7. Перевоплощение Хольмана


Ноябрь 1946 года. Антарктида.

Секретная подземная база «Черное Солнце».

Боль судорогой расползалась по телу и иногда превращалась в гортанный крик. Она рвала нутро, словно колючая проволока, и напитывала сознание самыми мрачными, ядовитыми чувствами. От нее не было освобождения, она не собиралась уходить прочь и вертелась, юлила и ползала, как огромный кошмарный червяк, покрытый толченым стеклом. Мозг превращался в жидкий тошнотворный кисель.

Хольман не спал уже третьи сутки, не ел, никуда не выходил и беспробудно пил. Когда алкоголь расходился по телу Карла приятной теплой волной, боль слегка отступала и он чувствовал, как жирный мерзкий червь зарывался в его мягком мозговом мясе и засыпал, чуть слышно похлопывая по нервным окончаниям колючим кончиком хвостика. Но ненадолго. «Червь» набирался сил, чтобы затем вновь напасть: стремительно, безжалостно, пронзительно, вызывая стоны и крики. Эта боль могла множиться, расширяться, сливаться и просто сводила Карла с ума, съедая заживо.

Карл жадно приложился к горлышку бутылки, сделал несколько глотков и поставил бутылку на полку возле умывальника. Рука сильно дрожала и немела. Поморщился. И секунд тридцать смотрел на свое отражение в зеркале.

Лицо, покрытое темными пятнами, выглядело чужим и каким-то новым, будто свежий ярлык на уцененном товаре. Черты практически не изменились, но ничего привычного и родного в них не наблюдалось. Кожу словно обильно присыпали белой пудрой, а губы окрасились насыщенной синевой, как у покойника. Глаза тоже видоизменились: белки заплыли фиолетово-пурпурной пленкой, радужная оболочка наполнилась огненным светом, а зрачки — какой-то бездонной, мертвой пустотой. Лишь железные коронки на зубах блистали все тем же стальным глянцем.

Хольман дернулся всем телом, чтобы вернуться к реальности и не впасть в гипнотический транс. Разглядывание собственного лица ему и раньше не нравилось, а теперь — тем более. Снова свинтил с бутылки пробку и сделал пару глотков. Спирт обжег пищевод, резко упал в желудок и наполнил его приятным теплом. Потом Карл вылил еще немного алкоголя на ладонь и продезинфицировал рану на шее.

Эта рана его очень беспокоила. Вначале она была небольшим пятнышком с рваными краями и запекшейся кровью, но вскоре начала разрастаться и жутко чесаться где-то глубоко внутри. По краям раны, напоминавшей застывший кратер вулкана, плоть почернела, а в центре стала багрово-красной с желтыми прожилками гноя. От нее исходил неприятный запах, будто от протухшего мяса, весь день пролежавшего на солнце.

Карл поставил бутылку, дотронулся до темного дугообразного мешка под правым глазом, а потом провел пальцем по щеке до мочки уха. «Это какая-то инфекция, — подумал он, — какое-то бактерицидное заражение. Может, к доктору сходить? Но вдруг это опасно? Вдруг они меня посадят в клетку, как зверя, или того хуже — уничтожат? Я ведь могу оказаться заразным. Что делать? Что, черт возьми, теперь делать?! Проклятый Крюгер оказался неуязвим, почему же я мучаюсь от боли, и мои ткани не регенерируют? Этот любитель крыс обещал, что я стану таким же, как он! Обещал!.. Когда?.. Когда уйдет боль? Когда?..»

Хольман грустно вздохнул, достал из ящичка шкафа бинт и намотал вокруг шеи, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание. Затем взял с полки опасную бритву и положил в карман. «На крайний случай может пригодиться», — подумал он, прислушиваясь к внутренним чувствам.

«Червь», который мучил его все эти дни, спал в тесной утробе черепа и даже не шевелился.

