Последний герой (журнальный вариант)

Действие второе

ТАТЬЯНА. Людка, руки мыть!

ЛЮДМИЛА. Давай по старшинству, все равно не поместимся.

ТАТЬЯНА уходит в ванную. (Подходит к телефону, набирает номер.) Кать, привет! (Пауза.) Да, спасибо, и тебя с праздником! Бросай все — и к нам! Таня приехала. (Пауза.) Как какая? Тетка твоя! Давай, приезжай. (Кладет трубку.)

Входит Татьяна.

ТАТЬЯНА. Да, памятник совсем покосился. Надо, конечно, новый ставить…

ЛЮДМИЛА. Я Кате позвонила, а она спрашивает: «Какая Таня?» Вот что значит десять лет не видеться! Ты не очень голодная? Витю дождемся?

ТАТЬЯНА. Ладно. Чайку согрей.

ЛЮДМИЛА. Сейчас, только руки помою. (Выходит.)

Татьяна прохаживается по комнате, подходит к двери в спальню, рассматривает ее. Людмила возвращается, достает из серванта чашки, ставит на стол.

ТАТЬЯНА. Люда, что это за дырки в косяках? Вы что — в квартире белье вешали?

ЛЮДМИЛА. Я Вите сказала, что он гвоздь забить не может. Так это он тренировался…

ТАТЬЯНА. Не хочешь — не говори. Ты чайник поставила?

ЛЮДМИЛА. Сейчас. (Выходит на кухню.)

Татьяна берет свою куртку, осматривает. Возвращается Людмила с подносом, на котором стоят сахарница, заварной чайник и термос.

ТАТЬЯНА. Так и есть, рукав запачкала.

ЛЮДМИЛА. Я же тебе говорила — надень что-нибудь из моего, потемнее. Куда ж на кладбище в такой? (Ставит поднос на стол, берет у Татьяны куртку, пытается оттереть пятно.) Может, отстирается?

ТАТЬЯНА. Не страшно. Она у меня походная.

ЛЮДМИЛА. Давай сейчас застираю.

ТАТЬЯНА. До вечера не высохнет.

ЛЮДМИЛА. Вот и останешься ночевать. Таня, ну как это — приехать домой и остановиться в гостинице?

ТАТЬЯНА. Нет, Люда, я уже здесь нажилась.

ЛЮДМИЛА. Теперь не так, как раньше. Места много, комната свободная…

ТАТЬЯНА…. с соседями за стенкой.

ЛЮДМИЛА (смеется.) Помнишь, как мы их скандалы хотели на магнитофон записать? Отругались они… Царствие им небесное. Там теперь другие. Мирные.

ТАТЬЯНА. Не обижайся, Люда. Я в поезде плохо спала, отдохнуть хочу, а у вас… то есть у нас — ни помыться, ни выспаться нормально.

ЛЮДМИЛА. Давай чай пить.

ТАТЬЯНА (садится за стол.) Закипел уже?

ЛЮДМИЛА. Еще утром. Я сразу термос залила. У нас вчера газ отключили, а на электроплитке — очень долго.

ТАТЬЯНА. Ты мою сумку куда дела?

ЛЮДМИЛА. Сейчас. (Приносит из прихожей объемистую сумку.)

ТАТЬЯНА. Я к чаю привезла… (Достает коробки с конфетами и печеньем.)

ЛЮДМИЛА. Таня, зачем ты? У нас же в магазинах все есть. Теперь в Москву за колбасой и сгущенкой ездить не надо.

ТАТЬЯНА. Тут вам от Миши — наши фирменные — «Мишка на севере». И еще — африканская водка. (Достает из сумки и ставит на стол бутылку.)

ЛЮДМИЛА. Африканская?!

ТАТЬЯНА. Горилка… с перцем.

ЛЮДМИЛА. Таня, у нас что — водки нет?

ТАТЬЯНА. И не думай, только эту пить будем! Я если где выпить собираюсь, то всегда с собой беру. Сейчас столько отравы! (Достает из сумки очередной пакет.) А это — тебе. И не говори, что у вас тут все есть! Таких — нету. Это настоящие итальянские. Там и куплены.

ЛЮДМИЛА (достает из пакета изящные туфли — лодочки на «шпильках».) Ой, Таня, спасибо! (Целует ее в щеку. Меряет туфли, прохаживается по комнате, стуча каблучками.) В таких — только на презентацию! Или на фуршет…

ТАТЬЯНА. Или на танцы! В Горсад. Помнишь?

Людмила пританцовывает.

Как за тобой Сашка из десятого дома ухлестывал! А ты все: «Витя, Витя»…

ЛЮДМИЛА. Что за танцы без музыки? (Подходит к радиоприемнику, включает негромкую музыку, продолжает танцевать.)

ТАТЬЯНА. Да-а, неплохие у тебя женихи были. Я, кстати, недавно Колю встретила. Помнишь его? На мехмате учился. Важный такой, с охраной… Узнал меня, бросился обнимать… Про тебя спрашивал.

ЛЮДМИЛА. И что ты?

ТАТЬЯНА. Сказала, что все у тебя замечательно.

ЛЮДМИЛА (выключает музыку.) Тань, Витька пока еще придет… Давай родителей помянем.

ТАТЬЯНА. У меня маслинки есть. (Достает из сумки баночку.)

ЛЮДМИЛА. Замечательная гостья. И выпивку с собой возит, и закуску. (Разливает водку по рюмкам.) Давай, не чокаясь.

Выпивают.

ТАТЬЯНА. Как ты тут вообще?

ЛЮДМИЛА. Все по-старому. Сею разумное, доброе, вечное. Правда, урожай — сама знаешь.

ТАТЬЯНА. Чем удобряем, то и получаем. Представляю, каково с нынешними детками.

ЛЮДМИЛА. Не представляешь. Восьмикласснику поставили двойку, он выходит из класса, достает мобильный, набирает номер: «Алло! Это секс по телефону? Училки есть?..»

ТАТЬЯНА. Ты что, серьезно?!

ЛЮДМИЛА. В каждой шутке есть доля шутки. Нервотрепки много, программу перекраивают каждый год, платят — сама понимаешь. Хорошо хоть Катя, наконец, пошла работать. Устроилась продавщицей.

