Глава 4

I

Два тяжелых палаша скрестились в воздухе, выбив друг из друга сноп искр, эхо звона стали заметалось по двору. Каспар повернул кисть и сделал выпад острием меча, но его противник легко уклонился от атаки. Тяжелый палаш не предназначался для фехтования, его создали, чтобы разрубать броню за счет отточенного лезвия и чистого веса. Клинок посла отвели в сторону, и ответный парирующий удар просвистел в считанных дюймах от его груди.

Он обильно вспотел, а рука с мечом горела от усталости. Рукоять палаша едва не выскользнула из влажной ладони, и он перехватил ее двумя руками, выставив клинок прямо перед собой.

— Может, хватит? — спросил его противник.

— Нет, а что, ты уже утомился? — откликнулся он.

Бадер Валдаас улыбнулся, держа свой тяжелый меч так, словно тот вообще ничего не весил. Неудивительно — Валдаас был рыцарем в самом расцвете сил, к тому же на тридцать три года моложе Каспара. Посол каждый день с восхищением наблюдал за тренировками Рыцарей Пантеры, за схватками на тяжелых мечах и копьях, развивающих силу и выносливость, которые просто необходимы для того, чтобы обращаться с таким громоздким оружием с легкостью.

Каспар не помнил, чтобы клинки были такими тяжелыми в те времена, когда он служил солдатом, но он все-таки давно уже не молод — сила и ощущение собственного бессмертия, свойственное юности, превратились для него в далекое воспоминание. Валдаас надел свои пластинчатые доспехи, а Каспар — железный нагрудник с бронзовым орлом в центре и наплечники, окантованные по краям золотой косичкой. Для защиты от случайных ранений во время поединка он облачился еще и в кольчугу, которая обычно носится под полным доспехом. Края палашей были затуплены, но Каспар знал, что любой удар таким тяжелым оружием наверняка причинит человеку немалый вред. Рыцари и стражники собрались посмотреть на своего нового хозяина с крытых галерей и балконов, нависающих над двором, и Каспар уже засомневался в мудрости своего решения возобновить поединок. Он не хотел, чтобы его унесли отсюда на носилках и уложили в койку под взглядами подчиненных, если бы этого только можно избежать!

— Полегче с ним, Валдаас! — окликнул солдата Павел с верхнего балкончика. — Посланник уже стар, и зрение у него не очень!

— Нет, Павел! — крикнул в ответ Каспар. — Это мне следует быть поаккуратнее, старый пес еще помнит пару трюков.

Валдаас ухмыльнулся и провел атаку, его клинок скользнул низко-низко, целясь в ноги Каспара. Посол инстинктивно шагнул навстречу удару, опустив меч вниз, чтобы блокировать палаш соперника, намереваясь обогнуть защиту Валдааса и с ближней дистанции нанести ответный удар в бок рыцаря.

Но ожидаемого столкновения мечей не последовало — Каспар успел заметить, как клинок рыцаря летит к его лицу. Опрометчивая контратака поставила посла слишком близко, гораздо ближе, чем ожидал Валдаас, и сейчас палаш рыцаря готов был разнести череп Каспара в щепки.

Однако Валдаас, словно фехтуя легкой дуэльной саблей, отвел удар в сторону — как раз вовремя, чтобы не лишить Каспара головы, не успев, впрочем, позаботиться о плече посла. Удар сорвал с доспеха паулдрон, закрутил его и швырнул на каменные плитки двора. Зрители охнули, а Каспар почувствовал на своей шее липкую влагу.

— Посол! — вскрикнул Валдаас, роняя меч и бросаясь к Каспару.

— Я в порядке,- ответил тот и поднял подрагивающую руку, чтобы прикоснуться к шее.

Опустив глаза, он увидел ворот рубашки, сломанное крепление лат и кровь, сочащуюся из неглубокого пореза над самой ключицей.

— Посол, примите мои извинения, — выпалил рыцарь. — Я не думал, что вы рискнете подойти так близко.

— Я знаю, и не волнуйся. Это моя вина, я должен был помнить, что давно уже не молодой человек.

— Я пытался сказать это тебе еще до того, как ты начал, но ты меня не слушал, — рассмеялся Павел.

— Он типичный мужчина — ему надо потерять голову, чтобы смириться с тем, что он состарился, — добавил женский голосок с таким же, как у Павла, акцентом с нижней галереи.

