ДРУЖБА ПО ГРАФИКУ

В их общежитии на первом этаже проживала коммуна аспирантов-математиков. Все они были намного ее старше. Но когда она из вежливости расспрашивала их о детках, о семье, они уверяли, что либо в разводе, либо собираются разводиться. Хотя уж ей-то они могли бы и не врать о нестабильности своего семейного счастья. С двумя из них, Александром и Андреем, она сдавала кандидатский минимум по марксистско-ленинской философии. Попивая холодное пиво из Варькиного холодильника, они гоготали до двух ночи, готовясь экзаменоваться. Варя хохотала вместе с ними, но ее несколько тяготило, что ее ночи теперь были заняты не чем-нибудь иным, а марксистско-ленинской философией. В сумерках в ее крошечной комнатке было совершенно негде повернуться. Кроме двух дюжих аспирантов тут же на холодильнике и подоконнике откровенно скучали два призрачных азиата. На узкоглазой физиономии старшего из них читалось непомерное изумление. Раньше он очень интересовался литературой, заглядывая в Варькины книжки из-за ее плеча. Он даже иногда давал ей понять, какие книги он считает полезными для нее, а какие — не стоящими внимания. Но теперешнее ее чтение вызывало у него сложные чувства. С одной стороны, вместо того, чтобы сквозь ночь мчаться над мрачными соснами к чужим грезам и снам, они были вынуждены теперь сидеть с Варькой над книжками. А с другой стороны, он никак не мог сообразить, для чего же были написаны такие книжки? Он еще мог представить себе, что огромный том мифов Древней Греции, взятый Варькой из дому, для чего-то может быть ей полезен, хотя все, что там написано — вранье. Ведь всем известно, что никакого Посейдона в океане нет, там живет огромный морской змей, чьи движения и рождают волны, несущие смерть. Пусть, даже эти лживые мифы можно было перетерпеть. Но все-таки для чего же написаны такие книги, как "Материализм и эмпириокритицизм"?

А потом математики вдруг стали приходить к Варьке по одному. Они как-то поочередно заболевали, а может, просто завели более содержательную личную жизнь вдали от покинутых семейств. Но отряд их, в этом случае, старался не замечать потери бойца, и на распорядок их занятий это не влияло: музыка на всю мощь, кипа первоисточников и составных частей марксизма, ернический разбор вопросов и лошадиное ржание почти до утра. Днем они отсыпались в своих конурах, а к вечеру добывали новые книжки о партии.

Экзамен Варя сдала на пятерку. Она вообще хорошо сдавала пожилым мужчинам. Да и марксистский философ ей попался что надо! У нее принимал экзамен сам заведующий этой самой кафедры. Он не был немцем, но два года преподавал на университетской кафедре в Калининграде, где когда-то читал лекции Кант, поэтому он весь пропитался немецким духом. А Варька в последнюю ночь перед экзаменом как раз имела долгую беседу с Эммануилом. Призраки убедили ее, что это будет полезно. При ответе на билет она незаметно для себя почему-то свела всю марксистско-ленинскую философию к вопросу, волновавшему ее не меньше Канта: достаточно ли человеку звездного неба над головой и нравственного закона внутри? Они долго спорили в захлеб с экзаменатором, поскольку положительный ответ на этот вопрос делал совершенно бессмысленным марксистский раздел философии, а отрицательный — всю философию сводил в куриную гузку, как сказала бы ее бабушка. В результате бывший наместник Канта даже отметил в приказе по институту ее замечательный ответ.

А ее боевые соратники экзамен провалили, их оставили на осень, но и тогда они с трудом сдали его только на трояк. Варя искренне сочувствовала их провалу, но после экзамена они к ней не заходили, наверно, за что-то обиделись. Осенью, приехав после каникул, Варя от добрых людей узнала об истинной, по мнению Александра и Андрея, причине их провала с философией. Оказывается, виновата в этом была она. У них, оказывается, был с ней безудержный, не сковываемый никакими условностями, секс.

Эти два философствующих математика даже повесили у себя в коммуне на стенке график, кому и когда к ней ходить «заниматься». Поэтому они, демонстрируя всему общежитию особую близость с ней, и стали приходить поочередно, то бишь, по графику. Она, конечно, растратила на себя их мужские силы, проявила некоторый сексуальный вампиризм. Поэтому ей-то было хорошо сдавать после этого, а они с трудом смогли восстановить силы только к осени. Ну, и с билетами им тоже не повезло, в отличие от нее. И о Канте с ними беседовать не стали, потому что у них титек нету.

