Повелитель воронов

Глава 15

Шилхара приставил лестницу к книжным шкафам и выругался, когда на его голову обрушился дождь из пыли. Он зажмурился и отмахнулся от облака.

— Мартиса права, — пробормотал он. — Мы тонем в пыли.

Он взобрался по лестнице к самой верхней полке и стряхнул затейливо сплетённую паутину, покрывавшую ряд гримуаров. В библиотеке Нейта хранились книги и свитки, от которых отказался Конклав. У Повелителей воронов подобных предрассудков не было. Рукописи о магии Пустоши соседствовали с подробными описаниями ритуалов жертвоприношений и вызовов демонов.

Сегодня Шилхара искал фолианты о чёрной магии, запретных заклинаниях и призывах, проклятиях и одержимости потусторонним. Несмотря на предположения Конклава и репутацию падальщика, сам Шилхара едва ли баловался запретным. Проклятие, нависшее над дубами у входа в Нейт, и смертоносные чары, окружавшие каменную ограду рощи, — единственное злое колдовство, которое он извлёк из этих пыльных книг и использовал для своих нужд. И они высосали из него всю силу. Тёмные заклинания, мощные и эффективные, требовали высокой и постоянной цены.

Пальцы пробежались по корешкам, кожу покалывало, когда он касался страниц в кожаном переплёте. Обложки, гладкие и выцветшие, истёртые от времени, были сделаны из кожи, о происхождении которой не хотелось строить догадок. Найдя нужный фолиант, Шилхара спустился и устроился у окна. Где-то в этих загадочных пассажах таился ответ на загадку дара Мартисы.

В её талантах не было ничего тёмного. Он никогда не чувствовал себя более живым и очищенным, чем когда она делилась с ним своим даром. Не говоря о могуществе. Последнее дало ему первое представление о том, где он может разыскать сведения о природе её дара. Подобное сильно жаждут, и не всегда доброжелательные силы.

В окна лился солнечный свет, по лазурному небу плыли облака. Не осталось и намёка на бурю, которую он вызвал два дня назад. Даже грязь в затенённом дворе подсохла. Шилхара невидящим взглядом уставился на лежащие перед ним книги, погрузившись в соблазнительные воспоминания о часах проливного дождя, проведённых с Мартисой в опочивальне.

Разделив с ней ложе, он лишь сильнее разжёг свой голод, и даже сейчас возбуждался от воспоминания о её обнажённом теле, омытом светом свечей, и ощущении слияния. Ссадина на спине не помешала ему овладевать ею снова и снова весь день и всю ночь. Она искусно заставила его задыхаться в безумном экстазе, когда оседлала и объехала.

После любовных ласк, когда они отдыхали вместе, покрытые бисеринками пота, тяжело и прерывисто дыша, он прижимал её к себе и удовлетворял своё любопытство, задавая многочисленные вопросы о жизни в Ашере.

Он поднял её руку и провёл пальцем по загрубевшей ладони.

— Это не рука изнеженной женщины. И ты не заработала эти мозоли в Нейте. Камбрия не слишком высокого мнения о менее удачливых родственниках?

Мартиса проследила взглядом за движением его пальцев и пожала плечами.

— Он не обращал на меня особого внимания и чаще бывал в Конклаве, чем в Ашере. Иногда он вызывал меня в оплот, если хотел, чтобы я перевела что-то лично для него, но это случалось нечасто. В Ашере обо мне заботилась его жена.

Шилхара представил, какой «заботой» окружала безумная Дела-фе тех, кто подчиняется её воле. Он также вообразил, как пригвоздил бы эту женщину к ограде своего дома кинжалами после нескольких удачных бросков.

— Не сомневаюсь. Лишь удивлён, что у тебя не осталось следов от хлыста на спине. Даже самый послушный слуга не избежит злобы этой женщины.

— Она искусна в обращении с хлыстом и умеет пустить кровь, не оставив шрамов.

— Талант, которым, как я уверен, она хвастается перед всеми своими друзьями-аристократам.

Ягодицы Мартисы идеально лежали в его ладони, и он провёл рукой по округлому изгибу.

— Чем ты занималась в Ашере?

Лишь едва заметное напряжение намекнуло на тревогу, вызванную вопросом. Голос Мартисы звучал спокойно, и она даже слегка улыбнулась.