Каспар улыбнулся и рывком поднялся на ноги, а Валдаас помог ему снять броню. Затем посол повернулся к говорившей, высокой женщине с темно-рыжими волосами, собранными в тяжелый пучок на затылке. Прорезанное кое-где морщинами, лицо оставалось, тем не менее, привлекательным; на женщине были длинное зеленое платье с белым передником и кашемировая шаль, украшенная по всей длине яркой вышивкой.

— Я знаю, Софья, я знаю, — сказал Каспар, стягивая рубаху через голову, чтобы дать женщине возможность осмотреть рану.

Она осторожно наклонила голову посла и вытерла кровь краем его рубашки.

— Надо зашивать,- объявила она.- Садись вон над тем сточным желобом.

Рыцари и стражники разбрелись, вернувшись к своим обязанностям, — развлечения и волнения на сегодня кончились. Каспар хлопнул ладонью по железному плечу рыцаря:

— Отличная работа, парень, у тебя верная рука. Сильная и, слава богам, быстрая.

— Спасибо, посол,- поклонился Валдаас и тоже удалился.

Каспар сел на каменную скамью у самого края канавы для стока воды и привалился спиной к ручному насосу, а Софья тем временем намочила разорванную рубаху и очищала порез от крови.

— Ты проклятый дурак. Ты это знаешь, не так ли? — сказала она.

— Ага, мне говорили.

— И, не сомневаюсь, еще скажут, и очень скоро,- хмыкнула Софья.

Каспар познакомился с Софьей Валенчик, когда Стефан нанял ее как личного лекаря посла. Она появилась у ворот посольства три дня назад с весьма внушительными рекомендациями и начала исполнение своих обязанностей с того, что настояла на доскональном осмотре Каспара, чтобы, как она сказала, узнать все о своем новом подопечном.

Ругая на чем свет стоит Стефана и отражая попытки лекарши снять с него всю одежду для полного обследования, Каспар кричал, что не нуждается в том, чтобы кислевские костоправы обнюхивали его тело. Но Стефан и Софья остались неумолимы, так что посол вынужден был подчиниться.

Софья Валенчик часто была груба и прямолинейна, не выказывала никакого уважения к его посту и держалась порой с надменным превосходством, однако очень скоро Каспар открыл в ней неистощимое чувство непочтительного юмора. Таков уж был ее честный и прямой характер — а кому не нравится, тот может проваливать в ад.

Каспару же, напротив, она безмерно понравилась, и они немедленно нашли общий язык.

— Человек в твоем возрасте играется с мечом… не знаю. — Софья покачала головой и извлекла из кармана фартука катушку тонкой бечевки и кривую иглу.

— Я не играл, — возразил Каспар, проклиная свои слова за то, что они прозвучали как оправдание нашкодившего школьника, которого бранит взрослый, а Софья тем временем вдела нитку в иголку и прижала острие к его коже.

Посол стиснул зубы, пока женщина ловко накладывала стежки, затем затянула шов и обрезала бечевку маленьким карманным ножиком.

— Ну вот,- улыбнулась она,- снова как новенький.

— Спасибо, Софья, шила ты совершенно безболезненно. По большей части.

— Скажи спасибо, что сегодня я не забыла прихватить маленькую иголку, — ответила она.


II

Кислев бурлил жизнью, хотя, памятуя о том, что сказал Павел, посол примечал, что многие из снующих по улицам и наполняющих парки людей не были уроженцами города. На их лицах застыло смущенное, потрясенное и испуганное выражение. Даже за несколько недель своего недолгого пребывания в Кислеве Каспару стало очевидно, что с каждым днем в город прибывает все больше и больше таких людей.

Когда он выезжал за стены города, понаблюдать за тем, как Рыцари Пантеры тренируют солдат посольства, дороги всегда были забиты вереницами людей с тележками и подводами, направляющимися на юг. На север же двигались лишь редкие суда из Империи, подвозящие по темным водам реки Урской так необходимое в Кислеве продовольствие. С зерном в городе было уже туго, и ситуация грозила ухудшиться, если поток беженцев с севера не иссякнет.

Каспар разослал письма нескольким имперским купцам, торгующим в Кислеве, желая сохранить припасы для разбросанных остатков отрядов Империи, задержавшихся здесь, но даже лестью не выманил у них никакой помощи.

