Племя

Мужчины и псы

Америка всегда боролась с коренным населением. Общество, которое принято называть цивилизованным, с самого начала противостояло жизненному укладу индейцев и пыталось их ассимилировать. За минувшие столетия США стали процветающей индустриальной страной, раздираемой классовыми и расовыми противоречиями, но ее связывал воедино свод законов. Законов, которые хотя бы в теории уравнивают всех людей.

Индейцы жили общинами, где царило равноправие, а решения чаще всего принимались методом коллективного согласия. Личную власть нужно было заслужить, а не захватить, и доставалась она лишь тем, кто был готов ее принять. Несогласные могли сменить место жительства.

Многолетнее соседство этих двух культур позволяло представителям обеих сторон решать, как им жить. К концу XIX века в Чикаго строились фабрики, в Нью-Йорке росли трущобы, а в тысяче миль от них индейцы сражались с помощью копий и томагавков. Но поразительное число американцев – по большей части мужчин – уходило жить к индейцам.

Белые присоединялись к индейским общинам, вступали в брак с их женщинами и даже порой воевали бок о бок наравне с ними. А вот индейцы крайне редко примыкали к белым. Миграция всегда шла от цивилизации к племенному укладу. И это кое-что говорит нам о человеческой природе.

Бенджамин Франклин писал в письме к другу: «Когда ребенок индейцев воспитывается среди нас, то он изучает наш язык, приучается к нашим обычаям. Но если ему доведется отправиться навестить свою родню и пообщаться с ними, то его будет уже невозможно убедить вернуться назад». При этом Франклин замечал, что белых пленников, освобожденных индейцами, было почти невозможно удержать дома. «Несмотря на то что друзья платили за них выкуп и обращались со всей мыслимой заботой, пытаясь убедить остаться среди англичан, вскоре бывшие пленники начинали питать отвращение к нашему образу жизни… и при первой же возможности бежали обратно в леса».

Вопрос белых перебежчиков в индейские племена особенно остро встал во время войны в Пенсильвании. Весной 1763 года Понтиак, вождь индейцев оттава, созвал совет племен у небольшой речки на территории нынешнего штата Мичиган. Угроза растущих белых поселений сплотила индейские племена сильнее, чем любой мир и благополучие. Понтиак считал, что с достаточным числом союзников он сможет выгнать белых обратно на старые территории. Среди индейцев были сотни поселенцев, которых взяли в плен и приняли в племена. Некоторые были довольны своими новыми семьями, некоторые – нет, но вместе они представляли огромную политическую проблему для колониальных властей.

Собрание племен координировалось посыльными, которые в день проходили десятки миль и несли дары – вампумы из перламутровых бус и табак – вместе с сообщением о срочном собрании. Узор из бус был таков, что даже отдаленные племена понимали: встреча назначена на пятнадцатый день месяца варения смолы. Группы индейцев стекались к реке и располагались вдоль берегов. Наконец утром дня, который английские поселенцы считали двадцать седьмым апреля, старики пошли через весь лагерь, созывая воинов на совет.

«Они выходили из своих хижин. Высокие обнаженные фигуры с колчанами на спинах и легкими боевыми дубинками в руках, – спустя столетие написал историк Френсис Паркман. – Оттавы, плотно завернутые в свои яркие попоны, гуроны в раскрашенных рубашках, замшевых штанах и с головными уборами из перьев. Вскоре все сели кругом на траве в несколько рядов, являя собой серьезное и безмолвное собрание».

Понтиак был известен своим красноречием, и к концу дня он убедил собравшихся воинов, что на кону стоит будущее их народов. Три сотни индейцев пошли в атаку на английский форт, а еще две тысячи воинов в лесах ждали команды к наступлению. Вначале они попытались захватить форт хитростью, но неудачно. Тогда отступили и вскоре напали открыто, с боевым кличем, неся во рту пули, чтобы было проще перезаряжать оружие.

Эта попытка также провалилась, но вскоре после нее все окрестности стали зоной военных действий. Фактически каждый сторожевой форт подвергся одновременной атаке. Многие из укреплений были захвачены, а их защитники жестоко убиты. Отряды снимателей скальпов прятались в лесах и совершали налеты на уединенные фермы и поселения. Их жертвами стали около двух тысяч поселенцев. Выжившие спасались бегством на восток, пока граница Пенсильвании не отодвинулась.

Англичане отреагировали на это не сразу, но потом были неумолимы. Остатки 42-го и 77-го пехотного полка шотландцев, которые недавно вернулись с войны на Кубе, собрали в бараках и подготовили к маршу на две сотни миль в форт Питт. К ним присоединилось семьсот местных ополченцев, а также тридцать охотников и следопытов из окрестных лесов. Шотландцы должны были защищать фланги колонны, но их почти сразу освободили от этой задачи, потому что горцы постоянно терялись в лесу.

Кампанией командовал молодой швейцарский полковник по имени Анри Буке. В Европе он участвовал в большом количестве сражений и присоединился к англичанам ради карьерного продвижения. Его приказы были просты. Пройти маршем через Пенсильванию, где лесорубы будут расчищать путь для повозок. Укрепить форт Питт и другие осажденные гарнизоны. Пленных не брать. Женщин и детей из коренного населения схватить и продать в рабство. За любой скальп, мужской или женский, срезанный белыми поселенцами с индейских голов, полагалось вознаграждение.

