Предтечи будущих побед

– Обожаю хорошие новости! Давайте-ка поподробней, – еще сильней приободрил Афанасьев министра.

– С удовольствием! – расцвел Павел Викентьевич. – Уже ни для кого не секрет, что пресловутый COVID-19, как прозвали его во Всемирной Организации Здравоохранения, есть ни что иное, как ослабленный штамм боевого вируса, созданного американцами на одном из островов Средиземного моря, принадлежащих Италии и призванный в масштабах всей планеты выяснить свою убойную силу и методику распространения.

– А как же Ухань? – вырвалось невольно у Хазаровой.

– Ухань – это для отвода глаз, чтобы свалить все на китайцев в предстоящем глобальном переделе мира, в котором, по мнению пиндосов, китайцам, да и нам тоже, места нет. Сейчас даже дети в детском саду не верят, что такая пандемия смогла развиться из-за того, что кто-то там, на рынке слопал летучую мышь. Все это чушь и байки разжигания китаефобии. Впервые он проявил себя еще в 2016-м году. В секретной лаборатории произошла утечка. Преднамеренная или нет – не скажу. Однако факт говорит сам за себя. Тогда его удалось быстро локализовать, не поднимая шума. Но мы уже сразу взяли на заметку этот случай и стали внимательно следить за происходящим. Именно тогда нам удалось получить исходный материал для дальнейших исследований.

– То есть вы хотите сказать, что получили образцы вируса еще в 16-м году? И каким же это образом вам удалось провернуть?! – воскликнул Барышев, всегда ревниво относившийся к задетой чести своей конторы.

– Это наш маленький профессиональный секрет, – улыбнулся Чегодайкин. – Но не в обиду будь вам сказано, наше министерство имеет свою широко разветвленную разведывательную сеть, мало в чем уступающую специально заточенным на это ведомствам.

– И все-таки, мне бы очень хотелось, чтобы вы поделились своими источниками информации, – начал не на шутку сердиться уязвленный «генерал-нелегал».

– Что, уели тебя Дмитрий Аркадьевич? – с ехидцей поддел его Афанасьев.

– Хорошо-хорошо, я все поясню, – замахал ручками Айболит, чувствуя, что невольно накалил обстановку. – Объясняю в двух словах. Вы, Дмитрий Аркадьевич, просто не берете в расчет профессиональную солидарность медиков всего мира, объединенных клятвой Гиппократа. Именно она и является основным источником для получения актуальной информации.

– Ну, если только дело в этом, то тогда ладно, – пробормотал Барышев, потирая в смущении свой подбородок.

– И мы активно работали с этим вирусом. Особенно плотно этим занимались в Федеральном Научном Центре Исследований и Разработки Иммунобиологических Препаратов имени Чумакова. И уже через год мы имели не только вакцину от него, но и разработали препарат для лечения заболевания. Правда, вирус 19-го года весьма отличался от вируса 16-го, что поначалу сбило нас ненадолго с толку, но потом навело на мысль о том, что наши оппоненты за четыре года весьма и весьма продвинулись в его модификации. Я хоть и не вирусолог, но должен признаться, что этот вирус – просто шедевр генной инженерии. Степень его мутагенности поразителен. Он видоизменяется каждые две недели. Именно поэтому все мировые лаборатории бьются-бьются, но никак не могут понять, на каких принципах основана его изменчивость, иным словом, по каким алгоритмам это происходит. Десятки суперкомпьютеров по всему миру пытаются определить закономерности его мутирования и ничегошеньки у них не получается, – улыбаясь и со вкусом описывая ситуацию вещал Чегодайкин.

– Судя по выражению вашего хитренького лица, Павел Викентьевич, у нас с этим дела обстоят как-то иначе? – заметил Афанасьев.

– Тут вон, товарищ Кириллов, – кивнул он в сторону директора РФПИ, – нам рассказывал про всякие там стартапы и прочие инновации, а мы люди консервативные и больше уповаем на смекалку да на жизненный опыт, а потому просчитали на своих стареньких персоналках весь алгоритм развития и видоизменяемости этого вируса.

– И какова же практическая отдача от ваших кропотливых трудов? – снедовольничал, задетый за живое, Кириллов.

– А практическая отдача вылилась в конкретную форму под названием «Спутник-V», иначе универсальную вакцину от Ковида.

– С этого места поподробнее, пожалуйста, – слегка улыбнулся Афанасьев, наблюдая за кондовостью и русопятостью главного медика страны.

– Я по специальности нейрохирург, поэтому извините, если буду объяснять так, как я сам это понимаю – без углубления в научную терминологию.

– Конечно-конечно, – закивал Верховный, и вслед за ним все присутствующие, – мы и сами тут не шибко Пироговы.

– Все вакцины, используемые в России, делятся на три группы. Векторные или генно-инженерные вакцины, где в качестве вектора выступает безопасный для человека вирус. Пептидные, где используются уже готовые очищенные белки коронавируса. И цельновирионные, то есть с ослабленными или инактивированными (убитыми) вирусными частицами. И хотя мы работаем по всем трем направлениям, но, по общему мнению наших вирусологов векторная вакцина, к которой относится «Спутник-V» является наиболее перспективной. Это комбинированная векторная вакцина, разработанная Национальным исследовательским центром эпидемиологии и микробиологии имени Н.Ф. Гамалеи. Из-за сложившейся экстраординарной ситуации, наши разработчики рекомендуют зарегистрировать ее уже после II фазы испытаний, не без оснований считающих, что третьей и четвертой фазой можно пренебречь, как ничего не решающих в принципе. Поясняю: на первой фазе исследований препарат вводят 10-30 добровольцам; на второй – 50-500; на третьей же фазе принимает участие более 1000 человек разного возраста, а на четвертой проводятся наблюдательные клинические исследования в разных странах с разными климатическими поясами. В качестве вектора для «Спутника V» используется аденовирус человека, в геном которого вставлен ген фрагмента S-белка коронавируса. Примечательно, что векторы первой и второй дозы «Спутник V» отличаются. Первый компонент изготовлен на основе аденовируса 26 серотипа, а второй – аденовируса 5 серотипа. Такой подход не случаен. Дело в том, что после прививки иммунитет вырабатывается, как против коронавирусного S-белка, так и против белков оболочки аденовируса (вектора). Это значит, что повторное введение такого же вектора будет малоэффективно, поскольку иммунитет его быстро разрушит. Поэтому второй компонент «Спутника V» изготовлен на основе другого вектора. Время между вводом первой дозы и второй составляет примерно 21 день. Заявленная эффективность препарата «Спутник V» составила 92%18. Исследование эффективности вакцины «Спутник V» не прекращается, по сей день. Первыми с кем мы поделились новой вакциной, это были наши коллеги из Белоруссии, где с пандемией, благодаря усатому «батьке» дела идут, прямо скажем, неважнецки. Третью фазу испытаний мы наметили как раз там. И она проходит как раз в эти дни. Основные результаты двух фаз испытаний: 1) количество побочных эффектов – умеренное; 2) серьезные побочные эффекты – отсутствуют; 3) смерти – отсутствуют.

– Серьезных побочных эффектов, говорите, нет, а какие есть? – полюбопытствовал премьер-министр, очень внимательно слушавший доклад Чегодайкина.

– «Спутник V» является действенным препаратом, однако он не лишен побочных эффектов. Все они проявляются по-разному в каждом индивидуальном случае. После введения компонента вы можете столкнуться со следующими эффектами: повышенная температура до 38,5 градусов; озноб; боль мышц и суставов; усталость; головная боль; боль и покраснения в районе введения компонента. Побочные действия могут, как проявиться в первые несколько часов после прививки, так и не проявиться вообще. Обычно они полностью проходят в течение 2-3 дней. Однако если явления не исчезают по истечении этого срока или проявляются в слишком раздражительной форме, рекомендуется обратиться к специалисту.

