Попали в переделку

Подойдите сюда…Подойдите туда… послушайте это…

Сотрите в порошок этот каркающий маразм! эту базарную, лживую Фурию! эту зловонную, мужеподобную марамойку!

Идите сюда… прислушайтесь к этому… жаворонок, исчезающий в небе… Ну же! Ну же! ещё выше! прямо в синеве! быстрый как стрела! такой восхитительный… свободный храбрый радостный хрупкий… исполненный восторга… мелькающий в вышине средь звёзд… тускнеющих на рассвете… Ах, какая прелесть, какая радость!... чисто наша, французская… вот это мне по душе… ничуть не вынужденная… оглушительная, как итальянцы… радость прежде всего! Радость – это всё!... Я хочу петь и танцевать…Для чего мне здравый смысл… Зачем мне рассудок? обоснованность? замысел? они мне не нужны! И весь мир тоже… Огорчённый Цезарь нисколько не задевает меня своими словами, говоря о нас: “Они обещают, они смеются, вот и всё”. Тем хуже!

В гробу я видал мистера Бена Монтэня, этого краснобая, этого ушлого раввина…В нём нет ни толики того невинного, плутовского, шаловливого, трогательного веселья, которого я ищу… Мне ближе “Кукушка” Куперена… вирелэ Кристины… бранли Жервеза!… Я хочу умереть от смеха, но легко… два-три стишка Белле мне дороже, чем весь Расин… Я хочу немного прослезиться, но танцуя… Я ветрогон… Стенания Ифигении меня утомляют… Гермиона непристойна и своевольна…

Тёмные делишки заднего прохода.

Мистер Монтэнь ни капли не лиричен, и, на мой взгляд, это настоящее преступление, он плетёт свои невнятные талмуды, свои учебники для “Идеальных Жидов”, апатично бздит и испускает софизмы… Ужас!

Огромная потребность быть растроганным… чудеснейшим образом избавленным…от своего паралича, своей серости, своей обузы!… вознестись прямо к облакам, которые так переменчивы!... Довольно!

Что мне за прок от ваших нравоучений, я хочу легкомысленной свободы… жизнь ничтожна без причуд… лёгких и сумасбродных…К чёрту всех, кто нас стыдит! Мы хотим танцевать! Нам чужд здравый смысл… зато мы мило улыбаемся и танцуем… под музыку нашего взлёта…Как мало нужно для энтузиазма… всего лишь полёт жаворонка в небе… и та небольшая радость, которую он испытывает, паря над нами… там вверху, вверху… радость упорхнула, вспугнутая внезапным стыдом и мучительной тоской…

Ах! унесите нас снова с собой, волны! лавины мудрости!...Увы! мы утонули в своём Знании!

Всё это нас губит и убивает…

Если наша радость погаснет, сами боги будут сокрушаться…

Увы! небеса тогда станут ещё тяжелее…

Мы хотим жить ничего не зная… Мы хотим умереть от смеха…чем беспечнее, тем лучше…

Преследует ли нас всё ещё Рок?... сурово и горько ворчит рассудок…

*

Нас спасёт только радость, а не заводы! ни те планы, ни эти, ни брюзжание записной бестолочи, ни стратагемы нахального ублюдочного мурла, ни бетонные заплаты в “эйфелевыхбашнях”, ни тресты с концернами, ни крупные тейлористские катастрофы, ни делирий пирамид, ни громадные зловонные махины, обрушивающие на наши учтённые жизни Великий Потоп чугуна и шлакоблока, ни параноидальные наслаждения. Будь прокляты все печи и трубы!

Давайте пестовать и чествовать нашу музыку, нашу! которая позволит нам радостно вознестись над всеми ужасами Времени в бесподобном, дивном, раздольном полёте! в собственное удовольствие! по собственной прихоти! под флейты! кларнеты! хрупкий барабан! Давайте обнимемся! Ни капли жалости к пузанам! и кислым рожам: жертвоприношение! лекарство для собак!

Разумеется, танец обойдётся в копеечку! будь я проклят! мы заказываем музыку! Кто будет расплачиваться? Богачи, разумеется! Они пришли к нам из глубины веков, чтобы непременно нас развлечь, побаловать нас своей щедростью! Вы в этом сомневаетесь?

*

Ах! давайте вернём нашу радость! где она прячется? Под звонкими монетами? Давайте разделим их! Ах! Весь мир будет удивлён, узнав, что французы делятся деньгой! Такого ещё не было! Ах! давайте вернём нашу радость! Ах! бросимся приносить жертвы! Ах! Больше никаких унылых мин! веселее! веселее! станцуем польку! давайте делиться!...Почему люди перестали простодушно смеяться и петь весёлые куплеты? Монетки! монетки! вопрос решён! Гарпагон в петле!

Ах! воистину ярый сторонник социальной справедливости. Необходимо установить справедливость, и прямо сейчас, а не через десять лет! Чёрт возьми! Это оздоровит атмосферу, очистит её от злобы! Необходимо установить справедливость, позволить угнетённым поквитаться, но не потому что это доставит им удовольствие, а потому что это и есть выздоровление, бальзам для завистливых, жадных, одержимых мошной, для всех и каждого сегодня, для всего общества, у которого на уме одни деньги, буржуа думает, как бы они не растворились, бедняк – как бы их у него стибрить.

Это болезнь, в которой все единодушны, необходимо расправиться с ней единым махом! надрезать гнойник со всех сторон! пускай он извергнется, и дело с концом!

Пока мы не откроем мошну, у нас с вами ничего не выйдет, всё остальное лишь – злосчастные припарки для гнусной падали, напыщенный понос, барабаны, чёрный рынок и иже с ними…

Тут дело не в разговорах, не в моральном порядке, не в полиции и не в выборах, речь идёт о кругленьких суммах, необходимо опустошить карманы, распахнуть сейфы, выставить всё на общее обозрение. Это и есть гигиена без пачулей, это отмоет грязную жопу общества, после чего оно сможет смело кокетничать. В настоящем виде оно лишь грязь, инфекция, приводящее в уныние безобразие, оно уже даже не смешное, оно поистине никакое вообще.

*

Срединная революция?

Как вы собираетесь её осуществить, мой милый друг?

Я устанавливаю заработную плату в размере 100 франков в день максимум, при этом регулярный доход оставшейся буржуазии составляет ту же сумму. Таким образом, я никого не оставляю голодным в ожидании нового порядка. Никто не может заработать больше сотни, включая диктатора, это средний размер оплаты труда. Весь излишек идёт государству. Радикальное средство от зависти. 100 франков не состоящему в браке, 150 – супружеской чете, 200 – тем, у кого трое детей, сверх того 25 франков за каждого малыша после третьего. Максимальная зарплата – 300 франков в день для многодетного папаши. Это редчайшее исключение, в среднем – 70-100 франков.

Разумеется, кто-то будет негодовать, кто-то найдёт это несправедливым, те самые, которые не зарабатывают свою сотню франков… Извините! извините! Всё предусмотрено! 50 франков – минимальная зарплата, 75 – женатым, 100 франков – отцам семейства с по меньшей мере тремя детьми. Я подумал о них.

Разумеется, больше никакой безработицы.

Как вы её ликвидируете?

Я национализирую банки, рудники, железные дороги, страховые компании, промышленность, крупные магазины…Это всё? Я колхозирую сельское хозяйство, превышающее энное количество гектаров, пути сообщения, соберу зерно, пшеницу, коров, кур с их яйцами, я найду работёнку для каждого. А если кто-то не захочет работать? я отправлю их за решётку, если они больны, я стану их лечить.

Таким образом, больше не будет никаких проблем, необходимо, чтобы на это решились все, о поэтах я также подумал, я заставлю их создавать развлекательные фильмы, весёлые мультфильмы, которые будут воодушевлять, люди нуждаются в этом. Как только они отвлекутся от своего брюха, от своих кишок, у каждой маленькой надежды появится своя возможность.

*

Большой коммунизм не нужен, они ничего в нём не поймут, нужен коммунизм Лабиша, коммунизм мелкой буржуазии, с маленькими павильончиками, семейными, передающимися по наследству и неприкосновенными, садом в сто пятьдесят квадратов и страхованием от всего. Каждый человек – маленький собственник. 100 франков – максимальная зарплата, состоящим в браке – 125, пожилым – 150. Разумеется, начнутся ужасные споры, оглушительное карканье консьержек, рай для домохозяек, они без остановки будут перемывать кости загребалам, имеющим по 4 или по 5 детей, но это уже не будет иметь никаких последствий, разница в 25 франков не вызовет в народе восстания.

Возьмём самого пошлого, возьмём самого мелочного, чтобы быть уверенными наверняка. Возьмём самого больного и рассмотрим его таким, какой он есть на самом деле, а не каким его представляют себе апостолы, жаждущие больших перемен. Он жаждет лишь маленьких удобств.

Когда ему станет лучше, тогда и будет видно, тогда мы ему и предложим проекты, грандиозную симфонию авантюр, но мы ещё не дошли до этого, вашу мать! Если мы превзойдём его понимание, он взорвётся, он обделает свои штаны, он покроет вас матом, он спрячется в кустах, он потеряет землю под ногами… Он прогнил от зависти, как буржуа от жадности. Это один и тот же микроб, одна и та же трепонема.

Вот откуда у них абсцессы, вот что их мучает и заставляет кривить рожи.

Прооперировать обоих, разом, одним ножом, вот это Провидение и милосердие, вот это возрождение общества.

На них тошно смотреть, как они, во всей красе, корёжатся в дерьме, нужно действовать, это долг, это обязанность хирурга, простейший, аккуратный надрез, почти без крови… небольшой дренаж… кое-какие лекарства... и всё… от недели до десяти дней…

*

Я не люблю слабовольных дилетантов. Дело нужно доводить до конца, либо не браться за него вовсе, нельзя всё бросать на полпути, чтобы над вами все смеялись.

Если мы собираемся делать революцию, мы должны сделать её не наполовину, необходимо, чтобы все были довольны, осторожно,

плавно, осознанно, чтобы ничего не упустить, чтобы сделать всё, что в наших силах.

О чём ещё мечтает Франция? 99 человек из 100? Быть и умереть должностным лицом, с пенсионным обеспечением, иметь что-нибудь скромное, но определённое, сохранить достоинство в жизни.

И отчего не доставить им это удовольствие? Лично я не вижу в этом ничего дурного. Это идеал коммуниста – независимость одного, гарантированная зависимостью ото всех. Это положит конец всевозможным “Каждый сам за себя”, “все против одного”, “один против всех”. Вы скажете: От них не будет толку. О! Как сказать… Мы ещё поговорим об этом… Я считаю совершенно естественным, что простой человек хочет прожить спокойно до конца своих дней. Это нормально... и обеспечение занятости… это мечта каждого. Я не вижу ничего хорошего в обеспокоенности, я сам был обеспокоен, уж я-то знаю, почём фунт лиха! В этом деле я первый знаток, тем не менее, я испытываю ко всему этому отвращение. Я не понимаю, чем это может послужить возрождению общества, желанному движению прогресса, когда ты рвёшь жопу как проклятый, зарабатывая одни неприятности, и непрестанные мучения превращают твою жизнь в крематорий.

Всегда есть изнеженные богатеи, обеспеченные сыночки архиепископов, которые талдычат вам о прелестях мук, я им вручу тележку! ага, солидную такую ручную тележку и школьный аттестат! в 12 лет! они у меня узнают, что такое вкус страдания!

*

Еврей хочет того же самого, что и мы, он всегда согласен с нами, но с одним условием:

Что отдаёт приказы только он!

Он за демократию, прогресс, просвещение, но только чтобы всё было по-его.

Большие этикетки и большая подлость.

До формул ему нет никакого дела, он выпутывается всегда, при условии, что именно он отдаёт приказы, так или иначе, через третьих лиц, через секретные поручения, через банки, через всеобщее избирательное право, через полу-евреев, через масонов, через династические браки, всё что угодно, через Советы, при условии, что именно он отдаёт приказы!

Он обстряпывает свои делишки в североевропейских монархиях так же ловко, как и в калмыкских коминтернах или мексиканских ложах. Он всюду как рыба в воде, при условии, что именно он отдаёт приказы, никогда не выпуская из рук нитей.

