Истина

Когда Жофруа вышел от доктора Зарника, он чувствовал себя постаревшим лет на десять. В его голове все странным образом перепуталось: объяснения доктора, какие-то медицинские термины, слова Иды, переданные Зарником. Ему пришлось сделать неимоверное усилие над собой, чтобы как-то собраться с мыслями и расположить в хронологическом порядке все события, о которых он только что услышал. Конечно, в основе всего случившегося должна была лежать главная причина, толкнувшая Иду на первый визит к врачу-иностранцу, за которым и последовал весь этот поразительный дьявольский водоворот.

Итак, Ида позвонила Зарнику три месяца спустя после знакомства с ним у Орницких, а именно, шестого марта. Жофруа словно током ударило: как раз за день до этого Лиз, горничная Иды, вызывающе заявила ему об отъезде своей хозяйки за границу.

Теперь он был почти уверен — Ида все-таки осталась в Париже. Иначе она не смогла бы явиться неделю спустя в лабораторию на авеню Сен-Клуд, чтобы написать это безумное заявление и получить первую инъекцию. Вполне вероятно, что она и не уезжала из страны. Во всяком случае в первые три месяца лечения, когда инъекции требовалось производить еженедельно. Впоследствии же, когда интервал увеличился до двух недель, Ида, возможно, и выезжала на какое-то время за границу. Конечно же, эти отлучки могли быть весьма непродолжительными и только в пределах Европы. Трудно предположить, чтобы она решилась на краткосрочные утомительные поездки в нелюбимую ею Америку. Да и отдаляться от того, кто пытался вернуть ей радость жизни, было бы с ее стороны неразумным. Ведь курс омоложения стал для нее главным смыслом существования.

После полугода лечения проявились первые поразительные результаты. Интервал между инъекциями составил уже месяц. Возможно, тогда Ида и отправилась в США, в свою Флориду, откуда и прислала последнюю открытку дочери, приехавшей во Францию. Однако это было только предположение.

Чем больше Жофруа размышлял над этой поразительной тайной, тем яснее ему становилось, что Ида никуда не уезжала из Франции, а укрылась под чужой фамилией. Это объяснило бы и ее поездку в Биарриц, и странное молчание ее друзей и знакомых в США, несмотря на объявления, опубликованные там почти во всех крупных газетах.

Если Ида во Франции, надо ее отыскать во что бы то ни стало. Во-первых, ее следовало убедить в необходимости заняться собой, своим здоровьем, а во-вторых, выяснить, почему она не дала о себе знать после смерти единственной дочери. Зарник прав — нельзя терять ни минуты. Но с чего начать? Впрочем, существует множество специальных служб, занимающихся подобного рода поисками. Есть частные сыскные агентства. Однако не обязательно обращаться в частное бюро, ведь государственные более надежны и лучше организованы. И вновь в его голове всплыло слово, неоднократно приходившее на ум в течение этих последних недель: полиция.

Жофруа упрекал себя за то, что не обратился в полицию раньше. Еще в Белладжио он стал свидетелем эффективности действий итальянских полицейских, быстро выяснивших, каким образом Эдит вернулась из Милана к месту своей гибели. Так же оперативно были проведены поиски несуществующего гинеколога, к которому она собиралась обратиться. Теперь же, находясь в своей стране, Жофруа просто обязан воспользоваться услугами французской полиции. Настало время действовать ей.

Жофруа повернул автомобиль в сторону набережной Орфевр.

Всю дорогу его мысли по-прежнему бились над первопричиной всех этих событий. Тревожила дата — 6 марта… Как раз накануне произошла мрачная сцена их разрыва. В тот же вечер, движимый глупым порывом доказать независимость, он изменил своей любовнице с двадцатидвухлетней брюнеткой. Конечно, с его стороны было неосмотрительно привести девицу в свою квартиру, следовало снять номер где-нибудь в отеле. Два дня спустя, испытывая отвращение к самому себе, он помчался на авеню Монтень. Не собираясь ни в чем признаваться Иде, нашкодивший любовник надеялся, что она сама ни о чем не догадается. К чему ее расстраивать? Хватало того, что он сам сожалел о содеянном. Впрочем, не было и уверенности, что ревнивая Ида не следила за ним. И даже возникало подозрение — она видела, как юная брюнетка входила в его квартиру. Жофруа представил себе Иду, затаившуюся на заднем сиденье такси и лихорадочно решающую, не должна ли она немедленно подняться в квартиру и постучать, чтобы помешать произойти непоправимому. И лишь гордость покинутой женщины удержала ее от такого шага.

Именно в тот момент, болезненно ощутив разницу в возрасте с той девицей, Ида в полной мере осознала свои пятьдесят лет. Это страшное откровение оказалось сильнейшим потрясением для сердца ненасытной женщины. Внезапно, перед лицом триумфа молодой соперницы, Ида ощутила себя стареющей. И это выбило ее из равновесия. Она начала лихорадочно искать выход. Темперамент толкал ее на поиски средств, способных удержать любовника. Угрозы? Но даже если бы они подействовали, победа была бы непрочной. Увещевания? Горький результат разрыва доказывал неэффективность и этого средства. Оставалось одно — ее привлекательность и красота. Это был ее единственный шанс. Знакомство с врачом-иностранцем на обеде у Орницких стало счастливым даром судьбы.

Как раз в то время, когда Жофруа, как ему казалось, совершал акт мужественности, принимая неумелые ласки случайной любовницы, Ида, видимо, занялась методичной подготовкой своего исчезновения, которое позволило бы ей однажды вернуться во всем блеске своей обновленной красоты и с ходу завоевать сердце Жофруа. Она, конечно же, верила, что ее униженное положение не будет продолжительным.

Но, на ее беду, в это время в Европу приехала Эдит. Именно тогда Ида укрылась в США. Или же прилетела туда на короткое время, чтобы следующим рейсом отправиться во Францию. Как бы там ни было, а ей удалось убедить дочь в своей решимости остаться в Америке навсегда. Для пущей убедительности она сама посоветовала Эдит перебраться в Париж и даже поселиться в ее квартире.

Ида могла слетать туда и обратно только в первые недели лечения, пока не было заметных признаков омоложения. В противном случае Эдит непременно заметила бы изменения во внешности матери и упомянула бы об этом в разговоре с ним. Должно быть, Ида свято верила в успех метода доктора Зарника, поскольку не колеблясь отправила во Францию свою главную соперницу, своего юного двойника — собственную дочь. А это уже была игра ва-банк. Ей надо было теперь во что бы то ни стало затмить красоту дочери первым же своим появлением.

В этом-то и заключалась вся изощренность тайной ненависти матери к своей дочери. Ида была готова даже позволить ей завоевать Жофруа — она заберет своего возлюбленного, когда придет время. И все это коварство рассыпалось, когда он встретил в бассейне великолепную Эдит. В этот миг зародилась его новая любовь.

Иде не могло прийти даже в голову, что между молодыми людьми может возникнуть нечто большее, чем мимолетное влечение. Когда она наконец заметила это, было слишком поздно. Все ее попытки омоложения и все расчеты оказались безрезультатными. Жофруа и Эдит стали мужем и женой. Отвергнутая навсегда, Ида осталась с одной-единственной идеей фикс — разрушить, разбить как можно скорее это счастье, в котором ей не было места. Две состряпанные ею телеграммы стали инструментом смерти: с их помощью она преуспела в своей мести, и Жофруа остался один.

Отомстить! Он отыщет эту коварную женщину и отомстит. Отомстить… Откровения доктора Зарника по поводу состояния здоровья Иды свидетельствовали, что возмездие неотвратимо. Все было кончено для нее, осталось одно — исчезнуть. Для всех и навсегда. Ведь, как пояснил Зарник, очень скоро, максимум через несколько недель, Ида не решится появиться перед теми, кто знал ее раньше.

Узнав о смерти дочери, Ида, вероятно, посчитала себя наконец освободившейся от самой опасной соперницы. Пожалуй, она уже наметила момент, когда ринется на завоевание «своего» Жофруа, оказавшегося внезапно в одиночестве. Она была опытной женщиной и большой плутовкой, чтобы не знать, какая легкая добыча — осиротевший мужчина. Эта светская львица не стала бы терять ни минуты, если бы не непредвиденный удар судьбы в виде медицинского диагноза, запрещающего ей отныне любовные игры. Начиная с этого момента, жизнь той, кому все удавалось, даже обмануть время, превратилась в мучительную трагедию, в которой переплетались угрызения совести не любившей свою дочь матери и сожаления о невозможности вновь быть любимой.

Размышляя над горькой судьбой когда-то близкой ему женщины, Жофруа начал против своей воли испытывать жалость к ней, хотя с момента смерти Эдит ее образ вызывал в нем только ненависть.

Когда Жофруа вошел в невзрачный кабинет с обшарпанными стенами, инспектор, сидевший за обычным рабочим столом и, казалось, ждавший его, не соизволил даже встать со стула или выказать какое-либо подобие вежливости. Указав небрежным жестом на колченогий стул, он произнес равнодушным тоном, каким, видимо, встречал каждого нового визитера:

— Инспектор Бурке из группы розыска пропавших… Слушаю вас, месье.

Назвав себя и указав свой адрес, тут же помеченный инспектором на карточке, Жофруа коротко и бестолково объяснил цель визита. То ли по причине каких-то сомнений, охвативших его в последний момент, или из опасения быть непонятым, он рассказал лишь о странном исчезновении Иды. Вопреки своим намерениям, он ни словом не обмолвился о только что имевшей место беседе с Зарником и даже не упомянул его имени. Какое-то тайное чувство подсказывало, что у него не было пока никаких серьезных оснований выдвигать обвинения против маленького лысого эскулапа.

Полицейский не прерывал посетителя, помечая что-то в лежащем на столе журнале. Когда цепь событий, включая регистрацию брака в Париже, поездку в Биарриц, подачу объявлений в европейскую и американскую прессу, была описана, инспектор произнес:

— Теперь я припоминаю, что читал в какой-то газете сообщение о несчастном случае в Белладжио. Извините, но я не запомнил имени несчастной. Во время летних отпусков довольно много сообщений о гибели на воде. Насколько я понимаю, месье, вы обращаетесь к нам за помощью в поисках вашей тещи мадам Иды Килинг?

— Да, именно так, господин инспектор.

— Жаль, что у вас не возникла потребность прийти к нам раньше. Судя по рассказу, ваша родственница исчезла уже больше месяца назад. За это время можно было кое-что предпринять. Так почему же вы не оповестили нас о ее исчезновении сразу же по возвращении в Париж? Ведь подобные вещи происходят довольно часто. Ежедневно на нас обрушивается поток заявлений о поиске пропавших. Задействовав все наши службы, мы зачастую узнаем, что разыскиваемый человек решил просто отдохнуть от своей семьи, сменить обстановку, скрыться от всех. Поэтому в таких случаях надо быть очень осторожным. Я пометил все, что вы мне рассказали, и мы начнем действовать, как только получим заявление. Надеюсь, вы не откажетесь его составить. Правда, в успехе поисков нет никакой уверенности. Каждый год во Франции бесследно исчезает более ста тысяч человек. Теперь вы понимаете, насколько трудна наша задача?