С капитаном каждого поспешно отплывающего разгрузившегося корабля Каспар отправлял запечатанные письма в Альтдорф; в них содержалась просьба сообщать новости из дома и информацию о ходе войны, а также требования присылки продуктов.

Напряжение было велико, городская стража и чекисты уже подавили несколько яростных стычек между голодными людьми, дерущимися за еду. Кислев пополнялся все новыми и новыми беженцами, что не сулило ничего хорошего городу, который наверняка окажется в осаде, когда вместе с весной начнется сезон войны. Каспар знал, что царица собирается запереть городские ворота и отказать множеству своих подданных в пристанище. Каспару приходилось стоять перед таким выбором, и он не завидовал Ледяной Королеве, вынужденной принять подобное решение. Он слишком ясно помнил умоляющие лица под стенами Хоптбурга, когда был вынужден закрыть ворота, чтобы спасти горный город от свирепых племен зеленокожих.

Отчаявшиеся лица смотрели на него с улиц и обсаженных деревьями бульваров, каждая пара глаз искала в его глазах хоть немного надежды, но ему нечего было дать им. То и дело в толпе мелькали черные доспехи чекистов, и посол размышлял, не приказал ли Пашенко следить за ним. Это не удивило бы его, и он ничего не мог сделать, чтобы избежать надзора, когда вместе с двумя Рыцарями Пантеры медленно ехал по Урскому проспекту, направляясь к дому Анастасии Вилковой.

Женщина заинтриговала Каспара, и, хотя он не желал враждовать с ревнивым и яростным Сашей Кажетаном, посол обнаружил, что мысли его постоянно возвращаются к Анастасии, ее темным волосам, изумрудным глазам и полным губам. Он, без сомнения, привлекал ее и верил, что, хотя их прошлая встреча и получилась краткой, между ним и женщиной что-то возникло.

Он не знал точно, прав или нет, но решил, что должен это проверить, — так посол и его рыцари оказались на пути в богатые южные кварталы Кислева. По всей вероятности, затея была дурацкая, но Каспар давно уже определил для себя, что нельзя упускать возможностей, даже самых неопределенных.

Как только Софья закончила зашивать его рану и наложила приятно пахнущую припарку, они распили по чашечке сладкого ячменного отвара, и Каспар спросил женщину об Анастасии Вилковой.

— Она дворянка, — последовал короткий ответ Софьи. — Откуда ты ее знаешь?

— Не совсем знаю, — объяснил Каспар. — На прошлой неделе я встретил ее в Зимнем Дворце, и она попросила меня заглянуть к ней.

— Ясно, — лукаво ухмыльнулась Софья. — Что ж, будь осторожен. Я слышала, один боец, Саша Кажетан, к ней неравнодушен.

— Да, мне это известно.

— Впрочем, я не слишком много знаю о ней, не больше, чем любой другой, правда, знаю, что она родом из Праага, что ее муж был убит шесть или семь лет назад, предположительно при случайном нападении уличных головорезов, и что она унаследовала его капиталы.

— Почему ты сказала «предположительно»? — спросил Каспар.

— Ну, ходили слухи, что ее муж был вовлечен в несколько, скажем так, рискованных деловых предприятий, конкурирующих с интересами криминальных структур общества.

— Продолжай.

— Поговаривали, что кто-то из главарей банд, наконец, устал от соперничества и его люди выследили и убили конкурента, когда он возвращался домой из заведения с дурной репутацией.

— Вот ублюдок!

— Кто? — хихикнула Софья. — Муж, посещающий публичный дом, или главарь шайки, пристукнувший его?

— Ты знаешь, что я имел в виду. Не умничай, тебе не идет.

Софья показала послу язык и продолжила:

— Как я сказала, мадам Вилкова унаследовала бизнес мужа и отсекла те части, которые вступали в противоречия с интересами бандитов. Сейчас она весьма богатая женщина и, говорят, жертвует много денег различным больницам и богадельням города.

— Филантропка.

— Да, она одна из немногих представителей нашей знати, кто действительно достоин этого звания, — согласилась Софья.- Так почему она хотела, чтобы ты зашел к ней?

— У нее не было времени на объяснения.

— Возможно, она в тебя втюрилась, — рассмеялась Софья.