— Тем же, что и в Нейте. Я драила, стирала, изготавливала мыло, заботилась о домашнем скоте, собирала оливки, работала с прессом и подавала блюда на званых вечерах. А ещё была писцом епископа.

Она что-то недоговаривала. Камбрию, возможно, не заботило, как Мартиса жила в Ашере, но она для него ценна — не как обычный слуга.

— Сколько тебе было лет, когда ты стала послушницей Конклава?

Она ласкала его так же, как и он её, проводя рукой по его ноге и бедру. Шилхара наслаждался её прикосновением. Обнимать её приятно. Это так правильно, естественно.

— Мне было двенадцать, — ответила Мартиса. — Верховный священник посетил Ашер и привёз с собой ищейку магов. Зачуяв меня, пёс рванул поводок.

Её пальцы щекотали место, где она провела ладонью по его подбородку, прежде чем положить её на щеку.

— В Конклаве о тебе никогда не говорили. Ни священники, ни послушники. По крайней мере, не упоминали имени. Ходили слухи о студенте, изгнанном под угрозой смерти. Это был ты?

Её медные глаза отражали тусклый свет жаровни.

— Что? Мне не воздают хвалу на утренней молитве? — Его губы скривились. — Они сочли меня слишком опасным, чтобы выпустить на свободу, и сослали сюда, в Нейт, к Повелителю воронов.

— Ты как-то упоминал первого Повелителя. Ты унаследовал его титул?

— Титул, репутацию и сам Нейт. — Он прижался щекой к её руке. — Не заблуждайся. Я пережил оскорбления и дурную славу. Конклав думал, что отослал меня к магу-падальщику, который использует меня в качестве приманки для демонов. У моего наставника были другие планы.

Её глаза на мгновение закрылись. Когда же Мартиса снова взглянула на него, в янтарных омутах вспыхнул затаённый гнев, смешанный с сочувствием.

— Я понимаю, почему ты их ненавидишь — священников.

Если бы она только знала, насколько глубоко это чувство. Шилхара отогнал мрачные думы и успокоился тем, что ласкал её тёплое тело. По праву он должен презирать и её. Она — орудие Конклава, послана в Нейт шпионить за ним и вполне может преуспеть в своём начинании, но он её не презирал. Отнюдь, и переполнявшие её эмоции заставили его уклоняться от этих мыслей быстрее, чем от размышлений о боге.

Её губы раскрылись под его губами, мягкие и податливые. Она не красавица, как гурия Анья, но храбрая и остроумная девушка, начитанная и исключительно наблюдательная. Она подходила ему как никто другой. После того, как она вернётся в Ашер, он ещё долго будет помнить её — и тосковать.

Шилхара зарычал и перевернул Мартису так, чтобы она села на него верхом. Её волосы окутали его душистыми волнами. Быстрое движение бёдер, и он оказался внутри неё, медленно погружаясь в тугой гостеприимный жар.

Глаза Мартисы засверкали, дыхание сбилось.

— Ты видишь звёзды, Шилхара из Нейта?

Он обхватил её бедра руками, а она объезжала его, позволяя задавать темп, пока не обезумел от желания. Шилхара притянул её к себе и целовал до тех пор, пока они оба не задрожали, лишившись дыхания. Он погружался в неё снова и снова, отчаянно желая стать ближе и сделать своей. Его жажда была настолько сильной, что дар пробудился сам по себе, вызванный не действием заклинания, а яростью страсти. И её магия ответила на зов.

Дар Мартисы, освободившись от недостаточного контроля, вырвался наружу. Предательский янтарный свет окружил тела, и Шилхара вдохнул его полной грудью. Сам её дух наполнил его суть. Её сила проистекала из терпения, решительности и сострадания, окутанного дымкой лёгкой меланхолии — и любви к нему. Оргазм обрушился на Шилхару, как штормовой прилив, протекая по чреслам подобно горячей реке, отчего он выгнул спину со стоном, чуть не сбросив с себя Мартису. Она удержалась и последовала за ним на небеса. Её тихие крики затихли вместе с его голосом, когда она рухнула ему на грудь.

У Шилхары дрожали руки и ноги, конвульсивная дрожь сопровождалась чёрными точками перед глазами. Он поднял руку и увидел вокруг своих пальцев ореол света и прижал их к спине Мартисы. Неразборчивый шёпот заклинания утонул в её волосах. Мартиса вздрогнула и подняла голову, чтобы посмотреть в его глаза.

— Что ты сделал?

