Побег

Задумано - сделано!

Ерофей был уже неподалеку от ворот, как навстречу ему вылетел из города на полном скаку отряд стражников, сшибая людей, которые не успевали шарахнуться в сторону. Ерофей тоже отъехал к обочине. Однако стражники не поскакали прочь, как он предполагал, а закружили вокруг него, и бедняга понял, что, наверное, всё-таки достиг конца жизненного пути - вот из этой передряги ему вряд ли выпутаться. С целым отрядом не сладишь, и это не шутка - попасть шпиону в лапы неприятеля. Он вспомнил пыточную камеру, и крупная дрожь сотрясла его тело. Нет, уж лучше умереть, чем вновь испытать пытку.

- Эх! Помирать, так с музыкой! - закричал Ерофей весело и, выхватив шпагу Анри де Моршана, рукоять которой была удивительно ему по руке, ткнул ближайшего всадника в грудь: обозлит стражников, и чем скорее они убьют его, тем лучше, и вдруг поймал ментальный сигнал: «Помирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела!»

Радость захлестнула Ерофея: друг-бродяга отыскал его и пришёл на помощь! Вместе с радостью удвоились и силы Ерофея. Он энергично замахал шпагой, пока ещё не видя Гермеса, но зная, что тот рядом, потому что с коней падали один за другим ничего не понимающие враги. А от ворот к Ерофею прорубался Пьер.

- Оуа! Ур-ра-а! - завопил Ерофей, и от его незнакомого боевого клича метнулись в стороны остатки вражеского отряда. Ерофей же направил Султана навстречу Пьеру, который тотчас развернул своего коня, прикрывая с тыла орущего во весь голос приятеля: - «А нам всё равно, а нам всё равно! Не боимся мы волка и сову!!!»

Незнакомая речь «била» по ушам и ужасала души врагов, потому никто из воротных стражников не осмелился преградить путь Ерофею. Никто не обратил внимания и на оседланного коня без всадника, который мчался за Ерофеем, но когда у самых ворот на коне вдруг оказался дико орущий седок, то есть Гермес, стража струсила окончательно и с воем бросилась врассыпную, крестьяне же полезли под свои повозки. А лихая троица исчезла.

Оказавшись в безопасности, друзья спешились.

- Ерошка! - Гермес восторженно тряс друга за плечи.- Ты жив, бродяга! Я так боялся за тебя!

Пьер кружил вокруг них и тоже норовил обнять «Луи», с которым Гермес говорил на непонятном языке и вообще называл как-то странно. Пьер привык давно, что его друзья могут общаться друг с другом мысленно, а вот сейчас их речь слышал впервые. Но не это его сейчас интересовало, главное, что Луи, их товарищ, нашелся, он жив, хотя, видимо, не совсем здоров, они опять вместе, а лучше этого для Пьера сейчас ничего не было. Пьер что-то тараторил на французском, Ерофей плохо понимал Пьера в речевом плане, однако, по сути ясно: Пьер очень рад его видеть.

А уж как был рад тому Ерофей!..

Друзья привели Ерофея в дом графа Арманьяка, предводителя парижских сподвижников короля Генриха Наваррского. До встречи с Ерофеем они жили на постоялом дворе вблизи ворот. Они знали, где дом графа Арманьяка, там они нашли бы надёжный приют, однако решили дождаться друга и явиться к графу вместе с ним, потому несколько дней околачивались в трактире рядом с воротами, играя в кости или напёрстки, так что деньги у них имелись.

Карл Майенский, приближенным которого Арманьяк был, совсем не подозревал, что «пригрел на груди змею», потому что граф умел скрывать свои чувства, тем более - действия. Его люди ждали только сигнала от короля, и вот дождались. И были готовы открыть городские ворота, когда король Генрих встанет у стен Парижа.

Посланцы короля находились в полной безопасности в доме графа. Правда, главный камердинер жаловался, что человек со странным именем Гермес постоянно околачивается в девичьей, и как бы через девять месяцев не началась родовая эпидемия - этот повеса пользуется большой благосклонностью служанок. Арманьяк отмахнулся от этих жалоб - и сам частенько наведывался в девичью. Хуже намного то, что двое гонцов устроили заваруху возле ворот, спасая третьего. Правда, они задали такого жару страже, так её перепугали, что солдаты не осмелились преследовать троицу неизвестных головорезов. Откуда они взялись, Арманьяку было неведомо. Но предъявили перстень короля Генриха, а третий гонец был очень похож на Луи де Моршана, неудивительно, что король Генрих принял его за настоящего Луи. Арманьяк и сам бы обманулся, если б не знал, где находится настоящий Луи. Самозванец сильно заикался, причём на первом же слове, и тогда за него говорил плут Гермес, и одному Богу известно, так ли думал «Луи», хотя и кивал, подтверждая слова Гермеса. Одно хорошо: с появлением самозванца Гермес перестал шляться в девичью (граф лишился благосклонности красивой горничной Аниты и потому изнывал от ревности). Он был удивительно послушен самозванцу и трогательно ухаживал за ним, поскольку тот был ранен. И пусть эти разбойники пока находятся в доме: они будут полезны при штурме Парижа королём Генрихом. Пожалуй, именно их и надо послать открыть ворота, потому что эти парни - умелые бойцы, а если погибнут - не велика печаль. Но в любом случае Арманьяк окажется в выигрыше: погибнет самозванец, но победит Генрих, значит, можно будет попросить за оказанные услуги имение де Моршанов у него; победит Карл, то можно будет обвинить настоящего Луи в измене, ведь защитники ворот примут самозванца за него, и опять же попросить себе в награду имение. Словом, ситуация была выгодна Арманьяку, и граф не собирался упускать из рук свою выгоду.

