Глава вторая. Они подожгли Фрэнсиса


– Какой же он мудак. Что у тебя за зачёт, Мусти?

– «C» с минусом, выведенная его ядовитой желчью.

Валя сидела за уличным столиком университетского кафе. Рядом негодовал из-за оценки маркетолога Мустафа – толстый юноша из Сирии и, прикрыв темными очками всегда довольное жизнью лицо, откинулся на спинку стула Алекс – красавчик из Нью-Йорка. Кажется, он загорал.

Валя, насупившись, рассматривала свой тест с жирной буквой D в финале страницы. «Да чтоб ты рухнул с Альп на своем “хаммере”…» Молчаливая злость была готова взорваться молниями из рассерженных глаз.

В кафетерии нельзя было сесть куда тебе захочется. Все столики были поделены между собой как государства, и за нарушения границ ногу чужака могла сожрать сумка Биркин по умопомрачительной цене из кожи кровожадного крокодила. Поэтому, держа кофе в руках, прежде всего нужно было найти своих.

Отдельно друг от друга обитали азиаты, европейцы, русскоговорящие, арабы и стол № 4 – там был микс отовсюду. К азиатам никто не совался, у них обычно происходило нечто странное. Всегда просто одетые европейцы снобливо фыркали в сторону расписанных лейблами русских и украинских див. Те же сидели у леса за большим столом и курили тонкие сигареты. К ним было разрешено подсаживаться: русскоговорящим мальчикам, отобранным по статусу, и арабам. Среди последних выбирать достойных не было нужды, Саудовская Аравия в целом внушала доверие.

Русско-арабская туса с четверга по субботу продолжала отдыхать вместе в самом крутом клубе города – «Ява», Java Club. В вип-секторе, разумеется. Европейцев там почти не было, они зависали на огромных террасах швейцарских друзей в старом городе, и тусовщиков в Java с презрением называли «недавние богачи». В Java у арабов стирался раздел памяти, отвечающий за исламские правила целомудренности, и они весело брызгали шампанским Moet на головы русским подружкам, а потом срывались вместе с ними на автопати, например в Париж. Валю тоже приглашали за русский стол. Дабы не играть с огнем, она иногда соглашалась, но больше ей нравилось сидеть совсем в другом месте.

Это был стол № 4. Здесь не делили по языку: все говорили на английском. За этим столом собиралась самая большая, разношерстная и дружная компания в универе.

Особенно Валя любила Мусти. Он был ей вроде старшего брата. В лаундже она просила его сыграть ей на гитаре, а еще он зачитывал крутые стендапы. Даже было трудно поверить, что в жилах этого простодушного арабского мальчика текла голубая кровь.

Всегда рядом с Валей садился Август. Валя ему очень нравилась, и сама она знала об этом. Он был сыном какого-то страшного человека из Сибири, разбогатевшего на нелегальных делах. О своей семье Август почти ничего не рассказывал, но все относились к его тайнам с уважением и любили его за оригинальный ум и хоть и скрытное, но доброе сердце.

Красавчик Алекс был красавчиком. Будучи американцем, он знал английский лучше всех, поэтому девочки текли по нему не только из-за смазливого личика, но и потому что он всегда умел сказать им что-нибудь этакое. Но это были девочки не четвёртого стола, где Алекса воспринимали просто как «бро», своего в доску, или как «эй, бро, заебал, выходи из образа». Всегда с кайфом можно было поржать вместе с Сельмой – аппетитной бразильянкой с секси-хрипотцой в голосе. Алекс иногда вкрадчиво шептал ей: «Всё неважно… Поехали разъезжать в Рио на кабриолете и попивать коктейльчики. Просто сиди рядом, Сельма, и рассказывай что-нибудь…»

Когда стол № 4 собирался весь целиком, за ним насчитывалось десять человек. И конечно, если Чёрный принц из Нигерии, японка Мария, чья мама прославилась своими романами с якудза, парочка испанских торчков и другие невероятные персонажи собирались вместе, всегда могло случиться что-то невообразимое. Как в тех анекдотах, которые начинаются с фразы: «Заходят они как-то в бар…» И все они жили в Les Berges, но среди всех совершенно необъяснимо Валю завораживала Сэм.

