ГЛАВА 8

— Подожди снаружи, — сказал я. — Внутрь пойду один, потом позову!

Николай попробовал возражать, но я оставался непреклонен. Мало ли какая мерзость может оказаться в гнусной берлоге? Я-то за последнее время немного притерпелся, но он был человеком свежим. Помимо прочего, имелось и такое соображение: если вопреки ожиданиям внутри затаилась сатанистская сволочь — ее придется уничтожить, а втягивать Аниного отца в мокруху не хотелось. Это — моя война, мой крест!

После недолгой борьбы замка с отмычкой хорошо смазанная дверь бесшумно отворилась. Я вошел в дом. Именно в ту ночь я поседел.

Внутри царила зловещая тишина, нарушаемая лишь скрипучим тиканьем старых настенных часов да потрескиванием рассохшихся половиц под ногами. Воздух пропитался тяжелым запахом неизвестных трав. Включив фонарик, я огляделся. На первый взгляд ничего особенного: добротная мебель, потухший камин с черной золой, на стенах ковры, семейные фотографии. Полка с книгами. Книги! Что-то в них было необычное, и, подойдя поближе, я сразу понял, что именно! Толстые, в кожаных переплетах, с изъеденными временем пожелтевшими страницами, они буквально источали зло. Библиотека колдуна! Вытянув наугад пухлый, растрепанный том в черном переплете, я открыл его на первой попавшейся странице, прочитал пару абзацев и с отвращением захлопнул. Названия книги не помню, но те строки, что прочел, содержали подробное руководство по изготовлению магических свечей из человеческого жира.

Отдельно лежала стопка современных изданий, среди которых я обнаружил «труды» Блаватской, Тухолки[27] и прочую дрянь. Судя по всему, Андрей Гермогенович усердно «грыз гранит» бесовской науки. В следующей комнате стоял огромный трехногий стол, в углах которого крепилось нечто вроде подсвечников. Неподалеку на полке выстроилась батарея разнокалиберных бутылок, заполненных какими-то отварами. Рядом притулилась картонная коробка. Заглянув в нее, я обнаружил несколько искусно изготовленных восковых фигурок, изображающих людей. На шеях висели миниатюрные таблички с именами. Некоторые фигурки были проколоты иголками кто в сердце, кто в голову. Одной досталось больше всего. Она буквально напоминала булавочную подушку. Впоследствии я узнал, что это древний способ наведения порчи, известный с незапамятных времен и в Вавилоне, и в Египте, и в Риме… Каждая фигурка изображает конкретного человека. Колдун, творя заклинания, втыкает иглы или булавки в те части тела, на которые хочет наслать болезни.

Дверь в третью комнату была заперта. Провозившись с отмычкой не менее получаса, я оперся локтем о косяк, утирая пот со лба. Дверь плавно отворилась. Я отскочил назад, выхватив пистолет, но оттуда никто не появился. В доме по-прежнему стояла мертвая тишина. Посветив фонарем, я увидел небольшую пятиконечную звезду, сделанную из темного металла. Очевидно, именно она приводила в действие дверной механизм, а замок играл роль декорации. Внутри оказалось пустое помещение, напоминающее тамбур, а в глубине него — железная дверь, ведущая, надо полагать, в подвал. Если в доме Авдотьи Петровны подземелье запиралось обыкновенным засовом, то Андрей Гермогенович подошел к делу гораздо серьезнее! Монолитная плита не имела ни засова, ни замка, ни даже ручки! Разыскав выключатель, я зажег свет и еще раз внимательно осмотрелся. Ни одной зацепки! Колдун постарался на славу. Судя по предпринятым предосторожностям, подземелье скрывало страшные тайны. Почти отчаявшись, я вдруг заметил на стене маленький странный значок треугольник с выгравированным словом «bhach»[28]