А приятели даже не догадывались, что на их счёт замышлял Арманьяк. Их волновало другое: Гермес узнал, что в Париже в свите Карла Майенского находится человек, очень похожий на Ерофея, и следовало разузнать, не настоящий ли это Луи де Моршан. «И если это так, - сделал вывод темпераментный Гермес, - то он - большой поганец, его отца убили люди Карла, а он служит у него».

Главный девиз Гермеса: «Задумано - сделано!» - потому трое друзей той же ночью отправились во дворец Карла. И Ерофей ещё раз имел случай убедиться, что его приятель - величайший пройдоха и бабник, потому что Гермес умудрился совместить приятное с полезным: у него еще и свидание назначено было с одной из придворных фрейлин весьма сомнительного для любви возраста. Впрочем, как сказал Александр Пушкин - «Любви все возрасты покорны».

Фрейлина провела их незаметно во дворец. Однако Гермес всё же был и человеком дела, потому решительно заявил очередной возлюбленной, что их свидание состоится, но позднее, после встречи с Луи де Моршаном. Ерофей прятал лицо в складках капюшона плаща, но, надо заметить, к тому времени он был уже мало похож на своего двойника - заросший бородой, с запавшими глазами и запёкшейся простудной блямбой на верхней губе.

Фрейлина обидчиво надула губки, но Гермес проворковал:

- Ну, кошечка моя, не сердись, - и облапил её, закутав в свой плащ.

Его руки под плащом, вероятно, проделали определённую работу, потому что фрейлина томно закатила глаза и даже простонала от удовольствия, подставив коварному обольстителю губы для поцелуя. Больше не сопротивляясь, она послушно повела друзей по коридору.

Настоящий Луи де Моршан спал, ни о чём не ведая, в своей комнате. Это был славный тихий молодой человек, весьма образованный и начитанный, а после смерти отца ещё и очень богатый, но совершенно при том беспомощный перед жизнью, в которой ничего не понимал. Так случилось, что его дядя-опекун оказался сообщником Карла Майенского и входил в Католическую Лигу, хотя другие члены семейства Моршанов, особенно отец Луи, не жаловали Карла. После смерти брата Андреа де Моршан взял к себе племянника, но, разумеется, не сказал о том, что знает убийцу его отца, тем более что и сам имел к тому некоторое отношение, имея весьма неблаговидную цель.

Андреа всегда завидовал брату Анри, человеку порядочному и честному, доброму по натуре, который, в отличие от него, не только не промотал свою долю наследства, а приумножил ее. Андреа был младшим, с детства мечтал стать хозяином родового поместья, которое по праву старшего наследника принадлежало Анри, а теперь оно отойдёт Луи, чего, конечно, Андреа допустить не мог. И потому немало сил приложил к тому, чтобы убедить мечтательного и склонного к наукам юношу постричься в монахи. Так, наверное, и случилось бы, если бы трое неизвестных авантюристов не поступили на службу к королю Генриху Наваррскому, причём один из них как две капли воды похож на Луи. Эти проходимцы, судя по всему, узнали, кто убил отца настоящего Луи. Если они доберутся до Лавалетта, то узнают, что и Андреа де Моршан приложил к тому руки. И не люди герцога Майенского преследовали Ерофея и его друзей, а люди Андреа де Моршана, которому наплевать было на обоих королей, но зато весьма заботила судьба собственная. Но эти трое прохиндеев выворачивались из самых немыслимых ситуаций. Самозванец даже случайно попал в руки людей герцога, его пытали, но палачи не знали о его внешнем сходстве с Луи де Моршаном, потому просто выбросили в сточную канаву, надеясь, что сам умрёт, а он выжил. И вот они пробрались-таки в Париж, устроив грандиозный переполох у городских ворот, после чего растворились на Парижских улицах. И не знал Андреа де Моршан, что три ненавистных ему человека спокойно шагают по его собственным покоям во дворце Карла Майенского.

Ерофей, Гермес и Пьер тихо вошли в комнату Луи де Моршана. Пьер и Гермес встали так, чтобы в одно мгновение прижать руки-ноги молодого дворянина к постели. Ерофей же начал слегка трясти Луи за плечо, чтобы разбудить.

