Глава 17

Маша

Как я ни старалась, слышала лишь невнятное бормотание да ворчание. А Лумумба только бросил вскользь: мертвяк мол, почти разложился, к тому же был совершенно не в себе, так что говорить с ним пришлось на специальном унганском языке… Я понимающе кивнула: ну конечно, унганский, мать его, язык, кто ж его не знает? Проще простого.

А потом мы пошли домой. Настроение — хуже некуда. Последний день промелькнул в дурацкой беготне за старым разложившимся мертвецом, с которым так и не случилось ничего интересного. Господин учитель сделались необыкновенно задумчивы и мрачны, на мои вопросы только отмахивались. До казни одна ночь. Когда я об этом напомнила, учитель рассвирепел окончательно, пообещал превратить в муху и отдать на растерзание почтенному крестоносцу, обитавшему в сенях у Арины Родионовны.

Плавали, знаем… В первый раз что-ли? Но я всё-таки решила немножко помолчать. Поберечь нервы наставника.

Пришедши домой, Лумумба бросил сапоги, шляпу и плащ в дальний угол и спросил чаю. Кот робко намекнул, что неплохо бы повечерять — он как раз пирогов напек, с вязигой и грибами… Базиль отмахнулся. Всё, что нужно — это пять стаканов крепкого черного чаю и кусковой сахар. Вприкуску. И не мешать: не дышать, не пукать, и вообще не отсвечивать. Ему, бване, подумать надо.

Я обиделась. В конце концов! Без меня он бы этого мертвяка ни в жисть не отыскал, и вообще до сих пор бы в бане сидел, пьяный и несчастный… Но кто оценит? Кто, ласково погладив по голове, подарит вкусный медовый пряник? Кто похвалит за неоценимую помощь в расследовании и скажет, что я — единственный лучик света в темном царстве… Никто. Ноль внимания, фунт презрения. А Ваньки всё нет… Даже ворона куда-то подевалась.

С горя я решила перебрать и привести в порядок свой арсенал: руки заняты — и голове легче. Но Лумумба, каким-то седьмым чувством учуяв мою осторожную возню, схватил за ухо и приказал убираться с глаз долой. Я, надувшись, потащилась в сени.

И тут мне в голову пришла гениальная мысль: а чего это я буду тут сидеть сложа руки, с пауком в гляделки играть? Ваньки нет, наставник пьет, и от того, что он пьет чай, общий смысл не меняется: Ольгу спасать никто не намерен. Нет, видите ли, доказательств. Ну и что? Вот возьму, и спасу её сама. Уж тогда-то они поймут, тогда оценят! И пусть им потом будет стыдно…

Эти и всякие сопутствующие мысли я додумывала, упаковывая в рюкзачок пистолеты, запасные магазины и гранаты. Эх, жалко РПГ под куртку не спрячешь. Но ничего: пристрою в кустах у заборчика, где потемнее, и сбегаю еще раз. От острога до бабкиного дома не так уж и далеко.

Затянув все лямки и попрыгав для верности, я бесшумно выскользнула во двор. Ну, это я только в мечтах двигалась, как черный призрак на крыльях ночи, а на самом деле под тяжестью рюкзака топала, как беременная черепаха. Но ничего. Нам бы день простоять, да ночь продержаться…

Главной задачей было не нарваться на патрули. Хорошо что я мелкая — за камушек присяду и не видно. А еще я умела исчезать. Меня Таракан научил: нужно застыть, почти перестав дышать, и убрать себя из окружающей действительности. Заставить мир поверить, что тебя нет. Это не магия, просто надо так вписаться в тени, чтобы рука стала продолжением ветки дерева, нога — корневищем, лицо — отблеском луны на кирпичной кладке…

Луны сегодня не было, зато на город опустился туман, что только облегчало задачу: не то, что патрулей, собственных рук и ног не видно. Один раз всего прятаться пришлось, когда мимо проскакала возбужденная толпа магов. Заслышав бодрый говорок Агасфера Моисеевича, я решила перестраховаться: вдруг дедуля начнет проявлять отеческую заботу? Или, чего доброго, нажалуется Лумумбе, что видел его ученицу совсем не там, где ей полагается быть… Хорошо, что к новому рюкзаку прилагалась тактическая накидка «под камень». Садишься, накрываешься с головой — и красота.

Когда я увидела у причала «Молот Дьюрина», отлегло от сердца. Была подленькая мыслишка, что ребята смотались к себе в Кеблавик, испугавшись нового режима…

На борт пришлось карабкаться по якорной цепи — все мостки были убраны, а орать, стоя на берегу, не хотелось. Чуть не сорвалась пару раз в темную, покрытую мелкими льдинками воду. Преимущество действий в одиночку: никто не читает нотаций, никто не зудит над ухом что у тебя, мол, ничего не выйдет, что падать в воду обвешанной железом с ног до головы — верный Смерть… Так. Не думать. Делать.

