Дмитрий Дубинин Под чужим именем

1. Похмелье

Пробуждение было кошмарным. Правильнее было бы сказать, что я пришел в себя, нежели просто проснулся после такого… Голова казалась налитой жуткой болью; эта боль, словно тяжелое пульсирующее ядро, перекатывалось внутри моей головы, поддавая то в виски, то в затылок. Сердце колотилось где-то в дыхательном горле, а языком, распухшим, шершавым, невозможно было пошевелить.

Потребовалось несколько минут, чтобы мозги мои отвлеклись от механического восприятия болевых импульсов и начали хоть немного соображать… Они долго не могли взять в толк, где я нахожусь, и лишь когда мне с трудом удалось подняться с кафельного пола, я догадался, что провел ночь в туалете. Такого позорного факта, насколько я мог припомнить, со мной не происходило по меньшей мере курса со второго.

«Надо ж было так нажраться», — шевельнулось где-то внутри болевого ядра. Я схватился обеими руками за края раковины умывальника (все вокруг так и плыло перед глазами) и, открыв кран, жадно припал к тонкой струйке холодной воды…

Нет, сто раз права Татьяна, когда сердится по поводу моих командировок! Уже несколько лет, как я совершенно не пью дома, но стоит только вырваться за пределы женского контроля, как старые привычки берут свое… А может быть, это элементарный алкоголизм, который я в себе усиленно культивировал в течение пяти лет учебы в институте, двух — службы в армии и еще трех с половиной — неудачного брака?..

И вот теперь, в очередной командировке, оттянулся… На полную катушку, что называется. Дорвался, как Мартын до мыла… Вечно я выбираю себе работу, отягощенную различными излишествами и приключениями… Сколько же сейчас времени?.. Ничего себе — десятый час! Странно, неужели на меня до сих пор никто не наткнулся? Вымерли они тут все, что ли?..

* * *

— Вы покупаете медь? — В трубке телефона послышался голос, явно принадлежавший какому-нибудь посреднику-одиночке.

— Не покупаем, — ответил я. — Не занимаемся коммерцией. Уже давно.

— Не занимаетесь? — В голосе я уловил легкую иронию. — Ну, ладно… — Трубку на том конце бросили.

Вернувшись в комнату, я убедился в том, что Танька проснулась.

— Кто это тебе по ночам опять звонит? — поинтересовалась она. С легкой тревогой в голосе, к тому же.

— Брокеры, — небрежно ответил я. — Никак забыть не могут.

— Надеюсь, ты действительно прекратил этим заниматься?

— Прекратил, Танюша, успокойся.

Танька, вроде бы, успокоилась. А мне что-то захотелось срочно курнуть, и я потопал на кухню.

Достав пачку «Кэмела» и закурив, я вспомнил, что завтра опять тащиться на работу, и вновь задумался о том, правильно ли я сделал, что бросил заниматься посредничеством.

Пару лет назад я чудом выпутался из очень неприятной истории, связанной с моей прежней деятельностью в речном порту. После этого я сменил невероятное количество рабочих мест, затем скатился до курения сигарет типа «Луч», а поскольку жить надо было, пристроился в одно акционерное общество, промышлявшее перепродажей цветных металлов. Буквально через год общество это с треском лопнуло, шеф таинственно исчез, а коллектив разбежался кто куда. У меня остался длинный список продавцов и покупателей, а также телефон, который я установил в нашей квартире с непосредственной помощью шефа.

И всю минувшую зиму я занимался торговлей. Торговлей воздухом. Кое-что на этом я, конечно, заработал, но скоро со мной начали регулярно беседовать крепкие ребята в меховых кепках, да и домой стали наведываться то уголовного вида личности, то сотрудники милиции. Танька взбунтовалась, а если учесть, что к началу весны она стала зарабатывать в своей конторе больше меня, то в конце концов пришлось завязать с этим диким брокерством и снова заняться мирной звукозаписью на дому. Кроме того, я прочно зацепился в отделе снабжения одного из крупных заводов. Жизнь снова стабилизировалась, и я даже начал подумывать, что пора узаконить наши с Танькой отношения.

Однако, за два месяца моей работы снабженцем я уже четыре раза ездил в командировки; но едва Танька начинала ворчать по этому поводу, как я вслух прикидывал насчет того, чтобы поставить телефон поближе к кровати, дабы проще было выслушивать ночные коммерческие предложения. Танюха как будто успокаивалась, но потом долго еще дулась…

Я докурил и вернулся в комнату. Таня уже спала. Когда я залез под одеяло, она не проснулась, а отвернулась к стене и принялась всхрапывать… У Таньки в последнее время появилось много новых, не радующих меня, привычек, например, спать в длинных ночнушках и храпеть при этом. Наверное, еще и поэтому я пока не заикался о совместной прогулке до ближайшего ЗАГСа.

* * *

Я еще раз умылся и напился воды, которая стала течь совсем тонкой струйкой. Боже мой! Теперь вот — очередная командировка в это проклятое место! Мне здесь даже кошмары начали особенные сниться, вроде озверевшего абрека с окровавленным кинжалом. Как я не хотел ехать в этот чертов Ченгир, но начальника разве убедишь?! Подробности разговора с ним я запомнил очень хорошо.

