Под ударами контрреволюции

ПРИМЕЧАНИЯ т. ВОЛИНА к главе V

В этой главе, как и в некоторых других местах своей книги, Н. Махно подвергает резкой критике деятельность анархистов во время революции. Я нахожу, что его критика не может быть принята целиком, без некоторых существенных оговорок. Я очень хорошо понимаю, что, во время своей поездки по России, летом 1918 г., Махно был глубоко потрясен картиной разложения анархического движения и фактом морального упадка среди встреченных им анархистов. Его огорчение и возмущение естественны и трогательны. Но я считаю, что, в своем огорчении и в пылу своего гнева, а также в силу своей неосведомленности о многих событиях, имевших место среди анархистов Питера, Москвы и других городов, Махно не мог оценить положение с необходимыми широтой, глубиной и беспристрастием. Отсюда — неизбежные преувеличения и, подчас, необоснованные нападки. Напомню некоторые основные факты, вовсе ускользнувшие от внимания Махно или же недостаточно им учтенные.

Во-первых, необходимо помнить, что анархическое движение, с трудом терпимое большевиками уже с ноября 1917 г. и вынужденное, уже тогда, пробиваться через всякого рода чинимые ему властью препятствия, было окончательно разгромлено и задушено в Великороссии в апреле 1918 г. Ко времени поездки Махно, ряды движения были разбиты, и разложение ничтожных, бездеятельных остатков организаций было совершенно естественным.

Во-вторых, следует знать, что, по сравнению с политическими партиями (социалистическими и др.), анархисты в России, в момент революции, были горсточкой людей беззаветно преданных революции, но, по самому положению вещей, бессильных занять в этой революции крупное место. Необходимо знать, что, с одной стороны, сколько-нибудь широкие массы городов и деревень не имели об анархизме и синдикализме ни малейшего понятия; и что, с другой стороны, самим анархистам необходимо было известное время, чтобы сорганизовать свои силы и приступить к широкой работе. Совершенно неверно, будто анархисты представляли собою, с начала и до конца, «множество разрозненных групп и группок, не связанных между собой даже единством цели, не говоря уже о единстве действий в момент революции». В Питере имелся «Союз анархо-синдикалистской пропаганды», начавший, несмотря на все препятствия, широкую и прочную организационную работу, издававший, с августа 1917 г., еженедельную (а одно время ежедневную) газету («Голос Труда») и имевший все шансы создать сильное движение, если бы не события и не разгром в апреле 1918 г. (Махно, по-видимому, не знал об этой работе на севере, так как он нигде о ней не упоминает). В Москве развертывала работу сравнительно крупная «Федерация анархических групп», также разгромленная большевистским правительством в апреле 1918 г. В других городах работа тоже быстро налаживалась. Разгром оборвал ее. Несомненно, в деревне анархическая работа совершенно не велась, просто по недостатку сил и времени. В этом пробеле виноваты обстоятельства, а не сами анархисты, у которых было, пока, по горло работы в городах. А затем, вся начатая работа была ликвидирована апрельским разгромом, причем анархисты, и без того не многочисленные, понесли крупные потери арестованными, сосланными и расстрелянными товарищами.

Наконец, в-третьих, необходимо помнить, что, после разгрома анархического движения в Великороссии, целый ряд товарищей не сложили оружия и пробрались на Украину, где они основали сильную, хотя и не долго просуществовавшую — тоже разгромленную — Конфедерацию «Набат», вошедшую, впоследствии, в прямую связь с крестьянским движением «махновщины» и в давшую этому последнему немало преданных работников.

В общем, русские анархисты, несмотря на свою численную слабость и на огромные препятствия, выполнили в революции значительную работу и дали максимум того, что, в данных условиях, могли дать. Можно только удивляться тому, что вопреки всем трудностям, влияние их идей и работы оказалось достаточно сильным, чтобы принудить большевиков к длительной насильственной борьбе с этим влиянием.

Упрек анархистам в недостаточной организованности их движения совершенно справедлив. Борьба за большую организованность их рядов необходима. Но отсюда не следует, чтобы надо было преувеличивать недостатки и недооценивать достоинства. Во всяком случае, оценка анархического движения в русской революции требует широкого, углубленного и беспристрастного анализа, а не только огорчения и возмущения. Упреки же и обвинения, разбросанные в воспоминаниях Н. Махно, ни этой беспристрастностью, ни достаточной широтой и глубиной понимания, к сожалению, не отличаются.

Упомяну вкратце еще об одном пункте.

Говорить о «целых вереницах» анархистов, якобы потянувшихся на работу с большевиками, значит, с одной стороны, опять-таки преувеличить зло, а, с другой, оставить в тени некоторые существенные факты.

Совершенно верно, что, после разгрома, некоторое число анархистов «приняли» большевизм и вошли с ним, так или иначе, в сделку. Это влияние было тогда же окрещено «советским анархизмом». И товарищи, сблизившиеся с большевиками, получили наименование «советских анархистов». Но, во-первых, совершенно невозможно говорить о «вереницах» таких анархистов. А, во-вторых, — и это главное, — позиция «советского анархизма» встретила тогда же резкий отпор со стороны подавляющего большинства анархистов. Привожу текст резолюции, единогласно принятой, по этому поводу, на съезде Конфедерации Анархистских Организаций Украины «Набат» (в апреле 1919 г.): «Съезд считает необходимым открыто и прямо заявить, что, по его мнению, представители так называемого „советского анархизма“, ставшие на платформу признания и поддержки „советской власти“, тем самым автоматически перестали быть анархистами».

Еще одно замечание. Я никогда не слышал, чтобы анархисты считали необходимым только «советовать», а не работать и не нести за свое дело ответственности. Как раз наоборот: всегда и всюду анархисты настаивали на том, что необходимо именно работать: но не над массами, а вместе с массами, в самой гуще их, помогая им указаниями, разъяснениями, пропагандой, советом и примером, и, конечно, неся за эту работу полную ответственность, заодно с самими массами. Если анархисты упоминают иногда о том, что они могут только «советовать», то они добавляют: а не «управлять»; то есть, они противопоставляют помощь советом (и, конечно, делом) принципу управления и принуждения. Точно так же, если анархисты говорят порой о том, что нельзя брать на себя ответственность, то говорят они это в том смысле, что ответственность власти есть ложная ответственность. Здесь Махно или не понимает вопроса или же, как это с ним иногда бывало, бросает камень в личный огород каких-то «научившихся красиво говорить и писать» анархистов, которых он недолюбливал. Возможно также, что кто-нибудь из встреченных им «лже-анархистов» высказывал подобные несуразные мысли. Но мысли эти совершенно чужды подлинным анархистам, и Махно, приписывая этим последним благоглупости первых, бросает здесь анархистам незаслуженный упрек.