1

Катерина вздохнула, очнулась и еще раз пнула несчастный ксерокс. Время шло к обеду, а это святое, потому что за обедом ее ждут девочки. У них масса вопросов, которые нуждаются в обсуждении и решении.

Девочки — это уже упоминавшаяся Шурка Либединская и Наташка Зотова. Шурка — высокая, крупная, яркая брюнетка с чувственным ртом и совершенно невоздержанным языком, Наташка — хрупкая блондинка с ангельской внешностью, которая так нравится мужикам: «ой-я-сейчас-упаду-в-обморок-или-на-меня-нападет-бенгальский-тигр-спаси-меня-мой-герой». При этом мало кто знал, что любого бенгальского тигра Наташка способна заговорить до смерти, а хобби хрупкой блондинки — автослесарные работы в собственном гараже по воскресеньям. Наташка в промасленном комбинезоне, выглядывающая из ямы — это нечто!

С языкатой Шуркой Наташка тоже справлялась играючи — путем непрестанных разговоров насчет своей надвигающейся свадьбы. Шурка к браку относилась резко отрицательно, потому что о мужиках знала все. По ее словам…

Сами понимаете, такие подруги дадут любой совет и денег не попросят, так что Катерина торопилась изо всех сил. Шурка знает, как закадрить мужика, а Наташка подскажет, что с ним делать после этого. Отличный план, и почему она раньше к ним не обратилась?

Катерина бросила взгляд на часы, зашипела от злости и в шестой раз пнула ксерокс. Надо позвонить девочкам, Шурка уже должна спуститься в кафе, она ненавидит досиживать до обеденного перерыва, всегда убегает раньше. Катерина набрала на мобильном Шуркин номер…

— Ты где, Голубкова?!

Это у Шурки такое «але», ничего не поделаешь.

— Займи нам столик, я застряла на ксероксе, а он барахлит.

— Отнеси в офис, после обеда доделаешь.

— Не могу, это конфиденциальная информация, я ее беру и сдаю только один раз.

— Тогда чеши на мой этаж, там стоит отличная машинка, мы ею совсем не пользуемся.

— Уже бегу. Слава тебе, Либединская…

— Все вы там в отделе расчетов ненормальные. Проще надо к жизни относиться.

Катерина воровато оглянулась по сторонам и поддернула узкую юбку наверх, а потом припустила по лестнице наверх, на двадцать шестой этаж. Шурка работала в царстве маркетинга, а здесь сотрудники очень ревностно относились к обеденному времени. Можно быть уверенным, что на этаже никого нет.

Сама Катерина, являясь доблестным сотрудником отдела фотокопирования документации, как правило, перебивалась бутербродами, взятыми из дома, и термосом с зеленым чаем или кофе. Ничего, когда-нибудь она станет начальником, и тогда тоже будет ходить в кафе, где обедают все сильные мира сего…

Сильные обедают в ресторанах, ехидно сообщил внутренний голос. Плевать.

На двадцать шестой она добралась, пыхтя, словно паровоз. Надо заняться аэробикой, нельзя же так хрипеть, словно она поднялась с первого на двадцать шестой, а не с двадцать третьего…

Стоя возле мирно жужжащего ксерокса, Катерина снова размечталась. Вот интересно, если ей в старости придет в голову писать мемуары, о чем она сможет написать?

Она представила себя седовласой величавой старухой, сухие пальцы унизаны бриллиантами, на морщинистой шее небрежно намотано в несколько рядов жемчужное ожерелье… Молодой испуганный секретарь сгорбился у компьютера в углу роскошного кабинета. На полках ее книги: «Как Я стала Главой Корпорации», «Как Я вышла замуж за Начальника» и «Как Я разорила родную Корпорацию»…

Катерина грустно усмехнулась своему отражению в громадном окне. Выйти замуж за начальника… Для начала неплохо было бы попробовать просто выйти замуж. Одиночество неприлично, так многие считают…

Впрочем, нет. Это все-таки разные вещи — быть одинокой и быть незамужней. Незамужняя — это такая веселая и разбитная дамочка, которая флиртует направо и налево, спит по три часа в сутки, переходит с одной вечеринки на другую — и в процессе гулянок находит себе мужа. А одинокая… одинокая — это унылая особа, наподобие Аленушки с картины Васнецова. С работы — домой, из дома — на работу.