Повинуясь необъяснимому импульсу, я с силой надавил на него. Плита сдвинулась вбок, открыв узкий проход. Держа оружие наготове, я спустился вниз. Первое, что выхватил из темноты луч фонаря, — фигура человека, подвешенная на вывернутых руках к балке под потолком. Пошарив по стенам, я обнаружил кнопку выключателя. Яркая лампа залила светом подвал, здорово напоминающий камеру пыток в доме Ивана Гермогеновича. Только палаческих орудий здесь было гораздо больше. В дальнем углу громоздился массивный шкаф черного дерева. Первым делом я перерезал веревки и бережно опустил несчастного мученика на пол. Им оказался парнишка лет тринадцати-четырнадцати со следами изощренных пыток на обнаженном теле. Пощупав пульс и не обнаружив его, я решил, что парень мертв. Внутри все кипело от ненависти.

«Как вы красноречивы, господа колдуны, экстрасенсы, „народные целители“, когда при попустительстве придурков с телевидения важно болтаете с экранов о своем мнимом человеколюбии, о „мракобесии“ Православной церкви! Показать бы зрителям хоть раз этого несчастного мальчика, страданиями которого Андрей Гермогенович ублажал демонов! Знаю, такое невозможно, у вас везде свои люди, но ничего — еще не вечер!»

Между тем черный шкаф непреодолимо тянул к себе. Интересно, какие ужасы хранит он? Хотя разве может быть что-нибудь страшнее уже увиденного? Оказалось — может! Раскрыв створки, я окаменел. Ноги подкосились. Волосы стали дыбом. На полках аккуратно выстроились в ряд стеклянные сосуды. Каждый содержал заспиртованную голову ребенка!

Перед глазами заклубился туман, стены закачались. Время остановилось. Послышавшийся за спиной слабый стон вывел меня из состояния транса. Я медленно обернулся. Снятый с дыбы мальчик был жив! Подхватив его на руки, я как ошпаренный выскочил из мерзкого подвала… Свежий ночной воздух прояснил голову. Я огляделся. Гроза прошла стороной. Луна снова выплыла из-за облаков, осветив спящую деревню своими белесыми лучами. Николай с ружьем на изготовку добросовестно охранял подступы к дому.

— Господи! — вскричал он, заметив мою страшную ношу. — Ведь это Коля Степашин, который пропал три дня назад!

— Зови народ, какого ни на есть врача! Ему необходима медицинская помощь! — прохрипел я, слегка заикаясь.

Люди сбежались на удивление быстро. Врача в деревне не оказалось, и мальчика срочно отвезли на машине в райцентр, где находилась ближайшая поликлиника. Держась за сердце, я прислонился к забору. Народ вокруг удивленно перешептывался. Мы с Николаем наскоро придумали для них версию: будто, засидевшись допоздна в саду, услышали доносящиеся из дома детские крики, вошли туда и обнаружили Колю, висящего на дыбе. Толпа грозно зароптала.

— Это еще цветочки, — криво усмехнулся я, — спуститесь в подвал… там… в шкафу… не такое увидите!

— Проводи! — попросил кто-то.

— Нет! — решительно отказался я. — Сами дорогу найдете! С меня одного раза достаточно!

— Ребята, да у него вся голова седая! — удивленно и испуганно воскликнул чей-то голос.

— По какому случаю сборище? — рявкнул начальственный бас. — По какому праву вскрыли дом?!

Шевеля густыми усами и раздвигая пузом народ, к месту происшествия важно шествовал местный представитель правоохранительных органов с погонами лейтенанта.

— А это кто такой? — маленькие заплывшие глазки подозрительно уставились на меня.

— Мой друг, приехал в гости из Москвы, — спокойно объяснил Николай.

Некоторое время мент размышлял, к чему бы еще придраться, но, не найдя подходящего повода, досадливо крякнул:

— Незаконное проникновение в чужое жилище карается по статье…

— Слушай, лейтенант! Перестань дурака валять! — не выдержал я. Зайди в дом, загляни в подвал! Тогда увидишь, какие вещи творятся у тебя под самым носом, и поймешь, почему собрался народ!