– Ну, головной и мышечной болью нас, стариков, не проймешь, – усмехнулся Афанасьев и от каждодневных новостей бросает то в жар, то в холод, почище, чем от любой вакцины. Так что вся эта побочка нам не страшна.

– А что насчет стоимости? – не преминул вставить свои 5 копеек Глазырев.

– Я считаю, и мое мнение поддерживает абсолютное большинство медицинских работников, что вакцинация для наших граждан должна быть бесплатной.

– А вы посчитали примерную себестоимость одной дозы? – продолжал наседать на него министр финансов, на которого уже с неодобрением стали поглядывать, как члены Президиума, так и приглашенные министры. Юрьев даже покачал головой:

– От ить какой же ты Сергей Юрьевич меркантильный, прости Господи?! Никак не ожидал от тебя такого пассажа.

– Я не меркантильный, а просто хочу знать, на какую сумму будет необходимо субсидировать массовую вакцинацию населения, – слегка обиделся Глазырев. – Мне денег не жалко. Но порядок должен быть во всем. А то сначала недофинансируем, а потом опять будем бегать и искать копейки по углам.

– Предварительная смета уже имеется, – поспешил погасить начинающуюся перепалку медик. – Само изготовление, упаковка, доставка к месту вакцинирования и трудозатраты связанные непосредственно с вакцинацией могут составлять примерно 400 рублей за каждую дозу.

У Глазырева, откуда ни возьмись, тут же появился массивный бухгалтерский калькулятор. И где только он его прятал все это время?

– Из расчета населения в сто сорок два миллиона, – бубнил он себе под нос, бегло нажимая на широкие кнопки, – выходит пятьдесят шесть миллиардов восемьсот миллионов целковых.

– Ну и как? – поинтересовался сидящий рядом Юрьев.

– Терпимо, – коротко ответил жадина-профессионал.

– С учетом того, что у наших ближайших конкурентов из Pfizer/BioNTech, Moderna и AstraZeneca дела пока не клеятся от слова «совсем», – подлил масла в огонь Айболит, – а мы сумеем зарегистрировать первыми в мире универсальную вакцину, то и сможем диктовать экспортные цены по своему усмотрению. Достоверных сведений по Китаю у нас нет, но думаю, что и у них с этим не ахти.

– Какова, примерно, может быть экспортная цена?! – впился в него глазами Сергей Юрьевич, оторвавшись от калькулятора.

– Точно пока не могу сказать, то все та же AstraZeneca, у которой еще конь не валялся, на страницах авторитетнейшего английского медицинского журнала «Ланцет» уже поспешила заявить, что предварительная стоимость вакцины не может быть менее 100 долларов за одну дозу.

– Ого! – дружно раздалось сразу со всех концов круглого стола.

– По сведениям из того же источника, – тихим и умильным голоском продолжил вещать Чегодайкин, – объем предполагаемого рынка вакцин может достичь величины в 150 миллиардов долларов.

– Мощность?! Какова мощность наших производителей?! – выпучил глаза министр финансов, нервно теребя свою главную бухгалтерскую принадлежность.

– Мощность пока не слишком велика, – развел руками Чегодайкин. – Порядка 150-170 миллионов доз в год. Однако при благоприятных условиях, я имею в виду своевременную регистрацию и первоначальную финансовую помощь от государства, производители обещают к февралю-марту выйти на показатели в 400-500 миллионов доз.

– Всего-то? – скуксился Глазырев.

– Да, – хитренько улыбнулся Павел Викентьевич. – Но ведь не обязательно самим производить такое гомерическое количество вакцины. Можно просто продавать лицензию на ее производство. Дешево и прибыльно.

– А ведь и правда! – обрадовался Сергей Юрьевич, опять начиная бодро выстукивать новые цифири на калькуляторе.

Все опять заулыбались. И не просто от того, что так благополучно завершилась беседа на невеселые темы, а от предчувствия скорого преодоления очередных трудностей, после чего можно будет вздохнуть чуть посвободней. Афанасьев, дождавшись, когда уляжется одобрительный гул голосов, задал вполне уместный вопрос:

– Все это конечно хорошо, Павел Викентьевич, но все же, когда вы намерены подать официальную заявку на регистрацию? Поймите, я ведь не из простого любопытства интересуюсь. Каждый день промедления с вакцинацией множит число умерших наших граждан.

– Абсолютно согласен с вами, Валерий Васильевич, – закивал головой министр. – Я тоже не сторонник бюрократии и волокиты. На следующей неделе мы ждем окончательных результатов из Белоруссии по четвертой фазе испытаний, и как только их получим, так сразу и подадим заявку. Во всяком случае, ибо в результатах не сомневаюсь, заявка будет подана не позже 11 августа.

– А вот у меня, в связи с этим имеется шкурное предложение, – опять вылез живчик Трояновский.

– Какое? – обернулись к нему все.

– Раз, как вы говорили, три фазы испытаний прошли, а четвертая пройдет вот-вот, может быть и нам – членам правительства подать пример добровольного вакцинирования? Не знаю как вы, а я готов хоть сейчас. Надоело, знаете ли, в наморднике шастать, как собака.

– А что? Дельное предложение, по-моему, – поддержал коллегу Новиков. – У меня каждый день – встречи с иностранными делегациями и заседания. По четыре-пять раз маску меняю. Заколдобился уже.

– Я, собственно говоря, только «за», – развел руками Чегодайкин. – В нашей вакцине я уверен. Так что, милости просим. Организуем. Только время назначьте.

– Вы сами-то, Павел Викентьевич привились? – спросил всегда подозрительный ко всему Барышев. – У медиков ведь принято на самих себе испытывать новые лекарственные препараты.

– Да, как-то все недосуг, – смутился министр. – Но я готов в любое время, если надо.

– Тогда давайте так, – решил подвести итог беседы Верховный, – если вам будет удобно послезавтра организовать приезд к нам сюда бригады по вакцинированию, то мы в вашем распоряжении.

– На какое количество доз вы рассчитываете? – уже деловым тоном осведомился медик.

– Я думаю, что доз 500, а лучше 1000, на всякий пожарный случай, – ответил Афанасьев. – Чтобы смогли привиться члены Высшего Военного Совета и кто-нибудь из персонала Центра обороны. А на следующий день, мы попросим Бориса Ивановича организовать такую же акцию у себя в Кабмине. Вы, как, Борис Иванович, не против? Вот и отлично. А там уже составим график по министерствам и ведомствам. Хватит вакцины-то?

– У нас сейчас в распоряжении что-то около двухсот тысяч доз. Пробная партия, так сказать. Но я уже взял на себя смелость отдать распоряжение о начале выпуска в промышленных объемах.

– И обязательно транслировать по телевидению акт вакцинации высших должностных лиц. А то вон уже шепотки по Москве поползли – на ком из простых людей, как на лабораторных крысах, будут испытывать ожидаемую вакцину? – вдруг высказалась Хазарова, строго поджимая губы.

– Можно, конечно, – нехотя согласился Афанасьев, не терпящий таких дешевых заигрываний с народом, но понимающий в данном случае такую необходимость.

– Павел Викентьевич, а можно еще один вопрос? – вновь подала голос Хазарова.

– Да, Мария Владимировна, конечно.

– А почему вы назвали свою вакцину «Спутник-V»?

– Ну…, – как-то сразу растерялся министр, – как бы это сказать… Спутник, слава, Гагарин, победа… Слово известное во всем мире. А латинское «v» – виктория, тоже вроде как победа. В общем, так как-то.

III.

– Хорошо. С этим разобрались. У нас еще остались товарищи Новиков и Глазырев. Тяните жребий, господа, гусары, – не проговорил, а проворковал диктатор.

– Давайте, я, – взял слово министр энергетики.