Полное имя Сэм – Саманта Норд. И несмотря на связь с Чили, по происхождению она американка.

Валя перевела взгляд на мрачное дерево, такое старое, что, возможно, вокруг него построили весь университет… Сэм… Сэм… Сэ-э-эм… – шуршали листья под ветром. Вдруг из коры дерева, пенясь, полилась вязкая жёлтая жидкость. Это была текила. Гигантский ствол закачался и стал со скрипом разделяться на две части. Из середины ствола вышла Сэм в рваных джинсах из H&M и с картонным стаканчиком из кафетерия в руках. Она налила текилу в стаканчик и сорвала крупный жёлтый лимон с ветки. «Лимонно-текиловое дерево… как же я раньше этого не замечала», – удивилась Валя.

За спиной Сэм ствол со стуком захлопнулся, дерево снова стало целым.

Ветер развевал короткие пламенные волосы Саманты, на больших пальцах сверкали чёрные кольца.

– Эй, Валентино, чё зависла? Держи кофе. – Сэм поставила стаканчик под носом у Вали.

Валя заморгала часто-часто и пришла в себя.

Сэм обратилась ко всем присутствующим за столом:

– У меня для вас супер новость. Помните, учитель по экономике постоянно нервничал, если на парту во время урока кто-то выкладывал свой блэкберри[4]? Ха-ха, я всё думала, почему именно блэкберри его так злят, а не айфоны, например? И вот я случайно выяснила: он так бесится, потому что его жена ушла от него к какому-то чуваку по фамилии Блэкберри! Не спрашивайте, откуда знаю! Охренеть, правда?

– No wa-a-ay! А если мы все купим себе по блэкберри, с ним случится паническая атака, и нам отменят экономику? – подхватила новость Сельма.

– Бедный учитель. Блэкберри здесь так популярны, ему, наверное, непросто, – сказала Валя.

– Валентина, да это же смешно! Подбери сопли. Короче, сегодня в десять p.m.[5] собираемся в «Этносе». Не забываем, что у Фрэнсиса сегодня дэрэ. Я заказала тортик, официанты его вынесут в полночь.

Сэм часто брала на себя инициативу организовать чей-нибудь праздник. Она была сердцем стола № 4, и, в отличие от большинства в Webster, одевалась как безнадёжная распиздяйка. Ей было глубоко плевать на брэнды, их сочетания и ценники, несмотря на то, что ее родители занимались добычей драгоценных камней в Чили, то есть эта девочка могла позволить себе очень многое. В Швейцарии она жила одна с семи лет. Ее отправили в местный пансионат, потому что дела ее семьи влекли за собой множество опасностей – это во-первых. А во-вторых, с ребенком строить крупный бизнес не так уж и удобно. Хотя с самого детства в альпийской стране жили многие студенты Webster. Август, к примеру, тусовался здесь с двенадцати. Такие дети с большей вероятностью получали швейцарские паспорта, а своих родителей видели довольно редко, в основном ощущая их присутствие лишь из «непонятно откуда» падающих на карту денег.

Детское одиночество сделало Саманту похожей на бесстрашного злобненького койота, страстно полюбившего шумные компании. Сэм знала в Швейцарии всех и все: подноготные учителей, нужного дилера, чтобы достать лучшую в городе травку, и кто в университете бесстыжая лживая шлюха. Как и почти все остальные за столом № 4, Сэм была старше Вали на три года и выступала в роли сестры, которую та слушалась.

На следующих парах в этот день в Webster не произошло ничего особенного. Парковка редела, наступал вечер. Протикал час грандиозного шабаша в «Этносе» – стрелки часов указали на 10 p.m.

Для того, чтобы студентов пустили в бар на нижнем этаже Les Berges, достаточно было просто прийти одетым. В одежду! Администратор бара просил выполнить хотя бы это правило, потому что бывали дни, когда пижамные шортики девочек ну уж совсем ничего не прикрывали, а мальчикам было лень переодеваться из своих домашних кигуруми, например, в виде розовой пантеры или тигра.

