Последний Альбом

Павел Тетерин

Последний Альбом.

_Глава

_I

— Я из ваших лабиринтов выберусь?!

У Ленки звонкий голос. И сейчас в нем прозвучали озорные нотки. Явно хочет, чтобы ее проводили.

Саша улыбнулся и покосился на ребят. Музыканты как ни в чем не бывало возились со своими инструментами. Саша отложил в сторону бас­гитару и крикнул:

— Подожди, я сейчас!

Откинул импровизированный полог из большого куска серой ткани, что перегораживал выход, и шагнул в полу­

темный тамбур. Ленка стояла в проеме двери — изящная фигурка в ореоле желтых ­лучей.

— Боишься заблудиться?

— Нет, не боюсь. Просто хотела тебя поцеловать на прощание, — девушка приподнялась на цыпочки и чмокнула Сашу в ще­ку. Потом поправила ремешок сумочки на плече.

— Ну, я побегу, — прощебетала она. — Надо столько всего успеть сделать. Корм купить кролику, в магазин зайти.

— Давай, — улыбнулся Саша. — По дороге на «Парк Победы» есть пара магазинов. Ты ведь на синюю ветку пойдешь?

— Конечно. Домой спокойно, без пересадок доеду. Да и прогуляюсь немного, а то у вас тут в подземелье просидишь несколько часов, и крыша едет, на воздух хочется. Как вы тут столько торчите, ума не приложу.

— Пока, — Саша приобнял Ленку и поцеловал.

— До вечера, — Ленка махнула рукой и словно мотылек упорхнула на свет горящих в соседнем коридоре ламп.

Саша вернулся обратно в студию.

«Подземелье... — вспомнил он Ленкины слова. — Действительно подземелье».

Репетиционная база, принадлежавшая Сашиной группе, располагалась под землей. Казалось бы, мрачные подземные казематы — не лучшее место для проведения времени, но этот подвал, освещенный кучей настольных ламп, разрисованный граффити, заваленный разнообразным околомузыкальным хламом, манил знакомых и друзей. Танцоры, музыканты, художники, дизайнеры — все, с кем время от времени приходилось иметь дело, рано или поздно появлялись здесь. Вот и сейчас, например, рядом с репетиционной, где собирались сделать большую и комфортную комнату отдыха, украшала стену росписью пара молодых художников — Милана и Дима. «Надо бы сходить потом, посмотреть, что у них там получается», — подумал Саша.

Он закинул на плечо ремень баса и бодро спросил:

— Ну, с чего начнем?

Ваня недовольно заворчал:

— Санек, ну где ты ходишь! Надо играть, времени не так много осталось. Мне еще выйти позвонить надо будет, есть одна важная новость, потом вам расскажу, если все подтвердится. Вы с Ленкой и дома поболтать успеете.

— Ну и что? — спросил Саша, широко, обезоруживающе улыбаясь и глядя Ване прямо в глаза.

Ваня, еще минуту назад хмурый как туча, тоже расплылся в улыбке.

— Играть давай, вот что, — весело сказал он и попытался ткнуть Санька в бок грифом гитары. Тот увернулся и чуть не свалил комбик, стоящий рядом на стуле. Паша с Максом, ехидно переглядываясь, с интересом наблюдали, чем же закончится эта забавная разборка.

— Поехали, — сказал Ваня и, улыбаясь, еще раз погрозил Саньку кулаком с зажатым между пальцами медиатором. — Ну что, повторим новую песню? — Он повернулся к Паше.

Паша кивнул и начал отбивать нужный темп.

— Раз, два, три...

Они начали играть написанную совсем недавно песню, полностью отрешившись от всего лишнего. Только они и звучание инструментов. Только звук.

Повторили тему раз, потом еще и еще, потом стали прорабатывать отдельные фрагменты, чтобы каждый мог лучше отточить свою партию.

Мощная аппаратура плотным звуком заполняла все пространство вокруг, заставляя стены и потолок вибрировать в такт музыке. Вдруг эта вибрация стала необычно сильной, и Саша перестал играть, изумленно глядя на ребят.

Парни тоже остановились.

— Что это было? — Саша удивленно поднял брови.

— Не знаю, — ответил Максим и посмотрел на потолок. — Может, резонанс какой­то получился?

Однако для резонанса было все­таки крутовато.

Откуда­то сверху донесся приглушенный грохот. Ударило тяжело. Основательно. Потолок ощутимо дрогнул.

Ваня указал пальцем наверх:

— Это, наверное, на заводе. Опять рабочие накрутили... уронили что­нибудь... или труба лопнула. У них там частенько что­то гремит.

— Ага! Начальник цеха вставную челюсть обронил, — заметил Саша.

Грянул дружный хохот.

Первым веселье прервал Ваня:

— Хватит, ребята! Давайте дальше работать. — Он стал подстраивать гитару.

Паша снова дал счет, и репетиция покатила своим чередом.

Несколько раз прогнали полностью готовый трек, как бы пробуя его на изгиб. Так одевают на генеральной примерке новый костюм или вынимают из ножен только что сделанный мастером меч. Получалось весьма неплохо — и по технике, и по драйву.

Потом стали разбирать сырую еще тему. С мелодией вроде бы все вязалось, но вот гармонии...

Наверху опять что­то загрохотало. Но ребята вдохновенно работали, с головой погрузившись в музыку. Музыка была их стихией, и они полностью отдались ей, забыв о времени и о том, где находятся.

Вдруг Ваня остановился, вытащил из кармана мобильник и махнул рукой.

— Стоп, парни! Забыл совсем... Мне еще час назад надо было позвонить. Пойду схожу наверх.

— Я с тобой, — Саша снял с плеча ремень и отставил бас в сторону. — Тоже попробую эсэмэску выловить. А то в этот противо­ядерный бункер ни дозвониться, ни дописаться, — он прошел в угол и взял со стола сигареты.

— Это точно, — сказал Ваня, одевая куртку. — Ты не знаешь, сейчас наши соседи не репетируют? Можно спокойно наверх сходить?

— Да можно вроде, — Саша пожал плечами. — Заодно и узнаем, — он тоже надел куртку, и они вышли из комнаты.

Миновав помещение, служившее ребятам чем­то вроде мастерской и склада, они на пару минут остановились возле молодых парня и девушки, карандашами размечавших большую загрунтованную под рисунок стену. Услышав шаги, девушка повернулась. Увидев музыкантов, она улыбнулась им приветливо.

— Привет, Милана, — улыбнулся в ответ Саша. — Работа кипит?

— Да, все круто! — весело отозвалась та. — Скоро уже красить начнем.

— Мы позвонить поднимемся. Скоро придем.

Милана кивнула и вернулась к работе, а ребята двинулись в сторону большой репетиционной базы соседей, через которую надо было пройти, чтобы попасть к лестнице наверх.

Миновав несколько дверей, они оказались в полутемной студии с ударной установкой, пультом и прочей аппаратурой. Затем прошли администраторскую, в которой почему­то никого не было, и вышли в комнату отдыха.

Саша шел впереди. Он толкнул тяжелую, звуконепроницаемую дверь администраторской и застыл как вкопанный.

В комнате набилось прилично народу. Все столпились у дальней стены, тесно прижавшись друг к другу. Преграждая путь к двери, в двух шагах от выхода стоял милиционер с автоматом в руках. Ствол калаша был направлен прямо на тех, кто теснился у стены. Сашин взгляд остановился на подрагивающей правой руке милиционера с указательным пальцем на спусковом крючке и двух рожках, по­спецназовски примотанных синей изолентой.

«Что за чертовщина тут творится, — подумал Саша, с трудом отводя глаза от автоматного ствола. — И откуда здесь мент взялся?»

Казалось, что раньше он уже видел его на базе, но, видимо, просто не обратил внимания. Ну вот теперь и познакомились! У мента было противное лицо с рыжими усами и бегающими из стороны в сторону глазами. Он был очень бледен. Нервничает, это сразу видно...

Судя по напуганным лицам неподвижно стоявших музыкантов, им тоже было явно не по себе.

Мент, услышав за спиной шаги, отскочил в сторону, увидел оторопевшего Сашу и направил автомат на него.

— Сохраняйте спокойствие! — пронзительно взвизгнул он. — Чрезвычайная ситуация, все должны подчиняться приказам! — Он метался из стороны в сторону и нервничал все больше.

— Хорошо, — неожиданно севшим голосом сказал Саша. — А что, собственно, происходит, можно узнать?

— Наверху Москву бомбят! — вдруг резко выкрикнул длинноволосый парень в черной кожаной куртке с заклепками. — Мы вышли, смотрим, а вдалеке, на востоке, как жахнет... а потом и еще, и еще... это конец... — Он, выдохнув последние слова, замолчал.

Саша похолодел. Ноги стали ледяными, будто он стоял без обуви на морозе.

Это конец. Бомбят. Москву.

Ленка!

В этот момент Ваня, до этого тихо стоящий сзади, оттолкнул Сашу в сторону и твердыми шагами направился к выходу. Он успел сделать десяток шагов, прежде чем опешивший от этой внезапной выходки блюститель порядка встрепенулся и заорал:

— Стоять, я кому сказал! Ты че, самый умный? Сказано в сторону выхода не соваться!

Ваня остановился.

— Мне срочно надо позвонить!

— Всем надо! Ты че, уникальный какой­то, я не понял? Там сейчас блокируются ворота убежища, ты понимаешь это? Если там что­нибудь нарушить, нам всем тут хана, понял, нет? — захлебываясь, прокричал милиционер.

— Я пойду наверх. Хочешь — стреляй, — твердо сказал Иван и повернулся в сторону выхода.

— Я кому сказал?! — ствол автомата поднялся чуть выше.

Но тут с резким сухим щелчком погасло освещение.

На несколько мгновений воцарилась абсолютная тишина — стихло потрескивание ламп под потолком и даже гудение вентиляционной системы.

Саша принял молниеносное решение.

Он изо всех сил прыгнул вперед, в кромешную тьму, надеясь, что милиционер не успел шагнуть в сторону и все еще стоит на своем месте, повернувшись в сторону Ванька.

Надежды оправдались! Саша на удивление легко сбил сотрудника органов с ног. Под грозным форменным ватником тот оказался неожиданно щуплым, и Саша без особого труда прижал парня к полу.

— Ах ты тварь... сука... — мент шипел и елозил из стороны в сторону, пытаясь высвободиться. — Я тебе щас... — он тяжело дышал и давился собственными ругательствами. Попытки вырваться успеха не приносили — Саша был явно сильнее и тяжелее.

Нащупав рукоять автомата, придавленного к полу, и сжимавшие ее пальцы, Саша навалился еще сильнее. Милиционер вскрикнул и выдернул запястье, а Саша стал заламывать ему руки за спиной, лихорадочно соображая, что же делать дальше.

— Держи его крепче! — раздался из темноты голос Лени, администратора и совладельца репетиционной базы соседей. — А то он какой­то психованный, пусть успокоится чуть­чуть.

— Вам это даром не пройдет, — «психованный» явно не собирался униматься. — Нападение на сотрудника милиции при исполнении, отъем оружия... до конца своих дней за решеткой гнить будете, сволочи!..

Не обращая внимания на угрозы, Саша бросил в темноту:

— Тащи веревку! Свяжем его, пусть в себя придет. А там будет видно...

Во тьме вспыхнули тусклые маячки — пришедшие в себя ребята стали включать мобильники. Теперь хоть что­то можно было разглядеть. Люди стояли у стены, по­преж­нему сбившись в кучу. Саша узнал многих — вот стоят Кирилл со Стасом, хорошие музыканты и старые приятели Сашиной команды, вот постоянно трущаяся на базе молодая панк­группа... Остальные тоже наверняка знакомые, да в темноте толком не разобрать, кто есть кто.

Вернулся Леня. Плюхнувшись рядом на колени, он протянул Саше моток крепкой капроновой веревки, и тот принялся связывать злобно сопящего, но уже не сопротивляющегося мента.

— Что дальше­то делать будем? — из темноты вдруг раздался голос Алексея, напарника Лени и совладельца репетиционной базы.

Саша, затягивая узел посильнее, сказал:

— Давай его в четвертую комнату оттащим. Там дверь крепкая и закрывается снаружи.

— Давай, — согласился Леня.

Саша встал, наклонился и взялся за мешковатый ватник.

— Поднимай этого... силовика, — с кряхтением сказал он.

Тут кто­то из стоящих в холле хихикнул, потом раздался еще смешок, и вот уже все, кто был в комнате, дружно смеялись. Впрочем, смех, просто послуживший разрядкой после пережитого стресса, довольно быстро стих, так как поводов для веселья все же было маловато.

— Ну, уморил, — сказал Леня. — Силовик, — повторил он еще раз и коротко хохотнул.

Они подняли мента с пола и повели его в четвертую комнату, находившуюся неподалеку. Связанный кулем висел у них на руках, лениво передвигая ноги. Открыв дверь, Саша втащил его внутрь и посадил на пол возле батареи.

— Лень, принеси еще веревку, а? — подумав, сказал Саша. — А то мало ли что. Мне больше сюрпризов с его участием неохота.

— Ах вы, уроды, — опять раскрыл варежку боец. — Вы за это заплатите, хиппи волосатые, вам такое с рук не сойдет!

— Да, да, конечно, — рассеянно сказал Саша, приматывая руки силовика к трубе. — Ты пока посиди, остынь.

Закончив привязывать мента, он пошел к двери.

— Я вам отомщу, — прошипел мент вдогонку.

Саша вышел и плотно закрыл за собой дверь. Руки дрожали, он сильно перенервничал и сейчас пытался прийти в себя.

— Уфф, вот это происшествие. Рожа, кстати, у него знакомая. Откуда он вообще тут взялся? — спросил Саша у Алексея с Леней, стоявших возле двери.

— А ты что, не помнишь его, что ли? — спросил Леня. — Он же сюда постоянно ходил. Вынюхивал что­то, лез ко всем, один раз взялся регистрации проверять. То ли выслужиться пытался, то ли просто псих какой­то, я сам все никак понять не мог, что ему тут надо. Так что ты все правильно сделал, — он похлопал Сашу по плечу.

Похвала, конечно, приободрила, однако ощущения Саша испытывал не самые приятные: обезоружить и связать сотрудника милиции — как ни крути, серьезное преступление. Но потом он вспомнил, как парень в клепаной куртке кричал про бомбежку Москвы. Что ж, в свете этих событий история со связанным ментом выглядит детской забавой...