Перевалившись на палубу, я не успела даже пикнуть. Навалилось что-то тяжелое, жесткое, пахнущее оружейной смазкой и перегаром, сорвало рюкзак, а рот зажало грубой заскорузлой ладонью. Я тут же впилась в нее зубами — всё равно что кусать старый кирзовый сапог. Над головой зашипели, выругались по-исландски, и я получила такой шлепок по мягкому месту, что мозги едва не вылетели, с противоположного конца… Руку пришлось отпустить.

Негромко переговариваясь меня подняли, закинули на плечо и потащили в трюм. Дураки! Я же своя…

Когда меня поставили, одернули курточку и убрали волосы с глаз оказалось, что мы находимся в том же зале, где давеча проходили соревнования. Прямо передо мной, сложив руки на груди, стоял Сигурд. В одной руке он сжимал жареную ногу исполинской курицы, а в другой — любимый топор.

— Ну конечно, — буркнула я. — Бухаете, как суслики.

— Брюнхильд, что ты здесь делаешь? — глупо спросил Набольший. — Ты передумала, и хочешь выйти за меня замуж? — в глазах его плескался детский пьяный восторг.

— Ага, сплю и вижу, — подпрыгнув, я врезала ему по морде — а чего он?

Капитан зарычал. Глаза его налились красным. Ой. Кажется, переборщила…

— Прости, дорогой! — еще раз подпрыгнув, я звонко чмокнула его в другую щеку. — Я так по тебе соскучилась, а ты не звонишь…

Сигурд уставил на меня круглые от удивления голубые глаза и, кажется, протрезвел.

— Что-то не так? — тихо спросил он, инстинктивно заслоняясь топором.

— Надо поговорить, — шепотом ответила я, многозначительно пошевелив бровями.

Когда я заявилась на корабль, попойка, видать, была в самом разгаре. Лыка уже никто не вязал, хотя на ногах некоторые еще держались. Популярный исландский бард Лютик, взгромоздившись на стол, исполнял эпическую сагу о любви ёжиков. Ему вторил ритмичный грохот глиняных кружек. Исландского я не знала, но скабрезные ужимки и подмигивания сказителя недвусмысленно намекали, что с половой жизнью у героев саги всё не так просто, как им бы хотелось…

Отойдя в уголок, мы с Сигурдом присели на какие-то ящики. Набольший махнул рукой и нам тут же принесли пива, еще одну жареную курицу и краюху хлеба, так что дальнейший разговор я вела с набитым ртом. Со вчерашнего дня в животе маковой росинки не было.

— Ты в курсе, что Олега посадили? — спросила я, отламывая горбушку.

— Ох, айе, — понурился капитан. — Отец Дружин сказашь, если мы возбухать вздумаем, и нас упечет.

— И вы испугались? — кусок курицы застрял в горле.

— Мы — торговцы и рыбаки. Мы должны соблюдать законы.

Я икнула.

— А как же бухло, битье и ворье?

— То зыко. Но… — не договорив, он виновато отвел глаза.

— Трусы, — сказала я громко. Так, чтобы слышало как можно больше народу. — И ты, Сигурд Длинные Руки, самый гнусный и паршивый трус из всех! Стыдно должно быть, Набольший клана Дьюрина за то, что оставил друга в кутузке гнить.

Музыка стихла. Викинги, побросав забавы, с интересом столпились вокруг нас.

— Твоего кровника заковали в кандалы, а ты тут веселишься!

Сигурд взревел. Вскочил, пнул пару ящиков, а потом, схватив кружку, разбил её о свою голову. По лицу его потекло пиво.

— Не можно нам на берег сходить, хозяйка, — раздался рядом с плечом молодой ломкий голосок. Я прищурилась.

— Слегка Чокнутый Арни, не так ли?

— Айе, хозяйка. Эт я, — в широкой улыбке паренька уже недоставало значительного количества зубов.

— И почему это вам нельзя сходить на берег?

— Из-за того битья, ворья и бухла, что мы учинишь, — по-моему, он единственный из всех оставался трезвым. — Отец Дружин наложил на нас ковы, хозяйка, и заарестовал весь груз. Сказал отдаст, когда всё уляжется, тогда и выпишет путевую грамоту…

— И вы ему поверили?

— Ох, айе. Нерушимо слово Отца Дружин.

