Глава 22

Две седьмицы пролетели хоть и не как один день, но с той же быстротой. Радогор совсем не шутил, когда говорил, что ей надо привыкать к дорогому подарку. Уже следующим утром, едва она успела проснуться и облачиться в подкольчужник, он подал ей доспех.

-Одевай, Лада. – Сказал он строгим голосом, сразу лишая ее возможности спорить. – Сегодня я тебе помогу, но впредь одеваться будешь сама. Я смотрел, кольчужка ладная, как раз тебе впору. Угадал старшина Дан.

-Зачем, Радо? – Удивилась она. – Я и прежде ее одевала, когда батюшка жив был.

-Одевать, одевала, но не носила. К ней плечи, спина должны притерпеться, как к этому подкольчужнику. И носить будешь, не снимая, пока в седло без стремян не прыгнешь.

И не утруждая себя больше долгими уговорами, сам натянул железную рубаху на нее через голову. А пока она обиженно хмурила брови, затянул на ней кожанный пояс с боевым ножом. Отступил на пару шагов и окинул ее пристальным взглядом.

-Хорошо! – Одобрил он и весело подмигнул. – Не обманулись мастера. Как на тебя шита одежка. И от срезня спасет и от меча убережет. Так и будешь ходить, пока снять не велю. Добрый вой выйдет.

Кольчуга всей тяжестью навалилась на нее, прижимая к земле. И Радогор, понимая ее, ласково заглянул в лицо.

-Пойми, Ладушка, дедко Вран меня учить начал разному бою, как только я на ноги встал. Сама посчитай сколько лет мне тогда было. И то всего еще не знаю. У нас же с тобой всего две седьмицы. И то время, что в дороге будем. Может случиться так, что я к тебе не успею, самой отбиваться придется и от меча, и от стрелы, и от копья.

-Меня батюшка учил. – С обидой сказала она. – Я тебе показывала.

-Я без меча был, а ты меня ударить не сумела. – Возразил он. И пошел на крайние меры. – А если со мной что случится, кто спасет?

Помогло. Обиды как не бывало.

-Держи. – Кинул ей в руки обструганную палицу, и когда только успел сделать. – Коснешься хоть раз, пожалею. Разрешу снять.

-Не утерпишь. Сам снимешь. – Огрызнулась она.

И, не раздумывая пошла в атаку.

В руке Радогора была уже такая же палица. Удары на него посыпались, как горох в пустую кадь. Но он и на палец не двинулся с места. Вытянул руку вперед и неуловимо быстрым движением кисти, отбивал все ее атаки. Щелчок – укол, щелчок – его палица коснулась плеча, щелчок и оружие Радогора скользнуло наискось от плеча к бедру.

-Падай, убита…

-У тебя руки длиннее, попробуй к тебе подберись. – Не утерпела и возмутилась княжна. – И сам чуть не вдвое выше.

Радогор помотал головой.

-В бою это не главное, Лада, короче или длиннее меч. Если хочешь, уравняем. – И он переломил палицу пополам. – Такой длины хватит?

Обломок палицы стал не длиннее засапожного ножа.

-Нападай…

И снова ее палица откуда и как бы не старалась, поразить его не могла и всюду натыкалась на его защиту. А сама она получала уколы и удары, довольно болезненные.

-Будет, Радо. Синюх наставишь. – Взмолилась она.

Мольба была услышана. Но не Радогором, берегиней.

-Это что же ты такое над девкой творишь, глаза твои бесстыжие? И как тебя земля до сих пор носит?

С непостижимой ловкостью выскочила из кустов, за которыми пряталась до того, и заслонила княжну собой.

-Виданное ли дело, чтобы княжну палкой по бокам охаживать? Да таких как она, лебедушка наша белая, по всему свету ищи, не найдешь. Одного добра мне полный сундук отдала. Не дам палкой бить! Копытиха!

На крик вышла старая ведунья. И сразу все поняла.

-Не вяжись ты к ним. – Спокойно проговорила она. – Так надо. – Учит он ее.

-Учить и словом можно. – Вскипела кикимора. – А не палкой. И не княжну.

-Не бьет он меня, тетушка. – Постаралась успокоить расходившуюся берегиню и Влада, скосив лукавый взгляд на Радогора. – Сама попросила бою разному меня научить. Дорога всякой может быть.

-Если сама, то пусть. – Сердито обронила кикимора и погрозила Радогору пальцем. – Но смотри у меня!

И очень довольная потащилась за Копытихой, без устали поясняя той причину своего гнева.

-А я слышу, кричит бедненькая, сиротинка наша. Выбегаю, а он ее палкой да палкой… Как в воду глядела, когда говорила ей, что бить будет. И по бокам он ее, и куда достанет. Треск по всему лесу стоит. А она верещит, будто под ножом. Ну я и вскипела, прямо свету белого не взвидела.

-Не верещала она. Это ты визжала.

-А вот и верещала! Это ты не слышала, горшками новыми гремела. – Не уступала она ведунье, радуясь тому, что так ловко и к месту вставила про горшки. Если не дура, а Копытиху дурой ни как не назовешь, то все ясно поймет.

Радогор с Ладой переглянулись и дружно расхохотались.

-Наш бой, Ладушка, не ратный поединок. У тебя кроме меча в руке и нож есть, и ноги. Бить можно, чем угодно. Лишь бы врага сразить. Встань за спиной и повторяй за мной все, что показывать буду.

До завтрака умаялась так, что ноги задрожжали. Но пощады не просила и стойко терпела до той поры, пока сам не остановился.

-Каждый день повторять без устали будешь, пока без раздумий делать начнешь. С тем, чему у батюшки, князя Гордича научилась, на первое время хватит. Больше и не каждый знает. Только без лени, Лада. От того, как запомнишь твоя и моя жизнь зависеть будет.