ТАТЬЯНА. После Университета? В магазин?

ЛЮДМИЛА. Поработала год в школе, сказала: «Только не это!»

ТАТЬЯНА. А театральная студия?

ЛЮДМИЛА. Не бросает. Днем — «Купите бублики!». Вечером — «Я чайка!».

ТАТЬЯНА. А почему дома не живет?

ЛЮДМИЛА. Наверное, без нас интереснее.

ТАТЬЯНА. У нее кто-то есть?

ЛЮДМИЛА. Тань, ты хоть помнишь, сколько ей лет?

ТАТЬЯНА. Да… Для меня она — все еще школьница… И кто он? Чем занимается?

ЛЮДМИЛА. Единственное, что я о нем знаю, — как его зовут…

ТАТЬЯНА. Она вас не познакомила?

Людмила молча машет рукой.

Ну, а Виктор как?

ЛЮДМИЛА. Как всегда — ищет.

ТАТЬЯНА. Работу?

ЛЮДМИЛА. Себя. В этом времени.

ТАТЬЯНА. И время потерял, и себя не нашел… Папа тогда был прав. Он тебе что говорил? Твой Виктор умеет строить только планы. И всю жизнь вместо пальто будет подавать надежды.

ЛЮДМИЛА. Таня, что ты хочешь? Раскрыть мне глаза? Объяснить, за кого я вышла замуж? Сама знаю. Вот он — такой! Знает много — делает мало. Зарабатывает еще меньше, но все — в дом. Он честный…

ТАТЬЯНА (перебивает.) …потому что бедный.

ЛЮДМИЛА. Или бедный, потому что честный… Он способный, только не везет ему.

ТАТЬЯНА. А с этим у него сейчас как? (Щелкает себя по горлу.)

ЛЮДМИЛА. Сейчас? Как все — по праздникам.

ТАТЬЯНА. Хороший парень — это не профессия. Жалостливая ты, Людка… Жалеешь? Значит, любишь?

ЛЮДМИЛА. Не знаю…

ТАТЬЯНА. Не поняла. У тебя что — есть кто-нибудь?

ЛЮДМИЛА. Не знаю.

ТАТЬЯНА. Как это?

ЛЮДМИЛА. Ну, как на это посмотреть…

ТАТЬЯНА. И что он?

ЛЮДМИЛА. Зовет.

ТАТЬЯНА. А ты?

ЛЮДМИЛА. «Поздно! Я обвенчана, — отвечала Маша Дубровскому. — Я жена князя Верейского». Как я Витьку оставлю?

ТАТЬЯНА. Он кто?

ЛЮДМИЛА. Тань, я не хочу об этом.

ТАТЬЯНА. И что ты дальше думаешь?

ЛЮДМИЛА. Я не думаю… И вообще — о чем это мы? Перед нашей с Витькой серебряной свадьбой?!

ТАТЬЯНА. Да, Людочка, не хотела расстраивать, но до шестнадцатого я задержаться не смогу.

ЛЮДМИЛА. Тань, ну как же?.. Ты же, вроде, специально приехала!..

ТАТЬЯНА. Люда, никак не могу! У нас на пятнадцатое билеты, летим с Мишей в Рим на конференцию. Поэтому я к вам только на три дня. Но ты не расстраивайся, отметим ваш юбилей! Послезавтра идем в ресторан. Я вас гуляю. (Наполняет рюмки.) Ну что, второй тост — за встречу?

Чокаются и выпивают. Слышно, как хлопнула входная дверь. Появляется Виктор. В руках у него несколько увесистых пакетов и букетик тюльпанов.

ВИКТОР. А-а-а! Какие люди!!! Подожди, не души в объятиях, а то чего-нибудь разобью… (Отдает Людмиле один пакет, целует в щеку.) С праздником! (Подходит к Татьяне.) Вот теперь — с приездом! Здравствуй! (Вручает ей цветы, обнимает, целует.) И с праздником!

ТАТЬЯНА. Привет! (Целует его.)

ВИКТОР. Ну, покажись, как теперь выглядят сливки общества?

ТАТЬЯНА. Ничего тебе не делается! В холодильнике, что ли, спишь?

ЛЮДМИЛА. Вить, я-то думала, Танька раньше приехала, чтобы подольше побыть. А она — всего на три дня.

ВИКТОР. А шестнадцатое?

ТАТЬЯНА. Увы, без меня.

ВИКТОР. Не-е, никуда мы тебя не отпустим! Люд, ты гостью еще не кормила?

ЛЮДМИЛА. Сейчас поставлю греть… Не начинали, ждали тебя.

ВИКТОР (декламирует.) «Я не будни, я праздник, которого ждут!» (Достает из пакетов яркие упаковки, банки.) Ничего не надо греть. Ужинаем сегодня па морском дне. Тигровые креветки — это что-то! Щупальца осьминогов! Их знаете, как ловят? Опускают на дно веревку, к которой привязывают много глиняных горшков. А через несколько часов вытаскивают — и в каждом горшке по осьминожке. Они, глупые, домики себе ищут.

ТАТЬЯНА. И на дне квартирный вопрос не решен. Кто бы мог подумать!

ЛЮДМИЛА. Ты где был? В «Атлантиде»?

ВИКТОР. Да.

ЛЮДМИЛА. И что?

ВИКТОР. Все в порядке, ставки растут. Есть за что продолжать борьбу.

ЛЮДМИЛА. Ты с Виталием говорил?

ВИКТОР. А что — Виталий? Нормальный мужик, просто подневольный, интересы хозяев блюдет…

ЛЮДМИЛА. А это? (Показывает на деликатесы.)

ВИКТОР. В свете названных сумм одолжил у Кости.

ТАТЬЯНА. Люда, в термосе кипяток остался? Креветки надо залить, чтоб оттаяли.

Людмила с Татьяной начинают накрывать стол.

ВИКТОР (включает радиоприемник, под звуки танго подходит к Татьяне, церемонно кланяется.) Разрешите вас пригласить?

Oни танцуют. Людмила продолжает заниматься столом.

Как у Миши дела? Чего не приехал?

ТАТЬЯНА. А работа?

ВИКТОР. Взял бы отгулы.

