Глава 17. Балаганные разговорчики

Шатер князя, разбитый по приказу Никиты Романовича, ярко выделялся на фоне простых стрелецких палаток и крытых возов. У входа валялись гербовые рыцарские значки, собранные по всему тирзенскому ратному полю, так же, как и перед шатром Серебряного. Только стан Басманова не украшала геральдика: опричный воевода не любил сообщать целому свету о своем местопребывании.

Ангмарец не без удовольствия потоптался по вышитым серебряными и золотыми нитями грифонам и драконам, кивнул знакомым ратникам на входе и вошел. Толмач был тут как тут, равно как и экспансивный комедиант. Сам воевода восседал на лебяжьих подушках, в просторном татарском халате, прихваченном золоченым кушаком. Таким его назгул никогда не видел, отметив про себя, что богатырскую стать опричнику придавал отнюдь не контур доспехов. «Видно, — подумал ангмарец, — физкультурой баловался с детства, или от природы такой ладный…»

Прямо перед князем лежали несколько кукол, принесенные из театрального шатра. Басманов с нескрываемым интересом шевелил рычажками и приводными веревочками, хмурясь и что-то бормоча себе под нос.

— Хитро, — сказал он, поднимая глаза на вошедшего. — А я думал, что сложнее органной пищали или механического соловья крымского хана ничего и не бывает в целом белом свете.

Ангмарец присмотрелся. Ничего особенного, решил он, простые рычажки, правда, весьма изящно и тонко сделанные.

Это — в смысле управления фигуркой. А вот что касается доспехов и костюма… Да, образцовским куклам до этих далеко, заключил назгул.

В шатер вошел косящий на один глаз мужчина в солидном возрасте, в синем стрелецком кафтане. Тут же сорвал с головы лисью шапку и приноровился мести пол седыми кудрями.

— Оставь это, мил человек, — безразлично повел рукой Басманов, не отводя взора от распростертого «орландо». — Никита Романович говорил, ты всякую германскую машину разобрать можешь, и две новые собрать.

— Так мы, того-этого, княже, в пищальных замках разбираемся, воротах да всяком таком…

Мастер пушечного наряда бормотал, а сам буквально пожирал куклы горящими глазами. Видно было невооруженным взглядом, что страстно жаждет он их тут же разодрать, как тот Чикатило, посмотреть, что внутри, а может — даже подковать напоследок.

— Глянь пока, служивый, потом слово молвишь — осилит ли кто такое у нас, али закордонники нас обошли в умении?

Мастер под протестующие крики комедианта схватил «орландо», словно паук муху, и выволок из палатки. Толмач урезонивал причитающего сицилийца.

— Не знаю, — протянул Басманов, весело поглядывая на комедианта, — как эти бесовские фигуры шевелятся, и может ли кто уразуметь сие. Но что касаемо доспеха на истукане и платьицев — в моем поместье пара кузнецов да три девки за ночь подобное осилят.

— Дозволь слово молвить, — подал голос назгул и по кивку начал: — Про Ариосто и его вирши закордонник правду говорит. Вряд ли кто из простых людишек сможет все прочесть и запомнить.

Он особо выделил слово «простых».

— А кто сможет? — прищурился опричник.

— Есть у меня такие в отряде, кто совладал бы. Да мало того, перевел бы кое-что и на нормальный язык с басурманского.

— Так это целому монастырскому подворью не по силам, — покачал головой Басманов.

Ангмарец упрямо продолжал:

— Монахи долго переводить будут, мои скорее управятся.

— Это уже дело, — заметил Басманов. — Государь по-германски разумеет, балаганщики тоже. На первый раз сгодится. Но если по сердцу придется ему представление, то надо по-нашенски. Отрядишь нужных людей… Что нос воротишь? Не обидят их, князь ручается, мало тебе? Не к зверю в логово отпускаешь, чай!

— Лучше бы, княже, мы бы перевели, на папире записали, и заслали бы в Москву. А там комедиантов живо научат по-русски представление давать.

Басманов хотел было осерчать, но только вздохнул.

— После обговорим. Дальше что скажешь?

— Надобно для этого найти книжицу этого самого Ариосто. Иначе придется со слов записывать латиницей… Возни много.

Спросили у комедианта, где взять творение средневекового рифмоплета. Тот удивился, пожал плечами. По его словам выходило, что он от своего отца и деда выучился наизусть декламировать множество стихов, а само произведение никогда не видел и не интересовался им.

— Ничего, — сказал на то Басманов. — Велим купцу новгородскому Баженову достать. Он у черта ступу купить может, если расстарается. Он как раз поставками для воинства занят. На днях, Никита Романович говорил, сам пожалует.

Ангмарец стал пересказывать замыслы Дрели, загоревшейся идеей собственного театрика:

— Они в своей заморской артели действительно годами учатся куклами управлять. Но и мои людишки кое в чем собаку съели. Смогут очень быстро научиться управлять куклами, надо только пару раз глянуть, как закордонники орудуют.