Он поёт всё, что мы пожелаем, он будет танцевать под любую музыку, кривляясь с обезьянами, воя с волками, извиваясь со змеями, имитируя любых животных, любые расы, при условии, что именно он отдаёт приказы.

Он мимикрист, он шлюха, копируя других, он бы уже давным-давно растворился, если бы не его жадность, его спасла жадность, он изнурил всех людей, всех животных, вся Земля от него в полном изнеможении, измученная его махинациями, но ему всё мало, он ещё не насытился, он продолжает заёбывать весь свет, небо, бога, звёзды, он хочет всего, он хочет больше, он хочет луну, он хочет наши кости, он хочет наши потроха, чтобы украсить ими шабаш, чтобы развесить их на карнавале. Он больной на всю голову, он конченый выродок, лживая истеричная обезьяна, самозванец из зверинца, злоебучее суетило, крючконосый гибрид, помешанный на заговорах. Он сопровождает нас всюду, это настоящее бедствие, этот монстр прилип к нам, как чума, он забрался на корабль, притворившись настоящим животным. Стоит ему только почувствовать свою власть, и он больше никогда не оставит нас в покое.

Кто вышвырнет его за борт?... уже никто… мы устали спорить… Он орёт как ошпаренный, когда его толкают… Он изнурил всех…Пускай он верховодит…

*

Еврей боится только одной вещи – коммунизма без евреев.

Счастье без Маркса и его потомства… Для него это конец света…

Это настоящий переворот…Это взрыв солнца… Это выстрел в голову…

*

Я уже вижу “молоденьких поборников”… бюрократов средней руки, полных желчи и житейской смётки, болтливых моралистов… добросовестных, неугомонных…По горло в работе, во лжи… Труд-спасение! Труд-фетиш! Труд-панацея-для-ненормальных! Труд исцелит Францию! Любой труд!...Массы трудятся! едрёна мать! Трудятся отцы! Трудится бог! Трудится Европа! Каторга для всех! Трудятся дети! Вкалывают матери! Гори оно всё синим пламенем! Великая оргия задротов! Это всё прекрасно… но давайте подумаем о чём-то более конкретном, о тех, кто будет гнуть хребтину… тех, кто не сидит в бюро, упиваясь статистикой и многообещающими чертежами…Тех, кто будет воплощать все эти расчудесные проекты, кто будет вкалывать до седьмого пота на самом дне угольной бездны… кто всю жизнь будет охуевать среди волочильных станков и вони смазочного масла на тошнотворной вакханалии фабрик. Осязаемое – это не шутки…

Прошу прощения!...Прошу прощения!... нужно подумать!... нужно спросить у самих себя, куда нас это приведёт?... что если всё это ложь, простой способ избавиться от нас?… Говорят, что машина озлобляет… противное было бы удивительным. Это в высшей степени антигуманно, загонять вот так подрастающее поколение, людей среднего возраста, согбенных стариков в скобяное чистилище на целые дни, года, на всю жизнь… без выхода… без музыки… до конца ваших дней…

Кто пойдёт туда по собственному желанию? Уж точно не наши дражайшие прорицатели, наши любезные пылкие поборники, им не позволяет их культура, их хорошее образование, их положение.

Завод как сортир, он неприятен, но он нужен, это вынужденная необходимость материальной жизни.

Хорошо, прекратим жеманничать, завод есть, мы мужественно это признаем, но чтобы сказать, что это весело, что для людей это праздник, что это счастье – быть рабочим – уж извините! ложь! пиздёж! провокация! каннибальство! С тем же успехом можно назвать царским троном сраный толчок, это из той же серии, такая же омерзительная ложь.

Само собой, мы не можем просто взять и ликвидировать заводы, сколько же часов по вашему пустоголовому представлению должно пройти, чтобы работа была завершена? все штифты были в отверстиях, чтобы вы больше никого не заёбывали? чтобы ваш субподрядчик по возможности не успел околеть, чтобы всё это не превратилось для него в пытку, в человеко-дробилку, в мозго-выжималку?...

Ах! Это очень сложный вопрос… в высшей степени деликатный. С вашего позволения, я рискну поделиться с вами своим опытным мнением, как врач, я практиковал годами, немного тут, немного там, практически везде, и, всё как следует взвесив, я думаю, что для простого человека, чтобы окончательно не превратиться в осла среди заводской свистопляски, достаточно 35 часов в неделю, это максимум.

Дело не в одних грохочущих машинах, всюду, где царит принуждение – это те же самые яйца, только в профиль, – предприятия, бюро, магазины, болтовня клиентов не менее пиздопротивны, чем заводские центрифуги-дробилки, всюду, где кто-то завладевает человеческим сознанием, чтобы превратить его в подсобный материал, в насос для прибыли, мгновенно начинается настоящий ад, 35 часов – это уже кошмар. Вот вам доказательство – что-то не видать среди молодёжи шибко много охотников, до чёртиков желающих встать за токарный или фрезерный станок у Ситроена или на Robot & Co, как и торговых служащих, самозабвенно мечтающих посвятить свою молодость витринам у Потена. Их просто нет. Их останавливает инстинкт.

Берегитесь инстинкта больше всего! Это он делает нас невыносимыми! Злосчастные закосневшие мерзавцы! уже не знающие, каким крючком нас подцепить, обрубки на дьявольских табуретках, вросшие в сиденья сотни тысяч драндулетов, полоумные четырёхглазые заговорщики, близорукие формалисты, однообразные до тошноты.

Необходимо снова научиться танцевать. Франция счастлива, пока танцует ригодон. Люди не будут танцевать на заводе и никогда не будут петь. Если они больше не поют – они мертвы, они перестают делать детей, они запираются в кинотеатрах, чтобы забыть, что они существуют, они спускаются в склеп иллюзий, чёрный, как сама смерть, вместе с фантомами, переполняющими киноэкран, они уже убиты, раздавлены прямо в кресле, они покупают своё маленькое разрешение, прежде чем проникнуть за дверь, своё разрешение отречься от всего, лицемерные покойники, разрешение опуститься в братскую могилу, мягкую, сказочную, влажную.

*

У Франции серьёзные неприятности.

Ей угрожает практически всё – евреи, масоны, Англия, военное поражение, вздорные стычки растерянных кельтов, немощные требования, ненависть одних к другим, капиталистический эгоизм, и т.д и т.п… Ей угрожает нехватка бензина, хлопка, меди, пшеницы…

Но в первую очередь она погибнет потому, что она больше не производит достаточно детей, это просто как дважды два – больше нет детей , больше нет Франции…С нашими налогами, это не удивительно, через 20 лет у нас уже не будет молодёжи… останутся одни старики с эмфиземой и горбами… Вопрос решится сам собой, вместе с остальными… Вечная Франции сыграет в ящик… от паршивой демагогии и кровавых боен… тут и думать нечего… Проблемы дома для престарелых – это забота заведующего хозяйством, нам больше не нужен премьер-министр… суппозитории… липовый отвар…Одним словом, мы стоим на краю могилы. Дело в полном отсутствии жизненной силы… Курица больше не желает высиживать яйца…Ах! горькое раздумье! Сенату есть от чего схватиться за голову! Разумеется, есть семейный кодекс! Но он бессилен и ворчлив! он угрюм! Я сомневаюсь, что он у кого-то вызовет эрекцию…

И тем не менее, речь идёт именно об этом…Много бумаги, мало энтузиазма. Нужно донести это до всех… Вы разглагольствуете об удалом прошлом!...Сплошные отвратительные катастрофы… Бессмысленный Верден… Хвала снарядам… Салют! Вы осточертели даже диким животным. Вы разглагольствуете о прелестном настоящем… Вы разглагольствуете об удивительном будущем… каторжный труд, жертвоприношения, горы падали всюду, насколько хватает глаз… Ваша программа не заводит… Вы это понимаете? Мы выжали из себя 400 миллиардов, чтобы оказаться в том положении, в котором мы находимся сейчас… на коленях…внизу… ни с чем… Это тоже был один из грандиозных проектов, которому содействовала вся элита, изящный цветок высокого масонства… чтобы усилить весь этот трах-бабах!...

Какие чревовещательные обмороки!...

Какие неистовые проклятия в адрес благополучия! какая дерзейшая уверенность! И кому всё это нужно? Тем же самым… их глотки снова пузырятся… Чтобы всё началось заново?...

Минуточку! Позвольте пораскинуть мозгами… спросить себя, куда нас приведёт новое оседлание вашего конька… спросить себя, чем кончится вся эта авантюра? Вот что нас интересует… Какие подлянки они затевают? Чемпионаты по истощённости?... Мы будем соревноваться с Русскими… с Берберами… в беге с препятствиями за первое место по нужде?...

Немедленно поставьте нас в известность…

Вам больше не нужны дети?

Вам хватает стариков? Ах! Паршивое дельце! Лучше признаться в этом. Доверия больше нет, детей тоже, они схоронились в недрах утроб.

Жажда жизни иссякла.

Это заметно во всём, в наших гримасах, в наших надломленных характерах…

Доверие погибло раз и навсегда.

Нет гарантий, нет семьи! Нет лёгкости, нет красоты, в наших движениях, в наших сердцах…

Без детей – нет радости.

Как вернуть доверие всем этим хмурым людям, воротящим нос от любовных утех, стеснённым во всём?…

Я думаю, что нужен другой семейный кодекс, гораздо более жизнеспособный, более свободный, куда более благородный, чем кодекс сморщенных и пиздлявых презервативов. Нет! Нет! Настоящий кодекс, который бы объединял всё и вся – животных, имущество, людей, детей и стариков Франции – в одну большую семью, за вычетом евреев, разумеется, одна семья, один папа, один чтимый всеми диктатор. Словом, одна респектабельная семья, в которой больше не будет выродков, золушек, рыжиков, каторги для детей, “благотворительности”, где еда будет одна для всех, где не будет ни упитанных детей богачей, ни маленьких заморышей, над которыми потешаются, которые терпят нужду. Это будет общество совершенно отличное от нашего, которое должно исчезнуть, оно напоминает непослушного пса, ничего страшного, если мы от него избавимся.

Все в одной школе! Все семьи объединены в одну семью, равенство доходов, прав, по-братски, все получают по 150 франков в день максимум, диктатор – 200, чтобы отдать ему должное, кроме того, само собой должно разуметься, что мы на каждом шагу будем тянуть из него каждую лишнюю лиру, вопрос достатка напомнит ему о жизни, чтобы он не расслаблял булки, как настоящий отец семейства.

Нужно всё построить заново? Что ж! Превосходно! Но не нужно дожидаться простатита, нужно начинать всё заново с детей, через детей, для детей. Именно с них начнётся настоящий расизм и настоящий коммунизм, только с детей и никак иначе, с взаимной доброжелательности, с желания, чтобы вся семья была красивой, здоровой, жизнестойкой, чистой, спасительной, радовалась своей красоте, силе, не только одна ваша маленькая семья, ваши двое, трое или четверо малышей, но вся Франция, как одна единая семья, а еврей пускай проваливает в свои Палестины, к чёрту на рога, на Луну.

Нам плевать на чужих детей! С нас хватает наших собственных! Каждый смотрит со своей колокольни! Этому безобразию нужно положить конец, раз и навсегда! такой эгоизм должен стать непостижимым! Чужие дети должны стать для вас так же дороги, так же драгоценны, как ваши собственные, вы должны думать и о них, как о детях одной большой семьи, вашей, включающей всю Францию. Вот что такое благополучие страны, настоящий социальный переворот, это когда папы-мамы повсюду. Всё остальное – сплошные бедствия, чудовищные аферы, китайская тарабарщина, напыщенное кривляние и абсолютно противоестественное дикарство, которое не приведёт ни к чему, кроме катастрофы.

Расизм – это семья, семья – это равенство, это один за всех и все за одного. Это когда кто-то кормит супом маленьких карапузов, у которых ещё нет зубов. Одна общая судьба, нация, раса, без ублюдков, без выродков, без пижонов и без избалованных, без маленьких господинчиков. Больше никакой эксплуатации человека человеком. Больше никаких обездоленных. С этим покончено. Больше никаких лоботрясов, никаких сутенёров тоже, никаких заправил, никаких людей с двумя, с тремя желудками.

Марксизм облажался по полной программе, его карты биты: сердца людей холодны.