— Возможно. А что, в это так трудно поверить? — спросил Каспар несколько грубее, чем намеревался.

— Вовсе нет, Каспар, ты весьма выгодная партия.

— Теперь ты издеваешься надо мной,- сказал Каспар, поднимаясь с лавки.

— Немного, — согласилась женщина, улыбнувшись.

Каспар покинул Софью и поднялся в свои покои умыться и переодеться, прежде чем отправиться к дому Анастасии. Он хотел поехать в одиночестве, но Курт Бремен не пожелал позволить послу путешествовать, без сопровождения после кровопролития у ворот, устроенного разогнавшими возмущенную и горюющую толпу чекистами.

Думая об убийстве боярина, Каспар по-прежнему не был уверен, как быть с обстоятельствами, связанными со смертью Кововича. Разум подсказывал ему, что нельзя верить в случайности, и Каспар не мог отделаться от мучившего его подозрения, что между ним и убийством еще отыщется связь более крепкая и глубокая, чем ссора на приеме. Какая именно, Каспар не знал, но посол был не из тех, кто оставляет подобные загадки нерешенными. Павел уже пытался обнаружить какое-нибудь отношение боярина Кововича к пользующимся дурной репутацией личностям, в надежде, что след приведет — а Каспар был просто уверен, что приведет, — к Чекатило.

Он повернул лошадь на мощеную улицу — табличка на черном каменном доме сообщала, что это Магнусштрассе, что, естественно, поразило посла: он не ожидал увидеть здесь имперское название.

— Возможно, они не так уж и ненавидят нас, а? — проговорил он.

— Нет, посол, — отозвался Валдаас, которого все еще мучила вина, — как-никак, он ранил своего начальника.

Улицы тут были меньше запружены народом, чем в центре города, и Каспар буквально чувствовал царящее вокруг богатство. Чистые оштукатуренные стены, посыпанные сверху битым стеклом, вмурованным в известку, окружали дома элиты Кислева, а высота их не допускала проникновения никаких, кроме, быть может, самых целеустремленных, незваных гостей.

Он ехал по улице, пока не добрался до группки вечнозеленых тополей. Если верить записке, они росли прямо напротив дома Анастасии, который, по-видимому, скрывался за высокой стеной из обтесанного камня, с открытыми воротами, ведущими внутрь. В конце мощеной тропинки, бегущей по пышному, ухоженному саду, изобилующему травами, кустарниками и яркими цветами, посол увидел построенное со вкусом здание.

Анастасия стояла на коленях перед маленькой клумбой, разрыхляя влажную черную землю небольшим совочком, и сердце Каспара сильно забилось от сильнейшего ощущения дежа-вю. Когда женщина заметила его, он выдавил улыбку и помахал ей рукой.

— Я так рада, что ты пришел, — сказала она, подходя.


III

Очень скоро Каспар понял, что Софья не ошиблась, говоря ему, что Анастасия богата. Слуги в зеленых ливреях приняли у рыцарей поводья и отвели лошадей в конюшню, а горничные с реверансом поднесли всадникам освежающие напитки.

Послу и его рыцарям предложили бокалы с прохладным яблочным соком и наколотым льдом, из чего Каспар сделал вывод, что Анастасия достаточно богата для того, чтобы устроить под домом холодильное помещение, в котором благодаря чарам кислевских ледяных магов воздух всегда оставался морозным.

Солдаты осмотрительно остались у входа в дом, а посол и Анастасия отправились в обшитые дубовыми панелями приемные покои, с высоким алебастровым потолком и пушистым ковром с узорами из извивающихся драконов, раскинувшимся на натертом до блеска деревянном полу.

Внутреннее убранство дома тоже говорило об огромном богатстве, хотя ничто тут не было нарочитым или безвкусным. Каждая элегантно обставленная комната не подавляла гостя роскошью, в отличие от замков многих дворян Империи, которые делали все, что могли, только бы заявить о своем богатстве.

Они присели на великолепный диван, болтая, как старые друзья, о всяких несущественных вещах, пока разговор неизбежно не коснулся смерти боярина Кововича.

— Я слышала об этом ужасном деле и о том дураке, Пашенко, — сказала Анастасия.- Просто кошмар, что такого человека, как ты, посмели обвинить в столь чудовищном преступлении.

— Да, это нелепо,- согласился Каспар.

— Что заставило Пашенко решить, что ты имеешь какое-то отношение к убийству?