Луи раскрыл глаза и, увидев троих незнакомцев, сделал попытку вскочить с постели, но двое из них были начеку и тут же прижали его к кровати.

- Кто вы? - хрипло спросил Луи, глядя на заросшего бледного человека, стоявшего перед кроватью и стараясь показать, что не боится таинственных визитеров. Ему ответил тот, который удерживал ноги Луи. Рожа у него была разбойничья, и глаза - плутоватые:

- Твои друзья. И если дашь слово, что не будешь орать на весь дворец, мы тебя отпустим. Нам надо просто поговорить с тобой.

- Хорошо, - помедлив, ответил молодой человек. Он уже преодолел страх, потому что, несмотря на тщедушное сложение, обладал храбрым сердцем. - Даю слово дворянина.

То, о чём рассказали незнакомцы, вернее, говорил черноволосый кудрявый человек, у которого была самая разбойничья внешность, повергло молодого де Моршана в ужас: дядя, такой добрый к нему - убийца его отца!

- Я вам не верю! - воскликнул он, правда, весьма приглушённо и нерешительно.

- Правильно делаешь, - одобрил кудрявый. - Я бы на твоём месте тоже не поверил таким архаровцам, как мы. Но у тебя нет выхода. Или веришь нам, и мы тебя отводим к человеку, который про плутни Карла и твоего дяди знает лучше нас, или не веришь, и мы… - он красноречиво чиркнул ребром ладони по горлу. - Вопрос понятен? - он вытащил наполовину шпагу из ножен и со стуком отправил её обратно. - Нам, понимаешь, пора отсюда сваливать, но прежде надо восстановить справедливость по отношению к тебе, а мы тут кое-чего натворили, так что на тебя потом будут всех собак вешать, а ты - ни сном, ни духом.

Луи замотал головой, он вдруг предположил, что перед ним просто сонное видение, и вот сейчас проснётся, и не будет этой дерзкой троицы, которая явилась к нему в комнату среди ночи. Луи даже махнул рукой, прогоняя видение, и пробормотал:

- Может, я сплю? Тогда надо проснуться. А что надо сделать, чтобы проснуться? Встать и сходить в туалет.

- Ероха! - захохотал Гермас. - Да он такой же чудик, как и ты! Помнишь, как мы впервые встретились, ты тоже думал, что ты спишь!

- Немудрено, - посочувствовал Ерофей своему двойнику, сильно коверкая слова, - ты всегда являешься неожиданно, как чёрт из коробочки.

Упоминание о дьяволе богобоязненный Луи вынести не мог, поэтому вскочил на ноги, указывая на дверь:

- Прочь отсюда, богохульники, не смейте при мне упоминать богомерзкое имя сатаны!

Гермес оторопел: парень выслушал спокойно рассказ о смерти отца и взвился на дыбы при одном упоминании о чёрте. Нет, определенно, здесь все - чокнутые. Пьер, например, если при нём упомянуть дьявола, тоже весь дрожит, хотя запросто может зарезать любого, как барана, и рука не дрогнет. У Гермеса вдруг возникла забавная идея, и он спросил:

- Ты знаешь что-нибудь о Греции? Овид, Гомер, Зевс, - он помедлил чуточку, - …Гермес. Тебе это о чём-либо говорит?

У парня сразу же заблистали глаза:

- О, Греция, древняя Греция! - Луи аж засветился от восторга. - Конечно, знаю. Мне об этом рассказывал в монастыре Святого Лаврентия отец Бенедикт. Но там не знали и не почитали Господа нашего Иисуса Христа. Значит, они тоже - богохульники, язычники, - категорически заявил Луи, сразив Гермеса следующей фразой наповал: - Я богов Древней Греции не люблю, особенно Гермеса. Такой плут, вор и обманщик, хоть и бог. Фу! И слышать о нём не хочу!

Гермес, услышав такую нелестную характеристику себе, до того растерялся, что даже в задумчивости сел на кровать Луи. Ерофей фыркнул - самонадеянный его приятель привык к почитанию, а тут - на тебе! И слышать о нём не хотят! Наверное, Гермес тоже решил, что он спит, если потихоньку дернул себя за ухо и поморщился: больно дернул. И пока Гермес приходил в себя, Ерофей решил взять инициативу в свои руки:

- Луи, - сказал он, - погляди на меня внимательно. Я тебе никого не напоминаю?

Юноша хмыкнул:

- Да мало ли людей, которые кому-то кого-то напоминают? Лицо твое мне знакомо, ну и что? Видел где-нибудь в толпе. А если честно, то ты напоминаешь мне разбойника.

Тут уж не выдержал Пьер и заявил, несмотря на хорошо привитое чувство благоговения перед родовитым дворянином:

- Да ты взгляни на себя в зеркало, болван, может, и поймёшь, кто перед тобой стоит.

Луи, конечно, не знал, что перед ним простолюдин, хоть и одет по-дворянски, а то бы, наверное, отвесил Пьеру оплеуху. Но Луи не знал, потому встал и покорно направился к зеркалу. Ерофей понял замысел Пьера и встал рядом с Луи перед зеркалом.

