Глава 9

Он её нервировал.

Кестрел была благодарна ему и не спорила, когда он сказал, что они должны вместе ехать на Джавелине и повести за собой двух лошадей. Она заметила его обеспокоенный взгляд. Как Арин оценивающе смотрит на нее. Она так же, как и он, знала, что может заснуть в седле. Джавелин был достаточно крепким, чтобы выдержать их обоих, по крайней мере, какое-то время. В предложении Арина был резон. Но внутренне девушка негодовала.

Ей не хотелось чувствовать себя прижатой к незнакомой груди, быть укачанной чужой рукой. Но её тело, казалось, знало его.

Голова Кестрел была полна противоречий. Девушка решила позволить себе отдохнуть.

Было неправильно, что тело точно знало этого человека, а разум нет. Смутно она осознавала, что он мог бы сказать ей любую ложь, которую захотел.

Её память была вырвана с корнями. Кестрел продолжала искать их, прощупывать дыры, но всякий раз возвращалась в исходную точку беспамятства. Это ранило.

Да, любую ложь.

Он спас её, но она понятия не имела, что ему нужно от неё… или что, якобы, ему будет нужно.

Сердце стучало где-то у позвоночника и это убаюкивало девушку. Она заснула, хотя и понимала, что не следовало бы.

* * *

С наступлением утра у Кестрел появилась возможность рассмотреть его получше. Её разум немного прояснился, на это потребовалось некоторое время. Молодой человек разжёг костерок. Однако стоило ему заметить, как внимательно она рассматривает его, он сначала замедлился, а потом и вовсе застыл.

Он был весь перепачкан грязью. У девушки мелькнула мысль, что прежде она уже видела его и грязным, и чистым. Она скользнула взглядом по длинному шраму, который теперь, когда сера стерлась, был хорошо виден. На краткий миг ей показалось, что она почти узнала его. И всё же шрам не дал подсказку, почему она должна его помнить.

Он перевел на неё взгляд своих серых глаз.

Она должна его помнить. Кестрел вновь пробежала взглядом по его лицу. Её одолевало сомнение. Казалось невозможным, увидеть хоть раз этого парня и не запомнить.

Что-то было не так в его странном объяснении, которое он дал после их побега, — что они были друзьями. Её насторожило не то, как неуверенно он сказал это, а то, что по её ощущениям это была не вся правда. И то, как он просто позволял ей разглядывать его и теперь ждал, затаив дыхание, вынесения вердикта, пытаясь скрыть, насколько при этом нервничал. Если они и правда были друзьями, то он не должен был нервничать. И потому Кестрел чувствовала, что ожесточается.

И вот теперь он выглядел огорченным, и очевидно, хотел это скрыть от неё, словно угадал мысли девушки.

И то, что он вот так легко читал её, Кестрел тоже не нравилось.

* * *

Дальше они поехали на разных лошадях. Кестрел верхом на Джавелине. Он же взял кобылу. Когда они сделали очередной привал, чтобы дать лошадям отдохнуть, Кестрел ближе подошла к огню, даже при том, что это означало оказаться ближе к нему. Она очень продрогла.

Он предложил ей хлеб и вяленое мясо, а потом за это же и извинился.

— Знаю, ты привыкла к лучшему.

Это было глупо, учитывая, что он только что спас её из тюрьмы.

— Прости, — сказал он. — Я сморозил глупость.

Когда она взяла флягу, то вновь не удержалась и понюхала воду, как сделала это и утром.

— В ней нет наркотика, — сказал он.

— Знаю, — парировала Кестрел, и подумала о том, как изменилось его лицо, потому что он увидел её разочарование.

* * *

Он продолжал извиняться. И он продолжал пытаться что-то сказать ей, но девушка не давала ему закончить. Всякий раз, когда она прерывала его, он не был похож на человека, что провел её через весь тюремный двор и напал на всех тех, кто встал у них на пути, воспользовавшись странным массивным кольцом на пальце. Не был похож на человека, который потом разоружил павшего стража. Не был похож на того, кто владеет украденным кинжалом, как собственным, которым и вспорол живот следующему нападавшему.