Думала, все, отробилась. А он и после завтрака за руку потянул.

-Рассидишься, потом вовсе не встанешь.

-Радо, ну еще маленько. – Яркие синие глаза смотрят с мольбой. – Хоть вот столечко….

И на мизинчике отмеряла, сколько времени у него выпрашивает на отдых у него, бесчуственного. Но Радогор был неумолим.

-Вечером, Лада, вечером. Спешить надо. – И хитро поинтересовался. – А то, может, останешься?

К вечеру еле ноги тащила от усталости. Закусила свежим творожком, запила козьим парным молочком и уснула здесь, сидя на лавке, навалившись грудью на стол. Радогор, стараясь не замечать гневного взгляда берегини, бережно взял ее на руки.

-Железо то сними с нее. – Попросила Копытиха, стараясь не показать жалости.

-Не на прогулку идет, матушка. У меня за спиной дружины нет. – Мотнул головой Радогор. – Самому жалко. Но пока тело к нему не привыкнет, не сниму.

До утра княжна проспала, даже не шелохнулась. А с рассветом Радогор, у которого еще свежа была в памяти дедова наука, уже тряс ее за плечо.

-Вставай, Лада! Время…

Княжна через силу открыла глаза и, мучительно морщась, простонала.

-Еще немножечко, Радо. По мне будто кони всю ночь топтались. Ни рук, ни ног не чую. И в глазах песок, как горстями бросали.

-Вставай, княжна! – Радогор железной пятой давил в себе жалость. – Ты своими глазами видела, с кем нам предстоит встретиться. Или здесь меня ждать будешь?

Лада, превозмогая боль и усталость в теле, заставила себя подняться и сесть на их пахучее ложе.

-А я тебе и молочка, и хлебушка припас.

И снова целый день гонял ее без всякой жалости, не уставая повторять.

-Не старайся, Лада, удар своим мечом остановить. С мужами столкнешься. Любой из них тебя пересилит. Своим же мечом себе лицо и рассечешь. Или руку отшибет.

Коротким и быстрым движением показывал, как можно легко бросить вражий меч на землю.

А кикимора следила за ними издалека, бросая на него злобные взгляды, грозя ему сухоньким кулачком.

-Виданное ли дело, чтобы девку такой страсти учить? Ей деток рожать надо, да в год не по одному, он же ее, аспид болотный, людей убивать учит, касатку нашу.

-Не вяжись! – Пробовала урезонить ее Копытиха. – Как она их рожать будет, раскинь своим умишком, если убьют…

И тащила берегиню чуть не волоком за собой.

Но проходила время и кикимора снова появлялась за деревьями и шипела, шипела суля на его голову самые жуткие, одна другой страшнее, кары.

-У мужика, Лада, рука всегда длиннее. Он тебя, как и я сейчас, к себе близко не пустит. Тебе же его, как не старайся, не достать. А ты вот что делай…

И тут же показывал, что и как она должна делать.

-Встреть его ножом, а сама повернись и бей его концом. И рукой не размахивай, притомишься, а кистью. И не останавливайся. Путай его, сбей с толку.

Раскручивал свою палицу, так что она с диким воем вертелась и ревела в его руке.

-У – у – у! Мучитель! – Бубнила кикимора, подобравшись совсем близко к ним. – Чтоб ты о сучок запнулся и носом в землю ткнулся. Уж я бы тебя поднимать не стала. А еще бы и ногой давнула. Всю девку мне изнохратил. Места живого не осталось на ее теле белом.

-Уже лучше. – Хвалил он.

К обеду с ног валилась от усталости на землю. Радогор садился рядом и ласково обнимал.

-Это еще ничего, Ладушка. Большая, терпеть можешь. А я слезами, бывало, горючими обливался. Правда, сам не знаю как, иногда выходило то, что и дедко не знал.

Вечером же снова нес ее на руках под злобные взгляды берегини. На четвертый или пятый день пожаловалась.

-Все тело иззуделось. Будто кто лопатой под збрую мне мурашей набросал. И потом несет, как от лошади.

-Как разбегутся твои мураши, так и кольчугу снимем. – Ответил он и отвел взгляд в сторону. – А то, может, все – таки останешься?

Стиснула зубы, яростно сверкнула глазами и обрушила на него град безжалостных ударов, любой из которых и голову мог разбить.

Улыбнулся и отступил на шаг.

-Молодец, Ладушка. – Одобрительно качнул головой. – Только запутывать забыла. И меняй направление атак, чтобы думалось, не один твой меч грозит, а десяток по крайней мере со всех сторон набросились, как деревенские псы на бэра.

Влада в ответ зубами скрипнула.

-Как же, дашь ты мне себя запутать! Дождешься от тебя, только подол подставляй.

-А ты забудь, что это я. Думай, что кто то другой, кого ты сильно не любишь.

Влада повеселела, но скоро снова нахмурилась.

-Не могу, Радо. – Задыхаясь, с трудом выговорила она. – Ты их уже всех поубивал, кого я сильно не любила.

Радогор бросил быстрый взгляд на ее унылое, озабоченное лицо и расхохотался. Лада, думая, что он потешается над ней, опустила палицу.

-У человека горе горькое, мураши заедают заживо, ложка из рук валится, кусок в горло не лезет, а на тебя смех напал.

-Раньше надо было сказать. Одного бы обязательно оставил. Придется тебе на мне зло срывать.- Радогор с трудом подавил смех и мягко, как большой хищный зверь, шагнул вперед и коснулся палицей ее груди. - Убита! Никогда не опускай свой меч. Враг может схитрить и обмануть тебя, как я сейчас. Если не уверена, добей. Мучиться не будет.

Лада всхлипнула от новой обиды.