Нужно идти к доктору, решил Карл. В конце концов, он пока еще не утратил человеческого обличья и есть надежда, что врач сможет ему хотя бы чем-то помочь. Может, кошмарный процесс еще удастся повернуть вспять? Сидеть сложа руки ни в коем случае нельзя.

Хольман нашел флакончик одеколона и побрызгался. Нужно было убить запах разлагающейся плоти, исходящий от него. Окинув напоследок комнату быстрым взглядом, Карл вышел в коридор, пересекающий главный тоннель, и неторопливо направился к лестнице.




* * *


— Не смотри так на меня! — игривым тоном воскликнула Хельга и медленно, словно в подводном балете, поправила медицинский халат.

— Как — так? — со смешком спросил доктор Штрекер, рассматривая ее наполненные молодостью груди, которые никак не желали прятаться под узкой одеждой.

— Глазами блудливого старого котяры! — сказала медсестра, грациозно вытянула ножку и рассмеялась.

— Это я-то — старый котяра?! — шутливо осведомился доктор, приближаясь к ней. — Да у меня от одного твоего голоса по утрам на двадцать сантиметров одеяло поднимается!

— Что-что? — тихо спросила Хельга и снова засмеялась. Ее глаза излучали влажное сияние. — Ты себе льстишь, Вальтер. Ну, восемнадцать еще куда ни шло…

— А мы сейчас запросто это проверим, — заверил доктор. — Я просто умираю от желания.

— Не подходи… — все тем же игривым тоном предупредила медсестра. — Я очень больно кусаюсь. Р-р-р-р! — она рыкнула и обвела кончиком языка пухлые губы.

— Я знаю. — Доктор приблизился вплотную к Хельге. — Давай-ка проверим.

Правой рукой он скользнул ей между ног и нажал на чувствительный бугорок.

— Вальтер, что ты-ы дела… ах! ах! — Она обвила его шею руками, сунула свой язык ему в ушную раковину, провела по ней, а затем томно прошептала: — Отпусти меня, развратник!

— И не подумаю.

— Сюда может кто-нибудь зайти — дверь не закрыта. — Ее язык вновь начал вращательные движения, от которых доктор Штрекер замычал, как племенной бык.

Доктор поднял Хельгу на руках, закинул ее ноги себе на плечи и прижал медсестру спиной к стене.

Медсестра откинула голову набок, и почувствовала, как рука доктора оттянула в сторону трусики и что-то твердое, горячее вошло в нее и стало в нарастающем темпе двигаться. Ногти Хельги вонзились в плечи доктора. От возбуждения она закрыла глаза, дрожа всем телом. Дышать стало трудно. Сердце подпрыгнуло несколько раз и мелко-мелко завибрировало.

— Да! Да! Накажи, накажи дрянную девчонку! — попросила она, едва сдерживаясь от крика. Сейчас она ощутила себя маленькой девочкой, раскачивающейся вперед-назад, вверх-вниз, на длинной палке с лошадиной головой. — Ах! Вальтер! Ах!..

Головокружительная волна наслаждения подхватила ее на этих удивительных качелях и понесла в мир животных страстей, захлестнув сладкой жаждой каждую клетку извивающегося тела.




* * *


Крик вырвался из ее горла, словно сирена пожарной машины, неожиданно появившейся из-за поворота. Длилось это всего несколько секунд, но паника успела так прочно зажать в тиски Вальтера Штрекера, что он не мог ни пошевелиться, ни в состоянии был даже дышать. Хельга обмякла и потеряла сознание.

— Какого черта… — пробормотал доктор и, держа на руках медсестру, медленно обернулся. В горле застрял тугой комок, который тот не мог протолкнуть ни назад, ни вперед. Вся нервная система на какой-то миг застопорилась.

Перед ним стоял Карл Хольман. Вернее то, что раньше было Хольманом. Сейчас он был больше похож на пугало с городского кладбища с головой, напоминавшей гипсовый слепок с лица умершего.