- Ну? - спросил он нетерпеливо. - Теперь понял? Я же похож на тебя!

- Э-э-э… - лукаво погрозил ему пальцем Луи. - Ты меня не проведёшь, незнакомец! И если вы меня не оставите в покое, я сейчас позову стражу! - и он величественно выпрямился. Но надо сказать, что выглядел юноша в своей длинной ночной рубахе очень забавно. - Впрочем, - задумчиво произнёс он, - пожалуй, стражу я звать не буду, я лучше проснусь. Мне всё это снится, мне всё это снится… - и он побрёл к своей кровати.

Гермес закатился в смехе:

- Ну, ей Богу, Ерошка, я же говорю - он такой же, как ты, бестолковый и ни фига не боится, если ему вожжа под хвост попадёт.

- Вожжа? Где вожжа? - закрутился на месте Луи.

Бородатый незнакомец улыбнулся усатому черноволосому бандиту:

- А может он и впрямь мой предок? Ведь бабушка моя из Смоленска, а там проходили войска Наполеона. И как знать, может, моя пра-пра-прабабушка… - тут его лицо окаменело и, внезапно рассвирепев, Ерофей замахнулся на Луи. - У-у, гад! Надругался над девушкой, да?

Тут уж завопил молодой де Моршан:

- Нет-нет! - замахал он руками. - Я - девственник!

Гермес встал между ними, загородив широкой грудью Луи от Ерофея. Пьер ничего не понял, но бросился на помощь Гермесу и облапил со спины Ерофея. А Гермес, усадив Луи на постель, сказал:

- Во-первых, если ты думаешь, что спишь, то есть верное средство пробудиться: ущипнуть самого себя да побольнее! Коли больно, значит - не спишь. Во-вторых, приятель, если ты нам не веришь, то давай проводим тебя в одно место. Там ты встретишься с одним очень влиятельным человеком, и он повторит тебе то, что и мы сказали, думаю, ты поверишь ему, потому что это - граф Арманьяк.

- Кстати, - произнёс Ерофей, показывая юноше свою шпагу, - вот эта шпага что-нибудь тебе напоминает?

Луи схватился за ножны, и глаза его налились слезами - он узнал оружие своего отца.

- На этой шпаге я поклялся отомстить за твоего отца, - тихо вымолвил Ерофей, подумал немного и завершил, - и за своего - тоже, ведь ты, выходит, мне как брат. Мы должны вместе отомстить за нашего отца. Это дело чести - пуан д'онер. Понял, Луи? Поэтому собирайся, и мы пойдём сейчас к графу Арманьяку.

Луи вскинул голову, пристально посмотрел в глаза Ерофея, и решительно протянул руку к шнуру от звонка, чтобы вызвать своего камердинера.

- Ты что? - перехватил его руку Гермес. - Сам одеться не в силах?

Луи покраснел и, повернувшись к ним спиной, начал стягивать с себя ночную рубаху. При виде его тощих ягодиц Гермес весело хмыкнул. Молодой дворянин, вероятно, весь залился краской смущения, но это же придало ему и необходимую быстроту при одевании. Через несколько минут вся компания выскользнула из покоев де Моршана, направляясь к выходу. Но не тут-то было - невесть откуда вывернулась перезрелая возлюбленная Гермеса и гневно зашипела:

- О, неверный обманщик! И так ты благодаришь меня за мою любовь? Это, мон шер - мовэ тон!!!

Гермес подпрыгнул на месте - он совсем не ожидал увидеть её, видимо, плут рассчитывал улизнуть из замка без дополнительного общения с фрейлиной. Но раз это не удалось, Гермес тут же перестроил тактику своего поведения, отлично понимая, что если он сию минуту «не пожертвует собой», их компания вообще может не выбраться из дворца: разозлённая и обманутая в своих ожиданиях придворная дама может поднять тревогу, и тогда их, голубчиков, сцапают за пару минут. Виновато улыбнувшись Ерофею, дескать, прости, я очень хочу пойти с вами, но, увы, не могу, Гермес подарил даме широкую великолепную улыбку - бог-олимпиец не мог позволить, чтобы его поведение считали дурным тоном:

- О, моя прелесть, моя любовь, свет очей моих и стук моего сердца! Разве я смог бы уйти, не попрощавшись с тобой? О, моя милая, я - твой, и я спешу обнять тебя, и не здесь, а в твоём гнездышке, ласточка моя, - и он тотчас увлек за собой свою милую.

А Ерофей и Пьер вместе с Луи отправились в дом Арманьяка.