ТАТЬЯНА (смеется.) У кого? У самого себя?

ВИКТОР. Да, налицо конфликт труда и капитала… в одном лице.

ЛЮДМИЛА. У меня все готово, к столу!

Все садятся.

ТАТЬЯНА. Катюшку ждать не будем?

ВИКТОР. Будем есть и ждать. Я голодный. (Разливает водку по рюмкам.) Девочки! Дорогие! С праздником вас! Кстати, вы знаете, что наступает после Международного женского дня?

ТАТЬЯНА и Людмила (хором.) Что?

ВИКТОР. Международная женская ночь.

Все смеются, выпивают. Начинают закусывают креветками, которые еще не успели остыть.

ТАТЬЯНА. Горячие какие! (Дует, обжигаясь, чистит креветку и отправляет в рот.) Ох! Люд, соку налей, обожглась.

ВИКТОР (назидательно подняв палец.) Вот! Нетерпеливость — наша главная беда!

ТАТЬЯНА. Французы говорят: терпение — лекарство бедных.

ЛЮДМИЛА. Помнишь, я, когда беременная ходила, в продажу вдруг ананасы выбросили — замороженные ломтики? Ты их мне приносил, а я никогда не могла дождаться, чтобы они полностью растаяли. Ела ледяные, а потом так язык болел!

ТАТЬЯНА. Ребята, так что у вас тут с квартирой? Я по телефону не совсем поняла, думала, какие-то дальние перспективы, а у вас, гляжу, уже и газа нет.

ЛЮДМИЛА. Больше половины соседей уже выехали.

ТАТЬЯНА. И сколько за нашу двушку дают?

ВИКТОР. Ты спроси — сколько теперь дают? Сначала предлагали просто мыло.

ТАТЬЯНА. То есть?

ВИКТОР. Шило на мыло. Двадцать тысяч — ровно столько, чтобы купить такую же коробку. Мы, конечно, отказались — и правильно сделали. Сегодня дают уже шестьдесят! Вот что значит — потерпеть, а не хватать горячее, потому что хочется быстрее…

ТАТЬЯНА. Вить, в тебе, оказывается, скрывался гений бизнеса! Ну, а как вы планируете с нами поделиться?

ЛЮДМИЛА. Тань, ты о чем?

ТАТЬЯНА. Нет, я понимаю, что юридически… Но, Люд, это — квартира наших с тобой родителей. Наше с тобой наследство. Твоя доля и моя доля.

Тяжелая пауза.

Я что-то не то говорю?

ЛЮДМИЛА. Таня, ты что? Для вас же это — вообще не деньги. Мишин оклад. Вы и в советские времена благодаря его должности из-за границы не вылезали. А теперь!.. Да для меня это — единственная надежда пожить по-человечески. Не в роскоши, а по-че-ло-ве-чес-ки!

ТАТЬЯНА. При чем здесь Мишина должность? Его оклад? Чего ты считаешь чужие деньги? Да, ездили. Пакетных супчиков полные чемоданы… Экономили, чтобы привезти что-нибудь…

ЛЮДМИЛА. А сейчас? Таня, у вас же все есть. Хорошо, дадим мы тебе твою долю. Ты же эти деньги за месяц потратишь! На туфельки и косметику!

ТАТЬЯНА. А кому какое дело, как я их потрачу? Это что получается — раз я не нищая, значит, не имею право на наследство?

Виктор быстро выходит на кухню.

ЛЮДМИЛА. Ты же здесь столько лет не живешь!

ТАТЬЯНА. Ну и что? Значит, если бы я не уехала к Мише на север, а как ты — привела мужа сюда, тогда бы со мной поделились?

ЛЮДМИЛА. Уехала — и всех нас с глаз долой! А знаешь, что такое со стариками жить? Мама последние два года не вставала. Ты понимаешь, что это такое? Ты соображаешь, как мы тут?.. А теперь я должна помнить о том, что тебе полагается по закону?

ТАТЬЯНА. Значит, тебе за то, что ты ухаживала за родной матерью, полагаются деньги? И сколько это стоит? Ладно, я еще с юристом посоветуюсь.

Людмила молча встает и уходит на кухню. В комнату возвращается Виктор с дымящейся сигаретой.

ВИКТОР. Я, Таня, вот что думаю…

Раздается визг Людмилы. Татьяна вскакивает, Виктор бежит на кухню, возвращается, поддерживая Людмилу. Она идет, держась за сердце.

(Усаживает ее за стол.) Женщины! Не бойтесь мышей — бойтесь котов! И вообще — если грызуны еще не покинули судно — значит, курс верный.

ТАТЬЯНА. Господи! Как ты меня напугала!

ВИКТОР. Кстати, о мышах. (С интонацией кота Леопольда.) Ребята, давайте жить дружно! Ты, Таня, остынь. Делить-то пока нечего.

ТАТЬЯНА. Как это — нечего? Ты же сказал — шестьдесят тысяч дают.

ВИКТОР. Дают. А мы не берем. Еще можно потянуть кота за хвост, и через месяц они дадут больше.

ТАТЬЯНА. И сколько ты хочешь?

ВИКТОР. Двести.

ТАТЬЯНА. Все не так плохо, как я думала, все гораздо хуже… Ты ненормальный. Они столько не дадут.

ВИКТОР. А куда они денутся, если мы не съедем?

ТАТЬЯНА. Да вышвырнут они вас отсюда!!!

ВИКТОР. Я все узнавал. Квартира приватизирована. Они права не имеют.

ТАТЬЯНА. Чего? Права? Ребята, вы где живете? Какие права? У них штат юристов и десяток отработанных вариантов — как избавиться от таких, как вы.

ЛЮДМИЛА. И как?

ТАТЬЯНА. Сегодня у вас отключен газ? Потом отключат все, что можно отключить. Если не надоест носить на четвертый этаж воду, греть ее на примусе и стирать в тазике при свете керосиновой лампы — тогда пустят в ход последние доводы.

ВИКТОР. Это какие же?

ТАТЬЯНА. Ну, самое простое, как в «Дубровском», — пожар. Случайный, конечно. А могут разлить ртуть. Потом вызовут службу МЧС. Те приедут и в пять минут эвакуируют отшельников. Понял? Тебя не выкинут, а э-ва-ку-и-ру-ют! Чтобы сделать в квартире дезактивацию.

