Глава XXII. В традициях древних мистерий

Время проносилось мимо вросшего в землю каменного жилища, скрытого в ладонях гор. Дни обучения с Анной сменяли одинокие ночи. Каждый раз, когда Дина пыталась понять, в какую сторону уходит эта странная женщина, что-то отвлекало ее: то мошка садилась на нос, то ветер закрывал глаза прядями волос, и громадная наставница исчезала из виду. На вопросы, куда она уходит, Анна не отвечала.

С течением дней красивое, ужасное лицо Сета казалось все дальше, а в душе становилось все спокойнее. Сердце Дины теперь не выскакивало от внезапных ночных уханий и шепота леса или оттого, что ветер вдруг приподнимал сильными бесплотными руками брезентовое полотно, занавешивающее вход. Девушке уже не было страшно засыпать, тем более что ночами она видела ласковые сны о любимом. Она мечтала о Викторе, молясь, чтобы ничего плохого с ним не случилось. Витя далеко. Пока он где-то там, она станет сильной, — убеждала себя Дина, — найдется выход, и Сет не сможет никому навредить.

«Мое место», — улыбалась девушка, украшая трещины в стенах только что сорванными цветами. Научившись с легкостью разжигать очаг, Дина встречала наставницу утренним чаем.

— Какой запах! — послышался трубный голос.

Девушка обернулась и радостно поприветствовала свою Медведицу:

— Я новых травок к чаю собрала. Для вас.

— Спасибо!

Дина разлила по блестящим кружкам ароматную жидкость и открыла похожую на горшочек баночку янтарного меда. Утро запускало нежные лучики в щели и просветы, заигрывая с каштановыми волосами молодой хозяйки, которая и выглядела, и чувствовала себя девочкой рядом с большой и умудренной гостьей.


После легкой трапезы они вышли наружу, и Дина, наконец, решилась задать вопрос, мучающий ее все это время:

— Я все время думаю о том, что вы мне сказали — о рождении ребенка, — от волнения ее затрясла мелкая дрожь, — ведь я знаю, что физически для меня это невозможно! Мне даже операцию врачи отказались делать, сказав, что бесполезно… И я все жду, когда же вы расскажете, какое чудо случится?

— Нетерпение сердца…, - прищурилась Анна. — Узнаешь. Скоро. Сама. На некоторые вопросы нельзя давать ответа. Знаешь, что буддисты называли учение Будды «пальцем, указывающим на Луну»? Палец — это не Луна. Как только зациклишься на пальце, никогда Луну не увидишь. Давай-ка лучше позанимаемся. Присядь сюда, в тень.

Девушка послушно села, поджав под себя ноги, а Медведица сказала:

— Ты — человек, а, значит, ты — творец. В каждом человеке есть Божественная сила творчества. И в это надо верить. Ты все сможешь сделать сама. Сможешь сотворить свое собственное чудо, когда наступит время. А теперь закрой глаза, расслабься. Все твои мысли уходят, наступает спокойствие.

Выдержав паузу, наставница продолжила:

— Ты — дитя Божественного Отца и Матери Земли. Почувствуй любовь, идущую снизу, от Земли. Почувствуй теплую, горячую материнскую любовь. Она врывается откуда-то снизу и течет вверх по позвоночнику. Ей нет начала. Ей нет конца…

Дина увидела внутренним взором, как в тело вошел мерцающий красноватый луч, разгорающийся пламенем. Ощущение жара увеличивалось, подчиняясь Анне, и напряженный огненный поток устремился вверх, к небу. Девушки задышала глубоко и звучно, и ей самой почудилось, что вот-вот из ноздрей, полуоткрытых губ начнет вырываться розовый пар.


Голос вел дальше:

— Теперь почувствуй любовь Небесного Отца. Она спускается к тебе сверху и несет свет, спокойствие и понимание. Ясная, чистая она наполняет тебя, и струится сквозь — к Земле.


Слова из уст Медведицы были живыми и тотчас превращались в ощущения и образы. Через макушку Дины тонкой струйкой ворвалась голубая, как утреннее небо, энергия, затем хлынувшая бурным, прохладным водопадом. Пронизывая каждую клеточку, она уносилась вниз, в Землю.