-Это не честно.

-Честно или нет, мертвый уже не скажет. – Уверенно заявил он. – Бой редко бывает честным. И в спину могут ударить, и с боку, когда не ждешь, и пятером на одного… Тогда и вовсе о чести не вспомнишь. В бою все хорошо, что уцелеть помогает. Можно и пятой в колено, и сразу мечом сверху…

Науку она запоминала быстро. Не зря ее учил бою на мечах покойный князь Гордич. Гибкая и ловкая, быстрая в движениях, она все схватывала с лету. И к концу седьмицы Радогор уже ворчал меньше и к их ложу под деревьями она добиралась на своих ногах. Но, как и в первые дни, сразу валилась замертво, не успев уронить голову на изголовье. И кикимора начала успокаиваться, решил Радогор, поскольку уже реже слышал ее злобное ворчание.

К бою на мечах Радогор добавил ножевой и рукопашный и на ее молчаливый протест, решительно заявил, ломая слабое сопротивление.

-Нового нет, быстро запомнишь, как руку сломать или ногу покалечить. А шею свернуть и того проще, если знаешь как. Трудней на землю ринуть, когда кто потяжелее попадется под руку.

Говорил с таким спокойствием, словно речь шла не о человеческих руках и ногах, а сломленной ветке. Пожалуй, и о ветке больше тревожился.

-Радо, а ты не забыл, что я девка, не парень? – Чувствуя, как холодеет в груди после его слов, спросила она, уведя взгляд в сторону.

-Воин, если меч в руки взяла. – Скупо отозвался он. Смутился и виновато, как уже несколько дней не говорил, добавил. – Одни мы будем, Ладушка. Ни Ратимира рядом, ни ребят. Даже берегини близко не будет. Только друг на друга сможем надеяться. Ты на меня, я на тебя.

И с мягкой улыбкой, заботливо, спросил.

-Мураши все еще кусают? Или уже убежали?

-Какие мураши? – Не сразу поняла Лада. Перед ее глазами все ещестоял бесконечный и враждебный мир. Повела плечами, кольчуга тут же отозвалась тихим перезвоном тысяч колечек. – Вроде нет…

-Тогда снимай. – Все с той улыбкой разрешил он. – Оденешь, когда в седла сядем.

-Уже? – Обрадовалась она и прыгнула ему на шею. – Так скоро?

И заторопилась, снимая ее, как платье, за подол.

-Отдыхай сегодня. – Сжалился он, не вынеся ее счастливой улыбки. – А это, чтобы тоска от безделья не заела.

И повесил ей через плечо перевязь с метательными ножами.

-Кидай, пока втыкаться не начнут.

Его взгляд нашел в десятке шагов толстый, в сажень высотой, пень, взмахнул рукой и резким движением послал в него нож.

-Отпускай с прямой руки, когда она опустится до глаза. И кистью не крути, чтобы не вертелся.

И со стуком всадил в пень еще один нож.

Подошел к нему, качнул рукой сначала один нож, вытащил, потом и другой…

-Бросай, но сначала примерься к ним, чтобы рука привыкла.

Первый нож пролетел мимо пня и зарылся в траву. Туда же отправился и другой. И только после третьего броска нож скользом задел пень.

Взялась за четвертый нож и Радогор сам поправил ее руку.

-Поцель, будто не нож у тебя в руке, а самострел. – Посоветовал он, и придерживая руку, направил замах.

Проследил за сверкнувшей искоркой и, услышав чавкающий звук, удовлетворенно улыбнулся.

-Мечи дальше. Глаз у тебя хваткий, рука твердая, а к ногам сама приладишься. Эта наука вроде баловства. Как блины по воде пускать. А доведись, жизнь убережет. Только приноровиться надо.

Постоял, наблюдая за тем, как ножи слетают с руки, несколько раз поправил кисть, постоял, прислушиваясь к тому, как ножи встречаются с древесиной.

-Бей на полный замах и во всю силу. Чем пальцы ближе к рукояти, тем дальше будет бросок. – Сказал он, провожая взглядом очередной бросок. – Пойду, попрошу матушку баню для тебя истопить, чтобы всех дохлых мурашей сполоснуть.

Сказал без улыбки. Но Лада густо покраснела и искоса бросила на него сердитый взгляд, а нож в пень вонзился с такой силой, что Радогору самому пришлось извлекать его. И он поспешил, перекинув кольчугу через плечо, оставить ее одну. А ей скоро новое занятие пришлось по душе. Прав был радогор, когда говорил, что это вроде детской забавы. Ножи втыкались все чаще и чаще. И к рукояти рука приноровилась, и к лезвиям необычной формы. И к тому времени, когда он вернулся, редкий нож валился в траву.

А он постоял в сторонке, следя за ней с легкой улыбкой. Но прежде, чем позвать в баню, заявил.

-Утро с этого начинать будешь. А потом уж все остальное. – И доверительно признался. – Мне многое трудней давалось, а у тебя все смехом.

-Посмотри на мои синюхи и сразу увидишь, какой смех! – Брызнула на него синими глазами. - Тело будто не мое, а у тебя все смех. Теперь сам их выводить будешь.

-Последние что ли? – Попробовал он отшутиться. – Потом все разом и выведу. Много ли их успело накопиться?

-У, бесстыдник! – Услышал он сердитый шепот берегини. – Нет, чтобы пожалеть красоту нашу, так он синюхи считать собрался.

-Умеешь ты, тетушка, появиться вовремя. – Засмеялся он и обернулся, добродушно глядя на кикимору.

-Сказала бы я тебе гладкое слово, да подруга моя Копытиха, рот заткнула. Всю девку поленом изувечил. Живого места, сама слышала, не найти. Ее на муки оставил, а сам в баню потащился.