Как раз ты, Голубкова.

Катерина нахмурилась. Ничего она не одинокая, вон сколько их у нее было, мужиков! Просто она не смогла найти своего настоящего мужчину. Пресловутую половинку, о которой все так любят рассказывать.

В это время ксерокс издал неприятное скрежетание и загудел. Катерина очнулась от мечтаний и с неприязнью посмотрела на противную машину. В следующий момент она покрылась холодным потом, ибо мерзавец-ксерокс зажевал две копии Бог знает, чего именно, но страшно конфиденциального. Катерина проделала все необходимые в таких случаях манипуляции: побегала вокруг ксерокса, постучала по крышке, два раза ударила его в бок, воздела руки к небесам, прошептала себе под нос парочку выражений, которые приличные девушки знать не должны, и наконец принялась звонить Шурке.

— Ты где, Голубкова?!

— Отвянь, змея! У меня твой ксерокс бумаги зажевал.

— Отлично. Звони Сереге.

— Ага, счас! Из-за такой ерунды я буду техникам звонить.

— Дура ты, Голубкова. Не техникам. СЕРЕГЕ. Куприянову.

— КОМУ?

— Сергею Андреевичу Куприянову. Кабинет 2601.

— Это, стал быть, вице-президенту?

— Агась.

— Либединская, ты ваще ку-ку?

— Повторяю по буквам: Дерево, урод, родимчик, анемия. Дура. У тебя появился шанс посмотреть, как потрясающий мужик чинит ксеру.

— Шура, это несерьезно… Он не пойдет чинить ксеру. Он вообще на обеде.

— Почему это? Он так рано обедать не ходит, он же начальство. И потом, МНЕ он ксеру чинил уже три раза.

— Что ты врешь…

— В третий раз пришлось приложить некоторые усилия, потому что ксерокс работал, как зайчик. Я засунула туда ластик.

— Шура!

— А что такое? Ты знаешь, в каком виде в тот день Серега пришел на работу?

— То есть?

— Белая рубашечка и кремовые слаксы. Представляешь, это же отпад: он как раз вернулся с Гоа, загорелый, как бог, рукав ему пришлось засучить, а ластик я засунула глубоко, так что он долго ковырялся…

В этом была вся Шурка Либединская. Только ей могло прийти в голову испортить казенную оргтехнику и заставить самого симпатичного из вице-президентов чинить ее. Странно, что никто из мужиков до сих пор ее не убил…

— Ты меня, Шура, извини, но звать Куприянова я не буду. Наташка пришла?

— Нет еще, в пробке торчит.

— Ладно, я постараюсь прийти до того, как вы друг друга поубиваете.

Сунув телефон в карман жакета, Катерина беспомощно огляделась. Будь это в гараже у Наташки, открыть упрямый ксерокс ничего не стоило бы. Но здесь, в коврово-зеркальной стерильности коридоров двадцать шестого этажа, не было ничего, чем можно было бы поковыряться в строптивой оргтехнике.

Она уже всерьез подумывала о том, чтобы отломать у фикуса ветку покрепче, когда за спиной раздался негромкий приятный баритон, и Катерина немедленно подпрыгнула.

— Опять зажевал документы, скотина? Не пойму, почему мы его до сих пор не списали.

Сергей Андреевич Куприянов, вице-президент корпорации «Кохинур Индастриз», стоял перед Катериной Голубковой и смотрел на нее, слегка склонив голову набок.