— Какая ужасная статистика.

— С одной стороны, земля слишком населена, а с другой, слишком просторна, чтобы можно было на ней затеряться. Итак, предлагаю составить заявление здесь же. У вас имеется при себе удостоверение личности?

— Только водительские права. Этого достаточно?

— Вполне.

Полицейский предложил ему пройти в смежную комнату, где служащий со слов Жофруа отпечатал в двух экземплярах заявление. Инспектор зачитал текст и удовлетворенно кивнул.

— Вам осталось только подписать оба экземпляра. Для ускорения поисков придется, видимо, обратиться в Интерпол. Из ваших объяснений следует, что мадам Килинг была замужем за американцем и, возможно, до сих пор находится где-то во Флориде. Если будут какие-то новости, мы вас известим. До свидания, месье. Советую вам не драматизировать случившегося. Конечно, в подобной ситуации трудно быть оптимистом, но нет и веских причин для особого беспокойства.

— Вы полагаете, господин инспектор? Считаете естественным, что родная мать, узнав о внезапной смерти единственной дочери, может на это никак не отреагировать?

— Пожалуй, это выглядит странно. Однако даже в очень благополучных семьях приходится наблюдать удивительные вещи. Не всегда стоит доверять искренности чувств современных матери и дочери. Вы не согласны со мной?

Жофруа предпочел оставить этот вопрос без ответа и вышел.


Прошла неделя бесплодных ожиданий.

Жофруа попытался окунуться в работу. Но даже это не смогло отвлечь его от мрачных мыслей. Покидая кабинет, он спешил домой, запирался в комнате и предавался воспоминаниям, прокручивая в голове один за другим все счастливые дни и ночи, проведенные рядом с молодой супругой. Воскресив в мельчайших подробностях жесты и голос Эдит, он неизбежно обращался затем к Иде. Покоренный однажды Килингами, он мечтал лишь об одном — вновь быть с ними…

Жофруа часто приходил к могиле Эдит на кладбище Пер-Лашез. И здесь жизнь начинала ему казаться лишенной какого-либо смысла. Если бы в такой момент за ним пришла смерть, он даже не попытался бы ей противиться. Однако в конце концов молодость брала свое: ему вовсе не хотелось умирать, прежде чем отыщется Ида. Она-то была жива! Постепенно эта потребность переросла в манию. Жофруа не мог уже вполне определенно сказать, искал ли он ненавистного врага, чтобы заставить его заплатить за причиненное зло, за гибель только что народившейся любви, или же, наоборот, чтобы рядом с Идой найти утешение в своем отчаянном одиночестве.

Наконец он пришел к выводу, что возвращение Иды помогло бы ему забыть пережитый кошмар. Он действительно быстро смог бы забыть прошлое, окажись рядом с ним оптимистичная, неутомимая в своем энтузиазме женщина. Временами ему страстно хотелось ее ласк. Как и в ту ночь, когда он оказался один в квартире на авеню Монтень, с его губ был готов сорваться любовный призыв. Но на этот раз речь не шла об измене: у него вовсе не было ощущения предательства по отношению к памяти своей жены. Теперь два лица как бы слились в одно, обладавшее нежной свежестью Эдит и неотразимым шармом Иды. Исчез даже противоречивый характер их натур. В метущемся сознании одинокого мужчины черты двух женщин воплотились в едином образе той, которая дважды являлась ему в этой жизни. Первый раз ослепительное создание предстало перед ним в дверях парижского салона, где все ожидали на ужин элегантную Иду Килинг. Второй раз — на пороге бара миланского отеля в образе ослепительной искательницы приключений, приковавшей к себе всеобщее внимание ошеломленной публики.

Ида была великосветской дамой, Эдит — таинственной незнакомкой. При этом обе имели одинаковый наряд: платье из белого атласа, вышитое бисером, те же длинные атласные перчатки, та же прическа, тот же чувственный изгиб рта, подчеркиваемый некоторой бледностью нижней губы, тот же золотистый грим. Эту, только эту женщину страстно желал Жофруа. Именно поэтому надо было отыскать Иду…

И вот однажды утром, таким же мрачным, как и минувшая ночь, он рассеянно просматривал почту, доставленную прислугой. И вдруг — словно удар током… О Боже! Неужели у него галлюцинации?

Некоторое время он не мог даже пошевельнуться от охватившего его чувства радостного изумления. А может быть, это все еще сон? На подносе явно выделялся среди других писем прямоугольный конверт с пометкой «Авиа». Ошеломленный, Жофруа не мог оторвать взгляда от адреса, написанного столь знакомым почерком. Это был тот же размашистый почерк, что и в заявлении, хранящемся в сейфе у доктора Зарника. Он узнал бы этот росчерк пера среди тысяч других.

Все еще держа конверт в руках и не решаясь вскрыть его, Жофруа разобрал по штемпелю, что письмо было послано из Флориды четыре дня назад. Значит, Ида находилась все-таки в Америке.

Объятый каким-то неистовством, он судорожным жестом вскрыл конверт и жадно прочел:

«Майами, 13 августа

Дорогой Жофруа!

Мне стало известно о постигшем вас несчастье. Но это также и мое горе. И если я не давала о себе знать до сего момента, то лишь потому, что считала это неуместным в силу разных причин. Вы сможете понять меня гораздо лучше, чем другие.

Во-первых, к чему изображать печаль, если ее в тебе нет? Мы с дочерью не любили друг друга. Так зачем же теперь лгать самой себе и другим, говоря о каком-то чувстве, если одной из нас уже нет в живых. С моей стороны это было бы оскорблением памяти Эдит и лицемерием по отношению к тем, кто меня знал и кому я даже не сочла нужным сообщить о существовании дочери.

За истекшие три года мы с вами настолько сблизились, что я не могу поверить в возможность для вас полюбить за несколько недель другую женщину. В Эдит вас привлекла только схожесть со мной. Поверьте, мои слова вовсе не продиктованы ущемленной гордостью преданной женщины. Это просто констатация факта. Вспомните, как я сказала в день нашего разрыва, что вы останетесь моим любовником до смерти, даже если нам не придется больше свидеться. Я также говорила, что все встреченные после меня женщины будут всего лишь преходящим увлечением… Эдит и была таким мимолетным романом. Вскоре вы забудете ее, как всех тех, кого забыли уже давно. И еще, не в упрек вам, а просто констатируя положение вещей, скажу: вам на роду написано быть моим, а мне — вашей единственной настоящей любовью. Итак, никаких соболезнований вам по поводу случившегося. О да, вы будете протестовать, но я утверждаю — ваша супружеская печаль неглубока. Трагедия в другом — мы никогда уже больше не увидимся.

Я приняла это нелегкое решение вовсе не из чувства обиды, когда узнала о вашей свадьбе, но намного раньше. Это случилось, когда у вас не хватило мужества вернуться ко мне после нашей ссоры, которой не должно было быть у таких любовников, как мы. Я прождала вас до утра, но вы предпочли общество другой, впрочем, уже вами позабытой. Я знаю — вы пришли на авеню Монтень на следующий день, но, к сожалению, уже было поздно.

Ну вот и все. Полагаю, главное сказано. Вам не стоит искать меня — все равно не найдете. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать, как избежать встречи.

Мне удалось забыть вас, и теперь я обращаюсь к вам на вы. Я вас больше не люблю, Жофруа! Скажите себе теперь, что Ида, которую вы знали, для вас умерла. Но я уверена — в конце концов вы будете о ней сожалеть больше, нем об Эдит. Как знать: не начнете ли вы ее наконец любить так пылко, как не сумели, когда она была рядом. Это единственное мое желание, и тогда я бы считала себя отплаченной за всю ту любовь, что отдала вам!

Прощайте. Жофруа!

Ида»


Оглушенный прочитанным, молодой человек, радость которого была неимоверной, когда он узнал почерк на конверте, стоял как пораженный ударом молнии. Итак, она написала самое главное. От ее строк не исходило никакого тепла: каждое слово было тщательно взвешено. Это даже не было письмом разочарованной любовницы, пожелавшей разрыва. Создавалось впечатление, как будто между ними вообще ничего серьезного не было.

Жофруа захлестнул поток воспоминаний: ее нежный голос, бесконечные любовные ласки, ее милая тирания, ее ни с чем не сравнимая ревность, ее почти материнская нежность, ее каштановые волосы, заставляющие забыть золотистые кудри Эдит… Нет, он не мог не вернуться вновь к Иде. Это было выше его сил.

Отныне главным делом жизни Жофруа станет поиск Иды. Он бросит все: оставит Париж, могилу любимой жены, чтобы разыскать ту, которая помогла ему ощутить вкус жизни и одновременно горечь утраты.

Он отыщет ее сам, без чьей-либо помощи. И тогда Ида, возможно, простит его. Он вовсе не стремится увидеть новую — помолодевшую любовницу. Ему была нужна та, которую он уже хорошо знал. На конверте стоял почтовый штемпель Майами. Значит, Ида находится там. Срочно завтра же лететь туда… А если она вновь исчезнет, как это уже произошло в Биаррице?

Он еще раз, но уже более обстоятельно прочитал письмо, пытаясь отыскать хотя бы намек на ее опасения показаться ему постаревшей. Как это глупо с ее стороны! Такая женщина, как Ида, не может состариться: она всегда будет для него самой прекрасной и желанной.

Прежде всего необходимо немедленно остановить полицейское расследование. Теперь оно может только принести вред. Все рухнет, если выяснится, что он обратился к не умеющим хранить тайны стражам порядка.

Он тут же набрал номер кабинета на набережной Орфевр.

— Алло, это инспектор Бурке? С вами говорит Жофруа Дюкесн. Я был у вас дней десять назад по поводу предполагаемого исчезновения моей тещи Иды Килинг. Прошу извинить меня за беспокойство, но я только что получил от нее письмо. Она действительно во Флориде. Считаю, что нет необходимости продолжать поиски.

— Видите ли, месье, — ответил бесстрастным тоном инспектор, — информация была передана в Интерпол в тот же день. Наше ведомство действительно иногда несколько неразворотливо, но если следствие начато, то его непременно доведут до конца. Я как раз собирался попросить вас зайти ко мне. Имеется кое-какая любопытная информация.

— Хорошо, инспектор. А моя новость не уменьшила важности вашей информации?

