. Это подтверждает нашу гипотезу о плановой выброске груза.

Мартинссон развернул карту и показал место — оно оказалось в том районе, что вчера очертил Блумель.

— Ты отлично поработал, — похвалил Валландер. — Посмотрим, к чему нас это приведет.

Мартинссон сложил карту.

— Ужасно, если это правда, — сказал он. — Если это действительно то, о чем мы думаем, тогда мы беззащитны. Если любой старый самолет может пересечь границу, сбросить груз наркотиков, и его не засекут.

— Пора привыкнуть, — сказал Валландер. — Но, конечно, я с тобой согласен.

Мартинссон ушел. Через некоторое время собрался домой и Валландер. Дома он в виде исключения приготовил себе настоящий обед, пока варилась картошка, принял душ и в половине восьмого сел на диван с чашкой кофе посмотреть новости. Как только объявили главные новости, зазвонил телефон. Это была Эмма — ее рабочий день в больнице кончился. Валландер не знал, что выбрать, — то ли одинокий вечер, то ли пусть она придет. Вовсе не уверенный в том, что действительно хочет ее видеть, он спросил, не зайдет ли она. Она ответила «да». Валландер уже знал, что это значит: она останется только до полуночи, потом оденется и пойдет домой. Чтобы собраться с силами к ее приходу, он выпил две порции виски. Потом поменял простыни на кровати, засунув несвежие в кладовку, где и так уже было полно грязного белья.

Эмма пришла около восьми. Услышав ее шаги на лестнице, Валландер выругался. Почему он это не прекратит, раз у них нет будущего?

Она вошла и улыбнулась — невысокая, с каштановыми волосами и красивыми глазами. Он поставил музыку, которая ей нравилась. Они пили вино, а около одиннадцати пошли в постель. Валландер думал о Моне.

Потом оба уснули. Ни один из них не сказал ни слова. У Валландера болела голова. Когда она стала одеваться, он тоже проснулся, но решил притвориться спящим. Вот хлопнула входная дверь — и только тогда он выбрался из постели и попил воды. Потом опять лег, повспоминал Мону и уснул.

В глубинах сна вдруг зазвонил телефон. Он тотчас проснулся, прислушался. Звонки не умолкали. Он взглянул на часы: четверть третьего. Значит, что-то случилось. Он сел в постели и взял трубку.

Это был полицейский Нослунг, который сегодня дежурил.

— Пожар на Мёллегатан, — сказал Нослунг. — На углу с Лилла Страндгатан.

— Что горит?

— Магазин «Все для шитья» сестер Эберхардссон.

— Похоже, это компетенция пожарных и патруля.

— Они уже там. Но похоже, что дом взорвали. А кроме того, эти сестры жили прямо над своим магазином.

— Они успели выйти?

— Кажется, нет.

Больше Валландер не раздумывал.

— Еду, — сказал он. — Кому еще вы позвонили?

— Рюдбергу.

— Лучше бы вы его не будили. Взяли бы Сведберга и Ханссона.

Валландер повесил трубку, посмотрел на часы. Семнадцать минут третьего. Одеваясь, он думал о том, что сказал Нослунг. Магазин «Все для шитья» взорвали. В это невозможно поверить. Но если его взорвали вместе с двумя его владелицами, то это очень серьезно.

Он вышел на улицу и обнаружил, что забыл взять ключи от машины. Чертыхнулся и взбежал обратно по лестнице, отметив, что дыхания не хватает. Надо будет опять начать играть в бадминтон со Сведбергом, подумал он. Уже четыре пролета не могу одолеть без одышки.

К Хамнгатан Валландер подъехал в половине третьего. Квартал был блокирован, запах гари ощущался даже в закрытой машине. Огонь и дым рвались в небо. Все пожарные машины Истада были здесь. Валландер столкнулся с Эдлером — уже во второй раз на этой неделе.

— Плохо! — Эдлеру приходилось кричать, чтобы его можно было расслышать в шуме пожара. Весь дом был охвачен пламенем. Пожарные поливали из шлангов окружающие здания, чтобы не дать огню распространиться.

— Что сестры? — прокричал Валландер.

Эдлер покачал головой.

— Никто не выходил. Если они были дома, то там и остались. Свидетели говорят, что здание буквально взлетело на воздух. И загорелось сразу отовсюду.

Эдлер ушел — руководить операцией дальше. Рядом с Валландером появился Ханссон:

— Черт возьми, кому надо поджигать магазин рукоделия?

Валландер покачал головой. Ответа у него не было.

Он думал о двух сестрах, которые держали этот магазинчик все время, что он жил в Истаде. Однажды они с Моной даже купили здесь молнию для одного из его костюмов.

И вот теперь этих сестер нет.

И если Эдлер не ошибся, этот пожар устроили, чтобы убить их.

Загрузка...