Каспар пожал плечами:

— Люди во дворце видели, как мы с боярином обменялись парой неласковых слов, вот чекист и пришел к неверному заключению.

— Фи! Пашенко некультурный, если бы он арестовал всех, кто ссорился с Кововичом, половина Кислева сидела бы сейчас в чекистских застенках.

— Значит, его не слишком любили? — спросил Каспар.

— Не особенно,- кивнула Анастасия.- Он был груб и невоспитан, и мне совершенно непонятно, почему его жена устроила сцену перед твоим посольством. Говорят, он ее безжалостно избивал, так что к чему ей оплакивать его уход? Нет, этого я никогда не пойму.

Каспар покачал головой, жалея Алексея Кововича тем меньше, чем больше узнавал о нем. Этот человек был пьяницей, и, судя по всему, госпоже Ковович без него будет только лучше. Он допил сок и поставил бокал на резной столик орехового дерева рядом с диваном.

— Но довольно об этом, Каспар! — воскликнула Анастасия.- Жизнь и так достаточно мрачна. Расскажи о себе, мне интересно, как такой человек решился отправиться в Кислев в столь смутное время.

— Меня послал сюда император, — сказал Каспар.

— О, не скрывай, наверняка должно быть еще что-то. Ты поссорился с кем-то стоящим у власти, чтобы получить такую… неудачную должность?

— Неудачную? Что ты хочешь сказать?

— Этот пост наверняка не принесет тебе ни материальной выгоды, ни престижа, как в центрах дипломатической активности, в Мариенбурге или Бордело, и не станет полезной ступенькой в карьере. Или, к примеру, Тилия. Там хотя бы приятный климат. Но Кислев — в нем ведь нет никакой притягательности. Скажи мне честно, почему ты приехал в Кислев?

— Я же сказал. Император попросил меня занять этот пост, и я согласился.

— Так просто?

Каспар кивнул:

— Я прослужил в армиях Империи почти сорок лет, начав в шестнадцать, получая по шиллингу от императора Леопольда. Я вступил в корпус копейщиков и следующие шесть лет воевал в Аверланде, то против одного орка-полководца, то против другого. Мы обошли всю Империю, сражаясь, зарабатывая, смею заметить, доброе имя, побеждая тварей, рыскающих в темных чащобах, племена северян, которые совершали набеги на вашу страну и Остермарк, и любого врага, приходящего со злом и убийством в сердце. Я вырос до командира подразделения и дрался на стороне самого императора Карла-Франца в битве при Нордуине. Так шли годы, пока я не возглавил все войско моего императора.

— О, да ты великий герой, — протянула Анастасия.

Каспар улыбнулся:

— Возможно, но мой народ в опасности, ему нужны люди, которые понимают, что такое война, и знают, что, чтобы выжить, надо сражаться. Дипломатия и переговоры сейчас не помогают, пришли времена, когда человек сам должен захотеть драться за правое дело. Кислев, возможно, и не синекура, но, если я, прибыв сюда, добьюсь поддержки наших армий, сопротивляющихся вторжению неприятеля, это все, что мне нужно.

— Значит, ты истинный патриот и альтруист. Такие люди редко встречаются, — с улыбкой заметила Анастасия.

— Не так уж редко, как ты думаешь,- ответил Каспар.

Анастасия рассмеялась и спросила:

— Почему тогда ты оставил службу?

Улыбка исчезла с лица Каспара.

— Моя жена, Мадлен, у нее было слабое сердце, и мои отлучки слишком тревожили ее, — грустно ответил он. — Когда я вернулся из кампании, развернувшейся в Приграничных Княжествах, я с честью демобилизовался, и мы поселились в Нулне.

— Ясно. А твоя жена… она ждет тебя на родине?

— Нет. — Каспар покачал головой. — Мадлен умерла три года назад. Она упала в нашем саду, когда ухаживала за розами. Жрец Морра сказал, что ее сердце просто сдалось, что у него не осталось сил, чтобы давать жизнь. Он сказал, она ничего не почувствовала, что, я полагаю, было своего рода благословением.

— О, прости, мне так жаль, Каспар. — Анастасия придвинулась ближе и взяла его руки в свои. — Как это неразумно с моей стороны! Пожалуйста, прости меня, я не хотела бередить столь болезненные воспоминания.

