ГЛАВА 40. Четвёртый раунд

Маша неловко шлёпнулась на что-то не слишком мягкое, но и не совсем жёсткое, к счастью. "Посадка" была бы удачнее, если бы она могла балансировать руками, но руки так отчаянно прижимали к груди сумку, что даже после приземления никак не хотели разжиматься.

Маша только мельком глянула вокруг: не подвал — какая радость! Внизу — трава; вверху — небо; впереди — деревья; сбоку — поле, кажется… И скорее полезла в сумку. Оттуда, к её облегчению, тут же вынырнула родная усато-перистая морда с огромными глазищами, светящимися мерцающей таинственной зеленью и всепоглощающим любопытством.

Усики, сяжки, хохолок, розоватая пуговка носа — всё пришло в движение, изучая, исследуя, впитывая окружающее.

Маша, отлично сознавая катастрофическое несовершенство собственных органов чувств, тоже потянула носом — очень уж заразительно выглядело это "пиршество нюха". Пахло приятно: травой, влажной землёй и… кто его знает, чем ещё!

Вот Куся наверняка чувствует много интересного, а человеческий нос для тонких исследований не годится. Кото-мышь, между тем, медленно выбрался из сумки, ни на секунду не прекращая "сканирование" окружающего пространства.

Маша поднялась и тоже осмотрелась повнимательнее, машинально потирая пострадавшее при посадке место. Приятный тёплый ветерок гладил лицо и волосы так мягко, словно Куся лапкой. В густо-синем небе плыли лёгкие облака, солнце, очень похожее на земное, клонилось к горизонту. Маша почему-то решила, что оно садится, а не встаёт, хотя её только что выдернули из мира, где до полудня было еще далеко.

Над густой невысокой травой там и сям поднимались широкие резные листья растения, похожего на крупный папоротник. Кое-где виднелись метёлки, осыпанные мелкими бледно-жёлтыми цветочками.

Метрах в ста от новоприбывших начиналась лесная опушка: пышные кусты водили хороводы вокруг кряжистых деревьев, но эта легкомысленная картина очень быстро обрывалась сплошной стеной леса.

Гигантские бурые стволы стояли так тесно, что Маше казалось, — ей между ними не протиснуться! — и только на уровне намного выше человеческого роста на них появлялись зелёные лиственные одежды. Ещё выше ветви сплетались, образуя сплошную густую сеть, вздымавшуюся к небесам на каркасах прочных стволов, за чьи верхушки запросто могли зацепиться неосторожные облака.

Но с другой стороны картина была еще интереснее… Покрытые зеленью холмы шли пологими волнами и на двух из них — как минимум! — Маша увидела явно искусственные постройки, не слишком высокие, но правильной прямоугольной формы. Впрочем, она не могла верно оценить расстояние до этих… поселений? Может, они и высокие, просто ширина намного превосходит высоту. Почему-то они производили впечатление не жилых домов, а каких-то… учреждений! И эти учреждения Маше заранее не нравились…

Маша прищурилась: ей показалось, что там горят огоньки или, может быть, солнце отражается от окон. Но эти огоньки не вызывали ощущения тепла и уюта, они выглядели злыми, колючими, мёртвыми… Может потому, что такой у неё настрой после всего пережитого в Игре?

Лес, в общем-то, тоже не внушал оптимизма… Совершенно чужой, непонятный и мрачный… Но всё-таки больше тянуло в ту сторону — спрятаться, чем в другую — на открытое пространство, к неизвестно чьим постройкам… "Других посмотреть и себя показать" не хотелось совершенно!

Но надо ещё подождать заключения пушистого "эксперта" и уж тогда принимать решение, куда податься. "Эксперт" активно шебуршал в траве, что-то вынюхивая, выискивая и высматривая. Замирал на секунду — анализировал, видимо, и снова переходил с места на место, нюхал, фыркал, встряхивая все свои антенны и щуря глаза.

— Третий раунд прерван по желанию игрока, — совершенно неожиданно прорезался знакомый голос. — Счёт: ноль — три. Четвёртый раунд.