– Прошу, – не стал возражать Афанасьев.

– У нас тоже все плохо, – начал с какой-то обреченной удалью, пропившегося насквозь бомжа, Новиков. – Даже, я бы сказал гораздо хуже, чем у коллег, выступавших до меня.

Александр Валентинович, не в пример предыдущим ораторам был человеком хоть и интеллектуально одаренным, но косноязычным, поэтому свое выступление он заранее напечатал, а сейчас просто достал его из папки и начал зачитывать, как церковный дьячок поминальный синодик:

– В прошлом году, мы, заканчивая подготовку «Прогноза энергетики мира и России – 2019», предприняли попытку привлечь внимание наших компаний, завязанных на ТЭК, и прежних властей к начавшемуся в мире переходу – к так называемой «зеленой» энергетике. Эта «зеленая» энергетика призвана использовать возобновляемые источники энергии (ВИЭ) и постепенно вытеснить традиционные ископаемые виды топлива, – ровным голосом произнес он вступление, и на миг, оторвавшись от бумаги, оглядел сидящих. – К нашей попытке донести эту информацию, тогда отнеслись скептически, как если бы мы сказали, что через год очень многие люди будут работать исключительно из дома, а выходить на улицу можно будет только в маске. И никто не предполагал, что цена кубометра газа, совершив крутое пике, упрется в плинтус, а баррель нефти, так и вообще в минусовые показатели. И вот кошмар наступил, вот они, наши новые реалии. Я теперь уже не исключаю, что все сюрпризы на этом не закончились и вслед за «черным лебедем» коронавируса прилетит следующий «лебедь» под названием «энергопереход». Борьба с COVID-19 привела к повсеместным массовым локдаунам в масштабах всей планеты, а значит и резкому снижению экономической активности, мирового спроса на энергоресурсы и соответственно, обрушению цен на них. Россия, как и страны, в которых нефтегазовый экспорт является превалирующей статьей доходов, в полной мере ощутила на себе удар от схлопывания спроса и цены на ископаемые энергоресурсы. А тут еще Саудиты со своими приспешниками, по наущению тех же Штатов, затеяли мировую топливную войну, хотя сами понимают, что на этот раз живыми они из нее не выберутся. Поэтому уже сейчас мы видим, как они потихоньку начинают сдавать назад. Но сути дела это не меняет. Все равно Россия оказалась в шоковом состоянии, находясь под двойной угрозой: в краткосрочной перспективе – радикальное сокращение выручки от экспорта энергоресурсов, а в долгосрочной – ускорение энергоперехода и передел энергетических рынков. Однако перспективы у наших нефтяников отнюдь не печальны в свете последних событий. Санкционный шквал, обрушившийся на нас, неминуемо подстегнет цены на мировом рынке уже в ближайшей перспективе. Помяните мое слово, если «печатный станок санкций» будет работать в прежнем бешеном режиме, то не пройдет и двух недель, как мы станем свидетелями очень быстрого подъема цен на «черное золото», ибо экспортные ограничения в Евросоюз наших поставщиков бумерангом ударят по волатильности нефтяного рынка. И если сейчас нефть основных марок торгуется в коридоре 25-35$ за баррель, то к сентябрю, я полагаю, ситуация выправится, и мы выйдем на уровень 50-60$. Но мы не должны от этого расслабляться, потому что на этом пути нас поджидают иные опасности о которых я скажу чуть позже.

Основной удар принял на себя рынок нефти и производных от нее, в связи с тем, что транспортный сектор – один из основных потребителей, оказался почти парализованным из-за принятых повсеместно карантинных мер. Беспрецедентное падение спроса на нефть (на 30% в апреле и почти на 10% в среднем по прошедшему полугодию, по оценкам Международного энергетического агентства) при избытке ее предложения привело к колоссальному дисбалансу, с которым участникам рынка еще не приходилось сталкиваться никогда, что вылилось в рекордное падение цен. И нам еще несказанно повезло, что с января до середины апреля нефть марки Urals подешевела в два с половиной раза, тогда как фьючерсы на зарубежную Brent, впервые за всю историю биржевых торгов продавались по отрицательной цене.

Наша газовая отрасль пострадала чуть в меньшей степени. Тут можно говорить лишь о незначительном сокращении спроса. Однако цены на газ во всем мире уже рухнули примерно до уровня внутрироссийских. Кстати, белорусский «батька» уже выразил по этому поводу свое очередное неудовольствие, дескать, скидка для Белоруссии уже не отвечает сложившимся реалиям. Что же говоря до основного для России европейского рынка, то сильное падение спроса во II–III кварталах в условиях высокого заполнения подземных хранилищ газа могут спровоцировать ценовую войну, схожую с войной на нефтяном рынке. Правда, все это было применимо до конца прошлого месяца. События на Украине, как вы все знаете, вовсе почти отрезало нашу страну, как от поставок нефти, так и от поставок газа.

Таким образом, речь идет о более чем двукратном падении цен и сокращении на 30–35% российского экспорта нефти, газа и угля одновременно, что эквивалентно потере 60% доходов от экспорта. Для бюджета это означает сокращение доходов примерно на 30%, как раз в тот момент, когда население и бизнес больше всего нуждаются в господдержке. Потери экспортных доходов нефтегазового сектора в 2020 году составят, по некоторым прикидкам, 7–8 триллионов рублей, а в 2021-м, если сохранится такая тенденция, то – 5,5 триллиона рублей, что примерно составляет третью часть от всего фонда национального благосостояния. Для компаний, связанных с нефтью, сокращение прибыли несколько смягчается налоговым регулированием. Я имею в виду, что еще прежним правительством было принято решение уменьшать налоговую и пошлинную нагрузку в зависимости от падения цен на нефть. И, несмотря на это смягчение, предприятиям ТЭКа волей-неволей, но все же придется переходить к жесткой экономии на обслуживание инфраструктуры, сокращению долговременных инвестиционных программ, замораживанию части проектов, в особенности капиталоемких и малоприбыльных, что, в свою очередь, неизбежно отразится на смежных отраслях. По нашим расчетам, это может привести к дополнительному снижению ВВП страны (помимо непосредственного влияния коронавируса и ограничительных мер по борьбе с ним) еще, как минимум, на 5–13% в 2020-м году в зависимости от дальнейших событий. Помимо сырьевого экспорта COVID-19 создает также риски для электроэнергетики и теплоснабжения. Основная угроза – не падение спроса, а резкое снижение выручки из-за неплатежей. Поспешное и опрометчивое, на мой взгляд, Постановление Правительства «О неначислении штрафов за неплатежи» уже было воспринято многими потребителями, как карт-бланш. И, к сожалению, этим решили воспользоваться многие «нечистые» на руку проходимцы, просто безответственные люди, и даже целый ряд юридических лиц. Неплатежи нарастают в течение апреля – июня впечатляющими темпами, создавая угрозу массовых банкротств по примеру 1990-х годов.