— А теперь почувствуй их вместе: Любовь Матери-Земли и Любовь Небесного Отца! — вновь послышался голос Анны.

В теле девушки встретились и разлетелись два вихря: горячий и холодный, переполняя любовью, эмоциями, силой и вдохновением. Ученице казалось, что она зависла где-то между небом и землей, пульсируя, как бусина на ниточке, в двух фонтанирующих потоках. Из мистики ощущений ее выдернули далекие слова наставницы:

— Пора возвращаться!

Дина открыла веки, и Анна сказала:

— Ты становишься сильной.

Ученица склонила голову:

— Спасибо! Теперь, когда вы говорите о чудесах, мне правда начинает казаться, что у меня может получиться…

— Это зависит только от тебя.

— И от вас тоже, — улыбалась девушка, — если бы не вы, я не узнала бы столько прекрасных вещей!

— Девочка, ты всегда слишком зависишь от учений других, — ответила Анна, — а себя слушать не умеешь. Ведь ты читала не раз, что в каждой точке Вселенной есть все: и знание, и покой, и сила. Есть созидание и разрушение. И в тебе тоже. Достаточно с тебя наставлений. Пора прислушаться к себе!

Анна неспешно встала и расправила длинные полы накидки.

— Вы оставляете меня? — встревожилась Дина. — Но ведь вы вернетесь?

— Вернусь. Когда будет нужно, — встала Анна. — Учись слушать себя.

— А вдруг я не смогу?

— Гм…, не пытайся выглядеть глупее, чем ты есть. Лучше подумай, каким было твое лицо до рождения твоих родителей. До свидания.

И фигура в синем облаке одежды направилась прочь от недоумевающей ученицы.


Весь остаток дня и одинокий вечер Дина промаялась. Хотелось заняться чем-то полезным, но ни дел, ни работы здесь не было. Внезапный уход Медведицы нагнал гурьбу назойливых размышлений. Художница вспомнила, как дома в минуты одиночества ее спасал бормочущий что-то телевизор, такие же одинокие собеседники в интернет-форумах или хорошая книга. Здесь даже радио не было. Тишина, к которой она почти привыкла, стала вдруг изнуряющей, заставив томиться и в следующий жаркий день. От скуки Дина бросалась камешками в пропасть, свесив ноги с края скалы. Девушка вспомнила все упражнения, которые когда-либо знала, обошла местность «пониженной важности» вдоль и поперек, передумав о хорошем и плохом. Она усердно медитировала и повторяла все, чему научила ее Анна, но день длился бесконечно долго, а за ним вечер и почти бессонная ночь. Время от времени ее терзали мысли, что она осталась в ловушке, созданной собственными иллюзиями и страхами. Ее то тянуло вернуться вниз, к людям, — убежать, зажмурившись, к обыденности, то она успокаивалась, присматриваясь к тихому порядку вокруг, где природа жила по своим законам.

На вторые сутки безмолвия к ней стали приходить воспоминания о давно затерявшихся в памяти событиях, о каких-то мелочах и о том, что забылось специально. Чувство голода обострилось — Дине хотелось едой забить эту непривычную пустоту, невыносимую праздность. Под конец она объелась, и тяжелый желудок, набитый чем попало, долго не давал ей уснуть. А так хотелось закрыть глаза и забыться, оказавшись в каком-нибудь другом мире хотя бы на ночь.

Третьи сутки прошли сами собой. Жажда никому не нужной деятельности отпустила ее, и она прислушивалась к собственному телу — такому привычному и совершенно неизвестному ей живому организму. Дина смотрела на пальцы, руки, ноги, на отражение в зеркальной глади озера, и, казалось, они пересказывали ей ее же историю. Теплые волны, прохладные точки, покалывания — все это было похоже на разговор между ними. «Напоминает сложный органический компьютер…, а ведь он создан кем-то Высшим» — размышляла Дина отстраненно, чтобы потом снова погрузиться, забыв, есть ли разница между ее Я и этим теплым женским телом.