ЛЮДМИЛА. А где они ртуть возьмут?

ТАТЬЯНА. Ты же говоришь, у вас в магазинах все есть. И градусники в аптеках — тоже…

ВИКТОР. Ну, эвакуируют они нас…

ТАТЬЯНА. Отвезут на эвакопункт, за город, на медицинское обследование. Даже если ты возьмешь машину и мигом вернешься назад, за это время в квартире случайно разрушат стенку.

ЛЮДМИЛА. Как это — случайно?

ТАТЬЯНА. Так. Экскаватор траншею рыть начнет и ковшом стену зацепит. Неумышленно, конечно. Такому дому много не надо — сразу получится Пизанская башня.

ВИКТОР. Мы в суд подадим.

ТАТЬЯНА. Правильно. И фирма честно вернет вам деньги. Только уже по экспертной оценке, а не по договоренности. Что намного дешевле.

ЛЮДМИЛА. Ты что — серьезно?

ТАТЬЯНА. Абсолютно. А еще одного из вас можно объявить сумасшедшим и насильно на месяц поместить в диспансер. Тогда второй в одиночку долго здесь не выдержит. Правда, этот вариант — для тех, кому за семьдесят. Но поди их знай…

ВИКТОР. Погоди, погоди… Не нагоняй страху! Ну газ — ладно, а вот отключат воду — пойдем в прокуратуру.

ТАТЬЯНА. Куда? Поверьте, они там побывали еще до того, как объявили вам о расселении. И кроме «разберемся», вы в этом почтенном заведении ничего не услышите.

ВИКТОР. Откуда ты все это знаешь?

ТАТЬЯНА. У Миши есть доля в строительной компании. Там такие истории — каждый месяц. И я их понимаю. Сто квартир выкупили, а из-за сто первой стройку останавливать? И столько людей без работы оставлять? Только потому, что какой-то дедушка хочет умереть в своей квартире?

ЛЮДМИЛА. Тань, так что делать?

ТАТЬЯНА. Витя, дают шестьдесят — бери. Лучшее — враг хорошего. Зачем тебе двести?

ВИКТОР. Потому что двести — больше. И я собираюсь вложить их и бизнес.

ТАТЬЯНА. Ты? В бизнес? (Хохочет.) Людка, лучше потратить на туфли и помаду!

Слышно, как хлопнула дверь.

ЛЮДМИЛА (торопливо.) Таня, давай потом договорим.

Входит Катя.

КАТЯ. Тетя Таня!!! С приездом!

Обнимаются, целуются.

ТАТЬЯНА. Катюша! Господи!.. Встретила бы на улице — не узнала! Что ж ты одна, без мужа?

КАТЯ. Он не муж… Пока…

ТАТЬЯНА. Да? А я думала — раз вместе живете… Ну что, за женский день? Витя, наливай!

КАТЯ. Тетя Таня, как там театральная столица? Столько новых театров открылось…

ТАТЬЯНА. «Театры полны, ложи блещут»… А ставят одно и то же. Чехов, Шекспир, Островский. За классику прячутся. Я это все еще в молодости пересмотрела. А ты в Москву не собираешься? Ты же когда-то хотела поступать.

КАТЯ. «Поздно, — отвечала Маша».

ТАТЬЯНА. И правильно. Всю жизнь говорить чужие слова не своим голосом… Театр — это несерьезно. Опору надо себе в жизни искать. О будущем думать. И не повторять чужие ошибки.

ЛЮДМИЛА. Ну ты, Таня, сегодня уже всех построила…

Пауза.

ТАТЬЯНА (встает.) Извини, Люда, пойду я. Голова разболелась. Лечь хочу.

КАТЯ. Вы разве не у нас?

ВИКТОР. Давай такси вызовем.

ТАТЬЯНА (одевается.) Да еще светло, пройдусь немного, возьму машину. Катя, мы послезавтра все в ресторан идем. Часов в пять приходи, отсюда поедем вместе. У тебя есть что надеть?

КАТЯ. Конечно. Я приду. До свидания, тетя Таня

Татьяна уходит, Людмила идет ее проводить. Возвращается, молча садится за стол.

ЛЮДМИЛА (вытирает слезы, начинает чистить креветку.) Остыли наконец-то.

ВИКТОР. Не реви.

ЛЮДМИЛА. А кто ревет?

КАТЯ. Вы чего это тут?

ВИКТОР. Делили шкуру неубитого медведя.

КАТЯ. И как?

ВИКТОР. Тетя Таня хотела хвост на воротник.

Катя начинает хохотать, за ней Людмила и Виктор, но смех быстро обрывается.

ЛЮДМИЛА (после паузы.) Надо чайник поставить.

КАТЯ. Потом.

ЛЮДМИЛА. Нет, на электроплитке долго греется.

ВИКТОР (встает.) Сейчас поставлю.

В комнате гаснет свет.

Катя, какой чай? Сок же есть!

В темноте снова раздается общий нервный хохот.

КАТЯ. Привет! Я тут пытаюсь картошку пожарить, только примус все время гаснет. Техника — полный отстой! Что делать?

ЛЮДМИЛА. Ты еще спроси — кто виноват…

КАТЯ. Ты чего такая — на метле?

ЛЮДМИЛА. Ученик у меня на другом конце города. Приезжаю, как обычно, а его мама мне говорит: «Сережа заболел. Я вам звонила — звонила, чтобы предупредить». Я ж не стану ей объяснять, что у нас телефон отключили. Полдня проездила. А мне сегодня еще контрольные проверять. Опять при свечах буду сидеть. С керосинкой не могу — так воняет.

КАТЯ. Ма! Я тебе тут привезла… (Выходит на кухню, возвращается и ставит на стол коробку.) Вещь — супер, специально для подводников. Тут радиоприемник плюс фонарь. На батареях. (Включает приемник, слышна тихая музыка.)

ЛЮДМИЛА. Солнышко, спасибо тебе. (Целует ее.) Ну что, пошли бороться с примусом?

КАТЯ. Не, мне уже идти пора. Я вообще на минутку заскочила, фонарь отдать и узнать, как вы туг. Ты бы хоть с работы мне звонила.