Лада хотела было промолчать. Пусть, де, послушает, что о его науке добрые люди думают, но увидев его виноватое лицо, сжалилась. К тому же сказала это берегиня, а она, как бы, и не совсем человек. И засмеялась, лукаво поглядывая, на Радогора.

-Да, не сержусь я, тетушка, на него. И баня топится для меня.

Теперь кикимора обиделась и на нее.

-Ну, как сама знаешь. – Проворчала, удаляясь с гордым видом кикимора. – Большая выросла. В одежину не влазишь. Я, можно сказать, со всеми вдрыз переругалась, а она от меня нос воротит. Теперь уж сама от него отбивайся, а я в сторонке постою, да посмотрю, как с тебя кожа клочками полетит, когда он за палку возьмется. И на мое слово не надейся.

Пришлось, чтобы окончательно не лишиться ее расположения, бежать следом за разгневанной берегиней. Догнала и обняла за плечи.

-Тетушка, я же тебя тоже люблю! – Заглядывая в глаза, выдохнула она. – Ты даже сама не знаешь как…

Кикимора покосилась на нее, не скрывая подозрения.

-А не врешь?

-Чтоб мне на этом месте провалиться! – Убежденно заявила Влада и, как можно убедительней, закатила глаза, решив, что так капризная берегиня поверит скорее.

-Ну, ладно! И дальше посмотрю. – Сменила кикимора гнев на милость. – Уж как нибудь не дам тебя в обиду. Волосок с твоей головы не слетит. А с другой стороны, красота ты моя, и Радогор, как бы мне тоже не чужой, хоть и не в родне. А я на него все, что за душой накопилось, свешала.

Душа у берегини при всем ее вздорном нраве, была на редкость отходчивой.

-Повиниться, может? Как присоветуешь? Хоть и зелен еще, а волхв, едрит его за голяшку. И не из завалящих. Скорежит от обиды в незнамо что, и распутывайся потом до обеда. И дернуло же меня за язык? И все нрав мой неукротимый, безбоязненный. За него, за норов этот, и страдаю всю жизнь. Всего и счастья привалило, что от хвоста рыбьего открутилась.

Без смеха на ее потерянное лицо смотреть было не возможно. Но Влада сумела удержаться.

-Да не сердится он на тебя, тетушка. – Сказала она, прижимаясь к берегине. – Как можно на тебя сердиться? Когда ты у нас одна такая.

С этим поспорить было не возможно и кикимора милостиво согласилась.

-Что верно, то верно. Другие давно, как есть все перемерли. А я все креплюсь из последних сил. – И ловко перескочила туда, с чего начала. – Значит, думаешь, не сердится на меня Радогор?

-Ну, как он на тебя может сердиться, сама подумай?

Подумала.

-Это ты верно сказала. Не за что на меня сердиться. Если бы со зла, тогда другое дело, сердись на здоровье сколько душенька пожелает, и слова не скажу. А когда не со зла, так и сердиться не на что. Тогда я и виниться не буду, коли так, чтобы слова даром не переводить. А они у меня уже все наперечет. Ох, доброта моя, доброта! Погубит она меня когда – никогда, и пропадай моя головушка.

И потащилась к избушке, приговаривая.

-И все то я прощаю, и вины ни на ком не вижу. А помру и добрым словом не вспомнят. Но с другой стороны, кому вспоминать, когда все начисто перемрут? Ну, надо же, как творец на Род намудрил. Впору самой первой околевать, чтобы было кому это слово молвить и сироту оплакать. Подруга задушевная Копытиха пирожков бы с ягодами постряпала…

Остановилась. Всхлипнула от жалости к себе.

-А на кой, спрашивается, те пирожки, когда меня за столом не будет? А буду я совсем в другом месте. Не с собой же мне их нести?

И всхлипнула еще громче.

-Вот ведь как опять выходит. Не захочешь жить, а живи. Хоть лопни, а живи.

Смирилась с этой злой участью и заторопилась к избушке, в тайне надеясь, что уж верная подруга найдет, чем утешить ее изболевшуюся душу.

Над лесом ощутимо потянуло дымком. Копытиха, полагаясь на свое чутье, затопила баню прежде чем Радогор попросил ее об этом. И сейчас, распахнув двери настежь скоблила стены и полок ножом, щедро обливая их кипятком. И Влада, уловив этот сладостный и манящий запах, поймала себя на мысли, что не все мураши покинули ее исстрадавшееся тело. Кое – какие все же остались, о чем и заявили сейчас громко и нахально. Наука напрочь вылетела из ее головы. И сразу несколько ножей пролетели мимо цели. После долгих поисков она нашла их, и здраво подумав, что сейчас и Радогор не посмеет сказать ей худого слова, заторопилась к бане с независимым видом и гордо вскинув голову.

Копытиха повернула к ней распаренное лицо, смахнула пот и проронила.

-Рано пришла. Когда еще выстоится.

На Владу дохнуло таким теплом, что присмиревшие было мураши, забегали так, словно с ума сошли. А у нее самой от нетерпения аж зубы свело.

-Ладно уж, полезай. – Сжалилась над ней Копытиха. – Жарься вместе с баней. Угли я выгребла. Не угоришь. А одежонку здесь оставь, я почищу. Запрела она на тебе, пока он тебя в железе держал.

-Как сняла, будто на голову выше стала. – Согласилась с ней Лада, торопливо сдирая с себя опостылевшую одежду. И нырнула в распахнутые двери. – Ой хорошо как… как и сама не знаю.

-Может, передумала за ним бежать? – Без улыбки спросила Копытиха, внимательно оглядывая ее со всех сторон. – Здесь пока игрушки. А как там будет и он сам не скажет.

А кто, так и не назвала. На Рода ли указала, на Радогора ли палец подняла, сама угадывай.