— Развлекаетесь, господин доктор? — каким-то странным спокойным голосом произнес Хольман, не отрывая взгляд от Хельги.

— Что вы здесь делаете… и что у вас лицом? Ваши глаза… они… — спросил Штрекер и услышал собственный голос, как какой-то чужой, словно тот доносился издалека. Его глаза раскрывались все шире и шире. Застывшее сердце пару раз стукнуло в груди, а затем перешло на свой обычный ритм… Но слишком уж учащенный. Очень учащенный.

Хольман бросил взгляд на спущенные штаны доктора, на его болтающийся член и скорчил мерзкую, нарочито-презрительную ухмылку:

— Вы бы хоть штаны надели, доктор. А то, как же вы меня лечить собираетесь?

— Какого черта вам надо, Хольман?! — доктор почувствовал, что его начало трясти от раздражения. — Какое вам дело до моих штанов? Вас в детстве учили стучаться в двери? Что у вас с лицом? Вы заразны? Отвечайте или выходите вон!

Хольман приблизился, бесцеремонно уселся в кресло и закинул ногу на ногу.

— Вы бы дамочку положили на стол, а то неудобно как-то. Мне нужно с вами серьезно поговорить, доктор. Дело в том, что со мной начала происходить какая-то гадкая штука. А вы, вместо того чтобы заниматься делом, пялитесь тут всласть и вдобавок ко всему пытаетесь меня прогнать. Кстати — как она? — Карл кивнул на медсестру и мерзко ухмыльнулся. — Ничего?.. Я давно мечтал о такой цыпочке. Хотелось бы зарыться лицом между ее роскошных шариков… Может, поделитесь своей радостью со стариной Хольманом, пока она в отключке, а?

Доктор аккуратно положил Хельгу на стол, подтянул трусы со штанами и, посмотрев в упор на наглеца, сказал:

— Сарказм и ваши больные сексуальные желания не помогут нашему разговору. Убирайтесь вон, Хольман! Немедленно! Я буду обязан доложить о вашем поведении коменданту.

Хольман хрипло рассмеялся, поднял ладони вверх, а затем хлопнул по коленям.

— Так вы, доктор, в таком случае доложите и о ваших плотских утехах с медсестрой! Ха! Штандартенфюрер и сам, как я однажды заметил, неровно дышит к Хельге, только вот… — Карл сделал непристойный жест обеими руками и хохотнул. — Не работает, наверно, у него прибор, да стар к тому же. Так что никому ничего вы не расскажете. Желаете возразить?

— Прекратите этот сарказм и проваливайте! — выпалил Штрекер.

— Это не сарказм, доктор. Вы просто напуганы, я — тоже. Пытаюсь вот вам словесно объяснить весь ужас и безумие своего положения, а вы принимаете меня за невменяемого извращенца. Вы спросили: что у меня с лицом? Отвечаю: меня укусил один гад, теперь же я гнию заживо и испытываю ужасные боли.

— Это была крыса?.. — насторожился доктор и сделал шаг назад.

— Почему крыса? — удивился обер-шарфюрер. — Это был человек. Я лично его хоронил несколько дней назад.

— Хоронили?! — Штрекер не верил своим ушам.

— Так точно. Вот этими самыми руками. — Хольман вытянул две руки с почерневшими ногтями. — А эта сволочь — возьми да оживи. Подчиненного моего сожрал в сыром виде…

— Сожрал?.. В каком смысле?..

— Да в самом прямом! Разрезал на кусочки и слопал. Я, правда, этого не видел собственными глазами, но полагаю, что все так и было.

— Значит, вы утверждаете, что были покусаны ожившим мертвецом? — деловым тоном произнес доктор, и на его лице скользнула тень недоверия. — Но, чем вы можете это подтвердить? Это невозможно! Вы явно перевозбуждены, к тому же изрядно пьяны…

Хольман вскочил.

