Потерянные мемуары Джейн Остин

Глава 3

За годы, прожитые в Бате, мы с матерью и отцом посетили немало городков на южном и западном побережье. Лайм, с его мягким климатом, восхитительными тропинками и дивной красоты пейзажами, оставался моим любимым. Мы несколько раз с превеликим удовольствием возвращались туда — в те времена он был освобождением от города, который я презирала.

— Генри, мне нет нужды ехать в Лайм, — сказала я, наблюдая за грациозно раскачивающимися ветвями деревьев. — И тропинки вдоль берега, и бризы — все это есть и здесь.

— Да, но это саутгемптонские бризы. Здешние морские купания не идут ни в какое сравнение с купаниями в Лайме — лично я и ноги мочить не стану в саутгемптонской воде. К тому же это город с восемью тысячами жителей, а Лайм всего лишь деревня.

— Ты забываешь летние толпы.

— Все равно. Я предложил бы Брайтон, но в настоящее время он мне не по карману, вдобавок я знаю, как ты любишь Лайм. Прошло три года с нашей последней поездки. С тех пор я никогда не видел тебя такой счастливой. Я хочу увезти туда сестру и помочь ей вновь обрести улыбку, которая давным-давно пропала.

Я любила Лайм. Я внезапно представила, как шагаю вдоль его милой маленькой бухты к Кобу, восхищаясь ярким галечным берегом, искрящимися волнами и величественными утесами. И все же я покачала головой.

— Сейчас мы нужны Мэри. Фрэнк через неделю уходит в море. Мы не можем оставить ее.

— У нее есть матушка, и Кассандра, и Марта.

«Несомненно», — подумала я.

Предложение было крайне заманчивым, и неожиданно я поняла, что с огромным удовольствием приму его.

— Но как мне оставить родных ради отдыха в Лайме? А как же Элиза? Твои дела? Разве ты можешь уехать так надолго?

— Я и не собираюсь уезжать надолго. На неделю, в крайнем случае на две. Элиза меня одобрит. Только подумай! Мы будем подолгу гулять. Купаться каждый божий день. Заведем новых знакомых и составим им восхитительную компанию в бальном зале. Здесь ты вынуждена вращаться в одном и том же обществе день за днем. У тебя нет времени на себя, нет отдыха от вопящего ребенка.

— Мэри-Джейн — прелестное дитя, — возразила я. — Полагаю, во вторник выдался целый час, когда она ни слезинки не проронила.

Генри засмеялся. По моему лицу он понял, что убеждать меня больше не требуется.

Несколькими днями позже, после небогатого событиями путешествия, я глядела в окно кареты Генри со счастливым предвкушением. Мы проехали через оживленную деревушку Верхний Лайм, спустились по длинному скалистому склону в сам Лайм и очутились наконец на круто забиравшей вниз главной его улице.

Я писала о Лайме в предыдущих дневниках и, возможно, вновь нарисую его портрет в книге, над которой сейчас работаю,[13] но все же рискну повториться ради удовольствия, которое город неизменно доставлял мне в каждое его посещение.

Лайм, возможно, не столь фешенебелен, как Брайтон или Уэймут, но тому, кто ищет исцеления утомленного или израненного духа в комнатах, не предназначенных для подрыва его благосостояния, морской воздух, приятное общество и восхитительный вид сего скромного городка, несомненно, весьма поправят здоровье. Очарование Лайма никак не связано с архитектурой, лишь с его примечательным расположением у моря. Прелестная бухта образована чем-то вроде грубого мола, называемого Кобом, за которым могут спокойно стоять корабли и по которому приятно гулять в хорошую погоду.

В предыдущие наши приезды, продолжительностью месяц и более, отец с матерью всегда снимали коттедж. Поскольку в этот раз нас было всего двое и задерживаться в Лайме мы не собирались, то мы предпочли пансион в изящном старинном домике в верхней части города. Хозяйкой его оказалась крупная краснолицая веселая женщина, которую весьма уместно звали миссис Стаут.[14]

— Я полагаю, вам здесь понравится, — сказала миссис Стаут, распахнув окно в моей комнате и впустив прохладный свежий ветерок.

