ГЛАВА ВОСЬМАЯ

На конец месяца в поместье Мейн–Ройял был намечен матч–реванш с обедом и танцами. Винни благополучно сдала в издательство свою последнюю книгу и теперь могла целиком посвятить себя хлопотам по дому. Нужно было разместить игроков вместе с женами и подругами, большом доме было двенадцать спален, кроме того, можно было использовать окружающие его бунгало. Питер уступил для такого случая свою спальню и переселился в общежитие для рабочих.

Валери, по своему обыкновению, предупредил Винни, что приедет на несколько дней раньше. Ее родители улетели на курорт в Таиланде, и ей было одиноко. Кроме того, она вызвалась помочь Винни в подготовке праздника. Во всем, что касалось игры в поло, Валери чувствовала себя в своей стихии. Она намекнула Винни, что это будет своего рода генеральная репетиция перед тем, как сделаться полновластной хозяйкой Мейн–Ройял. На самом–то деле Винни совершенно не нуждалась в ее помощи. Она уже много лет вполне успешно занималась организацией приемов в усадьбе, но Валери ясно дала понять, что этим временам приходит конец.

— Так что же ты наденешь, солнышко? — спросила Винни у Алекс однажды утром, когда они обсуждали меню праздничного обеда. Уже было решено подать к столу мясо, на закуску — восхитительные «жучки» — маленькие омары из Моретон–Бей в коньячном соусе — и салат из лапши с крабами.

— Да у меня с собой ничего особенного и нет, — ответила Алекс, продолжая перелистывать поваренную книгу. Она остановилась на странице, где были изображены спагетти «волосы ангела», завернутые в ломтики тасманийской копченой лососины.

— Поэтому я и спрашиваю. Нужно купить тебе что–нибудь новое. Или послать за твоими вещами?

— Ах, Винни, я никого не стремлюсь поразить нарядами, — рассеянно ответила Алекс. — Может, я надену свое шелковое платье янтарного цвета? Все его хвалят.

Она подвинула к Винни поваренную книгу, показывая спагетти с лососиной.

— Просто роскошно. Я имею в виду платье, а не лососину. Но, по–моему, тебе нужно что–то новое, очень–очень хорошенькое, чтобы отпраздновать твое выздоровление.

— До полного выздоровления еще далеко, — возразила Алекс.

— Что за пессимизм, дорогая? Это на тебя не похоже!

— Приходится смотреть фактам в лицо, Винни.

— Но что же ты будешь делать, если не сможешь вернуться в балет? — озабоченно спросила Винни.

— Да, Алекс, скажи нам. Меня это тоже чрезвычайно интересует. — Скотт неслышно подошел к ним и встал за спиной Алекс.

— Я подумаю об этом, когда придет время.

— А может, стоит подумать уже сейчас?

Он перешел на другую сторону и уселся в кресло напротив — воплощение мужественности и энергии.

— Когда соберусь, дам тебе знать.

Алекс рассердилась и отвечала резко, и все–таки никогда еще она не казалась ему такой прекрасной — и такой далекой.

— Питер говорит, что твои дела идут просто замечательно.

— Так и есть. Моя нога уже вполне пригодна для обычной жизни. Все решится, когда я снова попробую танцевать.

Скотт стал утешать ее:

— Не бойся ничего, Алекс. Ты сможешь. В конце концов, балет — вся твоя жизнь.

Смысл его слов был совершенно ясен.

— Дорогой, ты успеешь выпить чашечку кофе? — поспешно вмешалась Винни.

— Кофе — это замечательно! — Скотт заложил руки за голову и вздохнул. — Придется уволить Харгрейва. Я снова и снова давал ему шанс, но ничего из этого не вышло. Он только мутит мне людей.

— Кажется, у него были хорошие рекомендации, — нахмурилась Винни.

— Может, он сам их написал, — предположила Алекс, вспомнив Харгрейва. Мощный мужчина лет тридцати, грубоватый, по–своему даже красивый, со злыми глазами.