— Вы, доктор, меня за психа держите?! — почти закричал он. — А как вам такое психическое дерьмо? — Карл размотал повязку на шее и показал свою ужасную рану. — Доказательств — хватает?

Комнату наполнил отвратительный запах гниющей плоти.

Штрекер поморщился от резкого зловония и задумчиво сказал:

— Сочувствую, но мне кажется, что я вам ничем не смогу помочь. У вас начался сепсис и гангрена. Удивительно, как вы вообще до сих пор живы, можете передвигаться, да и говорить…

У Хольмана пульс застучал молотком в горле. Свежий приступ злости поднялся из груди и испарился в его мозг свирепой яростью.

— Ты врешь, мать твою! — закричал он. — Врешь, сукин сын! Гребаный докторишка! Меня еще можно вылечить!

Доктор подскочил на месте так, словно его ущипнули.

— Я сказал вам правду… — пролепетал он. В его голосе одновременно зазвучали обида и нотки страха.

— Правду? — Хольман схватил доктора за грудки. — Ты, кажется, так ничего и не понял, занюханная крыса! Мне не нужна твоя сраная правда! Мне нужны лекарства!

— Но это не поможет, — прохрипел доктор, пытаясь высвободиться от сильных рук Хольмана, — вам нужны обезболивающие средства… Мы могли бы обсудить наши проблемы более мирным образом? Вы меня задушите… У меня есть весомые аргументы, чтобы доказать вам свой диагноз.

— Перестань врать, мать твою! — снова заорал Карл и, криво усмехнувшись, добавил с нажимом: — Проблемы сейчас начнутся у тебя. Что бы ты ни болтал, это теперь не имеет значения. Потому что всему этому пришел конец, дружок. — Его правая рука потянулась к карману.

Штрекер открыл рот, попытался что-то проговорить, но не сумел, потому что увидел возле своего носа раскрытое лезвие опасной бритвы, отливающее серебром. В какой-то миг он даже заметил на нем искаженное отражение своих перепуганных глаз. Доктору стало по-настоящему жутко.

— Вот, — сказал Хольман. — Это мой весомый аргумент. И сейчас я сделаю лично тебе один неприятный диагноз, а ты мне очень поможешь, если не будешь дергаться.

Доктор не успел даже отреагировать на жуткую сцену с бритвой и угрозу. Зло всегда находит верный способ в таких делах. В этом и заключается его коварная красота.

Хольман опустил руку и резко махнул бритвой снизу вверх, распоров ремень, ткань ширинки и перерезав резинку трусов. Брюки и нижнее белье сползли вниз к лодыжкам, сковав ноги. По паху потекло что-то теплое и липкое.

— Что… в-вы… д-делаете? — заикаясь от испуга, выдавил из себя доктор. Голос стал похож на мычание мышонка, пойманного кровожадным котом.

И тут же лезвие бритвы вонзилось глубоко в его гениталии — секунда! — и начисто срезало их. Доктор даже услышал, как они шлепнулись на пол возле ног. Кровь мгновенно залила область паха и ноги. В какой-то миг Штрекеру показалось, что к тому месту, где находился его детородный орган, приложили пакет со льдом… Но через секунду резко ударила раздирающая на части жгучая боль.

Доктор взвыл, схватился руками за кровоточащую рану и рухнул на колени, проорав что-то неразборчивое и дикое.

Хольман отпустил его шею, схватил за волосы, оттянул голову назад и одним движением перерезал горло от уха до уха. Темная кровь хлестнула фонтаном из глубокой раны.

— Передавай пламенный привет и наилучшие пожелания всей своей ученой братии! — зло процедил Хольман и отбросил тело доктора так, как разбалованные излишней заботой дети бросают надоевшую им игрушку. — А я займусь твоей красавицей. Нужно ее попотчевать своим очаровательным дружком.