Их согреет только семья, деньги их больше не объединяют, только раса, деньги их больше не разделяют, этой проблемы больше нет. Вся страна воссоединилась в семью со ста франками в день.

*

Судя по всему, сказочно богатая любовница одного из председателей совета, в настоящее время находящаяся в тюрьме, послужила вдохновением для недавно обнародованного “декрета о целомудрии”.

Да что там! Декрета о втирании очков! о якобы защите морали и семьи!

Чучело гороховое! сколько ханжества во всех этих омерзительных увёртках!

в её ослиных мерзостях! ухо всегда востро в прокуратуре!

(как у коммунистов) чтобы отвлечь жалобы, перенести гром и молнии

на кучку несчастных…

Ах! знаменитый трофей! чем это поможет процветанию семей, если мы скрутим трёх оборванцев, трёх марателей бумаги, не способных подобрать правильное слово, посадим на скамью подсудимых дочерей Лота и ещё двух-трёх маленьких психопатов, которые хлещут плетьми самих себя…О несчастье! Французским семьям от этого не станет легче!

Я бы вам кое-что рассказал, мадам, будь вы до сих пор при дворе, но вы потеряли своё расположение… вы бы такого у меня наслушались… но вы больше не у власти… Не в моих правилах улюлюкать, я не привык нападать на слабых, падших, если я хочу задать взбучку Блюму, я делаю это, пока он на коне, пока он празднует триумф, и точно так же со всеми остальными, включая Манделя. Я не жду, пока их упекут за решётку. Я не делаю этого исподтишка в жалкой астматической газетёнке. Я не путаюсь в уловках и намёках.

Таким же образом я занял прогерманскую позицию. Я не ждал, пока комендатура вывесит флаг на Крийоне.

Если завтра вернётся Деладье (это вовсе не исключено, поверьте мне на слово), я уверяю вас, что снова разделаю его под орех, без всяких шуточек. Прежде всего, у нас с ним свои счёты, это он осудил меня…А пока он для меня табу, он на земле, хорошо, я подожду…

Всему придёт своё время…

Я ненавижу подонков.

Кричать “Да здравствует Германия” нужно было при Дрейфусе, Лекаше и Кериле, а сейчас – это табльдот.

Но вернёмся к нашим семьям… Вы желали им добра, мадам? При всём моём уважении, вам просто чихать на них с высокой колокольни! Вы не сделаете их жизнь лучше, вымарывая непристойности из книг. Я сообщу вам одну очень важную вещь – семьи вообще никогда ничего не читают, разве что только Париж-Суар, и тот иногда… Их развращают не книги…Их развращает ваш пример, пример ваших привилегий, ваше продуманное тунеядство, обеспеченное рентой, ваше невозмутимое благоденствие паразита, купающегося в нуге. Вот подлинное нахальство, воплощённая непристойность! Вот настоящее бедствие, мадам, оно не в книгах, оно в самом вашем существовании.

Я вижу для вас только один способ помочь семьям, которые вам так дороги – высыпьте им все ваши деньги, все атрибуты вашего счастья.

Вот что облегчит их страдания, только это, а не перестановка запятых, не возмущённая неприступность, не ёрзанья вокруг да около…Если вы хотите решить проблему, смелее вперёд! гоните ваши монетки! сюда! на стол! всё без остатка! вот тогда мы и поверим в вашу искренность, в то, что это не пускание пыли в глаза, в то, что вы действительно печётесь о семьях.

Раз всё это ради музыки, то мы тоже можем кое-что сочинить… безумные комедии, пасторели… Расин писал стихами для молоденьких девушек из Мантенона…

Ах! Не будем доверять этим любовницам!...забота о семьях для них как вкус к изящным искусствам – слабость, каприз, бзик!...

*

Я вовсе не собирался критиковать изящные искусства и обучение им.

Я не знаю, что может быть важнее, чем это. “Дайте мне исключительное право писать народные песни, и я встану над теми, кто составляет законы.”

Задумайтесь над этими драгоценными словами.

Вы говорите: “У народа нет никакого вкуса! Он любит одни фальшивки, одни помои…”

А кто бы привил ему этот вкус? Точно не школа, она ничему не учит. Людям нет никакого дела до вкуса, до энтузиазма, до страсти – единственных полезных в жизни вещей…В школе их не учат ничему, кроме идиотского, обескровливающего, опошляющего резонёрства, школа превращает человека в бестолочь. Посмотрите на детей в первые годы их жизни… они само очарование, сама поэзия, сама радость, само веселье…Но уже лет в десять, в двенадцать этому непосредственному волшебству наступает конец! выцветшие подозрительные скрытные упрямые язвы, маленькие паршивцы, к которым больше не подступиться, несносные, испорченные кривляки, мальчишки и девчонки, сварливые, съёженные, безмозглые, как их папамама. Это крах! В двенадцать лет он уже почти настоящий старпёр! Звёзды попадали с неба в кучи мусора и грязи…

Чуду пришли кранты!

В чём же причина? В половом созревании? Нашли что обвинять! Нет! Всё дело в школе, великой извратительнице молодости, она выдрессировала их насильно, оглушила их с первого удара, школа обрезала им крылья под самый корень! Школа никого не воспитывает, она калечит, она кастрирует. Она не создаёт окрылённых людей и души, которые танцуют, она производит пресмыкающегося недочеловека, который ползает на четвереньках и раздувается от невидимых нечистот, человека-мусорную-корзину…

Ах! Это действительно величайшее преступление – запирать детей в школе на пять или десять лет, чтобы обучать их низким вещам, приёмам, как лучше закрутить мозги, опошлеть во что бы то ни стало, применить энтузиазм на вещи, которые покупаются, продаются, съедаются, сооружаются, на радость Капиталу, на вещи, с которыми надувают, которыми спекулируют, которые укрепляют штифтами, сверлят дрелью, вальцуют, паяют в сотнях механизированных преисподних, которые накапливают в этих помещениях, чтобы сбагрить их суетливому стаду скотоподобных покупателей…

Какой чудовищный фарс! Лишать детей их игр, тщательным образом связывать их по рукам и ногам экзаменами, с каждым разом всё более безоговорочно полезными, превращать в свинец их живую энергию, ставить их на четвереньки и сковывать, чтобы зверь больше никогда не резвился, чтобы он навсегда остался прозаичным, раздавленным своим страшным ярмом до смерти, до крика, до желания всех войн на свете, чтобы только избавиться от своих пут, от того, что уже нельзя назвать жизнью, а только неким подобием загробного существования давным-давно погибшей радости, заживо похороненной в школе.

Если именно так и никак иначе и должно продолжаться наше существование, в том же самом духе, что и сегодня, на этом круглом куске дерьма, то я не вижу в этом особо много смысла… Катастрофы как развлечения… гекатомбы как десерт… это не никому не поднимет настроение… Возможно, мы могли бы принять некоторые меры, изменить наши обычаи… спросить самих себя, что с нами не так…Разве что мы сами любим эти зверства… великие изящные искусства катастрофы…

Изящные искусства важны, я критикую не их…Всё дело в том, как ими пользуются, вот в чём трюк… Возможно, они могли бы сверху донизу обновить Европу со всеми её омерзительными болячками, вернуть ей немного души, смысла жизни, очарования и прежде всего радости, вот чего ей не хватает больше всего – радости, чтобы начать, и её собственной мелодии, опьянения, энтузиазма, расизма тела и души, который стал бы украшением Земли, фонтаном самых высоких чудес! Ах, чёрт возьми, она так в этом нуждается!

Ей нужен восторженный, идеальный, величественный расизм, а не крючкотворный, склочный и надутый от порожняковой гордости.

Мы подыхаем, потому что у нас нет легенды, нет таинства, нет величия. Небеса тошнит от нас. Мы гниём в подсобке магазина.

Вы хотите вернуть задор? творческую силу? тогда вот вам первое условие: Обновите школу! перестройте школу! и не чуть-чуть… а до самого основания!...

Реконструкцию нужно начинать со школы, без школы вы не измените ничего. Привести в порядок, культивировать, заставить её распуститься, сделать счастливой, приятной, радостной, и, наконец, плодотворной, а не угрюмой, сморщенной, страдающей запором, потресканной и пагубной.

Школа – это новый, совершенно фееричный мир, который уже готов появиться на свет, но в настоящий момент все наши старания содействовать этому чуду сводятся лишь к систематическому насилию и бесконечным выкидышам.

Вкус населения – подделка, самая настоящая подделка, оно тянется к подделкам, к фальшивкам, в точности как свинья тянется к трюфелю, по какому-то извращённому инстинкту, безошибочно, к фальшивому величию, фальшивому мужеству, фальшивому изяществу, фальшивой добродетели, фальшивому целомудрию, фальшивым людям, фальшивым шедеврам, к сплошной фальши, безостановочно.

Кто привил ей этот вкус к катастрофам? Первым делом – школа, начальное образование, саботаж энтузиазма, простых, творческих радостей напыщенной и чопорной картонной моралью.

Школа шпиговки, вдалбливания, вколачивания бездушной галиматьи не приведёт нас ни к чему хорошему, она порочит нас в глазах всей природы…

Больше никаких детищ педантизма! никаких цехов, подрезающих сердца! приплюсывающих энтузиазм! оглушающих молодость! выпускающих одних обглодышей, плюгавых узловатых жертв обработки, пожелтевших как пергамент, способных влюбиться разве что в дробилку, лесопилку или измельчитель, работающий со скоростью 80 000 оборотов в минуту.

О строители и надзиратели пустынь!

*

Само собой, нужны весы, вес, весомое, измерения, точные науки, алгебраические расчленения, маслобоечная-сноповязальная математика, сопутствующие громадины, ошеломляющие сотней тысяч поршней и обратимых вращений, синтезы землеройных машин с разбрызгивателями сока из чудотворных перегонных кубов в десять раз выше Эйфелевой башни, вертикальные идолы двадцати трестов с большими печами из эбонита, дымовые трубы через все Альпы, стиснутые металлом течения, высокопрочные сточные трубы, с которыми можно заменить тысячи людей на дне шахты на полторы доходяги, все это исключительно точно и политехнически остроумно.

Отлично! Превосходно! Мы довольны!

Как это похвально! Большое спасибо! Мы готовы заплатить за такой прогресс!

Однако всё это должно отойти на второй план… чинно и благородно… чтобы не компостировать мозги детям… иначе – катастрофа, ужасное кораблекрушение в Великом Потопе механических чудес… мы должны оставить ребёнка в покое, чтобы всё это не проглотило его мечту, весь этот всесильный электрический прогресс, потому что это столь дивно, драгоценно, драгоценно, как триста тысяч прогрессов, наша маленькая детская дудочка… как тысяча прогрессов триста тысяч раз и ещё тысячу раз десять тысяч лет, всё это не стоит маленького ригодона мечты, робкой музыки счастья, нашего крохотного детского припева…

Накройся политехническая школа медным тазом, мы не будем по ней горевать, когда все автобусы встанут, когда раз и навсегда закончится топливо, когда всему этому настанет каюк, мы прекрасно сможем ходить на своих двоих… мы вернёмся в те времена, когда пешая прогулка не была трагедией, когда это непременно не заканчивалось больничной койкой или тюремными нарами…

Я совершенно не против необходимого зла, в некоторых случаях механизмов, троллейбусов, циклических насосов, вычислительных машин, я соображаю в точных науках, все эти безжизненные понятия нужны для блага человечества, прогресса, идущего вперёд…Но я вижу, что человек становится всё более суматошным оттого, что он потерял вкус к мифам, сказкам, легендам, он суматошен настолько, что вот-вот взвоет от лести, от преклонения перед точностью, прозаичностью, хронометром, весами. Всё это противно его натуре. Он становится, он остаётся круглым дураком. Он даже создаёт себе химическую душу, употребляя в немереных количествах алкоголь, чтобы побороть тоску, разогреть сталь, залить себе мозги и забыть о монотонности, он изнашивается, барахлит, чахнет, сатанеет, его уносят, садят под замок, ремонтируют, ставят на ноги, он возвращается, и всё начинается сначала… его хватает ровно на неделю

такой перенасыщенной жизни, когда от спиртяги все сто тысяч бубенцов разом гремят в его голове.