— Думаешь, меня так просто обмануть? Я связался с фермой, где он раньше работал. Там сказали, что он хорошо знает свое дело, но забыли упомянуть о его мерзком характер. Да еще и деньги стали пропадать. Раньше у нас такого не бывало.

— Ну так выгони его, и дело с концом, — сказала Винни, вставая. — Пойду попрошу Эллу приготовить чаю и кофе. Нам повезло — я видела она что–то пекла сегодня утром.

— А где Питер? — спросил Скот, когда они с Алекс остались одни. — Он от тебя не отходит. — Скотт был уже сыт по горло этим молодым человеком с его очевидной влюбленности в Алекс.

Она нетерпеливым жестом отвел прядь волос со лба.

— Пожалуйста, не начинай все сначала

— Дорогая, ты могла бы сейчас опять валяться в больнице.

— Скажи, Скотт, я очень тебя раздражаю.

Она хотела встать, но Скотт удержал ее.

— Прости. Зря мы тогда ночью…

— А мне показалось, что было восхитительно, — вырвалось у Алекс.

Скотт внимательно посмотрел на нее, увидел, что она расстроена,

— Ну почему мы мучаем друг друга? — спросил он серьезно.

— Ты мне дороже всех на свете.

Скотт замотал головой.

— Не надо этой туфты, Алекс. Когда поедем кататься верхом?

Она ответила:

— Когда пригласишь.

— Ты давно не видела лагуну Голубой Леди. Она сейчас вся в кувшинках. Есть на что посмотреть. Поехали завтра утром, до жары?

— С удовольствием. — Алекс помолчала. — Скотт, нам нужно поговорить, — решилась она, наконец.

— О чем? Ты поедешь к своему врачу, он даст «зеленый свет», и ты пулей помчишься к себе в театр.

— А если не даст?

— Может, ты думаешь, что я снова позову тебя замуж?

— А ты не позовешь?

Скотт смотрел на нее с издевкой:

— Запасной вариант? Нет уж, спасибо. А потом, ты забыла про Валери. Или ты за нее больше не беспокоишься?

Алекс кое–как справилась с разочарованием,

— Валери может и сама о себе позаботиться. Кстати, она приезжает в следующую среду. Вини тебе не говорила?

— Да нет. — Казалось, Скотт был не очень–то доволен. — Давно это известно?

— Спроси Винни. По–моему, она думает, что вы обо всем договорились между собой.

— Я с ней поговорю. Винни все еще надеется на чудо. Никак не хочет смириться с тем, что чудес не бывает.

— Бывают! — горячо воскликнула Алекс. — Я и сейчас верю в чудеса.

— Ты меня удивляешь, Алекс, — насмешливо протянул Скотт. — Неужели же ты согласилась бы расстаться со своей блестящей карьерой?

— Мало какая балерина моего уровня пошла бы на это.

— Я это ценю. Только не верю, что ты могла бы удовлетвориться жизнью здесь, со мной. Ты — балерина. А моя страсть — Мейн–Ройял.

Они выехали на рассвете, когда утренний ветерок сдувал последние бледные звездочки, еще мигавшие в небесах. Алекс казалось, что она не имеет никакого права на переполняющее ее ощущение счастья. Скотт сегодня расслабился и не выглядел больше угрюмым и напряженным. Они глубоко вдыхали волшебные ароматы буша — испарения эвкалиптов под лучами восходящего солнца, сладкие запахи боронии и лилий. Даже трава благоухала, покачиваясь на ветру.

Солнце поднималось все выше в небе, а небо было чистое, синее, высокое, как нигде больше на земле. Из зарослей акаций доносилось пение птиц.

Вдали паслось стадо кенгуру — крупных красных, мелких рыжеватых и голубовато–серых, — а рядом вышагивали длинноногие эму, ростом выше человека. Два молодых кенгуру отделились от стада и, поднявшись на задние лапы, затеяли «кулачный бой». Сколько раз Алекс приходилось это видеть, и всегда было смешно!