Через пять секунд на лице Вальтера Штрекера застыла маска смерти и остекленевшие от ужаса глаза безучастно взирали на окружающий мир, словно две окаменевшие безжизненные капли.

Взломав замок шкафа, Хольман достал из него все содержимое и разложил прямо на полу. Бинты, хромированную коробку со шприцами и ампулы с морфием он тут же разместил по своим карманам. Среди множества упаковок с медикаментами обнаружился пакетик со знакомыми таблетками — первинтин. С этим чудодейственным «снадобьем» Карл успел познакомиться еще на фронте и знал о его действии на организм не понаслышке: наркотическое средство прекрасно обезболивало, давало дополнительные силы, разрушало сон и убивало чувство голода. То, что нужно, решил Карл, разорвал пакет и кинул в рот сразу три таблетки.

Через две минуты по телу прошла мягкая волна эйфории: мышцы натянулись, как струны, а мозг превратился в машину, не знающую ни страха, ни сомнений, ни боли.




* * *


Штандартенфюрер Штольц пересек порог санчасти и застыл на месте. Брови сдвинулись. В уголку рта пролегла глубокая складка.

— Когда это произошло, Хельмут? — спросил он, осматривая помещение и стараясь не задерживать взгляд на трупах. Он не был трусом, но ему почему-то захотелось поскорее покинуть это ужасное место.

На полу, свернувшись калачиком, лежал мертвый доктор Штрекер, на столе — медсестра Хельга Штауб. Ее неестественно вывернутая вбок голова безвольно свисала и смотрела на коменданта красивыми голубыми глазами, но этот взгляд был безжизненным и пронизывающим, как будто он проходил сквозь все препятствия на своем пути и исчезал в бесконечности. Красивая рука девушки будто тянулась к кому-то, словно прося о помощи. Штольц уловил себя на мысли, что не может оторвать взгляд от ее чудесных чуть заостренных пальчиков, которые он неоднократно целовал, и которые ему всегда хотелось засунуть себе в рот. И ему стало немного не по себе от воспоминаний, да и от подобных мыслей.

— Их обнаружили двадцать минут назад, — доложил секретарь. — Убиты предположительно недавно. Кровь на трупах и полу не успела высохнуть. Думаю, прошло не более часа с того момента как их убили. Доктору отрезали гениталии, а затем перерезали трахею вместе с артерией. Медсестру жестоко изнасиловали, а после полового акта свернули шею.

Комендант почесал нос и поморщился. В воздухе стоял тяжелый, приторный запах крови.

— Кто совершил эти убийства, узнали? — хмуро осведомился он.

— Есть одна догадка, господин штандартенфюрер, — ответил секретарь. На его щеках от волнения выступил предательский румянец, окрасив их в цвет старого кирпича. — Мы нашли на полу одну безделушку, и один из солдат опознал в этой вещи свою ставку на кон, которую он две недели назад проиграл в карты обер-шарфюреру Хольману.

— Могильщику Карлу? — удивился комендант. — Хольману?.. Хм… Что за вещь?

— Складной финский нож. Хольман коллекционирует подобные вещи. Он сломал ножом замок шкафа и похитил хранившиеся в нем наркотики.

— Карл — наркоман?! Никогда бы не подумал… Хотя с его работой… Он арестован?

— Нет.

— Значит, сбежал и скрывается…

— Я послал две группы людей на его поиски, но в жилой комнате его не оказалось. Сейчас команда прочесывает все уровни базы — сверху донизу. Найдем непременно, господин штандартенфюрер.

— Что он еще взял из сейфа? — сказал Штольц ровно.

— Бинты…

— Бинты? — искренне удивился комендант. — Они-то зачем ему понадобились? Он что — ранен?

— Не могу знать, господин штандартенфюрер.