Валя спустилась только ближе к одиннадцати, потому что ей было важно красиво уложить волосы. С первого раза, на ее взгляд, вышло не ахти, потребовался дополнительный час.

В «Этносе» играли Cali Swag District – Teach me how to doggie. Очевидно, музыкой здесь заправляют наши. Хорошо, что хоть не песню «Colt 45» группы «Afroman», и удачно, что швейцарцы не знают английского. Пусть себе и дальше думают, что это просто позитивные американские песенки, и пусть не грустит бармен от того, что уже второй час ставит гостям Ethnos-рэпчик о том, как обкуренный нигер трахался так долго, что у него выросли африканские косички. В целом, конечно, выходцы из Les Berges были местными террористами размеренного чилла[6] у швейцарской реки, поэтому, если в бар и захаживали женевцы, то в первый и последний раз.

Банда была уже в полном составе. На середине стола возвышался гигантский бюст Фрэнсиса, сделанный из объёмной бумаги. Сам Фрэнсис его задумчиво разглядывал. Неизвестно, видел ли он в нем сходство с советскими бюстами Ленина, но было очень похоже. Это был подарок Сэм.

Между Мустафой в белом арабском одеянии и лишь с первого взгляда скромной японкой Марией, в самом центре дивана нельзя было не заметить Августа. Он смотрел исподлобья, одетый в рыжую шубу, которая на наследнике сибирской мафии выглядела, будто он только что замочил медведя и всем демонстрировал свой трофей. Это был шуба Сельмы. Август наблюдал за только что вошедшей Валей, не сводя с нее глаз от самой двери. Он оценивающе смотрел на ее стройненькие ножки, в то время как она аккуратно спускалась по лестнице. Валентина поймала его взгляд и с изумлением поинтересовалась:

– Что с тобой, Ави? Почему ты в шубе в середине мая?

– Потому что я pimp, – без намёка на улыбку ответил Август.

«Pimp» на русском означает «сутенёр». Валя изумлённо подняла одну бровь. Сегодня она натянула на себя пламенное обтягивающее платье с огромным декольте, но низ наряда отнюдь не компенсировал верх. Образ довершали пышные тёмные локоны. И вырви глаз – красная помада – тоже была на месте. В целом, сегодня Валя была очень похожа на Сельму.

– У-ля-ля, Валя-я-я… А вы с Августом хорошо смотритесь! – Из-за барной стойки появилась Сэм, намекающая на слишком вызывающий наряд Вали, который как раз подходил для деловых отношений с сутенёром. В руках Саманта держала большой поднос с многочисленными шотами с черно-белой жидкостью. – Всему местных барменов приходится учить! В Швейцарии совсем не знают, как пить Б-пятьдесят два. Мешают какой-то молочный коктейль и предлагают его просто выпить залпом. Без огонька! Настал час исправлять ошибки. Август, есть зажигалка?

Пока Валя укладывала волосы, все уже успели хорошо разогнаться. Детские прелюдии в виде пива с вином были преодолены. Поднос с шотами занял половину стола: сорок рюмок затаились, подозревая неладное, но любопытством и легким страхом наполнились все присутствующие за столом. Август передал зажигалку, Сэм чиркнула зажигалкой над одним из шотов.

– Горячо, блядь! И чё-то не горит. Тут это углубление в рюмках такое неудобное, огонь гаснет…

– Ха, смотрите-ка, в шубе есть спички! Гигантские какие-то. На, попробуй ими. – Август достал из кармана шубы каминные спички.

На вопрос, зачем они были нужны Сельме, она, как-то замявшись, рассказала про поход в гости к одному своему приятелю, и что у него в гостиной был камин, и всё это было very nice, очень хорошо, и чисто по-дружески. Аргументы обвиняемой были приняты к сведению, но без веры.

Август решил взять инициативу в свои лохматые медвежьи руки, но стало очевидно – это был его первый опыт.

– God dammit![7] Они все горят!