Когда она впервые появилась в поместье Мейн–Ройял, Скотт принес ей прелестного маленького кенгуренка, оставшегося без матери, и попросил ухаживать за ним. Робби давно вырос и вернулся к своим хвостатым и диким сородичам, но по–прежнему часто навещал Алекс, ходил за ней по пятам, как собака. Верный Робби! Винни сказала, что Робби уже давно не показывался. Вероятно, нашел себе пару, завел детей и переселился к далеким холмам. Алекс всегда с нежностью вспоминала этого симпатичного зверя; забота о нем немного смягчила ее собственное горе. Все хорошее в ее жизни было связано со Скоттом!

Алекс сидела в седле непринужденно и изящно. Имея возможность ездить на самых отборных лошадях, она сделалась отличной наездницей, мгновенно угадывала малейшую перемену настроения своего скакуна. Сегодня утром Скотт дал ей гнедую лошадку с бархатными глазами, покладистую четырехлетку по имени Регина.

Нога уже совсем не беспокоила Алекс, но все же она крепко держала поводья. На всякий случай Скотт ехал поближе к ней. Иногда он заезжал вперед, чтобы отвести в сторону низко свисающие ветви. Один раз он показал ей вдали, близ северо–западной границы поместья, целое стадо ухоженных коров, которых перегоняли на новое пастбище. Над ними висела туча красной пыли, а их мычание напоминало отдаленные раскаты грома.

Невдалеке от лагуны Голубой Леди они миновали «поляну духов» — несколько концентрических кругов из камней причудливой формы, окрашенных в белый и черный цвета, в яркие цвета охры и красно–коричневой сиены. Круг жизни, Не сговариваясь, они повернули лошадей в обход, чтобы не потревожить священное место. Туземная символика полна глубокого смысла, как и вся духовная жизнь аборигенов.

Неожиданно в тени акаций, где они ехали прозвучала чистая музыкальная нота — нежная, мягкая, неописуемо прекрасная. Вот опять, ближе, сильнее.

— Вон там, — тихо, взволнованно проговорил Скотт, показывая рукой.

Алекс успела увидеть только краешек хвостового оперения, и медонос–колокольчик, прошуршав листьями, скрылся в кустарнике.

— Не может быть! — выдохнула Алекс, вся сияя от восторга. — Неужели это наш колокольчик?

— Давай будем считать, что это он, — снисходительно усмехнулся Скотт. — Оставим лошадей здесь, дальше пойдем пешком.

Он соскочил с коня, помог Алекс сойти на землю, а потом привязал лошадей к низко склонившейся ветке.

И вот перед ними открылась лагуна — широко раскинувшееся водное пространство в форме полумесяца. На изумрудной воде, посеребренной солнцем, множество кувшинок поднимали свои белые головки над большими блестящими листьями. Медленно покачивались камыши и дикие ирисы, а на дальнем берегу озера возвышался, словно тотем, белоствольный эвкалипт.

Скотт шел рядом, готовый в любой момент подхватить Алекс, если она споткнется.

— Как красиво! — воскликнула Алекс.

— Повезло с зимними дождями.

— Эти дикие цветы… Мне будет их не хватать.

— Ничего, зато тебе надарят целую кучу букетов в целлофане, — хмыкнул Скотт.

— Может быть… — Алекс отвела глаза, ее голос звучал еле слышно. — Скажи, ты не женишься на Валери?

Скотт надвинул шляпу на глаза.

— Алекс, мне нужна жена. И дети. Жизнь в одиночестве не слишком радует.

Его внимание привлек какой–то звук. Журавль слетел на берег лагуны и принялся отрабатывать элементы своего брачного танца.

— Вот, видишь? Каждому нужна пара.

— Но — Валери! — не сдержалась Алекс.

— А что? Ты ревнуешь?

— Просто беспокоюсь за тебя. — Это была чистая правда.

— Нет, Алекс. Ничего подобного. — Его недобрая усмешка вызывала у нее тревожное чувство. — Хватит разговоров. Давай просто наслаждаться тишиной и красотой. — Скотт взял ее за руку подвел к самой кромке воды. — Боже, как здесь хорошо!

Подняв голову, Алекс провожала взглядом летящих черных какаду с характерными алыми хвостами.

