Повесть о глупости и суете

29. Когда люди не спят, им приходится жить

— Там кто-то молчит! — дёрнула дверь Габриела — и из тетради я мгновенно вернулся в сортир. — А может и замок заклинило?

Растерявшись, я спустил воду в бачке и, смыв в голове что когда-то наследил в тетради, отодвинул защёлку.

— Это вы? — удивилась Габриела. — Я стучу, а вы молчите… как мох в лесу!

— Что?! — растерялся я. — Откуда это: «как мох в лесу»?

Опомнившись, Габриела снова смутилась и сказала:

— Извините, я взволнована, а эти слова про мох, они как раз из вашей тетради… Я её слегка полистала, когда несла от Краснера… А стучусь, чтобы… Я испугалась… А главное — мисс Фонда… Ну, ей надо попользоваться… — и посторонилась, открыв мне вид на стоявшую за ней Джессику.

— Извините… — пролепетала Джессика и прикрыла губы с размазанной сиреневой помадой. — Это я виновата…

— Просим, госпожа Фонда, — пролепетал я и протиснулся между Габриелой и Джессикой, ощутив тяжёлую мякоть обоих бюстов.

Джессика юркнула в туалет, а я сказал Габриеле:

— Что с вами? У вас какой-то странный взгляд…

Она перевела его на меня и проговорила:

— Даже не знаю как сказать… Да и не стоит, наверное… Одним словом, я очень разочарована…

— Признак юности! — объяснил я. — Меня, например, мало что обижает…

Габриела выждала паузу и решилась сказать правду:

— Я хочу сказать правду.

Сердце моё ёкнуло, потому что правда пугает.

— Не буду только называть имён — и не требуйте…

— Нет, — обещал я, — не буду. К чему вообще имена?

Она снова помялась, но наконец отвернулась и сказала:

— Я не поверила глазам! Ей-богу, не поверила! Потому что если поверишь, то что, извините, получается? Что?

— Не знаю, — признался я. — Никто, наверно, не знает…

— Как это не знаете! Это конец цивилизации!

— Правда? — спросил я.

— Да, крах! — согласилась она с собой. — На борту самолёта!

— На борту? — переспросил я. — Прямо на борту?

Она кивнула, и я стал гадать — что же всё-таки прямо на борту произошло более поразительное, чем смерть?

— Неужели… — начал я и пристроился к направлению её взгляда. — Неужели кто-то с кем-то… Я не спрашиваю — кто!

Габриела вскинула голову и резко ею кивнула:

— Но уже нет! Но да! Совокуплялись! И я видела это сама!

Через минуту, проверив свои выводы, я огласил их:

— С другой стороны, Габриела, может быть, никакого краха в этом нет, понимаете? Может быть, это не конец, а просто, ну — как вам сказать? — два человека совокуплялись себе спокойно на борту самолёта. А может быть, и не спокойно — я не знаю, я же не видел… Просто совокуплялись и всё. Они же не пилоты, им не надо следить за курсом…

Она задумалась. Думала долго, и мне захотелось ей помочь:

— Давайте подумаем вместе: когда люди не спят, им приходится жить, правильно? Ну, а когда живёшь, приходится делать всякое! А какая разница — где, если не спишь, а живёшь, правильно?

Я произнёс это с очень серьёзным видом, но сперва Джессика за дверью шумно спустила в бачке воду, а потом Габриела вдруг вскинулась и громко же рассмеялась:

— Забудьте всё это, ей-богу! И возвращайтесь на место!

Пробираясь к моему месту у окна, я лихорадочно пытался представить — как, где и кто осмелился трахаться прямо на борту.

Опускаясь в своё кресло и пребывая в полном смятении, объявил:

— А я вот возьму и снова не пристегнусь…

Профессор Займ промолчал, и я повернул к нему голову. Не потому, что он не ответил, а потому, что время от времени головою нельзя не вращать…