— Пойдем обратно, — сказал Леня. — А то сверху народ какой­то набежал. Я вроде не всех знаю. Надо бы посмотреть, с кем имеем дело и все такое.

Они вернулись в комнату отдыха. Тут все было по­старому — в темноте кучковались люди, держа в руках мобильники, отчего издалека все это напоминало ночную поляну, на которую слетелись гигантские светлячки.

Саша остановился на пороге и огляделся. Вдруг с противоположной стороны послышались смех и громкие голоса. Через минуту в проеме двери замелькал луч фонаря — смеясь и

шутя, вошли Паша, Максим и Милана с Димой.

— Что, пробки выбило, что ли? — звонко спросила Милана, оглядывая всех присутствующих. — Что происходит­то?

Саша посмотрел на ребят, на их беззаботные лица и понял — они пока не в курсе, что наверху происходит нечто ужасное, трудно вообразимое.

— Если я правильно все понял, наверху Москву бомбят, — сказал Саша каким­ то чужим голосом и перевел глаза на парня­металлиста, от которого несколько минут назад услышал эту чудовищную новость.

Ребята тут же переменились в лице, только Максим переспросил:

— Это какая­то шутка?

Саша мотнул головой.

— Да какие уж тут шутки, — тихим голосом сказал Леня. — Все серьезнее некуда. Вы грохот не слышали?

— А кто бомбит? — Паша был в полной растерянности.

— Да откуда мы знаем... Вон спроси у ребят, они последними сверху прибежали. Может, они знают, — Леня махнул рукой в сторону металлиста в кожаной куртке, стоявшего со своими друзьями возле кулера с водой.

— А где Ванек? — внезапно спохватился Максим.

Саша резко повернулся и окинул взглядом комнату.

Ванек... Он же собирался наверх! И, судя по тому, что его тут не было, он таки туда и направился, когда началась заварушка с ментом.

Выхватив из рук у Макса фонарь, Саша побежал в сторону выхода. Сзади послышались шаги — парни бежали за ним.

Они выскочили в коридор и через несколько минут оказались перед длинной лестницей, ведущей наверх, к выходу из подвала.

Саша, перескакивая через несколько ступенек, вприпрыжку помчался наверх. Луч от фонаря метался из стороны в сторону.

Вот лестница сделала поворот, и открывшаяся картина заставила Сашу остановиться.

Тяжелая, с массой хитроумных запоров дверь, до этого запыленная и покрытая паутиной, теперь была приведена в порядок и плотно закрыта.

Сотни раз проходили они мимо этой двери, практически не обращая на нее внимания. Поначалу, правда, с удивлением рассматривали все эти громоздкие железные устройства, оставшиеся в наследство от старого военного завода. Кто­то даже пошутил, мол, теперь нам все нипочем, мы в убежище, глубоко под землей, но никому и в голову не приходило, что эти слова могут оказаться пророческими.

Саша посветил фонарем.

Дверь, всем своим видом говорящая, что все крайне серьезно, закрывала выход на поверхность.

В углу, возле одной из больших шестеренок, приводивших дверь в движение, сидел на полу Ванек, уткнув голову в колени.

— Вань, — тихо позвал Саша.

Иван поднял голову и, щурясь, посмотрел на свет. Выражение его лица Сашу напугало — таким своего друга он не видел никогда.

— Связи нет. Ни одного деления, — глухим, бесцветным голосом сказал Иван. — А раньше здесь вроде ловилось...

— Вань, с тобой все в порядке? — спросил Саша.

Ваня молча кивнул.

Саша подошел ближе к двери и приложил руку к шершавой поверхности.

Дверь была теплой, даже слишком теплой, и слегка подрагивала.

— Я и не знал, что она работает. Мне казалось, что все уже давно сломано, — тихо сказал за спиной у него Паша.

Саша стукнул по двери кулаком. Несколько сотен килограмм металла поглотили удар с невозмутимостью египетской пирамиды. Осознание того, что они заперты в подземелье огромного завода, а люди на поверхности, возможно, уже все мертвы, обрушилось, как горный оползень. К горлу подкатил комок. Страшная мысль не укладывалась в голове, но, кажется, все было именно так.

Ленка.

Саша судорожно сунул руку в карман, достал свой телефон, но он тоже был вне зоны доступа — ни одного деления.

Далеко за дверью что­то опять низко задрожало, как будто в нескольких километрах от них зазвонил гигантский, размером с девятиэтажку, телефон, поставленный на виброзвонок. Ребята переглянулись.

Так они и стояли несколько минут, погруженные каждый в свои мысли, молча, слушая приглушенные и тревожные звуки с той стороны двери, за которую, возможно, им уже никогда не суждено будет выйти.

— Пойдемте вниз, — сухо сказал Саша. — Чего тут торчать, — он опять посветил фонариком на Ваню.

Тот отрицательно мотнул головой.

— Да ладно тебе, все равно уже... — Саша осекся, чуть не сказав вслух то, что крутилось у всех в головах. — Как хочешь, можешь сидеть тут. Главное, что с тобой все в порядке, и ладно.

Он повернулся, посветил фонарем на Пашу и Максима.

Ребята стояли с какими­то омертвевшими лицами и молча рассматривали дверь, преграждающую выход.

— Я вниз, — коротко бросил Саша и медленно пошел по лестнице обратно.

Вернувшись в комнату отдыха, он сел на покрытый ковролином пол и обхватил голову руками.

— Ну, что там? — испуганным голосом спросил один из металлистов.

— Дверь закрылась. Ну, эта, большая. Намертво. Наружу теперь выхода нет. — Саша закрыл лицо дрожащими ладонями.

Ленка. Успела ли она дойти до метро? Вроде бы совсем рядом не бомбили. Или они просто проворонили все, сидя глубоко под землей, да еще и репетируя, не слыша и не видя ничего вокруг? А остальные родные, друзья? Что сейчас с ними? Только ли Москва пострадала, или это более массовая атака, и область тоже попала под ракетный удар? Саша мазнул рукой по глазам, в которых стояли слезы, и посмотрел вокруг, чтобы хоть как­то отвлечься от ужасных мыслей.

Но людям вокруг, кажется, тоже было не особо весело, особенно после услышанного от Санька.

В комнате, сидя на полу и стоя возле стен, расположились человек двадцать. В основном это были музыканты, репетировавшие на базе — тут было восемь комнат, и сего­дня почти все были заняты. Справа от Саши сидели три девчонки в пирсинге, с черными волосами и розовыми челками, испуганно жавшиеся друг к дружке. Они держали в руках мобильники и хлопали жирно подведенными черным карандашом глазами. Неподалеку от них расположились на полу те самые металлисты, которые, как Саша понял, и прибежали сверху, рассказав Лене и всем остальным о творящемся там безумии, рядом сидели какие­то старые длинноволосые рокеры, которых Саша не знал. Еще Саша приметил двух азиатов в перемазанных грязью синих спецовках. Это, видимо, и были те самые непрошеные гости, прибежавшие с ментом, о которых говорил Леня. Дальше сидели молодые панки, которых Саша уже не раз видел тут, на базе, потом знакомая группа, игравшая регги. В глубине комнаты вроде был кто­то еще, но Саша не мог всех разглядеть, так как единственным источником света по­ прежнему были только экранчики и фонарики мобил.

Подошли и молча сели рядом Паша с Максом. Позже к ним присоединились Милана с Димой, до этого отошедшие куда­то в сторону. Какое­то время ничего не происходило — люди просто тупо сидели и пытались осознать происходящий с ними кошмар, свалившийся на всех так неожиданно. Синеватый свет телефонов, выхватывающий из темноты только мрачные, насупленные и напуганные лица, окрашивал их в холодные тона, отчего все вокруг начинали казаться вставшими из могилы мертвецами.

«Может, мы и есть мертвецы в недалеком будущем», — равнодушно подумал Саша.

Вошел в комнату Леня­администратор и сел на стул недалеко от выхода.

Казалось, время тянется бесконечно. Разговоры не клеились, одна из эмо­девчо­нок горько, навзрыд заплакала, подружки начали ее успокаивать. Саша бы наверняка ляпнул бы что­нибудь про плачущих эмо, если бы повод для слез не был столь чудовищным. Многие, наверное, находились на грани истерики и сдерживали себя из последних сил.

Шло время, и ничего не происходило — все по­прежнему сидели в темноте и молчали. Саше иногда казалось, что тишина становится просто невыносимой, давящей на уши, как толща воды у морского дна.

— Блин, телефон садится, — с досадой сказал кто­то в глубине комнаты.

— Да, мой тоже садится, — дрожащим голосом подхватила одна из девушек.

Саша сунул руку в карман и достал свой телефон. Он вырубился прямо в кармане — Саша постоянно забывал его заряжать и нередко оказывался по этому поводу вне зоны доступа.

Возможно, теперь ему суждено остаться вне зоны доступа навсегда.

А еще скоро они, кажется, останутся совсем без света.

Краем глаза Саша увидел какое­то движение со стороны выхода к лестнице, и из темного проема бесшумно, как привидение, вынырнул Ваня. Он прошел и сел рядом с ребятами.

— Ты как? — спросил Саша у Ванька.

Тот ничего не ответил.

Тут раздался какой­то резкий хлопок, и Саша, вздрогнув, повернул голову в сторону звука.

Леня, громко ударивший себя по коленке, вдруг сказал:

— Блин! Я тут вот что вспомнил! У нас же в подсобке стоит несколько ящиков с бухлом! У Влада день рождения на следующей неделе, мы в супермаркет ездили за продуктами... — Он замолчал, подумав, видимо, то же, что и Саша. — Владу, скорее всего, уже не суждено отпраздновать свой следующий день рождения.

— Может, принести, а? — закончил свою мысль Леня. — Погибать, так весело, — неуверенно пошутил он и замолчал.

В комнате послышались возгласы одобрения — возможность выпить явно нашла отклик.

— Конечно, давай принесем! — сказал Саша. Идея выпить сейчас чего­нибудь крепкого показалась очень удачной и ему — хотелось хоть как­то заглушить говорившие в голове на все лады голоса родных и близких.

Ленка.

Саша мотнул головой, встал и включил фонарь.

— Я тебе помогу. Где все лежит?

Леня сделал жест следовать за ним. Они нырнули в коридор, ведущий к подсобным помещениям базы, и открыли одну из дверей. Саша присвистнул, посветив перед собой фонарем. На полу, посреди разного музыкального хлама стояло четыре разноцветных коробки с алкоголем.

— Неслабо, — Саша поставил две коробки одну на другую и оторвал их от пола. Леня сделал то же самое, и уже через несколько минут они с характерным звоном занесли свой груз в центр курилки, всего лишь несколько часов назад превратившейся в эдакую кают­компанию подводной лодки, которая, судя по всему, в ближайшее время никуда не всплывет. Разве что кверху брюхом.

— Налетай, — сказал Саша, с хрустом раскрывая коробки. — Тут у нас на все вкусы бухло есть, и крепкое, и полегче, — и он выхватил подвернувшуюся под руку непочатую бутыль виски.

Все подошли и достали себе по бутылке — кто­то взял пиво, кто­то так же, как и Саша, вискарь, кому­то досталась водка.

Вернувшись на свое место, Саша заметил, что два азиата в спецовках мнутся в тени, не решаясь подойти и взять себе чего­нибудь выпить.

— Ребята, а вы что стоите? — спросил он. — Как вас, кстати, зовут?

— Раджаб, — негромко сказал один.

— Карим, — представился его товарищ.

— Не стесняйтесь, берите чего­нибудь выпить. Денег не попросим, — добавил Саша и хмыкнул.

Раджаб широко улыбнулся, явно почувствовав себя комфортнее. Несмело прошел к коробкам и взял две бутылки пива, себе и своему товарищу.

— Вы наверху работали, да? — спросил Саша.

— Да, — с сильным акцентом сказал один из них. — Жили в общежитии для рабочих. Когда увидели, что с Москвой творится, за ребятами сюда и забежали, — он кивнул головой в сторону металлистов. — И мент этот за нами увязался тогда же, кстати.

— Понятно. — Саша открыл бутылку и поднял ее вверх.

— Ну... — начал говорить он по привычке, потом махнул рукой и сделал несколько жадных глотков. Виски обожгло горло, приятным теплом разлившись по телу.

Рядом с характерным звуком захлопали пивные пробки — все последовали Сашиному примеру.

Саша нащупал в кармане пачку сигарет, достал ее и вздохнул. Две штуки. Мда.

Он закурил и стал смотреть, как неподвижно повисают в воздухе клубы дыма, подсвеченные лучом фонаря, который Саша поставил возле себя на пол, чтоб хоть как­то разогнать темноту.

— Вентиляция­то тоже не работает, — заметил он стоявшему рядом Алексею.

— Ну да, — негромко ответил тот и вытер рукавом пот со лба. — Душновато становится на самом деле. — Он кинул на Са­шу тревожный взгляд. — Может, не курить тут?

— А, какая разница, — сказал Саша и махнул рукой. — Если нам суждено тут задохнуться, я не против, чтобы это случилось пораньше.

— Да, действительно, — криво ухмыльнулся Леня. — Живи ярко, умри молодым, как я мог забыть, — и он звонко тюкнул своей бутылкой о Сашину.

Саша приложился к горлышку. Виски, особенно на голодный желудок, действовало безотказно — в голове поплыл легкий туман, подернувший пеленой все мысли.

На остальных, судя по всему, алкоголь действовал похожим образом — люди немного оживились и начали негромко переговариваться. Давящая тишина, безраздельно царившая в комнате последние несколько часов, отступила.

Саша вытер пот со лба. Действительно душно. Интересно, насколько им тут, под землей, хватит воздуха? Хотя в принципе уже все равно, живы пока — и ладно. Думать о будущем совсем не хотелось. Ноги уже стали немного ватными, мысли путались — Саша успел выпить уже почти полбутылки.

Будь что будет, подумал он. В конце концов, им вообще повезло, что они сидят тут, в этом убежище, да еще с таким баром. Участь оставшихся наверху явно была куда менее привлекательной.

— Не будем падать духом, — сказал стоящий рядом Алексей, поморщившись от нескольких жадных глотков водки. — Может быть, все не так плохо еще? Откроют как­нибудь двери, ну или сами откроются, на автомате.

