ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАШИ ДНИ

ГЛАВА 1

Арлингтонское национальное кладбище

Арлингтон, Виргиния

Шестерка лошадей тянула лафет, на котором возвышался гроб, покрытый флагом. Гулкие удары копыт раздавались в наэлектризованном воздухе, словно вселенский метроном, и гнали время вперед, напоминая о скоротечности жизни. Конрад следовал за лафетом. Где-то в темнеющих небесах блеснула молния, но дождь все никак не начинался.

Конрад взглянул на Паккарда. Министр обороны шел рядом с ним, телохранители с зонтиками наготове — в нескольких шагах позади, среди остальных участников похоронной процессии, состоявшей из представителей всех родов войск вооруженных сил США. Только что в армейской часовне на холме Паккард произнес эмоциональную речь о своем боевом соратнике, которого называл, как в былые годы, по прозвищу — Плут. Вот только Паккард забыл упомянуть, как сильно он ненавидел Плута, а уж Конраду-то это было известно. Министр обороны и Плут разругались несколько лет назад, когда на Конрада возложили необычную роль: указать цели крылатым ракетам для разрушения бункеров. Враги Соединенных Штатов строили подземные базы на Ближнем Востоке, пряча ядерные установки под древними памятниками, которые они собирались использовать как защиту. Паккард пришел в ужас: Конрад, ведущий мировой специалист по мегалитической архитектуре, готов пожертвовать древнейшими сокровищами цивилизации. Плут же разозлился оттого, что Паккард готов принести в жертву жизни американцев ради каких-то камней, которые к тому же не добавляли ничего нового к сведениям о давным-давно умершей культуре. Из-за ссоры сорвался намечавшийся авианалет на зиккурат в иракском Уре, а допуск Конрада к государственным секретам особой важности, выданный Министерством обороны, был аннулирован.

— Нечасто, наверное, доводится хоронить солдата через четыре года после его смерти? — спросил Конрад.

— Да уж… — Из Паккарда, как всегда, трудно было вытянуть и слово, хотя порассказать он мог много чего. — Мы непростительно долго его искали. Только ты знаешь, как на самом деле отец нашел свою смерть.

— Строго говоря, он мой приемный отец.

Конрад мог и еще кое-что добавить. Например, что его и близко не подпустили к организации похорон; что Пентагон скрывал от него обелиск, который отец сам себе выбрал; ну и, уж конечно, о том, что человек, которого сегодня хоронили, не был его отцом. Впрочем, сейчас это вряд ли уместно.

— Не затевай со мной игр, сынок. — Паккард незаметно огляделся. — Ты его убил?

Конрад выдержал взгляд Паккарда, человека, которого он в детстве называл «дядя полицейский» и боялся больше всех. За исключением отца, разумеется.

— Ваши люди провели вскрытие, господин министр. Вас не устраивают результаты?

Они молчали всю дорогу, от холма до кладбища.

Конрад подозревал, что Министерство обороны потратило десятки миллионов долларов на поиски Гриффина Йитса, генерала ВВС, в тщетной надежде узнать, что случилось с миллиардами, растворившимися в ходе секретных операций под руководством его отца, в которых погибло множество солдат из разных стран.

Конрад с отцом нашли не что иное, как потерянную Атлантиду. Они собирались поведать об открытии миру, но находку уничтожил мощнейший взрыв, в котором, как считалось, и погиб его отец. Взрыв обрушил шельфовый ледник размером с Калифорнию, что вызвало чудовищное цунами у берегов Индонезии, унеся тысячи жизней.

Из злосчастной экспедиции в Антарктиду вернулись только Конрад и ватиканская монахиня Серена Сергетти — известный лингвист и борец за сохранение окружающей среды. Писаная красавица Серена, прозванная газетчиками «Мать Земля», отказывалась что-либо сообщать как правительству США, так и ООН о том, что случилось в Антарктиде, и тем более о потерянных цивилизациях. Впрочем, она и с Конрадом не общалась.