— Пожалуйста, дай мне объяснить, — сказал он, когда они ехали верхом.

Страх наполнил её легкие. Казалось, разум кровоточил. И хотя отсутствие такого количества воспоминаний сводило с ума, подсознательно Кестрел чувствовала — помнить было бы гораздо хуже.

— Оставь меня в покое.

— Разве ты не хочешь знать, что случилось? Почему ты оказалась здесь?

Она увидела, как он страдал. И она подозревала, что любое объяснение, которое он мог предложить, скорее будет сделано ради него самого, нежели ради неё.

Она хотела сбросить его с коня. Заставить его почувствовать, что такое падение. Потому что она падала, погружалась во тьму небытия, состоящую из «почему» и «как», и она была в ужасе от того, что забыла свою жизнь. Она винила его в том, что он не видел её страха, даже несмотря на то, как тщательно она его скрывала.

— Хорошо, — сказала она. — Давай, расскажи мне.

После всех ранних отказов, теперь он, казалось, не знал с чего начать.

— Ты была шпионкой. Тебя схватили.

— Ты шпион?

— Не совсем.

— Но кто-то вроде него. Поэтому ты пришёл за мной. Вот почему ты хочешь, чтобы я вспомнила. Вот, что тебе нужно от меня: информация.

— Нет. Кестрел, мы…

— Если мы друзья, то как познакомились?

Его кобыла вскинула голову. Арин слишком туго натянул поводья.

— На рынке.

— Это где, но не как.

Он сглотнул.

— Ты…

И внезапно перед её мысленным взором промелькнул рынок, пыльный и жаркий. Она услышала рёв толпы и вспомнила, что видела его лицо без шрама; лицо, черты которого были наполнены ненавистью.

— Куда ты ведешь меня? — спросила она шёпотом.

Теперь он увидел ее страх. И Кестрел заметила, что он его увидел. Молодой человек остановил лошадь. Её конь тоже встал. Арин протянул руку, чтобы коснуться её. Девушка отпрянула.

— Кестрел. — И вот опять эта необъяснимая боль. — Я веду тебя домой.

— Хочешь знать, что я думаю? Я думаю, что ты можешь увезти меня куда угодно. Я думаю, что тебе что-то нужно от меня. И я думаю, что ты лжец.

Она пришпорила Джавелина.

Он отпустил её. Он знал, что нужен ей, чтобы выжить в тундре. Она не уйдет далеко.

Она взглянула на коня под собой. Джавелин. Это её конь. И это точно его имя. Маленький шажок вперед.

* * *

Из-за горизонта выползло розовое солнце. Из грязи поднялись москиты. Когда она ехала рядом с ним, казалось, её конь становился всё больше и больше. А она, казалось, чувствовала себя всё хуже.

Он спросил её, не страдает ли она от боли. После того, как Кестрел ответила отрицательно, он вновь спросил:

— Может, твоя память… — он умолк, и она не смогла не заметить, с какой надеждой он смотрел на неё, словно причиной всему была травма головы. Его изучающий взгляд неожиданно вызвал непреодолимое желание зарычать, как зверь.

* * *

К закату она почти потеряла контроль над своим телом. Необходимость держаться весь день теперь обернулась дрожью всего тела. У неё свело желудок. У девушки промелькнула мысль, что, должно быть, она в своё время научилась очень хорошо ездить верхом, в противном случае, уже давно бы свалилась с лошади.

И от него это не укрылось. Он продолжал снижать темп, хотя она видела, что ему хотелось двигаться вперед.

— Что случилось?

Кестрел не хотела сознаваться, что ей нужен наркотик, который раньше давали, чтобы у нее появились силы. Но он всё равно догадался. Кивнул и сказал:

— Тем вечером они и мне его дали.

И тогда она по-настоящему возненавидела его за то, что он догадался и посчитал, будто понимает жажду к тому, что попробовал всего раз.

