Последний клиент

Глава 13

У всех портовых городов есть определенное сходство. Особенно оно заметно в декабре — всюду сыро, по ночам темно, и восстанавливать тонус, угнетенный загаженной окружающей средой, приходится с помощью давно проверенных средств. Прежде всего необходимо подыскать помещение без дыр в кровле и стенах. Положительная температура и небольшая эстрадка с обнаженными или хотя бы наполовину одетыми девицами могут быть засчитаны за плюс. Представьте — на улице и слякоть, и ненастье, а здесь отчаянные девчонки безо всего. Так и тянет выпить чего-нибудь согревающего и за себя, и за тех танцовщиц в трусиках. А отсюда следствие: кроме заделанных щелей в обшивке и полуобнаженных девчонок, необходим источник вдохновения, воплощенный в нечто материальное. Иначе придется разглядывать извивающиеся, покрытые гусиным жиром вялые тела, не раздеваясь и не снимая валенок.

Но представим себе, что три основных условия приятного времяпрепровождения соблюдены. Чего бы хотелось еще? Может быть, какой-нибудь слегка съедобной закуски? В Амстердаме, что роднит его с Гамбургом, полно подобных заведений. И здесь до самого, пусть даже очень запоздалого рассвета разносят напитки, жарят все, что душе угодно, и девчонки, пусть не очень торопливо, но обнажают в основном открытые для публичного просмотра части тела. Случается, что выглядят эти самые части весьма аппетитно. При надлежащей настойчивости и необходимом количестве гульденов даму с эстрады иногда удается затащить к себе в берлогу в качестве дополнения к чашечке растворимого кофе. Что же касается таинственных, еще до конца не изученных физиологических особенностей голландок, то пыл натуралиста угаснет с первых же минут общения с исполнительницами зажигательных, подразумевающих нечто особенное движений.

На поверку исполнительницы стриптиза — ищущие лучшей доли хорошенькие украинки, русские и прочие лица славянской национальности. Если же попадется что-то погорячее, то это, как правило, темнокожие зверьки, вывезенные контрабандой с Суматры, полуострова Индостан и прилегающих окрестностей. Они глупы, скаредны и совершенно некоммуникабельны. А на черта, спрашивается, вам нужна шлюха, если с ней невозможно поговорить по душам? Это какое-то западное извращение. Разумеется, можно поболтать о том о сем с соотечественницами, бывшими и настоящими. Но для того чтобы услышать печальную историю о несчастной любви и в вдребезги разбитой параличом старушке матушке, тихо загибающейся где-то под Конотопом, имеет ли смысл винтить сюда, за тридевять земель, на кровно сэкономленные гульдены? Разумеется. Разумеется, стоит! Только здесь вы можете до смерти обкуриться планом и вам за это ничего не будет. Именно здесь вы можете приобрести совершенно законно килограмма полтора какой-нибудь засушенной дряни, которая окажется на самом деле мумиями родных подмосковных мухоморов и бледных поганок.

И именно здесь, в этой стране тюльпанов, ветряных мельниц и почти индуистской любви к коровам, можете все это употреблять демонстративно, вприкуску, вприхлебку до тех пор, пока не сдохнете…

Но есть и более безопасные способы прожигания жизни — все-таки пойти в кабак. По вывескам, которые совершенно не отличаются от всех остальных на европейской части света, вы точно сможете узнать, что ждет вас за дверьми очередного дурно попахивающего притона, или познакомиться с какой-нибудь одинокой дамой, угостить ее стаканчиком привезенной из-за границы водки и полночи отстирывать гостиничные простыни от остатков случайного ужина.

Кирилл с приятелями, не рассчитывая на приятность встреч с совершенно незнакомыми им мужчинами и дамами, отправились за угол, первый за фасадом отеля, и потерялись. Потерялись все вместе.