— Ну, так узнайте! — гневно произнес Штольц. — И доложите! — Он достал из бокового кармана платок и громко высморкался. — По базе разгуливает убийца и насильник, а вы, Берг, даже не в курсе: ранен он или нет! Я уже и сам не знаю, что во мне вызывает большее раздражение и неприязнь — плачущая женщина или тупой помощник, который ничего не знает. Найдите Хольмана и возьмите его живьем, если удастся. Я лично шкуру с него спущу. А здесь все хорошенько приберите. Исполнять!

— Хайль Гитлер! — Вскинув правую руку вверх, Берг звонко щелкнул каблуками.

Комендант как-то по-особенному взглянул на секретаря и сказал:

— Мне нравится твоя отвратительная преданность фюреру, Хельмут. Но она попахивает ржавчиной. Неужели тебе не осточертело очарование тех дней, когда параноик парил всей нации мозги?.. Единственное, что мне нравится в людях — это их отвратительная собачья преданность к мертвецам.

— Простите, я не понимаю значения ваших слов… — нервно пробормотал Берг. — Вы мне как-то говорили, что фюрер остался жив, что он в Аргентине, что…

— Придержи язык, Берг! — рявкнул Штольц, бросив короткий взгляд на одного из сопровождавших его эсэсовцев, у которого от такой новости отвисла челюсть. — Тебе и не нужно ничего понимать! Ты обязан лишь исполнять! Ступай.

Штольц повернулся и пристально посмотрел на красивые, слегка заостренные к ногтям пальцы мертвой Хельги. Мертвые пальцы. К этой девушке комендант всегда испытывал симпатию, но роман завести не мог из-за своей мужской неполноценности. Затем прочитал надпись, выведенную кровью на одной из стен:


Меня поднимут ото сна

Из мрачных недр земли

Твои влюбленные уста

И память о любви.

Чтоб я стоял у этих стен

Нарушив смерти тяжкий плен,

Как в прошлом ты, Лили Марлен.[9]

— Совсем свихнулся… — прошептал он, резко отвернулся и произнес, обращаясь в воздух: — Ты у меня другие песни петь будешь, когда тебя разыщут… С базы тебе не сбежать…




* * *


Хольман осторожно подошел к стальной двери вентиляционной шахты № 3 и надавил на ручку — та даже не шевельнулась. Внезапно его охватила паника. Он поворачивал ручку во всех возможных направлениях — тщетно. Ничего не получалось.

Ключи от двери Франц Крюгер забрал у него вместе с ножом и сигаретами в тот день, когда жестоко убил беднягу Вайса, а его самого превратил в монстра, поэтому извне попасть в шахту было невозможно.

Карл уже хотел развернуться и уйти, как услышал тихий щелчок в замке. Дверь приоткрылась и в проеме показалась отвратительная физиономия бывшего надзирателя. У него был вид, как у человека, которого неожиданно разбудили посреди ночи и заставляют выйти на работу — не хватало только домашних тапочек и махрового халата. А также тривиального вопроса: «Кто там?»

— А, это опять ты? — недовольно произнес Крюгер. — Проходи, раз пришел. Надеюсь, ты один?..

У Хольмана вновь проснулось ощущение того кошмара, когда он впервые встретился с этим ожившим мертвецом.

«Крюгер как-то удивительно спокойно меня встретил, — подумал Карл. — Он ждал меня! Определенно ждал. Может, даст ответы на мои вопросы?»

Они прошли на бетонированную площадку дна вентколодца. Здесь, как и раньше, дул холодный ветер. Мешки с трупами лежали у одной из стен, их заметно поубавилось.

— Зачем пожаловал? — с ленцой в голосе поинтересовался Крюгер и кивнул на мешки. — Уж не за едой ли? Я по пятницам не подаю!

— Я не знаю, что со мною происходит… — начал Хольман. — Я гнию заживо, мне больно, но не умираю, а наоборот…

Крюгер расхохотался. Это был густой, сочный от злости смех, в котором потонули все слова Карла.

Хольман молчал — ждал, когда закончится смех. В глазах обер-шарфюрера горела злоба.