Последняя тирада министра не осталась без внимания со стороны Юрьева и он нахмурился, принимая на свой счет упреки Новикова в недальновидности, хотя это решение и было принято задолго до того, как Борис Иванович возглавил Кабинет министров. А Новиков тем временем продолжал, как глухарь на токовище:

– Но, пожалуй, главные вызовы для России связаны не с шоками этого года и не с эмбарго Европы на поставку наших энергетиков, а с их долгосрочными последствиями. Высока вероятность того, что под влиянием коронакризиса усилятся основные технологические драйверы энергоперехода – декарбонизация и децентрализация. Около 75% генерирующих мощностей в 2019 г. в мире введено именно в возобновляемой энергетике, а в I квартале 2020 г. в Европе достигнут рекорд производства. Децентрализация также получит новый импульс – мир постепенно привыкает сидеть по домам, и спрос на распределенную энергетику только вырастет. Все громче со стороны национальных правительств и международных организаций звучат призывы пойти по низкоуглеродному пути восстановления экономики. Евросоюз четко подтвердил свою приверженность зеленому курсу на полную климатическую нейтральность к 2050 г., что потребует колоссальных средств – 175–290 млрд. евро инвестиций в год. Кроме государственного финансирования в 2,5 трлн. евро на ближайшие 10 лет, в ЕС предусмотрено несколько инициатив для развития частного зеленого финансирования – такие инвестиционные проекты будут получать привилегированный доступ к деньгам. Лично я не разделяю столь алармистские опасения, но вынужден в докладе отразить точку зрения большинства моих коллег. Все дело в том, что Европа слишком резкий старт осуществила в этом направлении. И это грозит ей в недалеком будущем очень серьезные проблемы. Те, кто учился не по современным школьным программам, а по старым советским учебникам знают, что во избежание перекосов при изъятии какого-то количества вещества одного вида, его нужно заменить аналогичным количеством вещества иного вида. Так и с энергетикой. Осуществляя декарбонизацию ее тут же необходимо, во избежание дефицита заменить чем-то другим. А чем, если нефть, газ и атомную энергетику признали «разрушителями экологической среды»? Конечно, перспективы углеводородных рынков будут зависеть от множества факторов: продолжительности пандемии и карантинных ограничений, скорости экономического восстановления, госрегулирования, а в нашем случае еще и от политической обстановки, диктующей свои правила, вопреки расхожему мнению о независимости экономических отношений от политических веяний, а главное, от того, как изменится поведение потребителей. Возьмем, к примеру, сейчас навязчиво пропагандируемое на всех уровнях социальное дистанцирование, которое подталкивает к использованию частного автотранспорта взамен общественного. Однако повсеместный и массовый переход на удаленную работу, сокращение командировок и международного туризма, наоборот, приводят к снижению расхода топлива. Уже во всеуслышание, тут и там раздаются опасения от представителей промышленности, транспортной индустрии и сферы услуг о том, что спрос на нефть может и не вернуться на уровень докризисного 2019 года. А если и вернется, то ненадолго. Поэтому мы сейчас находимся на развилке истории. Восстановление энергетических рынков может пойти либо по традиционной траектории, либо по пути ускорения энергоперехода. Я все же надеюсь на осуществление первого сценария, при котором спрос на углеводороды, подстегиваемый низкими ценами на нефть, начнет быстро восстанавливаться, а рынки, неизбежно почувствовавшие глубокий провал в инвестициях отыграют назад, что неизбежно должно привести к новому скачку цен, но уже по восходящей линии. Хотя и тут тоже имеются свои обоснованные опасения. Крутой скачок цен на углеводородные энергетики опять может подстегнуть к поиску и внедрению новых проектов по замещению традиционных видов топлива альтернативными источниками энергии и росту энергоэффективности. Вот вам и сказка про белого бычка. Еще раз подчеркну, что я являюсь убежденным скептиком в вопросах энергоперехода, ибо слишком много объективных факторов играют не в его пользу. Он, конечно, обязательно произойдет вследствие истощения запасов углеводородного сырья, рентабельных к извлечению. Но это, слава Богу, по крайней мере, для нас, вопрос не сегодняшнего и даже не завтрашнего дня. А пока альтернативные источники энергии по надежности не выдерживают конкуренции с углеводородными ископаемыми. Для ветряков нужен постоянный и стабильный ветер, но он сегодня есть, а завтра – полный штиль. Для генерации солнечной энергии тоже необходимо светило в виде нашего желтого карлика. А оно мало того, что светит только половину суток, да к тому же еще на небе периодически появляются тучи, что, как сами понимаете, вносит сумятицу в энергопоставки. А строить свое «светлое будущее», простите за каламбур, исходя из шатких прогнозов погоды, это уже какое-то средневековье, прости Господи! Да и с точки зрения экологии, там не все благополучно. Мало того, что изготовление теплопоглощающего покрытия солнечных батарей требует применения технологий далеких от требований экологической безопасности, так еще и их утилизация связана с рисками загрязнения окружающей среды. А с учетом того, что фотоэлементы этих батарей недолговечны и требуют периодической замены, то тут даже и не знаешь что хуже, то ли сама болезнь, то ли лекарство от нее. Что же касается ветряков, в последнее время обильно усеявших пространство Западной Европы, то орнитологи уже сейчас бьют во все колокола: птицы, напуганные крутящимися лопастями и шумом от их вращения, перестают гнездиться в традиционных местах, предпочитая эмиграцию в более спокойные районы континента. И все это приводит к перекосу природной кормовой цепочки. Нет птиц – есть гусеницы и прочие вредители, есть вредители – значит, их надо уничтожать химическими реагентами, применение которых дурно сказывается, как на флоре, так и на фауне. Да и производство реагентов не способствует оздоровлению экологии. Ох и ах, в одном стакане.

И все же энергопереход произойдет, так или иначе, хоть и не одномоментно. И нам надо заранее к этому быть готовыми. При этом кризис дал производителям углеводородов уникальную возможность проверить в ускоренном режиме, как может выглядеть пик спроса и его падение на углеводороды. И для всех это оказалось жестким испытанием. К большому сожалению, среди целей и приоритетов деятельности нашего правительства до 2025 года, борьба с изменением климата, пока не упоминается, будто бы этой проблемы вовсе не существует. Национальный проект «Экология» тему изменения климата и выбросов парниковых газов не затрагивает вовсе. Это не вина моего министерства, а вина, прежде всего, Минэкономразвития и Минприроды. Понятие «энергетический переход» и связанные с ним изменения конъюнктуры внешних рынков вовсе не используются в новой Энергетической стратегии до 2035 г., предполагающей ударное наращивание экспорта угля, нефти и газа. Совершенно очевидно, что прямо сейчас для России основными принципами смягчения кризиса должно стать максимальное сохранение рабочих мест в ТЭКе и смежных отраслях при минимальном снижении фонда оплаты труда, предотвращение кризиса неплатежей, сохранение ликвидности, капитальных вложений и заказов компаний ТЭКа. Это требует адресной господдержки, и, судя по уже готовящимся мерам, такая поддержка будет оказана. Так, предотвращение неплатежей – отличный момент для перехода от многочисленных надбавок в ценах на электроэнергию к адресным субсидиям из бюджета, что позволило бы дать, наконец, рыночные сигналы и инвесторам, и потребителям, стимулировав инвестиции в энергоэффективность. Все последние годы мы наблюдали, как стремительно росла финансовая нагрузка на коммерческих и промышленных потребителей. Ведь только перекрестное субсидирование, по предварительным подсчетам, оценивается в 300–350 миллиардов рублей в год. К этому еще нужно добавить программы по модернизации ТЭС и поддержки возобновляемых источников энергии, сооружение мусороперерабатывающих и мусоросжигающих заводов. Если государство рискнет и решит взять на себя, хотя бы часть затрат по компенсации перекрестного субсидирования населения, то это, во-первых, поможет бизнесу, во-вторых, не нанесет никакого ущерба надежности энергосистемы, и не затронет генерирующие сетевые компании. Неизбежное замедление экономического роста неминуемо приведет к снижению и прогнозов потребления электроэнергии, что не только обострит вопрос избыточных генерирующих и сетевых мощностей, но и даст время пройти безболезненно этап по сооружению новой генерации либо модернизации существующей. Поскольку эффект от сокращения финансовой нагрузки важно получить в ближайшее время, то основной негативный эффект может быть не для энергосистемы в целом, а для конкретных энергокомпаний, которые уже запустили соответствующие проекты. Им государство могло бы компенсировать затраты из бюджета, если эти проекты действительно стратегически важны и будут востребованы в ближайшие годы. Еще одна важная мера – компенсация за счет бюджета стоимости электроэнергии в регионах с особым тарифным регулированием (Бурятия, Тува, Дагестан и прочие), а также на Дальнем Востоке: это более справедливый подход, чем финансирование этой разницы за счет всех потребителей. А самое главное на этом пути является продвижение энергоэффективности. Наша страна, чего греха таить, в этом плане, катастрофически отстает от всего мира. У нас крайне неэффективно используется энергия, прежде всего в теплоснабжении. Простите, что приходится опускаться до таких бытовых мелочей, но прошедшей теплой зимой многие из нас не закрывали не только форточки, но уже даже и окна, что невозможно себе представить в Европе. Этой проблеме уже несколько десятилетий. О неотлагательном перезапуске государственной программы энергоэффективности много говорят, но мало что делают. Сейчас, возможно, идеальный момент для давно назревших мер – бюджетных субсидий на длинные кредиты для энергоэффективных проектов, адресной помощи нуждающимся потребителям, стимулирования бизнеса и госсектора к поиску таких проектов, внедрению энергоменеджмента. Прорыв в этой сфере не только способен резко повысить нашу глобальную конкурентоспособность и снизить углеродный след, но и создать большое число новых, локализованных производств и рабочих мест. Ставка на стимулирование высокотехнологичных сфер – программа тотального повышения энергоэффективности, локализация сервисов и производства оборудования, стимулирование ВИЭ, создание государственного фонда целевых инвестиций в технологии с низким уровнем выбросов парниковых газов (например, водород и т. п.) – все это дает возможность выйти из кризиса с более современной структурой экономики. Это новые высококвалифицированные рабочие места, развитие производств с высокой добавленной стоимостью, опережающее, а не догоняющее развитие. И это вовсе не означает непременного отказа от углеводородов – при определенной трансформации нефтегаз может оставаться драйвером развития экономики страны и вполне сочетаться с зеленой повесткой. Но это требует новых решений (технологии улавливания, хранения и использования углерода, контроль эмиссии метана, водород, использование всего спектра офсетных механизмов), а главное – стратегического выбора. Вот, собственно и все, что я хотел сказать.