Долгая, запутанная история оканчивалась здесь, на запоздалых похоронах генерала, которого больше боялись, нежели уважали, и чей труп нужно было поскорее зарыть вместе со всеми вопросами и тайнами: отдать надлежащие почести и спасти лицо.

У могилы стоял седовласый капеллан ВВС США с Библией в руке.

— «Я есть воскресение и жизнь, — произнес он слова Христа, пристально глядя на Конрада. — Верующий в Меня, если и умрет, то воскреснет».

Шестерка истребителей пилотажной группы «Голубые ангелы» с ревом пронеслась над головой прощальным строем, отдавая почести и набирая высоту. Исчезнув в тяжелых тучах, они оставили за собой радужный инверсионный след. Наконец грохот двигателей стих, и над могилами воцарилась неземная тишина.

Флаг сняли с гроба и торжественно сложили. Конрад вспомнил детские годы на военной базе, где отец служил летчиком-испытателем. Над игровой площадкой всегда стоял рев двигателей, но время от времени раздавался хлопок или, казалось, стальные палочки ударяли в барабан. Игры прекращались, все замирали и прислушивались: раздастся ли протяжный свист сброшенного фонаря, катапультируется ли пилот? По лицам детей было ясно, чей отец сегодня летает. В девяноста девяти случаях из ста Конрад, задрав голову, видел купол парашюта. Если парашюта не было, то пару дней спустя на таких же похоронах матери кого-нибудь из школьных приятелей вручали такой же флаг и семья погибшего летчика навсегда покидала базу.

Просто чудо, что очередь отца пришла так не скоро.

Паккард вручил Конраду отцовский орден Доблестного легиона, медаль «Пурпурное сердце», какую-то малоизвестную награду от Общества цинциннатов и флаг с гроба. Флаг был сложен в аккуратный звездный треугольник: звезды ярко белели на темно-синем фоне.

— От благодарной Америки, — сказал Паккард. — Примите наши соболезнования.

Оглушительный залп — первый из всех залпов взвода почетного караула — внезапно и безжалостно разорвал душный воздух. Одинокий горнист напомнил об угасшем огне, сыграв «отбой». Гроб опустили в землю. Конрад чувствовал лишь злость, пустоту и безысходность: вряд ли в гробу действительно его отец, весь этот спектакль военные разыграли лишь с одной целью — поставить точку в неудавшейся операции. Конрад внезапно ощутил горечь утраты.

Отец часто рассказывал о своих друзьях-астронавтах, пилотах «Аполлонов», которые побывали на Луне, а потом вернулись на Землю и увидели, как многого им не хватает в этой жизни. Только теперь Конрад понял, о чем говорил отец: то, что Конрад искал на протяжении всей жизни, включая Серену, он нашел в Антарктиде, но в итоге оказался у разбитого корыта.

В прошлом остались дни, когда Конрад блистал в археологическом мире своей теорией деконструктивизма, основная идея которой некогда звучала очень свежо: древние памятники сами по себе не столь ценны; важна лишь информация об их творцах, которая в них хранится. В свое время это заявление вызвало переполох, вдохновляло журналистов на сенсационные репортажи из горячих точек!..

В прошлом осталась и репутация Конрада в научном мире, уничтоженная неудачными раскопками в Луксоре и в Антарктиде, где пропали последние доказательства существования Атлантиды.

В прошлом, помимо прочего, остались и его отношения с Сереной — единственная утрата, о которой он по-настоящему горевал.

Кто-то закашлялся. Конрад очнулся от раздумий и поднял глаза: позади развевающейся ризы капеллана, словно за поднявшимся занавесом, показалось надгробие.

У Конрада перехватило дыхание.