Первая дыра, оказавшаяся на пути, называлась «Пицца-хат» и звучала совершенно по-русски. После короткого совещания было решено ее пропустить. Затем, по правую руку утаптываемого приятелями проулка был выявлен паб с еще не нажравшимся пивом медведем на жестяной вывеске. Но и здесь задержаться не случилось — младенческие мозги Николая были поражены количеством шикарно разодетых в женские наряды здоровенных усатых мужиков, а по лицу Жукова можно было прочесть, что из слов «трансгенная мутация, трансвестит и транспорт» ему ближе всего последнее — его проще выговорить.

— На вас, братья, не угодишь! — сокрушался Кирилл. — У одного от кьянти изжога, второго от пиццы пучит… Натуралы совковые…

Под прибаутки они миновали бильярдную, аптеку, набитую под завязку чем-то взбудораженной публикой, пару магазинов — Жуков все порывался в один из них забежать и прямо здесь, из горла, и выдуть. Все, что горит… Но Кирилл удержал его от неразумного шага — еще неизвестно, что из продающегося здесь пойла соответствует высоким жуковским стандартам. Не ровен час, придется провести ночь в полицейском участке, а поутру оплатить разбитые витрины и разнесенные в щепки прилавки.

Друзья еще пару раз свернули влево-вправо и окончательно утратили ориентир. Ветер, и прежде не ленящийся, с необъяснимой злостью засквозил из каждой подворотни. Домики в три-четыре этажа и обрывок пасмурного неба над головой. Ни звезды, ни компаса. Зато великое множество разного рода омерзительной публики, ни слова не понимающей на языке, которым говаривал Ленин. А если даже и что-то понимающей. Разве могла она возразить что-то на площадную брань Жукова, желавшего немедленно, сию вот прям минуту, пристроить свой остывший зад на какую-нибудь табуретку подле барной стойки. Разумеется, своими воплями Жуков не раз привлекал внимание к собственной персоне. Особенно у неопределенно-квинейского оттенка лиц мужского пола — они пытались ему на тридцати метрах загаженной улочки продать пять раз кокаин и три с половиной раза шесть косяков гашиша. Пора было сматываться. Кирилл подхватил под локоть уже намеревавшегося кое-кому порвать пасть Андрея и потащил его за Николаем, по внешнему виду которого можно было заключить, что он слегка подустал от бесцельного топтания по брусчатой мостовой. Не конь же он, в конце-то концов…

Наконец объект был обнаружен — приятели вышли на улицу с нормальным количеством фонарей, автомобильным движением в два ряда в каждую сторону, и, распахнув стеклянные двери, они ввалились вовнутрь. Это оказалось чем-то средним между кафе и центром досуга, которого у местных жителей хоть отбавляй. Никаких девок в полумраке, ни официантов во фраках — помещение метров с триста битком заставлено столами. В глубине зала длинная стойка, с полдюжины игральных автоматов и большое полотно видеопроектора. На его экране развеселый блондинчик весело вещал о предстоящем футбольном матче меж датским и голландским клубами. Вокруг довольно опрятно, несколько молоденьких официанток и с полтора десятка выпивающих мужиков. Потребляемые ими напитки отторжения у прибывших не вызывали — этикетки были хорошо знакомы, как нашим несчастным пропойцам надпись «Кавказ» на бутылках темно-зеленого стекла.

Сели в центре, справедливо рассудив, что до сортира, стойки бара и выхода расстояние примерно одинаковое. К ним незамедлительно подошла девушка в недостаточно кокетливом передничке и вежливо попыталась узнать, что три исстрадавшихся без женской ласки дуботеса желают отведать в ее скромном заведении. Обращалась она по-голландски, который почти не отличается от немецкого, но без должной подготовки разобрать, что же от вас хотят, довольно сложно. Приятели предложили пообщаться на английском, чему официантка немедленно и последовала.