Она продолжала двигаться вперед, пока не смогла уже ничего разглядеть перед собой и в желудке громко не заурчало. В итоге, он схватил уздечку её коня и дернул, чтобы остановиться.

* * *

Её стошнило на весь мох и папоротник тундры. Он придерживал волосы девушки, чтобы они не падали на лицо. Какая-то часть Кестрел, которой было не всё равно, не понимала, как он вообще может к ней прикасаться. Молодой человек и сам не блистал чистотой, но она была просто омерзительна.

Он дал ей воды. Кестрел выхватила её у него из рук, сплюнула и отпила, а затем посмотрела на флягу в своих дрожащих пальцах. Она с удовлетворением отметила, что он хорошо подготовился и взял достаточно припасов (даже для троих), но при этом продолжал предлагать ей всё, в чём она нуждалась и прятать у себя, когда необходимость в этом отпадала. Он разводил огонь, прокладывал дорогу и помогал даже в том, в чем ей почти хотелось, чтобы он не принимал участия.

— Почему бы тебе не оставить её у себя. — Он кивком указал на флягу.

Кестрел сильнее сжала пальцы на фляге.

— Не нужно быть таким снисходительным.

Он дотронулся до шрама.

— Я не это имел в виду.

Она направилась к своему коню.

— Поехали, — сказала девушка.

* * *

Ночь принесла с собой новые вопросы.

— Палатка только одна. — Он откашлялся. — Но есть три матраца. — Он подождал… а потом заметил, что она думает. Ей очень хотелось настоять на том, чтобы он спал снаружи, но Кестрел чувствовала, что это будет очень неправильно, даже несмотря на то, что она отказывалась признаваться себе, в чём именно состояла эта неправильность. Поэтому она просто коротко кивнула.

Он не стал разводить огонь, из-за чего она сделала вывод — он всё ещё боится, что их могут заметить и схватить.

— Лучше передвигаться ночью, — сказала она, — а днём спать.

Он покачал головой, но на неё при этом не смотрел.

— Я не сплю, — настаивала она.

— Тебе нужно попытаться уснуть. Скоро всё наладится.

Это высказывание, с учётом того, что день не принёс никаких доказательств в пользу его слов, должно было бы вывести девушку из себя. Но выражение его лица, когда он распаковывал палатку, было непреклонным и напряжённым. Его руки были заняты. Однако в глазах читалась умиротворенность. Они искрились серебром во тьме. Мерцали, как вода.

— Ну и ладно. — Кестрел крепко обняла свои колени. Она попыталась подавить дрожь в костях. Ей не хотелось, чтобы её вновь вырвало. Девушка развернулась так, чтобы не видеть его, но слышать, как он устанавливает палатку.

* * *

Даже в палатке, с костром на расстоянии вытянутой руки, она отчаянно мёрзла. Она жаждала привычной ночной дозы наркотика, чувствовала его металлический вкус на языке.

Он отдал ей уже всю запасную одежду. В ту первую ночь после возвращения лошадей, он открыл вещмешок рядом с телом своего друга и вытащил пальто, а потом запихнул в него её безвольные руки. По запаху, исходящему от одежды, она поняла, что это его вещь. Её собственная одежда, казалось, была состряпана из мешковины: серовато-коричневый цвет, длинные рукава, штаны. Кестрел носила её не всё время своего пребывания в тюрьме. Она вспомнила, как ее переодевали, пока она находилась в забытье разноцветного дурмана ночного наркотика. Девушка вспомнила, когда её одежда стала другой, и почему. Она всё ещё чувствовала пуговицы платья, расстегивающиеся вдоль спины. Поток холода и ужаса, словно порыв ветра ударил по коже. Боль. Но наркотик был ласков, и она засыпала, да и какое значение имеет одежда?

Теперь же она была далека от сна. Кестрел свернулась, будто червяк под грудой одежды. Он накрыл её еще один спальным мешком, а потом вылез из своего и накрыл девушку им тоже. Больше у него ничего не осталось, чтобы отдать ей.