— Пока не знаю… Так вы получили письмо от мадам Килинг из США? Конверт случайно не выбросили?

— Нет, он у меня перед глазами. Письмо отправлено из Майами четыре дня назад.

— Прошу вас срочно прийти ко мне. Непременно захватите с собой конверт.

— Есть ли в этом необходимость, господин инспектор?

— Это очень важно. Жду вас.

Положив трубку, Жофруа разволновался: что еще придумал этот инспектор? Конечно, ему хотелось проявить усердие и похвастаться оперативностью своей службы. Нельзя проигнорировать это приглашение. Но, с другой стороны, вполне очевидно, что результатом будет пустая трата времени. А он собирался успеть так много сделать, чтобы подготовиться к отлету в США.

Текст письма Жофруа решил инспектору не показывать. Достаточно и конверта. Не могло быть и речи о том, чтобы инспектор узнал о его любовной связи с Идой. Можно допустить обсуждение таких вещей в узком светском кругу, но недопустимо их упоминание в официальном докладе полиции.

Час спустя Жофруа уже входил в кабинет инспектора Бурке.

— Вы принесли письмо? — спросил тот.

— Вот конверт…

Внимательно изучив оба почтовых штемпеля, инспектор поинтересовался:

— А само письмо?

— Видите ли, оно носит очень личный характер. Впрочем, в нем нет ничего, что могло бы представлять для вас какой-либо интерес. Скажу одно — мадам Килинг в добром здравии.

— Ну что ж, месье, мы рады за нее и за вас. По правде говоря, первые результаты нашего расследования подводили к мысли о некоторых проблемах в психическом здоровье мадам.

— Не понимаю, на что вы намекаете. На чем основаны такие подозрения?

— На анализе поведения самой мадам Килинг. Давайте все рассмотрим по порядку. Итак, 22-го июня вы получили две телеграммы, отправленные из Биаррица от имени администрации отеля «Мирамар», категорически отвергающей свою причастность к ним?

— Да, это так.

— Так вот, администрация отеля действительно не имеет к этой корреспонденции ни малейшего отношения. Они отправлены из Биаррица соответственно 21-го и 22-го июня с интервалом ровно в сутки. Время отправления — 17 часов. Вы говорили, что получили первую телеграмму, вернувшись с мадам из Милана. Однако доставлена в отель она была накануне вечером.

— Да, я понимаю.

— Это означает, что обе телеграммы были отправлены с точным расчетом соблюсти интервал в сутки. Такое возможно только в случае выполнения платного заказа.

— Платного заказа?

— Да. Обе телеграммы были отправлены через специальное частное агентство, занимающееся такого рода услугами. Их представитель в Биаррице сотрудничает с нами. Не удивляйтесь такого рода кооперации. Частные сыщики просто не могут обойтись без связи с официальной полицией. Так вот, этот человек подтвердил, что действительно отослал две телеграммы из Биаррица. Текст был продиктован по телефону из Милана.

— Из Милана? — удивленно переспросил Жофруа.

— Да. Это международное агентство, у них имеются филиалы во многих странах, в том числе и в Милане. Дирекция же размещена в Париже. Их сотрудники работают во многих городах.

Инспектор нажал на кнопку звонка и сказал вошедшему помощнику:

— Рэймон, позвоните-ка в международное сыскное агентство и спросите от моего имени, есть ли у них сотрудник во Флориде.

— Слушаюсь, господин начальник.

После ухода помощника инспектор продолжил:

— Подождем информации. Если подтвердится, что агентство действительно имеет сотрудника в Майами, нам не придется долго искать отправителя письма. Ваша теща, конечно, милая дама, но и большой оригинал. Нет уверенности, как и в случае с телеграммами, что письмо отправлено лично ею. Она не ездила в Биарриц и точно так же могла не быть во Флориде.

— Но моя жена перед отъездом во Францию видела свою мать в США.

— И когда произошла эта встреча?

— Месяцев восемь назад, а может быть, и раньше.

— С тех пор многое могло произойти. Мадам Дюкесн не уточняла, где конкретно состоялась встреча?

— Думаю, это случилось в Нью-Йорке, как только Ида прилетела в Америку.

— Но не в Майами?

— Нет.

— Нью-Йорк находится не во Флориде, месье.

— Однако Эдит мне сказала, что получила несколько месяцев назад открытку от своей матери из Флориды.

— И она ответила на это послание?

— Нет.

— И правильно поступила. Иначе напрасно потратилась бы на марку. Этот ответ валялся бы где-нибудь в ящике невостребованной корреспонденции в Майами.

— Однако согласитесь, господин инспектор, имеется разница между телеграммами, которые могли быть отправлены кем угодно из Биаррица, и письмом, написанным собственноручно мадам Килинг.

— Но письмо могло быть написано и раньше, а затем передано в агентство с указанием отправить его из Майами в определенный срок.

Вошел помощник инспектора.

— Что вы выяснили? — спросил Бурке.

— Агентство действительно имеет на территории США двенадцать сотрудников. Один из них работает в Майами.

— Вот видите, месье, — вздохнул инспектор. — Вас просто разыграли. Причем без особых трудностей.

Жофруа не знал, что ответить.

— Из всего этого можно заключить, что мадам Килинг не была во Флориде четыре дня назад, как вы это утверждаете. Следует отметить, ваша теща действует ловко. Одного не могу понять: зачем вся эта комедия? А учитывая трагическую смерть дочери, эта история вообще дурно пахнет.

— Я догадываюсь об истинном мотиве такого поведения мадам Килинг.

— Вы можете его объяснить?

— Нет, господин инспектор. Это касается только ее и меня, но клянусь, эта проблема будет однажды решена.

— Может быть, вы в плохих отношениях с тещей, как и большинство молодых людей?

— Даже хуже того… Мадам Килинг стремится мне отомстить.

— За что?

— Я не могу об этом говорить до тех пор, пока не буду окончательно уверен.

— Как знаете. Вы же сами хотели отыскать эту даму. И что же вы намерены теперь делать?

— Не знаю.

— Ваша растерянность вполне объяснима… Но вы по-прежнему хотите выяснить местонахождение мадам Килинг?

— Теперь даже больше, чем раньше.

— В таком случае мы продолжим поиски. Это, пожалуй, самое трудное в нашей работе. Впрочем, Интерпол в последнее время стал лучше работать. Я уверен в конечном успехе, но расследование может затянуться.

— Можно ли выяснить, кто обратился в миланское агентство с просьбой позвонить в Биарриц и дать поручение их сотруднику отправить две телеграммы?

— Мы уже сделали такой запрос. Наши итальянские коллеги, как и мы, поддерживают хорошие отношения с такими частными организациями, как это международное сыскное агентство. Однако вы должны понять, что основной принцип их работы — конфиденциальность. И руководители, и сотрудники придерживаются очень строгих инструкций и выдают нам только самые общие сведения. В противном случае от их услуг клиенты давно бы уже отказались. Мы вовсе не заинтересованы в их крахе. Временами они нам очень помогают. Их персонал состоит в основном из бывших полицейских. В подавляющем большинстве это вполне серьезные люди, заботящиеся о сохранении служебной тайны. Другое дело, если речь идет об убийстве или о чем-то очень серьезном. Но в данном случае мы пытаемся всего лишь выяснить, где находится ваша теща.

— Но при этом мы ищем ее, чтобы сообщить о смерти дочери?

— А вы уверены, что она об этом не знает? Может быть, мадам Килинг упоминает о смерти дочери в полученном вами письме? Вы совершенно напрасно не хотите нам довериться, ошибочно полагая, что полиция может обнародовать вашу тайну. Поверьте, доверительные отношения — главный элемент нашей деятельности, основа успешного расследования.

— К сожалению, я не могу показать вам это письмо, инспектор. Моя теща допускает в нем слишком несправедливые высказывания в адрес своей дочери.

— Сознаваясь, однако, в своей осведомленности о случившемся?

— Да, — признался Жофруа после некоторого колебания.

— В таком случае вообще отпадает необходимость в каких-либо поисках. Мадам Килинг знает о смерти дочери. Это главное. И совершенно неважно, где она сейчас может находиться. Если, конечно, речь не идет о наследстве.

— Нет, об этом речь не идет. Моя жена получила прямое наследство от отца, теща же имеет свое немалое состояние, доставшееся от мужа.

— Честное слово, эти американские мужья — просто клад для своих будущих вдов. Так что же будем делать дальше?

— Больше ничего, господин инспектор. Прошу вас прекратить поиски.

— Не так-то легко теперь остановить запущенный механизм. С полицией шутки плохи, месье Дюкесн.

— Я готов оплатить все расходы за уже проведенные мероприятия.

— В этом нет необходимости. Чтобы успокоить вас, сейчас же отдам приказ о прекращении поисков. Как правило, мы идем навстречу гражданам. Только предупреждаю: никогда больше не обращайтесь ко мне с вашим делом. Я вас больше не приму. Однако может статься, что мы еще получим какие-нибудь сведения, и тогда не обижайтесь, если я позвоню вам и сообщу, что мадам Килинг мило проводит время с поклонником где-нибудь в приятном местечке. Такое случается даже с тещами.

— Благодарю вас за все, господин инспектор.

Бурке нажал на кнопку звонка.

— Рэймон, — обратился он к своему помощнику, — сколько человек ожидает в приемной?

— Пять-шесть человек, господин инспектор.

— С ними мы быстро разберемся.

Затем обернулся к Жофруа.

— И так все время. Вначале люди приходят с заявлением об исчезновении родственников. Затем, когда на поиски уже потеряна масса времени, запущен весь служебный механизм, эти люди возвращаются и мило просят нас не вмешиваться в их дела. Зачем, спрашивается, надо было затевать весь этот сыр-бор? А потом еще и претензии к полиции предъявляют. У вас, заявителей, всегда есть возможность ретироваться, скромно извинившись… Прощайте, месье!

Спускаясь по старой обшарпанной лестнице, Жофруа уже и не думал о сердитом инспекторе. Теперь он сам продолжит поиски. Никто не должен узнать о его прежней тайной связи с Идой, которую Жофруа жаждал возобновить. Срочно заказать билет на самолет, но только не в США, а в Милан!

Он вылетел из парижского аэропорта Орли в половине первого и два часа спустя был уже в Милане. В три часа Жофруа вошел в помещение миланского филиала международного сыскного агентства, адрес которого выяснил предварительно по телефону в парижской дирекции.

Его приняла дама неопределенного возраста в строгом костюме и с короткой стрижкой, делавшей ее похожей на мужчину. Она говорила на хорошем французском языке, но излишне серьезным тоном.

— Слушаю вас, месье. Судя по визитной карточке, вы — француз. Я — директор агентства.