В отличие от Луи, граф Арманьяк был взбешен, когда его разбудили среди ночи. Но гнев его вскоре сменился удивлением, потому что перед ним стояли двое Луи де Моршан. Только один - юный, свежий, с наивным взглядом бледно-голубых глаз, а другой - бородатый с обветренным лицом, на котором выделялись ярко-голубые глаза. Арманьяк знал об их сходстве, но чтобы до такой степени… Потому Арманьяк лишь разевал рот, как выброшенная на берег моря рыба, да таращился на ночных посетителей. Бородатый Луи, начал говорить, как всегда, заикаясь:

- Не волнуйтесь, сударь, сейчас мы всё объясним…

- О, господин Арманьяк, - обратился к графу его двойник, - вы узнаете меня? Я - Луи де Моршан. Помните, три года назад вы были в нашем поместье на охоте?

- Да-да, - пролепетал Арманьяк, - да-да, я был там.

Ерофей почувствовал, что не сможет объяснить ошарашенному графу суть дела, и махнул Пьеру, мол, давай ты рассказывай. И Пьер сказал:

- Господин граф, пожалуйста, расскажите Луи, как погиб его отец.

- Чей? - тупо переспросил граф.

- Его, - показал Пьер на Луи.

- А его отец - кто? - недоуменно уставился граф на Ерофея.

Тот ухмыльнулся:

- О, господин граф, не беспокойтесь, мой отец тоже умер. Но, извините, вы лучше повторите этому юноше, как погиб его отец. А про меня, если захотите, вам всё расскажет Гермес, у него язык более подвешен, - и он не кривил душой, потому что его собственный язык был в настоящий момент совершенно дубовый.

Изумлённый, не пришедший до сих пор в себя граф Арманьяк, послушно рассказал молодому Моршану о смерти его отца, а потом тихо-тихо лег на свою постель, закрыв глаза. Наверное, он, как и Луи час назад, думал, что всё это происходит с ним в кошмарном сне. Вскоре он и в самом деле заснул. А молодой де Моршан стоял рядом безмолвный, остолбеневший от услышанного. Ерофей деликатно взял молодого человека за локоть и вывел его из спальни графа, который заливисто захрапел им вслед.

Утром, когда Гермес, усталый, с кругами под глазами, вернулся со свидания, в доме Арманьяка на удивление было тихо и спокойно. Граф Арманьяк спал, как младенец, не менее сладко спал и Луи де Моршан, а Ерофей и Пьер горячо обсуждали план мести де Лавалетту: как ни крути, а Ерофей в какой-то степени был сыном Анри де Моршана, и он прямо-таки пылал от ненависти к убийце старшего де Моршана. Кстати, нежданно обретённый братец Ерофею нравился. У него дома, там, где шумные улицы, светлые от неоновых вывесок, была сестра, но ей ведь не поведаешь о мальчишеских секретах, а как хотелось Ерофею иметь брата! И когда Гермес явился к ним, план был почти готов. Он азартно, несмотря на явную усталость (бедняге, вероятно, ночью пришлось немало потрудиться!), подключился к его обсуждению. В конце концов, было решено выманить де Лавалетта на охоту, и там с ним рассчитаться. А потом очередь дойдёт и до дядюшки. Оставалось самое трудное - убедить Луи не бросаться со шпагой на де Лавалетта и своего дядю сразу же после возвращения во дворец Карла.

Но их опасения были напрасными - проснувшиеся граф Арманьяк и Луи,адать новый вопрос, и плачет по ночам она отныне по убиенном сыне…разится Троянская войнаикса. увидев перед собой три бородатые физиономии, одарили их идиотскими улыбками. Граф думал, что всё ещё спит, а Луи совершенно не понимал, как оказался здесь. Что называется - заспал! И прошло немало времени, пока бандитская троица - так мысленно величал их Арманьяк - ещё раз всё втолковала ему и Луи. Но справедливости ради, надо сказать, что говорил один за всех Гермес - при необходимости этот плут мог бы ответ держать и за целый полк. Когда Луи уяснил ситуацию и впитал информацию, то друзья подивились происшедшим с ним переменам: перед ними вместо деликатного робкого юноши стоял разозлённый тигр, готовый тотчас разорвать убийцу на куски. Тут Гермес рассказал ему ещё и о стратегическом плане мести де Лавалетту.

И, как говорится: «Сказано - сделано!»

Луи предложил де Лавалетту отправиться на охоту, и тот, страстный охотник, согласился с радостью. Шпионы доносили, что войска Генриха Наваррского движутся медленно, Парижа достигнут не ранее как дня через три, потому можно было немножко и развлечься. К тому же, у де Лавалетта была своя причина оказаться с юным и хрупким Луи де Моршаном наедине, и самое лучшее место для этого - лес. Надеясь на благосклонность Карла, Лавалетт рассчитывал, что за все заслуги - а они немалые, как думал Лавалетт: его руками Карл убрал со своего пути многих противников - Карл подарит ему богатое поместье. И если Луи умрёт, то его поместье отойдет королю, поскольку у де Моршана-младшего нет пока прямых наследников, и де Лавалетт рассчитывал заполучить именно поместье Моршанов, которое очень нравилось ему. Так почему же не помочь юноше умереть? Его дядю, Андреа де Моршана, который наследовал бы за Луи богатое поместье, де Лавалетт не брал в расчёт, предполагая покончить и с ним.