Спички оказались так хороши в деле, что огонь с первого шота молниеносно перешел на все соседние. Поднос заполыхал, и рядом с ним, грациозный и невозмутимый, загорелся бумажный Фрэнсис.

– Они подожгли Фрэнсиса!

– Моя шуба!

У стола начался суетливый движ. Со стороны это смотрелось так: толстый арабский шейх бил диванной подушкой гигантскую бумажную голову, вокруг в панике визжали две проститутки, сутенер тушил рукав своей шубы. Испанские торчки переворачивали четвертый шот, несмотря ни на что. На фоне распевалась строчка из My dick – Dirt Nasty, который весело заявлял, что у него член как у божества. Позади всех плакал Фрэнсис. В баре погас свет – к столу официант торжественно вынес торт.

«Oh mon Dieu, le feu!»[8] – на мелодичном французском это означало панику.

Из-за стойки бара выскочили еще два официанта, не соображая, как им остановить огонь. Быстрой уверенной походкой, держа в руках металлическое ведёрко для шампанского, наполненное водой, к столу подошел администратор. Одним движением он сумел потушить и то, что осталось от бумажного бюста, и поднос с шотами. Админ бара всегда был начеку.

– Значит, так, счёт за обугленный стол я предъявлю позже. А пока мне и бару нужно остыть от всего, что вы здесь устроили. Чтобы в ближайший час я вас здесь не видел!

В любом другом месте в Швейцарии разговор был бы намного-намного жестче. Красной карточкой, означающей невозможность вернуться, были бы награждены все присутствующие, и даже Фрэнсис. Но студенты американского университета делали для «Этноса» хорошую выручку: здесь они и завтракали, и обедали, и ужинали, отмечали свои дни рождения и все национальные праздники мира, и даже редкие тихие встречи с родителями проходили тоже тут.

Да благословит бог трудности перевода – про все проказы родителям все равно никто не мог доложить. Да, иногда в баре загорался стол, или на диване засыпал экзотического вида мальчик, могла случиться драка или вспыхнуть любовная страсть, но все грехи отпускали студентам и администратор, и официанты. Ну, во-первых, своими выходками гости из Les Berges вытравили остальных посетителей. А во-вторых, к студентам здесь относились как к детям и по-своему их любили. И даже когда у кого-нибудь кончались карманные деньги, здесь могли угостить бесплатным кебабом или кружкой пива.

Не желая больше расстраивать администратора, после небольшого пожарчика, вся тусовка двинулась к реке, манящей майской прохладой. Неугомонная и инициативная Сэм, пропавшая во время пожара, где-то уже успела намутить ящик вина.

Все разместились на деревянном помосте, и лёжа прямо у воды, продолжили отмечать ночь и свою беззаботную юность. Валя по привычке села рядом с Августом и, пытаясь не оголить свой зад, скрестила ноги.

– Дай мне вина, – попросила она.

– Конечно, держи. Ты вообще еще трезвая!

Валя взяла бутылку и затяжно глотнула прямо из горлышка. Если уж честно, ей бы хватило всего пару таких заходов, чтобы сравняться со своими друзьями. Август пялился на ее декольте. Немаленькая грудь, безусловно, казалась очень заманчивой, но в случае с Валей такой наряд смотрелся больше нелепо, хотя на Августа производил впечатление что надо.

– Какой кошмар, мы устроили настоящий пожар! Что это за странные спички? – спросила она.

– Да ладно тебе. Я уверен, мы для этих ребят – самые яркие вечерние впечатления, буквально скрашиваем скучную швейцарскую жизнь, хотя ведь даже не особо стараемся! К тому же знаешь, сколько чаевых я им всегда оставляю?

– Мы же им стол спалили, Август! Как дикие люди. На днях я разговаривала с барменом… с этим тёмненьким, как его зовут? Симон… или Саймон? Ну, в общем, он сказал, что его из-за нас чуть не уволили. Когда Алекс уговорил его разрешить курить прямо в баре, какие-то посетители с улицы зашли и пожаловались.

– Да, но… Бар зарабатывает на нас хорошие деньги, Валя.