— Да, какая разница, — Саша равнодушно махнул рукой. — Если по Москве ударили, то добром это уже не закончится. Это ж столица, понимаешь? Немцы вон за четыре года до Москвы не добрались, а тут... Раз, два, и все. Технологии, мать их. Так что наверху сейчас такой трындец творится, что даже представить себе трудно. Давайте не будем об этом вообще думать, а? Ну что толку?

— Ну да, — с каким­то безразличием ответил Леша. — Лучше выпьем! — И он снова запрокинул голову, приложившись к бутылке. — Поживем, увидим, как оно все сложится... — выдохнул он, скривившись.

И тут внезапно зажглись лампочки под потолком.

Сначала они едва заметно тлели тусклым ржавым светом, но потом, по мере того как раскручивался где­то невидимый генератор, свет становился все ярче и ярче, и вот уже лампы горели как всегда, привычно освещая комнату. Мерно загудела вентиляционная система, и вроде как стало полегче дышать.

— Ура! — заорал во весь голос Саша, вскочив со своего места и подняв к потолку бутылку вискаря. — Свет! Свет!

Все громко загалдели. На лицах придавленных несчастьем людей теперь явственно читалась искренняя радость. А в глазах затеплилась надежда.

Свет. Он вселял оптимизм. Если снова заработала машина, значит, не все так плохо? Оживший где­то генератор зажег не только лампочки под потолком — он заронил в душу закрытых под землей людей надежду на спасение. Может, это вообще все какая­то учебная тревога, пришла в голову совсем уже какая­то пьяная мысль? Саша не знал, что больше говорит в нем сейчас — здравый смысл или алкоголь, но ему было все равно — он смотрел по сторонам, и курилка репетиционной базы, находившаяся глубоко под землей и никогда не видевшая лучей дневного света, теперь выглядела совершенно по­будничному. Словно ничего не случилось. Просто в разгар рабочего дня все репетировавшие музыканты разом вышли из своих комнат покурить.

Саша, качнувшись на ногах, громко, веселым голосом сказал:

— Ну что, наша последняя вечеринка в самом разгаре. Выпьем же за свет, разгоняющий тьму! Ура!

Несколько голосов, слившихся в радостном, возбужденном крике, поддержали Сашин тост.

Собравшийся народ продолжал угощаться, голоса становились все громче, и уже буквально через полчаса все происходящее полностью напоминало одну из обычных шумных вечеринок, случавшихся на базе время от времени.

Как только зажегся свет, ребята и девчонки, уже изрядно нагрузившиеся алкоголем, впали в какое­то безумное веселье. Те, кто раньше сидел на полу, вскочили на ноги, кто­то уже пританцовывал, поэтому мгновенно родившаяся в голове у Саши идея была встречена очередным дружным взрывом голосов.

— Настала пора перейти к музыкальной части нашего мероприятия! Приглашаю всех на концерт! Гулять так гулять, мало ли, вдруг в последний раз! — Саша уже основательно набрался, и теперь его было не остановить.

— Чей концерт­то? — в шутку спросил кто­то.

— Да наплевать чей. Всех сразу! — ответил Саша заплетающимся языком и подошел к Лене.

Леня, с раскрасневшимся лицом о чем­то воодушевленно говорил со своим напарником, Алексеем, до этого молча и безучастно сидевшим со всеми остальными.

— Ну че, давай вынесем в цех аппаратуру, порубимся там, а? — Саша, улыбаясь, смотрел Лене прямо в глаза.

— Давай, — с легкостью согласился тот. — Можете из восьмой комнаты взять все, что надо, она ближе всего к выходу.

Саша показал поднятый вверх большой палец Паше с Максом и заговорщицки подмигнул, а затем махнул на дверь восьмой комнаты.

— Выносим аппарат в цех! — И Саша нырнул в дверной проем.

Он схватил бас­бочку и твердым шагом пошел в сторону цеха.

Цехом называлось огромное, с высоким потолком помещение, находившееся в нескольких десятках метров по коридору от базы, в сторону подвала соседнего корпуса. Раньше, еще в советские времена, в нем тестировались какие­то детали военных самолетов, потом оно просто пустовало, захламленное кучей станков и брошенной аппаратуры. Затем какой­то незадачливый бизнесмен собирался делать в нем клуб, да что­то, видимо, не заладилось — рабочие только успели сломать несколько стен. Когда же грянул кризис, бизнесмен сел в тюрьму, а проект заглох. Так и стояло огромное пустое помещение без дела, грязное и покрытое пылью. Ну ничего, сегодня они реализуют задумку неизвестного дельца­неудачника, пусть и на один день — сегодня там будет греметь музыка и будут тусоваться люди — ну чем не клуб?

Саша тащил барабаны по коридору. Возле лестницы он притормозил и глянул наверх. На мгновение тоска сдавила ему сердце. Но тут он услышал сзади веселые, пьяные голоса ребят, тащивших остальную аппаратуру, усилием воли прогнал прочь тяжелые мысли и еще бодрее зашагал в глубь подземелья.

Выбрав подходящее место и поставив барабаны на грязный, засыпанный бетонной крошкой пол, Саша поспешил обратно, по дороге разминувшись с парнями, которые тащили колонки и о чем­то громко переговаривались. В коридорах царило оживление — несли какие­то провода девчонки, кто­то из панков тащил гитарный комбик.

Вернувшись в курилку, Саша вдруг заметил, что Ваня так и сидит на полу в углу и смотрит остекленевшим взглядом на экран своего телефона. Возле него стояла полупустая бутылка вермута.

— Ванек, — громко сказал Саша. — А ты че это тут сидишь?

Ваня поднял замутненные алкоголем глаза, и Саше на мгновение стало не по себе.

— Мы это, в цеху тусовку затеяли, — не­уверенно сказал он и сел рядом. — Я, конечно, понимаю, может, это и глупо, но если все и впрямь так плохо... то мы успеем еще вскрыться по этому поводу. А сейчас я лично собираюсь рубиться на басу как в последний раз. — Саша толкнул Ванька в бок и глупо, пьяно засмеялся. Иван слабо улыбнулся.

— Пойдем, — сказал Саша и приобнял друга. — Ну не могу я тебя тут оставить одного сидеть. Все в цех уже ушли, — он показал на заставленную пустыми бутылками и пепельницами комнату.

Из глубины подвала доносились едва слышные с такого расстояния удары по малому барабану — кто­то уже уселся за установку. Потом глухо заворчал бас, заиграв какую­то танцевальную мелодию.

Ваня, вдруг будто бы приняв какое­то решение, еще раз улыбнулся и попытался встать на ноги, но они не слушались, и он неуклюже завалился вправо.

— Ноги отсидел, блин, — сказал он.

Саша опять засмеялся, быстро вскочил с пола и помог встать Ване, и они вместе отправились в глубь подвала.

Уже издалека было слышно, как работают дуэтом барабаны и бас. Саша подмигнул Ваньку:

— Да мы подходим к самому разгару вечерины, прямо как вип­гости, — он снова засмеялся.

Они повернули в очередной изгиб коридора и вышли в цех.

Картина, представшая перед их глазами, удивила бы любого внезапно оказавшегося тут нормального человека.

В огромном, темном зале, засыпанном цементной крошкой и колотым кирпичом, между больших бетонных блоков, на которых раньше стояли станки, между кусков проводов и арматуры танцевали люди, подсвеченные снизу лежащим на земле софитом, отчего по высокому, ребристому потолку разбегались причудливые тени, изгибаясь и повторяя движения танцующих.

Играли Кирилл и Стас с двумя своими музыкантами, имен которых Саша не помнил. Музыка, светлая музыка регги, изначально появившаяся под приветливым солнцем Ямайки, тут, в этом заброшенном подвале, звучала дико и неестественно... Но от звучавшей мелодии и от танцующих исходили просто физические тепло и энергия, к которым хотелось тянуться, бросить все и отдаться танцу, сбивая ноги об куски камня и покореженные железки.

Леня, стоявший неподалеку и с улыбкой раскачивающийся в такт музыке, увидев Ваню и Сашу, подошел и протянул початую бутылку водки. Пытаясь перекрыть грохот барабанов, эхом разносившийся по цеху, он прокричал:

— Санек, у меня кое­что есть там, в комнате. Погнали? — Он с хитрым лицом сложил из пальцев правой руки хорошо знакомый Саше жест — кулак с оттопыренным большим пальцем и мизинцем. Саша отхлебнул из бутылки, вздернул брови и повернулся к Ивану.

Ваня, широко раскрытыми глазами глядя на «танцпол», показал Саше на дико рубящихся в угаре Пашу с Максом.

У Саши чуть отлегло от сердца — до этого Ванино поведение его настораживало.

— Счас приду, — проорал он Ваньку и двинулся вслед за Леней. Через несколько минут они уже были в администраторской комнате, одновременно служившей аппаратной звукозаписывающей студии. Тут стоял большой пульт, по стенам висели студийные мониторы, микрофоны и шнуры. В общем, все как обычно.

Они, как два медведя, ввалились в комнату, чуть не свалив стоящую у порога вешалку. Саша тут же плюхнулся на диван и закрыл глаза, а Леня, повернувшись спиной, начал рыться на одной из полок.

— Так, где­то тут у меня была заначка, — бормотал себе под нос Леня, в очередной раз с грохотом перерывая содержимое полки.

Саша, почувствовавший головокружение, открыл глаза и уперся взглядом в предмет, не замеченный им, когда они вошли, и чуть­чуть протрезвел.

На стуле возле входа лежал автомат Калашникова, который он забрал у мента. Саша вдруг понял, что уже успел забыть про этот эпизод под грузом остальных событий.

— Нашел! — победно прорычал Леня и повернулся к Саше, сжимая в руках маленький пакетик с травой, перехватил Сашин взгляд и тоже замолчал.

— Что с ним делать? — негромко спросил Саша.

— С ментом? Или с автоматом? — переспросил Леня, на мгновение протрезвев.

— С автоматом. Ну и с ментом, — сказал Саша и внимательно посмотрел на Леню.

Тот шумно выдохнул и сел на стул возле компьютера, как­то разом постарев на несколько лет, не отрывая взгляда от автомата, поблескивавшего черным металлом в свете ламп дневного света.

— Силовика мы отпустим, конечно же... Ну не сейчас, естественно. Да?

Саша одобрительно кивнул. Мысль о том, чтобы сейчас, в самый разгар вечеринки, выпустить обратно этого истеричного мента, показалась ему ужасной.

— Проведем с ним воспитательную беседу и отпустим. Если все и впрямь всерьез... — он запнулся. — Нам балласт этот ни к чему, пусть тусуется, как все. — Леня тряхнул волосатой головой.

— А автомат... — начал было говорить он, уткнулся в оружие взглядом и на несколько секунд завис, о чем­то раздумывая, потом поднял глаза на Сашу и твердо сказал:

— Сейчас я его спрячу. А потом... если вся эта ерунда не закончится и нас вдруг не откроют завтра вечером... надо будет его разобрать и выбросить, наверное. Человек существо мрачное и темное на самом деле, а эта фигня, — он кивнул подбородком в сторону автомата, — бесов в людях будит в два счета. Так что лучше убрать его с глаз долой, и чтоб как можно меньше людей про него знали.

Саша молча кивнул.

— Делай с ним что хочешь, короче. Давай лучше дунем.

— Отлично, — с воодушевлением ответил Леня и начал крошить траву в сложенный пополам белый лист.

Леня забил, и они закурили. Молча передавали косяк друг другу, жадно набирая дым в легкие и размышляя каждый о чем­то своем. Так прошло несколько минут.

— Что­то адски убило, — промямлил Саша. Его начала угнетать тишина, мысли возникали одна мрачнее другой. Особенно когда вспоминалась Ленка...

Леня тоже что­то поник, уставившись в одну точку. Глаза у него покраснели.

— Знаешь что? — сказал Саша. — Ты давай сразу эту пушку, и пошли обратно к людям. А то у меня снова крыша ехать начинает от всего этого, — он неопределенно махнул рукой куда­то наверх.

— Точно, — согласился Леня и встал со стула. — И надо еще выпить. Чтобы совсем мозг отъехал, он нам сейчас ни к чему.

Леня встал, поднял со стула автомат и вышел за дверь. Его не было минут пять, после чего он вернулся и сказал:

— Пока пусть так полежит, а потом мы его вообще похороним. Ну что, пошли?

— Пойдем, — сказал Саша, и тут вдруг его осенила одна мысль. — Стой. У вас же тут есть Интернет?

— Ну да. Был, по крайней мере. Ты думаешь...

— Ну, мало ли, — ответил Саша. — Чем черт не шутит?

Леня сел к столу и включил компьютер. Машина мерно загудела, и по экрану побежали мелкие строчки, затем появилась стандартная заставка Windows — большой ярко­зеленый луг под синим небом.

Леня дважды кликнул мышкой на иконку браузера, выскочило окно, но увы — Ex­plor­er не отобразил запрашиваемой страницы.

Леня вздохнул.

— Может быть, уже не существует в мире никакого Интернета, Сань. Равно как и вот таких вот лужаек под облаками, — он вздохнул и помрачнел.

— Ты думаешь, все так плохо? — тихо спросил Саша.

Леня пожал плечами.

— Пойдем обратно к людям, а? Что­то мне тяжко тут находиться сейчас... — сказал он, повернувшись к Саше и глядя на него красными накуренными глазами.

Саша прекрасно понимал, о чем Леня говорит, и они вышли из комнаты и направились обратно в цех.

По коридору разносился грохот — вечерина явно набирала обороты. Теперь на инструментах играли жесткий драмнбасс.

— Ого! — сказал Саша Лене. — Да там настоящая дискотека! Пошли скорее, посмотрим!

Они подоспели как раз в момент, когда Ваня начал читать в микрофон.

Паша сидел за барабанами, Макс играл на гитаре, а Ваня с закрытыми глазами играл на синтезаторе и пел. Танцпол при этом совсем уже сходил с ума, теперь неистово рубились абсолютно все. Даже работяги с завода, Раджаб и его друг, Саша не запомнил его имени, присоединились к танцующим. Бетонные стены отражали звук, придавая ему какое­то особенное, дьявольское звучание, плясали и бились в истерике тени на потолке, а из колонок на все закоулки подземелий завода разлетался голос Ванька, фристайлом на ходу склеивавшего слова в текст, суть которого пробирала до мурашек. Сначала Саша с Леней молча стояли и слушали песню, Леня даже зачем­то снимал все происходящее на свой мобильный, а потом, не устояв перед магией музыки, они тоже бросились к людям, чтобы забыться в танце под вгоняющее в транс гудение клавиш и быстрый бит ударных.