ЛЮДМИЛА. В учительской телефон вечно занят.

КАТЯ. Без телефона — еще туда — сюда, но без воды… Я картошку почистила, а потом из ковшика руки полчаса отмывала!

ЛЮДМИЛА. Там мне осталось? Сольешь?

КАТЯ. Вы откуда воду носите?

ЛЮДМИЛА (старается говорить весело.) Кафешка через дорогу. Пока пускают. Жалеют. Говорят: «Вам надо коромысло купить — легче будет». А я им объясняю, что когда коромысло придумали, тогда еще «хрущевок» не было. Не зря у нас лестничные площадки клетками называются. С коромыслом — застрянешь.

КАТЯ. Что папа?

ЛЮДМИЛА. Уговаривает потерпеть. Ходит за водой, таскает консервы, воюет с примусом. Говорит, что еще немного — и обедать будем в ресторане. Каждый вечер.

КАТЯ (обнимает Людмилу, целует ее.) Все, мамуль, я понеслась.

ЛЮДМИЛА. Ладно. А я пока буду вещи собирать. Начну с зимних. Чем бы ни закончилось — а складываться надо.

КАТЯ. Последнее китайское предупреждение: если что… Мой адрес вы знаете. (Уходит.)

Оставшись одна, Людмила открывает шкаф, достает дорожную сумку и начинает складывать одежду.

Входит Виктор. В руках у него несколько рулонов обоев и бутылка водки.

ВИКТОР. Привет! (Ставит бутылку на стол, около банки с помидорами.) Ух ты, музыка! Откуда?

ЛЮДМИЛА. Катя подарила.

ВИКТОР. Душно у нас…

ЛЮДМИЛА. Что ты хочешь? Полдня примус горел. Но картошка все равно полусырая.

ВИКТОР. Под водочку и такая сойдет.

ЛЮДМИЛА. Есть повод?

ВИКТОР. Сразу два! С какого начать?

ЛЮДМИЛА (смотрит на него с надеждой.) Не пугай меня.

ВИКТОР. Люда, все как нельзя лучше! Я только что с фирмой говорил…

Таинственная пауза.

ЛЮДМИЛА. Ну?!

ВИКТОР. Угадай, сколько?

ЛЮДМИЛА. Вить! Не зли меня!

ВИКТОР. Семьдесят!

ЛЮДМИЛА. Вить… Я… Хватит, да? Все, сил больше нет. Примус, ведра, свечки… Вить, ты гений. Честно, я не думала, что у тебя получится их до такой суммы дожать. Здорово! И себе квартиру получше найдем, и Кате останется…

ВИКТОР. Смотри. (Распаковывает один из рулонов, разворачивает, прикладывает к стене.) Нравится?

ЛЮДМИЛА. Очень. Только с обоями все-таки надо было подождать, вдруг комнаты будут нестандартного метража. Придется докупать… Или наоборот…

ВИКТОР. Какого — нестандартного? У нас тут все меряно-перемеряно. Эти — в спальню, а сюда, в большую, что-нибудь посветлее поищу. (Пауза.) Завтра — послезавтра и начну. (Пауза.) Ну что, за стол? Как-никак, праздник сегодня. Мир, труд, май! Вот за труд и выпьем, за начало ремонта.

ЛЮДМИЛА. Витя, ты что? Какой ремонт? Где?

ВИКТОР. Здесь.

ЛЮДМИЛА. Витя, ты помнишь, Таня про психбольницу рассказывала? Мне кажется, что у них есть для этого все основания. Зачем ремонт?

ВИКТОР. Затем. Чтобы они поняли, что это серьезно. Что я останусь здесь до тех пор, пока они не пойдут на мои условия.

ЛЮДМИЛА. Твои условия? Ты забыл, что ты тут не один. И пока не на капитанском мостике. Я не хочу больше слушать твой бред о кораблях и креветках!!!

ВИКТОР. Я об этом и не говорю. Успокойся, не собираюсь я покупать пароход.

ЛЮДМИЛА. Почему тогда… Зачем все это?

ВИКТОР. Дело не только в деньгах. Меня всю жизнь, как пешку, двигали, куда хотели. За меня все решали. Раньше выбора не было, теперь мой бюллетень из одной урны в другую бросают. Мусорную. Они нас не слышат. И слышать не хотят. Но в шахматах есть правило — если пешка доходит до последней линии, до края доски, она превращается в ферзя. Я сейчас — на предпоследней линии.

ЛЮДМИЛА. А я — уже на последней. Витя, я больше не могу. (Берет сумку, куда только что складывала зимние вещи, все из нее вытряхивает и кладет свой халат, выходит из комнаты в ванную, возвращается с полотенцем, зубной щеткой и шампунем, все укладывает в сумку.)

ВИКТОР. Ты что — серьезно?

Она не отвечает.

И куда же это?

ЛЮДМИЛА. Ты же сам говорил: «Временно перекантуешься». Вот я у Кати и перекантуюсь. Пока не сниму себе комнату.

ВИКТОР. Что ты снимешь? И будешь там своего ученика принимать? Ну и снимай! А я не сдамся!

ЛЮДМИЛА. Витя, нам дают хорошие деньги. Давай согласимся и закончим весь этот кошмар. В конце концов, я женщина, а не десантник.

ВИКТОР. Люда, неделя осталась, не больше! Честное слово!

ЛЮДМИЛА. Жить хочется, а не бороться, понимаешь! Жи-и-ить! Виктор пытается ее обнять. (Отстраняется.) Да ну тебя! (Идет к двери.) Жду внизу две минуты. Не выходишь — уезжаю к Кате.

Виктор пытается ее задержать, но Людмила отталкивает его и уходит. Виктор идет на кухню, тут же возвращается, нервно ходит по комнате, запихивает в шкаф разбросанные вещи.

Раздается стук в дверь. Виктор бежит открывать, возвращается с Виталием.

ВИТАЛИЙ. Ты один?

ВИКТОР. Не то слово. А ты Людмилу не встретил?

ВИТАЛИЙ. Нет. (Подходит к столу, видит водку и помидоры.) Во! У тебя все готово! Посидим? Убирай свою водку. (Достает из сумки бутылку коньяка и коробку конфет.) И помидоры убери. Лучшая закуска под коньяк — чернослив.

