Побег из жизни

ТРАГЕДИЯ В НИЖНЕМ ТАГИЛЕ

Приехав в Нижний Тагил, Савченко как бы заново начал следствие по вопросу об исчезновении приемщика портретов Николаева. Материалы, имевшиеся в местном отделении милиции, оказались очень скудными и не объясняли, как погиб Николаев. В протоколе было сказано, что 18 марта на окраине города у незамерзающей полыньи прохожими была найдена шапка-ушанка, неизвестно кому принадлежащая.

К полынье вели следы двух человек. Один след каучуковой рифленой подметки ботинок. Другой след валенок. От полыньи к городу обнаружен только один след того человека, что был в валенках. Этот след терялся в пешеходной тропе. Установить, кому принадлежали следы и шапка, не удалось, и дело было приостановлено.

Но через некоторое время в Нижне-Тагильскую милицию пришел запрос из милиции Лагутвинского отделения Тульской области. Как выяснилось, в Лагутвинский комбинат бытового обслуживания стали поступать жалобы от жителей Нижнего Тагила. В них сообщалось, что приемщик комбината Николаев принял от них заказы на изготовление портретов. Взял фотографии, которые надо было увеличить, выдал, как положено, квитанции. Уже давно прошли все сроки, но заказчики до сих пор портретов не получили. Фотоцех при комбинате к тому времени был закрыт. Все выполненные заказы разосланы по назначению. Тем же заказчикам, чьи портреты сделать не успели, ввиду срочной ликвидации цеха, вернули фотографии. Только с заказами Николаева произошла неувязка. Дело было в том, что Николаев так и не вернулся из поездки. Сначала в комбинате думали, что он просто почему-либо задержался, заболел в дороге или уехал в глубинку. Но прошло уже длительное время, а от Николаева не было никаких известий. Фотоцех, в штате которого значился Николаев, был ликвидирован, и о злополучном приемщике портретов в комбинате забыли. Но теперь, когда в правление поступили жалобы заказчиков, дирекция комбината была вынуждена обратиться в милицию с заявлением о том, что Николаев из Нижнего Тагила не возвратился, исчез по непонятной причине вместе с полученными у заказчиков оригиналами. На квитанциях, выданных тагильским заказчикам, стояла дата — 17 марта. Тогда вспомнили о найденной прохожими шапке-ушанке, хозяин которой так и не объявился. Шапка эта была обнаружена 18 марта. Заказчики, а затем и сотрудники комбината опознали шапку, указав также, что Николаев был одет в зимние ботинки. Может быть, следы этих ботинок и вели к проруби, не возвращаясь назад. Таким образом возникло предположение, что приемщик Николаев утонул в полынье при неизвестных обстоятельствах.

Значительно позднее, в конце апреля, когда растаял снег, близ места предполагаемой гибели приемщика Николаева была найдена голубая папка с образцами портретов. Неожиданная находка подтверждала первоначальное предположение.

«С первого взгляда все это верно, — думал Савченко, листая материалы дела в Нижнем Тагиле. — Гибель Николаева подтверждалась рядом доказательств. Но этого недостаточно, чтобы ответить на целый ряд вопросов, возникших перед Андреевым. Кто же, наконец, такой этот неуловимый Николаев, исчезающий из поля зрения, как дух бесплотный? И вот теперь его гибель — такая же странная и необъяснимая, как и другие его действия. Действительно ли он погиб случайно, утонул, нечаянно оступившись? Или же той мартовской ночью у полыньи разыгралось какое-то действие с трагическим исходом, и Николаев оказался жертвой? Жертвой чего? Ограбления? Тело Николаева тоже не было обнаружено. Впрочем, его и не искали, так как предположение о гибели Николаева возникло гораздо позднее. А когда была найдена шапка, никому и в голову не пришло придать этой находке серьезное значение. И, наконец, следы на снегу. Не от ботинок, которые, по всей вероятности, и принадлежали Николаеву, а другие — от валенок. Шли вдвоем, а вернулся один? Но шли они в одно время или в разное? Может, тот, в валенках, вовсе не имеет никакого отношения к Николаеву и ко всему случившемуся».

С того дня уже, как говорится, много воды утекло. Савченко, в который раз перечитывая бумаги скупого милицейского протокола, не находил ответа на вопросы Андреева. Теперь остается все или почти все начинать сначала. Трагедия в Нижнем Тагиле приобретала особое значение. Итак, случайность или преступление? Если преступление, то каковы его мотивы? Чей это ход? Может быть, в этой партии Николаев только пешка, а фигура именно тот, что в валенках.