— Ты себе не представляешь, как мне не хватает всего этого в городе!

Скотт рассмеялся.

— Но ты берешь себя в руки и танцуешь, танцуешь, танцуешь. А что ты будешь делать, когда придет время уйти из балета? Если только ты не намерена продолжать до бесконечности, как Марго Фонтейн…

Алекс покачала головой.

— Такое мало кому удается. А сравниться с ней талантом не может никто. Если мне удастся вернуться на сцену, думаю, я продержусь лет до сорока.

— Заводить детей будет уже поздновато.

— Я знаю.

— Тебя это не волнует?

— Господи, Скотт, конечно, волнует! Иногда я боюсь, что опять останусь совсем одна, как тогда, когда погибли мои родители.

— У тебя была Винни. У тебя был я.

— Наверное, если бы не ты, я бы не выжила, — взволнованно сказала Алекс, сжимая его руку.

— Может, не так успешно, но выжила бы. Ты, Алекс, в чем–то даже посильнее меня.

— Как это может быть?

— Мужчины редко проливают слезы, но они истекают кровью. Считается, что женщины более романтичны, но мужчины тоже умеют мечтать. А когда их мечту разбивают, это страшно. В отличие от меня ты отбросила воспоминания о нашем общем прошлом. В то время я был твой со всеми потрохами. После долгих, прекрасных и чистых отношений мы стали любовниками. Как подумаешь, просто смех!

— Я ведь была девственницей, Скотт.

— Знаю, знаю. В твоей жизни не было никого, кроме меня. Вот только, когда пришло время оформить все официально, ты отступила. Интересно, сколько мужчин побывало с тех пор у тебя в постели?

— Считая и тебя? — Его холодные, оскорбительные слова привели Алекс в ярость. — Как ты сам выражаешься, Скотт, тебя это абсолютно не касается.

— Но ведь ты же мне как родная, — издевался Скотт.

— Мы так прекрасно ладили, когда я была маленькой, — вздохнула Алекс.

— Да, а теперь совсем не ладим. Должно быть, всему причиной — роковая страсть. А может, ни чего больше и не было с самого начала. Алекс чуть не ударила его.

— Не смей так говорить! Нас многое связывало… И все еще связывает.

— Ты имеешь в виду то, что мы занимались любовью? — сардонически поинтересовался Скотт.

— Я хотела этого не меньше, чем ты. Я имею в виду другое. Посмотри, иногда у нас с тобой все совсем как раньше. Только что, когда мы выехали, ты казался таким довольным.

— Я представлял себе, что мы с тобой не расставились. Ты знаешь, Алекс, как я тебя хочу — и сам на себя злюсь. Я никогда не освобожусь от тебя до конца, но нужно же как–то жить дальше. Ты вернешься на сцену, будешь снова карабкаться вверх. Может, даже пробьешься в Лондонский Королевский балет.

— Ты так уверен, что я поправлюсь?

— Я в жизни не видел более целеустремленной личности.

Алекс отвернулась, чтобы он не видел ее несчастного лица. Он никогда ее не простит!

— Поедем дальше? — спросила она, старательно скрывая свою боль.

— Если хочешь. — Его голос тоже выдави и волнение.

— Скотт…

Он только покачал головой.

— Я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя. Пожалуйста, верь мне,

— Нет.

Глаза Алекс наполнились слезами. На какую–то секунду ей показалось, что она сможет снова завоевать его доверие. Дважды Скотта оставляли любимые женщины — мать и Алекс. Стефани много раз пыталась сблизиться с сыном, но все было напрасно. Он отгородился от нее раз и навсегда.

И вдруг, позабыв о своей травме, Алекс сорвалась с места и побежала.

Побежала!

Она мчалась по траве легко, как газель, но в спешке не заметила большой камень, полузасыпанный песком. Она споткнулась, чуть не упала, но быстро восстановила равновесие, и тут Скотт догнал ее, обхватил за талию.

— Господи, куда это ты бросилась?