– Нельзя просто взять и все ужасы засыпать деньгами. Мы иногда правда ведем себя как тупые мажоры!

Август посмотрел на Валю с умилением и заправил ее тёмный локон, упавший на возмущенное лицо, ей за ухо.

– Ну, во-первых, конечно, можно. Во-вторых, мы действительно мажоры. Ну и наконец, не все из нас могут похвастаться большим умом, – на этом слове Август почему-то глянул на Фрэнсиса.

– Ты мне сегодня не нравишься.

– Как скажешь, но монетки, Валечка, точно приятней вежливости.

– Ты просто меня бесишь!

Август пересел прямо напротив Вали и, даже не стараясь сдержаться и не скрывая взгляда, пару секунд смотрел на ее грудь, а затем собрался с мыслями и серьезно сказал:

– Тебя бешу не я. Знаешь, что на самом деле тебя злит? Вот скажи мне, сколько раз за весь этот год хоть кто-нибудь из твоей большой семьи, о которой ты постоянно всем говоришь, к тебе приехал? Давай посчитаем…

Большие глаза Вали вспыхнули, как бумажный Фрэнсис, и тут же налились слезами. Она схватила бутылку вина и встала.

– Ты просто придурок в женской шубе! С этой минуты не садись со мной больше рядом никогда!

Оставив обувь на каблуках, Валя босиком перебежала на другую сторону помоста. Август не пошел за ней, но обратил внимание на ее забытые туфли, их он решил занести ей в комнату позже. Валя подсела к Сельме, которая весело обсуждала что-то с Сэм.

Сельма ласково обняла Валю.

– Милая, ты чего такая грустная?

– Август напился и несет чушь.

– Ну это с ним бывает, не расстраивайся. У нас у всех есть эти свои, знаешь… моменты странностей. Ерунда!

В отличие от Сельмы, Сэм не была такой приветливой и просто внимательно наблюдала за ситуацией. Валя глотнула от души вина, и это был тот самый залп, после которого начинает мутнеть в глазах, и про изначальное наличие туфель уже бывает сложно вспомнить.

– Сельма, а ты вообще заметила, какая я сегодня горяченькая? Надеюсь, что да, ведь я так старалась… Знаешь, ты меня очень вдохновляешь тем, как умеешь одеваться. Ты всегда такая… невероятная! А я вот так не умею, но у меня вообще-то тоже есть сиськи, смотри какие! Хочешь потрогать?

– Ха-ха! Да, дорогая, ты очень красивая девочка. Все об этом знают.

– Правда? А я вот так давно ни с кем не целовалась! Сельма, я только что поняла – я всегда хотела поцеловать Алекса. Пожалуйста, найди его и приведи ко мне. Скажи ему, что меня надо поцеловать.

– Да чего его звать, он же вот сидит, через два метра от тебя. Алекс! Подойди к нам!

Красавчик Алекс пересел поближе к девочкам.

– Whats’up, ladies?[9]

– Тут для тебя от Вали важное сообщение.

Сельма томно подвела Алекса к диалогу с Валентино, которая схватила его за руку и потащила прямо к воде. Он не сопротивлялся. Высказать свое предложение Валя решила очень странным, совсем не свойственным ей голосом, напоминающим интонацию Gunter из его шуточных песен, только еще более смешную детскую версию.

– Алекс…

– Что, Валя?

– Нам надо поцеловаться…

– Что значит «нам надо»? Ха-ха! Малыш, может, ты просто пьяная?

– Ты всегда флиртуешь со всеми: с Сельмой постоянно, с Сэм, и даже с этой сивой ужасной губастой Бьянкой с русского стола. А со мной – никогда!

– Валя… ну, во-первых, я этого не делаю, потому что не хочу получить пизды от Августа. Знаешь ведь, что однажды сделал его отец с партнёром, к которому приревновал свою жену?

– Нет, не знаю. Что?

– А-а… Ну, тебе лучше не знать. А во-вторых, Валя, ты очень милая, ты мне очень нравишься, но ты сейчас очень пьяная. Давай сделаем так: завтра в обед я напишу тебе, и если ты всё еще будешь хотеть со мной целоваться, ты мне об этом скажешь. Идет?