-Матушка! – Голос княжны подрагивает от обиды и возмущения.

-Это я так, не в обиду сказала. Всякое может в дороге случиться. – Улыбнулась Копытиха, поднимая на нее ласковый взгляд. – Эвон ты какая! День ото дня все краше и краше. Скоро сок сквозь кожу брызнет. Думаю, а ну как не угадала старая? Приторопит в дороге и куда тогда?

-Матушка…

-А что, матушка? Дело наше бабье такое. Я вот всю жизнь не помнила это, забывала, так и прожила пустоцветом. Около вас вот последние денечки греюсь. А ведь права была берегиня, чирей бы ей на язык… - Спохватилась бабка и заплевалась. – Уж как меня обхаживал старый князь, как умасливал, а я… Вот и досиделась, закопать будет не кому. Глядишь, внучкой бы звала тебя.

И до того стало Владе жаль старую ведунью, что забыв о своей наготе, присела рядом и прижала седую голову к своей груди.

-Ты же мне и так, как бабушка. Я же тебе открыла то, что и родной матушке бы не сказала. – Гладила ладонью по седым, но все еще тугим волосам, успокаивая старуху. – И Радогор в тебе души не чает. Давно бы уехали, а он все чего то ждет, да выжидает и в твою сторону поглядывает. Ты же знаешь, матушка, нет у него больше ни кого на всем белом свете.

Бабка осторожно высвободилась из ее рук и смахнула, выступившие на глазах, слезы.

-Не обращай внимания на старую. Утешила и ладно. – Неловко проговорила Копытиха, отвыкшая от ласкового слова. - Эк от тебя жаром несет. Как от печи. Засмотрелась на тебя и расквасилась. Прыгай на полок, а я двери закрою, чтобы тепло накапливалось. И так доскребу.

Влада послушно забралась на полок и закрыла глаза в сладкой истоме.

-А скажи, матушка…

Копытиха словно ждала этого вопроса. Выпрямилась, тяжело разогнувшись и держась за спину, и провела тыльной стороной ладони по лицу.

-Нет, милая. Тело твое ни в чем не повинно. Хоть сейчас, права моя подруга берегиня, на одном кругу десяток принесешь. И на Радогоре вины нет. Роду не угодно, чтобы ты рожала. Не пришло ваше время. Для иного вас Род выбрал. Сама сказала, что летит он, как кленовое копье. А невдомек вам, что пущено это копье рукой Рода.

-И когда придет оно, время? – Разочарованно вздохнула Влада, валясь на спину и закидывая руки за голову.

-А вот, как долетит копье, так и время придет Не опоздало еще. – И усмехнулась. – Радогора кликнуть?

-Еще понежусь, а уж потом пусть идет.

-Ну, нежься, нежься…

Плеснула на камни воды и притворила за собой двери, оставив ее одну. Но что – то вспомнила и снова открыла двери.

-Ты остаток сна не припомнишь? – С удовольствием глядя на сильное, крепкое тело.

«Правду молвила. – Подумала она. – На одном кругу десяток принесет и не тесно будет».

-Когда вспоминать было, матушка? Себя в железе не помнила. – Отмахнулась Влада, сдувая пот с верхней губы. – До снов ли мне было?

-Вот же, бестолочь! – Расстроилась Копытиха. - И угораздило же тебя было самое важное заспать. А без этого остатка я не могу сон в толк взять.

-Ты у Радогора спроси. – Сонно отозвалась Лада. – Что мне надо было, я того не заспала. Ясно видела.

-И уродится же такое чудо! – Не понятно от чего вскипела ведунья. И с такой силой хлопнула дверью, что дернина с крыши посыпалась.

На другой день, ближе к полудню, когда Влада бойко наседала, размахивая своим деревянным мечом, на Радогора, раздался голос Ратимира.

-Здравствуй, матушка. – Весело поздоровался он. – И тебе здравствовать, сударыня берегиня. Принимай гостинцы. Охлябя, покличь Радогора.

-А нечего его кликать. – Сердито буркнула кикимора, - За баней он, опять княжну, красу нашу, лебедь белую, палкой лупцует.

У берегини давно все страхи и опасения из головы вылетели, как и то, что вроде собиралась виниться перед ним.

-И за что он ее так? – Ратимир широко и располагающе улыбнулся и выпрыгнул из седла. – Хотя… чужая семья, потемки.

-До синюх добил, бедную. А она к нему все ластится. – Кикимора спешила излить свое горе Ратимиру, к которому с первой встречи испытывала самые теплые чувства.

-Да ну? – Ратимир сделал удивленное лицо. – Прямо до синююх?

-Слушай ты ее больше, батюшка. Она тебе такого нагородит, такого наплетет, что и в семером не расплетешь. – Проворчала Копытиха. – Совсем затюкала Радогора, заполошная. Дал слабину, вот она и скачет, прыгает вокруг него.

-Прямо исскалась вся! В носу у него не кругло. А если ворчу, так за дело. А не тронь, не бей палкой. Для другого она ему дадена. – Огрызнулась кикимора, заглядывая в руки Охляби, который вместе с Нежданом отвязывал мешки от седел. – А что за гостинцы у тебя в мешках, добрый молодец?

Но Охлябе не терпелось побежать к Радогору, который по какой – то неясной причине охаживает палкой княжну.

-Делу он воинскому учит княжну. – Копытиха, казалось, угадала его мысли. – А эта плесень днями вокруг них бегает и голосит, как под ножом.

Ратимир засмеялся и раскинул руки, сладко потягиваясь.

-Хорошо тут у тебя, матушка. Дивно. Кикиморы, лешие… лес, бэр Радогоров. И все миром, все ладом.