Едва я заявился на свое рабочее место наутро после памятной беседы с Танькой, последовавшей за ночным телефонным звонком, как меня вызвал шеф и с ходу спросил:

— Андрей, ты в курсе, что Волгоград прекратил отгрузку едкого натра?

— А в чем дело? — спросил я.

— Читай.

Борис Иванович подал мне телеграмму. Так и есть. Снова эта песня о несвоевременной оплате, о невозврате тары и прочем…

— Кто еще у нас едкий натр производит? — спросил начальник.

Я достал свой справочник.

— Стерлитамак.

— А, это Башкирия… — протянул Борис Иванович.

— Все равно, Россия.

— Я знаю. Просто мы с ними плохо живем… Я имею в виду ихний завод… Кто еще?

— Березники, Пермская область.

— С ними я уже говорил. Бесполезно.

— Остается Ченгир. Но это уже не Россия.

— Ну да. У них там, на Кавказе, свой президент.

— Кавказ? Я думал, Средняя Азия.

— Как раз где-то там граница между ними. Хороший край.

— Да, ничего, — машинально согласился я.

— Сейчас там тепло. Фрукты. Солнце… — мечтательно продолжал шеф.

Я отчаянно делал вид, что не понимаю намеков. Ехать в Ченгир? Боже упаси, сохрани и помилуй.

— Съезди, Андрей. — Шеф бросил намеки и заговорил напрямик. — Съезди туда. А то загнемся мы тут без едкого натра.

— Но нам нужен реактивный, — не сдавался я. — «Ч. д. а.», «х. ч.»[1] хотя бы. А там делают технический, и называется он не едкий натр, а гранкаустик.

— Сойдет. Заключишь договор — премию выпишем.

— Знаю я эти премии… А то, что там постреливают, вы слышали? Всякие перевороты, рельсовая война? Поезда-то толком не ходят.

— Полетишь самолетом, — таков был очередной аргумент.

Долго мы еще препирались, но в конце концов я сдался. Кому еще было ехать? На группе химии был один только мужчина — я. И как раз через меня шли реактивы — вещества разъедающие, отравляющие, высокотоксичные и прочая гадость. Сам шеф, естественно, туда и не смог бы поехать, если даже бы и захотел — его и так зам директора по коммерции гонял как сидорову козу, но с завода не отпускал. Приходил наш начальник снабжения к себе домой часов в восемь, а то и в девять. Год назад от него ушла вторая жена. Снабжать завод было все труднее — проклятая конверсия давала о себе знать… В общем, я согласился. И видит Бог — зря.

* * *

Дома на мою голову обрушился штормовой ветер.

— Меня уже достали твои командировки, — высказывала Танька. — Не знаю, чем ты там занимаешься, но я тут сижу целыми днями одна как дура, и места себе не нахожу.

Крыть нечем. Никаких троюродных штурманов у Таньки давно уже не было, был только я и при этом давно.

— И записи твои крутить-вертеть… Когда я этим должна заниматься, по-твоему?

Отвечать мне не хотелось. Я уселся в кресло, закурил, чего делать в комнате не допускалось, и прикрыл глаза.

Танька разошлась не на шутку. Слушать ее было не очень приятно. я сидел и размышлял, как бы это прекратить.

Оставалось, похоже, одно средство — ни разу мной не применявшееся по причине крайней его радикальности, но, хотелось думать, безотказное.

— Танюха, — сказал я, выждав паузу в ее монологе, — выходи за меня замуж.

Эффект, надо признать, превзошел все ожидания. Словесная буря прекратилась в ту же секунду.

— Что? Что ты сказал?

— Выходи, говорю, за меня замуж. Распишемся и все такое прочее. Хватит дурака валять…

Не успел я придумать конец фразы, а Танька сидела уже на моих коленях и нежно меня обнимала.

— Ты это серьезно? — спросила она, глядя на меня своими большими глазами, в которых, казалось, не может быть места гневу и сварливости.

— Конечно, серьезно, — ответил я, надеясь, что поступаю правильно. А что, живем-то вместе уже не первый год, сколько соли вместе съели… Да и как женщина она куда лучше Вальки, первой моей супруги, этой прокурорской папенькиной дочки… — Вот вернусь из командировки и тогда…

Короче говоря, этой ночью Танька спала без всяких рубашек и даже не храпела.

* * *

Но то было той ночью, дома. А сегодня пришлось ночевать черт знает где… Я вышел в коридор, сделал несколько шагов, придерживаясь за стенки, и почувствовал, что ступаю по чему-то липкому.

Я взглянул под ноги. Нечто черно-красное. Кровь? Краска?

Можно было еще долго гадать, куда я вляпался, но одно обстоятельство в момент прекратило все сомнения.

В полутора шагах от меня лежала женщина. Голая. И совсем мертвая. Тут сомнений тоже быть не могло — если вам вспорют живот, вы вряд ли надолго задержитесь на этом свете.

Я попятился. Споткнулся, упал. Потом вскочил и побежал, чувствуя дурноту и ужас. Снова упал. В голове мелькнуло — может, я допился до белой горячки? А ну как она сейчас встанет и погонится за мной?

Дурацкая мысль. Никто за мной не бежал, не гнался. Все оказалось куда хуже и страшнее.

Загрузка...