Савченко ежедневно связывался с Андреевым по телефону.

— Установите маршрут Николаева. От вокзала до полыньи. По номерам квитанций. От первой до последней, выданной заказчикам. Старший номер будет у последнего заказчика. От него можно проследить путь Николаева дальше. В этом главное, — следовали указания Андреева.

«Как составить маршрут в этом населенном городе? Сколько времени Николаев пробыл здесь? Где он жил? С кем общался?» — думал Савченко.

Тагильская милиция установила, что ни в гостинице, ни в доме колхозника Николаев не останавливался. Но в этом не было ничего удивительного — мест в гостинице не хватает и приезжим приходится пользоваться случайным ночлегом у кого-либо из жителей.

На квитанциях за № 110, 119, 132, 136, копии которых заказчики прислали с жалобами в комбинат, имелись их адреса. А за Николаевым числились квитанции с № 100 по № 250, которые он получил 14 марта при последнем посещении комбината.

Таким образом, совершенно очевидно, что в Нижний Тагил он прибыл непосредственно из Лагутвинска, через Москву, и именно утром 17 марта, в соответствии с расписанием поездов. Раньше можно было бы прибыть самолетом, но это обстоятельство исключалось. Местный аэропорт в те дни был закрыт по метеорологическим условиям. Савченко пришел к выводу, что 17 марта было первым и последним днем работы Николаева в Нижнем Тагиле — последним днем его жизни — ведь шапка была обнаружена утром 18 марта.

Если найти первого заказчика с сотым номером квитанции и затем от дома к Дому от сотого до того номера, которым была выписана последняя квитанция, пройти по всем заказчикам, можно установить маршрут Николаева и узнать, кто был последним заказчиком.

Савченко не знал, в каких районах города работал Николаев. Приехав в Нижний Тагил, он мог начать сбор заказов в одном районе, а закончить в другом.

По заданию Савченко участковые уполномоченные с помощью работников домоуправлений провели опрос жителей и таким образом напали на след Николаева. По их докладам Савченко убедился, что Николаев 17 марта успел принять заказы только в одной части города, расположенной вблизи реки. Исключив другие участки, Савченко мог приступить к уточнению маршрута Николаева.

Квитанция за № 110 была, по заявлению заказчика, выписана Николаевым примерно в середине дня.

Так от дома к дому, от соседа к соседу Савченко, представляясь сотрудником Лагутвинского комбината, шел по следу Николаева. Некоторые заказчики успели забыть о том, что заказали портрет. Другие терпеливо ждали доставки заказов, не беспокоясь о судьбе задатков и оригиналов. Волновались только те, кто готовил портрет к сроку, как подарок или в связи с намечавшимся отъездом. Они и оказались заявителями. Все это было мало существенно. Так продолжалось до тех пор, пока Савченко не постучался в дом к тете Глаше. Уже наступил вечер, когда Савченко, обходя всех заказчиков в соответствии с порядковыми номерами квитанций, установил все номера до 136. Этот номер был приложен к жалобе заявительницы Моргуновой — тети Глаши, как ее называли соседи.

Узнав, что Савченко пришел поговорить с ней по поводу ее заявления, тетя Глаша разозлилась и заговорила быстро-быстро, стараясь высказать накипевшую обиду.

— Наглец такой, я ему еще два рубля дала, чтоб обязательно сделал хорошо, а он сгинул с деньгами теми и карточку внука мово забрал. Может, он деньги те пропил. Так хоть карточку вернул бы. Одна ведь она у меня. Память дорога. Жулик, видать, не иначе. Коли б честный — пришел бы и сказал: так, мол, и так, не могу ваш портрет выполнить, разрисовать. Возвращаю вам карточку. Я, может, сама ему еще рубль дала б за беспокойство. А он взял и не вертается. Стыдно ему на глаза показываться. Я квитанцию сберегла. Я ему покажу, голубчику, как обманывать. Обошел меня в простоте моей. Кто поумней — те денег не давали. Привези, мол, портрет сначала, чтоб похожий был, и заплатим тогда. Я ж ему сама денег дать напросилась. Лучше, думала, будет. Вот и сосед мой тоже потратился — вином потчевал. Припозднился он у Гузенков, сама видела. Собака залаяла, а я в окошко и глянула. Степан-то, сосед мой, муж Гузенки, и спускается, вижу, с портретчиком этим с крыльца, и пошли вместе за реку. Проводить его вышел напрямки, видать, после угощения. Жена Степанова писать к вам в контору не стала. Мы, говорит, ничего ему не заказывали. А я свое кровное защищаю, вам и пожаловалась.