Некоторое время он осмысливал услышанное.

— Хорошо, — изрек наконец лейтенант. — Двое понятых со мной! Остальные оставайтесь на своих местах!

Произнеся эту речь, он машинально сунул руку в кобуру, обнаружил там вместо табельного оружия засохший бутерброд, зачем-то понюхал его, матерно выругался и первым вошел в распахнутую дверь.

Некоторое время все было спокойно. Люди тихо переговаривались, то и дело бросая на меня любопытные взгляды. Николай держался поблизости, с ужасом глядя на мои седые волосы.

— А-а-а-а-а-а-а-а! — внезапно донесся из глубины дома страшный человеческий вопль. Толпа разом вздрогнула, отшатнувшись назад. На пороге появился лейтенант, шатаясь, будто пьяный. В первый момент я его не узнал: он весь съежился, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, лицо сделалось белее мела, усы обвисли, в глазах горело безумие.

— Ирочка, доченька, вот и встретились наконец! — лепетал он дрожащими губами. В руках лейтенант держал стеклянный сосуд, внутри которого плавала в спирту белокурая головка пятилетней девочки.

— Это его дочка, что исчезла четыре года назад! — закричали наперебой люди. Лейтенант между тем сел на землю, прижав к груди банку и непрестанно повторяя:

— Ирочка, доченька!

Похоже, бедняга сошел с ума. Яростный рев разгневанной толпы потряс окрестности. Отталкивая друг друга, люди ломанулись в дом.

— Не ходи туда, — удержал я за рукав двинувшегося вслед за другими Николая. — Не надо!

Спустя полчаса все головы убитых детей были вынесены во двор. В лунном свете они представляли собой жуткое зрелище. Мужики возмущенно ругались, женщины плакали, некоторые, узнав своих детей, бились в истерике. Одна старушка скончалась на месте от разрыва сердца, намертво прижав к груди банку с останками любимой внучки. Только лейтенант не кричал, не плакал, не ругался, по-прежнему бормоча мертвым голосом: «Ирочка! Доченька!»

Послышался рев мотора, и из-за поворота выехала машина Андрея Гермогеновича. Очевидно, не обнаружив брата, колдун решил вернуться домой. Заметив разгневанную толпу, мерзавец сразу уяснил ситуацию и сделал попытку развернуться, что, впрочем, было не так-то просто на узкой деревенской улице. Выхватив у Николая ружье, я, тщательно прицелившись, выстрелил по колесам. Заряд крупнокалиберной картечи в клочья разодрал шины. Осев на передок, автомобиль плотно застрял в грязи. Деревенские моментально облепили его, вытащили наружу колдуна и принялись лупить чем попало с явным намерением забить насмерть.

— Прекратить! — прогремел голос лейтенанта. — Именем закона прекратить!

Не выпуская из рук голову дочери, он поднялся с земли, подошел к машине и, взяв за шиворот окровавленного Андрея Гермогеновича, рывком поставил на ноги. «Проклятый мусор! — мысленно выругался я. — Законник дебильный! Над заспиртованной дочкой уже погоревал, теперь начнет протокол составлять!» Но я был несправедлив к несчастному отцу, в чем сразу же убедился.

— Таких, как этот, не надо бить! — мрачно сказал он.

— Да-да, отвезите меня в прокуратуру! — обрадованно заверещал Андрей Гермогенович.

— Испокон веков их принято сжигать на кострах! — не слушая колдуна, закончил лейтенант. Некоторые из присутствующих не на шутку перепугались, но большинство выразили свое согласие одобрительными возгласами. Колдун дико закричал, пытаясь вырваться, но лейтенант, не меняя выражения лица, треснул его по затылку огромным кулаком. Андрей Гермогенович притих, уселся на землю, глаза сошлись у переносицы. Несколько мужиков бросились собирать дрова.