— А ты не такой уж неудачник, как думаешь, — наконец проговорил надзиратель. — Тебе больно? Плохо себя чувствуешь? Гниешь заживо? Но ведь ты — поверь моему слову! — даже не представляешь, и не понимаешь, насколько тебе повезло!

— Чем же? — раздраженно сказал Хольман. — Тем, что я разлагаюсь?

Крюгер снова рассмеялся.

— Глупости! Глупости! — воскликнул он. — Ты получил очень неплохое место в жизни! Ты обзавелся бессмертием! А то, что от тебя дурно пахнет — побочный эффект твоего перерождения. Сыр тоже покрывается плесенью и грибком, но от этого лишь дорожает для истинных гурманов. Чем же ты недоволен, а?

— Мне было очень больно…

— Конечно. Было. Я ведь не убивал тебя, а всего лишь надкусил и одарил той силой, о которой многие лишь мечтают. Но ты умер, уверяю. Ты — мертв! Разве ты до сих пор не почувствовал это?

— Умер? — голос Карла предательски дрогнул. Он внезапно почувствовал себя ужасно усталым и несчастным.

— Конечно, — с удовлетворением сказал Крюгер. — Этой ночью или прошлой, точно не знаю, но ты определенно умер. Период твоей прошлой жизни закончился. То, что попало в твою кровь, сделало генеральную уборку в организме, привело его в порядок и выбросило все ненужное дерьмо. Вскоре боли прекратятся, дай время. И тебе станет неприятно даже воспоминание о своей былой слабости и ничтожном существовании.

— Я не верю тебе! — заявил Хольман. — Я жив! Жив! Я дышу, мыслю, я хожу, в конце концов! Как такое может быть? Как?

— Неужели? — Крюгер подошел вплотную к нему. На его лице играла сардоническая ухмылка. — Ты ошибаешься, дружок. Дай руку.

Карл протянул руку. Она дрожала. По телу тоже бежала знобящая дрожь. Не от страха, а скорее — от неизвестности и неуверенности.

Пальцы надзирателя сжались на его запястье и развернули кисть ладонью вверх.

— Смотри, — твердым голосом сказал Крюгер, достав нож. — Просто смотри и ничего не бойся. Я не собираюсь тебя убивать, старина.

Крюгер сильнее сжал запястье Карла и одним резким ударом пронзил ножом его ладонь насквозь, тут же выдернув лезвие обратно.

Лицо Хольмана перекосилось до неузнаваемости. Рука стала горячей, а из раны на бетонный пол полилась густая кровь. Но боли, как ни странно, он не почувствовал. Ощущалось, что это была вовсе не его рука, а просто кусок мяса, в которое мясник вонзил нож, чтобы проверить его плотность.

Крюгер все с той же ухмылкой наблюдал за ним, держа руку так, чтобы Карл мог ее видеть. А затем разжал пальцы.

— Смотри, — сказал он. — Внимательно смотри.

Хольман не поверил глазам. Поднял левую руку с растопыренными пальцами и неотрывно смотрел на нее. Рана стремительно затягивалась, и через пять-семь секунд от нее не осталось и следа. Лицо Карла окаменело. Он не мог отвести глаз от произошедшего чуда. Глаза не могли двинуться ни вправо, ни влево. Они превращались в большие, светящиеся изнутри шары. Мысли разлетались в разные стороны и не желали собираться воедино. Ноги Карла подогнулись, и он едва не потерял сознание от шока.

— Святой Боже! — пробормотал Хольман и облизал пересохшие губы. Он отпрянул от Крюгера и попятился назад. На лице Карла застыло искреннее изумление от увиденного. — Этого не может быть… Не может… Это правда?!

Крюгер ехидно ухмыльнулся.

— О Боже! — простонал Карл.