Он потёр большим пальцем гладкую кожу на том месте, где была ссадина.

— Исцелил твою спину.

Она отвела руку назад и коснулась места, которое он ласкал. Глаза расширились, Мартиса одарила его блаженной улыбкой.

— Ты удивительный. Спасибо. — Взгляд на мгновение потемнел. — Знаешь, я тебе завидую. Не столько из-за силы, сколько из-за того, что ты можешь управлять ею по своему желанию. Я бы хотела, чтобы мой дар вёл себя также.

Шилхара ничего не сказал, только погладил её по волосам, когда она положила голову ему на плечо и заснула, всё ещё ощущая его внутри себя. Он обнял её изо всех сил.

Он был совершенно измотан. Даже дар не мог полностью восполнить энергию, которую у него отняла буря и часы любовных утех. Ему нужно поспать. А ещё снова овладеть ею, и когда она опустошит его настолько, чтобы хватило на добрый десяток жизней, он отправится в библиотеку проверить страшную правду. Он понял, кто она. Дар Мартисы — не благословение, а проклятие.

Громкий треск в одно из окон библиотеки вывел Шилхару из задумчивости. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как взмахнули крылья и ворон рухнул на землю. Он покачал головой.

— Каелю понравится птичье мясо.

Книга, которую он снял с верхней полки, лежала на столе неоткрытой. Руны украшали кожаный переплёт, таинственные символы жалили пальцы, когда Шилхара провёл по контурам. Пожелтевшие страницы затрещали, когда он распахнул книгу и приступил к чтению. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти нужные отрывки, и он прочёл их с горьким торжеством.

— Ах, Камбрия, ты даже не представляешь, что мне передал?

Известие опустошит Мартису. Шилхара провёл рукой по волосам и тяжело вздохнул.

Он нашёл её за работой в углу двора вместе с Гарном. Она развешивала свежевыстиранную одежду и бельё на верёвках для просушки. Частично скрытая влажными одеялами Мартиса не заметила появления Шилхары, пока он не заговорил:

— Ученица, ты нужна мне в главном зале.

Она выпрямилась, судорожно выдохнув.

— Ты меня испугал.

Её робкая улыбка погасла при виде его мрачного лица. Она кивнула и вытерла влажные руки о юбку.

Окрашенная бледным светом и пылинками, она стояла перед ним в большом зале с застывшим лицом, ожидая его приказаний. Он прочёл мрачную решимость в её глазах. Она ожидала от него неприятного урока. Сожаление скрутило желудок Шилхары ещё сильнее. Он практиковал рассчитанную жестокость по отношению к ней в этом зале, когда она только приехала. Его попытки отпугнуть её потерпели неудачу, но страх, который он внушил, остался, даже несмотря на разделённую близость.

Он не знал, как её успокоить, особенно когда его целью было огласить ей жестокую правду.

— Призови свой дар, Мартиса.

Её брови поползли вверх, но она сделала, как он велел. Шилхара мог наблюдать, как она тысячу раз вызывала свой дар, и всё ещё не уставал от этого зрелища. Он никогда не видел, чтобы дар проявлялся таким образом — мерцающее сияние, которое охватывало носителя целиком и манило к себе.

— А теперь? — Даже её голос изменился, резонируя чувственностью, от которой по спине Шилхары разлился жар.

— А теперь я хочу, чтобы ты разбила стекла в этих окнах. — Он указал на высокие окна, покрытые многолетней грязью. — Ты знаешь заклинание. Конклав всегда учит ему новичков.

Мартиса нахмурилась.

— Ты уверен? — Её вопрос свидетельствовал о замешательстве.

— Не сомневаюсь.

Заклинание было простым, безобидным упражнением. Его использовали для того, чтобы познакомить самых юных послушников с искусством контроля и манипуляции и дать осознать собственную силу. Но даже оно оказалось за пределами возможностей Мартисы. Она повторила заклинание дважды, но в оконном стекле не появилось ни единой паутинообразной трещинки. Её плечи сгорбились от поражения.

— Бесполезно. Ничего не изменилось. Заклинания не работают с моим даром.

Шилхара обошёл её, и стук каблуков эхом отдался в комнате.

— Они работают, но не так, как мы думали. — Он произнёс то же самое заклинание, и стекло треснуло в трёх окнах. — Простое заклинание разрушения. Хорошо для мелких проказ, но не более.