— Мадам, ваш адрес я получил в генеральной дирекции агентства. Мне хотелось бы выяснить некоторые подробности о человеке, обратившемся к вам полтора месяца назад. Кстати, вам ничего не говорит моя фамилия?

После некоторого колебания, не ускользнувшего от внимания Жофруа, она ответила:

— Нет, месье.

— Постарайтесь, тем не менее, вспомнить. Думаю, вы из тех, что регулярно читают газеты.

— Наша работа действительно обязывает быть в курсе ежедневных событий, в том числе и различных мелких происшествий.

— Среди этих так называемых мелких происшествий было одно, которое вы не могли пропустить. Сообщение о нем печаталось на первых страницах всех миланских газет. Речь шла о трагической гибели в Белладжио одной американской гражданки: она утонула в озере Комо во время свадебного путешествия со своим мужем-французом.

— Да, я припоминаю, об этом происшествии много говорили.

— Погибшая была моей женой, мадам.

— Извините, месье, и примите мои соболезнования.

— Девичья фамилия моей жены — Килинг. Вам это ни о чем не говорит?

— Буду с вами искренней, месье: на прошлой неделе ко мне уже приходили два инспектора Интерпола и интересовались человеком, носящим такую фамилию.

— Мне это известно. Еще несколько часов назад я был в специальном отделе полиции по розыску пропавших, где мне подтвердили, что текст обеих телеграмм был продиктован вашему сотруднику в Биаррице именно отсюда. Видимо, вы сами сообщили об этом агентам Интерпола.

— Да, месье, информация поступила от меня.

— Я хотел бы узнать, кто обратился к вам в тот день — двадцать первого июня.

— Не в наших правилах, месье, раскрывать имена тех, кто обращается к услугам нашего агентства. К тому же в тот день я отсутствовала, и клиента принимал другой наш сотрудник.

— Этот сотрудник сейчас здесь?

— Нет, к сожалению. Он уволился две недели назад.

— Очень жаль. Не могли бы вы мне рассказать, как вы работаете с клиентами?

— Наши методы весьма просты. Представившись, посетитель излагает свою просьбу: отыскать родственника или знакомого, организовать какое-то расследование, отослать письмо в конкретное место, доставить подарок или цветы и так далее. Мы выполняем любое поручение, не противоречащее закону.

— И вас не смущает, что приходится посылать телеграммы за чужой подписью, как это было в моем случае?

— Подобные детали нас не касаются, месье. К нам и обращаются лишь с целью получить услугу, не оказываемую нигде в другом месте. Содержание передаваемых нами текстов лежит полностью на ответственности клиента.

— Вы не опасаетесь осложнений, мадам, когда адресаты ваших посланий приходят требовать от вас объяснений? Как сегодня пришел я?

— Какие осложнения, месье? Мы принимаем все меры предосторожности. Во избежание анонимных проделок, способных нанести ущерб нашей репутации, мы требуем с клиентов удостоверение личности и регистрируем его в специальном журнале.

— Прекрасно, значит, в вашем журнале имеется имя и фамилия клиента, обратившегося к вам 21-го июня и принесшего тексты двух телеграмм.

— Конечно, месье.

— Могу ли взглянуть в этот журнал?

— Это невозможно, месье. Мы не позволяем этого даже полиции, если речь, конечно, не идет об убийстве или о несчастном случае.

— Именно такой факт и имеет место: вы сами только что выразили мне соболезнование по поводу трагического происшествия. И я не думаю, что, читая сообщение о гибели мадам Дюкесн, урожденной Килинг, вы не сопоставили эту фамилию с другим, уже известным вам человеком — Идой Килинг.

Дама молчала.

— Конечно, вы можете утверждать, что отсутствовали, когда поступила просьба отправить эти злополучные телеграммы, и, соответственно, не знаете, о чем в них шла речь. Только я вам не верю. Не может быть, чтобы вы не сохранили в ваших архивах оригиналы этих текстов. Вы их непременно храните, хотя бы на случай возможной проверки или необходимости повторной передачи вашему сотруднику в Биаррице. Ведь всякое бывает. В текст телеграммы, переданной по телефону, может вкрасться ошибка. А ваша организация очень дорожит репутацией, чтобы рисковать исказить смысл. Покажите оригиналы телеграмм, мне непременно надо с ними ознакомиться.

— Содержание посланий проверятся мною лично. Я хорошо помню тексты обеих телеграмм.

— Не сомневаюсь в этом. И вы не могли не прочесть фамилию Килинг в каждой из них. Поскольку клиента принимал другой работник, то с текстами вы, видимо, ознакомились, вернувшись на работу?

— Вы правы.

— Вернулись вы, конечно, до конца рабочего дня, то есть через два-три часа после ухода посетителя.

— Я непременно захожу в кабинет в половине шестого вечера подписать бумаги и проверить работу за день.

— Позвольте выразить восхищение, мадам! Вы заслуживаете место руководителя этого заведения… Однако признайтесь, что всего лишь через пару дней после знакомства с текстами телеграмм вы прочли в газетах первые сообщения о несчастном случае с моей женой. И вы, с вашей профессиональной памятью, не могли не заметить сходства фамилии погибшей с той, что была указана в телеграмме. Вас не мог не насторожить этот факт. Итак, вы по-прежнему отказываетесь показать мне тексты телеграмм? В таком случае я буду вынужден истребовать их через полицию.

— Не думаю, что вы найдете понимание в полиции.

— Полиция займется этим делом по названной вами же причине: речь идет об очень серьезном случае. Я склонен полагать, что гибель моей жены вызвана тем, что меня в тот день не было рядом с ней в лодке. И вы знаете, почему меня там не было. Я получил отправленные вами телеграммы о мнимой болезни моей тещи Иды Килинг и был вынужден отправиться в Биарриц. Я решил предъявить иск лицу, представившему тексты телеграмм вашему агентству. И гарантирую, что уже к концу сегодняшнего дня вы вынуждены будете назвать полиции вашего «тайного» клиента. Я также обращусь за содействием к американскому консульству, поскольку моя жена являлась гражданкой США.

Неподвижное лицо начальницы несколько побледнело.

— Боюсь, как бы ваша пресловутая конфиденциальность не стала причиной серьезных проблем… Я не премину также сделать заявление для прессы, падкой на скандалы. Не думаю, что это послужит хорошей рекламой для вашего агентства. Не придется ли вам после этого вообще закрыться? Я вовсе не желаю мешать вам зарабатывать свой хлеб. Давайте решим так: вы сообщаете мне фамилию и паспортные данные того, кто обращался к вам 21-го июня около 15 часов дня, и разговор останется между нами.

Директриса молча поднялась со своего места, достала ключ и открыла стоящий у стены шкаф. Достав объемистый журнал, она стала его перелистывать. Наконец, остановившись на одной из страниц, отчеканила:

— Клиент, обратившийся к нам 21-го июня в 15 часов дня, носит фамилию Килинг. Это была Ида Килинг, паспорт № 145813, выданный префектурой полиции Парижа.

Жофруа был настолько поражен, что не смог произнести ни слова.

Дама спросила резким тоном:

— Вы удовлетворены?

Ему потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы произнести в ответ:

— Да, вполне.

Хозяйка кабинета вернула журнал на место, закрыв шкаф, а затем вновь села за стол.

— Думаю, теперь вам понятно, почему у меня не было никаких оснований отказать даме отправить телеграммы, речь в которых шла о ней самой.

Подумав несколько мгновений, Жофруа спросил:

— Вы обратили внимание на фотографию в паспорте?

— Естественно, я сверила фотографию с находившейся передо мной женщиной.

— Так, значит, вы ее принимали сами, а не один из ваших работников, как вы только что утверждали?

— Да, я сама.

— Зачем же вы мне солгали?

— Мы обязаны строго соблюдать служебную тайну.

— А может быть, причина в другом? Ведь, прочитав газеты, вы обнаружили странное совпадение двух фамилий — погибшей Эдит Дюкесн, урожденной Килинг, и вашей клиентки.

Никаких объяснений в ответ не последовало.

— Я хорошо помню, мадам, как все без исключения миланские газеты поместили фотографию моей жены, переснятую с фото на удостоверении личности, которое обнаружили в ее сумочке. Вы, конечно же, видели этот портрет?

— Да, месье.

— И вам ничего не бросилось в глаза, вас ничто не удивило?

— Меня действительно поразило удивительное внешнее сходство обратившейся к нам мадам Килинг и женщины на фотографии.

— Почему же вы не сообщили об этом в полицию?

— Я подумала, что наша клиентка, будучи, по всей видимости, близкой родственницей погибшей, вовсе не желала упоминания своего имени в газетах. Это следовало и из того, какой тайной она старалась окружить свой приход к нам.

— К тому же вам было известно довольно странное содержание телеграмм, отправленных ею в адрес погибшей мадам Дюкесн.

Достав из портфеля фотографию Эдит, он показал ее собеседнице.

— Ваша клиентка похожа на эту молодую даму? Разве что намного старше ее.

— Нет, она вовсе не выглядела старше. Мне кажется, что именно она снята на этой фотографии. Хорошо помню, что, записывая ее паспортные данные, я была крайне удивлена, прочитав год рождения. Получалось, что мадам Килинг пятьдесят лет. Однако она выглядела лет на тридцать. Никогда не приходилось встречать так прекрасно сохранившуюся женщину.

— Ничего нового вы мне не открыли.

Однако Жофруа не высказал вслух то, о чем подумал: выходит, что доктор Зарник вовсе не преувеличивал результаты своего лечения. Ида действительно обрела физическую молодость.

Пряча фотографию в бумажник, он произнес:

— Я задам вам последний вопрос, мадам, и обещаю впредь не докучать… Речь идет об одном документе. Вам знаком этот конверт?

Жофруа показал конверт от письма, присланного ему из Майами. Директриса тут же ответила:

— Конечно, знаком.

Он переспросил:

— Вы уверены, что уже видели этот конверт, адрес на котором надписан рукой мадам Килинг?

— Ну конечно, месье…

Дама поднялась из-за стола и вновь достала толстый журнал. Открыв его на уже знакомой странице, она пояснила:

— Мадам Килинг обратилась к нам вторично два дня спустя.

— Два дня спустя? Но это было 23-е июня — день гибели моей жены!

— Она пришла в половине третьего и, казалось, очень спешила. При этом не забыла поблагодарить за отправку двух телеграмм, поступивших, по ее словам, адресату в нужное время.

— Но как она могла об этом узнать?

— Трудно сказать, месье. Мадам Килинг вручила мне этот самый конверт, попросив отправить его в Париж из Флориды с таким расчетом, чтобы письмо поступило к вам в первые дни августа. У нас имеется филиал в Майами, выполнить такую заявку не составило труда. Письмо было отправлено заказным пакетом в США, где наш сотрудник в нужный момент послал его во Францию.