-А что нам делить, когда мы все от одной земли – матери вышли? А если и покрикиваем громко, так тоже не со зла, а веселья ради. Даже эта плесень в Ладушкином платье голосит не от большого ума, А, впрочем, кто знает, от чего она голосит?

-Которые с большим умом ходят, не в развалюхе бы жили, а по княжьему терему каблучками цокали – Тут же отозвалась вездесущая кикимора. Но так, что бы не очень слышали.

Но Копытиха давно притерпелась к норову берегини, и пропустила обидные слова мимо ушей.

-Не желаешь ли в баньке попариться, гость дорогой, тело веничком потешить? - Спросила она у Ратимира. И смущенно пояснила. – У меня и прежние князья, Гордичи парились. И своя, вроде, есть, а ко мне наезжали. И темная, и дымная, из земли только крыша виднеется, а дух, - говорили, - в ней особенный. Ни где такого духа больше не находили. Сразу помолодеешь.

-Ратимир… Так и зови, матушка… Ратимир, и ни как больше. – Поправил он ведунью. Оглянулся и поискал глазами Охлябю, но того уж и след простыл. Едва успели отдать гостинцы берегине, как тут же убежали к Радогору с княжной. Махнул рукой и согласился. – Схожу, охотно схожу в твою баню, матушка.

-Сходи, сходи. Там и вода натаскана, И веники свежие наломаны. А на этих не гляди. Моим под стать. Ты только, батюшка, на камни плещи погуще. Княжна чуть не полдня пролежала. Еле выперли …

Перед баней остановился и заглянул за деревья. Спиной к нему стоял Радогор, скрестив руки на груди. А перед ним княжна и его воеводы.

-Побьют тебя воеводы, Влада, один уйду. Устоишь – возьму с собой.

-Не было такого уговора, Радо! – Возмутилась, гневно сверкнув глазами, княжна.

-Раньше не было, а теперь есть. – Невозмутимо, со спокойной убежденностью, ответил Радогор. – Бой до касания.

По глазам понял, не поверила в его слова княжна. Довелось уже слышать про ее вещий сон. Но спорить не стала. Перехватила из руки Радогора вторую палицу, успев коротко бросить.

-Их двое, а я одна.

И без лишних разговоров, не давая воеводам опомниться, перешла в атаку. Движения по - женски расчетливые, мягкие и быстрые. Кошачьи. Воеводы его смутились. Не поняли сразу, прилично ли им, воеводам, с девкой биться. Бились осторожно, боясь причинить княжне боль не ловким ударом. Но скоро поняли, что могут оказаться битыми. Заторопились, и насели на нее с двух сторон. А княжна прокрутилась с ноги на ногу вокруг себя, скользнула между ними рыбкой, и, выпрямляясь, успела запятнать сразу обоих своими палицами.

Опустила «оружие» и твердо объявила.

-С тобой иду.

-А кто бы спорить стал? – Улыбнулся Ратимир, отворяя двери. И зажмурился от удовольствия, вдохнув ни с чем не сравнимый запах бани и лесных трав. Тело окуталось жаром, разом унеся все мысли. Мимоходом плеснул на каменку полный ковш кипятка и присел до самого пола, не совладав с обжигающим паром. Так согнувшись, нырнул в густой белый пар, чтобы добраться до полка. Но и забраться на него сразу не решился.

Через, не плотно прилегающий, волок в баню доносились приглушенные рассерженные голоса его воевод и насмешливый, полный яда, голос княжны. И рассудительный Радогора.

-Еще один бой!

-Битыми будут! – Убежденно подумал Ратимир. – Княжна своего не упустит.

Новая схватка, судя по голосам, оказалась еще короче, о чем и возвестил возмущенный голос Неждана.

-Так нельзя, Радогор! Она меня в брюхо ногой лягнула, а когда я согнулся от неожиданности, палкой по спине ошарашила. А потом на Охлябю навалилась.

Охлябе было и самому что сказать.

-А мне ногу подбила пятой, я и развалился во всю спину. Бей, не хочу.

А затем и назидательный голос княжны.

-Бой, судари мои, не честной поединок. Будь у нас настоящие мечи, вы бы сейчас не возмущались, а лежали тихие и послушные. Тут лишь бы выжить. Так мне Радогор сказал. А если он так говорит, так оно и есть, и спорить не о чем. Тебе Неждан не все ли равно, как я тебя повалила, когда ты совершенно мертвый валяешься. И у Охляби по той же причина спина болеть уже не должна.

Радогор сдержанно засмеялся.

-Я что – то не так сделала? – встревожилась княжна. – Или не то сказала?

Но Радогор все так же сдержанно успокоил.

-Все так, моя княжна. Даже лучше, чем так. А вам, друзья мои, стыдно. Плохо мои уроки запомнили. Это бой. А в бою, если хочешь выжить, хоть зубами грызи, хоть ногами бей. Но всякий враг должен понять… Чтобы победить, тебе и жизни не жаль. А когда он это поймет, задумается, и начнет беречься. И тогда он твой. Потому как все его мысли будут о том, как выжить, а не о том, как победить.

-Не понятно речешь, Радогор. – Рассудительный Неждан, пытался вникнуть в смысл слов Радогора. – А зачем мне тогда победа, если я все равно умру?

-Понятней не могу, Неждан. Так мне дедко Вран говорил. Понять могу, а сказать понятней, нет. Тут каждое слово на своем месте должно стоять. Начни менять и обязательно утратишь что – то. Вот, когда я к вашему городу бежал, стараясь загон опередить, я понимал. Главное, побить их. А уцелею или нет, уже не важно. А коли бы думал иначе, чтобы свою, не чужую, жизнь уберечь, обязательно бы голову сложил. Так и Лада. Знала наверняка что побьете вы ее. И вдвоем, и каждый в отдельности. А выбор велик ли у нее был? Или битой быть, или со мной идти…

-Все равно мудрено это, Радогор. – Неждан поскреб бородку.