— Подальше от тебя! — Она уже не владела собой. — Иди к черту, Скотт! К черту! Все твоя проклятая гордость! В тебе нет ничего человеческого!

— Разве?

Она отчаянно вырывалась, но он развернул ее к себе не хуже балетного танцора и поймал губами ее губы.

На него обрушились воспоминания — воспоминания, которые возвращались к нему только во сне. От Алекс вся боль и вся радость в его жизни. Она никогда не отпустит его.

Позже они так и не могли вспомнить, как оказались в нагретой солнцем песчаной выемке, под пологом раскидистого дерева. Они лихорадочно срывали с себя одежду. Пусть существует тысяча причин, почему им не следует заниматься любовью, — страсть превыше рассудка.

Небо над ними было удивительного густо–синего оттенка, ослепительно яркое. Блеск его как будто все усиливался и закончился огненной вспышкой. Алекс была счастлива. Ее любовь, наконец, нашла свое выражение. Каждое движение Скотта возбуждало ее до предела. По всему ее телу словно пробегали волны — предвестники развязки. За мгновение до этого она громко вскрикнула, не заботясь о том, что кто–нибудь может ее услышать. Какое блаженство — любить друг друга на берегу их тайной лагуны! Только со Скоттом она становилась самой собой, за сотни световых лет от пышной театральной мишуры.

Следом за Алекс Скотт тоже достиг долгожданного момента освобождения. Исчезла боль утраты, холодное дыхание одиночества. Все стало как раньше, когда они были вместе. Роскошь дикой, необузданной страсти. Ни одной другой женщине он не отдавал себя вот так, целиком, безо всяких условий. Алекс — какой–то невероятный парадокс: она не уступает ему по силе страсти, но потом способна повернуться и уйти.

Верно говорят, что женщина может украсть у мужчины сердце. И так и не отдать его назад.

Грузовой самолет привез продукты и разные хозяйственные мелочи, и еще — мешок писем для Алекс.

Эйб втащил мешок на веранду, притворно кряхтя под его тяжестью.

— Знаменитая балерина Александра Эштон, случайно, не здесь проживает? — спросил он, посмеиваясь.

— Что там такое, Эйб? — откликнулась Алекс. Она в это время пила утренний чай вместе с Винни и Питером.

— Письма от поклонников, Принцесса. Видать, люди по тебе соскучились.

— Боже мой! — изумилась Винни. — У тебя сил не хватит ответить на все!

— А ты мне поможешь, — засмеялась Алекс.

— Куда их девать? — спросил Эйб.

— Оставь их, Эйб. — Винни прикидывала, куда бы пристроить мешок.

Эйб поднес руку к своей видавшей виды черной ковбойской шляпе. Он уже спускался с крыльца, но вдруг что–то вспомнил и вернулся.

— Между прочим, вот тебе еще мазь, Принцесса.

Он порылся в кармане и вытащил узкий стеклянный флакон с золотисто–зеленой жидкостью.

— О, спасибо, Эйб, а то моя уже почти кончилась. — Алекс взяла флакончик, любуясь цветовыми переливами. — Она мне очень помогает.

Эйб важно кивнул.

— Это испытанное средство. Мой народ применяет его давным–давно.

— Вы так и не хотите рассказать, из чего это сделано? — Питер подошел поближе, чтобы рассмотреть снадобье.

— А вы верите в его магическую силу?

— Конечно, верит, — быстро сказала Алекс. — Он же сам видел, как действует.

— Я рад это слышать, — провозгласил Эйб, — но эта мазь только для тебя, Принцесса.

— Спасибо, Эйб, — отозвалась Алекс.

Когда Эйб уехал, Питер спросил у Алекс:

— Неужели ты действительно думаешь, что это масло обладает какими–то особенными целебными свойствами?

— А что?

— Вреда от него действительно нет, но я не рискнул бы утверждать, что оно приносит реальную пользу.

Алекс переглянулась с Винни.