За нашими спинами пронеслась волна энергичных кивков. Из всклокоченных волос викингов посыпались припрятанные на потом бычки, ножики и другие полезные вещи.

— Но Олег — его сын! А он посадил его в острог… — я чувствовала, что теряю инициативу. — Стойте! Ваш груз принадлежит мне! Помните? — я повернулась к Сигурду. — Ты дал слово, Набольший. Я выиграла спор и твоя доля отошла ко мне. Ты не имел права отдавать её Сварогу, — в моем голосе чувствовалась неуверенность, но может, пьяные викинги не заметят… — Нужно пойти, освободить Олега, и потребовать вернуть вашу собственность.

Про княгиню я им пока говорить не стала. Что им дел до чужой тетки? Зато там, на месте, можно будет убить двух зайцев: пока ребята пойдут за Олегом, я быстренько сбегаю за ней. Думаю, накануне казни Ольга Батьковна будет несколько сговорчивей, чем неделю назад, и поймет, что живая собака таки лучше мертвого льва…

— Ну что? — я обвела викингов горящим взором, — Пойдете отстаивать свои права? — капитан отвел глаза, остальные тоже заворчали что-то невразумительное по-исландски, ковыряя палубу носками тяжелых подкованных ботинок.

— Ну и ладно. Тогда я пойду одна, — я подняла рюкзак и закинула лямку на плечо. От неожиданной тяжести повело. Я зашаталась, Сигурд протянул руку, чтобы помочь, но я вырвалась.

— Позор на оба ваших дома. Вот спасу Олега сама, в одиночку, а вы сидите и завидуйте.

Сигурд взревел, как раненый бизон.

— Мабудь… Мабудь я знаю выход из создав-шейся экс-тремальной ситуац-ции, — подал голос Слегка Чокнутый Арни. Сигурд закатил глаза.

— Помнишь братишка, я сказывал, что бывает такое время, когда нужно молчать в тряпочку и не отсвечивать?

— Айе, Набольший, я помнишь.

— Так вот прямо сейчас то самое время, — назидательно изрек Сигурд и вновь повернулся ко мне. Юнга подергал его за рукав.

— Не серчай, Набольший, но всё ж я разумею, ты должон дать мне высказаться. Из-за приз-унции.

Сигурд с тяжелым вздохом оглядел своё воинство.

— У кого-нить остались пилюли из сушеных лягушек? — спросил он. — Слегка Чокнутый Арни, походу, стал Чокнутым на Всю Голову, раз смеет возражать капитану…

— Никак нет, Набольший! — юнга вытянулся в струнку и отдал честь. Всё было бы хорошо, если б в этой же руке не был зажат шлем… Придя в себя, поднявшись и помотав головой, он упрямо продолжил: — Ты должон меня выслушать, потому как если нет, это будет нарушением моих прав. Есть такая приз-унция, из-за которой, если ты ничего не сделал, то и не виноват. Это значит, пока я не скажу, чего хотел, ты не можешь меня ругать.

Сигурд закатил глаза.

— Ладно, Слегка чокнутый Арни. Тока знай: если это опять твоя обычная бредятина насчет демократических выборов в капитаны, я законопачу тебя в бочку из-под палтуса и выкину за борт. И это будет моя приз-унция.

— Айе, Набольший. Я согласный.

— Тогда реки.

Все затаили дыхание.

— Не можно нам, бла-ародным викингам, отпускать девушку одну, ночью, с цельным мешком оружья. Наш долг — пред-отвратить кото-строфу, — на лице Сигурда появились признаки глубокого раздумья. — То есть то, что может из-за энтого случиться, — пояснил Слегка Чокнутый Арни для непонятливых.

Я, кажется, ухватила суть.

— Ваш юнга прав, — всхлипнув, я опустила рюкзак на пол. В нем отчетливо-металлически громыхнуло. — Я бедная слабая девушка. Не могут же такие доблестные воины, любимцы валькирий, отпустить меня одну в тёмный страшный город, полный злодеев… Вот уйду сейчас, и случусь с кем-нибудь. А вы будете виноваты, что не проследили, не уберегли…

Сигурд просветлел лицом.

— Значит, мы не воры и дезертиры, а охранники!

— Да!

— Имеем бла-ародную цель: охраняем город от беззащитной девушки!

— Да!!!

— Наоборот, — шепнула я.

— Айе?

— Это меня нужно охранять.

Подлец подмигнул и постучал по носу указательным пальцем.