И чтобы это значило? — задумалась Маша. Что там у них творится такое? Эдак ведь в следующий раз можно запросто между раундами застрять — куда там её в промежутках выбрасывает, в какую "тьму внешнюю"? И ладно бы только её, а теперь ведь с ней Куся!

Голос на этот раз звучал устало, слова выговаривал медленно, но отчётливо, со значением. Знать бы ещё, с каким… Зачем он повторил всё это во второй раз? И почему цифры в счёте вдруг поменялись местами? Она отлично помнила, что раньше было "три — ноль", а теперь вдруг "ноль — три"! И почему он такой устало-печальный? Вопросы, вопросы…

В чёрном балахоне было жарко, да и вообще — очень уж хотелось его снять, и Маша быстро стянула через голову наряд, оставшийся на память о недолгой, но насыщенной карьере Тёмной Владычицы. Выбросить не решилась и, поколебавшись, затолкала просторное платье с накидкой в сумку. Может, здесь по ночам холодрыга, да и просто подстелить пригодится, если опять придётся ночевать на жёстком лоне природы, да и мало ли какое еще применение можно найти немаленькому куску добротной ткани. Под ёлками такие не валяются и на дубах не растут.

Одеяние не только с лёгкостью вошло в сумку — оно в неё словно бы провалилось.

— Ничего себе… — пробормотала Маша, до сих пор не утратившая способности удивляться этой сумочной непредсказуемости. — Куда оно делось-то? Надеюсь, ты на меня не обиделась? — она внимательно посмотрела на сумку. — Надеюсь, Кусю ты вот так не проглотишь?

Сумка ожидаемо промолчала. Но Маше показалось, что вид у неё… приветливый. И даже цветочек — вон тот, сиреневый, — шевельнул лепестками, как подмигнул; а розовый расплылся, будто улыбнулся.

— Приехали… — прошептала Маша.

— Ты как? — поинтересовался Куся, выныривая из густой травы. — Ударилась, что ли, сильно?

— Нормально, — ответила Маша.

— А чего тогда бормочешь такое? Мы уже минут десять как "приехали", а до тебя только дошло?

— Да я не об этом…

— А о чём? — не отставал озабоченный Куся.

— Я вот думаю, может…

— Что? Не тяни Проглота за тащилки! — поторопил кото-мышь.

— Может, я сошла с ума? Сижу сейчас в психушке… то есть — лежу. И мерещится мне всякое…

— Всякое — это я? — уточнил Куся.

— Ну-у… всё это… вообще… — протянула Маша. — И ты тоже, — нехотя всё же признала она через несколько секунд, в течение которых они с Кусей внимательно смотрели друг на друга. — И вот, что сумка мне… улыбается, — попыталась оправдаться Маша.

Этот аргумент в пользу психушечной версии казался ей самым убедительным.

— Вот я и подумала…

— Знаешь что, — пришёл к каким-то своим выводам кото-мышь, ещё немного поизучавший Машу пронизывающим взглядом, а после внимательно осмотревший сумку.

— Что? — тихо спросила Маша.

— По-моему, тебе пока лучше не думать. Отдохнуть тебе надо… от мыслей. Лучше всего, конечно, заняться чем-нибудь полезным, — он вздохнул. — Но с этим пока вряд ли получится.

— То есть, ты хочешь сказать…

— Я не хочу, я тебе прямо говорю: думать у тебя пока плохо получается, может, перемещение так подействовало…

— Но…

— Никаких "но"! Я — настоящий, ты… не знаю где, но там же, где и я, и вряд ли это место называется "психушка", хотя я и не знаю точно, что это такое. А сумка — она хорошая. Может, она и не улыбается, но от неё тепло идёт — не как от тебя, но есть. А значит…

— Что? — снова спросила Маша.

— Ну как же тебе объяснить-то… — Куся фыркнул, слегка хлопнув крыльями. — Значит, она может улыбаться! Не так, как ты, а по-другому. Но может. А ты… заметила. Только и всего. И не отвлекай меня больше, — он повернулся к Маше спиной, снова приступая к исследованиям.

— Я ей мерещусь… сумка улыбается… а искать еду и место для ночлега — некому!

Загрузка...