* * *

Варе было очень плохо. Она пребывала в полной растерянности. Эти взрослые мужчины, опустошая ее холодильник, никогда ничего ей не дарили, даже цветка, она не слышала от них ни одного комплимента. Они даже не пытались подступиться к ней. Но почему-то они повесили график, следуя которому, у них и происходил этот самый воображаемый секс. Они самозабвенно врали друг другу, но при этом даже не сказали ей ни одного интимного, ласкового слова! Они даже не попробовали ее совратить! А вдруг бы она, до полоумия доведенная марксистско-ленинской философией, и кинулась бы кому-нибудь из них на шею? Ну, и что, что они женатые, ведь не померли же еще, как говорили у них на хуторе. Это что же будет, если все, кто ее захочет, просто скажут себе и окружающим: "Я с ней уже переспал!", и этим полностью удовлетворятся? Что же это за кошмар-то, Господи! Аспирантская коммуна математиков вела преимущественно ночной образ жизни. На стене одной из комнат, которые они занимали в блоке, висела обычная школьная доска. Они до глубокой ночи исписывали ее формулами, что-то преувеличенно громко доказывая друг другу. Варя сидела невидимая в углу со своими неразлучными призрачными спутниками среди обычного общежитского мужского бардака с голыми бабами на стенах и тумбочках, составленных одна на другую. Она ждала их поздних чаепитий, когда они начинали говорить о ней.

— Ну, что, Сань, опять по графику будете наверх таскаться? Ты у нас прирожденный математик, тебе даже вашу шведскую семью с Андре надо было изобразить графически, дискретно. А чего уж она вас до утра-то не оставляла? Или у нее тоже какой график там был? Опять поползете назад среди ночи?

— Вы лучше расскажите, как пролетали-то, кайф хоть поймали? Я не про экзамены говорю, — под общий хохот вступал другой.

— Они, понимаешь, под секс философскую базу подводили, а секс — стихия чувств, здесь логики и системы нет. Понятия несовместимы. Вот у них и получилась стихийная философия!

— Да нет, у них там было сложное уравнение регрессии, а в качестве отклика они ошибочно приняли не свою, а ее оценку за философию!

Варя ждала, и те, кого она искренне считала своими друзьями, начинали, потупясь, с наигранной скромностью, а затем, перебивая друг друга, повествовать как это все у них происходило. Смакуя, они описывали самые извращенные позы и какие-то совершенно неведомые ей приемы. У них на хуторе, наверно, никто и не слыхал про такое. Даже у азиатов от некоторых подробностей неестественно округлялись глаза. Варя и не подозревала, как много она потеряла в общении с математиками. Наслушавшись вдоволь о своих несостоявшихся развлечениях, она покидала эти мужские вечеринки, на которые приходила не званая и невидимая. Она внимательно следила за реакцией своих косоглазых, но те тоже, похоже, были обескуражены не меньше ее. Они вылетали в открытую форточку и до полного изнеможения носились над сумрачным лесом. Она просто не знала, что же теперь ей делать. Ей казалось, что все, с кем она с таким трудом здесь познакомится, тут же скажут другим, что они с ней просто спят и повесят графики на стенку. Создавая собственные сны и повелевая чужими, она вдруг с ужасом поняла, как просто можно объяснить все в ее жизни с житейской точки зрения. Она впервые испугалась приземленной развязности чужого разума, что, словно кованая узда, рванул ее, желая намертво привязать к земле. Не стоило допускать эти чужие, полные бессильной похоти мечты так близко к собственной душе…

На какое-то время Варя даже почувствовала свою душу как нечто цельное, большое, но настолько беззащитное, что ее вполне может убить неумное гадкое слово. И вот тогда с ней впервые заговорил младший из призраков. А старший, взяв ее за руку, ободряюще похлопал по спине.

— Ты выросла, девочка! Мы помнили твою душу иной. Ты вытащила нас, двух отступников, из тьмы забвения. Мы не живем, проходим сквозь жизнь, но мы благодарны тебе, мы любим тебя! Не тоскуй понапрасну. Почему-то теперь в мире смешаны воедино все сословия, а это неправильно. Чернь, сколько ее не учи философии, всегда останется чернью. Трусливой чернью, которая боится поднять на тебя глаза и лишь шепчет по углам о том, что ей недоступно. В тебе душа воина, и тебе нужен воин или никто. Если бы я был живым, то весь мир бы сложил к твоим ногам! Это невозможно, мне уже никогда не совпасть своей мужской жизнью с твоим девичеством, человеческое время уходит быстро. Прости нас за все, наша вина перед тобой безмерна, но в том, что происходит с тобой сейчас, ни нашей, ни твоей вины нет…

Загрузка...