Чтобы избежать эскалации напряжения, — еще одно выражение из лексикона Слегка Чокнутого Арни, — Сигурд приказал подтягиваться к острогу мелкими группами. Через час в канаве перед воротами собралась вся команда, вооруженная до зубов. Стоит ли говорить, что мой любимый рюкзачок тоже был здесь — его, в качестве почетной обязанности, нес юнга. Кроме того, пока войска собирались, я сбегала до дома Арины Родионовны и прихватила спрятанный в кустах у забора РПГ. Так, на всякий пожарный.

— Чертов Тупица Джони, Жирный Вилли и Вонючка Сэм идут со мной, — шепотом командовал Сигурд. — Проникаем на территорию острога, находим камеру Олега, открываем, и…

Я толкнула Набольшего в бок.

— Ничего не забыл?

— ???

— Это я вас сюда привела. И тоже должна попасть внутрь.

Сигурд упрямо помотал головой.

— Помнишь, я сказывал, что мы особливо хороши в ворье? — я кивнула. — Так вот: Жирный Вилли как-то раз стащил подушку из-под задницы любимой наложницы шейха Кадрама, и та ничего не заметила. А Чертов Тупица Джонни в это же время скрал кальян у самого шейха, в то время, как тот его курил… Сечешь, об чем я реку?

— Вы хотите не освободить Олега, а… украсть.

— Айе, молоток. Верно рубишь политику партии. Ну, мы пошли, — он начал подниматься из канавы.

— Я всё равно должна пойти с вами, — Сигурд замер в весьма угрожающей позе. — Если не возьмете — закричу.

Набольший заскрежетал зубами.

— Айе, ладушки. Брюнхильд идет с нами братва, и вы все отвечаете своими яйцами за её голову. — Набольший обвел викингов таким суровым взглядом, что никто не посмел возразить. Или рассмеяться.

И всё бы прокатило как по маслу, если б не один ма-аленький, просто крошечный прокол: когда мы, для соблюдения ритуала вымазав лица жженной пробкой, вылезли наконец из канавы, сразу нарвались на патруль. Трое дружинников как раз обходили дозором площадь… На викингов тут же наставили автоматы, те в ответ ощетинились топорами, слово за слово, кто-то кому-то врезал в глаз, из канавы на выручку полезла остальная братва, а я потихоньку отступила. Укусить или пнуть под коленку — вот и всё, на что я способна в толпе здоровых мужиков…

Когда, узрев численный перевес, начальник конвоя дал свисток, Сигурд скомандовал «На абордаж». Останавливать викингов, вышедших на тропу войны, всё равно, что сдерживать ленточкой несущееся на всех парах стадо бизонов. Кроме прочего, ребята захватили с собой громадные стальные крюки на цепях и теперь с воем и улюлюканьем карабкались на стены. Зрелище, я вам скажу, еще то: рогатые шлемы, закинутые за спины круглые черные щиты, мечи и секиры — прямо как в фильме «Властелин Колец», который мы с Ласточкой смотрели в видеосалоне…

Со сторожевой вышки кто-то закричал «Тревога!», к острогу со всех сторон кинулись дружинники, и вот тут всё стало взаправду и всерьез. Автоматные очереди, вой сирен, топот, крики, зверские оскаленные рожи в стробоскопических фонарных вспышках… Не помня себя, я скатилась в канаву и стала расчехлять РПГ. Руки тряслись. Если из-за меня их перебьют… Если, из-за моей дурости, пострадает хоть кто-нибудь…

Подняв гранатомет на плечо, я встала во весь рост, и заорала: — Побереги-и-ись!!! А потом пальнула поверх голов. Но второпях не сделала поправку на свой рост, и снаряд влетел аккурат в запертые ворота. Викинги, обрадовавшись неожиданной удаче, ломанулись в черный обугленный проём.

Я не помню, куда бросила РПГ, не помню, как оказалась в самой гуще атакующих — после выстрела в голове звенело, а перед глазами прыгали синие зайчики. Помню только, что рядом бежал Слегка Чокнутый Арни, так и не бросивший мой рюкзак… Умирать — так с музыкой. Я завлекла ребят в эту бессмысленную бойню, значит, огребать будем вместе.

Влетев во двор, мы затормозили, сбившись в кучу: внутренняя площадь крепости была не такой уж и большой, и окружали её высокие срубы с узкими бойницами. Из бойниц, со стен, из каждого окна в нас целились из автоматов.

— Допрыгались, Набольший, — сказал Жирный Вилли. — Теперь нам точно капец.

Сказал-то он по-исландски, но и так всё было понятно.

— Нае проблемо, — сказал Сигурд. — Гэтьски швыдче на корабль и — в открытое море.

Но, как только все развернулись к разбитым воротам, проход загородил здоровенный БТР. Его башня целилась точно в нас. Я первая подняла руки.