...и до тех пор, пока нас не обесточат,

Пока не догорит аварийных фонарей заря,

Мы будем жечь тут электричество, что есть

мочи,

Всем жителям подземным свой позитив

даря!

Над нами — руины Москвы, под нами —

огни преисподней.

Мы не знаем, который сейчас час и что

за дата сегодня —

Может быть, утро среды, а может быть,

вечер субботний,

Радиационный фон наверху спадет лишь

лет через сотню.

За нами никто не придет, нас уже не спасут,

Мы грызем друг другу глотки за воду

и растворимый суп.

Страшный суд уже позади, и, по ходу,

нам повезло:

Наказано зло, никто из нас не стал

отпущенья козлом,

Нам дарована новая жизнь — ворота

нашего рая

Плотно заперты изнутри, навеки

герметично задраены.

Они не пропускают отравленный воздух

и гамма­лучи —

Мы приговорены к высшей мере, но нам

не нужны палачи

Для исполнения приговора, мы все сделаем

сами,

Друг друга всеми доступными способами

кромсая.

Веселого мало, все боятся панически

финала трагического,

Но есть одна радость — сеть пока что дает

электричество!

Run’, way, run’, way! From de radiation!

Move, move! Say good­bye to de sun!

Hide, hide from de murderous rays —

Welcome to de last party ina de history

of de human race!

Мы не знаем, кому сказать спасибо за то,

что есть еще ток,

За то, что мы сможем оставить потомкам

этот вещдок,

За то, что звучит микрофон и гудит

синтезатор,

Пока генератор наматывает бесплатные

киловатты —

Их уже никто не посчитает и счет никуда

не пришлет.

Мы прыгаем в танце, проламывая

ботинками лед:

Над нами — руины Москвы, под нами —

преисподней огни,

Сквозь холодную корку бетонного пола нам

пятки лижут они,

Заставляя плясать веселей на обломках

искалеченных судеб.

Вечеринка в разгаре, афтепати не будет.

Мы хотим танцевать, как завещал нам Цой

в конце XX века:

Конец света — неплохой повод, чтоб

замутить дискотеку!

Jungle iz massive! Откройте сердца

для позитивных вибраций!

Пусть когти радиации снаружи царапают

нашего бункера панцирь —

Нам тут хоть бы хны, и, кажется, лучшее,

что в жизни сделали мы,

Это как раз вот этот чертов пир во время

чумы!

Run’, way, run’, way! From de radiation!

Move, move! Say good­bye to de sun!

Hide, hide from de murderous rays —

Welcome to de last party ina de history

of de human race!

....они еще долго куролесили, допивая алкоголь и танцуя, джемили, спорили о чем­то, Саша успел даже пообниматься с одной из эмо­девчонок, глядя, как играют другие музыканты. Когда именно закончилась эта безумная вечеринка, точно сказать не мог никто — этот подвал никогда не провожал закатов и не встречал рассветов, здесь всегда было одно, навечно закованное в безмолвный бетон время.

Скорее всего, безумный праздник завершился для всех по­разному — бухла было много, и никто не сдерживал явно общее для всех желание напиться в стельку.

Для Саши тусовка прогорела, когда он понял, что уже несколько раз превысил свою допустимую норму алкоголя. Держась за стены, он добрел до той части подземелья, где репетировала их группа, и упал на кучу из обрезков ковролина в одной из комнат. Он еще какое­то время лежал, пытаясь бороться с «вертолетами», потом кое­как встал и отполз в сторону. Его вырвало. Он с трудом вернулся обратно, лег на спину, ничего не соображая, уставившись широко раскрытыми глазами в маслянистую темноту и моля высшие силы о том, чтобы поскорее отключиться. Высшие силы смилостивились над ним, и через какое­то время Саша провалился в глубокое, без сновидений, забытье.

Саша с трудом разлепил глаза. Он замерз, дико болела голова. Немного побарахтавшись в кусках какой­то ткани, он с кряхтением сел, разминая затекшие конечности и пытаясь сообразить, где находится.

Через мгновение события прошлого вечера как снежная лавина обрушились на раскалывающуюся от тяжелого похмелья голову.

Бомбят. Москвы больше нет. Дверь.

Ленка. Родители. Сестра.

От вчерашнего бесшабашного веселья не осталось и следа. Саша сидел, обхватив голову дрожащими руками и изо всех сил пытаясь прийти в себя. Его мутило, и это утро можно было, без сомнений, назвать самым дерьмовым утром в его жизни. Не так давно он жестко перебрал после концерта на гастролях в Южно­Сахалинске и опрометчиво присвоил звание «самого дерьмового утра» пробуждению на следующий после концерта день, потому что плохо ему было как никогда.

При этом проснулся он в кровати лучшей гостиницы с видом на горнолыжный спуск, покрытый белоснежным снегом.

А не в кусках ковролина на грязном голом бетонном полу намертво закупоренного бомбоубежища под руинами Москвы.

Болел живот, и дико хотелось есть. Саша встал и побрел в соседнюю комнату, где собственно и находились все инструменты его группы и два дивана вокруг невысокого столика.

На диванах и на полу, покрытом ковролином, спали люди, закутавшись в покрывала и одеяла, которые хранились у них на базе. В комнате был выключен верхний свет, и горела только настольная лампа возле компьютера в углу.

Саша решил никого не будить. Зачем? Можно дать всем поспать, сколько влезет. Может быть, сейчас кому­нибудь снится хороший сон? Все равно рано или поздно все спящие люди проснутся и окажутся тут же, в этом промозглом подвале, раздавленные чудовищной утратой, с которой им всем придется жить дальше. Возможно, не очень долго.

С трудом переставляя ноги, он побрел через пустые комнаты и добрался до соседей.

Толкнул дверь в администраторскую.

Леня, низко склонив голову над столом, сидел спиной к входу. Услышав шум, он повернулся.

— Уже не спишь? — продирая пересох­­­шее горло, тихо спросил Саша.

— А я и не ложился, — ответил Леня и посмотрел на Сашу. Его глаза еще больше налились кровью, он явно чувствовал себя тоже очень скверно.

Саша подошел к столу и увидел между пустыми бутылками и пепельницей с окурками большой белый лист со схемой убежища.

— Вот, сижу думаю, что же делать теперь, — негромко сказал Леня.

— Ты все­таки думаешь, что сверху нас не откроют? — спросил Саша.

Леня повернулся на стуле.

— Я только что ходил в вентиляционную, — тихо ответил он и пристально посмотрел Саньку в глаза. — Помнишь, там такие большие штуки зеленые? Ну, на которые мы всякий хлам сваливали? Так вот, это система очистки воздуха от ядерного и химического заражения, — он замолчал и опустил глаза. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что ему не до шуток.

— Эта система сегодня ночью заработала. Стоит, гудит, можешь сходить глянуть. И лапочка «активно» на коллекторе горит.

Леня отвернулся и снова стал рассматривать схему. Саша подошел ближе и навис над столом, переваривая услышанное.

План помещений завода представлял собой большой лист с черно­белыми квадратиками помещений, их метражом и какими­то пометками.

Саша присвистнул. До чего же все­таки это было загадочное и необычное строение, этот «почтовый ящик» — огромный, некогда секретный заводской комплекс неподалеку от метро «Кутузовская», «Фили» и «Парк Победы» — идти пешком было недалеко до всех этих трех станций, максимум пятнадцать, минимум пять минут.

Заводской комплекс находился в районе третьего кольца — когда его строили, это считалось довольно отдаленным местом, но потом разросшаяся до невероятных размеров Москва поглотила его, и огромный завод оказался практически в центре деловой части города, между небоскребами и офисными зданиями.

Количество его корпусов было велико, точно больше сорока, здание, где находилась репетиционная база, имело номер сорок один, и каждый из этих корпусов имел подземные помещения, связанные сложной системой коммуникаций и ходов. Все ли подвалы завода были соединены между собой и что еще можно было обнаружить тут, в этих лабиринтах, точно не знал никто. Может, где­то на территории заводского комплекса даже могли остаться еще какие­то люди, но это были всего лишь предположения, не имевшие под собой особых оснований.

Когда Сашина команда только­только оказалась в этих подземных закоулках, ребята после репетиций иногда выходили в цех и бродили с фонариками по разным комнатам, заваленным диковинным хламом, громко и весело крича, если кто­нибудь находил нечто интересное. Думал ли тогда хоть один из них, разгоряченный репетицией и, может быть, бутылкой­другой пива, что эти экскурсии совсем скоро обретут абсолютно иной смысл?

Совсем давно, еще во времена Советского Союза, этот секретный завод производил детали для военных самолетов, в самом большом помещении подвала сорок первого корпуса, которое все называли цех, эти самые детали тестировались в больших морозильных установках — Саша с парнями прочитали это в большом допотопном альбоме, найденном в одном из помещений во время очередной «экскурсии».

— Я вчера говорил с одним из азиатов, он сказал, что в соседнем корпусе в подвале был склад их столовой, довольно большой. Это где­то вот тут. — Леня поводил пальцем по квадратикам слева от репетиционных комнат.

— И еще я слышал, давно совсем, что должен быть какой­то совсем старый склад где­то тут. Но это, может быть, байки, надо проверять.

Вдруг в соседней комнате кто­то глухо застучал по трубе.

Саша с Леней переглянулись.

Мент. Они же совсем забыли про него. Получается, он так и сидел все это время привязанный к трубе. Может быть, он даже не знает, что появился свет, мелькнуло у Саши в голове.

Они, не сговариваясь, вышли из администраторской и подошли к комнате, в которую они вчера вечером посадили ретивого бойца. Леня открыл дверь и щелкнул выключателем.

Оказавшись в лучах яркого света, боец зашевелился и скривился, как вампир. Однако не проронил ни слова — только злобно глядел на парней из­под надвинутой на лоб серой шапки с кокардой.

Леня подошел к нему ближе, сел на гитарный комбик и спросил:

— Как самочувствие?

— Развяжите меня сейчас же, — прохрипел боец. — И верните табельное оружие. Тогда я, может быть, забуду про этот инцидент. Где мой автомат?

— А зачем он тебе?

Милиционер ничего не ответил, продолжая сверлить Леню злобным взглядом. Тот вздохнул.

— Пойми, брат, так дело не пойдет. Правила, кажется, изменились. Мы теперь тут заперты на нашей территории, и уж извини, командовать будем тоже мы. Или соглашайся и прекращай на нас кидаться, или мы тебя привяжем где­нибудь в цеху, состряпаем тебе будку и будем кормить из миски. Если еще будет чем, кстати.

— Сейчас военное положение. Вы должны подчиняться представителю власти, — буркнул боец в ответ, уже чуть дружелюбнее.

— Ты пойми, — поморщившись, сказал Леня. — Нет уже на свете, может быть, вашей власти. Более серьезные ее представители, наверное, сами об этом и позаботились, — он горько хмыкнул. — Так что либо мир, либо... — он сделал паузу. — ...Ну не есть же тебя... Силовик, — вдруг добавил он и прыснул. Саша тоже засмеялся, тут же пожалев об этом — в голове разом вспыхнула чуть поутихшая боль.

Мент сверкнул глазами и повторил:

— Развяжите меня.

— Все будет хорошо? — с легким нажимом спросил Леня.

Мент немного помедлил и нехотя буркнул:

— Да.

Саша сел рядом и отвязал его от батареи, затем развязал ему руки.

Силовик отскочил на два шага в сторону и принялся тереть затекшие запястья, исподлобья глядя на Сашу и Леню.

— Ну, чувствуйте себя как дома, — сказал Леня и развел руками. — Но не забывайте, что вы в гостях.

Саша напряженно смотрел на мента, но тот вроде не был способен на какие­то выходки, и немного успокоился. Черт, как же все­таки болит голова.

— Туалет там? — брезгливо спросил Силовик и неопределенно ткнул в сторону рукой.

— Да, — сказал Леня, и Силовик, злобно косясь на Сашу, резво вышел из комнаты.

— Представляю, как он сейчас кинулся в сортир, — сказал Леня, усмехнувшись. — Ну что ты думаешь? — обратился он к Саше задумчиво. — Верно мы поступили?

— Да нормально все будет, наверное, — сказал тот. — Ну а что еще было с ним делать?

— Ну да... — протянул Леня и, скривившись, потер пальцами виски.

— Мы­то что будем сейчас делать? — спросил Саша и сам немного испугался собственного вопроса, казалось мертвым грузом повисшего в безмолвии репетиционной комнаты.

— Чувствую, много чего придется делать. Если мы хотим еще хоть сколько­нибудь протянуть, — безжалостно ответил Леня. — Пока пусть все спят... может, кому­то сейчас снится, что все хорошо, — он горько усмехнулся. — Не будем разрушать иллюзию. Когда все проснутся, надо собрать общую планерку. А сейчас пошли еще посмотрим план завода внимательно. Чувствую, в ближайшее время нам его придется хорошенько облазить.

Саша молча кивнул, и они пошли обратно в администраторскую.

_Глава

_II

Сдирая в кровь руки, Саша изо всех сил вцепился в ржавый кусок железа и потянул его на себя.

Металлическая коробка силового шкафа заскрежетала и медленно рухнула вниз, подняв облако едкой пыли. Грязно­бурые хлопья закружились в лучах настольной лампы, единственного здесь источника света.

Саша закашлялся, протер лицо грязным рукавом куртки и посмотрел на Раджаба с Каримом.

Они стояли рядом, закрыв рты воротниками спецовок и щурясь от стоявшей в воздухе пыли.

— Давайте подождем, пока осядет все. А то задохнемся тут на хрен, — сказал Саша, отошел ближе к выходу и сел на такой же, только уже вычищенный от проводов и плат шкаф.

Они находились в одном из помещений подвала тридцать восьмого корпуса, где решено было сделать еще одно помещение для плантации грибов, а шкафы должны были послужить чем­то вроде ящиков для рассады.

Грибы­вешенки попали на базу давно. Как­то раз Максим, славившийся своими безумными идеями, приволок на репетицию несколько набитых опилками мешков с грибными спорами, купленных в какой­то особой фирме. Так и валялись они в углу подсобки без дела среди прочего барахла. Когда Саша с ребятами вспомнили про них, то чуть ли не бросились качать Макса на руках.