Жофруа понял, что ему здесь больше нечего делать. Все произошло так, как и предсказывал инспектор Бурке. Он встал.

— Полагаю, мадам Килинг неплохо оплатила вашу отменную работу?

— Да, месье, она была щедра…

— Думаю, что услуги того не стоили. До свидания, мадам.

Оказавшись на улице, Жофруа почувствовал, что его ноги подгибаются. Только что услышанное стало для него настоящим ударом. Дьявольский план Иды продолжал неотвратимо раскручиваться с точностью часового механизма.

Час спустя миланское такси остановилось около полицейского управления, вид которого вновь напомнил Жофруа о недавних трагических событиях. Никогда он не думал сюда вернуться. Отступать нельзя: он пойдет до конца, чтобы распутать задуманный Идой страшный план и тем самым добраться до нее самой.

Комиссар Минелли радушно принял гостя.

— Очень рад вновь видеть вас, месье Дюкесн, хотя и догадываюсь, что привели вас сюда печальные дела. Видимо, вы решили поклониться тем местам, где провели столь счастливые дни?

— Вовсе нет, господин комиссар. Мне пришлось пережить здесь столько ужаса, что не стоит даже говорить о желании вернуться туда, где все напоминает о трагедии. Помните, вы говорили, что в случае необходимости я могу рассчитывать на итальянскую полицию. Такой момент настал.

Жофруа коротко объяснил причину своих сомнений по поводу отправления его телеграммы.

— Сейчас мы это выясним, — ответил комиссар. — Поехали на почту.

На почте ответили, что 23-го июня никаких телеграмм в Биарриц из отеля «Вилла Сербеллони» не отправлялось.

— А теперь заедем в отель, — предложил комиссар Минелли.

Вскоре они подъехали к знакомому зданию отеля. Жофруа казалось, что на всем лежит зловещая тень его бывшей любовницы, прекрасный пейзаж представлялся ему декорацией из папье-маше для представления трагикомической оперы…

Жофруа и комиссар Минелли не позволили директору отеля рассыпаться в запоздалых соболезнованиях. Коротко объяснив причину визита, комиссар заключил:

— Мы предполагаем, господин директор, что телеграмма не была отправлена из отеля на почту. Кто занимается у вас этой работой?

— Телефонистка, господин комиссар.

— Она сейчас здесь?

— Да, конечно, она на рабочем месте.

— Не могли бы вы ее пригласить?

Директор снял трубку внутреннего телефона и вызвал сотрудницу в кабинет. Затем сказал, обращаясь к Жофруа:

— Поскольку наши телефонистки обязаны по роду службы говорить на нескольких языках, вы можете расспросить ее сами по-французски.

В дверь робко постучали, и в кабинет вошла стройная брюнетка. Директор спросил ее:

— Мадемуазель Паола, вы работали двадцать второго июня днем?

Девушка, подумав, ответила:

— Да, господин директор, я работала с полудня до двадцати тридцати.

— Вспомните такую деталь: двадцать второго июня вы должны были получить текст телеграммы от месье и мадам Дюкесн из номера…

— Из номера тридцать два, — уточнил Жофруа.

— Телеграмма была адресована администрации отеля «Мирамар» в Биаррице.

— Нет, господин директор, никакой телеграммы не было. Я бы непременно вспомнила, учитывая последовавшие на следующий день события — гибель мадам Дюкесн.

— Подождите! — воскликнул Жофруа. — Мадемуазель права. Я хотел было передать текст по телефону, но моя жена решила, что надежнее отнести телеграмму лично. Она взяла составленный мною текст, ушла и вновь вернулась несколько минут спустя, сказав, что послание передали в ее присутствии и что оно поступит в Биарриц максимум через три часа.

— В котором часу ваша жена вышла из номера, чтобы отнести текст телеграммы? — спросил комиссар.

— Около двух часов дня.

— Что вы на это скажете, мадемуазель Паола? — строго спросил директор.

— Мне нечего добавить, господин директор. Я только помню, что мадам из тридцать второго номера действительно позвонила и поинтересовалась, можно ли отправить телеграмму в Биарриц. Услышав утвердительный ответ, она пообещала принести текст через пять минут. Однако она не пришла вовсе.

— Вы в этом абсолютно уверены? — удивленно спросил Жофруа.

— Конечно, месье. Через полчаса я сама позвонила в номер и предложила прислать посыльного. Однако мадам ответила, что передумала, и попросила впредь не звонить, поскольку она отдыхает.

— Невероятно! — воскликнул Жофруа, хотя и признал, что Эдит действительно чувствовала себя уставшей. — Она попросила меня оставить ее одну в номере, и я вышел в турагентство, выяснить, как быстрее добраться до Биаррица. Все-таки никак не могу поверить, мадемуазель, что моя жена не передала вам текст телеграммы.

— Это очень легко проверить, месье Дюкесн, — заметил директор. — Мадемуазель Паола, принесите, пожалуйста, журнал регистрации платных услуг. Если телеграмма действительно отправлена из отеля, то она будет непременно зарегистрирована для последующего включения в счет клиента. Эта же сумма должна фигурировать в расчетном листке, выдаваемом каждому клиенту при отъезде из отеля. Месье Дюкесн, вы не помните, была ли эта услуга отмечена в вашей квитанции?

— Поверьте, в тот момент я находился в таком состоянии, что мне было не до проверки счета.

— Извините, месье, сейчас мы это сами проверим.

Когда директор и телефонистка ушли, Жофруа признался комиссару:

— Я ничего не понимаю…

— Мне кажется, что мадемуазель говорит правду. Отель известен тщательным подбором кадров. А возможно ли, чтобы мадам Дюкесн поручила кому-нибудь другому отправить телеграмму?

— Нет-нет. Я хорошо помню, как она сказала, что телефонистка при ней передала текст телеграммы на почту.

— Но поскольку на почте утверждают, что не получали его, то…

Вошли директор с телефонисткой. Девушка держала в руках толстый регистрационный журнал. Директор произнес с явным удовлетворением:

— Хочу сказать вам, господа, что никаких следов телеграммы не обнаружилось. Вывод один: отсюда телеграмма не отправлялась.

Было видно, что этот факт не мог не радовать руководителя, убедившегося в честности своего работника. И он добавил:

— Впрочем, я и не ожидал иного. Вот уже три года, как мадемуазель Паола работает у нас, и мы всегда были ею довольны.

Последовала неловкая пауза. Жофруа и комиссар продолжали пристально смотреть на девушку. Вдруг она густо покраснела и смутилась.

— Что с вами, мадемуазель Паола? — участливо спросил комиссар.

Ничего не ответив, девушка разрыдалась.

— Ну же, Паола! — начал утешать ее директор. — Господа вовсе не хотели вас обидеть. Произошло небольшое недоразумение.

Но девушка продолжала рыдать. Наконец она сквозь слезы произнесла:

— Как это ужасно! Если бы я могла предположить, что с мадам произойдет несчастье, то никогда бы не пошла на такое… Бедная мадам! Она была так мила… так красива.

— На что бы вы не пошли? — поинтересовался комиссар.

— Все, что я сказала по поводу телеграммы, — чистая правда. Однако было еще кое-что… В тот день месье из тридцать второго номера действительно позвонил и попросил связаться по телефону с отелем «Мирамар» в Биаррице. Я выполнила его просьбу и сообщила, что на почте пообещали дать связь через два часа. В указанное время месье вновь позвонил и попросил поторопиться. Я ответила, что трижды пыталась это сделать, но пока безуспешно. Надо еще немного подождать. И вот когда я собиралась предпринять еще одну попытку, вошла мадам Дюкесн и попросила снять заказ на Биарриц, поскольку в этом нет необходимости. Я тут же выполнила ее просьбу. Затем она сказала: «Через полчаса позвоните моему мужу в номер и скажите, что в связи с непогодой связь с Биаррицем невозможна до завтрашнего вечера». Я очень удивилась, тогда она сунула мне в руку пять тысяч лир, добавив с улыбкой: «Это поможет вам выполнить мою просьбу. Не сочтите за преступление эту маленькую ложь. Видите ли, я очень влюблена и не хочу, чтобы мой муж сейчас оставил меня. Связавшись с Биаррицем, он может поехать туда. Мне же так хочется побыть с ним. Если бы у вас был медовый месяц, разве бы вы поступили иначе?»

Я пообещала выполнить ее просьбу. На следующий же день, узнав о трагедии, я очень расстроилась. Я порывалась рассказать обо всем месье Дюкесну, но так и не осмелилась. Ему и без того было тяжело. Слова о нежной любви к нему жены могли только усилить боль утраты. Я понимала, чем была продиктована ее странная просьба: она не хотела расставаться с любимым. Вот и все, что я хотела добавить.

Побледневший Жофруа подошел к рыдающей девушке.

— Не плачьте, Паола… Я и так знал, что связь с Биаррицем вовсе не прерывалась. — Повернувшись к директору, он произнес: — Извините за беспокойство, месье. — И вышел из кабинета. Инспектор последовал за ним.

Сев за руль автомобиля, Минелли обратился к Жофруа:

— Очень сожалею о случившемся, месье.

Находясь в состоянии оцепенения, Жофруа ничего не ответил.

— Я отвезу вас в Милан, месье Дюкесн.

Молча они отъехали от здания отеля. Жофруа по-прежнему хранил молчание. Теперь он был уверен, что никогда больше не вернется сюда. Минелли решил не затевать беседу и позволил своему спутнику прийти в себя. С растерянностью глядя на пролетавший за стеклом автомобиля пейзаж, Жофруа пытался как-то осмыслить происходящее. Вопреки его уверенности, отправке телеграммы в Биарриц помешала не Ида, а сама Эдит. Он никак не мог понять, почему она это сделала. Чтобы тем самым проявить свою любовь и помешать ему уехать в Биарриц, как она сказала телефонистке? Но это была неудачная выдумка. Ведь было заранее понятно, что, не получив ответа и не имея возможности связаться с Биаррицем, он вынужден будет туда выехать. Можно предположить, что Эдит и Ида действовали сообща, стремясь вывести бывшего любовника и мужа из равновесия. В таком случае вполне понятно, что Ида не причастна к трагедии в Белладжио, где она вовсе не появлялась.

Увидев, что Жофруа несколько пришел в себя, комиссар спросил:

— Где вы хотите выйти?

— Не знаю… Впрочем, лучше поехать прямо в аэропорт. Мне хочется первым же самолетом улететь в Париж.

— Хорошо. Кстати, ваши слова напомнили мне один факт, о котором я не стал сообщать вам в Париж, считая его уже не представляющим особого интереса. Речь идет о некоторых подробностях перемещения мадам Дюкесн по Милану в день ее гибели.

— Что вы имеете в виду?