Обшмонав и забрав всё, вплоть до шнурков, нас заперли в длинном и сыром подвале. В дальнем его углу высилась громадная куча прелой, с проросшими глазками, картошки. Я вздохнула: жалко, что не яблоки… А потом еще раз вздохнула. Вот если б с нами был Ванька, он бы в два счета снес стену. Как тогда, на винзаводе… Стало совсем грустно.

Я подошла к Сигурду и села на пол рядом с ним. Пол был холодным, и чуть сыроватым, но больше сидеть было не на чем.

— Прости, что так вышло. Я честно-честно думала, что у нас получится.

— О, нае проблемо, — достав откуда-то горбушку хлеба, он разломал её, половину протянул мне, а сам впился в другую.

Я оглядела нашу расстрельную команду. Походу, кроме меня, никто особо не переживал: некоторые, усевшись в кружок, резались в карты, другие, надвинув шлемы на глаза, улеглись подремать, а Жирный Вилли, например, сложив ноги по-турецки, спокойно зашивал порванную рубаху. М-да, многому еще предстоит учиться…

— А вы не боитесь, что Сварог вас за ослушание казнит? — робко спросила я, прожевав хлеб. После боя, после всех треволнений он был очень кстати. — Говорят, на площади строят большую виселицу…

— Ну, энто просто: мы вернемся домой немножко раньше, чем задумали.

— Не поняла… Как вы попадете домой, если умрете?

— Вальгалла — наш отчий дом, — добро улыбнулся Сигурд.

Я замолчала. Во что только не верят взрослые, и на первый взгляд, почти разумные люди…

— Ты тоже не бойся, — он по-братски обнял меня за плечи. — Смерть — это не так уж и страшно. Чик — и ты уже дома… Ты тоже этого достойна, Брюнхильд. Не меньше, чем мы…

— Спасибо, Сигурд. Ты настоящий пятачок.

Я была тронута. Нет, правда. Если такие крутые вояки считают меня своей… А что мозгов у них на всех — один котелок, да и тот не варит, дак и я — не самая умная на свете. Как показывает практика.

Меня сморил сон. Несмотря на холод, на страх, глаза закрывались сами собой. Снилось, что мы с Ванькой гуляем по зеленым холмам, вокруг цветочки, бабочки… Точнее, не бабочки, а ночные мотыльки с истлевшими крылышками. Затем мы оказались на борту ковра-вертолета. Сидели рядышком и смотрели мультики по телевизору, а вертолет негромко так гудел, гудел… От этого гула я и проснулась. Доносился он из-под пола, словно там работал бур. Я огляделась. В углу тихо светится гнилушками картофельная куча, викинги равнодушно спят или режутся в карты. Я одна его слышу?

Через пару минут стало ясно, что не одна. Звук всё больше напоминал жужжание дрели, земля мелко задрожала, а потом вспучилась, как кротовая нора и из нее показался знакомый железный клюв.

Плотно прижав крылья к телу и вращаясь, как сверло, Гамаюн вывинтилась из дыры, отряхнулась, сплюнула набившуюся в клюв землю, и каркнула:

— Ванька с того света вернулся!

Где-то в животе разжалась туго взведенная пружина. Накатило такое облегчение, такая радость, что я не говоря ни слова вскочила и прижала ворону сердцу, а потом ещё и поцеловала в слегка запыленную, горячую макушку.

— Но-но! Телячьи нежности… — вырвалась вредная птица. Но видно было, что ей приятно.

Викинги, негромко перешептываясь, собирались вокруг. Они глазели на Гамаюн, как дети на чудесную заводную игрушку. Еще миг — и кинуться разбирать на винтики, чтобы узнать, как она работает…

— Как он? — спросила я, вставая и отгоняя от Гамаюн самых ретивых исследователей.

— Всё хорошо, прекрасная маркиза…

— Он узнал, кто убил князя?

— Со мной не поделился.

Понадобилось несколько мгновений, чтобы до меня дошло.

— То есть, суд всё-таки состоится?

— Похоже на то, — буркнула ворона и понурилась. Глаза её потухли.

Гамаюн — порождение Ольгиной магии. Как только магичка умрет, умная птица тоже перестанет существовать… Но не время предаваться рефлексии. Ванька вернулся и он меня ждет! Я же его напарница…

— Мы сможем расширить проход? — спросила я ребят, заглядывая в нору. — Сбежим отсюда к чертовой бабушке…

Но сделать мы ничего не успели. Только викинги принялись вынимать землю шлемами, дверь загромыхала и отворилась. На пороге стоял Сварог.

Загрузка...