Пока девушка исполняла пожелания клиентов — а до тех пор, пока Кирилл со своими собутыльниками не принял по первой, эти самые пожелания не распространялись далее куска вырезки на решетке и чего-нибудь из местного деликатеса, — Жуков продефилировал к стойке и, проведя ревизию выставленных на полках и готовых к употреблению напитков, выбрал, как оказалось впоследствии, малознакомый Кириллу, а Николаю и подавно неизвестный напиток в квадратной посуде. Из пояснительной записки, размещенной на обратной стороне бутылки, Кириллу удалось уяснить, что все это изготовлено из высококачественных натуральных продуктов с использованием старинных германских рецептов и употребляется в любом виде и количествах, никак не влияющих на естественные физиологические процессы. Пришлось пойти на поводу у незатейливой рекламы, тем более что этикеточка исполнена была очень живенько, с какими-то продолговатыми предметами и указанным, соответствующим российскому стандарту, градусом.

Вооружившись надлежащей посудой, приятели принялись за дело. Николай, как личность, занимающая в данный момент пост впередсмотрящего, без явного энтузиазма сунул нос в бокал с колой и принялся пускать пузыри. Кирилл с Андреем, напротив, приняли пару раз по двести.

Как-то незаметно появилась вырезка, на вкус Кирилла слегка пересушенная. К ней гарнир, простой до идиотизма, и что-то, напоминающее морские водоросли, слегка приправленные толченым стеклом и майонезом. Нечто подобное подавалось в наших гастрономах и именовалось мало что объясняющим термином «кукумарина с морской капустой». В тех незабвенных баночках, граммов по двести и ценой копеек в сорок семь, присутствовал тот же набор. А вместо майонеза предлагалось немного рассола, щедро разбавленного забортной водой. Это предложенное обходительной дамочкой блюдо оказалось совершенно непригодным для заполнения паузы в промежутках, меж молчаливо поднимаемыми бокалами. Более того, проскрипев остатками ракушек, застрявших между драгоценными искусственными челюстями, Жуков помрачнел, ополоснул ротовую полость спиртосодержащей жидкостью и сплюнул на пол. И не под ноги себе, как предполагает этикет, а в проход, на желтый, искусственного волокна, ковер. Сплюнул, недобро сверкнув глазами:

— Ну, что с этими суками делать, а?

Разъяснять Андрею, как следует поступать в подобной ситуации, не хотелось. Не хотелось по нескольким причинам. Во-первых, Жуков и сам прекрасно знал, что следует делать, а во-вторых, никому из присутствующих за столом не хотелось стать учредителем безобразного скандала, к которому их разборчивый друг был готов еще загодя, на улице, в трехстах шагах от невинного, в общем-то, учреждения.

— Мне тоже не понравилось, — насколько можно примирительней согласился Кирилл. — Но не стоит из-за этого раздувать щеки и бить посуду о голову местного гастронома.

Однако следовало учесть состояние, в котором пребывал их приятель. Фраза «местный гастроном» прочно впечаталась ему в голову и застряла там на некоторое время, чтобы позже, в самый неподходящий момент, составить одному Жукову ясную логическую связку. И битьем посуды в этом случае бы не обошлось. Тем более что Кирилл имел возможность убедиться: Андрей может зашибить пару-тройку человек и за менее серьезную провинность. Во всяком случае, так случилось в прошлом году, в Париже: Кирилл, на беду, устроил своей даме ознакомительную экскурсию по злачным местам этого сраненького по большому счету городка…