— Возможно, вы помните, как один таксист, откликнувшись на объявление в газете, сообщил полиции, что довез вашу жену из центра Милана до порта Белладжио?

— Да, конечно, помню.

— Так вот, дней десять спустя после вашего отъезда в Париж мне позвонили из миланской полиции и уведомили, что тот же самый таксист вновь обратился к ним. Оказывается, его приятель, тоже таксист, сказал буквально следующее: «Эта история с твоей американской пассажиркой, захлебнувшейся в озере, сделала твое имя известным». Извините меня, конечно, за дословную передачу диалога. Он добавил: «Мне не повезло, я не увидел фотографию покойницы в газете, иначе, ей-богу, переплюнул бы тебя. Ведь я подвозил ее от аэропорта до центра города. Дамочка явно прилетела из Парижа — в это время прибывает только один рейс».

Жофруа мгновенно переспросил:

— Он так и сказал — «из Парижа»? Значит, рейсом, вылетающим из Орли в двенадцать тридцать дня! Тем же, каким прилетел я. Продолжайте же, господин комиссар!

— Я не думал, что эта информация может вас заинтересовать, потому и не позвонил раньше. Одним словом, таксист высадил ее на улице Манзони. Он однозначно узнал вашу жену на фотографии, отметив также ее легкий американский акцент. Вот, собственно говоря, и вся информация.

— Вся информация… — пробормотал Жофруа. — Но… Это какое-то безумие! Вы даже не можете себе представить… Свидетель точно сказал, что высадил мою жену на улице Манзони? Я даже могу предположить, что она вышла из такси около дома номер двенадцать, где размещается международное сыскное агентство. Совсем недавно я был там и — вы представляете — ехал точно таким же путем. Как вы думаете, сколько понадобится времени, чтобы добраться пешком от улицы Манзони до площади Фонтана, где моя жена наняла второе такси?

— Максимум десять минут…

— Я так и полагал. Начальница агентства, принимавшая клиентку 23-го июня в интервале между четырнадцатью тридцатью и четырнадцатью сорока пятью, заметила, что та очень спешила. Пробыв в кабинете всего несколько минут, посетительница устремилась на площадь Фонтана. Только вот в агентство заходила… в агентство заходила…

Жофруа оцепенел. Он не смог произнести имя. В его глазах промелькнуло выражение ужаса. Потерев ладонью лоб, он лишь спросил смотревшего на него с испугом комиссара:

— Нельзя ли немедленно получить список пассажиров, прибывших из Парижа 23-го июня рейсом в четырнадцать тридцать?

— Конечно можно, месье.

— Тогда очень прошу вас сделать это как можно быстрее. Я вас умоляю, господин комиссар. Все это настолько невероятно, что я боюсь сойти с ума… И не задавайте мне никаких вопросов.

Пребывая в каком-то лихорадочном состоянии, Жофруа до самого аэропорта не проронил ни слова. Так же молча он вошел в кабинет руководителя службы полетов.

Десять минут спустя они получили нужную информацию: мадам Ида Килинг, владелица паспорта французской гражданки за номером 143813, прибыла в Милан 23-го июня в четырнадцать тридцать рейсом из Парижа. Последующая информация чуть было не вызвала у Жофруа потерю сознания. Оказывается, у пассажирки был билет по маршруту «туда-обратно». Причем «туда» был использован в тот же день утром на рейсе Милан — Париж. Билет был приобретен накануне, то есть 22-го июня в шестнадцать часов в агентстве авиакомпании, находящемся в центре города около оперного театра.


— Нам бы хотелось отыскать эту даму, — вмешался хозяин кабинета. — По возвращении из Парижа мадам оставила в камере хранения аэропорта свой чемодан и пальто. Не могла бы она забрать свои вещи?

Спустя несколько минут Жофруа и комиссар Минелли были уже в камере хранения, где перед ними выставили чемодан и замшевое пальто. То самое, которое было на Эдит в день ее отъезда из Белладжио. Безмолвно созерцая столь знакомые вещи, Жофруа как сквозь сон услышал голос комиссара:

— Помнится, вы говорили, что оставили вашу жену около отеля «Дуомо» с чемоданом в руках и что на ней было замшевое пальто, не обнаруженное впоследствии в лодке. Кстати, может быть, мне поинтересоваться билетом для вас на ближайший рейс до Парижа?

— Нет, господин комиссар. Попрошу лишь отвезти меня в отель «Дуомо», и больше я не буду вас задерживать. Теперь трудно сказать, когда я уеду из Милана.

Минелли довез Жофруа до отеля, и, когда тот вышел из машины, комиссар все-таки спросил:

— Вы уверены, месье Дюкесн, что мои услуги вам больше не понадобятся?

— Благодарю вас, месье. Мне больше ничего не надо. Я хочу побыть один. Спасибо вам еще раз за все. Прощайте.

И он направился к входной двери отеля.

Трогаясь с места, полицейский подумал: «Похоже, трагическая смерть жены стала для этого молодого человека жестоким ударом судьбы. Боюсь, что он от этого никогда не сможет оправиться».

Администратор отеля тут же узнал Жофруа и поспешил выразить ему сочувствие.

— Мы были очень огорчены, месье, когда узнали из газет о вашем горе.

— Благодарю вас. Я хотел бы снять номер, в котором мы провели ту ночь с моей женой.

— Да, да, месье, пожалуйста…

— Прошу вас также заказать на сегодняшний вечер два билета в театр «Ла Скала» на оперу «Аида». Я узнал о спектакле из афиш.

— Два билета? — удивленно пробормотал администратор, но тут же спохватился: — Конечно, конечно, я это обязательно сделаю.

— Накройте также в номере столик на двоих, и обязательно с шампанским.

— На двоих?! Хорошо, месье.

— Передайте дежурному, чтобы он меня разбудил завтра в пять часов утра и подготовил счет за услуги. Я очень рано уеду.

— Непременно, месье. Распишитесь, пожалуйста, в учетной карточке, а все необходимые сведения я перепишу из прежнего формуляра.

— Кроме, пожалуй, одной детали: теперь я не женат. Извините, мне надо сделать некоторые покупки.

Жофруа вышел, оставив администратора в крайне изумленном состоянии.

Несколько минут спустя Жофруа уже входил в магазин, где Эдит недавно купила ему галстуки. Владелец магазина, узнав его, направился навстречу с угодливой улыбкой, предвкушая выгодную покупку.

— Здравствуйте, месье! Мадам была довольна сделанным ею выбором?

— Мадам больше нет. Сегодня я сам делаю покупки. Покажите мне черные галстуки…

Выйдя из магазина, он направился в агентство французской авиакомпании Эр-Франс и попросил:

— Выпишите мне билет по маршруту Милан — Париж — Милан. Я вылетаю завтра утром в Париж и вернусь в тот же день рейсом, прибывающим в Милан в четырнадцать тридцать.

Приобретя билет, он продолжил свои странные покупки. В ближайшем супермаркете купил готовый смокинг, похожий на тот, который удивил в свое время Эдит.

Войдя в номер, Жофруа первым делом распылил по всей комнате тяжелый аромат «Ночного полета». Этот запах как бы говорил, что она сейчас рядом… Полчаса спустя он уже сидел за стойкой бара со стаканом виски в руке. Его взгляд был устремлен на входную дверь в ожидании появления ослепительной дамы. Прождав приблизительно столько же, как в прошлый раз, он встал с места… Как тогда… Только теперь дама присутствовала лишь в его воображении… Он представил, что взгляды всех посетителей бара устремлены на прекрасную «искательницу приключений» в обшитом бисером платье, стоявшую на пороге бара. С выражением торжества во взгляде тень подошла к нему, и он вновь услышал ее нежный голос, исходивший на этот раз из глубины его собственной памяти:

«Ты доволен, дорогой?»

Он пробормотал в ответ:

«Ты даже духи ее взяла!»

И — расхохотался… Это был грустный смех. О, как она должна была в тот момент наслаждаться своим триумфом! Эта удивительная женщина, разыгравшая с момента их встречи в бассейне фантастическую любовную партию! Все в этой продолжительной игре Иды было подчинено одному — ее любви.

Жофруа вновь окунулся в воспоминания. Он увидел себя выходящим из бара под завистливые взгляды посетителей и невольно сделал жест, как бы взяв под руку несуществующую спутницу, говорившую ему:

«На нас здесь слишком обращают внимание. Впрочем, не этого ли мы и добивались?»

Вернувшись, однако, к печальной действительности, он подумал:

«Разве теперь мне кто-нибудь позавидует? А ведь с тех пор прошло так мало времени».

По дороге в театр его воспаленное воображение бесконечно рисовало одну и ту же сцену: он сидит в зрительном зале рядом со своей спутницей, сумевшей каким-то чудесным образом дополнить ослепительную красоту вновь обретенной молодости. И он забывает о находившейся рядом реальной Эдит и думает об уже несуществующей бывшей любовнице. В таком состоянии он пребывает в течение всего спектакля. Впрочем, это его состояние было не более безумным, чем тот обман, в который Иде удалось его втянуть. Она смогла добиться немыслимого — он начал сожалеть об отсутствии прежней любовницы. Одновременно она устроила все таким образом, что именно он, он сам открыл «Ла Скала» своей молодой жене.

И когда эта псевдо-Эдит в порыве искренности воскликнула после окончания представления: «Я давно мечтала послушать «Аиду» в этом прекрасном зале рядом с любимым мужчиной!» — он ни на минуту не заподозрил, что это была все та же женщина, которая в течение трех долгих лет совместной жизни не уставала повторять: «Нам надо непременно однажды сходить с миланскую «Ла Скала». Я хочу развить у тебя чувство прекрасного. Мужчина только тогда полноценен, когда испытывает дрожь перед красотой произведения искусства».

Ида смогла-таки завлечь его на этот удивительный спектакль, несмотря на то, что он давно дал себе слово никогда не ходить на эту оперу.