Он всё больше и больше верит в сверление, в многофункциональные счётчики, в катастрофы, которые балансируют на верёвке толщиной в 2/3 волоска, в феноменальные смерчи, низвергающие в пучины, одержимый до мозга костей галлюцинациями пустоты, осмосом ничтожного дерьма, метафизикой идиотизма, загипнотизированный точностью, близорукий от науки, крот современной эпохи.

Он одурачен механикой точь-в-точь как наши отцы были одурачены ханжеством нечистоплотного монашества, стоит с ним только заговорить об атомах, рефракциях, квантах, как он тут же мнит себя современным до мозга костей, он свято верит, что всё это здорово и вечно. Он превозносит до небес учёных, как когда-то превозносил звездочётов, он пока ещё не отдаёт себе отчёта в том, что новое ничем не лучше старого, что оно не более хитроумное, не более совершенное и не требует от него больше мозгов.

Всё это грандиозное очковтирательство ещё больше отупляет нашего недотёпу, делает его ещё беднее и отвращает его от собственной души, от его маленькой песни, заставляет его стыдиться её, подрезает крылья его мечте, одурманивает бреднями в духе Месмера, пудрит ему мозги, превращает его в придаток машины, чтобы он отвернулся от собственного сердца, от своих собственных наклонностей, превратился в бессловесную заводскую деталь, продукт производства,

в единственное на свете животное, которое больше не осмеливается прыгать от радости, в своё удовольствие, от нахлынувшего на него безудержного веселья, подчиняясь едва уловимому ритму естества и необоримому желанию пошалить.

Вот как черномазый разделается с нами! Он придёт и уничтожит всё! всё это зловещее сумасбродство! Он! Воплощение Анти-машины! которое всё гробит! и ничего не чинит! Анти-разумная сила природы! Уж он-то перетопчет всю эту одуревшую челядь, всех этих собак, ползающих под станинами!

*

По течению может плыть и дохлая рыба, но для того, чтобы развернуться и идти против него, необходимы отвага и нехилый запас сил.

Давайте ещё раз посмотрим на этих бедолаг, на этих вечных страдальцев, которые уже не знают, за что им схватиться, как мы можем вернуть им душу? немного музыки, ритма? чтобы они перестали быть такими, какие они есть – до такой степени пошлыми, суматошливыми, тупоголовыми и пристыженными до последнего головастика, что на них тошно смотреть, их тошно слушать. Они ещё и кичатся этим! тем, что они дошли до ручки, эти бесстрашные холопы ещё беднее вьючного осла на пустом рынке.

Нужно быть настоящим героем, чтобы вправить всем этим молодцам мозги – сначала гражданам на моторах, затем гражданам на велосипедах, затем гражданам без штанов, без ботинок, с головами набекрень, всем этим треклятым кули, – чем мы можем им помочь? Немногим. Школьное обучение? Возможно… Перед заводом, перед бюро, перед пресловутой профессиональной ориентацией… Перед тем, как их согнут в бараний рог?... Возможно… Исподволь… Изящными искусствами… Только не на манер Мэнтенона или Расина, этих великих проходимцев. Увы, но времена уже не те. Нет былой роскоши… былой щедрости … когда душа купалась в изобилии… развлекалась вволю… люди пели, танцевали, веселились кто во что горазд…Увы, но времена уже не те. Мы стали скупердяями, тлёй, в нас не осталось ни жизненной силы, ни сердца. Давайте осознаем свой позор. Нужно начать всё заново со школы, с азов, с букваря унижения, вытравления эмоций. Увы! чем помочь этому бесчувственному чурбану без ритма, без вкуса, без вдохновения, которого сегодня на нашу голову выпускает школа с её принудительными и утомительными занятиями? Абсолютно ничем. Зажатый, скованный, полудохлый, раздражительный, пугливый, упрямый, плутоватый, скрытный, он обнюхивает всё, но не любит ничего, бахвалится всем, но не понимает ничего, ах! маленькое ничтожное стерильное явление! болезненный отход омерзительной драмы, той, что выхолащивает души, делая их покорными указке прогнившего педантизма!

На нём можно ставить крест, он превратился в одни кости, которые будут вечно греметь в чудовищных механизмах машин, ему не остаётся ничего, кроме как ждать своей очереди на войне, где наступающие танки измельчат эти кости до консистенции удобрения, или они достанутся мине, или тротил разнесёт эти жалкие косточки в щепки.

Взрослому уже ничем не поможешь… Никакой революцией!... слова… слова… и больше ничего… Дети – наше единственное спасение. Школа. Но отправляться следует не от точных наук, не от гражданского кодекса, не от безучастной морали, но от Изящных Искусств, энтузиазма, эмоций, от живого дара творения, от обаяния собственной расы, от всех тех прекрасных вещей, которые мы отвергаем, которые мы травим, которые мы подавляем, которые мы растаптываем. Чего хочет это общество? кроме молока в местной лавке, караваев, холодильника?

Члены общества, способные понимать друг друга, восприимчивые, открытые друг другу, не угрюмые дикари… которые видят смысл в том, чтобы собраться всем в месте, добровольно, не затем, чтобы самодовольно поразглагольствовать о своих ебенях, своих 35 лошадях, “кваквакваква”, своих изящных тележках и прочих смердящих провинцией прелестях, но поговорить о вещах, которые не покупаются, которые делаются сами собой от внезапного прилива вдохновения, хорошего настроения, жизненных сил, энтузиазма, как по волшебству, от безграничной радости…

Никакое прочное общество немыслимо без непрестанного творения, без художественного самовыражения, всех и каждого, особенно сейчас, в наше время, когда нас окружают одни механизмы, агрессивные и омерзительные.

*

Неужели быть художником – это нечто сложное, исключительное, сверхъестественное? Всё как раз наоборот! Сложно, противоестественно и странно им не быть!

Нашим учителям, вооружённым школьной программой, требуется долгое и чудовищное усилие, чтобы убить в ребёнке художника. Это не происходит само собой. Наши школы только этим и заняты, это места, где подвергают пыткам кристально чистую невинность и весёлую непосредственность, душат птиц и изготавливают скорбь, которая уже сочится изо всех щелей, как незамысловатая социальная пропитка, которая проникает повсюду, хватает за горло и уничтожает на корню всю радость жизни.

Каждый человек, сердце которого ещё бьётся, слышит свою песню, свою маленькую личную мелодию, свой чарующий ритм в глубине своих 36°8, в противном случае – он труп. Природа в свою очередь тоже тиранична, она принуждает нас есть, добывать себе жратву целыми телегами, тоннами, и уж конечно она может вложить какую-нибудь изюминку в этот чёртов каркас. Эта роскошь оплачена.

В каждом животном есть художник, у них всегда найдётся время для развлечений, баловства, для своего ригодона, для своего маленького праздника, самая жалкая, несуразная, невзрачная зверушка, самый свирепый хищник, даже такой отвратительный тарантул – все они танцуют! резвятся! смеются! час настал!

Слепые ящерицы, лобковые вши, сердитые и ядовитые гремучие змеи

– у всех есть свои спонтанные периоды импровизации и восторга, – почему только мы можем быть такими недоразумениями, самыми большими говнюками во всём мире?

Мы постоянно говорим о малышах, а они смеются, они вертятся, они счастливы весь день. А мы забиты и затравлены, мы провалили всё.

И кому за это нужно сказать спасибо? школе и её программам.

Спасение в изящных искусствах!

Вместо того чтобы заучивать причастия, деепричастия и всякую геометрию с малоинтересной физикой, нужно совершить переворот во взглядах и выдвинуть на передний план музыку, хоровое пение, живопись, новые виды танца, необыкновенные ригодоны, всё то, что придаёт жизни благоухание, игривость, заставляет дух расцвести, воспарить к самим облакам.

Вот это школа так школа, увлечённость изящными искусствами, возвращение жизни её тепла. Нужно лишь научиться этой сокровенной магии, этому волшебству, которое даст нам ключ от понимания красоты всех вещей – маленьких, неказистых, невзрачных, великих, потрясающих, сорвавшихся – и которое поможет нам забыть все наши подлости.

Это именно то, в чём мы нуждаемся не меньше, чем в хлебе, сливочном масле или пневматических механизмах. Разорвите меня на части, если я несу чепуху! И как же мы научимся всему этому? Только ходя в школу лет до 15-16… чтобы мы выходили из неё проникнутые музыкой и радостными ритмами, захватывающими примерами, околдованные величием и воодушевлённые безвозмездностью.

Именно безвозмездности и не хватает нам сейчас больше всего, чудовищно не хватает. Безвозмездность – это настоящее чудо.

И больше никаких полудохлых обглодышей, способных влюбиться разве что в дробилку, лесопилку или измельчитель, работающий со скоростью 80 000 оборотов в минуту.

*

Я проклинаю Францию!

Ламартин

(Последние слова)

Как только сердце откроет в себе свой собственный дар и посвятит себя ему, жизнь будет уже не в силах повлиять на ваше прекрасное настроение. Это своего рода лампа Алладина, которая постоянно находит новую радость даже в самых мрачных местах.

Всё всегда устраивается само собой, более или менее. Уничтожить художника невозможно.

Он выносит вердикты всему на свете, он смеётся, когда пожелает, то по-доброму, то по-злому, то так, то эдак, как угодно, как ему взбредёт в голову.

Людское море ему по колено, он стал всеобщим талисманом, маленьким семейным амулетом. Размышлять – это неплохо, но только с вдохновением…Как знать, возможно, это положило бы конец всем раздорам, грязной, нелепой, ядовитой, озверелой болтовне и желчным пересудам, разрушающим всё подряд, и люди бы заново научились петь, все вместе, хором, и даже идти вместе, рука об руку…

И какой размах вы хотите придать вашему обновлению в обучении? Максимальный! Через танец, игры, изящные искусства, полезные предметы – на втором месте, уделим им, скажем, только половину времени, этого достаточно! 10 лет! самые лучшие часы, самые яркие, посвящённые восхищению, восторгу, культу важнейших свойств, культу совершенства, который воспламенит человеческую душу.

Нужно заново научиться творить, осторожно, со страстью угадывать в тайниках тела, в гармоничных аккордах, в стихии искусства секреты танца и музыки, движущую силу грации, радости, симпатии в животных, в каждой козявке, в насекомых, во всём, что спотыкается, колеблется, суетится, терпит неудачу, летит кубарем, вспыхивает с новой силой, пускает новые побеги, разрастается пышным цветом повсюду на нашем пути, такое ненадёжное, такое неуместное…

Что думает о нас божья коровка?...Вот что должно нас интересовать! А вовсе не то, что думает Рузвельт или архиепископ Дарема…

Пускай же тело вновь обретёт вкус к жизни, заново откроет для себя наслаждение, ритм, утраченный пыл, упоение полётом… Дух тут же воспоследует за ним!... Дух – это идеальный образ тела, мистическая линия, плавный изгиб, мягкий жест, послание души, лучше

удивиться, подскочить, взмыть в танце, чем под изнурительным бременем унылой тарабарщины, невнятного бормотания текстов, контекстов, ненасытного анализа вшей, мудаческих мудрствований, сидячих занятий, мигрени, хремегрени и всей её свиты, выблевать всю эту чёрноту, чёрным по белому, вывернуться наизнанку, всеми внутренностями, одубевшими от тяжести, от тошнотворности зазубренных мерзостей, от полуобморочных, горемычных, жалких книжных червей, увязших, задыхающихся, гнусных, под клеем знания, под стряпнёй обызвествляющей культуры.

Ах! Хуже хряков в свинарнике! Ах! на этих злосчастных невозможно смотреть! их невозможно растормошить! невозможно понять!...

Неряшливые, липкие, бескрылые, бездушные, остывшие, чего от них можно ждать? От всех этих скотов, чурбанов, невеж кругом, криводушного заводского жлобья, от недоумков в лавке, пьянчуг на пашне, свиней в кино, от всех этих вялых душонок кругом, всё более и более скучающих, нагоняющих скуку, дряблых, угнетённых?

В каждом нужно пробудить художника! вернуть ему ключ от небес!

Подумаем о французской школе.

Что здесь, у нас, можно оживить легче всего? из самого близкого… находящегося прямо на земле… из числа даров… ритмы… немного улыбки… того, что мы ещё не совсем забыли… чуть-чуть надежды… маленький огонёк… дрожащий, разумеется… но ещё теплящийся… в конце концов…

Искусству нет дела до Родины! Какая чушь! Какая ложь! Какая ересь! Так говорит только еврей!