А дело было пустяковым: какой-то местный, очень похожий на Сенегала, обратился к веселящемуся внутри себя Жукову с каким-то совершенно безобидным вопросом. Жуков же, узрев в его неверном произношении покушение, по крайней мере, на право разговаривать на докерском французском только лицам с непременно светлым оттенком кожи, ответил вопрошающему на не понятном никому из окружающих, да и в Сенегале неизвестном языке. Причем сопроводил он свою реплику соответствующей мимикой и красноречивыми, даже необученной мартышке понятными жестами. Сенегал же, будучи индивидом с приличными физическими данными, тем более, как оказалось, гражданин страны пребывания, попытался возразить, за что был уложен на заплеванную брусчатку Монмартра и пнут в левый глаз слегка запыленным ботинком. К несчастью, уже повергнутый Сенегал оказался не один — в его свите присутствовала еще пара совершенно неразличимых в наступающих сумерках собрата и три излишне возбужденных француза. Все они возникли ниоткуда, даже не дав Андрею осознать, как следовало повести себя в следующие секунды. Итог непродолжительной схватки подвел какой-то полицейский чин:

— Семь переломанных костей на шестерых — это, пожалуй, слишком.

Но чем-то полицейский остался доволен: как вскоре выяснилось, этот самый Сенегал оттягивался после боксерского поединка с неким Ле Комптом, бойцом в тяжелом весе, вылетевшим за канаты сразу после первого раунда.

Видимо, мсье полицейский, как всякий исконно сложившийся француз, был не очень удовлетворен подобным исходом баталии — ни для кого не секрет, что фашистская идеология в стране Мулен Руж, Лотрека и Дня взятия несчастной Бастилии покруче, чем настроения плебса в стране сожженного коммунистами рейхстага.

Прибывший по зову искалеченного Сенегала мелкий, с папочкой в руке адвокатишка попытался вменить неугомонному Жукову иск на уйму франков, на что мсье полицейский предложил решить этот вопрос в предусмотренном законом порядке, едва намекнув при этом на некоторую неосведомленность мэтра о длине рук русской мафии, окончательно распоясавшейся в Париже и его предместьях. И инцидент, в общем и целом, не считая небольшого презента вникнувшему в ситуацию полицейскому, был исчерпан. А окажись на месте Сенегала несчастный Ле Компт? Даже страшно представить, сколько потребовалось бы средств, чтоб ублажить французскую фемиду! Она же, как все французские девки, — жопа с кулачок, а гонору…

Но Сен-Мишель Сен-Мишелем. Андрею туда тащиться надобности не было, потому как и здесь оказалось придурков в достаточном количестве. Не считая Кирилла и Николая. Помещение кабака наполнялось довольно пестрой, но в чем-то похожей, на взгляд Кирилла, молодежью. Слегка удивляло и полное отсутствие эскорта в лице женского пола.

— Слушайте, парни, а какой сегодня день?

— Это в смысле?

— В смысле не «плохой или хороший», а какой? Пятница, понедельник… Что их сюда всех сносит, как дерьмо из деревенского нужника в весеннее половодье?

Коля с умным видом посмотрел на циферблат часов:

— Вэб!

— И как это по-русски?

— Среда… — скоренько перевел Андрей.

— А что происходит по средам?

— Уж и не знаю, — признался Николай. — Раньше, помню, был какой-то рыбный вторник. А что?

— Ну надо же! Все про жратву! Да напряги извилину!

— Может, пост какой?

— Ага, номер один. Охранять пугало товарища Ленина от жуликов… — Кирилла эта игра стала немного забавлять. — Кто первый отгадает…

— То что? — оживился доселе почти индифферентный Жуков. Он страсть как любил разные азартные игры и потому никогда ни во что не выигрывал. Разве что в раннем детстве, в пристеночек.

— Тот не платит за стол!

— Очень интересно! Я и так платить не собирался. А Колька и вовсе подневольный…

— Да нет. Я могу… Не все же Кириллу… — с почти неощутимой долей искренности забубнил Коля и полез в карман куртки за кошелечком. Именно за кошелечком — он у него еще со времен школьных завтраков по пятнадцать копеек, а потому и похож на маленький пережаренный пирожок с двумя металлическими шариками вместо застежки. Если туда и уместится полтора доллара мелочью, то только шестью монетами по двадцать пять центов.