Он взял её за руку. Её дар пронёсся сквозь него, увлекая её сущность за собой, так что она запела в его венах. Он был переполнен силой, которая заставила его собственный дар гудеть в ответ. Шилхара отпустил руку Мартисы, прежде чем поддаться её очарованию и начать питаться её даром и душой.

— Смотри.

Шилхара ещё раз повторил заклинание. Мартиса заткнула уши руками, когда сокрушительная волна закрутила воздух вокруг них. Последовал взрыв, и все окна в зале разлетелись вдребезги, обрушивая во двор ливень осколков. Разбитые радуги зацепились за зазубренные осколки, всё ещё прикреплённые к оконным рамам. Зал залил солнечный свет. Снаружи завыл Каель, и Шилхара услышал, как распахнулась дверь в кухню. Мартиса уставилась на него, как на сумасшедшего.

Он дважды хлопнул в ладоши и произнёс одно резкое слово. Гарн вбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как стёкла поднялись в воздух, соединились и встали на свои места. Окна выглядели нетронутыми, если не считать запёкшейся на поверхности грязи. Зал вернулся в удручающую полутьму.

— Гарн.

Слуга материализовался рядом с ним, глядя на отремонтированные окна. Он взглянул на Шилхару

— Возвращайся во двор. Мне нужно кое-что сообщить Мартисе. Наедине.

Гарн на мгновение заколебался, переведя взгляд на потрясённое лицо Мартисы, затем поклонился и удалился. Пальцы Мартисы сцепились меж собой, костяшки побелели на фоне тёмных юбок. На лице застыл пустой взгляд, не сочетающийся с напряжёнными руками.

— Этого, — Шилхара махнул рукой в сторону окон, — не должно было случиться. По крайней мере, не так, как ты видела.

Она нахмурилась.

— Я ничего не понимаю. Ты очень могущественен. И тебе это должно быть по плечу.

— На самом деле, нет. Это заклинание разрушения может лишь покрыть стекло трещинами. Сама его природа ограничивает эффекты, независимо от силы мага. Второе заклинание сложнее. Восстанавливать всегда сложнее, чем разрушать. Колдовство должно было вызвать кровотечение. Но у меня ни царапинки. — Он поднял руки, чтобы Мартиса увидела мерцание своего дара на них. — Сила твоего дара, направленная через меня, изменила эти заклинания.

Она моргнула и подняла руки, которые больше не светились так, как его.

— Мой дар дал тебе силу?

Нутро Шилхары болезненно сжалось от вновь вспыхнувшей надежды в её глазах.

— У тебя редкий дар, Мартиса. Последний известный одарённый с твоим талантом — женщина с побережья, родившаяся более четырнадцати столетий назад. Курманы называют таких одарённых бидэ цзиана. Дарители жизни. Эта дарительница жизни встретила свой несчастный конец в объятиях возлюбленного, ворона-мага, который когда-то жил недалеко отсюда.

Мартиса нахмурилась. Шилхара почти слышал, как она мысленно перебирает множество архивов, которые читала и переводила, историю Конклава и перечни с разнообразнейшими талантами одарённых.

— Я никогда не слышала и не читала о… — как ты их назвал? — бидэ цзиана. Священники никогда не рассказывали о них.

— Они легенда и настолько редки, что многие считают их существование мифом. У Конклава никогда не было дарителя жизни, который бы вступил в ряды священников. — Шилхара ухмыльнулся. — А то, что Конклав не знает и не признаёт, — либо выдумка, либо просто не имеет значения.

Он старался говорить ровным тоном, ничем не выдавая растущего смятения в душе.

— Твой дар — не благословение, Мартиса. Не для тебя. Заклинания, которые ты выучила и запомнила, никогда не сработают. — Её потрясённый вздох прервал заявление, но Шилхара продолжил, безжалостный в правде и полный решимости защитить её, независимо от того, как сильно она может пострадать от его честности: — Ты всего лишь сосуд, и ничего более. Источник, которым пользуются маги вроде меня. Твоя сила усиливает магию других.

Губы Мартисы сжались в тонкую линию, глаза потемнели.

— Откуда ты это узнал? — прошептала она.

Она постарела у него на глазах, осунувшись от его слов.

— Обыскал библиотеку. У меня есть несколько фолиантов о чёрной магии. В них говорится о колдунах-воронах, которые поработили бидэ цзиана и питались их силой, как пиявки — кровью. Один из них стал пожирателем душ Ивехвенна.