— Пока ты здесь, мог бы воспользоваться случаем и познакомиться с туземной медициной, Питер. Аборигены населяли эту страну по меньшей мере сто тысяч лет — вдвое дольше, чем думали до сих пор. Это выяснилось после находки наскальных рисунков на севере. Неудивительно, что они досконально изучили окружающую их природу и научились справляться с болезнями при помощи естественных средств.

Питер пожал плечами.

— Я это понимаю, Алекс. Целебные свойства растений всем известны. Но когда дело переходит, чуть ли не в область сверхъестественного…

— Осторожно, Питер, — предостерегла Алекс. — Эйб — великий колдун.

— Ты меня разыгрываешь! — засмеялся Питер, хотя и с оттенком некоторой неуверенности.

— Он — местный шаман. Я старалась защитить тебя, потому и сказала, что ты веришь. Но Эйб знает правду.

Питер был потрясен.

— Надеюсь, он на меня не обиделся?

— Нет–нет. — Алекс незаметно подмигнула Винни. — Но рецепта мази он тебе не даст.

— Ох, я не хотел его оскорбить, — переживал Питер.

— Не волнуйся, — утешила Алекс, — Эйб занимается только белой магией… теперь.

— В каком смысле?

— Мы подозреваем, что он какое–то время выполнял миссию курдаитча, — серьезно объяснила Винни, наливая себе еще чаю. — Мой брат, отец Скотта, был в этом совершенно уверен. Тридцать лет назад в Западной пустыне происходили столкновения между племенами. Пострадали несколько аборигенов, один из старейшин был убит ударом копья. По законам племени виновные должны были понести наказание. Очень возможно, что Эйб возглавил экспедицию по отмщению и сам выполнил роль палача. Мы знали только одно — все закончилось в то время, когда Эйб якобы ушел странствовать по пустыне.

У Питера глаза полезли на лоб.

— Ну и дела! Надо признать, выглядит старикан довольно–таки устрашающе.

— А их пение, несомненно, обладает магической силой, — добавила Алекс с лукавым блеском в глазах.

— Что еще за пение?

— Это такая форма колдовства, — пояснила Алекс. — Применяется и в наши дни. Жертва, против которой направлено пение, начинает чахнуть и, в конце концов, умирает. Шаман может убить человека, просто нацелив на него палку или же используя изображение жертвы, нарисованное на скале.

— В жизни больше не стану критиковать его зелье, — пообещал Питер. — Ведь эта его мазь прекрасно действует.

— Она, правда, очень хорошо действует, — улыбнулась Алекс.

Мешок с письмами пристроили в уголке большой, прекрасно обставленной комнаты, выходившей окнами в особый сад, окруженный вместо изгороди стеной эвкалиптов. В центре стоял садовый павильон в форме античного храма. Этот сад был устроен специально для матери Скотта, чтобы создать красивый вид из окон комнаты, которую она использовала как гостиную и кабинет одновременно. Алекс тоже очень любила эту комнату.

Только под вечер, когда Алекс закончила свои упражнения, они втроем подступились к горе почты. Коллеги, друзья и верные зрители Алекс выражали ей свою поддержку, старались подбодрить. У Алекс потеплело на душе, когда она увидела, сколько людей переживают за нее. Винни со слезами на глазах читала вслух отрывки из писем.

В мешке было и несколько пакетов. В одном оказалась кассета с музыкой Джеффри Симмонза — композитора, который специально для Алекс написал партитуру имевшего большой успех балета в двух актах «Паутина жизни». В письме Джеффри объяснял, что на кассете записана музыкальная тема нового балета, над которым он недавно начал работать вместе с хореографом Гаретом Уильямсом. Они хотели бы узнать мнение Алекс об этой музыке.

Балет был задуман на основе туземной легенды о прекрасных девушках, за свою гордыню превращенных в кувшинки. С тех пор они заманивают молодых людей в лагуну, чтобы утопить, и могут вернуться к жизни, только если каким–то образом найдут истинную любовь. Джеффри прислал эскизы костюмов, передающих красоту и разнообразие оттенков этих чудесных цветов. Алекс решила, что эскизы великолепны, а Винни, согласившись с ней, предложила:

— Давайте прямо сейчас послушаем музыку.