Я долго стояла, точно прикованная к месту, с удовольствием созерцая открывавшийся прелестный вид: крыши домов и веревки с сохнущим бельем, улицы, плавно спускающиеся к гавани, и море, которое танцевало и искрилось в летнем сиянии клонящегося к закату дня.

— Можете покушать здесь, если захотите, или поужинать в «Королевском льве», хотя у них довольно много посетителей в это время года.

Мы с радостью приняли предложение миссис Стаут поесть в комнатах, поскольку прибыли довольно поздно, и рано удалились спать.

Проснувшись на следующее утро, мы обнаружили, что в ярко-голубом небе, полном пушистых облачков, светит веселое июльское солнце. Я ощутила такой прилив волнения в ожидании дневных прогулок, что, боюсь, уделила крайне мало времени продумыванию своего наряда. Женщины более богатые, должно быть, содрогнулись бы при мысли попасться на глаза в чем-то ином, нежели в новом, укороченном курортном платье — такие платья открывали лодыжки и не так давно повсеместно вошли в моду. Я же считала их весьма уродливыми и ни за что бы не стала носить, даже если бы их бесплатно раздавали на побережье.

Мой интерес к моде всегда ограничивала стесненность в средствах, и оттого выбор был невелик. С собой я взяла три платья, еще вполне приличных, но уже довольно поношенных. Я надела одно из своих любимых, простое, белого муслина с узором из веточек, рукавами три четверти и небольшим шлейфом, стянутое под грудью и сильно расширяющееся к подолу. Пояс из синего атласа, замечу без смущения, замечательно подходил к украшениям и цветам на соломенной шляпке. Как можно быстрее я соорудила прическу (по правде говоря, я просто заплела каштановые локоны в косу и убрала под шляпу) и выпустила пару кудряшек подчеркивать овал лица. Схватив ридикюль[15] и зонтик от солнца, я заявила, что готова, и ринулась завтракать с Генри.

После утренней трапезы мы с Генри отправились вниз по оживленной главной улице, которая, казалось, спешила к воде, точно так же, как река Лайм бежала по каменному ложу и изливалась в море. Достигнув тропы, которая обрамляет премилую бухточку Лайма у подножия зеленого холма, мы остановились, чтобы насладиться открывающимся пейзажем.

Несколько кораблей бросили якорь в гавани, с востока отороченной чредой живописных скал. Тропа вдоль моря была заполнена модно одетыми мужчинами и женщинами, совершавшими утренний моцион. Сам берег оживляли компании людей и купальные машины[16] — запряженные лошадьми маленькие деревянные кабинки на колесах, которые задним ходом заезжали в море. Лошади терпеливо стояли, и волны разбивались об их бока, пока купальщики во фланелевых одеяниях охотно или робко погружались в воду. Солнце светило ярко, хотя на небе собралось несколько подозрительных серых облаков.

— Похоже, Лайм находится вовсе не на побережье Дорсета, — сказала я, радуясь свежему ветерку, холодившему щеки.

— Скажи на милость, где же он находится? — спросил Генри.

— По-моему, в преддверии рая.

Генри согласился.

Решив оставить берег на потом, мы отправились прямо на Коб, длинный полукруглый каменный мол на дальней стороне гавани, который выдается в море и по которому на разной высоте идут две широкие мощеные дороги. Часть пути мы прошли по Нижнему Кобу и вскоре достигли ведущей наверх лестницы. На Верхнем Кобе очень ветрено, поверхность его поката, вследствие чего иные не рискуют по нему прогуливаться. Я же всегда предпочитала его Нижнему за великолепный вид на берег, море и окружающие утесы.

— Давай поднимемся, — горячо предложила я.

— Ты уверена? — спросил Генри, взглянув на грубые каменные блоки без каких-либо опор или поручней, выступающие из стены наподобие зубьев. — Ступеньки очень крутые.

— Уверяю тебя, я одолею ступеньки.

— Давай я пойду вторым, на случай если тебе понадобится твердая рука, — предложил Генри.

— Пожалуйста, иди вперед, — настаивала я. — Из-за своих юбок я буду взбираться слишком медленно и только помешаю тебе.