Искусство – это как раз Раса и Родина! Вот камень, который станет основанием! Камень и облака, пейзаж души.

Что мы находим в этой стране, от Фландрии до Беарна? Шансонье и живописцы, край непринуждённой песни… быть может, освежающего танца, весёлой игры цветов на палитре, и во всём этом живёт дух, то проворный, пылкий и шутливый… то кроткий и меланхоличный… Вот чего я хочу!... Всё это изумляет и очаровывает меня, и поёт, и эта песня поднимает меня с земли!... о подлинном характере людей, которые родились здесь…Это выбор цветка, растущего в саду… нет ничего презренного… среди всего этого нет ни капли мерзости, всё благоухает… ни одной кривой физиономии!

Все эти чудеса священны… едва слышимые звуки… три стиха, две ноты, один вздох…

И так мы сможем всё восстановить! людей, их расы, их рвение…Перевязать им раны и отправиться в путь по направлению к новым временам. Нужно вернуться в школу и не выходить из неё двадцать лет. Я хочу, чтобы учителя воспитывали художников, не педантов с заученными формулами, развратителей нового образца, но людей, способных удивить, согреть жизнь, а не остудить её, поддержать энтузиазм, а не раздавить его, энтузиазм – это “Бог внутри нас”, из стремления к красоте появятся краски и арфы, человек откроет для себя мир чудес, который берёт своё начало в детстве.

Если Франции суждено вернуть себе душу, то эта душа вспыхнет в школе. Ожившая душа. Родится легенда, легко и непринуждённо.

Разумеется, нужно приложить все усилия! Это вам не полы подмести!

Какая скрупулёзность! сколько хлопот! невообразимого старания, волнения, усердия, всего, что так редко встретишь в наше время. Но на самом пороге чудес от детского задора не остаётся ни шиша.

Школа должна стать магией или исчезнуть… эта ледяная каторга… Детство – это магия.

Детство становится горьким и озлобленным. Это обрекает нас на смерть. Мы справимся с этим.

Час пробил! Зададим ему трёпку! Схлестнёмся с людоедом! Прикончим людоеда! Со всей его свитой! “Horribilus Academus”! Академическое чудовище! Людоед, размахивающий своими программами! Душегуб! Живодёр! Пожиратель младенцев!

*

– Вы только поглядите на неё, на эту элиту, она хрипит от злости…

– Что ей не нравится?

– Она говорит, что её это не устраивает!

– Что именно?

– Сто франков…

– Бляха-муха, вот те раз!... Сотня франков – приличные деньги! Вы же это понимаете! Надеюсь, что ничего не изменится!... По-моему, это даже щедро!...

– Она говорит, что не справится… что сотня франков – это курам на смех, что это зарплата рабочего, канцелярского полуслепка, совершенно никчёмного человека, а не доход элиты! Она вас спрашивает, за кого вы её принимаете!

– Да что вы говорите, подумать только!... Элита восстаёт!...

собственной персоной!... Стало быть, на кону её честь!...

– Смейтесь, смейтесь! А что вы прикажете делать с амбициями? прихотливостью элиты? с тем, как она привыкла одеваться, с тем, как она привыкла себя преподносить, у себя дома и в салонах, как она привыкла питаться, обуваться?… Откуда вы свалились? Вы ни разу не видели её пальто? три на лето и семь на зиму?...Её двадцать восемь пар ботинок? и лакированные туфли на вечер? Четырнадцать антикризисных костюма? Вы представляете себе, сколько это стоит?... и небольшой ужин в городе? с такой же элитой, как она сама!... с солидными людьми! знатного происхождения! Вашей сотни франков едва хватит только на гардероб и сигареты!... Вы совершенно ничего не понимаете!... Вы хотите, чтобы наша элита, как попало одетая, простудилась? получила насморк, чтобы она больше не могла выйти из дому?... чтобы она была вынуждена соблюдать постельный режим? у себя дома? на диете? ей уже делается дурно от одной вашей доморощенной сатиры…У вас нет никакой цели в жизни! у вас!...у вас нет амбиций! Вы ни черта ни в чём не смыслите! Вы предаётесь пустым мечтам, вот и всё! как все неудачники! Вы убиваете всю страсть! все начинания! Вы подрываете дух элиты! Вот что вы делаете! И продолжаете строить свои анархические проекты! Вы подрываете дух сильных!... А это серьёзно, мсье, очень серьёзно!...

Элита – это утончённость… Это вкус… это атмосфера… это неоспоримая изысканность!... Кем вы себя возомнили со своими ста франками? Где вы найдёте такого дурака !... Вы можете себе представить управляющего Банком Франции с сотней франков в день? Вряд ли! А начальника железной дороги с той же сотней франков? обходящегося дешевле, чем его мелкий служащий, если последний является многодетным отцом!... А губернатора французской провинции с сотней франков в день? А председателя трестов? А прокурора трибунала с такой ничтожной зарплатой? Вы не найдёте такого дурака, я вас уверяю! за 100 франков в день!... какой же вы подонок! какая сволочь!

– Да здравствует подонок! ура! и сволочь тоже!

– Мы по уши в утопии! В четвёртом измерении!...

– Ну и славно, вот что я думаю! Превосходно! Даже очаровательно! Добравшись до последних глубин их свиных кишок, мы видим людей такими, какие они есть! очищенными от болтовни! заглянув им в самое брюхо, мы узнаем, что они такое на самом деле! свиное сало? новые идеи? гниль? Вот что нужно принимать во внимание! не слова, но любовь к Франции… жгучую страсть… патриотический культ… абсолютное бескорыстие… головокружительные вершины самоотречения… веру в вечную Францию… неистовое желание служить… Ах! это будет счастливое время! Никто не заскучает ни на мгновение!...

– Но они все подадут в отставку! Они ни за что не согласятся! Элита чертовски горда!...

– Подадут в отставку ?... Сомневаюсь…Такие не подают в отставку… Они не слышат голос своего разума. Они слышат только своей пуп. Они находят его замечательным, исключительным… Он делает их счастливыми…Всё остальное – сплошная несправедливость.

*

Разве я не прав насчёт элиты? Это пример или же вообще ничто. Пример – это когда все едят одинаково, не меньше других, но и не больше. Пир горой или офицерские обеды это не идеал для подражания, он не спасёт Францию. А других идеалов у современной элиты я особо не наблюдаю. Поесть со вкусом, вволю, сопроводить всё это дело вином, “божественной” бутылочкой, при нужной температуре, с нектаром и одобрительной отрыжкой.

Утробная богиня буржуазии.

Поймите, что народ, у которого уже завелись некоторые серьёзные наклонности, не нужно будет обучать вашим элитным манерам дважды… Вы, голубчики, можете сколько угодно рекомендовать ему высокую литературу, душеспасительные сочинения, утончение забот, ознакомление с классикой, он вас просто вышвырнет за дверь, он больше не видит в вас ничего, кроме брюха, ожиревшей печени, для него вы одна большая ожиревшая печень, которая встаёт из-за стола только за тем, чтобы семь дней в неделю выслеживать изысканных поваров, умасливать владельцев ресторанов, в погоне за непомерными корытами, в своих комфортных автомобильчиках, за очередным куском мяса, за всё более и более вкусной стряпнёй. 115… 330… километров…обжорства, месива, ожиревших печеней и рафинированных свиней с моторами, поющих в упоении, экстазе.

Главное меню. Библия Франции…Вот вам пример для народа, живая реклама ожиревшей печени, волнующая, превосходная, необыкновенная, Мосье и Мадам Свинорыловы.

Что может быть лучше!

Ах! постойте, это ещё не всё! Я вас умоляю! Вы забыли про Пир Духа! Хороший стол! весёлое застолье! Дух веселится на полную катушку! Элита сверкает! Потрескивает от воодушевления! Что вы такую мину скорчили! Шампанское пенится! все шутят!

О! свистун! слащавая поросячья рожа! Нет ничего пошлее брюха! жвачного животного внутри нас! липких кишечных лабиринтов! жалко смотреть! гадко слышать!...Духом здесь и не пахнет!

С любителями обильно пообедать и поужинать, дважды в день, случаются такие недомогания, такие неприятности с желудком, что весь их дух вылетает в трубу – санкции поджелудочный железы, воспаление желчи, растянутое брюхо, слизистые, сожранные хлоридом! Несчастного рвёт на части от прущих наружу газов так, что его охватывает настоящая барабанная дробь, он превращается в бубен насмешки над всеми правилами приличия, его пердёж заглушает мотор, воскресная прогулка по рощам переходит в безобразие, в обезумевший транзит, в испускания ветров на любой манер везде, где только можно представить. Караул!

С этим нужно что-то делать.

У меня есть небольшой рецепт, подходящий для таких неприятных случаев, которым я пользуюсь в своей практике и который я рекомендую всем, кто понимает, о чём я говорю, что пищеварение перестаёт быть пустяком, когда газы начинают скапливаться, что это не вопрос духа, элиты или других занятных вещиц, что это вопрос, который требует решения.

Вот что я советую!

Жжёная магнезия – 0.20 гр.

Активированный уголь – 0.50 гр.

В виде таблеток – по две обоих видов после каждого приёма пищи.

Чтобы ещё лучше воздействовать на желудочно-кишечный тракт, пациент может дважды в неделю сразу после сна очищать желудок, добавив, скажем, ложку сульфата натрия в полстакана воды, десертную ложку, разумеется.

И дух здесь ни при чём.

Он не имеет никакого отношения к этим бедам.

От него нет никакого толка в этих вопросах.

Оставим его в стороне от этих разговоров.

Вернее, то, что от него осталось.

*

Мы не святые!

Как жаль!

Прожорливая, ненасытная, загребущая, такая элита нам не нужна. Раз вся её сила в духе, то она вполне может немного и попоститься, время от времени, эта элита… Я не говорю, что она должна жить на одной воде и просеянном корне козлобородника, но я бы на её месте всё же задумался о том, что она здесь не только ради свиного сала и массажей в тёплых банях. Кем или чем она сама себя видит? Можно поинтересоваться? Ариэлем? или Калибаном? Морскими волнами или музыкальными фруктами? Аквилоном или газом? Нужно определиться, и немедленно…Давайте начистоту, равенство – всем. Они сделали на него ставку… наши масоны! подняли его на щит, окружили им наши здания, околдовали наши памятники! и нет ничего удивительного в том, что рано или поздно оно должно было настать, воплотиться в реальность, это равенство…

Равенство перед голодом, одна мера для всех живущих, 3 000 калорий – стандарт, для гения, для Бетховена, для землекопа.

Физиологическое равенство, равенство перед нуждой, перед треклятой необходимой материей, раз и навсегда, кров, хлеборезка, башмаки, детское молоко, единое питание, раз уж на то пошло, одна стряпня, одно тепло для всех, больше никаких нищих, больше никаких жирдяев, когда они дохнут с голоду, а другие давятся, и точка, разговор окончен, проблема будет решена раз и навсегда. Больше никаких увёрток, больше никакой болтовни. Это билет человека в жизнь.

Разнообразие, маленькие личные фантазии каждого – пожалуйста, но в пределах 50-100 франков “суточных”, больше никакого загребательства, никакой организации дефицита. Конец дожам чёрного рынка!...шерстяным и кисломолочным дюкам! Дух расправит свои крылья только тогда, когда мы перестанем говорить о жратве и тончайших свитерах, когда всё это перестанет быть для нас проблемой и, прежде всего, причиной зависти, ненависти и озлобленности.

Вы чураетесь народа, бездонные бочки? значит, не ведите себя, как он, не набрасывайтесь на жратву! Как он должен поверить вам с вашими претензиями на духовное превосходство, когда он видит в вас обыкновенную свинью? дрожащее поросячье рыло? не выйдет!...Кранты! Он хочет крови! Он спит и видит, как бы вас прикончить, вышибить из вас весь дух, он жаждет того же самого – отменных блюд, бешамели и бокальчик красного вина. Вот и вся его программа.

У него у самого есть брюхо! Вы ведётся себя как последняя сволочь и он берёт с вас пример! Вы – элита, вы – образец. Тем хуже для вас!

Для еврея – это раз плюнуть, не так ли? Пропаганда сделала своё дело. Двери распахнуты настежь.

И теперь, когда всё готово, ждём продолжения.