После произнесения последних слов, вопреки ожиданиям министра, в комнате воцарилась убийственная тишина, и лишь напольные часы с маятником, сделанные в псевдо старинном стиле нарушали гробовое молчание. Александр Валентинович ждал чего угодно после своего доклада: вопросов, отрицания, гнева, наконец. Но он и представить себе не мог этой ватной тишины. В состоянии крайнего недоумения он стал вертеть головой, чтобы убедиться в реальности происходящего, но повсюду натыкался лишь на остекленевшие взоры сидящих людей. Первым, как и положено, по должности, очнулся диктатор:

– Гмм…, – многозначительно хмыкнул он, одновременно делая попытку ослабить тугой узел галстука (хотя тот был на резинке), – умственно… Вы не находите, товарищи?

– Витиевато, – в тон ему лапидарно поддержал Рудов.

– Может быть, кто-то хочет задать вопросы оратору? – спросил Верховный.

– Лично я из сказанного понял только то, что «переход» – плохо, но он все равно будет, а у нас его нет, поэтому все хорошо. Однако все мы умрем, так или иначе, – выпалил слегка прибалдевший главфермер.

Рядом то ли взрыднул, то ли срыгнул Чегодайкин, тут же спохватившийся и моментально прикрывший рот.

– Что с вами, Павел Викентьевич? – участливо поинтересовался Костюченков, который тоже находился не в лучшем состоянии.

– Птичку жалко, – выдавил с трудом из себя врач, продолжая прикрывать рот.

– Какую?

– Которую ветряки перепугали, – пояснил он недотепистому военному разведчику.

Эта фраза будто весенний солнечный луч разморозила застывшие ледяные фигуры членов Президиума. Будто волна пробежала по ним и заставила окончательно прийти в себя. Они разом загомонили, как зрители в кинозале сразу после долгого и скучного фильма советской эпохи, снятого на производственную тему. Афанасьев тут же прервал веселый щебет:

– Товарищи, давайте сначала поблагодарим докладчика за подготовленные им материалы. Я понимаю, он старался, как мог. И не его вина, что здесь собрались такие дремучие люди как мы, абсолютно не разбирающие в чем разница между энергоменеджментом и энергоэффективностью, – позволил он себе легкую шпильку в адрес министра энергетики.

Дождавшись, хоть и не слишком уверенных, но одобрительных кивков, он продолжил:

– Не знаю как другие, – строго оглядел он поверх очков аудиторию, – но я-то внимательно слушал ваш доклад. Вы много говорили о так называемом энергопереходе, альтернативной энергетике, падении спроса на углеводороды в результате пандемии и шансах России на модернизацию ТЭКа. Но вместе с тем, вы как-то обошли стороной главный вызов для нашей страны. Я говорю сейчас об объявленном нам эмбарго со стороны наших традиционных потребителей. И вообще у меня сложилось впечатление, что это доклад мирного времени, а ведь у нас сейчас война, причем, самая что ни на есть настоящая. Поэтому, я, наверное, выражу мнение большинства присутствующих, если скажу, что нам не совсем понятно, почему вы упустили данный момент в своем выступлении. Или в перечне вызовов, стоящих перед Россией этот пункт не значится?

– Как это не покажется странным, но я действительно не считаю серьезным вызовом для России европейское топанье ножкой, – слегка улыбнулся Новиков, поправляя очки. – Скажу даже больше, я считаю этот демарш в нашу сторону Божьим даром. Господь услышал мои ежедневные молитвы и пришел к нам на выручку.

– Как это?! – хором воскликнули все, включая флегматика Барышева.

– А все очень просто, – не стал скрывать торжества Александр Валентинович. – Пусть-пусть проклятые саудовцы и подыгрывающие им ОАЭ, ни дна им, ни покрышки, и дальше демпингуют на всем мировом пространстве, продавая, а вернее отдавая теперь уже бесплатно свое единственное национальное достояние. В своем яростном желании вытеснить нас традиционных рынков, они просто забыли не только основы экономики, но даже физики и, прости Господи, арифметики начальных классов. Как ни велики нефтехранилища Европы, Азии и Америки, но и они все же далеки от резиновых. Они уже в июне были набиты под завязку, а сейчас ситуация дошла до того, что под временные хранилища уже стали приспосабливать сами танкеры. А ведь фрахт тоже денег стоит и немалых. Судовладельцы не преминули этим воспользоваться, задрав его стоимость чуть не в четыре раза. Но арабы продолжают выбрасывать на рынок все новые и новые миллионы баррелей себе в убыток – районе 1-1.5$. И это при том, что себестоимость добычи составляет, примерно, 30$ за бочку. Да плюс сюда доставка и хранение. У нас, как я уже говорил, тоже продажи несколько просели, но до «болевого порога» мы не опустились. Правду говорят, если Бог хочет наказать, то лишает разума! – воскликнул Новиков, раскрасневшийся от возбуждения. – Они, конечно, жаждут всеми фибрами свалить нас, как это уже им удалось однажды в 80-х, но на этот раз крупно просчитались. Расклад на мировом рынке нефти сейчас совсем иной. Не та структура производства, не те формы развития.

– А у нас? У нас-то почем себестоимость?! – вытянул шею Тучков.

– Где-то, в районе 22-23$. Но это в среднем и в зависимости от месторождений. Иногда да и ниже 15$. Но мы-то свою нефть все-таки продаем худо-бедно за 25-30$, а они задаром, да еще и приплачивают. Нам, конечно же, хотелось, чтобы цена на нашу нефть была побольше – хотя бы в районе 40$, как и предусмотрено в бюджете, но спасибо, что хоть по такой цене торгуем. Но как я уже говорил ранее, с учетом последних реалий цена в 40$к сентябрю уже будет неактуальной. А пока надо просто переждать и пересидеть шторм, сидя на берегу.