— Не здесь! — властно отрезал лейтенант, который, несмотря на помутившийся от горя разум, не утратил чувства здравого смысла. — Все за мной на пустырь!

Схватив колдуна за брючный ремень на спине, лейтенант легко поднял его и зашагал вперед, по-прежнему не выпуская из другой руки банку с головой дочери. Почуяв вожака, толпа послушно последовала за ним. Мы с Николаем тоже присоединились к процессии. Оглушенный Андрей Гермогенович не делал попыток сопротивляться. Руки, ноги, голова безвольно болтались в воздухе, будто у тряпичной куклы. Никто не разговаривал! Не издавал ни звука. Ночь. Луна. Молчаливые люди с горящими от гнева глазами, приговоренный к страшной казни колдун — все напоминало кадры из фильма о средневековье. Кое-кому это покажется варварством, дикостью, но хотелось бы знать, уважаемые господа гуманисты, как поступили бы вы, обнаружив голову своего ребенка в чьей-нибудь коллекции, полюбовавшись на изувеченное зверскими пытками тело тринадцатилетнего мальчика, насмотревшись вдоволь на дыбы, клещи, зубные сверла, иглы, щипцы для вырывания ногтей и прочие «игрушки», при помощи которых «развлекался» с вашими детьми «несчастненький» Андрей Гермогенович?! Если вы сами не сатанисты, то прекрасно поймете чувства этих людей, в мертвом молчании шедших в ту ночь творить справедливое возмездие!

Выйдя за околицу, процессия прошла еще несколько сот метров и остановилась. Мы оказались на заброшенном, поросшем бурьяном пустыре, в глубине которого виднелись остатки каких-то разрушенных сооружений.

Опомнившийся колдун, которого лейтенант небрежно швырнул на землю, неожиданно вскочил на ноги и бросился бежать, но кто-то подставил ногу, а мощный удар по голове вновь привел Андрея Гермогеновича в полубессознательное состояние.

— Поганое местечко! — прошептал Николай. — Видишь развалины? Когда-то это был кирпичный завод. Во время войны немцы казнили там пленных партизан, а когда пришли советские войска, НКВД расстреливало бывших полицаев, дезертиров и тех, кого подозревало в сочувствии фашистам. Земля на два метра вглубь кровью пропитана. Старики говорят, будто по ночам здесь бродят привидения, слышатся стоны, жалобные вопли! Бр-р-р, — он зябко поежился.

Тем временем кто-то сбегал за лопатами, а несколько мужчин принесли здоровенный столб. Трое принялись копать яму, двое — обтесывать бревно, придавая одному его концу заостренную форму. Остальные тащили со всех сторон ветки, доски, сухую траву. Молодая женщина с почерневшим от горя и ненависти лицом принесла канистру с бензином. Видя зловещие приготовления, колдун скулил, как побитый шакал, пытался целовать ноги близстоящих людей, но те брезгливо отстранялись. Наконец яма была готова. Столб вбили в нее острым концом, засыпали землей, утрамбовали. Вокруг навалили дрова, щедро спрыснув их бензином. Остатки вылили на одежду колдуна. Двое молодых парней подхватили Андрея Гермогеновича под руки и поволокли к месту казни. Колдун упирался ногами, злобно шипел, пытался кусаться, но, несмотря ни на что, спустя десять минут был крепко привязан к столбу.

Он напрягался изо всех сил, пытаясь освободиться, но веревки оказались крепкими. Поняв, что пришел конец, Андрей Гермогенович издал страшный крик, полный боли, ярости и нечеловеческой злобы. Толпа невольно отпрянула, лишь один лейтенант, не изменив выражения каменного лица, остался на месте.