С сомнением на лице, Генри первым шагнул на лестницу, и я осторожно последовала за ним, одной рукой придерживая платье и зонтик, другой касаясь каменной стены. Нас окружало множество людей. Я слышала, как за нами поднимается небольшая компания, и, хотя у меня не было возможности оглянуться, я забеспокоилась, как бы мое неуклюжее продвижение не задержало их. Я ускорила шаг и почти добралась до последней ступеньки, когда порыв ветра застал меня врасплох, я нечаянно наступила на юбку, покачнулась и с внезапным ужасом поняла, что вот-вот упаду спиной вперед с предательского обрыва.[17]

Я непременно упала бы на мостовую внизу, что привело бы к моей смерти или, по крайней мере, к серьезным телесным повреждениям, если бы меня внезапно не подхватили сильные руки.

— Осторожнее, — произнес мне на ухо низкий голос, и я почувствовала, как те же самые руки нежно и уверенно подталкивают меня на последнюю ступеньку, в безопасность Верхней дороги, где в великой тревоге меня ожидал Генри.

Едва я твердо встала на ноги, как мужчина ослабил хватку и сделал шаг назад. Голова у меня продолжала кружиться от испуга, я обернулась взглянуть на своего спасителя и увидела перед собой пару самых ярких и умных темно-синих глаз, что я встречала в жизни.

— Прошу прощения. Вы не пострадали? — осведомился джентльмен, снимая шляпу.

Он был высоким темноволосым энергичным мужчиной лет примерно тридцати трех, одетым в превосходно сшитый темно-синий костюм и кремовые бриджи, которые ничуть не скрывали его отменную фигуру.

— Нет, нет. Я в полном порядке.

Мое сердце отчаянно колотилось, я задыхалась, что являлось, как я пыталась себя убедить, следствием несостоявшегося падения, а не близости крайне привлекательного мужчины.

— Джейн! Слава богу! На мгновение мне показалось, что ты непременно упадешь! — взволнованно крикнул Генри, спеша ко мне. — Скажите на милость, сэр, кому мы столь многим обязаны?

Мужчина любезно поклонился.

— Фредерик Эшфорд, сэр, к вашим услугам.

— Рад с вами познакомиться, сэр. Я — Генри Остин. Могу ли я…

Но прежде чем Генри договорил, на вершине лестницы появилась хорошо одетая пара.

— Отличная работа, Эшфорд! — воскликнул новоприбывший джентльмен. — Я всегда говорил, что нет способа скорее завоевать восхищение леди, нежели спасти ее из затруднительного положения.

При этом замечании я густо покраснела. К счастью, никто этого, похоже, не заметил — все были заняты куда более удивительным обстоятельством. Видимо, Генри оказался знаком с новоприбывшим.

— Чарльз Черчилль? — спросил Генри, глядя на джентльмена с некоторым изумлением. — Ты ли это?

Мужчина, которого я описала бы так: среднего роста, приятной наружности, с конной кудрявых русых волос, — в свою очередь уставился на брата.

— Генри Остин? Что за нежданная радость! Сколько лет, сколько зим!

Мужчины сердечно обнялись.

— Мы с Черчиллем вместе учились в Оксфорде, — сияя, пояснил Генри. — В какие только переделки мы не попадали!

— Все по его вине, разумеется, — хохотнул мистер Черчилль.

Мистер Эшфорд обратил взгляд на меня и улыбнулся.

— Представьте меня вашей прелестной спутнице, мистер Остин.

— С удовольствием. Мистер Эшфорд, мистер Черчилль, позвольте представить вам мою сестру, мисс Джейн Остин.

— Мисс Остин, рад знакомству, — поклонился мистер Эшфорд.

— Позвольте представить мою супругу Марию, — произнес Черчилль, выводя вперед свою спутницу.

— Как поживаете? — осведомилась Мария после обмена поклонами и любезностями.

Она оказалась стройной белокурой женщиной примерно моих лет, и я подумала, что ее лицо могло бы выглядеть привлекательным, если бы не смотрелось так, словно леди только что съела дольку лимона.

— Здесь слишком ветрено. И мне не нравятся те облака, Чарльз. Собирается дождь. Надо вернуться.

— Мы не можем сейчас вернуться, — заявил мистер Черчилль. — Я только что встретился со старым другом.