— Что случилось? — спросил бывший надзиратель, сумев-таки подавить свою мерзкую улыбку. — Ты не веришь тому, что увидел собственными глазами? Советую побыстрее привыкать к своему новому дару и свыкаться с мыслью, что ты — живой труп. Да-да, именно — живой! И — неуязвимый. На самом деле, приятель, смерть, как оказалось, не столь ужасна, как мы ее представляли ранее. Ее неизбежный финал пугал нас и заставлял жить слишком поспешно и глупо. А теперь перед нами раскрылась вечность. И море наших желаний могут реализоваться в полной мере без всякой излишней суеты. Мы вытянули счастливый билет. Что бы ты хотел в новой жизни?

— Не знаю, — упавшим голосом проговорил Хольман. Слова Крюгера задели именно те струны, которые тот боялся задевать. — Я действительно не знаю, что мне дальше делать. Я думал, как-то смогу излечиться от этого, надеялся, а оно вон как вышло. Ты говоришь — дар?

— Конечно! А как же иначе это можно назвать! Я бы на твоем месте вознес благодарственную молитву.

— Аминь, — отозвался на кощунство Хольман. — Только кому? Мы навсегда потеряли свои души. Мы превратимся в животных. Это обратный процесс эволюции.

— Как ты умно заговорил? Прямо как господа ученые! Хе! Какие души? — удивился Франц. — О чем ты говоришь! Когда ты лицемерил над трупами и занимался развратом с несовершеннолетними мальчиками, ты думал об этом? Думаешь, я о тебе ничего не знаю?

— Откуда ты… Откуда тебе это известно? — гневно спросил Крюгер. Его глаза сверкнули.

— Интересует?.. Правда, интересует?

— Да. Потому что это очень личное…

— Мой двоюродный брат был владельцем цирка, в котором ты выступал, грязный клоун! — отыгрался Франц. — Он многое мне поведал.

— Господин Кранце?.. Твой дядя? — Хольман скривился, как будто в рот попала горькая пилюля.

— Да, черт возьми! А теперь ты тут стоишь передо мной и прикидываешься невинной овечкой! Посмотри на свои руки — они в крови, чужой крови! Кого ты уже успел пришить, а?.. Поздно чистить перышки, приятель! Поздно!

— Да я никогда и не притворялся святым. И что?

— А то! Нельзя уйти от того, что тебе предначертано судьбой. Если ты был грязным извращенцем, садистом и патологически жадная сволочь, то ты неизменно превратился и в убийцу… Как и я, впрочем… Одного поля ягоды. Мы в этом схожи, но я в отличие от тебя не устраиваю сцен на тему морали. Ясно?

Хольман понял, что в нем закипает злость, грозя перехлестнуть через край. Злость — это как наркотик. Гадкие мысли уже начали ковырять его череп, впиваясь когтями в мозг. Он осторожно приблизился к бывшему надзирателю.

На лице Крюгера будто застыла наклейка с улыбающейся рожицей.

— Хотите съездить мне по физиономии? — поинтересовался тот, перейдя на «вы». — Откуда у вас такие помыслы, Карл? Не желаете ли отобедать вместе со мною? — В руке Крюгера щелкнуло выкидное лезвие ножа.

Хольман интуитивно попятился назад.

Крюгер подошел к одному из мешков, стянул из общей кучи на пол и раскрыл.

В мешке лежало тело Вайса, лицо было наполовину объеденное.

Карл поморщился от отвращения.

— Господи, благослови еду, которую нам предстоит съесть… — цинично начал Крюгер. А когда заметил, что Хольман вышел, покачал головой и заметил: — Как глупо испытывать голод, когда хочется есть… До встречи, приятель! — крикнул он ему вдогонку.

Хольман ушел, и в стволе шахты сразу наступила тишина. Завывания холодного ветра лишь подчеркивали ее и наполняли это место мрачным унынием. Холода Франц Крюгер не ощущал. Также он не испытывал больше ни сострадания, ни боли. Было лишь чувство вечного голода и злости.

Загрузка...