И вдруг ей захотелось поэкспериментировать, вспомнив когда-то где-то прочитанную технику. Она села в тень дуба и погрузилась в необычную медитацию. Сознание Дины маленьким плазменным шариком, словно на лифте опустилось из головы в живот. С удивлением она ощутила себя внутри собственного чрева. Там было темно, горячо, влажно. Действуя по наитию, она осветила все внутренним светом. Перед ней на розово-красной поверхности уродливо вырисовывались рубцы. Она начала кропотливо переделывать все по-новому, растапливая шрамы огненным шариком, мысленно заменяя грубые следы прошлых недугов здоровой молодой плотью.

Закончив одно дело, сознание понеслось к тонким каналам, вход в которые был затянут чужеродной, сероватой пленкой, похожей на отвердевшую слизь. Ее неприглядные комья, переплетающиеся паутиной, не пропускали дальше, и тогда Дина огненным шаром, как магическим оружием, принялась уничтожать эти чуждые здоровому телу порождения. Они плавились и исчезали, постепенно, по миллиметру освобождая стенки каналов, покрытые нежными, ласковыми ворсинками. Так, шаг за шагом дорога к выходам, украшенным розовой бахромой, оказалась свободной. За ними подобно отдельным планетам ее личного микрокосма распустившимися пионами сияли яичники.

Дина вспомнила о сказках, где целили мертвой водой, а затем живой, и ей представилось, как еще разгоряченные после работы ткани она охлаждает голубым прохладным потоком, закрепляя то, что исправлено.

«Все» — решила она, и золотая горошина сознания вернулась наверх, к голове. Когда девушка открыла глаза, солнце уже склонилось к западу.

Стемнело быстро. Дина вытащила спальный мешок наружу, и, закинув руки за голову, счастливо наблюдала мерцающие пятнышки звезд, разлетающиеся по темно-синему, почти черному небу. Их было много, словно кто-то рассыпал сверкающий серебристый бисер, да так и оставил на всю ночь это волшебство. Незаметно ночное небо сменили такие же яркие сны.


На четвертое утро из еды не осталось ничего, кроме баночки меда и пакетика орехов, которые завалились за рюкзак. Но Дина не стала паниковать, посвятив большую часть дня медитациям и упражнениям. Девушке не резало более слух молчание гор, ведь они разговаривали с ней по-своему.


Вечер голодного пятого дня, наполненного откровениями, оказался поистине волшебным. Умело контролируя дыхание, Дина вошла в воду, чернильная гладь которой сверкала утонувшими звездами, как продолжение неба. Ледяные прикосновения озера стали привычными, и Дина пустилась вплавь, рассекая темную рябь. В воде вновь благостное ощущение спокойствия разлилось по обнаженному телу. Доплыв до середины, она опрокинулась на спину. Уши погрузились в воду, прислушиваясь к подводной жизни камней. Она смотрела вверх, чувствуя себя песчинкой в необъятной Вселенной, точкой, зависшей в космосе без начала и конца. Ее сердце билось в такт мерцанию далеких звезд, крупных, как наполненные, готовые сорваться вниз с глубокого черного купола серебристые капли. Вода, живущая в ее клетках, была готова соединиться с самим естеством озера, раствориться в нем до последнего атома. Мантра «Вам», зазвучавшая из какого-то дальнего уголка в голове, наполняла женское тело энергией. Внутри округлого живота женщины распускалось ощущение наполненности, словно пробился сквозь преграду волшебный источник, излившийся святой водой во все органы. Лежа на водной глади, Дина прикрыла ресницы, и ей привиделось, что у основания тела заплясали над поверхностью сияющие прозрачные лепестки неонового цветка. В прохладной свежести озера этот мерцающий свет согревал, даже обжигал, словно пламя свечи, поднесенной близко к коже. Отдавшись ощущениям, Дина отпустила внутренний контроль и плотно закрыла глаза. Вскоре ей стало казаться, что она парит в воде. Когда ветерок стал щекотать не только грудь, плечи, но и спину, девушка, открыв веки, поняла, что она вновь, как когда-то, «нырнула в воздух».