В этот вечер, слушая прекрасную музыку Верди, Жофруа не ощущал одиночества, несмотря на пустующее рядом кресло. Он не переставал думать о единственной женщине, бывшей в его жизни то любовницей, то женой… И тайно беседовал с нею. Его слова были так нежны и негромки, что никто из зрителей не догадывался об этом разговоре:

«Моя единственная любовь, я с нежностью вспоминаю о том первом вечере в этом театре. Ты была так рада… Ида, я не таю на тебя обиды за то, что ты меня обманула. Даже напротив, я тебе благодарен. Тобой руководила любовь, начиная с той первой встречи в бассейне. Ты хотела, чтобы я принадлежал только тебе. Подталкиваемый тобою, я постоянно сравнивал тебя с той, которую принимал за твою дочь. Всякий раз верх одерживала память о тебе! Только теперь я смог убедиться в справедливости твоих слов, брошенных в момент нашего разрыва: и Эдит, и та случайная брюнетка в Париже, и любая другая женщина могли быть для меня лишь мимолетным увлечением… Тебе удалось придать псевдо-Эдит образ прекрасной искательницы приключений, поскольку ты сама была воплощением такого характера. Ты подарила мне лучший из вечеров, заставив при этом страстно сожалеть о твоем же отсутствии… Но верхом гениальности твоего замысла было то, что, изменив внешность, ты заставила меня жениться на тебе, лишь чтобы впоследствии я испытал отчаяние, сожалея о своем отказе остаться с той, которую знал и любил. Теперь, в этом зале, я могу признаться как на духу: хотя я и был соблазнен молодостью девушки по имени Эдит, однако после встречи с доктором Зарником понял, что единственной настоящей женщиной в моей жизни была та Ида, которой никто не мог дать ее истинного возраста. Почему ты вдруг испугалась своих лет? Ты же знала, как я нуждался в тебе… Я люблю тебя, Ида…»

Он выходил из театра с ощущением умиротворенности в душе. Тайный разговор с тенью своей любовницы позволил ему излить все, что его угнетало, то, что он не мог высказать уже долгие недели из уважения к памяти той, которую считал безвременно ушедшей. Теперь он узнал, что погибла-то Ида. В его жизни не было никакой Эдит… У него была только одна-единственная любимая женщина.

В номере его ждал накрытый на двоих столик. Пьянящий аромат «Ночного полета» по-прежнему стоял в комнате, как бы напоминая о присутствии его единственной и незабвенной любовницы…

Прежде чем поднять свой бокал, Жофруа налил вина воображаемой спутнице. Он любовался ею, радовался вместе с ней. Затем, как и в прошлый раз, он услышал ее горький смешок, нарушивший счастливую гармонию их вечера. Каким-то странным сдавленным голосом Эдит, а на самом деле Ида, произнесла:

— Жофруа, все настолько прекрасно, что я боюсь, как бы это быстро не закончилось.

И он представил, как она разрыдалась.

В тот момент ему не удалось понять причину ее грусти. У Иды же все уже было рассчитано… После обеда, убедив Жофруа, что будет занята у модельера, она позвонила Зарнику, чтобы предупредить его о своем приезде в Париж для очередной инъекции. Затем приобрела авиабилет в оба конца, после чего зашла в сыскное агентство, чтобы передать тексты телеграмм. Она прекрасно знала, что в тот момент, когда Жофруа пытался ее успокоить, первая телеграмма уже поступила в отель «Вилла Сербеллони». Ее им передадут на следующий день после возвращения из Милана. Это сообщение станет причиной их первой разлуки. Да, она все предусмотрела, все организовала для того, чтобы Жофруа оставил ее на двое суток. Она не могла рассказать ему о своей поездке в Париж. Для этого потребовалось бы раскрыть все карты. Но ее любимый никогда не должен был узнать правду.

Сквозь надвигающийся туман опьянения промелькнула мысль, не было бы лучше для Иды во всем ему признаться. Но захотел бы он тогда участвовать в этой дьявольской игре?

Ида успокоилась, поскольку была убеждена, что все произойдет так, как она задумала. После визита к доктору она быстренько вернется в аэропорт Орли и улетит в Милан. Приехав в гостиницу, она успеет привести себя в порядок и спокойно отдохнуть. Здесь она будет ждать телефонного звонка от Жофруа. Ее вовсе не удивит сердитый тон мужа. Позволив ему высказаться, она ответит:

— Вот видишь, дорогой, я была права, когда говорила, что моя мать над нами зло подшутила! Она способна на все! Думаю, теперь ты понял ее натуру.

Она бы сказала именно так, поскольку хорошо знала своего Жофруа. Затем принялась бы злословить по поводу Иды, а в нем все сильнее разгоралось бы желание увидеть свою прежнюю любовницу. И так бы продолжалось всю жизнь: Жофруа был обречен жить с Эдит, но в глубине души беспрестанно думать об Иде. И для нее это было бы самой большой победой. Она наслаждалась бы ею годами, поскольку он никогда больше не увидит ту, которую когда-то оттолкнул, но при этом тайно считал своей единственной любовью.

Напоследок она добавит елейным голоском:

— Забудь обо всем, дорогой, и спи спокойно. Завтра же возвращайся в Милан. И пообещай не гнать автомобиль слишком быстро. Пусть даже ты доберешься лишь к полуночи. Так было бы даже и лучше: я закажу поздний ужин, как в прошлый раз. Жду тебя, милый…

Если бы Жофруа спросил ее о результатах визита к гинекологу, которым она прикрыла необходимость поездки в Милан, она бы ответила:

— Извини, дорогой, я ошиблась. Ты не сердишься на меня? Я еще так мало была твоей…

От усталости и выпитого вина Жофруа заснул прямо в кресле посреди своего гостиничного номера.

Телефонный звонок дежурного администратора разбудил его в пять часов утра. С трудом очнувшись от сна, Жофруа сложил вещи, оставив в номере смокинг, бросил последний взгляд на неубранный стол прощального ужина со все еще полным вторым бокалом и вышел на улицу. Постоял у притихшего отеля на том самом месте, где оставил в последний раз Эдит, вернее, ту, которую принимал за Эдит. Она подняла в знак прощания руку… Это было прощание навсегда.


Самолет взял курс на Париж. Жофруа летел тем же восьмичасовым рейсом, что и странная пассажирка утром 23-го июня. Два часа спустя самолет совершил посадку в аэропорту Орли.

Повинуясь охватившему его в последние дни стремлению понять, как произошли трагические события, героиней которых была Ида, Жофруа взял такси и назвал адрес доктора Зарника. Ровно в десять тридцать машина остановилась напротив проржавевшей ограды.

— Подождите немного здесь, — сказал Жофруа водителю. Он не вышел из такси, рассматривая невзрачный дом с прохудившейся крышей и обшарпанными стенами. Все было тихо. Казалось, в доме никого не было. А может быть, странный доктор работал ночью? Зачем его беспокоить? Да и стоит ли ему говорить о полном успехе его метода, который привел к тому, что Жофруа даже женился на своей прежней любовнице. Воистину этот Зарник был великим ученым…

Водитель такси тревожно посматривал на странного пассажира, явно принимая его либо за детектива, ведущего частное расследование, либо за человека, замышляющего что-то недоброе. Жофруа же прокручивал в голове мельчайшие подробности последнего визита Иды к доктору, рассказанные самим Зарником. Именно 23-го июня она узнала, что избыток чувственных наслаждений во время свадебного путешествия подорвал ее здоровье. Жофруа охватил ужас от осознания собственной ответственности: ослепленный страстью, он сам подтолкнул ее к катастрофе. Конечно же, этого она врачу не сказала.

Когда Ида убедилась, что Зарник не пойдет на очередную инъекцию, она в отчаянии покинула его дом и села в поджидавшее ее такси.

Взглянув на часы, Жофруа произнес слова, которые Ида, видимо, бросила тогда водителю, решив вернуться в Белладжио:

— Отвезите меня в аэропорт Орли.

Не говорила ли она три года назад своему возлюбленному: «Италия — единственная страна в мире, где бы я хотела умереть!»

Вкусив однажды все прелести свадебного путешествия, на которое, как она говорила, «каждая женщина имеет право хотя бы раз в жизни», Ида вновь решила вернуться на солнечный берег озера Комо. Только теперь это была поездка в поисках смерти.

В аэропорту Орли Жофруа постоял в здании вокзала, наблюдая сквозь стекла за самолетом, что готовился к отлету в Милан. Он не пошел на посадку — ему нечего было больше делать в этом городе. Стоя около барьера, служившего как бы границей прощания, он подождал отправления самолета. Справа от себя в зале он увидел какую-то женщину, явно иностранку, сидевшую за одним из столиков и что-то наскоро писавшую на листке бумаги. И ему тотчас же представилась Ида, которая, видимо, точно так же сидела в этом зале ожидания и писала свое письмо.

Она взяла письмо с собой в самолет, чтобы, прибыв в Милан, отнести его в агентство, затем села в такси, доставившее ее в порт к голубой лодке…

Самолет начал медленный разбег по взлетной полосе, затем все быстрее и быстрее и, наконец, оторвался от земли…

Жофруа прощально помахал рукой набиравшему высоту самолету… Этим банальным жестом, повторяемым ежедневно тысячами людей во всех аэропортах мира, он хотел выразить свою тоску по прошлому и преклонение перед силой любви Иды, заставившей ее принять страшное решение.

Она решила вернуться в последний раз к милым ее сердцу пейзажам — свидетелям ее счастья. Сюда же примчится и единственный обожаемый ею мужчина, получивший известие о несчастном случае. Глядя на удаляющийся самолет, Жофруа с грустью подумал, что никакого несчастного случая не было: Ида бросилась в воду сама. Она пошла на самоубийство, чтобы он никогда не увидел ее постаревшей. В его памяти она должна была навсегда запечатлеться ослепительной и обожаемой. Ее страсть к Жофруа была слишком всеобъемлющей, чтобы она могла от нее отказаться, как это предлагал доктор Зарник. И тогда она решила опередить свою смерть и уйти сама, находясь в расцвете красоты.

Из этого состояния внутренней беседы с покойной его вывел голос работника аэропорта:

— Вы кого-то ожидаете, месье?

— Нет, уже никого…

Возвращаясь из аэропорта в Париж, Жофруа пережил последний приступ неверия в реальность происходящего. Все, что случилось с ним в последние месяцы, могло быть только кошмарным сном. Он никогда не встречал в бассейне наглую девицу, назвавшую себя Эдит Килинг. Неправдой было и то, что Ида выдавала себя за собственную дочь. Ну как можно вообще выдать себя за кого-то? Нужны документы, различные бумаги… Впрочем, при регистрации брака у Иды был паспорт на имя Эдит Килинг двадцати восьми лет от роду. Как ей удалось получить такой паспорт? И как она смогла обмануть Лиз, столько лет работавшую на нее? Ида сумела создать у прислуги твердую уверенность, что из США прибыла дочь хозяйки, а сама она, наоборот, уехала туда. Разве что Лиз была в курсе всех ее козней?

Жофруа так мучила эта мысль, что, едва доехав до Парижа, он тут же отправился на авеню Монтень.

— Мадам, — обратился он к консьержке, — вы, видимо, знаете адрес домработницы мадам Килинг. Я только что получил письмо от моей тещи, в котором она сообщает о своем скором возвращении во Францию и просит меня известить об этом Лиз. Вроде бы та собиралась поехать к своему брату в Бретань и там ждать новостей от хозяйки.

Он лгал, но иного пути не было. Консьержка дала ему адрес Лиз.