В голове Савченко мелькнула догадка, что Степан Гузенко, сосед тети Глаши, был, кажется, последним заказчиком Николаева и коль провожал его за реку, то может быть как раз тем последним человеком, который видел Николаева в роковой вечер 17 марта. И по времени все совпадало. В поздний час расстался Николаев с Гузенко. Но как и где?

— Как был одет портретчик? — спросил Савченко у тети Глаши и уже не в первый раз услышал описание одежды Николаева:

— Он был в шапке-ушанке, в пальто, а ботинки с «молнией».

Выяснив у разговорчивой бабки также, в чем был в тот вечер ее сосед Гузенко, Савченко получил ответ:

— В куртке на меху да в валенках.

Выговорившись, тетя Глаша успокоилась и спросила:

— Когда ж мне ваша контора деньги взыщет с него и карточку?

— Скоро, тетушка, скоро. Я и приехал для того из комбината, где портреты делают. Разузнать приехал, как было все. Вышлют вам карточку, не беспокойтесь, а пока до свидания.

Только тетя Глаша услышала — вышлют, не беспокойтесь — совсем обозлилась:

— Так ты из ихней, значит, компании жульницкой. Врешь — не уйдешь так. Буду я это ждать опять, пока вы мне пришлете. Нет, милок, не уйдешь, сведу тебя в отделение, сдеру свои деньги.

Пришлось Савченко выложить собственные деньги, заверив тетю Глашу, что разыщет он карточку внука.

На следующий день Савченко попытался установить, был ли Николаев у кого-нибудь еще после посещения Гузенко. Но больше ни у кого Николаев не появлялся. Выходило, что последним заказчиком Николаева был сосед тети Глаши Степан Гузенко.

«В валенках был», — подумал Савченко. Эти валенки не выходили у него из головы. Конечно, это только догадка, а не улика. Если бы в тот день, когда были обнаружены следы возле проруби, на Гузенко пали бы подозрения, тогда, конечно, многое удалось бы установить. А сейчас... Савченко решил выяснить все, что возможно, об этом последнем заказчике.

Гузенко несколько лет работал на заводе. Работник он хороший, поведение безупречное. Но одно обстоятельство все же насторожило Савченко: Гузенко в Отечественную войну, попав в плен, прожил много лет за рубежом, в Германии и в Аргентине. Может быть, Гузенко не имел никакого отношения к Николаеву, и факты его биографии ни о чем не говорят, но чем больше размышлял Савченко, тем крепче становились еще неясные подозрения. Гузенко, осевший в этом уральском городе, вполне мог быть сознательным пособником врага, той самой фигурой, которая сделала ход, пожертвовав пешкой, в какой-то сложной игре, не понятной пока ни Савченко, ни Андрееву. Этот последний заказчик и мог проводить Николаева в последний путь. В таком случае необходимо увеличить осторожность, продумать все как следует. Нельзя, чтобы Гузенко что-либо заподозрил, почувствовал за собой глаз.

Самым целесообразным было поставить в известность Андреева. Но и по дороге в Москву Савченко не покидали неотвязные мысли...

Многие из бывших перемещенных лиц, вернувшихся на Родину, в Советский Союз, были честными людьми. По воле обстоятельств или случайности оказавшись за рубежами нашей страны, они при первой же возможности стремились попасть на Родину и, вернувшись, становились вновь хорошими, работящими советскими людьми, какими оставались в самых тяжелых обстоятельствах за границей. Однако некоторые возвращенцы могли быть иностранными агентами. Об этом не следовало забывать. Этот Гузенко вернулся с Запада несколько лет назад. Савченко все более утверждался в мысли, что следы на снегу принадлежали Гузенко. Чего эти волки не поделили над прорубью? Свое прошлое или настоящее? Что привело Николаева в Нижний Тагил, где он нашел свою смерть? Если предположить, что он был сброшен в полынью, то, значит, Гузенко убийца. Но это доказать трудно. Улик мало, только следы валенок. А если Гузенко будет отпираться и скажет, что проводил приемщика недалеко, а тот потом сам свалился в прорубь. В этом сложном деле все кончается обрывом. И не нашли бы утром шапку у полыньи случайные прохожие, не так предстало бы исчезновение Николаева. Хватились бы в комбинате не скоро, и никто не узнал бы, что он утонул в полынье.