*

Плач по парламенту.

Он жив? он мёртв? Толком не поймёшь. Be or not… Все его члены носятся кто в лес, кто по дрова… Чего они, в сущности, хотят? Как это чего, сохранить своё место, чтоб им всем пусто было!...Прислушайтесь, какие высокие словеса… Какая страстная озабоченность общественным благом!... Священным долгом ответственности!... Стремлением к самопожертвованию!... Одно слово или десять тысяч, суть от этого не меняется: Бабки превыше всего! Посмотрите на мадам… Мадам супруга депутата…возвращается в своё родное захолустье… расстроена тем, что её выставили вон...Представляете себе, у матушки, за семейным ужином?... дяди… кузены… их физиономии…Представьте их усмешки… обмен маленькими намёками…

По счетам платят все.

Ах! Людей убивают и за гораздо меньшее!... За одно такое словечко уничтожили бы целый городок, избирательный округ, оппонента, сторонников, председателя на деревянных протезах, городского барабанщика, три сотни рыбаков, весь генеральный совет, звонарей Сен-Маклу и всех рогоносцев кантона!

Банда озлобленных оборванцев! ссыкливые проходимцы! разбойники! висельники! недоноски! забулдыги! рвотина! рвань! дерьмо! кабацкие личинки! ничтожества! мразь! пузырчатые! облезшие! никуда! ни на что не годные! которые больше ни за что не голосуют! Ох! подонки! Зловонные! Вот кто просрал Францию! Во всём виновная падаль! Граждане без избирательных урн! Скопческий помёт! Ах! Звериная клетка! Беда! И всё это обрушивается на Республику!

Допустим, что ещё есть два-три года в запасе… что 180 000 франков

наличными, как ни крути, кругленькая сумма… на жизнь хватит… Тем

не менее… тем не менее… Вы же понимаете… три года пролетают

махом! Тем более три года волнений!... когда у Родины столько бед!...

там, откуда всё это поднимается… восстаёт… всё это невообразимое

кишение… в переулках по всему городу… там у вас уйма связей… 2 200

парламентариев… и все, как на подбор, чемпионы житейской

смекалки… сверхушлой хитрожопости… головокружительные

интриганы… фульминат наглости… плуты до мозга костей…

Представить страшно, как всё это крутится, вертится во все стороны,

обвивается, змеится, возится, бормочет, замышляет, гадит, изрыгает,

до полного изнурения, отрыгивает снова, какой-нибудь депутатишко в

запасе, не желающий остаться в дураках после двух лет недоверия и подозрений.

Достоинством здесь и не пахнет, зато это вполне в духе добрых французских нравов, когда одного пинка под зад недостаточно, чтобы мозги встали на место, когда нужно ещё что-то другое, ещё триста или четыреста тысяч жертв, чтобы наконец дошло, что всё накрылось, и ещё два, три или четыре пинка под зад вдогонку! когда нужно что-то посерьёзней, ведь это ещё ничего не доказывает, ведь самый сильный удар по самолюбию – это узнать, что ваш барабанщик вас надул, прибрав к рукам тёплую постель с вдовой и всем причитающимся…Ах!

Вот это другое дело! ради такого можно и ожить! просто чтобы прикончить этого стервятника! этого подонка из подонков! Ради такого можно и из могилы подняться!

Вот и всё, на что они способны, сведение счётов post mortem, война трупов.

*

Суд над Тамплиерами нужно повторить. Для евреев и франкмасонов.

Ключевая фраза из недавнишней газеты.

“Граждане этой страны (французы) ни за что не выпустят бюллетень из своих рук”

Ох! Хитрюги! Бестии! Вот что я думаю! Отказаться от своего голоса? Всему конец! Кранты! Как вам такое? Политик равно масон, масон равно собака еврея…Надо так надо… Республика или больше никакой республики! Должна быть последовательность! “Я буду поддерживать”. Девиз Нидерландов. Возрождение парламента? Как вам угодно! Всё что пожелаете! Но сначала давайте проголосуем! Давайте, чёрт возьми, проголосуем!

Выборы равно свистеть, равно покупать ослов, равно целовать в жопу толпу, равно отрыжки на весь трактир, равно “Франция – первая во всём мире”, равно утопиться в вине, равно большая пресса и ра-та-та, большое радио, равно великая попойка голосующих, равно базар, равно пьяная скотина, куда ни плюнь, равно парламент лакеев, провинциальных посыльных, лакеев публичных торгов, лакеев лож, лакеев евреев, лакеев чего угодно, напыщенных, с деликатными поручениями, лакеев под любым соусом, лакеев, которые острят, пресмыкаются, голосят, шуршат, подонков всех мастей, лакеев на побегушках, лакеев того, лакеев этого и, если понадобится, для убийств, каких хотите, индивидуальных, коллективных, под землёй, в воздухе, на воде... мастера тёмных делишек в любом количестве, доставка вовремя, по свистку, сообразно климату, сообразно сезону – французское удобрение для всех возможных гекатомб, согласно пунктам настоящего договора, но самое главное, самое основное: бюллетени – арийцам, урны – евреям.

*

Всеобщее избирательное право? Разумеется! именно так! Но, с вашего позволениия, – не шиворот-навыворот! Сначала прогоните еврея! У него в руках все козыри, и мошна, и револьвер.

Если мы ему подыграем, то пиши пропало! Это смертный приговор. Вспомните чашу 36-го! Народный Фронт до сих пор из неё пьёт! жидовское приворотное зелье! И оно не кончается! Оно горчит? Ещё бы!

Коммунизм? По-моему? Однозначно! Конечно! Но, с вашего позволения, – не шиворот-навыворот! Сначала выдворите еврея! У него в руках все рычаги, всё золото и вся элита! Если вы подпустите его к себе, он вас обует на обе ноги! глазом моргнуть не успеете! Кадры, афиши, всё готово, он душит, он присваивает себе всё. Вам больше нечем дышать. Притворщик, бездельник, садист, халтурщик, волокита, негроид, он никогда не научится создавать, он умеет только пытать, переворачивать всё вверх дном, приставать к смазливым девицам, и это всё, и больше ничего. Зарвавшийся паразит. Всё остальное ложь, пиздёж, провокация.

Это будет вторая Испания, в тысячу раз хуже, чем анархия, и тогда – привет.

Когда останутся одни руины, появится негр, настанет его час, настанет его очередь, быть может, на пару с татарином. Негр – это папаша еврея, у которого член ещё толще и который в конечном итоге, на самом краю полнейшей деградации, сумеет себя навязать. Достаточно всего лишь немного приглядеться к нашим смазливым девицам, как они себя ведут, как они уже переходят с жидов на нигеров. Строптивые, своевольные, себе на уме…

Останется один лес, гигантский, тропический, Булонский лес и ваши маленькие обугленные кости, это будет единственная вещь, которую вы получите бесплатно, просто так, дармовая катастрофа.

*

SOS

Больше никаких уловок! Больше никаких экивоков!

Коммунизм Лабиша или смерть! Вот что я думаю! И не через двадцать лет, а прямо сейчас! если мы не устроим всё сами, наш собственный коммунизм, который будет соответствовать нашему духу, евреи навяжут нам свой, они только этого и ждут, мы попадём в их ловушку, тогда – каюк, мой милый друг! и привет казуистика, кручение-верчение задом, оголтелый онанизм!

Это будет уже совсем другая музыка! в самой гуще Сионских Мудрецов! В Долине Пыток! вот тогда вы по-другому запоёте!...В ненасытном виварии, среди сколопендр, гремучих змей и жирных стервятников, где на наших костях не останется ни лоскута, когда мы накормим весь этот бестиарий и отправимся на тот свет смотреть, чем закончится это веселье.

Вздёрнуть еврея на столбе! нельзя терять ни секунды! это ясно как божий день! это было бы чудом, если бы мы опередили его на голову! на полголовы!... на пипку!... на волосок!... на вздох!...

*

Национальный совет – 8883 франка в месяц.

Национальный безработный – 420 франков в месяц.

Жена заключённого (национальный солдат) – 360 франков в месяц.

Бедный старик (получающий социальную помощь) – 120 франков в месяц.

Поторопимся, но будем осторожны! никаких оплошностей, никаких увёрток! Справедливость! и абсолютная! Без справедливости о стране не может идти и речи! Отмена привилегий! 89-ый до конца! До полной победы, а не через пень колоду!

Без абсолютной справедливости не будет ни страны, ни родины, ни французской армии, не будет ничего, кроме очумелой орды по уши в говне, полнейшего разброда, подлых, грязных пересудов, непрерывной, туманной, шутовской гражданской войны спивающегося электората, отвратительного племени мародёров, анархистов, оппортунистов, крестьян, отрёкшихся от своих коров, свихнувшихся, развращённых подонков, которые только берут и ничего не дают, всё присваивают себе и ничем не жертвуют ради общей цели, упрямые, хищные, болтливые, циничные, на кривой их не объедешь, гнусное сборище ублюдков, без веры, без стыда, без музыки, не испытывающих ничего, кроме настойчивой как понос тяги ко всё более и более грязным штучкам, которых как собак влечёт только к помоям.

Вот где устроился современный человек, вы понимаете, сколько предстоит работы?

Прежде чем говорить с ним о расизме, о вещах, которые бередят душу, нужно сперва прооперировать его ненависть, очистить его от зависти. Это нелёгкий труд. Само собой ничего не образуется. Он и буржуа – сиамские близнецы. Это торжественный момент, сам Господь Бог должен спуститься на землю. Высунуть свой нос.

Долой пустые фразы! Вы согласны со мной? да, мать вашу, или нет? Хватит мямлить! Пора действовать! Если вы не согласны, тем хуже для вас!… Вы хотите свои “сто франков” или не хотите? Это тяжёлый, мучительный выбор…Нельзя приготовить омлет, не разбив яйца. Это цена за равновесие, о которой всегда говорят в такие волнующие моменты, это справедливость в денежном вопросе, а не лапша на уши и прошлогодний снег!

*

Вы можете сколько угодно распинаться перед современным человеком, но если вы с самого начала, в первую очередь, не поговорите с ним о деньгах, всё будет без толку, бздёж, вы не добьётесь ни единого отзвука, не сдвинетесь ни на шаг, не услышите счастливого мурлыканья после починки, не увидите улыбку идущего на поправку, ваша игра на флейте останется втуне. Речь не о простом лекарстве, не о каком-нибудь сомнительном средстве, а о сложной операции.

Ваш пациент напряжён, он упрямится, он вот-вот наделает в штаны, он не хочет ничего слышать, еврей околдовал его, он мнит себя гласом народа, он извергает желчь сутки напролёт.

Словом, хорош гусь.

Без равенства в деньгах не может быть никакой солидарности. Духом, семьёй, родиной, расизмом, с вашего позволения, и всем прочим мы займёмся после… Всё это бутафория, фигня, втирание очков… Вот что он об этом думает, и вы его не переубедите… Народ уподобился вам, он стучит, он скрытен, недоверчив, труслив, он заглянул за кулисы, еврей показал ему все трюки. Прежде это был человек верующий, сильный, надёжный, сейчас он плетётся в хвосте, всё критикует и сплетничает.

Поздно усираться, этим вы не вернёте ему энтузиазм, нужна новая программа… дифирамбы возвышенным чувствам… пропаганда надежды – мертвы… Он хочет, чтобы вы раскошелились, и немедленно… ему нужно всё, до последней монеты, а не жалкие гроши…. не ваши байки, не поддельные векселя, а самые настоящие треклятые звонкие монеты, которые примут за прилавком!

В ваши посулы он верит не больше, чем в Национальную Помощь, законы и тому подобное…

Дохлый номер. На это он больше не купится.

Его недоверие абсолютно… Пролетарий требует, ему чхать на ваши басни, он верит только своему животу, он верит в то, что вы защищаете свой собственный, в то, что все ваши призывы к скромности, к духу морали, к благородству принципов, к объединению Франции – лишь грязные приёмчики , выдуманные затем, чтобы злоупотреблять его невежеством, что за всем этим скрывается только бесконечная куча дерьма и новые сговоры с полицией, чтобы заговорить ему зубы, чтобы заставить его батрачить задарма, чтобы вы наживались на его беспомощности, чтобы нахапать себе ещё несколько миллиардов во имя высших сущностей, во имя всех паразитов дражайшей Франции, чтобы вы и дальше продолжали насмехаться над ним, и что вы так легко его не проведёте и что настал ваш черёд снимать штаны и раздвигать булки!