«О, Боже! — пронзила мысль. — Но ведь у меня нет артефактов!» Наваждение левитации не прекращалось. Дина решила подняться выше, и ее тело послушно вознеслось над поверхностью озера, не меняя горизонтального положения. «Ах, какая радость!» — засмеялась девушка, подлетая все выше. Теперь она повернулась лицом к воде, глядя на свое отражение. В восхищении бескрылая белая женщина-птица парила, играя положением в воздухе, невесомая, как мотылек, и только эхо близких склонов отвечало ее восторгу повторением колокольчикового смеха.

* * *

Закутавшись в теплый плед, Дина наблюдала за танцем язычков огня в очаге, кружащихся над хворостом. И вдруг на пороге показалась Анна. Ученица радостно поднялась ей навстречу:

— Я думала, вы сегодня не придете…

— Здравствуй, девочка!

— Здравствуйте!

— Я вижу, уроки одиночества пошли тебе на пользу.

— Я так счастлива, — улыбалась Дина, — я столько открыла для себя! И столько всего вспомнилось! Я вспомнила маму… Представляете, я до пяти лет лечила руками! И забыла…

— И это тоже твой дар, — Анна подошла к девушке. Внимательные серые глаза посмотрели в упор:

— Ты преуспела даже больше, чем я ожидала. Теперь я должна спросить тебя, не изменились ли твои намерения?

— Нет, что вы?! — изумилась Дина.

— Тебя ждет трудное испытание. Выдержишь его — слава тебе! Не выдержишь — все придется начать сначала. Возможно, в новой жизни.

Девушка выпрямилась:

— Я готова. Я ничего не боюсь.

— Что ж, — склонила голову наставница, — выпей. И больше ни слова.

Дина взяла в руки протянутый сосуд и выпила густую, странную на вкус жидкость.

Анна поманила девушку за собой.

Окутанный покрывалом ночи кизиловый лес спал. Выйдя за его пределы, женщины пересекли поляну, на которую из-за частокола деревьев бывало смотрела Дина. Удивляясь, девушка следовала за темным силуэтом, пока они не остановились перед похожим на пирамиду мегалитом. Круглый вход в него освещала полная луна. Из широких складок наставница извлекла маленькую склянку и протянула Дине. Вязкая горечь сцепила зубы. Анна сказала: «Иди».

Чтобы попасть в недра дольмена, нужно было согнуться пополам. Девушка решительно сделала шаг в непроглядную пасть лаза. Он сужался, и ученице пришлось пробираться ползком, пока она не очутилась в крохотной комнатке, освещенной лишь струящимся извне лунным светом. Ощупав стены, Дина села на колени. Послышался скрежет камня, и свет исчез.

Дине захотелось вернуться обратно, но внезапная боль пронзила так, что девушка согнулась и упала на каменный пол. Подняться не удалось — приступ повторился, и девушка смогла лишь подтянуть ноги к животу. Дина замерла. Боль то просыпалась, острыми когтями царапая изнутри, то падала камнем в самое основание тела, перебивая дыхание. На несколько мгновений все стихало, но потом что-то внезапно раздувало, разворачивало внутренности, суставы, позвоночник, и живот натягивался, как тугой барабан, готовый лопнуть. Мука повторялась снова и снова, бесконечно долго в тесном каменном склепе, где едва хватало воздуха, чтобы дышать. «Я умираю, умираю…», — думала девушка, чувствуя, что не в силах бороться с неведомой силой, раздирающей ее, режущей наживую.

Она открыла глаза, пытаясь вспомнить, где выход, но кромешная тьма поглощала все вокруг, и если бы не холодная твердь камня под спиной, ей бы казалось, что она висит посреди небытия, извивающаяся от боли живая точка.

Беспросветная вечность молчала — никому не было дела до стонов, переходящих в крики невыносимого страдания, набивающих уши звуком и гаснущих мгновенно. Потеряв счет времени, оторванная от реальности девушка лежала ничком, уже не понимая, открыты ее глаза или закрыты, дышит она или нет, умерла она или жива. Боль ушла или стала привычной. Ушло ощущение тела. Она пропиталась мраком.