-Клюнет петух в одно место, поймешь. – Хохотнул Охлябя. – А за науку поклон тебе, княжна. Знаю теперь, как воев учить.

Княжна щедро улыбнулась и бросила лукавый взгляд на Радогора.

-Веди гостей к столу, Радо. Матушка, поди, уж и скатерть постелила и чашки расставила.

-А ты? – Удивился он.

-Я еще урока не выполнила.

И один за другим всадила в пень все шесть ножей.

-Выполнила, Ладушка, выполнила. – Засмеялся Радогор. – Это ты мне за кольчугу занозу под ноготь… - Охлябя, не сочти за труд, выдернии ножи.

И чуть не волоком потащил княжну к избушке. Не утерпел, вскинул на руки под дружный смех друзей и понес ее, барахтающуюся, в его руках.

-Понял, Радо, кого с собой брать не хотел? – Со счастливой улыбкой на лице прошептала она ему прямо в ухо.

-Хотел, хотел, Ладушка. А говорил, чтобы злости у тебя прибавилось.

-Вот, как спать ляжем, узнаешь всю мою злость. Уж тогда милости не проси. – Синие глаза искрятся смехом. Щеки горят толи от радости, то ли от смущения, вызванными смелыми словами.

-А бэр, бродяга, так и не пришел. – Приподнялась она рукой и заглянула через плечо – Совсем от дома отбился.

-И хорошо. – Обрадовался Радогор. – Впереди зима, куда ему с нами шагать? Ему зимой спать над, а не по дорогам бродить. Они зимой если не спят, злыми делаются.

Ратимир в бане задержался на долго. Вернулся не красный, багровый. Но с красными глазами и чуть дыша.

-Отвел душеньку? – Глядя на него, с улыбкой спросила Копытиха. – Садись к столу, а то твои воеводу скоро скатерку жевать начнут от голода.

-Дай отдышаться, мать. – Прошептал Ратимир, и без сил повалился на лавку. – Тоже буду наезжать к тебе на баню, если не прогонишь. Мертвого на ноги поставит.

-А живого уморит. – Расхохотался Охлябя.

И заторопился к столу, выбирая глазами, с чего бы начать. Поднялся и Ратимир, не желая, чтобы люди томились, дожидаясь, когда он отлежится. Но рушник с плеча не снял, не успевая утирать им распаренное лицо и багровую шею. Ел не спеша, отдавая дань всему, что было на столе, в то время, как его воеводы сметали все, что попадалось под руку. И не сводил взгляда с Радогора. Наконец, не утерпел и отодвинул в сторону вместе с грудой костей глиняное блюдо.

-Не томи, Радогор. Говори, что видел.

-Я уже сказал, Ратимир. Ты не возьмешь, ярлы к рукам приберут. Как видишь, выбор не велик.

-Это я слышал. – Ратимир нахмурился и дернул бровью. – Хотя в толк не могу взять, когда ты это успел увидеть.

-Пока с Гольмом бился. Давно глаза у них горят на наше богатство. Леса, зверье разное, реки полноводные от рыбы задыхаются. Земля хлеб родит. А стоит безлюдна. Ленивый только не возьмет.

-А у них не такая же разве, что они на чужое зарятся? – Не отрываясь от закусок, пробормотал Охлябя.

-Есть и такая. А больше камень холодный. И вода, а лед и ходит. Разбоем живут или в наймитах мечом служат. Не хуже меня знаешь.

-Ну, да. С меча кормиться не спину гнуть с утра до ночи. – Кивнула головой Копытиха. – И прибыток другой.

-Как же ты это все успел увидеть, когда одним ударом его свалил. – Удивился Неждан.

-А он к нам еще раз приходил, хворая я была тогда. Помню плохо. – Вставила свое слово и Влада.

-Так он же убит! – Поразился Охлябя, забыв про птичью тушку, зажатую в руке.

-Мертвый и приходил. – Подтвердила княжна. – Не сам, конечно. Морок его. Плакался и убивался, что Радогор ему дорогу в мир его щуров закрыл. Не один приходил. Всех с собой привел, кого меч Радогора сразил.

И гордо посмотрела на всех, кому не выпало счастья видеть это.

Радогор поморщился. И остановил княжну, коснувшись под столом ее руки.

-Подожди, Лада. Гостям про морок не интересно.

Но ошибся. У Охляби глаза разгорелись, а Неждан даже рот открыл, боясь пропустить хоть одно слово.

-Даже слышать раньше не доводилось, чтобы мертвые к живым приходили.

-А ты сиди, как сидел, воевода. – Копытиха бросила на Охлябю сердитый взгляд. – Не елозь по лавке, штаны протрешь. И не дай тебе бог увидеть такое. Не успеешь оглянуться, как с собой уведут.

Ратимир после этих слов еще больше нахмурился и совсем забыл про еду.

-С тем и позвал меня?

-Сомнут они Верхний рубеж, не замедлив шага, Ратимир, и дальше покатятся. Не остановить, и памяти от нашего языка не останется.

-А Верховье остановит? – Недоверчиво спросил Неждан. – Видели мы тех ярлов против них и не всякая дружина выстоит.

-Не всякого и позвал. Вас … - Просто ответил Радогор. – Земли видел, Ратимир необъятные. В лето на коне не обскачешь. И все под одной рукой. Там начнутся, где мой род Бэрий жил, а остановится там, до куда твоя рука дотянется. Тебе, сударь Ратимир, начинать… им…

Радогор поднял взгляд на воевод.

-Им дальше идти.

Ратимир сгорбился, словно воз на плечи свалился, краска от лица отхлынула.