Как многие старые надгробия на кладбище, камень на отцовской могиле имел форму обелиска чуть выше трех футов, копия пятисотпятидесятипятифутового памятника Джорджу Вашингтону, который виднелся в отдалении. В круге у вершины вырезан христианский крест. Под крестом текст:

ГРИФФИН У. ЙИТС
БРИГАДНЫЙ ГЕНЕРАЛ
ВВС США
РОДИЛСЯ 4 МАЯ 1945
ПОГИБ В БОЮ
В ВОСТОЧНОЙ АНТАРКТИДЕ
21 СЕНТЯБРЯ 2004

В отличие от других обелисков на Арлингтонском кладбище на одной грани отцовского надгробия были изображены три созвездия, а на противоположной — строчки цифр, которые Конрад со своего места и разобрать-то не мог: знаки в высшей степени необычные, но в то же время очень знакомые. Похожий обелиск Конрад видел четыре года назад, в Антарктиде.

Охваченный смутным беспокойством, Конрад пристально разглядывал камень.

«Да ведь это послание от отца!» — пронеслось в голове.

Сердце гулко забилось, и тут он перехватил взгляд Паккарда. Все присутствующие внимательно следили за реакцией Конрада, который запоздало узнал лица пятерых старших шифровальщиков Пентагона и двух психологов, специалистов по переговорам с заложниками. Неожиданно до него дошло: это вовсе не похороны отца и даже не «спецоперация» по спасению чести и достоинства Министерства обороны — это засада.

«Они прощупывают мою реакцию», — понял Конрад.

Адреналин хлынул в кровь, но Конрад сдержался и ничем не выдал своего волнения до конца службы. Позже поток соболезнующих рассосался — лишь несколько туристов, бредущих от могилы Неизвестного солдата, смотрели издали, как лошади тянут пустой лафет. У могилы остались только Конрад и Паккард в сопровождении мужчины, лицо которого показалось смутно знакомым.

— Конрад, позволь представить тебе Макса Сиверса, — сказал Паккард. — Он исполняет обязанности твоего отца в ДАРПА.[2]

Так называлось Управление перспективных исследований и разработок Пентагона. Именно в ДАРПА, как считается, родились и технология «стелс», и глобальная навигационная система «джи-пи-эс», и Интернет, и многое другое. Перед ДАРПА стояла конкретная задача: сохранить технологическое превосходство Соединенных Штатов над всеми мировыми державами. Именно с этой целью четыре года назад отец Конрада, а впоследствии и сам Конрад отправились в Антарктиду.

Конрад поднапрягся и вспомнил, где видел эти рыжеватые кудри, подбородок с ямочкой и пронзительные голубые глаза. Сиверс не сходил со страниц журналов о деловых людях, его называли не иначе как «Билл Гейтс биотехнологий», а ведь ему едва стукнуло тридцать. Несколько лет назад Сиверс оставил управление большой фармацевтической компанией «Си-Джен» и, услышав «зов свыше», посвятил себя благородной задаче разработки и распространения противоинфекционных вакцин в странах третьего мира. Теперь, похоже, он услышал зов государственной службы.

— Вижу, ДАРПА помолодела. Надеюсь, она еще и станет мудрее, — сказал Конрад, протягивая руку.

Крепкое рукопожатие Сиверса было холодным как лед, а в пристальном, изучающем взгляде содержалось столько же тепла, сколько в лабораторном микроскопе, направленном на бактерии, копошащиеся в чашке Петри.

— Американское технологическое превосходство не пустой звук, доктор Йитс. — Баритон Сиверса был низковат для его юного возраста. — Человек с вашими уникальными способностями нам всегда пригодится.

— Что же за способности у меня такие?

— Кончай мозги пудрить, Йитс. — Паккард огляделся, не подслушивает ли кто, наклонился к Конраду и скрипучим голосом прошептал: — Что это значит?

— О чем вы?

— Об этом. — Паккард указал на памятник. — Что за дела?

— Это вы у меня спрашиваете?

— А ты догадливый. Вся эта астрология, цифры… что это? Ты ведь у нас самый известный астроархеолог.