Мартиса побелела и покачнулась. Шилхара протянул руку, чтобы поддержать её, но она отпрянула от его прикосновения.

Жёсткая как кнут, она зарыла руки в юбку и медленно задышала. Мартиса уставилась в пол, потом на него.

— Меня сейчас стошнит, — решительно заявила она и бросилась мимо него на кухню.

Оставшись в одиночестве в главном зале, Шилхара спрашивал себя, почему ему не хочется праздновать свой триумф над Конклавом и Камбрией в частности. Его шпионка ничего не увидела, что могло бы осудить его как предателя или еретика. А даже если бы вышло наоборот, сейчас это не имело значения. Скверна мог хоть распивать с ним чай на кухне и обсуждать, как они собираются переделать мир по своему усмотрению — начиная с медленных пыток и смерти каждого священника Конклава. Теперь он держал ключ к молчанию Мартисы. Какую бы награду Камбрия ни пообещал за голову Шилхары, маг сомневался, что она стоит того, чтобы пожертвовать своей душой.

Выйдя во двор, Гарн остановился у корыта для умывания и уставился в одну точку за углом дома. Безошибочно узнаваемые порывы рвоты перекрывал визг, блеяние и фырканье скота, снующего по загону. Шилхара подошёл к Гарну и ответил на его отчаянный вопрос.

— Оставь её в покое, Гарн. Она только что узнала жестокую правду.

Мужчины подождали, пока Мартиса не вышла из-за угла. Бледность придавала её глазам запавший вид. Она мрачно встретила взгляд Шилхары.

— Что сообщишь епископу?

Шилхара выдержала её взгляд.

— Гарн, где вино, которое мы купили на рынке?

Гарн сделал знак, и Шилхара взял Мартису за руку. Её пальцы были ледяными в летнюю жару. На кухне Шилхара открыл прохладный погреб и вернулся с небольшим кувшином.

— А разве огонь не был бы лучше? — Мартиса сохраняла спокойствие, но в её чувственном голосе отдавались пронзительные нотки.

— Возможно. — Он взял с полки буфета бутылку огня Пелеты и протянул ей. – Прополощи рот, но не пей. Мне нужно, чтобы ты сохраняла последовательность и ясность мысли. Вино вполне подойдёт.

Он подождал, пока она ополоснёт рот смесью воды и огня и сплюнет всё в помойное ведро у двери. Один только вкус крепкого пойла вернул румянец на её щеки, и она выпрямилась. Они поднялись в его комнату. Он жестом пригласил её сесть на кровать, разлил вино по бокалам и подал ей. Она осушила бокал в два глотка и протянула за добавкой.

Подняв брови, он снова наполнил бокал, подтащил единственный стул и сел напротив неё, держа в руке свой кубок. Мартиса смотрела на него с опаской не меньшей, чем при их первой встрече. Они снова стали врагами.

— Есть множество вещей, которые я собираюсь рассказать Камбрии Ашеровскому. И ни одно из слов нельзя произнести в приличной компании. — Она слабо улыбнулась. — Порабощение и использование другого мага для получения силы — одна из самых тёмных практик. По закону Конклава, любой маг, пойманный за подобным, подлежит смерти.

Он наклонился вперёд, упёршись локтями в бёдра. Лёгкий румянец, вернувшийся к её щекам, снова поблёк.

— Ведь это рабство, как никакое другое.

— Так и есть. И неопределимое влечение для мага, который контролирует цзиану. Вкус власти более чем соблазнителен. — Он прищурился, когда Мартиса сглотнула и отвела взгляд. — Для такого могущественного мага, как я или Камбрия, твой талант стоит больше, чем корабль, груженный золотом до самой ватерлинии.

Он сухо усмехнулся.

— Всё это время ты служила его дому, обучалась в Конклаве, но он так ни о чём не догадался.

— Но ты либо расскажешь ему, либо оставишь меня себе. — Горечь обострила её слова.

Есть много причин, по которым он хотел бы оставить Мартису себе. Её дар — не одна из них. Когда звезда Скверны висит в небе за окном, а голос бога обещает силу, способную поставить королевства на колени, её дар — лишь небольшое искушение.