-Сам все видел?

-Что вижу, то и говорю.

Охлябя словно охмелел, слушая Радогора. Немыслимые просторы стояли у него перед глазами, коих и взгляд не мог охватить, и разум не вмещал.

-Говоришь, Радогор, будто века прожил. – Только и сумел вымолвить он, со страхом глядя на него.

-Не временем живу, во времени.

-Не осилю я, Радогор. Сам берись, если видишь все. А мы тебя своими плечами крепить будем.

-Меч меня ведет, друзья мои. Не дойду – мир рухнет. Даже я не все вижу, что обрушится с ним на землю. Да и уцелеет ли она? И тебя я видел, Ратимир, не себя. Увидел бы Смура, позвал бы Смура.

-Не осилю. Вчера с десятком лодии водил по реке, сегодня ты на меня княженье свалил. Аж плечи ломит. Завтра велишь на полночь идти, не останавливаясь. А куда пойдешь малым числом? И дружина моя запаздывает.

-Там, - Радогор кивнул головой в сторону. – Сил нет. Селения мелкие, городища слабые. Люди все нашего языка, живут с опаской, из леса показаться не смеют. Сами под твою руку пойдут, коли от страха избавишь.

Подсел ближе к Ратимиру, обнял его за плечи.

-Если исполнится, друг мой, все, как увидел, от этого малого числа, из этих лесов великий народ выйдет дивный. И дойдет аж туда, где красно солнышко над миром встает. Ты только камешек толкни, а дальше само покатится, загремит, загрохочет так, что на все четыре ветра слышно будет.

-Как на полдень через Смура пойду?

-Смура под руку возьмешь. – Радогор нетерпеливо дернул бровью. – Скоро сон увидит Смур вещий. А прочее от матушки узнаешь. Она меня услышит, Ратимир.

Воеводы про еду забыли, слушая его. Голова кругом идет, сознание мутится от всего, что Радогор говорит. Глаза сами тянутся туда, где за окаемом по утрам солнце поднимается. Влада распахнула синие глаза и не сводит их с Радогора. И сердце бъется в груди с такой силой, слоно не он, она сама все это видит своими глазами, взлетев над черным пугающим лесом, туда, где черной точкой висит его вран. Даже старая ведунья Копытиха не смеет перебить разговор и лишь кивает головой, внимая словам Радогора. И только кикиморе быстро наскучило все то, о чем они говорили.

-А мне и в моем болоте не тесно. – Решила она и подтолкнула Неждана. – Протяни ко мне молодец, вон ту рыбку. Уж такая она мягкая и нежная! Как раз по моим зубам. Трех съела и только раззадорилась.

Радогор же посмотрел на друзей, на их потерянные лица и весело засмеялся.

-Ну и что вы пригорюнились? – С улыбкой спросил он, отсмеявшись. - Для вас только жизнь начинается. Что вы прежде видели? А я перед вами целый мир открываю, о котором вы и знать не знали. Не для себя жить будете. День прошел и ладно…

Ратимир поднял на него хмурый взгляд, перевел на воевод.

-Поедем мы, и так засиделись до потемок.

-Я провожу. – Радогор поднялся из – за стола. А за ним прыгнула с лавки и Лада.

У коновязи придержал Ратимиру стремя и подождал, пока сядет в седло.

-Матушку, Ратимир, не забывайте. Хоть раз в седьмицу наведывайтесь. Рада будет. – Оглянулся по сторонам и поманил пальцем. – Умирает она. Хорошо, если до снега доживет. Не уехал бы, если бы не нужда.

Ратимир с изумлением посмотрел на него.

-Виду не показывает, а боли порой такие, что и мужик не вытерпит. Я ей отваров разных, настоев наготовил. – Радогор замолчал, глядя остановившимся взглядом на крыльцо, где рядышком сидели обе подруги, Копытиха и берегиня. – А как не будет ее, пусть берегиня в избе доживает. И леший рядом будет Вреда от них нет. Лишь бы люди не обижали.

Хлопнул ладонью жеребца по крупу.

-Прощай, Ратимир. О том, что сказал, помни. Ты первый, тебе начинать. Не всегда на меч полагайся в своем краю. Где хитростью, где уговорами, где посулами… Один народ, один язык. – Отвернулся, чтобы не показать волнение. – И вам, ребята, не хворать…

-Увидимся ли? – Ратимир склонился с седла, чтобы обнять его.

-Нет, Ратимир. Боюсь, что не увидимся. Не видел я…

И уже не оборачиваясь, зашагал к избушке, прислушиваясь к перестуку конских подков. Копытиха встретила его внимательным и, немного испуганным взглядом. Долго смотрела на него, потом так же долго на княжну, прижавшуюся к нему.

-Уходишь?

-Ухожу, матушка. Нельзя больше медлить, время торопит. – Словно оправдываясь, ответил он. – Нельзя пускать его сюда.

-Что сказал, правда видел?

-Видел, матушка, хоть и не все сказал…

-И про восход не наврал?

-Не наврал и про восход. Не сразу будет, но будет. Века пролетят… А, может, и того больше

Вздохнула и потянулась к нему.

-Наклонись, не дотянусь я до тебя. Сейчас простимся, чтобы утром вам слезами дорогу не улить. – Коснулась сухими губами его лба, прошептала. – Тяжелый, непосильный воз ты тянуть собрался. Осилишь ли?

-Не один, матушка. – Так же тихо отозвался он. –Вдвоем утянем.

Берегиня всхлипнула и потянулась сухонькими руками к Ладе.

-Ты уж ему себя, краса ты моя, в обиду не давай. Слово молвить за тебя не кому будет. – Подавилась слезами и размазала их по щекам. - И его не обижай. Я и его, варнака такого, тоже люблю.

Загрузка...