Расизм, родина, красота, достоинство, самоотверженность, жопоприношение и бла-бла-бла и бла-бла- бла!... В гробу он видал всю эту ахинею! К вашему сведению! Засуньте их себе куда подальше! вот что он думает, вот что у него на уме.

Впрочем, Доктор Мардоше контролирует вас, можете быть спокойны, он денно и нощно вкалывает всё новые и новые дозы, он поддерживает яд, он не считается с расходами, в такие тяжёлые для Франции времена, должно быть, это обходится в миллиард ежедневно.

Потом уже заводите свою шарманку! чтобы опровергнуть мнения! подсластить горечь! любой другой, кто предлагает что-то существенное, ничего другого, кроме самого существенного! ну и ну! он сразу же превращается в Святого Фому… Пролетарий хочет потрогать! Он одержим ощутимым…

“Vide Thomas… Vide latus… Vide pedes…”[2]

Он хочет потрогать ваши деньжата, он хочет считать их вместе с вами…

Нелегко одновременно возродить нацию и сэкономить деньги.

*

Да уж! Зима выдалась суровой… что правда, то правда… По Сене скоро поплывут льдины… Все ждут… Я видел это с Пон де Брюйер… когда он засвистит!... Морозный!... Северный ветер!... природа безжалостна к тем, кто испытывает нужду… небольшая гора д’Аржантёй вся покрылась ледяной коркой… вместе со своей мельницей…Укуталась в громадное снежное покрывало… шлейф которого рассеивается… окутывает дома, запорашивает крыши… орошает берег, крошится над водой… большими вихрями кружит вокруг арок моста… Да уж! Зима выдалась суровой! по всей равнине, далеко вдаль, расстелилась белая скатерть… ветер играет как в русской степи… вздымает свистящие, танцующие воронки из снежных хлопьев и пыли…

Четыре длиннющие заводские башни на морозе вытянулись выше облаков и, кочегаря на всю катушку, грозят небу… завтра будет ещё холоднее… Воздушные замки дали огромную трещину… это чувство витает в воздухе, доносится снизу… и с вершины Мон Валерьен…

Ох! я не могу смотреть на это без боли, на этого ненормального на велике, он педалит против ветра, во всю глотку хайлает на свою железку, сам весь в соплях, как ещё колёса у него держатся, в корзине четыре стручка лука-порея…его мотыляет из стороны в сторону на каждой кочке, рытвине, колдобине…

Он выбился из сил, он останавливается, шмыгает носом, сморкается. Он прикидывает, что ему делать дальше. Ветер просто с ума его сводит, он так замёрз, что едва шевелится. Ах! ехать всё равно надо! Ну, а я, у меня свои дела, свои заботы, от которых я не могу просто взять и отмахнуться… Меня ждут, и не один, не двое, а человек двадцать!... может, тридцать… Ах! У меня самого вся физиономия исполосована острющими атмосферными резаками, которые несутся отовсюду с невообразимой скоростью… Я прохожу мимо велосипедиста…

А вот и Дивето, мой коллега, идёт как раз мне навстречу… Он закончил работать… Я всегда рад с ним пересечься… прежде всего это великолепный, хорошо воспитанный человек, в этом не может быть никаких сомнений… кроме того, в некоторым смысле даже учёный… Он закончил приём… он раздал все свои талоны… настал мой черёд… взять на себя медсестру, ватный тампон… никого не огорчать… выручать всех в беде… Ах! Это нелегко, непросто… ввиду проблем с транспортировкой… перебоев с поставками, нехваткой медикаментов… про молоко можно вообще забыть… железнодорожники сходят с ума, им нечем отапливаться… сахар идёт с севера, где больше никому нет до нас никакого дела… пахта – с запада, который больше не желает ничего слышать… всего этого мы не видим целыми неделями…медицинская практика становится

затруднительной, когда пациенты практически ничего не едят… Ах! Дивето согласен со мной, что всё это действительно изнуряет… а он человек здравомыслящий !... что родители не отдают себе отчёта в том, как всё обстоит на самом деле, что молока в коробках больше нет… тем более сахара, который шёл из Швейцарии… а им класть на Швейцарию, родителям… Швейцария им по барабану, их интересует только их спиногрыз, они ни за что не оставят вас в покое, пока до вас, наконец, не дойдёт, что он замёрз, что он побледнел, что у него кашель… и что теплу неоткуда взяться… потому что вот уже шесть недель как во всей их халупе нет ни кусочка угля… и что всё это не может продолжаться вечно… Что сироп не уладит всех проблем, даже Дезессар, а он лучший, он помогает! это удобное, успокаивающее, незаменимое лекарство… Но не на Северном же Полюсе!...

А старики, которые неизбежно замерзают быстрее остальных… ввиду того, что они и так уже почти остыли… которые были так довольны своим отваром… чем их согреть? румой?... крушиной?... Всё это выше человеческих сил!... Дивето в этом уверен… на одном усердии далеко не уедешь!... наука и познания бессильны перед роком… суровым и ужасным…

Я всегда рад видеть Дивето… Но пересекаемся мы нечасто… он действительно очень великодушный человек, кроме того, отменный специалист, чуткий, восприимчивый к художественной литературе, кроме того, многоопытный. Он всегда возил меня на своём автомобиле, пока он у него ещё ездил… но, увы, ему пришёл конец…Теперь мы передвигаемся только на своих двоих и гордиться больше нечем… это уж точно… Ничего не поделаешь… мы стоим, болтаем о том о сём на мосту, на северном ветре… Мы, врачи, такие… Мы чем-то напоминаем консьержек… едва ли не всюду суём свой нос… мне нравится обсуждать с ним политику… да и сам он не прочь об этом потолковать… Холод опьяняет, особенно резкий, пронизывающий ветер… Ледяной аквилон! Дивето мне симпатичен… и я надеюсь, что это взаимно… Я обращаю его внимание… мне втемяшилась в голову одна мысль…Ну, я и давай ему: “Вы слышите?... Таа!!!... тоо!... тоо!... тоо!... тоо!... тоо!... Таа!... Таа… на что похож зимний ветер?” Я напеваю ему, чтобы он лучше расслышал… ля! фа! соль! ля си до! ля! До! чтобы он хорошенько расслышал этот призыв! до-диез! ля-диез!... как следует расслышал!... фа-диез минор! Это мелодия! Лебединые Чары… это призыв, мой друг! призыв!...

– Это изумительно, Фердинанд! изумительно! великолепная музыка!... Он бы никогда не стал со мной спорить… Но трагичная! я нахожу её трагичной! разве я не прав… Ах! разве я не прав?...

Чуткий, ох, чуткий Дивето!... и доброжелательный!... воистину превосходный человек!

– Что тут ещё можно прибавить… всё это витает в воздухе!...

– Ох, Фердинанд, вы в этом уверены?...

Он немного сомневался…

– Это судьба, месье! Судьба!...

Его сомнение задело меня. Я окончательно завёлся…

– Видите, вон там, вдали… равнина… за Фоли… Шарльбур?... метель поглотила всё!... а ещё дальше?... на склоне?... крутится… прямо наискось… вертится… Кто там прыгает?... с покрова на покров?... аа?... и собирается?... ля! фа! соль!... ля… си… до!... тоо!... тоо!... я больше не мог!... Тоо!... Тоо!... тем хуже! мой друг!... Тем хуже! поддадимся этим чарам!... тоо! тоо!... Химеры! вот они! Химеры!...

Мы оба рассмеялись, такой вот дул ветер, снег кружился вихрями… неистовыми спиралями… ослеплял нас… мы удалялись друг от друга… не без труда… Я шёл своей дорогой, борясь со шквалами… Он всё ещё кричал мне вдогонку сквозь сыпавший снег… “Талоны под тонометром!”…У нас там заначка…“В левом ящике!”

Народу собралось полно… целая толпа ко мне на консультацию… самые преданные пациенты… раз, два, три, четыре предписания… и один талон… это ритм… раз… два… три талона… одно предписание!...зимний каданс… всё меньше и меньше предписаний… всё больше и больше талонов… и каждый раз четверть… пол-литра… Меня буквально сводят с ума мольбами… Я до паники боюсь телефона… что он зазвенит, что не осталось больше ничего… что я раздал всё молоко в городе… по мере того, как нужда растёт, предписаний всё меньше и меньше… талонов всё больше и больше… 25 кусков сахара… небольшое ведёрко угля… что невзгоды не заканчиваются… что они растут… что они охватят всё… и, в конце концов, доберутся и до медицины… что они сведут нас всех в могилу…

Раз, два, три малыша подряд, все сотрясаются от кашля, это коклюш… все завёрнуты в шерстяную одежду как в коконы… за ними – восьмидесятилетняя старуха со своей безработной племянницей …они обе живут в павильоне… старуху трясёт без остановки… у неё это с прошлого воскресенья… когда она попыталась выйти на улицу… чтобы дойти до колонки… есть нечто противоестественное в том, как её трясёт, для такого хрупкого тельца это настоящее землетрясение… она заставляет ходить ходуном всё, к чему ни прикоснётся – свой стул… мой стол, стоящий рядом… стены… дверь… Я понемногу начинаю понимать, откуда это у неё… она говорит нараспев, она почти взвывает, до такой степени её сотрясают катар и жестокая эмфизема… Её так трясёт уже три дня и три ночи… а вместе с ней содрогается и вся

их конура… она больше не может спать… её племянница тоже не смыкает глаз… Они живут в деревянном павильоне… “Яа пвосвыла на увисе!” Само собой, зубов у неё уже нет… “Но вома воже холовно”… Дрожь не прекращается…Когда тебе восемьдесят лет, всё именно так

и происходит… Один раз подхватишь… И всё, выздоровления не жди… “У нас все стены покрылись льдом… лучше бы она умерла, чем так мучилась” – вот что втолковывает мне её племянница… она упряма, рассудительна… Она просит покоя и угля… и чтобы я оставил свои добрые советы, если я не могу помочь ей согреться… ей не нужны мои таблетки… и мои мази на спирту тоже… которые я так любезно предлагаю… Она сыта по горло ласковыми словами, ей нужны уголь и хлеб… “Тётушка не больна, она голодна, ей холодно, вот и всё… её не перестанет трясти, пока у нас не будет угля…” Чёрный уголь – вот что ей нужно… уголь, который горит в печи… и ещё немного молока и сахара… Я не хочу, чтобы это было на моей совести… я отпускаю ещё двадцать пять кило…Это совсем не по уставу… Я то и дело совершаю нарушения…

Телефон не умолкает…

Снова матери, затем молодые девушки, затем отцы, двоюродные братья… безутешные, самоуверенные… те, которые хромают… которые кашляют… которые помирают с голоду… которые едва сводят концы с концами…Ах! я принимаю всех, я бодр духом… приветлив… энергичен… кроме того, у меня ещё есть пальтишко… в этом помещении можно задубеть от холода… температура нулевая, и тут и там гуляют сквозняки…

Итак! С грехом пополам день прожит… наступает ночь, люди смешиваются с предметами… они уходят страдать в другое место… к себе домой… Парочку я направил в госпиталь… больше не смог… Звонки сыплются градом… Я вздрагиваю! я подскакиваю! Это катастрофа!... Ничего!... одни имена покойников… тех, что я принимал каждый вечер… словно кто-то дал им право всё взять и бросить… помахать нам рукой… приказать всем долго жить… “мёртв”… легко сказать!... Я займусь этим… словно они умнее всех остальных… намного умнее и безупречнее… Я выдам им билет… на кладбище… это я тоже выдаю… Мимо меня и муха не пролетит.