«А неплохая домашняя заготовка! — запоздало оценил про себя Кирилл. — По всему видно, матушка его кое-что понимает в экономике и финансах…»

— Ладно, давайте что-нибудь посущественней. Скажем, девушку на ночь. Или мальчика… Кто отгадает, за того расплачиваюсь. Но условимся, что для ответа на поставленный вопрос у вас осталось, — Кирилл взглянул на часы над стойкой бара, — восемь минут.

— До девятнадцати? — уточнил основательный Николай. Он и девушку деньгами потребует. Если догадается…

— До девятнадцати ноль-ноль.

— Ну, не может же быть Новый год в семь часов?

— Это смотря в каком часовом поясе, — возразил Коля. — Но то, что не Новый год, — это точно. До него еще полторы недели.

— Так Рождество, чей-нибудь день рождения… Слушай, а когда?.. — Тут Андрей резко захлопнул рот. — Нет, это точно не то…

— То, что ты вспомнил, было вчера… Так что не напрягайся, — успокоил Кирилл.

— Извини, Кирилл, но я не подумал.

— Ты, дружок, не отвлекайся — у тебя осталось три минуты.

— Так хоть где, подскажи… Где что-то происходит в семь часов вечера по средам?

— Две минуты…

— Может, водку у них перестают подавать после семи? Помнишь, как у нас в свое время?

— Нет.

— Девок после семи снимать запрещено?

— Очень смешно! Однако время, — произнес Кирилл с неумолимостью арбитра. — И хотя Андрей был гораздо активнее тебя, Коля, оргкомитет соревнований по этому случаю утешительных призов не учредил. Семь часов! — Кирилл показал своим приятелям указательный палец и затем медленно, так, чтоб они не теряли его из виду, направил его на огромный демонстрационный экран телеприемника справа от стойки. Парни чуть себе шеи не посворачивали — к стойке бара они сидели спиной. Экран осветился, и на нем появилась заставка футбольного европейского кубка. И народ, к этому моменту основательно поднабившийся в кабак, заревел, словно на стадионе, когда полицейские нагло отбирают у них припасенную выпивку.

— М-да! — несколько разочарованно подвел итоги конкурса Жуков. — Кто знал… — По глазам было видно, как он надеялся на халяву. Дело не в жадности — просто ему нравился такой путь к насыщению.

— И что теперь нам делать? — осторожно осведомился Коля.

— Предлагаю валить отсюда — спокойно посидеть не дадут все равно, — предложил Кирилл.

— А я и не подумаю!

У Жукова, как накатит, так особое мнение. А осаживать его Кириллу неудобно. И самому встать и уйти — бросить друга на произвол толпы.

— Тогда давайте чего-нибудь съедим. И выпьем?

— Съедим, — согласно качнул головой Коля и, вытянув то, что оставила ему тяжелая атлетика от шеи, принялся выглядывать официантку.

Первый тайм уже начался. Судья свистнул, мячик пнули, и народ заорал. Кто-то даже задул в жестяную дудку, и вот под этот аккомпанемент вся страдающая братия принялась употреблять все, что было загодя расставлено на столах.

Обласканная Колиным взглядом девица с уставленным банками и бутылками подносом, искусно лавируя меж столиков, попыталась незаметно проскользнуть мимо ищущей понимания компании. Но Кирилл ласково ее притормозил и, указав на царившую вокруг его приятелей разруху, попытался сделать заказ. Лицо разносчицы в этот момент здорово смахивало на морду загнанной клячи — она сделала над собой усилие и, словно закусив мундштук, бросила через плечо хриплое «сейчас».