И вот блистательная кавалькада вынеслась за городские ворота, где охотников ожидали псари со сворами собак. Протрубил рог, загонщики начали свою работу, дворянам же оставалась ждать, когда какой-нибудь зверь выскочит на них.

Луи предложил де Лавалетту сменить место засады, дескать, ему здесь не нравится - очень многолюдно. Де Лавалетт охотно согласился с Луи - он и сам жаждал оказаться с ним подальше от людей.

И они поехали в глубь леса. Гомон возбужденных охотников и лай собак вскоре стал не слышен. Де Лавалетт внимательно посматривал украдкой по сторонам, прикидывая, далеко ли они отъехали. Убедившись, что достаточно далеко, де Лавалетт выхватил пистолет и направил его на Луи:

- Прощайся с жизнью, Моршан. Я убью тебя сейчас, как убил твоего отца. Ты мне надоел, щенок! - и он приготовился выстрелить, но тут кто-то сказал с жутким акцентом:

- А ты надоел нам! - из кустов выехал… тоже Луи, только постарше, обросший бородой, и блеск его злых глаз не сулил ничего хорошего.

Вновь послышался хруст сухих веток, де Лавалетт крутнулся на месте и увидел, что из чащи выехали ещё двое. На их лицах застыли хищные улыбки, особенно зловеще ухмылялся черноволосый, кудрявый всадник.

Де Лавалетт ударил коня плетью - скорее, скорее вырваться из окружения! Но не тут-то было! Свистнул аркан, и жёсткая петля сжала горло де Лавалетта. Конь его, обожжённый чужой плетью, всхрапнул и ринулся вперед, скинув хозяина на землю. От удара у де Лавалетта потемнело в глазах, но пришёл он в себя гораздо раньше, чем думали окружавшие его враги. Он лежал и соображал, в какую сторону кинуться, кто из них слабее, и решил, что это - юный де Моршан.

Де Лавалетт резко вскочил на ноги и бросился на молодого человека, но не зря Луи показался друзьям разъярённым тигром - реакция у юноши была отменной, и де Лавалетт напоролся на его кулак. Гермес тотчас прыгнул вперед и сбил де Лавалетта с ног. Потом схватил его за шиворот, встряхнул хорошенько и прошипел:

- Вставай, шакал, и дерись честно, или же я из тебя сейчас душу вытрясу! - он выхватил шпагу и принял боевую стойку.

Де Лавалетт сплюнул презрительно и процедил:

- Не тебе, простолюдин, сражаться со мной! Прочь с дороги! Я буду сражаться с ним, - и он показал на Луи.

- Что? - разгневался Гермес. - Я - простолюдин?! Да я тебе сейчас!..

- Э-э-э, нет, - возразил Ерофей. - Он будет иметь дело со мной.

Де Лавалетт скептически посмотрел на Ерофея, который показался ему слабым бойцом, и рявкнул:

- Ну, тогда молись! Я сейчас тебя убью!

- Не говори гоп, пока не перескочишь, - непонятно высказался незнакомец, похожий на Луи, и отсалютовал шпагой,

Взглянув на шпагу незнакомца, де Лавалетт похолодел - он узнал оружие старого де Моршана.

- Защищайся, зараза! - воскликнул незнакомец и… подмигнул, усмехнувшись при том с такой издёвкой, что де Лавалетт, задохнувшись от ярости, бросился вперёд, ничего не видя перед собой, намереваясь первым же ударом покончить с незнакомцем. Но тот ловко уклонился, и Гермес похвалил:

- Молодец, Ерошка, поддай ему!

- То ли ещё будет, тра-ля-ля!! - Ерофей отскочил в сторону от резкого выпада врага и, оказавшись за его спиной, пнул изо всех сил в зад. Де Лавалетт споткнулся и упал, но тут же, вскочив пружинисто на ноги, с бешеным рёвом бросился на Ерофея: «пендель» во все времена являлся позорным ударом. Однако Ерофей был начеку и отбил яростный удар шпагой, но поморщился: рану в плече пронзило болью. Это не ускользнуло от взгляда коварного врага, который неожиданно со всего маху нанес удар шпагой как простой палкой по больному плечу противника. Ерофей выпустил от боли шпагу из руки, рухнув на колени.

Де Лавалетт издал торжествующий клич, и его удар неминуемо бы достиг цели, но тут Луи сделал выпад и вогнал свой клинок на треть в грудь де Лавалетта. Сам же отступил на шаг назад. С точки зрения дворянина это было, конечно, нечестно, но Ерофей мог погибнуть, потому юноша бросился ему на помощь, не раздумывая о чести дворянина.

Де Лавалетт изумленно посмотрел на клинок, на Луи, и так, с удивлением в глазах, он и упал, устремив свой взор в небо - Луи попал ему в сердце…

В дом к Арманьяку вернулись только Луи и Пьер.