Куприянову было тридцать восемь, выглядел он на двадцать восемь, волосы у него были темно-русые, пепельные, вьющиеся. Глаза серые, внимательные и немного грустные, хотя возможно, такой эффект создавали очки в тоненькой золотой оправе. Сегодня вице-президент был одет более чем демократично: джинсовая рубаха и джинсы, правда, стоило это все никак не меньше месячного дохода Катерины Голубковой. «Ролекс», естественно, не учитывается вовсе.

— А…ух…Др-р-р…Да!

— Сейчас посмотрим.

Катерина стояла столбом и смотрела на смуглые, красивые руки, уверенно управляющиеся с железным ящиком ксерокса. В голову лезла всякая эротическая дребедень, а Куприянов и не подозревал об этом, бормотал себе под нос:

— Знаете, это самая старая рабочая лошадка в нашей корпорации. Когда-то мы с моим дружком купили его по дешевке и на себе приперли в наш первый в жизни офис. Ни за что не догадаетесь, где купили. В редакции газеты «Асахи». Они его выкидывали на свалку, а мы упросили продать нам. Это родная Япония, сейчас таких, наверное, и в природе нет…

— Почему нет? В Японии есть…

Он бросил на нее быстрый и веселый взгляд.

— Знаете, японцы первыми стали использовать так называемую желтую сборку. Последние лет десять все их агрегаты собраны в Корее и Китае. Разумеется, неофициально. Ну… вот, кажется, и готово.

Он аккуратно тянул смятый лист бумаги из ксерокса, а Катерина совершенно машинально отмечала про себя: четкий московский выговор, неспешная, грамотная речь выпускника хорошего гуманитарного вуза… И при этом абсолютно киношная внешность героя-любовника. Немудрено, что Шурка три раза ломала ксерокс. Кстати, надо взять на вооружение…

Сергей Куприянов уже давно привык к тому, что дамы, работающие с ним в одной фирме, норовят замереть в его присутствии и размечтаться о своем. Он знал, какое производит впечатление, знал — и никак этим не пользовался.

Ксерокс и в самом деле в последнее время барахлил, но это и немудрено, учитывая, что особо ретивые и озабоченные сотрудницы типа Либединской норовили нарочно сломать старичка, чтобы вытащить Куприянова из кабинета, якобы на помощь… Благо, кабинет находился рядом. Надо как-нибудь тихо поменяться с Игорем Гавриловичем, менеджером отдела продаж. Убить двух зайцев — Гаврилыч будет до смерти горд и доволен, а на теток будет интересно посмотреть: Гаврилыч прекрасный экономист, но ростом метра полтора, лыс, пузат и счастливо женат на гренадерше Эвелине из отдела кадров.

Зеленоглазая не производила впечатления расчетливой хищницы. Судя по всему, у нее ксерокс сломался по-настоящему. Кроме того, так трогательно на Куприянова ни одна из див не реагировала.

Зеленоглазая смотрела на него, открыв рот и слегка скосив глаза к переносице.

Куприянов откашлялся и решил выбираться на твердую почву реальности.

— Ну вот, все и готово. Вы новенькая или временная?

— А? Я? Кто?

— Нет, стоп, я определенно вас уже видел раньше…

— Катя. То есть… Катерина Голубкова, отдел фотокопирования документации. Екатерина. Спасибо.

— Не за что, Катерина. Екатерина. Счастливо вам поработать.

И пошел прочь по коридору, высокий, худощавый, широкий в плечах, узкий в бедрах… Сергей Куприянов, кличка Купер, гений в своем деле, жаль, Катерина сама не очень понимает, в каком именно.

Она судорожно вздохнула и независимо задрала нос — ну, то есть она надеялась, что независимо. Скорее всего. Наверное.

Куприянов — не ее тип. То есть она — не его тип. В общем, они разного полета птицы, ходят по разным дорожкам, вращаются в разных кругах и тому подобное…

Он-то, может, и вращается, ехидно встрял внутренний голос, а ты в своем кругу не вращаешься, а сидишь, как курица на насесте.

Катерина вздохнула в сто сорок шестой раз за сегодняшний день и отправилась к девочкам.

Загрузка...