– Что-то я не понял, – почесал лоб Николай Павлович. – У них-то понятно, почему берут за эту цену, а вот почему берут у нас? Тем более, я слышал, что наша нефть не такая уж и качественная по сравнению с их нефтью.

– Слово «качественная» здесь не слишком уместно, – возразил ему министр, уже потерявший свою косноязычность. – Их «светлая» нефть более качественная по сравнению с нашей при производстве высокооктанового бензина и авиационного керосина. Но ведь это далеко не единственные ее производные. Подавляющую номенклатуру продукции, в основе которой лежит нефть, составляют отнюдь не бензин и не керосин. Главными продуктами являются моторные масла, резина, полистиролы, парафины, пластмассы, краска, моющие средства, да, даже, наконец, многие виды лекарств. Павел Викентьевич не даст соврать. Вот тут-то наша «тяжелая» нефть как раз и вне конкуренции. Ей Богу! И смех и грех. Один дурак разбазаривает налево и направо свое национальное достояние, а другой дурак, это я о Штатах, забивает им все свои хранилища под завязку. Оба радуются, как малые дети, что у нас сократился экспорт на 30%, а только ни те, ни другие так и не поняли, что действуют нам в угоду. Саудовцы, войдя в раж вселенской щедрости, распечатали все свои стратегические запасы нефти. По нашим данным, на конец июля у них в хранилищах находится всего лишь 11% от первоначальных запасов, но скоро не будет и их. И никто во всем белом свете не подскажет бедным арабам, что своими опрометчивыми действиями они разрушают свою и так некрепко стоящую на ногах страну. Они своей дармовой нефтью заполнили все мировые хранилища под завязку. Да так преуспели в этом деле, что покупатели уже отказываются от нее, невзирая на немыслимый дисконт. Они сами себя загнали в ловушку, подстроенную для нас. Сейчас у них вообще прекратятся все продажи из-за переизбытка предложения. На добычу, продажу в убыток, на фрахт и плату за хранения они очень сильно потратились. Настолько сильно, что пришлось реквизировать имущество и средства более сотни шейхов. Как вы думаете, обобранные и обозленные принцы не станут ли главной движущей силой оппозиции? Это, во-первых. Кроме нефти они ничего производить не могут. Таков уж их менталитет: ну не в силах они работать руками и головой. После ажиотажа, как всем известно, неизбежно наступает спад. Сейчас произойдет то же самое. После перенасыщения рынка наступит период жуткой стагнации. Покупатели откажутся от приобретения дополнительных объемов нефти. Следовательно, нефтянка саудитов начнет работать вхолостую, ибо добычу нефти нельзя вот так просто взять и прекратить. Нефтяные качалки невозможно остановить, потому что если они остановятся, то вторичный их запуск потребует невероятных технологических и энергетических затрат. Они обречены продолжать работу, не то что ничего не получая взамен, но, даже и себе в убыток, причем довольно продолжительное время. А это тяжким бременем ложится на бюджет государства, к тому ведущего войну. Неуспешную войну, замечу вам. При отсутствии иных источников дохода, им придется резать все социальные программы, которыми они так всегда гордились. А все идет к тому, что спрос на «легкие» сорта нефти типа «дубай» продолжит свое стремительное падение по всему миру. Как я уже говорил, мир не держится на одних автомобилистах, ему еще до зарезу нужны промтовары, созданные на основе нефтепродуктов. Вот тут-то мы и появимся на сцене во всем белом – красивые и пушистые. Поэтому я не вижу ничего плохого от того, что мы не кинулись сломя голову продавать по дешевке свои богатства. Да, сейчас рынок просел, но он обязательно вернется к первоначальному положению. Мы впоследствии легко отыграемся за этот незначительный откат. Всем известно, чем сильней маятник отклонится влево, тем сильней он качнется потом вправо.

– А про Штаты? Вы там еще вскользь упомянули про их глупости. Можно осветить подробнее? – оживленно поинтересовался осмелевший Чегодайкин.

– Там свой водевиль разворачивается, – вновь разулыбался Новиков, – не менее захватывающий, чем на Ближнем Востоке. Они ведь тоже, как сумасшедшие ринулись скупать дешевую нефть, наплевав на предостережения еще кое-где оставшихся умных голов. А что получили в результате?

– Что?! – опять почти хором воскликнула аудитория, которая на сей раз уже распласталась у ног оратора.

– В результате, – поднял кверху указующий перст Александр Валентинович, – они сделали «контрольный выстрел» в голову своей сланцевой нефтяной и газовой добыче, и без того закредитованной по самое не балуйся, рентабельность которой и так была около 60$ за баррель. Масла подлили в кипящий котелок собственные банкиры, испугавшиеся прекращения государственных дотаций сланцевикам, и тут же потребовавшие немедленного возврата ранее выданных кредитов нефтяникам. К настоящему моменту можно считать полностью разорившимися около 65% компаний по добыче сланцевой нефти. На грани банкротства находятся еще около 30%. Кое-как на плаву держатся еще 5%, но это благодаря тому, что они кроме разработки сланцев имеют еще и другие направления деятельности. Но беда не приходит одна. Затарившись до краев привозной нефтью, трейдеры не подумали о собственных производителях. Нефть собственного производства складировать оказалось банально некуда. Так что бравые парни из Техаса тоже работают вхолостую, тупо выжидая, когда освободятся хранилища, но ждать им придется долго. И это еще не конец смешной истории, о том, как жадность сгубила фраера. Большинство нефтеперерабатывающих заводов США, были традиционно заточены на переработку «тяжелой» нефти с месторождений, расположенных в Венесуэле. В политическом угаре непризнания власти Мадуро, янки не нашли ничего лучшего для себя, как объявить эмбарго на поставку нефти из этой страны. Идентичную по составу нефть поставляют на мировой рынок еще только две страны: извечный «друг» Соединенных Штатов – Иран, которому, кстати, тоже объявлен бойкот, и не менее извечный враг – Россия. Нефтеперерабатывающие заводы резко начали снижать мощности. Вслед за ними начнут снижать производство и те отрасли, которые на этом завязаны. На прошлой неделе, представители американского бизнеса, связанного с переработкой нефти, через посредников уже зондировали почву по поводу негласных договоренностей о поставках для них нашей нефти. Сложился парадокс. С одной стороны – нефти хоть залейся на складах, а с другой – заводы по ее переработке оказались в простое. Вот такие пироги.

– И что же вы предлагаете, вместо того, чтобы подставить ногу зарвавшимся пиндосам, подставить им спасительное плечо? – нахмурив брови, изумился Барышев.

– А почему бы и нет? – в свою очередь спросил Новиков.

– Ну, вы и даете Александр Валентинович?! – покачал укоризненно головой Афанасьев, а у Тучкова в глазах при этом зажглись нехорошие огоньки.

– Вы меня не правильно поняли, товарищи, – усмехнулся министр, видя первоначальную реакцию на свои слова. – Это ведь смотря как помогать…

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Верховный.

– Почему бы нам не взять и не выкупить весь объем добываемой в Венесуэле нефти? – хитренько, как дедушка Ленин, прищурился из под очков Новиков. – Да и перепродать его Штатам. Цены на рынке для ее покупки сейчас более чем приемлемы. Мы можем, не привлекая частников, на государственном уровне, провернуть эту сделку. Оплату мы можем принять в любой валюте, скажем, в евро или в юанях, раз нам запретили долларовые операции. Тут мы не одного, а сразу трех зайцев убьем. Сохраним свои ресурсы нетронутыми, неплохо подзаработаем на спекуляции, да и венесуэльским товарищам заодно поможем расплатиться с нами за поставку военной техники живыми деньгами. Очень выгодно. Логистическое плечо короткое, а значит танкеры, как челноки будут туда и сюда сновать. Что может быть лучше, чем оказание помощи не в убыток себе? – задал он под конец риторический вопрос.