В тот же вечер Жофруа сел в поезд и рано утром приехал в город Ренн. Быстро отыскал нужный дом. Лиз встретила его с нескрываемым удивлением и с некоторой подозрительностью.

Ему вновь пришлось солгать, чтобы выяснить правду. Показав конверт с адресом, надписанным рукой Иды, почерк которой старуха не могла не узнать, Жофруа сказал:

— Я только что получил это письмо от мадам Килинг. Она сообщает, что со дня на день приедет в Париж и просит поставить вас в известность, чтобы вы смогли подготовить к ее приезду квартиру.

Говоря это, он внимательно следил за выражением лица Лиз.

Служанка не выказала никакого удивления и, казалось, была довольна услышать такую новость.

— Я была уверена, что мадам вернется. После несчастного случая с дочерью это было просто необходимо.

— Скажите, пожалуйста, вы давно знали, что у мадам Килинг имеется дочь?

— Через полгода после своего отъезда из Франции она прислала мне письмо, в котором сообщила о приезде дочери и о том, что она будет жить в ее квартире.

— Вас не удивило, что мадам Килинг никогда не говорила вам об Эдит, несмотря на то, что вы у нее работали долгое время?

— Значит, она не считала нужным…

— Вопрос, который я вам задам, Лиз, может показаться странным, но прошу вас ответить на него откровенно. Каково было ваше первое впечатление от встречи с Эдит?

— Видимо, такое же, как и у вас, месье. Мадемуазель Эдит оказалась точной копией своей матери в молодости… Она, кстати, тут же любезно попросила меня и консьержку выступить свидетелем на ее стороне по одному делу в посольстве США.

— Свидетелем? Зачем?

— Мадемуазель Эдит сказала, что потеряла свой паспорт. Она была очень расстроена. В посольстве ей объяснили, что для выдачи нового паспорта нужен документ, удостоверяющий личность, и два свидетеля. К счастью, у нее оказалась копия свидетельства о рождении. У меня же сохранилось письмо мадам с сообщением о приезде дочери.

— Вы уверены, что у нее была копия свидетельства о рождении?

— Да, конечно. Выданная в Бостоне… Так вот, мы отправились в посольство. Я подтвердила, что работала у ее матери в течение пяти лет, и показала письмо мадам. Консьержка засвидетельствовала, что мадам Килинг, уехавшая в США шесть месяцев назад, поставила ее в известность о приезде мадемуазель Эдит. А поскольку Эдит имела копию свидетельства о рождении, удостоверяющую, что она действительно является дочерью мадам Килинг, то в получении нового американского паспорта не было никаких трудностей.

— Да-да… Теперь я понимаю… До свидания, Лиз. У меня через час поезд в Париж. Я решил сам приехать к вам и выполнить поручение мадам Килинг. Она, кстати, пообещала уточнить дату приезда телеграммой, чтобы вы знали, когда прибыть в Париж и подготовить квартиру… Ждать, думаю, придется недолго. Я сообщу вам.

— Хорошо, месье.

— До свидания, Лиз.

Сидя в вагоне поезда и перебирая в памяти детали разговора с Лиз, Жофруа не сожалел об этой поездке. Теперь он знал, каким образом Ида обзавелась паспортом на имя Эдит Килинг. С его помощью она смогла выполнить все формальности по регистрации брака. Однако один вопрос не находил пока своего ответа: если реальной Эдит не существовало, то как Ида смогла получить в Бостоне копию ее свидетельства о рождении?

Жофруа не испытывал угрызений совести от того, что заставил поверить Лиз в скорый приезд хозяйки. Для нее даже будет лучше не знать, что Эдит и Ида — одно и то же лицо. Зачем предавать огласке то, что Иде удавалось скрывать, проявляя чудеса изобретательности, в течение долгих месяцев. Через несколько дней Жофруа напишет Лиз, что мадам Килинг передумала и решила вовсе не приезжать во Францию. В этом же письме он посоветует ей поискать другое место работы. Старая домработница так ничего и не поймет.

Ида ввела в заблуждение Лиз, как, впрочем, и всех остальных.

Ни одна обманщица в мире не достигла такого утонченного мастерства.


Как только Жофруа вошел в свою квартиру, горничная сообщила ему:

— Хорошо, что вы вернулись, а то я уже сказала посетительнице, что вы будете к обеду. Она пообещала зайти еще раз до трех часов.

— Какая посетительница?

— Какая-то девушка.

— Она представилась?

— Да, месье…

Горничная как-то странно запнулась, как будто ей было трудно произнести фамилию незнакомки. Наконец она проговорила:

— Посетительница сказала, что ее зовут мадемуазель Эдит Килинг.

— Что?! — вскричал Жофруа. — Вы изволите шутить?

— Вовсе нет, месье…

Раздался звонок в дверь.

— Вот и она сама, — сказала горничная, направляясь к двери.

Оцепеневший Жофруа остался стоять в вестибюле, напряженно ожидая входа незнакомки. Горничная открыла дверь, и он увидел в проеме совсем юную девушку с длинными каштановыми волосами, спадающими до плеч. Посетительница была скорее элегантна, нежели красива. Увидев Жофруа, она смутилась, а затем произнесла с сильным английским акцентом, который невозможно сымитировать:

— Месье Жофруа Дюкесн?

— Да, это я, — бесстрастно ответил он.

— Ваш адрес мне сообщили в консульстве США в Милане, куда я обратилась, прочитав сообщение в американских газетах. Надо сказать, что я тут же поехала в аэропорт Мехико и прилетела в Париж первым же рейсом.

— Мехико? — оторопело переспросил Жофруа.

— Да, я три месяца находилась в Мексике с американской археологической экспедицией. Именно поэтому я и не читала американские газеты. Один из друзей прислал мне вырезку из газеты со статьей и объявлением. Представьте мое удивление, когда я узнала о собственной смерти где-то в Италии. Это какая-то ошибка. Я тут же связалась с консульством в Милане. Там мне ответили, что они пытаются отыскать мою мать, но почему-то во Флориде. Странно, ведь она давно уже жила во Франции. Я также не поняла, почему в статье сообщалось о несчастном случае со мной во время свадебного путешествия и что вы — мой муж.

Жофруа, все еще находясь в состоянии крайнего изумления, пробормотал:

— Так вы и есть настоящая Эдит Килинг?

— Ну конечно же, — с улыбкой ответила девушка. — Вот мой паспорт.

Жофруа лихорадочно схватил документ, который она ему протянула, чтобы взглянуть на фотографию и дату рождения. Паспорт действительно принадлежал стоявшей перед ним девушке, год рождения был тот же, что и в паспорте, выданном псевдо-Эдит американским посольством. Молодой человек почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он вновь скатывался в безумное состояние, в котором уже однажды находился в Милане.

У него, однако, нашлись силы, чтобы спросить более-менее спокойно:

— Итак, вы дочь Иды Килинг. Но вы же на нее вовсе не похожи!

— Мне часто говорят о моем поразительном сходстве с отцом, умершим, когда мне было всего два года.

— Нет, это невозможно, это невозможно! — повторял Жофруа как в бреду.

— Думаю, что вам известно, где находится моя мать?

— Известно ли мне это? О… да…

Казалось, девушка испытала чувство облегчения.

— Мне кажется, что во всей этой истории есть какая-то ошибка. Не стала ли сама моя мать жертвой несчастного случая?

— Да, именно это и произошло.

Настоящая Эдит Килинг никак не отреагировала на его слова.

На ее симпатичном лице не появилось и тени печали.

Жофруа удивленно спросил:

— Когда же вы видели мать в последний раз?

— Восемь месяцев назад. Она прилетела в Нью-Йорк и ближайшим рейсом вернулась в Париж.

— Ближайшим рейсом?

— Мать спешила назад в Европу. Она приехала в археологический музей, где я работала, и попросила взять для нее одну бумагу. Видимо, для получения нового паспорта.

— Какую бумагу? — машинально поинтересовался Жофруа.

— Копию моего свидетельства о рождении. К счастью, мне не пришлось посылать запрос в Бостон, поскольку у меня имелась такая копия. Я сходила домой и отнесла документ матери в отель. Она сообщила, что улетает в тот же день во Францию.

— Как она тогда выглядела?

— Как всегда была красива. Может быть, даже красивее, чем обычно. Помню, я ей сказала, что она выглядела лучше, чем в последний раз, когда я ее совершенно случайно встретила в одном ресторане на Бродвее.

— Когда это произошло?

— Четыре года назад… Мы редко встречались… и никогда не были близки друг другу. Мне кажется, ей вовсе не хотелось быть матерью уже взрослой дочери. Впрочем, меня это не волновало! Правда, учась в колледже, я несколько страдала от этого отчуждения. Однако, повзрослев, устроила себе вполне приятную жизнь: у меня несколько верных друзей, я увлечена работой, а состояние, оставленное отцом, делает меня полностью независимой. Так что же — получается, что газеты ошиблись и перепутали наши имена? Признаться, факт весьма удивительный. Я оказалась в Европе, да к тому же замужней женщиной. И утонула! Честно говоря, никакого желания выйти замуж у меня нет. Тем более — умереть такой смертью. Бедная мама!

Жофруа понял, что печаль девушки о матери не пойдет дальше этих скупых слов.

Отстраненность Иды от собственной дочери переросла в Эдит в безразличие к ней.

Однако она задала еще один вопрос:

— Вы женились на моей матери? Ведь она носила вашу фамилию?

Он ответил задумчиво:

— Ида была моей женой…

Девушка протянула ему руку.

— Рада была с вами познакомиться. Если бы мать была жива, я бы ее даже поздравила. Вы очень симпатичный отчим! От моей матери можно было всего ожидать.

— Вы правы: от нее можно было всего ожидать, Эдит.

Он назвал ее по имени, но тут же спохватился:

— Вы позволите мне называть вас так?

— Ну конечно, это же мое имя!

— Итак, дорогая Эдит, что вы намерены теперь делать?

— Как можно скорее вернуться в США. Европа меня не интересует, и я бы никогда не приехала сюда, если бы не этот случай. Я американка, тогда как моя мать родилась во Франции. Она любила только свою страну.

— Вы правы, что стремитесь туда, где вам хорошо. Однако перед тем как покинуть Францию, не хотите ли вы поклониться могиле матери?

— Я должна это сделать. Я хотела бы отнести ей розы. Она обожала красные розы.

— Пойдемте. Я вас провожу.

Час спустя они входили в фамильный склеп семьи Дюкесн на кладбище Пер-Лашез. Эдит — настоящая Эдит — держала в руках букет алых роз…

Прочитав надпись на могильной плите, девушка заметила:

— Странно, но и здесь указано мое имя вместо имени матери.

— Обещаю вам завтра же все исправить, — ответил Жофруа и тихо добавил: — Вы правы, Эдит, это просто ошибка…


Загрузка...