Грибы эти не требовали почти никакого ухода и уверенно росли в сыром и очень подходящем для них климате подземелья. У Кирилла вроде бы недавно получилось размножить грибные споры, и теперь для них требовалось новое помещение.

Страшно хотелось есть. Съеденный утром стаканчик растворимого пюре уже был жадно превращен организмом в энергию и сожжен тяжелой работой в холоде и сырости, и теперь в желудке зловеще урчало. Саша знал, что есть сегодня больше не придется, и эта мысль не добавляла ему оптимизма. С другой стороны, он хорошо понимал, что и этот попавший в желудок комочек углево­­

дов большое везение. Все могло бы быть на­­много хуже.

Спустя несколько дней после того, как закрылись ворота, ребятам все же удалось отыскать спрятанные в подвале склады. Склад столовой действительно находился за одной из стен неподалеку от их репетиционной комнаты, а второй склад, в котором обнаружились ящики древней советской тушенки, скрывался за машинным отделением, где стояли агрегаты для очистки воздуха.

Но расход пищи был очень жестко ограничен администрацией базы в лице Леши и Лени. Они, ранее являвшиеся арендаторами помещения в подвале завода и своими руками построившие там эту самую репетиционную базу, автоматически приняли на себя руководство общиной выживших музыкантов, и сейчас им приходилось нелегко.

Складов было только два, не таких уж и маленьких, но всем было понятно, что рано или поздно запасы растворимого пюре в стаканчиках, лапши, тушенки и прочих лакомств закончатся. Надеяться на чудесное открытие еще одного склада просто глупо. По Лениным подсчетам, запасов пищи, даже при сверхэкономном расходовании, им хватит примерно на полтора года.

Поэтому парни и ворочали сейчас тяжелые электрощитовые шкафы, расчищая место для плантации грибов. И до изнеможения ковырялся в своих горшках под лампами в углу цеха Кирилл, пытаясь наладить рост растений. На складе столовой оказались запасы картошки, помидоров и огурцов, и Кирилл тут же предложил попытаться использовать их семена, а не тупо сожрать.

Но голод от этого не становился меньше, а люди — добрее. У всех, от слабости и тяжелого труда потихоньку сдавали нервы, у кого­то быстрее, у кого­то медленнее, поэтому в последнее время атмосфера на базе была взрывоопасной, как в пороховом погребе.

Саша сидел и тупо смотрел в одну точку, чувствуя, как гудят натруженные руки.

Вдруг со стороны входа что­то загремело, и в проеме двери появился Силовик, катящий перед собой пустую тележку.

Саша повернулся и посмотрел на него.

Силовик был, как всегда, одет в свою унылую серую шкуру, слегка запыленную, но все же выглядевшую довольно прилично — он даже сейчас изо всех сил старался блюсти честь формы. На ногах у него были черные изношенные туфли и, конечно же, форменные штаны с лампасами. Кто­то говорил, что он даже умудрялся до сих пор гладить на них стрелки, но Саша думал, что это все­таки был уже какой­то стеб. Впрочем, с уверенностью утверждать никто ничего не мог, так как Силовик жил один, в одной из пустовавших до этого комнат рядом с цехом.

Как они потом выяснили, Силовик оказался ментом из отделения милиции, находившегося неподалеку от заводского комплекса. Если попытаться представить, сколько сотрудников оттуда могло бы набежать на базу и что бы тогда здесь происходило, на ум приходят картины одна печальней другой. Но, видимо, в момент бомбежки у них нашлись дела поважнее, и из всего милицейского улья в убежище оказался только этот щуплый нервный персонаж. «Впрочем, мог оказаться экземпляр и намного хуже», — подумал Саша, припомнив, каких ментов ему доводилось встречать.

Звали его то ли Костя, то ли Юра, никто точно не знал, потому что прозвище «Силовик», соскочившее с острого Сашиного языка еще в самом начале всех событий, намертво прилипло к бойцу, и по­другому его на базе никто не называл. Наверное, оно понравилось всем своей абсурдностью — Силовик был мелкий, тщедушный, плюгавый и с чем бы то ни было сильным никак не ассоциировался. Хоть ему и очень хотелось бы этого, без сомнений.

Служил он обычным милиционером­бойцом. Пронюхав каким­то образом про ба­зу, он решил, что это его персональный Клондайк. И периодически таскался сюда, что­то высматривая, вынюхивая, цепляясь к музыкантам без каких­либо поводов.

Но его последний визит на базу, как это ни печально, сильно затянулся.

Жилось Силовику тут, конечно, не особо уютно, но в этом, на самом деле, был виноват исключительно он сам. Музыканты в большинстве своем народ не особо конфликтный. Конечно, никто не любил милицию, но и испытывать к менту, тем более такому слабому и жалкому, ненависть на пустом месте никто не собирался.

Но этот рьяный мент умудрялся ювелирно подпитывать негативное отношение к себе почти у всех жителей базы: постоянные подколы Раджаба и Карима, какие­то нелепые попытки поучать всех, кто встречался у него на пути, особенно молодых панков и их эмо­девчонок. Юмор у Силовика был солдафонский, тупой и предсказуемый, что еще больше всех раздражало, и каждый старался избавиться от его общества. Саша просто посылал его куда подальше, и все.

При этом боец постоянно пытался лезть в вопросы управления базой. Он делал массу дебильных предложений по организации рабочего процесса, командовал к месту и не к месту, считая, что он находится здесь как раз для того, чтобы следить за всеми и раздавать указания. Только от него то и дело можно было услышать такие термины, как «комендантский час» или «дружина», он то предлагал устроить специальный карцер для устрашения отлынивающих от работы, то назначать каких­то дежурных для слежения за порядком... в общем, веселил обитателей базы, чем мог. Силовик постоянно бродил и донимал всех, бормоча что­то про закон и порядок, совершенно игнорируя тот факт, что порядок на базе и так был и никто в «органах внутренних дел» особо не нуждался.

Раньше, когда за ним стояла вся исполинская государственная махина, с такими, как он, приходилось вести себя осторожно и как минимум вежливо слушать, на всякий случай поддакивая. Но теперь, когда весь стоящий за ним аппарат бесследно исчез и Силовик, может быть, вообще был последним ментом на планете Земля, его поведение, пожалуй, было как минимум странным.

Вот и сейчас боец закатил тележку внутрь, по­пацански сдвинул шапку на затылок и уставился на ребят своими рыбьими глазами.

— Чего сидим? — брезгливо спросил он.

Саша промолчал. Раджаб с Каримом переглянулись и тоже оставили вопрос Силовика без ответа.

— Работать только я, что ли, должен? — настырно продолжил боец. — Жрать так всем подавай, а как отвернешься, сразу все сидят сложа руки.

Он, видимо почувствовав себя на коне, распалялся все больше и больше.

— Эй, вы, чурки! — окрикнул он Раджаба и Карима. — Вы че, совсем русский язык понимать перестали? Отупели вконец, или че? Я с кем разговариваю? Понаехали к нам сюда, в бомбоубежище еще пролезли, и че, вот так собираетесь без дела сидеть? Неплохо придумано! — Он всплеснул руками и противно захихикал, довольный своей убогой и мерзкой шуткой.

Раджаб и Карим, так и не сумевшие преодолеть в себе свойственный приезжим гастарбайтерам трепет перед людьми в форме, молча встали и пошли к следующему шкафу, выдирать из него платы и провода, чтобы потом положить к остальным. Силовик, отлично чувствовавший, что из всех жителей базы только для этих миролюбивых и неприхотливых ребят имеет значение его должность и форма, старался использовать это изо всех сил при малейшей возможности.

Саша порой поражался их терпению, ему казалось, что рано или поздно один из них таки придушит Силовика где­нибудь в темноте.

— Я... — снова начал говорить мент.

Саше надоело это слушать.

— Ты заткнешься или нет, урод? — угрожающе сказал он и встал. — Ты у нас коренной москвич, наверное? Ну так и вали наверх в свою Москву, если такой умный. Туда, откуда приполз.

Саша стоял, сжав кулаки, и чувствовал, что теряет самообладание.

Мент понял, что перегнул палку.

— Я и так в Москве, — буркнул он, еще раз покосился на азиатов, нагрузил телегу платами и мотками проводов и вновь скрылся в проеме двери.

Саша встал и пошел к Раджабу и Кариму.

Изредка переговариваясь, они продолжили работать, остервенело выдирали из шкафов начинку и с грохотом, разлетавшимся по бетонным коридорам подвала, опрокидывали очередной шкаф на землю.

Лампа давала мало света, и работать приходилось почти в темноте, но за полгода, проведенные под землей, глаза успели привыкнуть к такому положению дел.

Сам факт, что лампы светят и ток до сих пор бежит по проводам, уже являлся фантастикой, необъяснимым и судьбоносным явлением. Сейчас прошло слишком много времени, чтобы наличие электричества в сети базы перестало быть предметом общего обсуждения, поводом для разговоров и причиной страхов.

Как загорелись тогда каким­то волшебным образом, на исходе первого дня в заточении, лапочки под потолком, так с тех пор свет был, и все — и никто до сих пор точно так и не знал, откуда приходят в распределительный щиток, находящийся в углу цеха, толстые силовые провода и где они берут свое начало, да сейчас уже многих и не интересовал этот вопрос. Главное, что невидимый генератор исправно работал, снабжая элект­ричеством всех немногочисленных обитателей базы.

О том, что случится, если электричество возьмет и исчезнет, говорить было не принято. Слишком очевидным был ответ на этот вопрос, и вдаваться в нюансы и подробности, пусть и умозрительно, никому особо не хотелось.

— Все, на сегодня хорош, мне кажется, — сказал Саша устало, привалился к стене и оглядел комнату. Почти все шкафы ровными рядами лежали на полу, завтра можно будет начинать наполнять их опилками и землей.

Они выключили лампу и пошли обратно в сторону базы. Раджаб с Каримом шли впереди, а Саша замыкал процессию, освещая фонариком дорогу и бегло проглядывая помещения, встречавшиеся у них на пути.

Вдруг, в одной из нежилых, заваленных заводским хламом комнат, где сверху капала вода, луч фонаря выхватил из кромешной темноты силуэт человека, сидящего спиной на стуле прямо в центре.

Сашу будто бы ударило током, он замер как вкопанный, не в силах вымолвить ни слова. Страх сковал грудь холодным обручем.

Человек повернулся, и Саша шумно выдохнул, чувствуя, как продолжают дрожать ноги.

Ваня. Это был Ваня.

Раджаб и Карим остановились и встревоженно смотрели на Сашу. Он помахал им рукой:

— Идите, я вас догоню.

Раджаб кивнул, и они с Каримом пошли дальше по коридору, свернули за угол и через минуту их голоса стихли.

Саша зашел в комнату, обошел большую лужу на полу и подошел к Ивану.

— Ну и местечко ты себе нашел, — сказал он, поежившись. — Я чуть в штаны не навалил, когда тебя увидел.

Ваня, не поворачивая головы, медленно ответил:

— Послушай, как капли на пол капают красиво... кап... кап... кап... Тут акустика такая, можно сидеть и слушать часами... — В последнее время у него всегда был какой­то пугающий, бесцветный голос, и Саша поежился. Он не видел в этой сырой, грязной и темной комнате ничего красивого и хотел поскорей вернуться на базу.

— Ну на фиг, я лучше пойду домой, там все же повеселей. Ты пойдешь?

Ваня молча, не поворачиваясь, мотнул головой.

— Ну, как хочешь, — сказал Саша. — Я пошел.

Он направился в сторону двери, возле выхода он еще раз повернулся и задумчиво посмотрел на Ивана.

Тот так и сидел на стуле, сгорбившись над экранчиком мобилы.

В последнее время Ваня вообще почти не выпускал из рук телефон.

Он и раньше проводил уйму времени, прижав к уху трубку и разговаривая со своей женой, порой совершенно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Поэтому телефон, всегда значивший для Вани очень много, теперь приобрел для него просто болезненное значение.

Вообще мобильные телефоны стали странным, но неотъемлемым элементом этой необычной подземной жизни. Маленькие разноцветные коробочки, которым никогда уже не суждено было оказаться в зоне уверенного приема. Возле нарисованных антеннок в маленьких экранчиках уже никогда не появится ни одного деления. Теперь они превратились в волшебные шкатулочки, в которых каждый из выживших хранил частичку мира, чьи яркие образы уже начали постепенно забываться. Эсэмэски от друзей и любимых, фотографии, коротенькие видео с дружеских тусовок или каких­то интересных событий на улице, где за кадром шумели машины и слышен был многоголосый гул города, весь этот мультимедийный мусор превратился для людей в поистине бесценные сокровища. Телефоны подзаряжались и бережно хранились, используемые в повсе­дневной жизни в основном в качестве часов и фонариков — у кого­то фонарики были встроены в аппарат, кому­то приходилось светить синим холодным светом экрана. Только Силовик как­то попытался ввести на базе нормирование пользования током и предлагал запретить зарядку телефонов как ненужных нынче вещей, в целях экономии электричества. У него самого была только безликая и бездушная казенная рация, которая давным­давно села. Зарядки к ней у него не оказалось, но он все равно гордо таскал ее как необходимый элемент дизайна на форменном ремне.

Ваня же свой телефон очень оберегал, у него была одна из самых продвинутых моделей, с большим объемом памяти, в ко­торой, наверное, сохранилось очень много разной информации. Его часто можно было увидеть в совершенно неожиданном месте, в темном углу какой­нибудь дыры, с окаменевшим лицом, казавшимся мертвенно­синим в холодном свете экрана телефона, или сидящим на полу в одной из дальних нежилых комнат и с отрешенным видом рассматривающим какую­нибудь лужицу, которую образовывали капающие с потолка мутные капли.

Саша, кстати, свой мобильник давно, еще на той самой последней вечеринке, умудрился где­то потерять.

Он еще раз посмотрел на Ванька, вздохнул и пошел дальше. Что­то неладное с ним творится, подумал Саша. В последний раз он видел его более­менее нормальным только на той вечеринке, когда закрылись ворота. С тех пор Ваня ходил по базе мрачный, как могила, не особо общаясь даже со своими близкими друзьями.

Саша вышел из коридора тридцать восьмого корпуса и оказался в сорок первом, можно сказать, «родном углу». Он прошел насквозь курилку, где они сидели, когда вырубило свет, и зашел в администраторскую к Лене.