Они простились с Гермесом и Ерофеем у тела де Лавалетта. Луи уже осознал, что его новые друзья - не просто иноземцы, а жители дальних стран, о которых Луи не только не знал, но даже представить себе не мог, что это за страны. И вот им пришло время возвращаться, тем более что миссия его новых друзей (они поведали Луи де Моршану про все свои приключения) уже выполнена - всё готово к встрече Генриха Наваррского, ворота перед ним будут широко распахнуты.

В сердце Луи поселилась грусть. Он был единственным сыном, у него никогда не было брата, потому что мать его рано умерла, а отец, очень любивший её, до конца жизни своей предпочёл жить в одиночестве. Но вот появился этот странный человек, похожий на Луи как две капли воды. Почти брат. Юноша знаком с ним лишь три дня, а полюбил всей душой и привязался как к настоящему родному человеку. И друзья у него - отличные люди, немного шальные, зато верные и надёжные. О таких друзьях Луи всегда мечтал. Но приходится расставаться: накануне Гермес и Ерофей решили уйти в свои параллельные миры.

У Луи защипало глаза. Хотелось зареветь, как в детстве, и уткнуться в отцовские колени, но отца убили (дядя Андреа не в счёт, Луи обязательно поквитается с ним за смерть отца), и никого теперь у Луи нет на свете, кроме этого странного парня да его друзей. Юноша перешагнул через труп поверженного врага и уткнулся носом в грудь Ерофея, его плечи вздрогнули, он всхлипнул. У Ерофея от этого защемило сердце, и он крепко прижал к себе Луи - своего неожиданно обретённого брата. К ним подошёл Гермес, высокий, плечистый. Он обхватил обоих за плечи, как отец сыновей. Гермес, казалось бы, их ровесник, но в то же время - старый, мудрый и сильный.

- Ну ладно, ладно, - пробормотал Гермес, - ну чего вы сопли развели, хватит вам, а то и я заплачу. Пьер, останови же их - ревут в три ручья, - жалобно попросил он товарища.

Но Пьер тоже вытирал глаза рукавом. Он представить себе не мог, как будет жить без шалопутного Гермеса, без Ерофея, который для него был и останется навсегда Луи, правда, теперь он мысленно называл его Луи-старший. Эти люди возникли неожиданно на его пути, много дней и ночей были вместе, сражались бок о бок, защищали друг друга, выручали в чёрную минуту. Пьер готов был умереть за своих друзей. Но в то же время он понял, что намного нужнее юному графу Луи де Моршану, который тоже не менее неожиданно, чем те двое, вошёл в его жизнь и прилёг к сердцу. Пьер решил, что никогда не покинет его, и если понадобится, то и умрёт за него… И Пьер шагнул вперёд, обнял своих друзей. Иначе он никак не мог выразить то, что переполняло его душу.

А Гермес между тем тихо вымолвил:

- Ну, ребята, хорошие вы, черти, - Луи-младший и настоящий даже не шелохнулся при этом сравнении, понимая, что Гермес не имел в виду ничего дурного, - однако нам с Ерохой пора домой. Вы только не забывайте нас, ладно? Вы поезжайте, а мы чуть погодя.

Ерофей оторвался от Луи, снял перевязь со шпагой и подал её ему:

- Держи, братишка, это по праву твоё. И Султана береги, он - хороший конь и товарищ, он всегда тебя выручит в трудную минуту. А ещё… - он снял с шеи образок, подаренный Мари, и надел его на шею Луи. - Вот, возьми. Поезжай в Шатодиен, найди барона Лавасье, у него есть дочь - Мари, самая прекрасная девушка на свете. Так случилось, что я оказал ей услугу, но, думаю, что Мари - твоя судьба, твое счастье.

Обнял Ерофей и Пьера:

- Ну, бродяга, прощай, мы хорошо вместе повеселились, не забывай про нас.

Пьер и Луи вскочили в сёдла, взяли в руки поводья коней Ерофея и Гермеса. Султан, словно почуяв разлуку с хозяином, вздёрнул голову и тревожно заржал. Ерофей бросился к нему, схватил обеими руками его голову и поцеловал прямо в нежные трепещущие ноздри. Потом оттолкнул коня от себя и закричал, чуть не плача:

- Да гоните же прочь! Быстрее! - и шлепнул Султана по крупу.

Пьер и Луи скрылись в лесу, стук копыт затих вдали, и стало тихо-тихо, даже ветер не посмел зашуршать листвой. Ерофей смотрел туда, куда уехали товарищи, и слезы струились по его лицу.

- Ерошка, - позвал Гермес, - не грусти, они теперь и без нас разберутся со всеми, а мы… - он взмахнул рукой и с грубоватой нежностью приказал: - Седлай что-ли конька-горбунка, и рвём когти, - Гермес кисло улыбнулся и похлопал себя по крепкой шее.

Ерофей Горюнов, без пяти минут инженер, чинно шагал по улице, поддерживая под локоток девушку своей мечты - Изольду с параллельного курса.