— Хотя я и соблазнён, но не нуждаюсь в таком даре, а вот Камбрия, может быть. С твоей помощью он сможет контролировать Конклав. Ему не придётся ждать, пока умрёт корифей и Святой престол соберётся избрать следующего главу. Он просто узурпирует власть. Я сомневаюсь, что законы Конклава или какая-то воображаемая мораль помешают ему паразитировать на тебе. — Его губы сжались в презрительную усмешку. — Человек, поносивший магов-падальщиков, сам станет воплощением павших.

Мартиса встала и подошла к окну. Обрамлённые изогнутой аркой и освещённые солнечным светом, её черты были погружены в тень.

— И что теперь?

Он нахмурился, услышав глухие нотки в её голосе, как будто в ней умерло нечто большее, чем надежда на дар.

— Конклав и так стоит у меня за порогом, и это с благоразумным корифеем, который не питает ко мне недоброжелательности. У меня нет ни малейшего желания помогать епископу становиться всё более важной фигурой. — Он допил вино и встал. Мартиса не отступила, когда он подошёл к ней. — Я могу научить тебя скрывать дар. Не просто контролировать, а прятать. Настолько, чтобы священники никогда не почувствовали его присутствия. И я хороший лжец. Мне не потребуется много времени, чтобы убедить Конклав, что я не смог распознать твой талант.

Пустой взгляд Мартисы оборвал ему сердце.

— Ты можешь использовать меня, и я не смогу тебя остановить.

Её волосы были такими мягкими, когда он погладил её косу.

— Чем этот день отличается от любого другого?

Она закрыла глаза.

— Мне страшно.

Он погладил её щеку. Шилхара ненавидел её страх, но он сохранит ей жизнь.

— Так и должно быть. У порабощённых бидэ цзиану силой отнимали дар. Секс, пытки — всё, что их хозяева находили необходимым для проявления силы и использования в своих интересах.

Глухой смех, граничащий с истерикой, вырвался из горла Мартисы. Слёзы потекли по щекам, и она закрыла рот рукой. Смех перешёл в мучительные стоны. Шилхара обнял Мартису, движимый непривычным желанием защитить и утешить. Он погладил её по спине, и её слёзы потекли по его груди. Ей было хорошо в его объятиях даже в горе.

Он не помнил, когда в последний раз плакал, но понимал её слезы. Они порождены гневом и разбитыми мечтами, разочарованием и бессилием. Он молча обнимал, пока она не икнула и не выпрямилась.

Дрожащими руками Мартиса вытерла остатки слёз.

— Естественно, у богов прекрасное чувство юмора.

Боги для него не более чем удобное средство, с помощью которого он проклинал повседневные неурядицы. Только Скверна выше этой философии, и Шилхара ненавидел своего соблазнителя.

— Они только и знают, что насмехаться над людьми, ученица. Никто из них не стоит даже одного коленопреклонения. — Её нижняя губа задрожала под его большим пальцем. — Позволь мне дать тебе средство защитить себя, Мартиса.

Она нежно поцеловала его большой палец и вздохнула.

— Многие сказали бы, что я буду дурой, если доверюсь тебе.

— И многие были бы правы. Я вру хорошо и часто.

Веселье осветило её мрачное лицо.

— Ты никогда не лгал мне.

— Разве нет?

— Не в тех вещах, что имеют значение.

В нём росло желание. Не такое яростное, как раньше, но такое же сильное и глубокое. Если не считать Гарна, Каеля и матери из далёкого прошлого, до этого момента он не был склонен проявлять заботу.

Он подвёл Мартису к кровати и медленно занялся с ней любовью, рассказывая руками то, что слишком боялся раскрыть в глубине своего сердца. Потом он прижался к ней и зарылся лицом в её душистые волосы. Снаружи на деревьях кричали и хлопали крыльями вороны, а Гарн фальшиво напевал песенку, подметая заднее крыльцо. Шилхара провёл целый день с Мартисой и ни о чём не жалел.

Теперь их уроки станут серьёзнее. Будь он проклят, если увидит её сломленной на колесе рабства, и будь он проклят ещё больше, если даст Камбрии шанс заполучить ещё больше власти. Он с улыбкой отдаст свою душу на растерзание, если понадобится остановить епископа.

Нестройные песни воронов затихли, и Шилхара погрузился в сон, наслаждаясь теплом Мартисы. Она пошевелилась, скользнула ногой по его икре. Её голос, холодный и слегка вызывающий, полностью разбудил его.

— А что защитит меня от тебя?

Он крепко прижал её к себе и ущипнул за плечо.

— Ничто.