— Этот вот нахал, — указал подбородком на комедианта Басманов, — хотел воспротивиться. Говорит, шельмец, что в святая святых его богадельни нечего чужакам соваться. Но я его урезонил. Кому надо — посмотрят на их бесовское искусство.

Опричник внимательно посмотрел на ангмарца.

— А может, твои волшебные люди еще и кукол изготовить смогут?

— Простеньких смогут, — сказал назгул. — Но не чета этим, конечно. Тут настоящие золотые руки нужны.

Басманов рассмеялся.

— Если бы сказал, что сей час изготовишь фигуры колдовские, ей-богу поддел бы тебя на дыбу. Уж больно много для простых христиан смыслят твои воины.

«Это что, дружеская шутка? — спросил у себя назгул. — Или он всерьез? Может — плюнуть на всю эту затею? Но нет, уже поздно. Да и Дрель скулит, хочет какого-то настоящего дела для себя, устала по кораблям да бивуакам мотаться…»

— Выходит по твоим словам, — сказал опричник, — что нужно только книжицу достать, мастеровых да кузнецов изыскать, и можно свой собственный балаганчик запускать во вражьи земли?

— Нужно заплатить отпускную артели в Генуе, — стал перечислять назгул, — посмотреть несколько раз на работу залетных артистов. Ну — и время надобно на перевод, изготовление кукол и обучение.

— Завтра закордонники дают спектакль, хотелось бы посмотреть после них на умение твоих людишек.

Ангмарец вздохнул, недобрым словом помянув Дрель.

— Так не готов никто еще…

— Это ничего! — Басманов категорично рубанул воздух кулаком. — Тряпичных кукол сделаете, наплетете чего, да хоть сказку какую.

«Хозяин барин, — сделал неизбежное умозаключение ангмарец и завершил его еще более плоским шахматным афоризмом: — Тронул — ходи».

— Ну, что там этот обозный умелец?

Словно услышав голос опричника, вернулся мастер, передал «тело» куклы хозяину. Тот недоверчиво принялся осматривать свою собственность, едва ли не обнюхивать, недовольно ворча.

— Что скажешь, служивый? Тот развел руками:

— Воистину — хитры латиняне! Тонко сделано, с умом и сноровкой.

— Хватит чужое хвалить, о себе скажи. Возьмешься сделать подобное?

— Если бы мне струмент найти нужный, да помозговать пару деньков… Только, княже, будет ли шевелиться эта натура? Доспех скуем, словно настоящую бронь. Палочки да веревочки я привяжу к нужным местам, а дальше…

— На то иные есть людишки, — Басманов выглядел довольным, победно поглядывал на итальянца, охающего и причитающего над «орландо». — Сейчас же берись струмент разыскивать, остальные дела побоку. Я сам о тебе обозному воеводе слово молвлю. Кто у вас там?

— Малюта Скуратов-Бельский.

Басманов рассмеялся:

— Как же я запамятовал? И сюда опричные верные люди пришли. Так что не бойся никого, займись куклами, да побыстрее.

Ангмарец повернулся к мастеру.

— Здесь в городе есть отличная кузнечная артель. У них любой тонкий инструмент купить можно.

Мастеровой замялся, но Басманов уже кликнул Ярослава:

— Приставь людей к сему человеку, да злата ему отсыпь, сколько надо. В лагере тебе удобно ли работать?

— Лучше бы потише место, — честно сказал мастер. — В городе.

— Хоть в ратуше. Где найдешь подходящие палаты, туда и садись дело делать. А воспротивится кто — вот к нему обратись, к Ярославу. Он мигом хамов на место поставит моим именем.

Мастеровой оторопело принял из рук Ярослава звякнувший мешочек, сильнее обычного кося глазом, промямлил:

— Без счета деньгу даешь, княже?

— И ты счета не веди. Закончатся, или иная нужда какая — опять же, к Ярославу. Помни, нужное для государя свершаешь.

Мастер удалился, испросив соизволения.

— Надо бы ему одну из кукол дать для примера, — заметил ангмарец вслух. — Только, сдается, пришлось бы тогда итальяшку в железа заковывать.

— По памяти изобразит, — отмахнулся Басманов. — Для первого раза сойдут и неказистые. А потом видно будет.

Отпустил он вскоре балаганщика и толмача. Назгул ждал продолжения, но Басманов пригласил его трапезничать.

— Если все ладно пройдет, — спросил он погодя, — людей для нашего балагана дашь?

— Уже есть такие, кто просится, кому ратная служба в тягость.

— Поди — девицы ваши?

— Они, княже. Хотят свет повидать.

— Странное для девиц желание, духовник бы не одобрил. Да и есть ли он, духовник-то?

— Как не быть, — соврал ангмарец, чувствуя, что уши его начинают пламенеть. — Только на войне как-то далеко оказался.

— Ну-ну, — покачал головой Басманов. — Кому другому я бы такого окаянства и паскудства не спустил. Но вы — странная дружина.

— Но и верная, княже, разве нет?

Басманов помолчал.

— Настанет час, боярин, — сказал он со значением, — когда ты сядешь рядком, и расскажешь мне кое-что…

— Может, и настанет, княже.