Его голос нерешительно прорвался сквозь тьму:

— Кестрел…

— Мне не было бы так холодно, если бы я смогла уснуть, — сказала она, стуча зубами. — Мне нужно уснуть.

Пауза.

— Я знаю, что нужно.

— Дай мне что-нибудь, чтобы уснуть.

— У меня ничего такого нет.

— Нет, есть.

На этот раз пауза была дольше.

— Нет.

— У тебя есть кольцо.

— Нет.

— Воспользуйся им.

— Нет.

— Я хочу, чтобы ты им воспользовался.

— По правде говоря, я не представляю, как правильно его использовать. Оно может убить тебя.

— Плевать.

Он был в бешенстве.

— А мне нет.

Она поняла, почему его глаза были слишком яркими ранее. Её собственные жалило.

Он сместился. Она держалась к нему спиной, чувствовала его близость. Его тепло, медленно распространившееся вдоль её позвоночника. Это было сродни погружению в ванну. Его слова коснулись тыльной стороны её шеи:

— Только для того, чтобы согреть тебя, — сказал он, но в его голосе прозвучал вопрос.

— Ты говоришь, что мы были друзьями.

— Да.

— Мы так делали раньше?

Еще одна пауза.

— Нет.

Тряску всего тела сменила дрожь. Она обнаружила, что придвинулась к нему еще ближе, да так и осталась лежать. Его сердце билось очень быстро. Он обнял её и его руки заставили её чувствовать себя более цельной, более настоящей и менее готовой разлететься на стеклянные осколки. Кестрел успокоилась и расслабилась, благодаря его теплу.

Однако, заснуть у неё всё равно не получилось. Как и у него. Она чувствовала, что он не спит. У девушки мелькнула мысль, что он не спит, потому что не спит она. Кестрел не знала, почему верила в то, что это было правдой. Трудно было примириться с единственным воспоминанием о нём: его лицо на рынке, он находится на расстоянии от неё. Губы врага, глаза врага.

Но он был здесь, он спас её и ничего от неё не ждёт — только бы она вспомнила, но уже перестал просить даже и об этом. Ей был знаком его запах. Знала, что он ей нравился. Он протянул руку, чтобы потрогать её пульс на шее. Он приложил пальцы к коже чуть твёрже, чтобы прикосновение могло показаться нежным, как будто сомневался, что она жива.

Разве они никогда не делили постель прежде? Нет. Она бы это запомнила. А запомнила ли?

Где-то вдали, в тундре, зазвучал мелодичный плач.

Волки. Их плач казался таким одиноким. И все же прекрасным, когда они взывали друг к другу.

* * *

Утром она обнаружила, что ей все-таки удалось поспать. Пробуждение было тяжёлым. Арина в палатке не было.

У нее ёкнуло сердце. Должно быть, она довольно шумно двигалась, потому что тут же услышала его голос, раздавшийся снаружи:

— Я здесь.

И выйдя, она увидела его перед костром, запах которого она, должно быть, услышала и решила, что он, скорее всего, рядом с костром или неподалеку… вернее, она могла это предположить, если бы так не боялась, что он её бросил.

Она подошла к огню, ноги всё ещё дрожали. У Кестрел мелькнула удручающая мысль, что она никогда не была особенно грациозной, но, по крайней мере, была дееспособной и в своем уме. Когда-то.

Она села напротив него. Между ними прыгали бледные языки пламени. Потрескивали.

У него на руке больше не было того тяжелого кольца. Кестрел задумалась, что же он с ним сделал, а потом решила, что не станет спрашивать, пока он сам не расскажет о прошедшей ночи.

Они сидели и ели. Молча.

* * *

Он то и дело посматривал на раненую кобылу, на которую никто из них так и не сел верхом. Кестрел подловила его за этим занятием и знала, что он не хотел, чтобы она заметила, как он поглядывает на лошадь.

Когда позже в тот же день они остановились на привал, она посмотрела ему прямо в глаза, перед тем, как он вновь бросил взгляд на кобылу, и сказала:

— Не смей.

— Я и не хочу.

— И даже не подумываешь об этом?