Ночной город посапывал под одеялом, посмотрев очередную серию «Тропиканки». Бодрствовали только влюблённые да неоновые рекламы, которые безразлично подмигивали усечёнными надписями - вместо «Бар» иной раз светилось сельскохозяйственное «ар», а «Торгоград» превращался в ругательское «Торго…гад». Мимо мчались, светя зазывно зелёными огоньками, такси. Водители некоторых машин даже притормаживали рядом и предлагали увезти, куда надо и даже дальше, было бы заплачено. Но вот как раз с «заплачено» у студентов всегда напряжёнка. Ерофей с Изольдой шли и шли по ночному городу, останавливаясь, чтобы поцеловаться, и Ерофей всё время удивлялся, отчего у девушки такие холодные губы. Так и дошли до дома Изольды, постояли несколько минут возле подъезда, и она, доставая из сумочки ключи, сказала, что родителей нет дома, так что Ерофей, если, конечно, желает, может подняться к ней на чашечку кофе.

Ерофей подумал, почесал горбинку носа - эту привычку он приобрёл недавно - и согласился. Он поднимался следом за Изольдой по лестнице, и ему казалось, что однажды с ним уже такое было. Изольда никогда не говорила, на каком этаже живёт, но Ерофей почему-то был уверен, что на третьем. Так и случилось, они и впрямь остановились на третьем этаже. Заходя в квартиру, он уже знал, что сейчас девушка проведёт его в комнату прямо по коридору, а кухня - с левой стороны. Изольда и в самом деле провела его в комнату, а сама отправилась на кухню - в дверь налево - чтобы приготовить кофе и лёгкий ужин.

Ерофей подумал, что она сейчас принесёт яичный омлет и бутерброды с сыром - так и случилось. И чтобы ни собиралась сделать Изольда, он предугадывал её действия: вот сейчас откроет бар в шкафу и достанет оттуда бутылку вина со множеством медалей на этикетке, поставит на стол бокалы, вот сейчас предложит выпить и подаст ему штопор…

Где он это видел? В кино? Ведь не телепат же он, да и не верил Ерофей в возможность человека «читать» чужие мысли, а в свои подобные способности - тем более. Ерофей, озадаченный странным феноменом, не заметил, как Изольда села рядом с ним, касаясь его бедром и плечом. Улыбнувшись, спросила, подавая бутылку с вином:

- Выпьем?

Ерофей молча принял бутылку из её рук, попросил штопор, долго и неловко открывал бутылку. Наконец пробка с лёгким хлопком вылетела вслед за штопором, и Ерофей налил вино в бокалы из чешского стекла.

- Ну, за нас и нашу любовь? - играя глазами, провозгласила Изольда, приподняв бокал на уровень глаз, и Ерофей чуть не подавился бутербродом, потому что секунду назад уже знал, что скажет Изольда. Господи, да что же это за наваждение?!! Он залпом выпил вино, голова у него сразу же «поплыла», потому что с утра у него во рту и маковой росиночки не было - защищал сложную курсовую работу, и было не до еды. Потом они пошли с Изольдой в кино, затем долго гуляли. Словом, решил Ерофей, на голодный желудок пить вредно.

А Изольда вдруг обняла Горюнова и…

- Я люблю тебя, - прошептала она, подставляя губы для поцелуя.

Сердце Ерофея забилось (у каждого забьётся, когда ему признаются в любви), и только Ерофей начал целовать по-прежнему холодные губы, как услышал чей-то свистящий злой шип за плечом: «Ерош-ш-ш-ка! Делай отсюда ноги! Я не буду тебя сто раз выручать!»

Ерофей испуганно обернулся: кто там шепчет, ведь в комнате никого, кроме них, не было. И тут он сообразил - не иначе ангел-хранитель, как утверждает бабушка, у него и впрямь имеется, и он предостерегает Ерофея от опрометчивого поступка, о котором потом бы пожалел! О, Ерофей прекрасно знал, чем завершатся эти неискренние поцелуйчики! И как он только до сих пор не ощутил холода губ Изольды, не заметил безразличия в её глазах!! Да ведь он и сам не любит её!!! И… даже не желает. Перед ним возник образ светловолосой девушки с ласковыми светло-карими глазами, которая разительно отличалась от Изольды внешностью и, наверное, кротким нравом. Образ девушки его настоящей мечты! Ерофей вскочил на ноги, пробормотал:

- Изольда, извини, я забыл… Я обещал маме быть дома… - и ринулся в коридор.

Он бежал вниз, перескакивая через несколько ступеней, на ходу надевая плащ и шепча: «Ох, ну и балда же я, чуть не попался как кур в ощип, ведь не нужна она мне!! Ох, и дурак!» - и услышал опять за плечом, на сей раз насмешливое: «Про то все знают, один ты переоцениваешь свои умственные способности».

«Ну вот, - подумал с огорчением Ерофей, - еще и слуховые галлюцинации начались. - И тут же воспрянул духом: - Я найду её, девушку своей мечты!».

март 1996 г.