— Все в порядке, Анастасия, ты же не знала.

— В любом случае мне не следовало быть такой беспечной. Я слишком хорошо знаю, что такое потеря любимого. Моего мужа, Андрея, убили шесть лет назад,

Каспар протянул руку и вытер слезу, сверкнувшую в уголке глаза Анастасии.

— Мне жаль. Убийцу поймали?

— Ха! Городская стража и чекисты не сделали ни-че-го! Андрей, да упокоит Урсан его душу, был очень хорошим, но чрезвычайно наивным человеком. Без моего ведома он вложил деньги в несколько весьма сомнительных, но очень красочно расписанных предприятий на паях с одной личностью по имени Чекатило.

Каспар и без того имел повод презирать Чекатило, а теперь он мысленно вписал в счет еще один пункт.

— Я знаю господина Чекатило, — сказал он.

— Ну вот, никому точно не известно, но мне говорили, что Андрей шел домой со встречи в Купеческой Гильдии и наткнулся на каких-то разбойников. Они его ограбили, отняли кошелек и забили до смерти железными прутьями.

Каспар вспомнил версию, рассказанную ему Софьей, и мысленно поблагодарил того, кто избавил Анастасию от правды о том, откуда на самом деле возвращался ее супруг.

— Конечно, сделать ничего нельзя, но я знаю, в чем дело. Доказательств у меня нет, но сердцем я чувствую, что этот подонок приложил руку к смерти Андрея.

Глаза Анастасии наполнились слезами, тонкие руки взлетели к лицу.

— Прости, я, наверное, не очень хорошо знаю язык, но мысль о том, что этот кусок человеческого дерьма как ни в чем не бывало разгуливает по улицам, меня так злит, так злит!..

Каспар склонился к ней и обвил рукой хрупкие плечи, не зная, что сказать, чтобы успокоить женщину. Вместо слов он просто притянул ее к себе так, что ее головка легла на его плечо; на камзоле его тут же расплылось влажное пятно.

— Не волнуйся, — пообещал Каспар. — Я не позволю ему снова причинить тебе вред.


IV

Каспар опустил монету в руку грума, держащего под уздцы его лошадь, довольный тем, что за это время слуга расчесал серебристую конскую гриву и хвост и даже смахнул пыль с копыт. Ухватившись за рог на передней луке седла, он запрыгнул на спину лошади и бросил взгляд на дом Анастасии, женщины, которую он готов был защитить от любых невзгод.

Они утешались в объятиях друг друга несколько минут, затем Анастасия извинилась, и Каспар решил, что должен оставить ее наедине с горем. Аромат ее волос и кожи все еще щекотал его ноздри, когда посол и Рыцари Пантеры направили коней обратно по Магнусштрассе.

На город спустились сумерки, солнце медленно тонуло за рядами домов на западе. В конце улицы Каспар увидел шестерку всадников, вырисовывающихся черными силуэтами на фоне угасающих закатных лучей, и вздрогнул, узнав самодовольного хлыща Сашу Кажетана. Он и пятеро его мускулистых, ощетинившихся оружием приятелей ехали легким галопом навстречу послу; лицо предводителя было каменным, в фиолетовых глазах пылала ярость.

— Кровь Сигмара, только не это,- прошипел Каспар сквозь зубы.

Двое Рыцарей Пантеры послали лошадей вперед, обернули поводья вокруг левых рук, а правыми угрожающе сжали мечи.

Каспар приказал:

— Игнорируйте их! Попробуем разминуться.

Валдаас кивнул, и они втроем направили лошадей к краю улицы, держась между людьми Кажетана и послом.

Но Кажетан не пожелал, чтобы его огибали, — его воины рассыпались цепью, перегородив улицу. Рука Каспара скользнула под плащ и расстегнула кобуру пистолета.

— Что ты тут делаешь? — рявкнул Кажетан.

Каспар даже не посмотрел на него, глядя в конец улицы и поглаживая пальцем изогнутый серебряный курок. Там темнели фигуры еще каких-то всадников, но в сиянии садящегося солнца нельзя было различить, кто они. Каспар и рыцари продолжали двигаться вперед, но Кажетан и его воины ловко заставляли своих коней пятиться. Наконец боец на мечах скрестил взгляды с Каспаром.

— Я задал тебе вопрос, имперец.