– А вы, хитрован, как я погляжу, – не то осуждающе, не то одобряюще заметил Афанасьев. – Дождитесь более внятных предложений со стороны янкесов, а потом доложите: как, что и почем. А мы покумекаем, как можно выжать максимум из этого обстоятельства.

– Непременно доложу. Мне мой пост нравится, и по своей воле я не хочу его терять, – откровенно признался он собравшимся.

– Вот и хорошо. Ладно. С нефтью мы разобрались. А что там у нас по поводу газа?

– По поводу газа ситуация почти такая же, как и с нефтью. Оба эти компонента взаимосвязаны. Все наши долгосрочные контракты, как в отношении Европы, так и в отношении Китая, имеют стоимостную привязку к нефти. Упала нефть – упала стоимость газа. Объемы экспорта нашего газа с начала кризиса не упали, так как значимых поставщиков газа на мировом рынке значительно меньше чем поставщиков нефти. Мы, Катар, Штаты, Норвегия и Алжир, вот собственно и все из более-менее серьезных поставщиков. Еще месяц назад мы были вынуждены реализовывать свой газ по цене 120$ за 1000 кубометров, хотя при сверстке бюджета мы первоначально исходили из цены, как минимум в 170$. Правда, за исключением Белоруссии, которой мы поставляем газ по фиксированной цене в 127$. Не торговля, а чистой воды разорение. Да еще эти полтора миллиарда, проигранные в арбитраже польской PGNiG.

– Я в курсе, – кивнул утвердительно Верховный. – Мюллер прибегал ко мне плакаться на превратности судьбы. А под это дело пытался выклянчить смягчение налогового режима.

– А вы что ему сказали? – не удержался от природного любопытства жандарм.

– Я припомнил ему не только этот проигранный процесс. Но и те два с половиной миллиарда, что пришлось отдать Украине, вытащив их, по сути, из кармана рядового гражданина. А заодно пришлось напомнить ему стоимость дворца, построенного под Петербургом и величину зарплат его топ-менеджеров, включая его собственную.

– И что? – не унималась «кровавая гэбня».

– В течение года он обязался возместить финансовые потери государства в результате проигранных процессов, из личных сбережений. И не заключать больше контрактов, где в качестве арбитража фигурировали европейские ангажированные суды.

– О, как! – не смог скрыть удивления Николай Павлович. – И откуда же у господина Мюллера четыре лярда зелени набралось?!

– Сие есть тайна превеликая! – торжественно провозгласил Валерий Васильевич. – Но ты его пока не трогай! А то, знаю я тебя, держиморду! Пусть сначала с долгами расплатится. А уж потом мы всерьез возьмемся за прощупывание его вымени. Трогать не трогай, а глаз с него не спускай. Извините за невольное отступление, Александр Валентинович, так что вы там дальше хотели сказать? – обратился он к слегка побледневшему Новикову.

– Я хотел сказать, что, в общем, дело приняло бы нежелательный оборот, если бы не спасительное эмбарго. Оно спасло нас от вынужденного демпинга. Так что мы сейчас по трубам качаем газ только в Китай и Турцию. Ну и ладно. Долго эта ситуация продлиться не может. Как я уже заметил выше, санкционный режим неизбежно подхлестнет цены на газ в ближайшее время. К тому же зима не за горами. А у нас появилось время, и освободились мощности для внутренней газификации. Зато вот Украина уже взвыла не по-детски, потому как объявленное ЕС эмбарго автоматически прекратило, так называемый «реверс». Они сейчас будут входить в отопительный сезон с почти пустыми хранилищами, так как обычно они их заполняют в летний период, когда цена на газ проседает. А тут и проседать нечему: трубы сухие. Да и Европа хороша мастерица стрелять по своим ногам. Тоже, небось, думает, что зима в этом году не настанет. Так что, и с этой стороны я не вижу большой опасности для нас.

– А с какой стороны видите? – бесцеремонно влез Тучков.

– Как я уже сказал выше, главная опасность для нас состоит в упрямстве Европы, во что бы то ни стало осуществить декарбонизацию. «Зеленые» и оголтелые леваки, в последнее время заглушили трезвые голоса, поэтому я не исключаю, что они возьмут, так или иначе, власть в свои руки, по крайней мере, в ведущих странах континента: Германии, Франции и Италии. И не исключено, что к заявленному 2035-му году они своего добьются и откажутся от угля, нефти, газа и атома. С некоторым исключением, конечно. Во Франции слишком сильно атомное лобби, несмотря ни на что, а Германия, уже отказавшаяся от мирного атома, вряд ли настолько поглупеет, чтобы еще отказаться и от трубопроводного газа. Поэтому все эти пляски с бубном вокруг проекта «Северного потока-2» я расцениваю никак иначе, чем проявление ритуального единства с США. Бюргеры понимают, что без относительно дешевого трубопроводного газа из России, их продукция на мировом рынке не выдержит ценовой конкуренции с теперь уже технически развитым Востоком. Вот увидите, сейчас они начнут изощряться в изобретении способов обойти собственное эмбарго. Бог им в помощь, а мы подождем, когда давление газа в их хранилищах достигнет критической отметки.

– Я надеюсь, что ваш оптимистичный прогноз воплотится в реальность. Ну а в общем плане, как у нас обстоят дела, включая и электроэнергетику?

– На фоне пандемического и связанного с ним экономического безумия, наши «голубые фишки» изрядно просели на мировых биржах. И я вижу немалую в этом выгоду.

– Хотите поиграть в «медведя»19 на мировых биржевых площадках? – Схватил мысль на лету Кириллов.

– Да, – не стал отпираться Новиков. – Это нам уже однажды удалось в 2014 году. Думаю, удастся и сейчас. А тут давеча переговорил с руководителем «Сбербанка» – Юлием Эдуардовичем. У него еще такая характерная фамилия для банкира. Однако мужик толковый и мне кажется, что на своем месте.

Афанасьев молча кивнул, а Рудов не удержался от улыбки и вставил:

– Как же, как же! Знаем-с такового. Наш с Валерием Василевичем протеже.

– Да, так вот, – продолжил министр. – Пользуясь тем, что у него сейчас на руках образовалась кругленькая сумма за счет резкого притока со стороны граждан и юрлиц, я предложил ему выкупить подешевевшие акции нашего ТЭКа. Этим он сослужит сразу две услуги. Во-первых, укрепит положение своего банка, опираясь на реальные активы, а во-вторых, снизит вес и влияние зарубежных акционеров, вольготно чувствующих себя на нашем внутреннем рынке. Да и валюты будет меньше уходить из страны.

– И что он ответил на ваше предложение? – спросил Афанасьев.

– Он не просто ответил, но и горячо одобрил мое предложение. Мало того. Он успешно успел проделать эту операцию через своих «дочек» за рубежом и подставных фирм, дабы не возбуждать ненужного ажиотажа.

– Вот как?! – сделал удивленное лицо диктатор. – А я и не знал! Ну и хват этот наш Юлий Эдуардович!

– А я знал, – подал голос со своего места Глазырев. – Мы с ним разговаривали на эту тему сразу после его и моего назначений. И я уже тогда предупреждал его, что может сложиться такая благоприятная ситуация на рынке. Впрочем, как вы все помните, он уже проделал нечто подобное в своем банке, турнув оттуда американские пенсионные фонды.

– И он вас уведомил о планах по скупке рухнувших акций? – спросил Афанасьев.

– Не только уведомил, но еще и взял взаймы у Центробанка изрядную сумму.

– А когда обещал отдать? – ревниво поинтересовался Тучков, который буквально во всем искал подвох.