Леня сидел за своим столом и заматывал бинтом запястье правой руки. Услышав шум, он резко повернулся к двери и посмотрел на Сашу. У него был изможденный вид, он сильно похудел и осунулся за последнее время. Ему, как человеку, фактически взявшему на себя руководство базой, сейчас было особенно тяжело, это было видно по его вымученному взгляду.

Саша подошел ближе и спросил:

— Что с рукой?

Леня завязал бинт узелком и отмахнулся.

— А, ерунда. Кругом железо это сраное, каждый день где­нибудь да поранишься.

Он поморщился и спросил:

— У вас как дела?

— Нормально, — ответил Саша, сидя с закрытыми глазами на диване.

— Почти разгребли все, завтра во второй половине дня можно будет засевать споры.

— Это хорошо, — сказал Леня и добавил тихим голосом: — Наверное.

Саша нахмурился и посмотрел на него:

— Что значит наверное?

Леня отвел взгляд. Его глаза, обычно живые и лучащиеся энергией, сейчас были тусклыми и безжизненными, как перегоревшие лампочки.

— Устал я от всей этой возни, Сань. Трендец как устал, — горько добавил он и за­молчал.

Саша хотел было что­то возразить, но тут он продолжил:

— Зачем это все, а? Ну че мы тут копошимся, как муравьи, в этом индустриальном аду? Я, как только после первого шока отошел, плюс когда мы склад нашли, про грибы вспомнили, то да се, подумал: вот же повезло нам. Сидели тут, на базе, и так считай безвылазно, да и пересидели всю жесть сверху. Счастливчики, блин. А сейчас вот думаю, какие же мы на хрен счастливчики? Все держатся из последних сил, постоянно грызня и возня эта... — Его лицо исказилось гримасой, он помедлил и тихо добавил: — Я уже иногда думаю забить на все, сказать: делайте что хотите, все всем отдать, пусть люди обожрутся этим говенным пюре и перегрызут друг другу глотки из­за тушенки, а потом дохнут тут, в этих подвалах. — Он уронил голову на стол и замолчал.

— Ну ты че это так расклеился, дружище, — начал говорить Саша, и тут дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился один из молодых панков по имени Олег.

Леня разом встрепенулся. От слабости, охватившей его буквально несколько секунд назад, не осталось и следа.

Олег, бледный, с вытаращенными глазами, с вызовом затараторил:

— Вы не имеете права так поступать! Мы, в конце концов, не обязаны вообще вас слушаться, кто вы такой?

Леня холодным голосом, не терпящим возражений, сказал:

— Заткнись на секунду, а потом объясни конкретно, че тебе надо.

Олег раскрыл было рот, чтобы сказать что­то явно очень серьезное, но потом просто выпалил:

— Дайте еды. Я просил у вашего напарника, Алексея, но он сказал «нет». А у меня девушка заболела, ей нужно есть, нужны силы... — Он промямлил последние слова и замолк, глядя на Леню.

Леня с шумом выдохнул воздух и спокойно сказал:

— Пойди, возьми два супа. Скажи, что я разрешил.

Олег тут же развернулся и исчез, хлопнув дверью.

Леня перевел глаза на Сашу.

— Ну вот, что я тебе говорил, а? Даже спасибо не сказал... — он задумался, а потом, усмехнувшись, добавил, кивнув подбородком в сторону двери, за которой скрылся Олег.

— Слышал это? Как заговорил! У моей девушки! Это он про одну из этих эмо­девочек, не помню, как ее зовут. А раньше эти же панки сопливые ходили после репетиций тут и подкалывали их, на чем свет стоит, не раз видел. — Леня устало рассмеялся.

Сашу тоже позабавила эта подробность. Вот как, оказывается, подземелье расставило все по своим местам.

— Сейчас общий сбор будет, — сказал Леня. — Чувствую, опять пройдет все сурово. Ну да ладно. — Он встал и прошелся по комнате, разминая ноги. — Чему быть, того не миновать.

Они еще немного посидели в комнате, отдыхая и изредка переговариваясь, и отправились на встречу.

Когда они вошли в помещение неподалеку от входа на базу, где в последнее время стали проводить общие собрания, там уже находились почти все жители, за исключением, разве что, Кирилла с его товарищами, которые остались в цеху.

В помещении было шумно, все разом что­то говорили, каждый свое, и хор голосов напоминал растревоженный пчелиный улей.

Когда Леня с Сашей вошли внутрь, все на какое­то время замолчали, но в воздухе все равно осталось висеть тяжкое ощущение затишья перед бурей.

Леня прошел вглубь и встал к стене с таким видом, будто пришел на собственный расстрел.

— Надо обсудить ряд моментов, — сказал он, мрачно обводя взглядом людей, внимательно следивших за ним со своих мест. Лица у всех были осунувшиеся и бледные, у кого­то печальные, у кого­то злые.

— Я хочу, чтобы все рассказали о положении дел на своих рабочих объектах, чтобы мы могли...

Тут, не дав ему договорить, один из юнцов­панков встал и громко заявил:

— А почему это мы вообще должны вас слушать? Что вы тут командуете всеми? Устроили какой­то коммунизм, заставляете всех работать до изнеможения непонятно для чего, пайки эти придумали мизерные! Склад никому не показываете, может, сами жрете с него вовсю! — выпалил он и замолк, с вызовом глядя на Леню.

Леня, широко расставив ноги и чуть наклонившись вперед, оперся на спинку стула и тяжело, исподлобья, посмотрел на говорившего сопляка.

— Слов­то каких понахвататься в школе успел. Коммунизм, говоришь? Не нравится тебе? Хочешь, капитализм установим? В российском, так сказать, виде? Я тогда официально буду считать, что все запасы на складе мои лично, вас кормить только по праздникам и бегать тут по коридорам с мигалкой и в сопровождении милиции, — он посмотрел на Силовика и криво улыбнулся. Тот, кажется, не понял иронии и сделал важное лицо.

— Ваши шутки сейчас... — начал было говорить панк, но тут Леня резко выпрямился и с оглушительным грохотом отшвырнул в сторону стул.

Все разом смолкли.

— Хватит! — рявкнул он так, что у Саши зазвенело в ушах.

Леня грозно навис во всю высоту своего немаленького роста и медленно, зловещим тоном проговорил:

— Ты у нас самый умный? Знаешь, как все должно быть устроено, наверное? У тебя что на футболке намалевано? Анархия, да? То есть ты у нас революционер, видимо, система на тебя давит, и ты, как и положено юному борцу с системой, с ней борешься? Знаешь, что такое анархия? Или нет, энтропия? Это еще круче, чем анархия. Совсем хаос. Как наверху, наверное. Хочешь туда, может быть? Если тебе так плохо здесь? Мы тебя держать не будем, вали куда угодно. Ваше репетиционное время закончилось давно, — зло добавил он и замолчал, сверкая глазами.

Панк, ошарашенный этой тирадой, стал испуганно озираться по сторонам.

Тут неожиданно оживился Силовик:

— А че это вы на молодежь давите? — В повисшей тишине голос мента прозвучал особенно противно. — Вон, заставьте лучше чурок больше пахать, хоть какая­то от них польза будет, а ребята вас слушать не обязаны, вы им вообще кто?

Саша, с трудом сдерживая злобу, посмотрел на бойца. Тому явно было наплевать на молодежь. Но ради того, чтобы обзавестись хоть какими­то союзниками в своем противостоянии с администраторами базы, он был готов на все. «Какое же ты все­таки ничтожество», — подумал Саша, глядя на это щуплое существо в грязной серой форме.

Панк, ошарашенно наблюдавший за разгоревшейся перепалкой, встрепенулся и вдруг выбежал из комнаты. Было видно, что ему просто плохо, что он слабый пятнадцати­ или семнадцатилетний сопляк, психика которого попросту не выдерживает нечеловеческого испытания, которое обрушилось на них. Саше стало его жалко.

— То же мне, Че Гевара, — грустно сказал ему вдогонку Леня и усмехнулся. — А ты, — повернулся он к Силовику, и в его голосе снова зазвучала сталь. — Ты успокойся, и люди к тебе потянутся. Пойми, никто не будет тебя слушать, как бы ты ни пыжился. Не в то место ты попал, чтобы напугать кого­то своей шкурой серой и засаленной шапкой с кокардой.

Силовик стоял и сверлил Леню ненавидящим взглядом.

— Успокойся, — сказал тот еще раз, глядя менту прямо в глаза. — И жизнь станет намного легче, вот увидишь.

Но мент не унимался. Несколько секунд подумав, он выпалил:

— Мне нужна комната на территории базы. Вы должны мне ее дать.

Леня удивленно вскинул брови:

— С какой это стати? Ничего я тебе не должен. И потом, я говорил, что у нас нет больше свободных комнат, все заняты. А что, тебе там, ближе к цеху, неуютно?

— Там холодно, — процедил мент. — А у вас еще осталась комната, не ври мне. Та, в которой все эти ваши гитары и барабаны стоят. На хрен они нужны? И так толку от них никакого, а сейчас и подавно.

— А на хрен ты тут нужен? — злобно ответил Леня, явно терявший терпение. — Ска­жи вообще спасибо, что мы с тобой возимся, со всеми твоими выходками. А инструменты мы не будем трогать. Ты уж извини, такая у меня прихоть. Не ты их покупал, не ты сю­да приносил, не тебе и решать, что с ними делать. А что холодно — так ничего страшного. Возьми и сделай что­нибудь. Вон Раджаб с Каримом живут же в соседней комнате, и ничего. Нормально себе все устроили, сами, молча, и не жалуются. Может, тебе поучиться у них надо? — язвительно добавил Леня, зная, что этим заденет Силовика.

Мент упрямо продолжал стоять и смотреть на Леню. Его ноздри раздувались, он злился, но при этом был абсолютно бессилен что­либо изменить и оттого злился еще больше.

— Я вот возьму как­нибудь и спалю весь этот ваш музыкальный хлам, — злобно прошипел Силовик себе под нос.

— Что ты сказал? — грозно спросил Ленин напарник, Алексей.

— Ничего, — буркнул мент и потопал в сторону выхода.

Проходя мимо Миланы с Димой, что сидели рядом на стульях и держались за руки, боец повернулся и послал Милане воздушный поцелуй. И тут случилось неожиданное.

Дима, до этого с каким­то потерянным, окаменевшим лицом сидевший рядом со своей девушкой, вдруг вскочил, прыжком пре­одолел отделявшее его от Силовика расстояние и два раза изо всей силы ударил милиционера кулаком по лицу. В повисшей тишине удары прозвучали смачным чавканьем. Мент взвизгнул, бросился на Диму и повалил его на пол.

Саша, для которого эта сцена стала полной неожиданностью, кинулся к катающимся по полу противникам.

— Дима! — закричала срывающимся в плач голосом Милана, вскочила и бросилась к своему молодому человеку, сопевшему и пытающемуся скинуть с себя Силовика. — Ну зачем ты, зачем?

Саша, в то же мгновение оказавшись возле дерущихся, схватил в охапку Диму и начал вытаскивать его из объятий мента, мертвой хваткой вцепившегося в обидчика, чтобы не получить новых ударов. Силовик пыхтел и пытался пнуть Диму ногой.

Тут же подоспели Леня с Лешей, совместными усилиями им удалось разнять дерущихся. Дима, оказавшись в Сашиных объятиях, мрачно молчал, тяжело дыша и как­то механически вырываясь. Силовик же, которого Леня оттеснил в сторону, матерился и орал. Под глазом у него уже наливался синяк, а из носа бежала неслабая струя крови, которой он уже успел измазать Ленину одежду и пол вокруг.

— Ах ты сучонок вонючий, — шипел мент, барахтаясь в Лениных объятиях. — Я тебе, падла... — он забормотал что­то совсем невнятное.

— Ты что, Дим? — спросил Саша, чувствуя, что его приятель обмяк и больше не пытается вырваться.

— Пусти, — мрачно сказал Дима.

— Дима, — продолжала всхлипывать Милана. — Ну зачем ты... зачем? — Она, разрыдавшись, кинулась прочь из комнаты.

— Больше сюрпризов не ждать? — спросил Саша у Димы, по­прежнему крепко сжимая того в руках.

— Нет, — буркнул тот. — Пусти меня. Мне нужно к Милане!

— Э нет, брат. Ты пока выпусти пар, посиди, и так вон дел натворил. А я пока Милану найду и успокою, — сказал Саша, не разжимая рук.

Дима вспыхнул, но потом, видимо понимая, что и впрямь дал лишку, понуро кивнул головой.

Саша отпустил его. Дима, глядя в одну точку, бессильно опустился на пол.

— Я схожу за Миланой. А вы следите за ним, — Саша кивнул Алексею и бросился к двери.

Вообще у Миланы с Силовиком установились весьма странные отношения. Она ему явно нравилась, и этот лишенный изящества персонаж всячески донимал ее сомнительными знаками внимания — плотоядно прицокивал и причмокивал, когда она проходила мимо, громко, милицейским голосом окрикивал: «Девушка! Проверка документов!» В общем, лез к ней с поводом и без, то предлагая жениться, то — стать его любовницей, ну и другие скудные варианты все на ту же тему. Милану все это от души веселило, она подшучивала над Силовиком, заигрывала и огрызалась, порой доводя его чуть ли не до истерики.

На базе были и другие девчонки, но эмо­красавицы со своими пирсингом, татуировками и безумными прическами, которые они старались сохранять даже сейчас, видимо, находились за гранью милицейского понимания и с трудом воспринимались им как представители человеческой расы.

Милана была совсем другой — красивой, необычной, привлекательной. Силовику ничего не оставалось, как облизываться в сторонке — такую, как она, представить «телкой» этого нелепого и жалкого мента вряд ли возможно, тем более что она давно и окончательно определилась со своим спутником жизни.

Диму всегда бесили выходки Силовика, но обычно он только недовольно косился на свою подругу, когда та со смехом парировала очередную тупую шутку в свой адрес. Ведь всем всегда было и так понятно, что ей не интересен этот примитивный субъект в форме, безуспешно пытавшийся обратить на себя внимание.

«Какая муха его укусила?» — думал Са­ша, пробегая освещенные помещения базы. — Ну, послал воздушный поцелуй — подумаешь, бывали у него выходки и пожестче. Все­таки с нервами у людей совсем плохо стало, не случилось бы беды». Он пробежал почти всю базу и уже подходил к комнате Миланы с Димой, решив начать поиск девушки именно отсюда — вряд ли она побежала в сырой и холодный цех или мрачные кладовые.