— Тебя посадят, Сергеев, за самосуд! — прошипел перекошенный от страха и ненависти колдун. — Ты не имеешь права так поступать! Освободи меня, пока не поздно!

— Заткнись, мразь! — ответил ровным голосом лейтенант. — Что со мной будет дальше — тебя не касается!

С этими словами он зажег спичку и бросил на политые бензином дрова. Вспыхнуло яркое пламя, мгновенно раздутое неизвестно откуда налетевшим ветром. Спустя полминуты весь столб был охвачен огнем. Корчась в ужасных мучениях, Андрей Гермогенович выкрикивал неразборчивые проклятия.

— Пошли домой, — тихо сказал я Николаю. — Дальше они сами разберутся!

Никем не замеченные, мы вернулись в деревню. Тут было тихо, видимо, почти все жители ушли смотреть на казнь, но даже отсюда были видны отблески огромного костра, в котором нашел страшную, но заслуженную смерть проклятый колдун.

Фю-ить — раздался над ухом знакомый свист пули. Фю-ить — и огненный шмель ужалил левую ляжку.

— Ложись! — крикнул я и, толкнув Николая на землю, свалился рядом.

Стреляли сатанисты, как обычно, с глушителем, эта публика не любит афишировать свои темные делишки. Другое дело — по телевизору да в газетах разглагольствовать! Духовно неопытным людям лапшу на уши вешать! Тогда они орлы! Нисколько не таятся! А вот детей похищают и мучают по-тихому, убийства тщательно маскируют, трупы надежно прячут!

Фю-ить, фю-ить — две очередные пули взрыли землю всего в десяти сантиметрах от моего носа. Похоже, пыточный подвал мне больше не грозит, сатанисты отчаялись взять «палача» живьем и просто стреляли из-за угла при каждом удобном случае. Фю-ить, фю-ить…

Я наконец определил месторасположение неизвестного стрелка. Похоже, он прятался за старым сараем в ста метрах от нас. Промахнуться с такого расстояния! При ярком свете луны! Смешно даже!

Фю-ить, фю-ить…

Я притворно вскрикнул. Николай, разгадав маневр, последовал моему примеру. Стало тихо. Только с места казни доносился временами приглушенный гул голосов. Прошло минут пять. Наконец из-за сарая осторожно высунулась темная фигура.

Хлоп-хлоп — незамедлительно сработал мой пистолет.

Схватившись за грудь, человек ничком упал в траву. Выждав для верности несколько минут, я короткими перебежками достиг сарая и перевернул ногой труп. На меня, оскалившись, смотрело мертвое лицо Вики.

— Боже мой! Девчонка! — растерянно пробормотал подошедший Николай.

— Девчонка, говоришь? — яростно прошипел я. — Эта девчонка руководила похищением твоей дочки, да и нас с тобой хотела пристрелить! Лучше соображай, куда ее девать, пока народ не вернулся!

С «похоронами» проблем не возникло. Неподалеку от сарая находилась глубокая, не менее трех метров, яма, заполненная жидким навозом. Туда мы и бросили покойную сатанистку, отправив следом мой пистолет. Викин ствол я оставил себе.

— Пошли домой, — сказал я Николаю. — На сегодня приключений достаточно, да не трясись ты так, будь мужчиной!

Аня с матерью не спали. Обе съежились в углу, вздрагивая, словно больные щенята. Заметив мою окровавленную штанину, девочка испуганно вскрикнула.

Рана оказалась пустяковой. Пуля прошла вскользь, вырвав небольшой кусок мяса. После перевязки я надел одолженные Николаем штаны (мои положили отмачиваться) и, прихрамывая, направился к столу, где по приказу хозяина нам приготовили большой графин водки и немудреную закуску.

Проглотив залпом два стакана, Николай успокоился, прекратилась нервная дрожь, щеки порозовели. Я тоже выпил граммов двести.

— Будет теперь нашему лейтенанту за самосуд! — с жалостью произнес он.