Валя обиженно посмотрела на Алекса, но ничего ему не ответила. Красавчик предстал не таким уж бессердечным ловеласом, как могло показаться на первый взгляд. И пока Валя подбирала ответ на его, как ей думалось, странную реакцию, она увидела, что за его спиной, словно злой призрак, появилась Сэм.

– Алекс, оставь нас, пожалуйста.

Красавчик обменялся с Самантой многозначительным взглядом и как-то незаметно растворился у реки. Сэм повернулась к Вале.

– Ты пришла позже всех и нахерачилась раньше всех. Классика. И теперь тебе пора домой.

– Я не хочу домой. Мне там будет одиноко.

– Нет, тебе пора. Ты ведешь себя сейчас как маленькая пьяная шлюшка, ты это понимаешь?

Сэм потянула Валю ко входу в Les Berges, но у дверей та в голос зарыдала:

– Я не хочу домой, Сэм! Пожалуйста!

– Ладно! Значит, мы поедем ко мне домой. Я вызываю такси.

Сэм не жила вместе со всеми в Les Berges. Ей родители на восемнадцать лет подарили квартиру в центре Женевы, интерьер которой напоминал небольшой музей с самыми неожиданными экспонатами со всего света. Там были и чилийский идолы, и необычные подарки ее друзей, и предметы интерьера, которые выбрала сама Сэм: лаконичная мебель, футуристичные женские фигуры и причудливые пепельницы повсюду.

Такси в Женеве в любое время приезжало за пять минут (так всегда происходит в маленьких городах), поэтому печальная босая Валя с пышными локонами, торчащими во все стороны, сама не поняла как, но уже сидела на заднем сиденье машины рядом с Сэм. И надо отдать должное Саманте – несмотря на свою любовь к разгульному дебошу, она всё же оставила пятничную вечеринку, чтобы благополучно доставить русскую «chosen sister»[10] к себе домой.

– Ты же не бросишь меня дома одну? Давай посидим вместе, покурим, поболтаем…

– Я с тобой, не переживай.

Валя смотрела на лицо Сэм, которое было совсем близко. Ее голубые глаза излучали холодный свет, и его очень хотелось уловить, чтобы подольше полюбоваться им. Это было породистое умное лицо с красивыми очертаниями. Губы были почти сиреневыми от красного вина, и Вале даже показалось, что с них стекает виноградное варенье. «Наверное, оно очень вкусное», – подумала Валентино и потянулась к ним.

– Pineapples![11] – громко сказала Саманта и тут же дала Вале размашистую пощечину.

– Ты что?!

Сердце Вали почти остановилось от испуга.

– Ты опять начала зависать? Это чтобы ты очнулась! Каждый раз, когда ты будешь так делать, я буду говорить тебе «pineapples», чтобы ты пришла в себя. Что тебе там опять кажется?

Валя держалась рукой за свою горящую от удара щеку, но устроить Сэм дикую истерику, как бы она это сделала в случае с другим человеком, она не могла ни при каких обстоятельствах, поэтому тихо ответила:

– У тебя по губам текло виноградное варенье.

– Варенье? И что ты хотела сделать?

– И я хотела его попробовать.

Сэм пристально посмотрела на Валю пару секунд, молча, явно о чем-то размышляя, а потом, закрыв глаза, совсем близко подвинулась к ней и с чувством нежно стала ее целовать. Валя ощутила язык Саманты у себя во рту и сладкие от b-52 губы. Не в силах скрыть любопытство, за всем происходящим наблюдал в зеркало заднего вида водитель такси. Сэм сначала дотронулась до груди Вали, затем провела рукой по ее голому бедру и через зеркало встретилась взглядом с таксистом. Она одновременно хвасталась и защищала свою добычу. На заднем сиденье разгорался красивейший лесбийский петтинг.

Такси остановилось у дома Саманты. Продолжая целоваться и трогать друг друга, не выпуская из рук бутылку вина, девочки исчезли в подъезде высокого дома, откуда они не вышли до обеда следующего дня.


Загрузка...