– Не волнуйтесь, Николай Павлович, этот отдаст. Ему, в отличие от его предшественника, я почему-то, верю, – махнул рукой Валерий Васильевич, как бы подводя итого начавшейся было дискуссии.

– Да, – резюмировал Новиков, тоже не сомневавшийся в деловой порядочности нового руководителя крупнейшего банка страны, – портфель активов «Сбербанка» существенно вырос за последние две недели. Его бывшие акционеры, наверняка, уже грызут локти, что сбросили свои акции после ареста Совета Директоров. И я не удивлюсь, если после завершения кризиса, а он рано или поздно завершится, вдруг окажется, что наш всеми любимый банк войдет в топ-лист уже не 500, а 50 крупнейших банков мира.

IV.

– Ладно, Александр Валентинович, хоть вы и порядком вначале напугали и ошарашили непонятной для таких заскорузлых людей, как мы, специфической терминологией, в целом ваш доклад не выглядит столь уж пессимистическим. Во всяком случае, свет в конце тоннеля явно у вас просматривается. И это не огни встречного поезда, как любил шутить один талантливый сатирик, но скверный гражданин по фамилии Жванецкий. Кстати, Павел Викентьевич, вы не в курсе, он еще не болел Ковидом?

– Признаться, не знаю, – развел тот руками. – Сейчас многие болеют. Не уследишь тут за всеми. А что?

– Ничего. Просто слишком много вони от него в последнее время. Ей Богу, крыса! Где жрет, там и гадит!

При этом Верховный очень выразительно посмотрел в глаза Николая Павловича. Тот едва заметно и медленно, как кошка, прикрыл веки. Впрочем, никто из присутствующих не заметил этого немого диалога. Почти никто.

– У нас же на повестке дня осталось только заслушать товарища Глазырева, – прокряхтел Афанасьев, разминая спину, изрядно затекшую в процессе заслушивания речей.

– Позвольте, а как же я?! – воскликнула, чуть обиженным голосом, Хазарова. – Разве меня вы не хотите заслушать?

– Слушать вас, дорогая Мария Владимировна, все равно, что припасть пересохшими губами к роднику в жаркий полдень! – подольстился пожилой генерал. – Но разве я, когда приглашал вас на это совещание, что-нибудь говорил о вашем предстоящем докладе? – в свою очередь сделал вид что удивился Верховный. – Насколько я в курсе, у вас на завтра назначен очередной брифинг для представителей зарубежных стран. И главной темой его непременно будет обсуждение очередного «убийственного» пакета санкций. Вот я и хотел, чтобы к завтрашней битве вы были во всеоружии. Поэтому заслушаем мы вас послезавтра, когда еще раз соберемся здесь. А после брифинга может быть, у вас появятся еще какие-нибудь нетривиальные мысли.

– Хорошо, Валерий Васильевич, – не стала возражать умная женщина.

– А мы, давайте, заслушаем сейчас нашего Сергея Юрьевича. Прошу вас, начинайте, – сделал он приглашающий жест, в сторону человека министра и банкира в одном лице.

Глазырев, обладая хорошей профессиональной памятью на цифры, не стал раскладывать на столе никакие бумаги, хоть принес с собой целый портфель. Сложив руки на столе и опираясь о них, он начал свою речь напористо и без предисловий.

– Товарищи, – начал он пафосно, – давайте будем честными сами с собой. Отбросим ложную учтивость и скажем прямо, что зарубежье в лице Европы, Штатов и примкнувших к ним Японии и Канады никакие нам не партнеры. Более того, это враги на манер коллективного Гитлера, жаждущие любыми средствами уничтожить нас, как в прямом, так и в переносном смысле. Единственное их отличие от бесноватого фюрера, что они более осторожны в словах, но методы их берут свои начала оттуда. Поэтому все их разговоры о якобы защите демократии, прав и свобод, с применением санкций к тем, кто не вписывается в их понимание мироустройства во главе с пресловутым «золотым миллиардом», всего лишь подготовка к решительному и окончательному броску в нашу сторону. Я, человек сугубо гражданский, не военный и не дипломат, поэтому не разбираюсь во всех ваших тонкостях, – сделал он кивок в сторону Хазаровой. – Но со своей колокольни экономиста не могу не расценивать действия наших визави по отключению России от SWIFT, ограничению расплат общемировыми валютами, рестрикций в отношении наших банков, товарно-сырьевого эмбарго, иначе как casus belli20. Это война товарищи. Пока еще не ядерная. Но в любой момент грозящая вспыхнуть по-настоящему, ибо у наших врагов в заднем месте уже давно подгорает. Они, ослепленные своим высокомерием, наивно полагают с помощью победоносной войны решить все свои проблемы, появившиеся вследствие некомпетентного правления, а заодно пограбить то, что еще осталось, потому что кроме России все уже давно подчистую разграблено. Пушки, выкаченные из арсеналов, еще молчат, но деньги уже стреляют. Что мы можем сделать в данной ситуации? Ведь не секрет, что ответить зеркальным образом мы не сможем в силу своего незначительного экономического влияния на мировые процессы. Поэтому нам не следует пороть горячку, угрожая применением симметричных мер к нашим противникам, как это делало прежнее правительство, навлекая на себя только насмешки со стороны экономических гигантов. У нас уже укоренилась привычка делать вид, что санкции никак нам не мешают развивать свою экономику. И вследствие этого всегда было под запретом даже думать о том, как реагировать на все эти выпады. А нужно просто успокоиться и с холодной головой сесть, глубоко вдохнуть в себя воздух и подумать, а нельзя ли действия противника обернуть против него же, затратив при этом минимум средств и усилий? Итак, что можно предложить в первую очередь из оборонительных средств? Нас отключили от SWIFT. Отлично. У нас имеется свой, уже хорошо себя зарекомендовавший с 2018-го года аналог под названием «Система Передачи Финансовых Сообщений». И уже с октября 2019 года началось постепенное и не афишируемое особо соединение платежных систем трех крупнейших промышленно-финансовых систем евразийского континента – России, Индии и Китая. С Индией вообще все прекрасно. Там СПФС внедряется напрямую. Китай, как всегда пошел своим путем, создавая связку нашей СПФС с местной системой CIPS. Его тоже можно понять в какой-то мере. Уходя от англосаксонской зависимости, ему не хотелось бы попадать в нашу. Иран, находящийся под санкциями уже несколько десятков лет и тоже отключенный от SWIFT, в конце 2019 года изъявил желание присоединиться к нашей системе. И уже к началу нынешнего года нами были совместно проведены регламентные работы по сопряжению связи между СПФС и иранской системой SEPAM, что позволяет работать России в обход SWIFT со всеми странами, работающими с SEPAM. По итогам первой половины 2020 года доля СПФС во внутрироссийском трафике уже составила 27,6 % от общего числа операций. В настоящий момент, 23 иностранных банка подключились к СПФС. Еще месяц назад, когда я только вступил в свои должности, начальник управления департамента национальной платёжной системы Банка России, товарищ Барашкин Семен Ильич объявил о том, что к СПФС подключились все банки Белоруссии. Кроме этого он уведомил, что к СПФС уже подключилось более 38 участников из двенадцати стран. В том числе банки Турции, Японии, Вьетнама и Таиланда, а также Таджикистана, Кубы, Венесуэлы и Никарагуа. А еще ЦБ России, при моем непосредственном участии, реализовал возможность организации на площадках любых иностранных ЦБ или дочерних компаний шлюза для обеспечения взаимодействия» между СПФС и локальной системой передачи финансовых сообщений. Мало того, тенденция к расширению нарастает. Многие страны, которым надоел диктат заокеанского «дядюшки» с интересом наблюдают за разворачивающейся борьбой платежных систем и не прочь опробовать нашу систему на своих площадках. Это, конечно, еще не бунт на корабле, но уже заметное брожение умов.