Они некоторое время смотрели друг другу в глаза, потом опричник поднялся с подушек и потянулся, хрустнув суставами.

— Поздно уже, завтра дел невпроворот.

— А что насчет особого дела для Легиона?

— Не тот час для беседы ты выбрал, боярин. Разберемся с балаганом и иными делами, потом и о прочем поговорим.

Вернувшись к своим, ангмарец напустился на Дрель:

— Князь на меня волком смотрит, как в первый раз смотрел. И далась тебе эта затея?!

— Меня задрала ваша война, да и девчонок тоже. Нужно, раз уж мы тут очутились, посмотреть на Европу. Рим, Париж, Берлин… Да и дело для опричнины нужное, разве нет? То-то Басманов за него ухватился, как клещ. А Легиону необходимо постоянно доказывать свою нужность, особенность. Иначе сгинем все.

— А не боишься в Европе сгинуть? Чуму подхватить, или в застенки попасть? Здесь ты в самом сердце русской армии находишься, под защитой тысяч мечей. А в жалкой кибитке с несколькими спутниками — цена тебе по нынешнему веку копейке равняться будет.

— Посреди воинства! — фыркнула Дрель. — Это вы сейчас такие молодцы. Школьную историю забыл? Что здесь начнется через весьма короткий промежуток времени? Вольно вам Орден трепать, а как навалятся со всех сторон поляки, литовцы да шведы…

Ангмарец приложил палец к губам:

— Ты что, коза эльфийская, совсем мозгов лишилась? Нам ведь о таком знать не положено, договаривались же…

— Решили уже, закрутилась машина опричная, — примирительно сказал Шон. — Так что зря воздух сотрясать?

Ангмарец напустился на него с жаром:

— Что-то ты, ирландец, частенько эльфам поддакивать начал.

Шон посмотрел на назгула взором доброго и заботливого санитара из сумасшедшего дома. Командир Легиона словно в стену врезался, замолк и присмирел. Ирландец помолчал для значительности и сказал тихо:

— Девчонок наших, и правда, надо пристроить куда-нибудь. То ли замуж выдать, то ли в театр определить…

— А сами мы не можем свою судьбу решать? — возмутилась Майка. — Нашлись опекуны!

— Точно, — тряхнула челкой Тора. — Клуб клубом, дружина дружиной…

— Цыц, — шикнул на них Шон и вновь обратился к назгулу: — На кораблях им не место. И не только потому, что баба на корабле суть нонсенс. Не ровен час потопят «Федора Крюгера», или еще какая беда приключится… В походы с собой таскать — рисковать зазря.

— Есть еще место дислокации наших в пустоши, у реки Ижоры, в вотчине Зализы, — напомнил ан-гмарец.

— А вот туда ты нас силком не заманишь, — решительно возразила Дрель. — Я с ними еще с Питера не в ладах. У них там батюшка, свой устав, свои порядки.

— Тогда точно — негде вас оставлять без риска. А что, Майя, Тора, верно замуж не хотите?

Девушки переглянулись.

— Эту глупость мы всегда успеем сделать. Все-таки боязно от своих отделяться, — сказала старшая лучница. — А с Легионом наши избранники вряд ли уживутся. Одно дело вместе в поход пойти, другое дело — судьбу разделить нашу странную.

— Вы втроем в театр намылились? — поинтересовался ангмарец у отрядных девиц.

— Ну уж нет, — Майя для убедительности покачала пальцем перед самым носом назгула. — Я в детстве в куклы наигралась. Была лучницей, ей и останусь.

— А я думаю, — грустно выдавила Тора. — Война меня пугает, все же не бабье это дело. А оставлять нас и впрямь негде, тут Шон прав на все сто. С другой стороны — какая-то Европа вшивая, гастроли, в отрыве от коллектива…

Дрель победоносно оглядела мужчин и своих товарок:

— У меня другие кандидаты есть. Мужского пола.

— Это кого же ты сманила? — недобро поинтересовался назгул. — У нас и без кукол весь народ наперечет.

— Ты-то помолчи, мордорские злыдни ничего в высоком искусстве не понимают. Это Шонова проблема.

Руководитель маленькой «ирландской» тусовки опешил.

— И кто же решил меч на куколку сменить?

— Кормак, не ожидал? Он, между прочим, в театральном училище год с хвостом оттрубил.

Шон схватился за голову.

— А почему я об этом последним узнаю?

— Отчего же последним? Вторым, после меня.

— Пойду к нему, попробую наставить на путь истинный, — поднялся ирландец.

— Попробуй, — пожала плечами Дрель. — Только не очень усердствуй, а то наставите друг другу синяков…

— Ну дела! — Ангмарец посмотрел на эльфийку с явной неприязнью. — Да ты просто диверсию проводишь против Легиона. Акт форменного вредительства налицо.

Эльфийка показала ему язык, встала, и обняла за плечи Майю и Тору.

— Пойдемте, девочки, пусть эта нежить грызет ногти и взывает к Тьме за помощью.

Загрузка...