— Я сбегаю за плейером, — вызвался Питер.

Он не помнил себя от восторга. Ну и работа ему досталась — просто фантастика!

Алекс тоже захватило общее возбуждение.

— Пойду принесу балетки. Как хочется танцевать!

— Солнышко, а не рановато ли?

— Винни, я не буду делать глупостей, обещаю.

— Сегодня ты и так много работала. Наверное, устала?

Алекс вскинула руки:

— Устала? Ничего подобного!

Через несколько минут она вернулась к ним, одетая в розовое трико и развевающуюся розовую юбку до лодыжек. Винни заметила, что она надела и балетные туфли.

Она профессионал. Наверное, знает, что делает, подумала Винни и осторожно покосилась на Питера.

Алекс прослушала кассету от начала до конца, а потом попросила Питера поставить ее снова. Музыка была довольно сложная, но удивительно передавала атмосферу лагуны. Эти лагуны и роскошные дикие цветы в ней были так знакомы Алекс, что она мгновенно прониклась нужным настроением. Полились волшебные звуки рояля, Алекс шагнула вперед и начала танец, медленный и нежный, подобный раскрывающемуся цветку…

Такой ее и увидел Скотт, остановившись на пороге. Винни и Питер встрепенулись было, но он подал им знак оставаться на месте. Он бесшумно вошел в комнату, прислонился к стене. Алекс его не заметила. Сейчас она была далеко от них, в своем собственном мире. Ее прекрасные волосы были перехвачены лентой, розовой, как и весь костюм. Хотя юбка была просто лоскутом шифона, сквозь который просвечивали стройные ноги Скотт, как и Винни, на секунду испугался. Он перевел взгляд на Питера, но на лице молодого человека не было тревоги, только дурацкое обожание.

Какая красивая, необычная музыка! Почему–то она напомнила Скотту тот укромный уголок у озера, где они с Алекс любили друг друга. В музыке слышались голоса птиц, плеск воды, шум ветра ветвях деревьев. Скотт смотрел на Алекс, и в нем мешались самые противоречивые чувства. Печаль восторг и то же очарование, что держало в плену и Питера. Как хорошо она танцует! Как естественно! Трудные движения кажутся совсем легкими!

Скотт вдруг с болью понял, что гордится ею. Эта мысль вызвала у него странное чувство. Ему внезапно стало ясно, что он не имеет никакого права на обиду и гнев. Алекс — не обычная девушка. Она — само вдохновение. Ее нельзя запереть в клетку, как нельзя посадить в клетку волшебную птицу. Она столько может дать людям, а он хотел хранить ее для одного себя.

Сама Алекс в эту минуту забыла обо всем на свете. Музыка говорила с нею, а она слушала. Ни боли, ни страха не осталось в ее душе. Не было даже воспоминания о том ужасном мгновении, когда, танцуя Аврору, она вдруг поняла, что партнер не сможет ее поймать.

Сейчас Алекс была кувшинкой, которая по ночам превращается в нимфу. Из ее лепестков возникает человеческое тело. Тело, которое жаждет любви. Инстинкт подсказывал Алекс, что ее настоящая любовь рядом и смотрит на нее. Она сделала пируэт, поднялась на пуанты и замерла, откинув в сторону правую руку, изогнув левую над головой.

Идеально! Она даже не пошатнулась. Воодушевленная взглядом Скотта, она повернулась в профиль и начала выполнять арабеск, медленно поднимая левую ногу, пока не вытянула ее почти так же, как раньше, когда это движение завораживало полные залы.

Когда она покачнулась и ничком упала на пол, это произошло так быстро, что даже Скотт с его мгновенной реакцией не успел добежать до нее.

— Алекс! — Крик Винни заглушил музыку.

Алекс лежала так неподвижно, что Скотта охватил ужас.

— Ни черта ты не споткнулась! Сумасшедшая! — Он осторожно перевернул ее, заглянул в огромные глаза. — Ты ушиблась? Двигаться можешь?

Алекс засмеялась:

— Не знаю!