Он пожал плечами, а она постепенно осознала, что кинжал у его бедра тот самый, что он забрал у одного из стражников. Кестрел вспомнила, что и у неё, похоже, когда-то был такой. Она внезапно ощутила, что между ними существует огромная пропасть, и что они разговаривают на его языке, но не на её.

Она представила, как он берёт нож и перерезает горло лошади. По-другому никак. Фонтан крови. Заколотое тело. Разъехавшиеся в стороны копыта.

— Она замедляет нас.

— Я сказала — нет.

Наконец он кивнул.

Его повиновение тоже показалось ей знакомым. Прежде она отдавала ему приказы. Но ей также подумалось, что он никогда не повиновался ей по-настоящему, даже на людях.

Они определенно не друзья. Здесь нечто большее.

* * *

Эта ночь была похожа на предыдущую. Он обнимал её, согревая. Её конечности расслабились. Казалось, только это и помогало ей уснуть.

Он сказал:

— Ты купила меня.

— Что?

Он пробормотал какие-то слова ей в затылок. А потом повторил их, только громче:

— Ты спросила, как мы познакомились. Это случилось на рынке. Меня продавали. Ты купила меня.

Инстинкт велел, чтобы она вырвалась из его объятий и взглянула ему в лицо, чтобы увидеть его выражение.

Она не доверяла своим инстинктам. Кестрел осталась лежать неподвижно.

— Почему я это сделала?

— Я не знаю.

— Я все еще владею тобой?

Ветер бился о ткань палатки.

— Да.

Она не нашла ничего умнее, как сказать:

— Никто не поверит в твои сказки. Считаешь, что если у меня не осталось воспоминаний, то я полная дура?

— Нет.

— Ты говоришь, что я была твоим шпионом, а это означает, что я работала на тебя. Говоришь, что был моей собственностью, что означает — ты работал на меня. Говоришь, что мы друзья. Но господа и рабы не дружат. И это означает… — она умолкла, не желая продолжать. Она очень остро осознавала его тепло рядом с ней. — Ты говоришь неправдоподобные вещи. Я тебе не верю.

Его рёбра расширились жесткими крыльями за её спиной.

— Если ты дашь мне объяснить…

— Прекрати говорить, прекрати. Я не хочу слышать твой голос.

Он умолк. Кестрел неподвижно лежала рядом с ним, жалея, что не может заставить себя отстраниться.

* * *

В какое-то мгновение ночью, она почувствовала, как он вздохнул. «Он собирался ещё раз попытаться объяснить», — подумала она. Кестрел окаменела от нахлынувшей паники. И вновь её охватило ощущение падения, словно она мчалась к тому, чего не знала. Череп раскалывался на части.

Она не хотела с ним разговаривать, хотя даже не знала наверняка, что он хотел сказать. Как ни странно, но ей пришло в голову, что он умеет петь.

— Не смей. — Ее голос прозвучал остро, как нож.

И он не посмел.

* * *

Позже она проснулась от того, что вся дрожит. Его рядом не было.

Всё ещё стояла ночь. Он не должен был уйти.

Кестрел вылезла из палатки и увидела, что он стоит под нереальным небом. Над тьмой раскинулось полотно, переливающееся от холодного розового до фиолетового оттенка с завитками зелени, и всё оно было истыкано звездами. Девушка была уверена, что никогда не видела ничего подобного.

Он повернулся, чтобы встретиться с ней взглядом, когда она оторвалась от созерцания неба. Кестрел не понимала, почему он не мерзнет. А потом заметила его сгорбленные плечи и поняла, что это не так. Он посмотрел на тончайшие цвета ночи.

— Что это? — спросила она.

— Боги.

— Их не существует. — Она не знала, откуда пришло понимание, но знала, что верила в это.

— Они существуют. Они пришли, чтобы наказать меня.

— Это был ты, — сказала она, озвучив свои подозрения. И увидев, как перекосилось его лицо, она поняла, что была права. — Из-за тебя я попала в заключение.

Он встретился с ней взглядом.

— Да.

Загрузка...