Спустя бесконечность в черноте вдруг появились пятна мягкого мерцающего света. Спокойный, нежный, он рождался из темноты и поглощал ее. Свет постепенно распространялся вокруг Дины, а затем начал вливаться в нее, проникая в глаза, нос, уши, поры, пока женское тело не наполнилось им и не стало само светом. Сознание плавало, погружаясь и всплывая крошечным пузырьком в безбрежном пространстве, не имеющем ни начала, ни конца. Когда она отделилась вновь от океана света, послышались звуки. Всполохи света обратились в образы, говорящие с ней, любящие, родные, непередаваемые. Все было ясность, знание, любовь. А потом — волшебный полет сквозь время и пространство, в котором чередовались условности и события. И снова покой.

Она купалась, как дитя в лоне матери, в ласкающем счастье, но вдруг посмотрела вниз и увидела свое тело, крестом распятое на камнях. Под голубой дымкой оно светилось, будто расцвеченное новогодними огоньками, пробивающимися откуда-то из глубины. Поток силы втянул ее в сверкающую воронку, ведущую к сердцу, и она снова ощутила, как открываются веки, как шевелятся пальцы, почувствовала холод камня.


Глаза различили лучи, льющиеся в узкое отверстие в стене. Осторожно Дина пробралась к выходу. Свет восходящего солнца ослепил ее.

У выхода из пирамиды ожидала Анна в белых одеяниях. Увидев Дину, она поклонилась, а потом вознесла руки к небу и торжественно сказала: «Konx Om Pax! Радуйся, Свет Новый, Радуйся! С новым рождением тебя!»

Анна накинула на плечи девушки теплую накидку и обняла по-матерински: «Теперь ты готова для священного брака!».

Дина чувствовала себя слабой, как новорожденный младенец. Простирающийся внизу мир яркий, как на ладони, закружился, ноги подкосились. Анна подхватила ее на руки: «Все хорошо, моя девочка, все хорошо!». Почти мгновенно, Дина и не смогла понять, как, они снова оказались в привычном месте — у озера. Анна опустила ученицу на шерстяной плед.

Дина медленно села, осматриваясь. Вокруг в утреннем празднике радовалась природа: солнце перебирало лучами по водной глади, птички заливались на все лады, перепрыгивая с ветки на ветку. Взирали сверху торжественные, укрытые снегом горы. Нежный ветерок играл с травами, над которыми кружили разноцветные бабочки. Важные жуки катили перед собой крошечные шарики, муравьи торопились по делам, жужжали пчелы над ароматными цветами.

Девушка удивительным образом видела каждое существо, каждую травинку в отдельности и всю картину целиком, чувствовала, слышала так, как если бы все это было внутри нее, одновременно оставаясь мельчайшей песчинкой, клеточкой этого громадного, трепещущего, живого организма — планеты Земля.

Подошла наставница и поднесла Дине кружку теплого молока:

— Выпей. Тебе надо набираться сил.

Ученица взяла тяжелую кружку. Анна подсела к ней:

— Как чувствуешь себя, девочка?

— Этого не передать, — вскинула голову Дина, — теперь я понимаю, почему об этом можно только притчами… Слов не хватает…

— Прости за боль, — сказала Анна, — но без боли не бывает рождения.

Дина помолчала немного и сказала:

— Сначала я испугалась, я решила, что вы меня предали, что вот-вот умру. Это была одна большая БОЛЬ. Непередаваемая. До этого мне казалось, что ко всему готова, но нет, совсем нет. Я испугалась смерти. А потом обвал… — все, что знала, чувствовала… Все не так. Я исчезла полностью. И вдруг стало как-то светло, мягко… и даже чуточку смешно. Это любовь в чистом виде…, только совсем не та, о какой мы привыкли говорить… Да. И не расскажешь… Она ударила, как ураган, и сорвала остатки меня, моей личности. МЕНЯ просто не стало… То, что было мной, растворилось. Ведь это просто тонкая плёнка, отделяющая ничего от ничего… налет привычек…

Дина вздохнула и, улыбаясь, добавила:

— Наверное, она вернётся, моя личность, потому что без нее в нашем мире жить не получится… Но я уверена — то, что было там и есть сейчас, тоже никуда не исчезнет. Может, станет потише…

— Может быть.

Загрузка...