ВИКТОР. Ты что, Бухара, пить начал?

ВИТАЛИЙ. Как тебе сказать… С твоей легкой руки.

ВИКТОР (принюхивается.) Ты что — уже? Так… Ты сегодня только закусываешь. А вот у меня поводов много. А — ушла жена. Б — пролетарский праздник. В — начало ремонта. Г — гость в доме. Дорогой гость. Очень дорогой. А скоро будет еще дороже.

ВИТАЛИЙ. Как жена ушла?

ВИКТОР. Шучу. К дочке поехала.

ВИТАЛИЙ. Ремонт — тоже шутка?

ВИКТОР. Нет, ремонт всерьез.

ВИТАЛИЙ. Тебе помощники не нужны?

ВИКТОР. Сам управлюсь.

Садятся за стол. Виталий наливает, они поднимают рюмки.

За солидарность!

Выпивают.

ВИТАЛИЙ. Вот ты мне скажи — чего ты хочешь?

ВИКТОР. Опять — двадцать пять… Я хочу двести тысяч.

ВИТАЛИЙ. Не-е-ет, я не об этом. Вообще — чего ты хочешь?

ВИКТОР. Я? Жить. Как человек. И чтобы семья жила — как люди.

ВИТАЛИЙ. Чего ж не живете?

ВИКТОР. Не давали! Ты, Виталик, молодой, в другое время жить начал, тебе не понять.

ВИТАЛИЙ. Кто-то тебе мешал жить, а я за это должен расплачиваться?

ВИКТОР. Ты-то при чем? Не из твоего кармана деньги.

ВИТАЛИЙ. Много ты понимаешь, что из чьего кармана идет… А нервы? Я с вашим домом полгода вожусь! Одному район не подходит, второму — вид из окна… Третья сумасшедшая кота в сумке таскает. Я ее спрашиваю: «Вам квартира нравится?» А она: «У Барсика шерсть дыбом, нехорошо это…»

ВИКТОР. Но с Барсиком-то все удачно обошлось.

ВИТАЛИЙ. Конечно! Нашли нормальную квартиру, продавцы уже за бугор уехали. Я перед тем, как бабку туда вести, в нескольких местах валерьянки капнул. Только дверь открыл — Барсик в эту хату как рванет! Кот за нее все и решил.

ВИКТОР (наливает.) Вот за что я люблю цыган — они никогда не говорят о работе.

ВИТАЛИЙ. Понял! (Поднимает рюмку.) За дружбу народов!

Выпивают.

Почему все этот дом называют домом Павлова? Мы ж не в Сталинграде.

ВИКТОР. Жило — было одно СМУ. И строило оно дом. Для себя. То есть для своих работников. Те старались — в три смены, субботники, воскресники… Все — в коммуналках, в общагах, об отдельных квартирах мечтали, как о загробной жизни. Дом сдали — а ордера не выписывают. Слух прошел, что обком для себя забирает. Вы, мол, потерпите, следующий, рядом — точно ваш будет…

ВИТАЛИЙ. Построить дом — не искусство. Искусство — получить в нем квартиру. И что дальше?

ВИКТОР. Тогда начальник по фамилии Павлов собрал всех и сказал: чтоб завтра вселились. Все, как один!!! Чтоб к вечеру занавесочки висели, а на балконах белье сушилось. Если кто испугается без ордера въезжать — то смелых на другой день с милицией выселят. А всех — не посмеют. Скандал на всю страну. Так и сделали. Фактически захватили дом. Полгода ордера не выписывали. Каждую ночь тряслись — ждали штурма. Но обошлось.

ВИТАЛИЙ. Ты тоже тогда поселился?

ВИКТОР. Не, это когда было!.. Мне тесть рассказывал.

ВИТАЛИЙ. А какую начальник себе взял? Трехкомнатную?

ВИКТОР. Под номером тринадцать. Это ты в его квартире сейчас коньяк черносливом закусываешь.

ВИТАЛИЙ. Так Людмила по документам… А, ну да, это ж девичья фамилия… Значит, это у вас в роду — оборону держать. Вить, я как атрибут праздничного стола предлагаю ее снять и подписать мирный договор в объеме семидесяти пяти тысяч. На что уполномочен высшим руководством. Ты пойми: семьдесят пять — это уже предел. Дальше — дешевле с прокурором договориться.

ВИКТОР. Две — сти. Знаешь, как пишется? Двойка и два ноля.

ВИТАЛИЙ. Я не понимаю! Мне чтобы такие деньги заработать, знаешь, сколько пахать надо? А тебе — за что? Я много разных людей на своей работе вижу. Есть трудяги. Пахари. И я их уважаю. Я сам такой. А есть искатели шансов. Попробует в одном месте легких денег, не получится — идет в следующее. Там нет — снова ищет. А на одном — долго, упорно, по кирпичику…

ВИКТОР. Это я — искатель шансов? Много ты про меня знаешь! Я пятнадцать лет отмотал… от звонка до звонка… Учителем в школе. Потом как-то послали на конференцию в Москву… Хотел апельсины купить. Домой позвонил, Люда говорит: Катя заболела, купи лекарство. Купил, вижу — на апельсины не хватает. Решил взять чищеные. Полтора часа простоял — не досталось. Домой вернулся и уволился из школы. Я тогда понял: чтобы иметь деньги — надо работать. Чтобы иметь больше денег — надо больше работать. А чтобы иметь большие деньги — надо что-то другое.

ВИТАЛИЙ. А тебе нужны только большие? Витя, ты понимаешь, что по-твоему не выйдет?

ВИКТОР. На этот раз — выйдет. И никакие ваши окончательные решения не пройдут. У меня, кстати, вчера корреспондентка была. Из левой газеты, но девушка толковая. Все осветит правильно.

ВИТАЛИЙ. Капитана спросили: что будет, если судно столкнется с айсбергом? Он ответил: айсберг поплывет дальше… А ты даже не на корабле. Ты, Витя, на ма-а-аленькой лодочке. С двумя веслами, в парке культуры. А мы поплывем дальше…

ВИКТОР. Виталик! Моряки не плавают. Моряки ходят. А плавает — знаешь что?