«Сейчас» растягивалось неимоверно, и пока парни ожидали очередного появления официантки, меж столиков принялся шнырять какой-то совершенно неприятный субъект. Он подходил к каждому. Публика, сидевшая за столами, на минуту приумолкала и споро отстегивала шустрику некоторое количество наличности. Взамен он выдавал билеты, отрывая их от небольшого блокнота, зажатого в левой ладони, и делал все это настолько ловко, что Кирилл, человек, не лишенный некоторых навыков в работе с колодами карт, немного ему позавидовал: банковские билеты, исчезающие в небольшой кожаной сумке, висящей на боку, он пересчитывал только большим и указательным пальцами, при этом средним и безымянным той же руки принимал уже следующую ставку. И считал со скоростью калькулятора.

Андрей тоже обратил внимание на молодца. Но привлекала в нем Жукова не ловкость рук, а соотношение ставок. Коля к протекающему процессу остался совершенно безучастен — его волновал вопрос, когда ему доставят очередную порцию говядины.

— Три к одному, три к одному на «Андерлехт»… — затараторил жучок, достигнув стола Кирилла. — Сколько ставим?

Говорил он на немецком, и Кирилл задал себе вопрос: «Что, мы так похожи на немцев? Вот Коля запросто может сойти за кого угодно. Даже за их самого заглавного фаната. Если рот раскрывать не станет. Ну и за негра он, конечно, не покатит никак…»

— Так ставим или нет? Ставим?

— А кто играет? — Андрей полез уже за бумажником. И вот тут Кирилл решил использовать свою власть:

— Пшел вон!

— Не понял?! — Букмекер наклонился над столиком, и это показалось Коле немного дерзким. Он схватил мужичонку за шиворот и, не отрывая задницы от стула, выбросил его в проход.

Все бы обошлось, если бы жучок, вставая, не выронил из сумки собранные за ставки деньги и не бросился ретиво их собирать. Один неловкий шаг — и он, не разгибаясь, поддал головой в животик разносчицы, бегущей обратно с горой грязной посуды. Еще секунда — и груда объедков обрушилась на головы ничего не замечающих уродов. Кто-то из фанов съездил в ответ ей по заду — не из злого умысла, скорее по инерции и от негодования: в этот момент «Эйндховену» закатили банку. Девушке же до футбольных переживаний — как до Эвереста в дождливый день, и освободившимся подносом она влепила наглецу по черепу. Народ, на мгновение забыв о чувстве горечи, переключился на местную схватку, задорным свистом и веселым улюлюканьем подначивая ее участников. Виновник всего этого хулиганства, собравший уже свои денежки, приняв низкий старт, метнулся в сторону Кирилла и компании. Навстречу ему начал подниматься из-за стола Николай. Решив не усугублять ситуацию, Семенов слегка двинул жучку локтем в челюсть — и пока букмекер заваливался на пол, у столика с разъяренной официанткой началась настоящая потасовка.

— Кажется, уже пора… — с легкой улыбкой заметил Кирилл Николаю и шутливо подмигнул Андрею. Мальчики встали и звонко влепили в бубен двум ближайшим.

Публика сразу стихла. Средний из братьев, которому пока не досталось, выпустил из рукава резиновый стек, сантиметров тридцать.

Кирилл оставался за столиком: к нему никто не вязался, и он сам ничего не предпринимал, спиной пытаясь уловить переменчивое настроение публики. Парень долго раздумывал, кого первого треснуть. Решил треснуть Колю. С тактической точки зрения он рассчитал, в общем-то, правильно, хотя умнее было просто покинуть помещение и заглянуть сюда недельки через две. Потому как раньше его вряд ли отремонтируют — Коля поймал бойца за руку, подхватил под пояс и запустил бедолагу в космос. Возможно, все бы еще закончилось хорошо, не крикни Жуков в нереализованном запале фразу, которая в переводе на нормативный русский звучала бы следующим образом:

— Ну что, кучерявые! Кто желает обслужиться по первому классу?

Как это ни странно, но таких нашлось предостаточно — какой-то лингвист заорал по поводу русской угрозы в самом Амстердаме, его кличь поддержал еще кто-то, и Кирилл перестал считать желающих поучаствовать в митинге по головам — народ пошел пятерками. Кириллу пришлось встать и придвинуться с парнями к барной стойке спиной.