За несколько месяцев армия Буке одолела сопротивление краснокожих. А следующим летом англичане провели кампанию уже в самом сердце индейской территории. Проходя иногда по десять миль в день, армия Буке продвигалась по богатой равнинной местности. Они шли через громадные лиственные леса, открытые саванны, питаемые бесчисленными ручьями и реками. Некоторые из рек имели галечные пляжи, раскинувшиеся на много миль. По ним спокойно могли пройти повозки с провизией для колонны. В лесу практически не было подлеска, и его легко преодолевали и пешие, и конные. Их путь лежал через райские места, и Буке расписывал эти природные красоты чуть ли не на каждой странице своего дневника.

К середине октября Буке достиг реки Маскингам, протекающей по территории индейцев шауни и делаваров. Там он принял у себя делегацию, явившуюся просить о перемирии. Надеясь вселить в них страх, Буке развернул свое войско на прилегающем лугу. Там выстроились солдаты со штыками наперевес, шотландцы в килтах под полковыми флагами, а также жители лесной глуши, одетые почти как индейцы.

Первым делом Буке потребовал немедленно выдать англичанам всех белых пленников. Любая проволочка приравнивалась к объявлению войны. За следующие несколько недель к нему привели около двухсот пленных, больше половины которых составляли женщины и дети. Многие дети были так малы, что и не помнили другой жизни. Некоторые забыли имена, которыми их крестили, поэтому в гроссбухи малышей и подростков записывали как Красная Куртка, Большая Голова, Кривой Рот и Кислая Слива.

Войско Буке сопровождали десятки родственников белых пленников. Но радость европейцев по поводу воссоединения с потерянными родными была омрачена тем, что освобожденные пленники совсем не были этому рады.

Индейцы, очевидно, очень страдали от разлуки с членами своих семей. Когда армия Буке выступила в форт Питт в начале ноября, многие последовали за колонной. Они приносили родне пойманную дичь, пытаясь как можно дольше оттянуть расставание. Один храбрец из племени минго отказался оставить молодую женщину из Виргинии, несмотря на угрозы ее семьи прикончить его на месте. «Вне всяких сомнений, многие взрослые не желали возвращаться домой, – писал Уильям Смит, современник Буке. – Шауни связали себя узами брака с некоторыми из пленников… и несколько освобожденных женщин впоследствии смогли сбежать обратно в индейские поселения».

Тот факт, что спасенные Буке белые с неохотой покидали приемное племя, поставил под сомнение предполагаемое превосходство западного общества. Было понятно, почему маленькие дети не желали возвращаться в прежние семьи. Однако и взрослые вроде печально известного «белого дикаря» Саймона Герти сами искали убежища у индейцев и даже сражались вместе ними наравне. Как подметил Франклин, множество поселенцев были похищены во взрослом возрасте, но все же отдали предпочтение именно индейцам. А что сказать о мужчинах, которые добровольно ушли в леса и не вернулись домой? Зона поселений белых была полна людей, примкнувших к индейским племенам, взявших в жены индейских женщин и проживших всю свою жизнь вдали от цивилизации.

Об этом с горечью писал французский эмигрант Гектор де Кревекур в 1782 году. Эта проблема возникла почти сразу, как европейцы достигли американских берегов. Еще в 1612 году испанские власти с удивлением наблюдали, как около пятидесяти тысяч виргинцев женились на индианках и ушли в их племена. Даже английские женщины открыто и охотно общались с аборигенами. К тому моменту белые пробыли в Виргинии всего несколько лет. Многие из примкнувших к индейцам не были суровыми жителями английских поселений, то были сыновья и дочери Европы, сбежавшие к дикарям.

«Индейские женщины добывают топливо, пекут хлеб и готовят еду. Но, несмотря на это, им живется не труднее, чем белым женщинам», – писала пленница сенеков Мэри Джеймисон на исходе своей долгой жизни. В возрасте пятнадцати лет ее похитили с семейной фермы. И она так полюбила жизнь с сенеками, что однажды даже спряталась от группы искавших ее белых. «Нами никто не помыкал. Мы были свободны и могли работать без всякой спешки. Жизнь индейцев в мирные времена состояла из бесконечных удовольствий», – объясняла она.

В попытке остановить отток молодых людей в леса власти начали строго наказывать всех, кто общался с индейцами. Пуританским лидерам Новой Англии особенно досаждало то, что кто-то из поселенцев мог отвернуться от христианского сообщества. «Если их не остановить, люди будут готовы одичать, бежать в леса и вновь удариться в язычество», – сетовал один из ранних пуритан Инкриз Мэзер в трактате под названием «Рассуждение об опасности отступничества». Мэзер был одним из первых распорядителей Гарвардского университета и всю жизнь пытался объявить вне закона любое пренебрежение пуританской моралью. Но эта битва оказалась бесплодной. Поселения не подчинялись власти церкви и государства, а вне этих рамок люди были склонны делать все, что им захочется.

Очевидно, на природе вести индейский образ жизни было удобнее. Вскоре белые поселенцы начали сбрасывать европейские одежды и открыто подражать людям, которых часто звали «дикарями». Они одевались в оленью кожу и штаны, открывающие зад, а на бедра повязывали миткаль – суровую ткань. Некоторые даже приходили на воскресные службы в таком виде. Девушки в одной церкви однажды так сильно увлеклись этим зрелищем, что священник отругал их за невнимание к проповеди. Мужчины курили табак, носили на поясе томагавки, перенимали индейские языки и обычаи. Они учились выслеживать добычу, тихо и стремительно передвигаться по лесу. Пуритане называли их новые повадки «искусством тайной войны», потому что те нападали исподтишка и поодиночке, вместо того чтобы выстраиваться шеренгами, как оловянные солдатики.