ВИТАЛИЙ. Вить, чего ты такой грубый? Давай еще по одной. За мир во всем мире и в каждой квартире.

Виктор наливает, выпивают.

Ну, я пойду. А ты звони.

ВИКТОР. Звонить я могу только в колокол. Судовой.

ВИТАЛИЙ. На! (Кладет на стол перед Виктором свой мобильный.) Мне для хорошего клиента ничего не жалко!

ВИКТОР. Стоп! Есть тост! (Снова наливает.) За связь с телефоном вашего абонента!

ВИТАЛИЙ (снова садится за стол.) Поддерживаю!

Выпивают.

ВИКТОР. А я тебе знаешь что подарю? Набор для дуэли. С тридцати шагов. Через платок. (Идет в прихожую, возвращается с пейнтбольными ружьями.)

ВИТАЛИЙ. Ты меня вызываешь?.. И как этим пользоваться?

ВИКТОР. Сейчас научу. Все равно новые обои клеить буду. Смотри. (Прицеливается.) Спорить с тренером но борьбе может только тренер по стрельбе… (Стреляет в стену, на ней расплывается красное пятно.)

ВИТАЛИЙ. Дай я попробую. (Долго целится.) Стендаль советовал дуэлянтам, пока заряжают пистолеты, считать листья на деревьях.

ВИКТОР. А ты откуда знаешь?

ВИТАЛИЙ. Я по нему диссертацию писал. (Стреляет в другую стену, эффект тот же.) Это дело надо отметить.

ВИКТОР (поет.) «Наверх, вы, товарищи, все по местам, Последний парад наступает!»

Виталии начинает подпевать, и дальше они поют вместе:

«Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, Пощады никто не желает»…

ВИКТОР. Алло! Костя? Привет, это Витя. С праздничком тебя! (Пауза.) Да нормально все. Нет, не переехали, еще воюем. До победного. По-любому, сегодня — завтра все решится. Я же их задерживаю. (Пауза.) Да, кроме меня — никого. (Пауза.) Ерунда, все будет нормалек! Про счетчик я помню. (Пауза.) Само собой! Обмоем по высшему разряду. (Пауза.) Откуда звоню? «Атланты» мобильник дали. Подлизываются. А у тебя как, на новом месте? (Пауза.) Да-а, это проблема… Слушай, ты ж говорил, что у тебя еще деньги оставались. На черный день. (Пауза.) Уже? Ну ты… Шмайсер… прости, Шумахер! В смысле быстрый. Конечно, отдам и одолжу одновременно, когда потрясу «Атлантиду»… Слушай, я тут обои клеить собрался… (Пауза.) Так надо, Костя! Они мне еще по десятке за каждый рулон накинут… Давай о деле. Сколько в клейстер муки класть? (Пауза.) Всего? И будут держаться? (Пауза.) Чего ж у меня не получается? А какой водой горячей или холодной? Кипятком? Это мне примус опять разжигать… Не-е-е, Костер, ты ничего не понимаешь… Ну ладно, буду дальше звонить. У тебя бабы Стали телефон есть? Диктуй! (Записывает номер.) Конечно, зайду как-нибудь. Ну, бывай. (Снова набирает номер.) Алло! Сталина Петровна? Это Виктор беспокоит. С праздником вас, с Днем Победы! (Пауза.) Правильно, тетя Сталя. Наш народ непобедим! Дали им, гадам, как положено! (Пауза.) Спасибо, передам… (Пауза.) Нет, еще со старой. Еще не переехали. (Пауза.) Адын, савсэм адын. Но есть свои преимущества. За стенкой тихо, на голову не капает, так как воду отключили. Вместе со светом и телефоном. (Пауза.) По мобильному. Растет благосостояние трудящихся на постсоветском пространстве! Сталина Петровна, я к вам за советом. Последний раз обои клеил — не помню когда. Забыл, как клейстер варить — сколько муки, сколько воды… (Пауза.) Соли не надо? Да, запомнил. (Пауза.) Это я на всякий случай, к ремонту готовлюсь… Тетя Сталя, как только переберемся — придем в гости, все расскажем. (Пауза.) Что? (Пауза.) Последний герой? В каком смысле? (Пауза.) А-а-а, передача… Нет, у нас же света нет, какой телевизор… Ладно, тетя Сталя, еще раз с праздником, деду привет и поздравления. Он уже сто фронтовых принял? Ну, дай Бог ему здоровья! До свидания. (Уходит на кухню, возвращается с примусом в руках. Разжигает его, потом приносит из кухни ведро воды и ставит его на примус.)

Звонит мобильный телефон.