Он не ошибся — из­за двери послышался какой­то звук. Саша толкнул плечом незапертую дверь, прошел внутрь и увидел Милану. Девушка сидела на тахте и тихо плакала.

Саша подошел и сел рядом на пол, взяв Милану за руку.

Так они молча просидели несколько ­минут.

— Все хорошо? — спросил Саша.

Милана кивнула, продолжая смотреть в одну точку остекленевшими глазами, в которых только­только высохли слезы.

— И чего это Димка такое выкинул? — задумчиво проговорил Саша таким тоном, словно рядом никого не было. — Давно же известно, что Силовик дебил, надо просто не обращать на него внимания, и все. Какая разница, что он там несет? Он уже всех своим трепом ублюдским достал. — Саша легонько пожал руку Миланы.

— Ну да, — сказала Милана слабым голосом.

— А Димка че­то вскрылся и... — начал было Саша, как вдруг Милана перебила его.

— Беременна я... — медленно произнесла она.

Саша на миг потерял дар речи, наповал сраженный этой новостью.

«Ну и денек», — подумал он, уткнувшись взглядом в пол, совершенно не зная, что ответить.

— И что сейчас делать надо? — растерянно спросил Саша, не придумав ничего лучше.

— Радоваться, конечно, — сказала Милана, улыбнулась и внезапно опять разрыдалась.

Саша совсем опешил от этой резкой перемены и сидел молча.

Милана несколько раз всхлипнула и взяла себя в руки.

— Да нет, я рада, правда. Мы же вроде хотели... Просто страшно мне, Саш, что уж тут... Я, знаешь ли, рождение своего ребенка немного по­другому представляла, — она закрыла лицо руками.

Саша сел рядом и осторожно обнял ее.

— Все будет хорошо, — сказал он, похлопывая ее по плечу и обшаривая глазами комнату, будто бы подыскивая нужные слова и не находя их. — Все будет хорошо.

Так они и просидели, обнявшись, несколько минут в тишине, нарушаемой только редкими женскими всхлипами.

Только Саша собирался что­то сказать, как вдруг в коридоре послышались шаги, и на пороге появился Дима, мрачный как туча.

Саша встал, положил руку Диме на плечо и сказал, глядя прямо в глаза:

— Держись, мужик.

Дима молча кивнул, подошел к Милане и крепко обнял ее.

— Пока, — сказал Саша ребятам и вышел из комнаты.

Оказавшись в коридоре, он в нерешительности остановился. Даже голод немного отступил на задний план — в голове была полная каша из событий сегодняшнего дня. Стычки с Силовиком, вскрывшийся Дима, бунтующие панки... Леня, у которого уже не хватает сил справляться со всеми этим бардаком. А теперь еще и беременная Милана... Все навалилось разом, и голова раскалывалась от кучи проблем, пути решения которых найти не так просто. До комнаты, где жили Саша с друзьями, рукой подать, но там сейчас было тихо — видимо, ребята еще сидели в холле, обсуждая что­то с Леней и Лешей, а Ваня опять бродил где­то по заводу.

Саша повернулся и твердым шагом отправился в сторону цеха. Кирилла со Стасом вроде не было на собрании, скорее всего они так и торчат в углу цеха, ковыряясь со своими горшками. Там сейчас точно самое теплое и светлое место во всем этом мрачном подземелье, и Саше захотелось пойти к ним.

В углу цеха, в отдалении от основных жилых помещений базы, Кирилл со своими ребятами оборудовали себе нечто вроде лаборатории. Некогда просто хорошие друзья, приходившие порепетировать, а теперь — своеобразные фермеры этого подземного мира. Они не жалея сил корпели над бледными растениями, стебли которых тянулись из железных ванн и деревянных ящиков от колонок к животворному излучению ламп дневного света. Ящиков из тех самых колонок, из которых когда­то звучала музыка — солнечное регги с легкими позитивными текстами.

Кирилл и его музыканты любили покурить дурь. Благодаря этой привычке, которую кто­то находил вредной, а кто­то, наоборот, считал неотъемлемой частью своего образа жизни, стал возможен серьезный эксперимент, на который все обитатели убежища сейчас смотрели с большой надеждой.

Раньше Кирилл был студентом Тимирязевского сельскохозяйственного колледжа, увлекался гроуверстовом и вообще интересовался разного рода наркотиками и технологиями их производства. В его рюкзаке, валявшемся в углу репетиционной комнаты, пока он отрабатывал двойки на малом барабане, а наверху город превращался в пыль, лежала толстенная пачка листов, на которых подробно описывалось создание установок для домашнего выращивания марихуаны, псилоцибиновых грибов и многое другое — чуть ли не до технологий разведения каких­то особенных жаб. Там же были обширные цветные каталоги растений и животных, содержащих различные яды, наркотические и психотропные вещества.

Текст этот, раньше являвшийся просто элементом странноватого и неодобряемого многими хобби, хранился теперь в администраторской чуть ли не как Священное Писание, завернутый в пленку и тщательно спрятанный в укромном месте наряду с другими самыми важными для базы вещами.

Мощные заводские лампы дневного света висели в цеху на каждом углу, и сделать большие оранжереи с освещаемыми кад­ками казалось, в общем­то, выполнимой задачей.

Вода на базе тоже имелась. Причем даже в двух вариантах — мутная, отдающая мазутом вода из резервного водопровода убежища, а также стекающая в одном месте со стены и капающая с потолка сточная вода сверху. О том, чтобы использовать воду с поверхности как питьевую, не могло быть и речи, а вот для циркуляции в установках она подошла идеально. Видимо набрав во время прохождения сквозь толщу земли каких­то минералов или смешавшись с чем­то еще на поверхности, эта вода отлично годилась для орошения, и растения с ней, по заверениям Кирилла, росли заметно быстрее.

Возможно, она как­то нехорошо повлияет на плоды и стебли, но, по правде говоря, никто из живущих на базе уже давно не рассчитывал дожить до седин, сохранив идеальное здоровье. Кирилл уже добился неплохих результатов, но говорить об успехе все­таки было рановато.

Саша обошел расставленные под лампами разномастные емкости и подошел к Кириллу, что­то читавшему на ноутбуке. Посреди общей разрухи цеха и диковинных приспособлений, дававших жизнь чахлым росткам, человек с ноутбуком смотрелся нелепо, но таков теперь был их мир — полный без­умных контрастов.

— Что читаешь? — спросил Саша, немного щуря глаза, отвыкавшие от яркого света и получавшие тут, у Кирилла, небольшой шок.

— Да, все то же, — спокойно ответил тот. — Наверстываю, так сказать, университетские хвосты. — Он усмехнулся и поднял глаза. — А ты что? Гуляешь после работы?

— Можно сказать и так, — Саша вздохнул и тяжело опустился рядом на ободранный стул. — Ну что, получается что­ни­будь? — спросил он у Кирилла, осматриваясь по сторонам. Он увидел лежащую неподалеку коробку с картофелинами, разрезанными пополам. Из клубней уже пробивались маленькие бледные ростки. В желудке резко заурчало, и Саша поборол в себе желание схватить сырую картошку и прямо так, с кожурой, не жуя проглотить. Кирилл все­таки крепкий духом парень, если до сих пор не сожрал ни одной.

Кирилл вздохнул:

— Получается, потихоньку. Но все равно, хрен знает, выйдет из всей этой затеи что­нибудь или нет. Хочется верить, конечно, что мы сможем приблизить объем производст­­ва к потребности... но я все равно переживаю, Саш.

— Это понятно, — сказал Саша. — Блин, все переживают... Одна надежда, на самом­то деле, на все ростки эти да на грибы...

Внезапно из темной стороны цеха раздался шорох, а потом послышались шаги, гулко отражавшиеся от стен. Через несколько минут можно было различить знакомый мешковатый силуэт с квадратной головой, который неторопливо приближался к лаборатории Кирилла.

Силовик.

Саша был вымотан до предела, и ему совсем не хотелось опять вступать в какие­то перепалки с ним, но общение с бывшим ментом крайне редко проходило без стычек, поэтому ребятам только оставалось ждать, когда он доковыляет до лаборатории и раскроет рот. В том, что раскроет, сомневаться не приходилось.

Когда свет мощных ламп, висящих над кадками с землей, выхватил бойца из темноты, Саша увидел у него под глазом здоровенный синяк и злорадно усмехнулся.

Мент подошел совсем близко и встал.

— Ну, как тут идут дела? — хитро спросил он у Кирилла.

— Нормально, — нехотя ответил тот и присвистнул, не сумев сдержать улыбку. — Ого. Кто это тебя так?

Силовик помрачнел.

— Дружок твой психованный. Да если б такое раньше себе позволил кто... — Он за­играл желваками, видимо представляя, что он смог бы сделать с обидчиком, когда статья «За нападение на сотрудников милиции при исполнении» еще имела свою силу и за сего­дняшнюю выходку можно было нажить себе кучу проблем.

— Это Дима, — тихо пояснил Саша.

Кирилл удивленно вздернул брови:

— Чего это он?

— Я тебе потом расскажу, — коротко ответил Саша, не желая вдаваться в подробности.

Милиционеру разговоры про его синяк, кажется, испортили настроение, и он, наверное желая отплатить тем же, едко сказал Кириллу:

— Я вот смотрю на все эти твои опыты и думаю: откуда ты все это про растения под лампами знаешь, а? Наверняка неспроста же, да?

— Я просто на колхозника учился, — парировал Кирилл. — Вот и пригодилось.

— Ну­ну, — подозрительно протянул Силовик. — Знаем мы таких, как вы, колхозников. Видел в отделении не раз.

Саша собрал всю волю в кулак, вздохнул и устало сказал:

— Ну что ты к нам все время цепляешься? Какая уже разница, кто где что растить научился? Ты что, не понимаешь, что сейчас это знание просто бесценно?

— Ну конечно, это все похвально, — снисходительно сказал Силовик. — Это я понимаю, не тупой. Но вы мне тут смотрите, — он погрозил пальцем. — Если я узнаю, что вы тут какую­то дрянь растили или, не дай бог, растите, в самом центре Москвы, то приму меры.

Саша с Кириллом переглянулись и расхохотались.

— Да, конечно, — сказал Саша, держась за возмущенно заурчавший живот. — Обязательно примешь. — И на него опять накатил приступ смеха.

Мент посмотрел на смеющихся ребят, плюнул в бессильной злости, развернулся и потопал обратно.

Глядя ему вслед, Саша подумал, что испытывает чуть ли не чувство благодарности к Силовику — что тот не остался стоять тут читать свои тупые, давным­давно трижды неактуальные морали.

Они еще немного посмеялись, потом смех смолк, смолкло и эхо, и настроение подземелья, как туман, заползло обратно в сознание — тихо, гулко, голодно, тревожно... Сашу снова стали одолевать тяжелые мысли, и даже ярко светящиеся большие лампы и маленькие зеленые ростки под ними не могли разогнать сгустившуюся в душе темноту.

— Я пойду домой, — сказал Саша, попрощался с Кириллом и пошел сквозь цех обратно, в свою комнату.

Там было все как обычно, все были дома и занимались кто чем. Паша с Максом что­то мастерили себе, стоя у входа возле специального рабочего стола, а Ваня опять молча ковырялся в телефоне. Саша уже и не помнил, когда видел Ивана за другим занятием.

— Привет, чуваки, — устало сказал он, проходя в комнату и плюхаясь на тахту.

— Привет, — сказал Паша, отрываясь от работы.

Максим сжимал зубами какую­то деталь и поэтому только приветственно махнул рукой.

— Парни, представляете, Милана беременна, — проговорил он, закрыв глаза, чувствуя, как болит натруженное тело.

Паша с Максом бросили работу и подошли поближе.

— Да ладно! — недоверчиво протянул Максим.

— Серьезно тебе говорю, — повторил Саша, глядя на ребят, с вытаращенными глазами стоящих возле кровати.

Вдруг Ваня с каким­то совершенно исказившимся лицом встал и вышел из комнаты.

— Чего это он? — тихо спросил Максим, когда стихли Ванины шаги.

— Не знаю, — с горечью в голосе ответил Паша. — Ванек что­то совсем плох, по­моему... Переживаю я за него, — добавил он и о чем­то задумался.

— Так, а что с Миланой делать­то? — спросил Максим, нарушив повисшую в комнате тягостную тишину.

— Да не знаю я, — ответил Саша, уже почти засыпая. — Что тут поделать? Жить дальше... и молиться Богу. Хотя сомневаюсь, что сквозь такую толщу земли пробьются наши молитвы...

Следующие несколько дней напряжение на базе все возрастало — люди, голодные и злые, едва сдерживали себя, стычки и ссоры происходили на каждом шагу, продолжали свой бессмысленный бунт панки, постоянно докапывался до всех Силовик... Леня держался из последних сил, и Саша, совсем устав от всего этого, ждал, что вот­вот случится что­то страшное, но...

Но потом произошло событие, сильно изменившее привычное течение жизни в подземелье.

Саша возвращался из цеха, где они с Пашей и Максом помогали Кириллу установить новые емкости для расширения оранжерей. Парни остались в цеху, а Саша, вконец вымотавшись, пошел домой.

Погруженный в свои мысли, он как раз проходил мимо комнаты Силовика, когда со стороны лестницы, сверху, что­то оглушительно загудело, а затем раздался громкий хлопок, и Саша почувствовал резкий сквозняк, мгновенно пробравший холодом до костей.

Кожа покрылась мурашками. Туда, наверх, к выходу на поверхность давно уже никто не ходил — плотно закрытая тяжелая дверь была не особо интересным и радостным зрелищем, поэтому на лестнице уже лежал толстый слой пыли.

Саша, медленно переставляя предательски задрожавшие ноги, прошел и выглянул на лестницу. Метров через десять она круто поворачивала вправо, освещение над ней было выключено, и Саша, прищурившись, несколько секунд вглядывался в гнетущую темноту.

И тут он услышал сверху тяжелые размеренные шаги.

Саша тут же отскочил в сторону, чтобы его нельзя было увидеть сверху, обшарил широко раскрытыми от ужаса глазами пространство вокруг и поднял с пола обрезок металлической трубы. Сердце бешено колотилось, в висках пульсировала кровь, а слух обострился до предела.