— Не надо шутить, Алекс. Можешь сесть?

— Конечно, могу. Не надо смотреть на меня, как на калеку. — Алекс сделала глубокий вдох и села, оттолкнувшись от пола.

Ей казалось, что она сможет удержать позу. Все шло нормально. Когда колено вдруг подломилось, это было для нее полной неожиданностью.

— Ужасно! — воскликнула Винни, сжимая руки. — Ты была еще не готова.

— Это я виноват. Я должен был остановить ее! — Питер ударил кулаком себя по ладони.

— Остановить меня? — улыбнулась Алекс. — Я взрослая женщина, и, к вашему сведению, мне уже не раз случалось падать. Балерины постоянно получают травмы. У меня тоже всякое бывало — и судороги, и растяжения, и вывихи.

— Чего ради ты терпишь такие мучения? — не удержался Скотт.

— Я и сама начинаю удивляться.

Питера терзали угрызения совести. Опять он подкачал!

— Алекс, укутай ноги чем–нибудь теплым, — посоветовал он.

Скотт подхватил Алекс и, как перышко, перенес на диван.

— Из тебя получился бы отличный партнер, — пошутила Алекс.

Но Скотт не улыбнулся.

— Прекрати.

Питер осмотрел ногу.

— Слава Богу, вроде все в порядке. Ты просто слишком рано дала ей нагрузку.

— Слышишь, Алекс?

Скотт говорил сердито, но Алекс видела, что он волнуется за нее.

— Выпрями ногу, Алекс. Тяни носок, — командовал Питер.

— Нет проблем, Питер. Честно! Нужно еще разработать колено, но я чувствую, что оно скоро придет в норму.

И тогда ты уедешь.

Скотт стоял и глядел сверху вниз, как ее волосы пылают в красно–золотых лучах заката. Даже больно смотреть.

Когда Винни, разбирая мешок, добралась наконец, до своей почты, она нашла среди прочего письмо от Стефани, которая спрашивала, можно ли ей приехать погостить и привезти с собой друга. Стефани часто обращалась с просьбами к сыну через Винни, хотя Скотт никогда ни в чем не отказывал матери — ни в чем, кроме своей прежней любви. Винни же было жаль Стефани.

До своего замужества Стефани была красивой светской барышней, порхающей как мотылек. На ферме ей не нравилось, здесь она была как тепличное растение, внезапно отданное на милость стихий. И все же она героически терпела. Однако после смерти мужа не выдержала.

Стефани, безусловно, любила сына и гордилась, им, но собственные потребности оказались для нее важнее. В ее характере не хватало того материнского начала, которое заставляет женщин идти на любые жертвы ради своих детей.

И все–таки Винни она нравилась, в ней не было злости и недоброжелательности. Хотя ей уже за пятьдесят, она все еще потрясающе красива. Может быть, это несправедливо, но физическая красота всегда дает определенные преимущества.

Пусть Стефани приедет на уик–энд — в доме будет полно гостей, а Стефани любит общество. Интересно, кто этот ее новый друг? Второй брак Стефани закончился разводом, но у нее постоянно были поклонники. Надо будет позвонить ей вечером, только сначала обсудить со Скоттом. С Алекс Стефани ладила. Она несколько раз посылала в больницу цветы, и Алекс благодарила ее по телефону. Сейчас Стефани жила в Мельбурне, где она выросла.

Когда Винни после обеда заговорила о Стефани, Скотт, как обычно, ответил холодно и бесстрастно:

— Моя мать может приезжать сюда, когда пожелает, Винни, и ты это знаешь. Ей достаточно просто позвонить по телефону.

— Дорогой, она хочет привезти с собой друга.

— Конечно, мужчину! — вскинулся Скотт.

— Она очень красивая, — сказала Алекс, вспоминая прекрасные картины прошлого: Стефани танцующая на балу.

— И жутко богатая, — добавил Скотт.

— Ты хорошо заботишься о состоянии своей матери, милый. — Винни легко поцеловала племянника в щеку, направляясь к телефону. — Я знаю, она тебе очень благодарна.

Загрузка...