(В трубку.) Алло! (Пауза.) Привет, Виталий! С праздником тебя! (Пауза.) Здоровье? Не дождетесь! А в чем дело? (Пауза.) Кто сказал? (Пауза.) С чем поздравляешь? (Пауза.) С каким задатком? (Долгая пауза.) Люда с Катей? (Пауза.) Почему без моего согласия? (Пауза.) Ну и что, что я не ответственный квартиросъемщик! Какая разница, на кого она приватизирована! А прописка? В смысле — регистрация. (Долгая пауза.) Значит так. Никакого согласия я не давал. И не собираюсь. И вы это прекрасно знали. И вы не имели права оформлять задаток без меня. (Пауза.) Это все незаконно, и вы, мошенники, это прекрасно знаете. Ничего у вас не выйдет! (Пауза.) Восемьдесят тысяч? Виталий. Я уже тебе сказал: нет денег — не стройте! (Пауза.) Что заказали? Кран с «бабой»? Это ваши проблемы. Надо было меня спросить. Позвонить вот по этому телефону и спросить. Почему ты не позвонил? Я тебе скажу, почему: ты дал им задаток, чтоб загнать меня в угол. Я все равно отсюда не уйду. (Пауза.) Сегодня начнут ломать? Пожалуйста. Только вместе со мной. Готовь теплое белье… Себе и своим буржуям. (Пауза.) Посмотрим. (Отключает телефон, прохаживается по комнате, закуривает, набирает новый номер.) Алло! Катя?! (Пауза.) Мне только что маклер звонил. Сказал про задаток. Как вы могли? Это же предательство!!! (Пауза.) Да при чем здесь ломбард?! Кать, послушай… (Пауза.) Катя… (Долгая пауза.) Кать, я для, тебя никогда ничего не делал? Конечно! Катал на санках — и простудил. (Пауза.) Давали тебе то, что и всем остальным. А сейчас здесь сижу — для себя? Я же хотел, чтобы ты… чтоб мама… (Долгая пауза.) Тебе однокомнатной хватит? Дурочка! Из одной клетки — в другую. А я хотел тебе трехкомнатную… (Долгая пауза.) Что?.. Когда? (Пауза.) А замуж? (Пауза.) То есть без квартиры он к отцовству не готов? Хороший мальчик! (Пауза.) А что же ты раньше ничего не говорила? (Пауза.) Ладно… Ну, дай Бог… Все, Кать, не плачь, не надо. Теперь тебе только положительные эмоции нужны… Мальчик или девочка? (Пауза.) Рано еще? Понял, не дурак. (Пауза.) Ладно, Катюш… Что сделано — то сделано. А квартиру я тебе трехкомнатную подберу. Возле парка. Чтобы гулять было рядом. Ты сегодня ела хоть что-нибудь? Фрукты ешь. И хватит скакать в своем театре. (Пауза.) Что я — не знаю? Классика — в корсете, современное — колесом ходить. (Пауза.) Ладно… Мама у тебя? А где? (Пауза.) Дай мне номер. Ничего, я объясню. Кать, я тебя люблю. Все будет хорошо. И обязательно поешь. (Включает приемник.)

Звучит песня из фильма «Белорусский вокзал»: «Здесь птицы не поют, деревья не растут, и только мы плечом к плечу врастаем в землю тут…»

Раздается стук в дверь. Виктор выключает приемник, тихонько подходит к двери в прихожую, прислушивается. Стучат все настойчивее. Слышны голоса: «Там он? — Да там, там… Стучи еще». Снова колотят в дверь, слышен голос: «Откройте, это спасатели! В парадной кто-то разлил ртуть, необходимо всех эвакуировать! — Так, открывать не собираются. Коля, пошли за ломом…»

(Берет мобильный телефон, смотрит на бумажку, набирает номер.) Алло! Люда! (Долгая пауза.) Люда, они разлили ртуть!!! (Пауза.) Люда, ты не думай, я все понимаю. Глупо это все. Нет, не глупо… Поздно. Как ты говорила? Главное слово в русской литературе — «поздно»… Знаешь, я в спальне старые обои ободрал. Все оттуда вынес. Там теперь пусто и чисто… три слоя было. В самом низу — желтые. Ты их помнишь? А я забыл. Там еще Катькины художества… Мы ее в угол поставили, а она с тумбочки губную помаду взяла и на обоях написала: «Дураки». Людка, какие мы с тобой дураки… Зачем ты ушла? Мне одному, без тебя, ничего не нужно. Я же это все… Хотел, чтобы тебе было хорошо. Чтобы ты мной гордилась, а не жалела. Мы же столько лет… Ты все понимала… И сейчас все бы получилось. Если бы вы не взяли деньги. (Кричит.) Зачем ты их взяла?! (Пауза.) Что-то они притихли. Может, пошли другие квартиры проверять? Это они зря. Тут больше никого нет, кроме меня. Я последний. (Пауза.) Я только что с Катей разговаривал. Она мне все рассказала. Дай Бог, чтоб все было хорошо… (Пауза.) Я сегодня ночью проснулся… Света нет, воды нет, в первый раз за двадцать пять лет так тихо — ни у кого телевизор не бубнит, музыка не играет, краны не шумят. Грибники не звонят. И ученики твои… По лестнице никто не топает. И все равно — дом живой. Поскрипывает чем-то, вздыхает. Не спит. Готовится… (Пауза.) Это хорошо, Люда, что я тебя не застал… Наверное, ты сейчас и говорить со мной не стала бы… А так автоответчик прослушаешь. (Пауза.) Прости меня, дурака. (Кладет телефон на стол, уходит в спальню и закрывает за собой дверь.)

Слышен грохот — взламывают входную дверь. В комнату входят трое в рабочих спецовках.

ПЕРВЫЙ. Ну и где он?

Один уходит на кухню, другой направляется к спальне, открывает дверь и заглядывает туда. Первый берет со стола оставленный Виктором мобильный телефон, рассматривает его и, оглянувшись на напарника, кладет телефон в карман.

ВТОРОЙ (возвращается с кухни.) Никого. И в сортире тоже.

ПЕРВЫЙ (Третьему, который стоит у двери в спальню.) Ну?

ТРЕТИЙ. Пусто.

ПЕРВЫЙ. Посмотри нормально.

ТРЕТИЙ. Что — посмотри? Комната пустая, голые стены. Он все вещи сюда вынес.

ПЕРВЫЙ. Пройдите еще раз, везде гляньте.

Первый включает радиоприемник. Звучит песня «День Победы»: «…дни и ночи битву трудную вели, этот день мы приближали как могли. Этот День Победы порохом пропах, это праздник с сединою на висках, это радость со слезами на глазах. День Победы, День Победы, День Победы!» Второй и Третий осматривают комнату, заглядывают под диван и в шкаф, выходят на кухню, возвращаются.

ТРЕТИЙ. Но он же тут был.

ПЕРВЫЙ….или не был. Какая разница? Сейчас — нет. Даем отмашку, пусть ломают.

ТРЕТИЙ. Но мы ж слышали, как он но телефону разговаривал.

ПЕРВЫЙ. А может, нам послышалось?

ВТОРОЙ (потирает шею.) Че за фигня? (Смотрит вверх.) С потолка капает.

ПЕРВЫЙ. Что капает? Тут уже месяц, как воду отключили!

Смотрят на потолок, отходят в сторону двери.

ВТОРОЙ. Пошли отсюда.

Все трое торопливо выходят. Из оставленного радиоприемника все громче слышна песня «День Победы». Постепенно ее заглушает грохот — дом дрожит, рушится одна из стен, с потолка падают куски штукатурки… Затем гаснет свет, все смолкает, и в наступившей тишине слышно, как с ритмичным звуком падают капли…