— Дождь непременно пойдет, я заболею и умру и испорчу туфли.

— Если вы умрете, моя дорогая, какая разница, что станет с вашими туфлями, — без всякого сочувствия ответил мистер Черчилль. — А если выживете, я с радостью куплю вам новую пару.

— О! Вы невыносимы! — раздраженно фыркнула Мария.

Генри и мистер Эшфорд расхохотались.

Пока я старалась, из уважения к леди, скрыть собственное веселье, Генри хлопнул друга по спине.

— Будь любезной с Черчиллем, Джейн. У него огромное поместье в Дербишире, оно стоит целое состояние.

— Я нищий по сравнению со своим добрым другом и соседом Эшфордом, — возразил мистер Черчилль. — Он наследник баронетства и Пембрук-холла, который в три раза дороже моего имения.

— В три раза? И будущий баронет? — Генри почтительно раскланялся с мистером Эшфордом. — Я должным образом впечатлен и удостоен великой чести, сэр.

— Прошу, забудьте об этом, — произнес мистер Эшфорд с добродушной улыбкой. — Уверяю вас, это почти не титул и честь, какой едва ли стоит добиваться.[18]

— Спросите его отца, как тот к нему относится, — смеясь, заметил мистер Черчилль, — Он, несомненно, уверит вас в обратном.

— Что привело вас в Лайм, господа? — полюбопытствовал Генри. — Я бы счел, что вы скорее относитесь к любителям Брайтона.

— Мне никогда не нравился Брайтон. Там слишком многолюдно, — ответил мистер Эшфорд. — У меня были кое-какие дела в Бате, когда мы со спутниками ощутили внезапную потребность в паре дней наслаждения свежим морским воздухом перед возвращением домой. Лайм показался вполне разумным решением.

— К тому же весьма удачным, — заявил Генри, — поскольку я уверен, что вы спасли жизнь моей сестры и в то же время помогли мне встретиться со старым другом.

Он повернулся к мистеру Черчиллю.

— И что ты замышляешь, старый черт? — добавил брат с улыбкой.

— Ничего хорошего, если потребуется.

Двое мужчин двинулись дальше, дружелюбно болтая. Мария шла под руку с мужем, и мы с мистером Эшфордом остались наедине. Мы одновременно шагнули вперед. Прошло несколько мгновений, прежде чем кто-то из нас заговорил, но и тогда наши первые слова неловко совпали друг с другом по времени.

Простите меня… — вновь начала я.

Прошу вас, говорите, — ответил он.

— Я еще не поблагодарила вас как должно за предотвращение моего падения, мистер Эшфорд.

— Не стоит благодарности.

— Несомненно, стоит. Потянувшись ко мне подобным образом, вы сами могли оступиться и пострадать.

— В таком случае я отдал бы жизнь — или конечность — за благородное дело.

— Хотите сказать, что не пожалели бы жизни на мое спасение?

— Да.

— Смелое заявление для столь короткого знакомства.

— В каком смысле смелое?

— Вы — джентльмен и наследник титула и, очевидно, обширного имения. В то время как я — женщина без средств и весьма низкого происхождения.

— Если первым впечатлениям стоит доверять, мисс Остин… — начал он.

— Никогда не доверяйте первым впечатлениям, мистер Эшфорд. Они неизменно лгут.

— Мои неизменно говорят правду и приводят меня к следующему выводу: ваши, мисс Остин, богатство и знатность превосходят мои.

— На каком основании вы делаете подобное заявление?

— На следующем: если бы вы погибли прямо сейчас, много ли людей оплакивало бы вас?

— Много ли людей?

— Да.

— Мне хотелось бы думать, что мои мать, сестра, подруга Марта и шесть братьев горько оплакивали бы меня. Еще жены братьев, племянницы и племянники общим числом более дюжины и, возможно, несколько старых добрых друзей.

— В то время как о моей кончине сожалели бы лишь отец и младшая сестра.

— Стало быть, жены у вас нет?

— Нет. Итак, как видите, у меня больше имущества, а у вас — домочадцев, и, значит, из нас двоих вы намного богаче.

Я засмеялась.

— Если бы богатство основывалось на вашем принципе, мистер Эшфорд, вся классовая система Англии расползлась бы по швам.