Последнее время Кирилла перестал радовать мордобой — суставы рук уже не те, что раньше, и после активных потасовок дня три побаливают. Но теперь, похоже, увильнуть не удастся — до выхода метров сорок, да и бежать от этой гопоты стыдновато. Вот за что не любил этот вид спорта Кирилл — он стал развлечением для быдла.

— Только по голове не бейте! — попросил друзей Кирилл. — В грудь, по конечностям, слегка…

И понеслось… Через минуту желающим поучаствовать в схватке приходилось уже переступать через своих обездвиженных собратьев. Но без видимого успеха — этим соплякам только на тусовках у помоек кулаками махать. А противник их бил жестко, наповал.

— Может быть, к выходу двинем? — предложил Андрей, когда первая волна улеглась.

— Ну нет! — проявив недюжинный опыт в подобных столкновениях, рассудил Коля. — Если теперь двинем к выходу, эти уроды своих же насмерть и потопчут.

Едва он договорил, как мимо пролетела первая бутылка пива, а подобных снарядов у противника было предостаточно.

— Стол! — коротко скомандовал Кирилл.

Коля его понял и без слов и, схватив ближайший стол, развернул его, словно нож бульдозера. Оттолкнувшись задом от стойки, Николай в несколько мгновений сгреб беснующийся мусор к противоположной стене. Хорошо, что девчушка с барменом успели выскочить из этой свалки. Пролетавших справа и слева подданных нидерландской короны Кирилл с Андреем настилали на тела ранее сраженных болельщиков.

Но еще через мгновение ситуация изменилась — силы противника объединились и принялись теснить Колю обратно к стойке. Пришлось приблизиться к нему вплотную и прикрыть с флангов. Пока они маневрировали, Кирилла кто-то с удивительной настойчивостью принялся дергать за рукав куртки. Кирилл развернулся, чтоб послать надоеду куда подальше, но никого не увидел. Искать концы в полумраке разоренного зала не было времени — бутылки из-под пива летели в сторону держащих оборону парней с новой силой. И вдруг Кирилл услышал:

— Мистер! Сюда, назад! Здесь есть путь для отхода!

Кирилл сгреб, не глядя, обратившегося к нему с таким нелепым предложением — перед ним оказался мужичок, изрядно побитый молью, но изъяснявшийся на английском не хуже его самого.

— Через несколько секунд здесь будет полиция!

— Полиция? — переспросил Кирилл. — Ладно, ребята, отходим! У нас есть еще дела.

Дружно сдавая задом, они проникли в какое-то узкое пространство — стол за собой протащить не было уже никакой возможности, и Коля бросил его, перегородив дорогу наиболее отчаянным преследователям. Они развернулись и понеслись рысью за странным дядькой, который перемещался по коридорам подсобных помещений так, как если бы он здесь родился, прожил всю жизнь и умер.

— Эй! А где мы нашу машину оставили? — тяжело дыша, бросил на бегу Жуков.

— Мы пришли пешком, идиот!

— Тогда следует ускориться…

Проводник миновал последний поворот, распахнул дверь в какой-то вонючий проулок и рукой указал направление:

— Вам туда!

Похоже, он был прав — с противоположной стороны были уже слышны сирены подкатывающих полицейских машин.

— А ты-то кто? — обернулся Кирилл в надежде отблагодарить незнакомца. Но тот уже растворился среди ящиков с мусором и гниющей овощной ботвы. — Как? Все целы?

— Да вроде бы… — Парни на ходу заправили одежду и, уже выруливая на какую-то улочку, как по команде, взялись за руки и пошли не торопясь, расслабленным шагом, словно три изрядно нагрузившихся приятеля. Вот только по счету в кабаке не уплатили. Ведь известно, платит тот, кто попадается…