— А я пренебрег им.

Сабля Кажетана оказалась в его руке так быстро, что Каспар даже не заметил момента, когда она покинула ножны.

— Когда я задаю вопрос, то жду ответа.

Валдаас и его товарищ быстро выхватили мечи, и, понимая, что ситуация в любой момент может выйти из-под контроля и вспыхнуть от малейшей искры, Каспар заявил:

— Я навещал друга, если тебе угодно знать. Госпожа Вилкова пригласила меня посетить ее, и я принял это великодушное приглашение.

— Я же сказал тебе держаться от нее подальше!

— Я делаю что хочу, герр Кажетан, и не считаю, что обязан советоваться с вами, кого я могу навещать, а кого — нет, — ответил Каспар.

Он увидел, что взгляд Саши уперся в его плечо, и тотчас понял, на что смотрит боец.

Размазанная тушь с ресниц Анастасии.

Глаза Кажетана расширились, а челюсть отвисла.

Каспар понял, что сейчас случится, и выхватил пистолет, прицелившись прямо между глаз Кажетана. Боец застыл, уголок его рта дрогнул в натянутой улыбке.

— Собираешься пристрелить меня, имперец?

— Если придется, — ответил Каспар.

— Если ты это сделаешь, мои люди убьют тебя,- заверил Кажетан.

Да, вполне вероятно, но ты все равно будешь мертв.

— Это не важно, — пожал плечами Кажетан, и Каспар был потрясен, увидев, что боец действительно так считает.

Оцепенение растянулось на долгие секунды, а потом из-за спины Кажетана послышался невыразительный голос:

— Посол фон Велтен, Саша Кажетан, буду признателен, если вы оба опустите оружие. Мои люди целятся в вас из мушкетов, и, смею заверить, они отличные стрелки.

Взгляд Каспара неохотно оторвался от зрачков воина, и посол увидел Владимира Пашенко и десяток конных чекистов с короткоствольными карабинами, направленными на них.

— Пожалуйста, — настойчиво произнес Пашенко. Десять мушкетов громко и слаженно щелкнули затворами.

Каспар снял палец с курка и медленно убрал пистолет в кобуру, а Кажетан так же неохотно вложил кривую кавалерийскую саблю в ножны.

Предводитель чекистов тронул поводья, заставив свою лошадь вклиниться между конями посла и Кажетана.

— Кажется, вы притягиваете неприятности, герр посол, — заметил Пашенко.

— Ваши люди следили за мной? — спросил Каспар.

— Конечно,- ответил Пашенко так, словно это была самая обычная вещь в мире, и почему-то Каспара это не удивило. — Вы потенциальный подозреваемый в расследовании убийства, почему же мне не установить за вами наблюдение? Похоже, получается, вы должны быть счастливы, что я это сделал. Уверен, сегодняшняя маленькая драма закончилась бы для вас очень плохо, если бы не наше вмешательство.

Кажетан усмехнулся, и внимание Пашенко переключилось на него.

— Не думай, что твоя репутация защитит тебя от меня, Саша. Позволь я тебе убить этого человека, тебе бы пришлось станцевать джигу в петле на площади Героев раньше, чем закончилась бы неделя.

— Хотел бы я посмотреть, как это у тебя получится, — сказал Кажетан.

Он плюнул на землю перед Каспаром, развернул лошадь и поскакал галопом на восток; его люди поспешили следом.

Напряжение медленно покидало Каспара, пока он следил за отступлением Кажетана. Он провел рукой по волосам и выдохнул — только сейчас посол обнаружил, что задержал дыхание.

— На вашем месте, — посоветовал Пашенко, — я бы избегал этого человека. Он влюблен в госпожу Вилкову, а любовь делает мужчину глупцом.

Хотя Каспар и презирал чекиста, он заставил себя быть вежливым:

— Спасибо, герр Пашенко, за то, что пришли на подмогу. Ситуация действительно могла выйти из-под контроля.

— Не торопитесь благодарить меня. Я бы с удовольствием позволил Саше убить вас, но он герой нашего народа, и было бы очень прискорбно, если бы мне пришлось его повесить. Меня бы все осудили.

Пашенко отвел лошадь и сказал напоследок:

— И помните: ваше привилегированное положение, герр посол, ничего не значит, ибо я буду помнить, на кого вы направили этот пистолет.

Загрузка...