Я Бог, давший присягу… Он может быть далеко… мой мертвец!… На самой границе коммуны… там, внизу, прямо у равнины… Что толку, что я знаю, где это… туда ещё хрен доберёшься… особенно сейчас, без освещения… Улица Було-Верт… отлично!... небольшой подъем… пешеходный мостик… улица Мишо… поворот налево… там тропинка… сплошные зигзаги… сбиться как раз плюнуть… Переулок Трёх Сестёр… ещё дальше… тупик… ещё дальше, вниз… на самое дно… Это Вильмомбль… Поднялся сильный ветер… он метёт по равнине, он гудит, он сдувает с ног… я держусь своей тропинки… осторожно!... Это не здесь… ещё ниже… тут скользко… кругом гололёд… затопленные поля… хоть ты хребет себе сломай, они всё равно не станут к тебе прислушиваться… Это действительно у чёрта на куличках… ах! вот теперь я на месте… Переулок Бержер… Ну и дубак! ветер как на трубе играет… словно сам чёрт дует!... Снег забивается в глаза… война воистину омерзительна… наша эпоха проклята… доказательство в том, что природа съехала с катушек и хочет, чтобы человек подох от холода…

Я уверен, что это здесь… я горлопаню в темноте… я даю о себе знать… Наконец-то! кто-то откликнулся!...Это соседка… мне открывают… и тут на тебе!...

– Но её нет, доктор…

– Как это нет?... Я пришёл к покойной…

– Покойной?... Она ещё не вернулась!...

– Не вернулась?...

– Она не умерла… Она ушла…

– Но нам сообщили…

– Ах! Это ошибка… это были не мы… Мы её соседи… Мы её хорошо знаем… Иногда она просто берёт и уходит… она говорит, что ей скучно…

– Но кто тогда сообщил?

– Ох ! я ничего об этом не знаю!...

– Как давно она ушла?

– Дней десять назад… Обычно она уходит всего на вечер… она редко отсутствует так долго… это очень своеобразный человек… Её не останавливают ни мороз… ни ветер, ни туман!... она просто берёт и уходит! Её влечёт музыка… так она рассказывает!... Сами мы ничего не слышим… Она заходит к нам, что-то напевает… и мы сразу же понимаем, что она хочет нам сказать… “Я ухожу, дети мои!” Та!... та!... та!... вот те на, взяла и ушла!...

– В её-то годы?

– У неё удивительное здоровье!... она пошла прогуляться – так она говорит… она всегда нас предупреждает… и идёт себе! в 86 лет!...

одна-одинёшенька… ни собаки, ни кота… только трость, шарф и фонарь!

– По такому морозу?

– Она не боится ни мороза, ни стужи, ни самого дьявола! только заслышит свой мотив – всё! Она очень вежливо прощается… в свои годы она не теряет ни минуты… мы провожаем её взглядом… до самой равнины… затем она исчезает… как будто кто-то задувает её крохотный огонёк!... Судя по её рассказам, она много путешествовала…Кажется, она была… В Китае… В Индокитае… и ещё дальше… так она рассказывала… Она больше не могла оставаться дома… ей, мол, всё настолько опротивело… что хоть в петлю полезай… Особенно во время войны… все эти запертые ставни… Ей всё нужно было повидаться со своими друзьями… которые у неё, мол, где-то там… а где это там?... бог его знает!... ради этого она каждый вечер ближе к полуночи пересекала равнину… она слышала музыку… по её мысли… “у них там очень весело!”… “и они прекрасно проводили время”… Она жила одна… Но она не была несчастлива… её частенько навещала сестра… она ни в чём не нуждалась… Она просто хватает свой фонарь – и хоп! пускай хоть как из ведра льёт! вперёд! в дорогу!...

– В её годы это необычно…

– За ней не нужно было следить… Она ходила в сторону Женвилье… И возвращалась часам к трём, четырём… иногда на рассвете… она всегда была очень любезна… но эта мысль не давала ей покоя… Это был её бзик… “Знаете, у них там так весело… они не скучают ни минуты!”… эти друзья… Это было её навязчивой идеей… Понимаете, причудой… Она постоянно говорила о своих друзьях… Но мы сами их ни разу не видели… разумеется, их никогда не существовало… Однажды она предупредила сестру… “Сестра моя, однажды они приведут меня обратно… и это буду уже не я… это будет другой человек…” Блажь, да и только! То же самое она сказала молочнику… мы, конечно, не обратили на это внимание, люди в её возрасте чем-то напоминают детей… Словом, она ещё не вернулась… но я не думаю, что произошло что-то серьёзное… Она немного странная, вот и всё!... Её все знают! ей бы никто не причинил вреда… она бы вам такого понарассказывала… приболтнуть она мастер!... и потом она внезапно замолкала… в общем, ушла она… нет её!... если бы с ней что-нибудь стряслось, в госпитале бы узнали об этом!... Если бы она повстречалась с немцами… они бы привели её назад домой… Такое уже случалось с ней однажды… Поверьте же мне, она не совсем от мира сего!... Мы её хорошо знаем !... едва она только заслышит свою музыку, она бежит что молодая!... её никто не мог удержать…Ох! она вернётся, я за неё спокойна…

– Хорошо, я буду заходить время от времени…

– И всё же, подумать только, мой бедный доктор, вас зря побеспокоили!...

– Ну что вы! ничего страшного… к счастью, ещё не слишком поздно!... У меня ещё два-три визита…

Мы попрощались…

Я пошёл прямиком дальше… протокол… “нанесение увечий” и снова мертвецы… на сей раз настоящие, мертвее некуда, никаких сомнений.

На следующий день я встретил Дивето, но ничего ему не рассказал… С этого и начинаются катастрофы! с недостатка осторожности… вы что-то слышите… какие-то волны… какие-то мнения… симфонии… говорите себе, что это витает в воздухе… и вот вам, пожалуйста!... а мне до фонаря! ТОО! тоо! ТО! ТО! то! та.. та… а… а!... вот так! вот увидите!... Ля!... фа!... соль!... ля!... си!... до… ля… До!... отлично… отлично… лучше и не надо… Я и раньше это говорил… Превосходно! Смысл?... да срать мне на него!... Превосходно! думайте что хотите! а я, мне весело, я, что называется, в ударе!... дело ваше!... а я знай своё гну: Таа!... тоо! о! о! о! оо!... Лебединый зов – это то, что охватывает вас! волнует сердце! всё то, что от него осталось!... Ах! я, я слышу его… он потрясает меня!... Это повсюду, по всей равнине!... в окрестностях!... и даже в небе! фю-фю!... эти облака, образы! грозовые великаны, идущие важной походкой!... Гиганты пустяка!... охваченные тысячей огней… и миражи… окрылённые радостью!...беззаботные чайки… они слегка касаются крылом наших забот… мелькают стрелами… над… под аркой… украшают лентами угрюмых прохожих… их кислые мины… их вереницу, их уныло брюзжащую процессию…

У берега лодка борется с волнами, которые её захватывают, относят… пришвартовывается… Ох! это ещё не конец!... Я-то ничего не растрезвоню!... Но я знаю настоящих дегенератов, закоренелых извращенцев, криводушных людишек, честолюбивых и абсолютно непроницаемых, исполненных неслыханного дьявольского злорадства, тех, что заключили самый настоящий договор с потусторонними силами!... Ах!... что им сердце, что им деликатность!... Они не считаются ни с чем! Они целиком и полностью погрязли в бездне гнусных пороков… Ах! эти чудовища прокляты!...Вот так! я больше не скажу ни слова! Подобному ходячему висельнику достаточно ещё раз покончить с собой, чтобы сбить с толку суккубов!... Ах! что за гнусная мертвечина!... Отвратительная загадка! Смерть ничтожных крыс!... Больше мне сказать нечего!... Никто, ни один из этих прокажённых ублюдков, покрытых коростой, не растворился бы с лёгкостью… зачарованный музыкой… как моя пациентка… которую я разыскиваю повсюду… не отправился бы в путешествие к облакам по волнам созвучий!... Дудки! Долой этих скользких выродков! набитых глупостью! стиснутых, переполненных желчью, настолько гнусных в своём свинстве, настолько мрачных, настолько прогнивших, что они

издыхают живьём от самих себя!... что их буквально выворачивает наизнанку от чрезмерного сходства их собственных душ и тел с чудовищами!... что их больше не переносит даже их собственная туша, которая отвергает их, сживает со свету, убеждает их, что пора положить всему этому конец, что ей лучше всего вернуться назад во прах! что она чувствует себя абсолютно жалкой и ничтожной! что она знает их как облупленных и что с неё хватит!

Вот так разворачиваются потусторонние драмы… из недр тьмы всплывают самоубийцы, ужасающие деяния, надругательства, фальшь, скорпионоподобные предательства тех, кто присягнул самому Люциферу! Ах! Жребий брошен! Горький жребий! тех, которым нужен только сам проклятый, который раздувает огонь и поджаривает их как свиные шкварки на гриле жутких забав в самом центре Эреба! Билеты на казнь?...Сюда!

И этому не видно конца! вся эта нечисть рыскает там и сям! вот, полюбуйтесь! и попомните моё слово!... эта злотворная отрава, эта ядовитая, разъедающая, цианистая, смертоносная вельзевулова эссенция выйдет ещё не скоро! Это ясно как божий день!...

Я знаю, что я говорю!... Ах!... самоубийствам не видно конца!... Всё в самом разгаре!... громадные, крошечные… размером с блоху, с целый континент!... Ах! и внезапно огненные Гении переполняются гневом! с особенной гордостью! Каббалисты курят свои амбры… чумные жабы пожирают фимиам… и тут все котелки вдруг летят вверх тормашками! банкет окончен!... нужно узнать, где угасает морской ветер… куда отправляются умирать трясогузки… и все маленькие птички… где беззаботно гуляет моя пациентка? под звуки каких помпезных арий?... ах… и затем навсегда закрыть свой рот! Это самый подходящий момент!...призыв! воззвание в фа миноре!... оно не настойчивое!...решать вам!... эти воодушевляющие волны… решать вам!... если у вас вместо души всего лишь пук, то ничего не выйдет… душа ушла!...нужно уметь оседлать арпеджио… целый рой диез… трель в полёте… Сердце перестаёт биться!... Пускай! тем лучше! Пикирующего жаворонка и его крик! Радость и утреннюю зарю! Примите мои комплименты!... Мадам! Моё почтение!...до!... си!... ля!... си!...Вздох! Готово! завершено! Жизнь ушла…

Полупрозрачные соперники, направим наши прыжки в другое место!... в воздушные обители граций, где затихают наши мелодии… в фонтанах восхитительного миража… Ах! где нет никаких существ! Только полупрозрачный танец! Бесплотный ригодон! Само ликование! счастливые избранники смерти! галантные кавалеры! Всё это наше – эти феи и это вдохновение!...Взлетим же! Сожжём календарь! Нас больше ничто не тяготит! оперимся и взлетим! К чертям тяжеленный циферблат! мы оперились! тяжесть растворилась! душа парит! душа резвится!... рассыпая по всему небу букеты ослепительно сияющих цветов, искрясь и сверкая! Звёздный перезвон!... кругом звенят колокольчики!... это балет!... и всё это сплетается и ошеломляет! пируэт! восхитительная фарандола!... звонкие ритурнели… музыка фей!

И тут, откуда ни возьмись… смелый бунтарь!... Ох! Капризная шалость! Та! та! тин! тин! диньдиньдон! такой кисловатый поздний виноград… дрожащий нотами!... каскадетта! озорная колдунья!... О славное трио богинь! Они кружат вокруг нас! Отчитывают нас на свой божественный лад! Три сильфиды со своей весёлой магией! до! до! до! фа ми ре до си! То игривые, то непокорные! и так изящно задрапированные! Дерзкие! Трели! Дразнящие! Какой порыв! Изобилие чарующей радости!... О какая утонченная заносчивость! Они окружили нас вихрями! Они такие яркие, что рядом с ними блекнут розы и любой свет! Они теснят нас, прогоняют! атакуют нас! Из милости! тысячей дерзостей! выпадов и кошачьих рывков! они потешаются над нами ! Та ! та ! та!... Магия их улыбок добивает нас… Мы сдаёмся!…

Нам не ускользнуть! Мы сражены!... изобилием чарующей радости! Нам следует сдаться!... мы были сражены в лебединых владениях… куда нас привела мелодия… призыв! всё растворяется!... ещё две трели!... арабеска!... эшапе! Боже, вот они!... фа… ми… ре… до… си… Небесные бунтари околдовали нас! была не была!

Пускай всё рассеивается! очаровывается! кружится! в игривых грозовых облаках! Волшебницах! нас больше нет… в пространстве замирает танцующее эхо… ещё более хрупкое, чем фа! ми! ре! до! си!... и сильный ревущий ветер подхватывает и уносит нас с собой!..