— После увиденного в подвале беднягу уже ничем не испугаешь, возразил я. — Да навряд ли лейтенанта станут судить, он явно сошел с ума от горя!

— Ээ-х! — тяжело вздохнул Николай, вновь наполняя стаканы. — Дети часто исчезали у нас и в соседних деревнях, но разве мог кто подумать на Андрея Гермогеновича. Проклятое место!

— В других частях страны тоже пропадают! — напомнил я.

— Неужели это все сатанисты?

— Необязательно. Бывают сексуальные маньяки, серийные убийцы типа Чикатило, но они не очень тщательно прячут свои жертвы, да и сами в конце концов попадаются. Однако если ребенок исчез бесследно, тогда, скорее всего, поработали сатанисты или подобная им мерзость!

Мы надолго замолчали. После пережитых потрясений спиртное на меня почти не действовало. Ныла раненая нога, а настроение оставляло желать лучшего. Второй раз за последние дни пришлось застрелить женщину. Не знаю, как другим, но мне убивать их, даже ведьм, — поперек горла! Я не жалел Вику, прекрасно сознавая, какая она мразь. Просто работал древний инстинкт, заложенный, надо полагать, в каждом мужчине. Я попытался настроиться мыслями на другую тему. Интересно, как ведьма догадалась, где я нахожусь? Неужели деревня нашпигована чертопоклонниками, подобно Матвеевке?!

Ба, да дело, оказывается, выеденного яйца не стоит! Она ведь знала, что я ушел в лес вместе с Аней, вот и сообразила, куда мы могли пойти. Не глупая стерва!.. Была.

На улице загудели возбужденные голоса. Народ возвращался по домам. Внезапно я принял решение:

— Николай, слушай внимательно, не перебивай! Ни тебе, ни твоей семье оставаться здесь больше нельзя. Сам видишь, какие дела творятся! Да не перебивай, говорю! Мне деваться некуда! Тут расклад простой: либо я их, либо они меня! Третьего не дано. Вам же подставляться незачем.

Из угла послышались громкие всхлипывания. Проковыляв туда, я попытался утешить Аню, но, зарыдав еще сильнее, девочка вцепилась в меня обеими руками.

— Не уходи, Андрей! Я люблю тебя! Я не могу без тебя! — нисколько не стесняясь присутствия родителей, выкрикивала она сквозь слезы. Я несколько опешил и некоторое время не мог вымолвить ни слова. Между тем Аня плакала все громче.

— Успокойся, милая! — опомнился я, ласково обнимая ее за плечи и прижимая к себе. — Я обязательно вернусь… и… и… и я тоже люблю тебя!

— Правда? — недоверчиво вскинулась она.

— Клянусь!

— Так вот, слушай дальше, — снова обратился я к ее отцу, надо сказать, немного опешившему. — В деревне под Тулой у меня есть хороший дом, доставшийся по наследству от деда. Поживете в нем, пока все не уляжется. Там вас сам черт не сыщет! Здесь же, помимо сатанистов, будут и другие неприятности, — привел я последний довод. — Сегодняшнее происшествие не останется без последствий. Наедет милиция, начнутся разбирательства, и если чертопоклонники вас не убьют, то следователи, точно, всю душу вымотают. Тебе это надо?! Нет?! Отлично, значит, договорились! Давай еще по стакану! Эх, крепка зараза!

— Ты правда любишь Аню? — спустя минут десять спросил Николай, когда женщины вышли зачем-то из комнаты.

— Да! — не задумываясь ответил я. — Только постарайся сделать так, чтобы она обо мне побыстрее забыла.

— Нет! — отрицательно покачал он головой. — Не постараюсь! Лучше возвращайся живой-здоровый!

— Попробую, — с трудом выдавил я и, не закусывая, выпил залпом полный стакан водки. За окном начинало постепенно светать. Закричали петухи. Близилось утро.

Загрузка...