Шаги, казавшиеся слишком тяжелыми и медленными, чтобы быть человеческими, становились все громче. Саша стал пятиться вдоль стены, не отрывая взгляда от черного провала лестницы. Сзади что­то скрипнуло. Он резко обернулся и увидел Силовика, высунувшегося из своей комнаты, а чуть дальше заметил Леню с Алексеем. Наверное, они тоже услышали странные звуки и хотели посмотреть, в чем дело. Но, увидев Сашу, с куском трубы в руке и вытаращенными глазами, остановились как вкопанные. А еще через секунду они тоже услышали шаги по лестнице, и выражение тревоги на их лицах сменилось ужасом.

Саша уткнулся плечом в выступ стены и понял, что дальше пятиться некуда — ли­бо бежать без оглядки, либо остановиться и ждать, кто или что появится из­за угла. Он до боли в пальцах сжал свое примитивное оружие и не мигая смотрел в сторону лестницы.

Бух. Бух. Бух.

Шаги, с каким­то чавкающим, нагоняющим панический ужас звуком, становились все громче и громче, напряжение все нарастало, и вот какая­то зеленоватая масса высунулась из­за кромки стены, а затем большая фигура целиком ввалилась в коридор.

Саше на мгновение показалось, что это какое­то чудовище, но спустя несколько секунд он понял, что ошибся.

Это был человек.

Одетый в большой, мешковатый защитный костюм, противогаз и шлем, в сумраке он и вправду походил на какое­то огромное насекомое. Тяжело передвигая ноги, человек медленно вышел из полутьмы и вытянул вперед правую руку. Костюм покрывала какая­то мерзкая зеленоватая слизь, при виде которой Саше стало не по себе.

Увидев людей без защиты, он привалился к стене, снял шлем и вымученно, хриплым голосом произнес:

— Не стреляйте.

Саша, стоявший ближе всех и продолжавший сжимать в руке обрезок трубы, заморгал и опустил руку. Стрелять им все равно было нечем, но человек, видимо, этого не знал. Саша, немного придя в себя, все еще с опаской подошел поближе.

— Не стреляйте, — тяжело дыша, повторил незнакомец.

На вид ему было лет сорок. Тронутые сединой короткие волосы, небритое бледное лицо с темными кругами под глазами...

«Видимо, наверху все не очень здорово, если там сначала принято стрелять, а потом здороваться», — промелькнуло у Саши в голове.

— Я сталкер, — с трудом проговорил человек, тяжело обводя глазами стоящих перед ним людей, так и не сказавших ни слова. Саша настолько опешил, что лишился дара речи.

— «С Парка Победы», — продолжил человек. — Дайте мне воды и немного отдох­нуть, и я вам все объясню.

Тут охвативший Сашу ступор разом оставил его. Он бросил дурацкий кусок трубы на пол, подхватил человека под руку и повернулся к стоявшему ближе всех Силовику.

— Что стоишь? Помоги мне!

Боец суетливо подскочил, взял незваного гостя под другую руку и брезгливо поморщился, заметив, чем покрыт костюм.

Вместе они отвели сталкера в ближайшую комнату, помогли ему снять защитный костюм и уложили на кушетку из складских паллетов и ковролина.

Леха, Ленин напарник, принес воды, и сталкер стал жадно пить ее, роняя капли на грязный, засаленный воротник камуфляжной куртки, скрывавшейся под костюмом. Допив, он откинулся на кушетке и затих.

Саша встревоженно наклонился, ему вдруг показалось, что сталкер не дышит, но все было в порядке — он просто провалился в глубокий, обморочный сон.

Накрыв спящего покрывалом, Саша выразительно посмотрел на Леню.

Тот встряхнулся и негромко сказал всем, кто успел набиться в комнату и теперь таращил глаза на неожиданного гостя.

— Давайте не будем тут торчать, а? Пусть человек отдохнет, а потом, думаю, он с радостью расскажет нам, откуда и зачем пришел.

Саша будто бы во сне вместе со всеми вышел за дверь, привалился к высокой столешнице и уставился в одну точку. Голова кружилась от незаданных вопросов — кто это? как он попал сюда? с какой целью? Внезапно Сашу осенила неожиданная идея. Он осмотрелся по сторонам и увидел Леню, сидевшего рядом на стуле. Вид у него тоже был очень и очень озадаченный.

— Лёнь, — сказал Саша. — Пойдем со мной?

— Куда? — спросил тот.

Саша махнул рукой в сторону лестницы, и тот все понял.

Они вышли с базы и через несколько минут уже стояли возле лестницы. В толстом слое пыли, покрывавшем ступени, сейчас были отчетливо видны широкие ребристые отпечатки ботинок.

Ребята переглянулись.

— Ну что, пошли? — спросил Саша.

Леня кивнул, и они зашагали по лестнице вверх.

За мгновение до того, как они вот­вот должны были повернуть в последний пролет перед воротами, Саше вдруг показалось, что перед ним сейчас предстанут открытые настежь ворота, и вдалеке он увидит солнечный свет, но...

Но ворота оказались закрытыми.

А вокруг них, на стенах, полу и потолке, длинными подтеками разбегалась та самая зеленоватая не то пыль, не то слизь, которой был измазан костюм сталкера. Она была похожа на щупальца какого­то мерзкого спрута, почуявшего добычу и рванувшегося к цели, но вовремя остановленного несколькими сотнями килограммов металла двери.

И запах.

Саша не мог сказать, на что он был похож, он был едва ощутимым, но настолько отталкивающим и чужеродным, что захотелось побыстрее покинуть это место.

— Пойдем вниз.

Леня молча кивнул, и они, перешагивая по нескольку ступенек, торопливо пошли обратно на базу.

— Как думаешь, что это было? — спросил Леня, когда они уже входили в фойе.

— Не знаю. Мерзость какая­то, — Саша содрогнулся, вспомнив изгибающиеся подтеки на потолке. — Вот очухается наш гость, у него и спросим.

Долго ждать им не пришлось. Не прошло и получаса, как из комнаты, куда положили сталкера, послышалась какая­то возня. Саша с Леней, бывшие неподалеку, бегом бросились туда.

Гость уже не спал, он сидел на кровати и озирался по сторонам. Его взгляд прояснился, и выглядел он несколько получше — отдых, пусть и такой короткий, явно пошел ему на пользу.

— Меня зовут Валера, — представился он, когда увидел парней. — Скажите, сколько тут всего человек выживших?

— Двадцать пять, — сосчитав в уме всех жителей базы, ответил Саша.

— Надо собрать всех вместе, пожалуй, — сказал Валера. — Вам вообще известно о том, что происходит наверху?

Саша с Леней переглянулись, и Леня покачал головой:

— Почти ничего. Что сверху начали бомбить, а потом ворота закрылись — и все, — Леня развел руками.

— Понятно, — ответил Валера. — Ну, тогда тем более. И давайте соберемся в комнате побольше этой, пожалуй.

Собрать всех жителей базы не составило труда — большинство и так крутилось поблизости. Все были взбудоражены, на лицах читались самые разные эмоции — кто­то явно надеялся на спасение, кто­то хмурился, готовясь к худшему.

Встречу решили провести в недавно расчищенной комнате недалеко от лестницы, идеально подходившей для больших сборищ.

Вошли Леня и сталкер. Все сразу притихли.

— Меня зовут Валера, — гость еще раз представился, теперь уже для всех жителей базы. — Я сталкер. Это... ну это у нас, скажем так... — он задумался, подбирая слова. — Человек, который ходит на поверхность.

Саша читал Стругацких и знал, кто такой сталкер. Но ему никогда в голову не приходило, что сталкером однажды станет тот, кто может просто­напросто выйти наверх. А зоной станут привычные улицы Москвы, по которым Саша стоптал не одну пару китайских кед.

— Полгода назад случилась беда, — продолжил Валера. — В результате массированных ракетных ударов и последовавшей после них ядерной зимы жизнь на поверхности была полностью уничтожена. Произошла глобальная экологическая катастрофа, выжить после которой удалось лишь немногим, — он сделал паузу и обвел собравшихся тяжелым взглядом.

Вот так просто, несколькими предло­жениями, этот появившийся ниоткуда человек окончательно погасил еще теплившуюся у многих надежду. Словами, упавшими, как комья земли на крышку гроба всей жизни, которую они вели до того злополучного дня. В которую многие, пусть и неосознанно, еще надеялись вернуться.

Сашу как будто обдали ушатом холодной воды. Он вспомнил ту мерзость, облепившую ворота наверху, потом перед глазами встали его родители, друзья, сестра, которая только недавно закончила школу... У него защипало глаза.

В повисшей тишине холла кто­то всхлипнул.

— А кто это сделал? — раздался тихий голос откуда­то из угла комнаты.

— Я не знаю, — покачал головой сталкер. — Никто не знает, у нас по крайней мере. Все так быстро случилось. Все виноваты, я думаю, и наши, и не наши... Кто­то больше, кто­то меньше — какая теперь уже разница? — Валера замолчал, глядя в одну точку. После паузы он продолжил: — По большому счету выжить смогли только те, кто находился в метро. Или успели добежать в последний момент. Теперь на каждой станции метрополитена своя жизнь и свое управление.

Сашу будто бы ударило током.

Ленка.

Он вскочил с ящика, на котором сидел, и дрожащим голосом спросил:

— Вы сказали, что сами с «Парка Победы»? А там нет девушки, такой, симпатичной, с темными волосами? Ну, такой... — Он замолчал, лихорадочно подыскивая слова. — Лена ее зовут.

— Не знаю. Там много народу. Станция­то огромная, там сейчас человек, может, четыреста живет, каждого по имени не упомнить.

— Ну пожалуйста, — взмолился Саша. — Попробуйте вспомнить, может, видели кого­то похожего, а?

— А какие меры предпринимает сейчас руководство «Парка Победы»? И кто там вообще отвечает за управление станцией? — вдруг перебил Силовик. Саше захотелось развернуться и врезать ему в челюсть.

— Ничем не смогу помочь, — сказал сталкер Саше с сожалением. — А насчет управления, — он повернулся к бойцу, — есть группа людей, принявших на себя командование станцией, которые все контролируют. Я, можно сказать, к ним тоже отношусь.

— Ну, там же должны быть представители власти, милиция или военные? — спросил Силовик. — Не сброду же всякому управлять целой станцией... — он с опаской покосился на Леню.

Тот фыркнул:

— Ну ты что, вообще дебил? От этой вашей власти долбаной крякнуло все, а ты туда же! — У Лени грозно сверкнули глаза.

Силовик пробурчал:

— Крякнуло все, потому что на секретных объектах по всей стране вот такие волосатые хиппи сидят и занимаются чем попало. — Он снова повернулся к сталкеру и сказал: — Видите, что у нас тут творится? Надо срочно порядок наводить, а то люди совсем неуправляемые стали.

Сталкер недоверчиво посмотрел на Силовика, потом на Леню. Собравшиеся вокруг выглядели вполне адекватными. Он пожал плечами и продолжил.

— Да, у нас есть и военные, и милиция. Слишком много народу, за порядком приходится следить. Тем более что у нас все ой как неспокойно, — ответил он Силовику. Тот явно остался доволен ответом и на какое­то время притих.

Сталкер продолжил:

— Кроме метро осталось немного мест, где могли бы выжить люди. И их количество, полагаю, с каждым днем сокращается.

— Почему? — вздрогнув, переспросил Леня.

Сталкер немного помедлил и ответил:

— Да потому что жесть происходит везде. Их и так немного, таких вот убежищ. Где­то генератор откажет, где­то ворота разгерметизируются. По­разному бывает. Но в основном, — он замялся, — люди своими же руками все ужасы и творят. В метро куча вооруженных группировок образовалась, и у каждого своя идея, как надо все устроить... И любой кровью это людям навязать... Да и просто из­за еды драка на драке... — Сталкер замолчал.

— Вон, на «Парке Победы» что творится. Казалось бы, довольно благополучная станция, запасов пока хватает, места много, но... Зато с «Киевской» проблем целая куча. Там воинственные ребята оказались, не хотят, чтобы через них в большое метро люди ходили. И так с ними пытаемся говорить, и эдак... А все равно, стычка на стычке, то вроде все нормально, обо всем договоримся, пойдет экспедиция человек из двадцати, а вернется трое... в крови и с перекошенными лицами. В тоннеле расстреляют, и все. Молча, только фонарями ослепят и палят из автоматов. Отправим вооруженную группу с руководством к их главарям — те только руками разводят, мол, ничего не знаем, это не мы, смотрите, какой бардак творится. Грустно это, и так людей осталось мало, и нужно объединяться в борьбе за жизнь, а не продолжать делить то, что осталось, — он горестно вздохнул и обвел глазами притихших и слушавших его людей.

История про «Киевскую», да и про весь метрополитен Сашу очень опечалила — то, что даже в нынешних условиях люди продолжали кровавые разборки, было, с одной стороны, вполне понятно, а с другой — бесконечно грустно. Особенно для музыкантов, оставшихся в заводских катакомбах. Никто из них никогда не лез во власть, не промышлял разбоем и другими гнусными вещами. Они просто хотели выжить. И отдавали этому все силы, не занимаясь интригами, грызней и склоками. Только Силовик, наверное, был другого мнения, но он, слава богу, на базе был один и особой опасности ни для кого не представлял.

Сталкер продолжил:

— У нас кто­то говорил, что, мол, тут неподалеку завод был с большим убежищем, вот я и вызвался проверить. Еле дошел до вас, тут вроде и идти­то всего ничего, раньше, наверное, минут за пятнадцать можно было добежать. А сейчас по поверхности так резво не побегаешь, — со вздохом закончил он.

— А что там, — тихо спросил кто­то, — на поверхности?

Сталкер мрачно махнул рукой и коротко ответил:

— Ад.

Несколько минут в комнате стояла абсолютная тишина.

— Кстати, как вы открыли ворота? — спросил Саша, когда молчать стало совсем невмоготу.

— А вы не знали, что их можно открыть? — вопросом на вопрос ответил сталкер.

Саша покачал головой:

— Мы вообще не знали, что они работают, да еще и автоматически. Ходили мимо них на репетиции, и все.

— Вообще открывать ворота несложно, — пояснил сталкер. — Есть коды, которым подчиняется система убежищ. Ее же, кстати, какое­то время назад, оказывается, в порядок привели, видимо, правительство наше относительно в курсе было, что надвигается что­то ужасное. Только нас в известность поставить как­то позабыли, — он горько усмехнулся. — Или использовать, как планировали, не успели, все слишком внезапно случилось.