Помоги мне

17

Когда повозка, наконец, остановилась, горизонт уже тронули первые лучи восходящего солнца.

Проснувшись от резкого толчка, Николай какое-то время не мог сообразить, где находится, и бессмысленно смотрел в светлеющее небо. Потом события предыдущего дня стали фрагментами возникать в его мозгу, как изображение на фотобумаге, брошенной в ванночку с проявителем: Мусса, выводящий его во двор, дымовые шашки, атака спецназа, бегство…

Зданович вытер рот грязной тряпкой, служившей ему платком, и вдруг обнаружил, что она потемнела. Кровь? Раньше этого не было. Он уже много дней чувствовал слабость, разбитость во всем теле, боль в груди… Но крови не было. У него начала идти горлом кровь, что это может значить? Что-то с легкими? Или с желудком? Или все вместе?

Он услышал невдалеке негромкий разговор. Схватился за борт повозки, приподнялся и увидел ветхие беспорядочно разбросанные домики у подножия перерезанных расщелинами и трещинами гор — еще более бедные и убогие, чем в той деревне, где их держали прежде. Распряженный осел щипал невдалеке клочки редкой высохшей травы. Где-то протяжно и низко замычал буйвол.

Мусса стоял в группе вооруженных бородачей, опоясанных патронташами и пулеметными лентами.

— Эй, русский, вставай! — голос пака, несмотря на бессонную ночь, был на удивление бодрым.

Николай сунул окровавленную тряпку за пазуху, осторожно перелез через борт и опустил ноги на каменистую землю. Колени дрожали, и он чувствовал, что стоит ему отпустить край повозки — ноги его подогнутся, и он упадет.

Паки насмешливо и с какой-то брезгливостью рассматривали его. Сволочи! Как ему не хотелось показать перед ними свою слабость! Один произнес что-то вполголоса, и все расхохотались.

— Он говорыт, хорошо, что сычас нэт ветра! — с издевкой перевел Мусса. — А то тебя унесло бы в горы!

Стиснув зубы, Зданович проглотил насмешку.

— Ну, поды суда! — повелительно прикрикнул пак, и Зданович, напрягшись, оторвался от повозки.

Сделал шаг, другой…

Земля предательски колыхалась перед глазами, словно он стоял на начинающих раскачиваться качелях. Третий шаг оказался последним: Николай покачнулся и, вскинув руки, словно хотел ухватиться за что-то, что удержало бы его от падения, рухнул на землю.