Как забавно это звучало из уст Паккарда: астроархеолог… Хотя все верно — Конрад и был археологом, который рассчитывал астрономическое расположение пирамид, храмов и прочих древних памятников для того, чтобы установить их возраст и выяснить, кто их возводил. Профессия не денежная, но когда-то Конрад вел собственное (теперь уже прикрытое) телевизионное шоу «Загадки древности», путешествовал с юными красотками поклонницами да сорил чужими деньгами. В основном денежками «дяди полицейского».

— Ваши люди заказывали музыку на этих похоронах, — ответил Конрад. — Что, гениальным пентагоновским шифровальщикам не по зубам прочитать ноты?

Сиверс так и закипел, но смолчал.

Конрад вздохнул.

— Могу предположить, господин министр, что этот памятник — очередная плоская шутка папаши, который хочет послать нас играть в прятки по всему миру, чтобы в конце пути мы пришли к подножию его статуи с надписью «А идите вы все…».

— Ты же знаешь, что он таким не был, сынок.

— Я знаю его намного лучше, чем вы, — ведь ни вы, ни ваши шифровальщики не прочли послания. Да и вообще какое оно имеет значение?

Паккард сердито зыркнул на него.

— Твой отец был летчиком-испытателем, астронавтом, руководил ДАРПА. Если он в этом замешан, то дело касается национальной безопасности.

— По таким вопросам вам надо обращаться к доктору Сергетти, — сказал Конрад. — Но я вот смотрю-смотрю, да что-то ее не вижу.

— Слава Богу, сынок, — вставил Паккард. — Это дело государственной важности. А сестра Сергетти — агент иностранной державы.

Конрад обалдело уставился на него:

— А что, Ватикан — иностранная держава?

— Я пока не слышал, чтобы римский папа выполнял приказы нашего президента, — ответил Паккард. — А ты? И не вздумай о чем-нибудь рассказать этой девчонке. Если она попытается с тобой связаться, немедленно сообщи мне.

«Ага, как же», — подумал Конрад.

— Господин министр обороны, почему бы вам не заняться своими обязанностями и не направить разбросанные по всему миру войска на борьбу с настоящей угрозой миру, например с терроризмом? — огрызнулся Конрад. — Идите к черту, я вам ничего не должен.

— Ты даже не представляешь, сынок, как ты не прав, — сказал Паккард и удалился, прихватив с собой Сиверса.

Пошел дождь. Министр обороны и новый руководитель ДАРПА спустились с холма; внизу их встретил переодетый агент, раскрыл для них зонты и провел к длинному ряду лимузинов, здоровенных седанов и джипов. Конрад насчитал девять машин на узкой дорожке. До похорон их было восемь.

Машины отъезжали одна за другой, пока не остался лишь черный лимузин. Вряд ли это было такси, которое заказал Конрад. Что ж, придется подождать пару минут, а потом спуститься к дороге и остановить другое такси.

Конрад бросил взгляд на обелиск за струйками дождя.

— Во что ты меня опять втянул, отец?

Ответ, похоже, погиб с генералом Йитсом четыре года назад.

Конрад развернулся и пошлепал по лужам к лимузину: надо бы сказать ребятам Паккарда, что у них сегодня выходной.

Предчувствие возникло еще до того, как Конрад увидел массивного Бенито за рулем. Затем стекло опустилось — на заднем сиденье красовалась Серена Сергетти. Сердце екнуло.

— Ну что ты застыл? — Этот австралийский акцент ни с чем не спутаешь. — Садись в машину.

ГЛАВА 2

Лимузин выехал за ворота Арлингтонского кладбища. Конрад положил свернутый звездно-полосатый флаг на сиденье рядом с собой и вдруг понял, что все еще зол на Серену. Он никогда и никого, кроме нее, не любил по-настоящему, да и она доказала, что Конрад — единственная любовь ее жизни. «Боже, — думал Конрад, — какое преступление против человечества: создать такое изящество и облачить в монашеские одежды, разлучая нас навсегда!»

И вот святейшая Серена снова рядом, одетая скромно и элегантно: кардиган, перехваченный поясом, клетчатые брюки, замшевые сапоги до колен, золотой крест на стройной шее. Волосы собраны в хвостик, подчеркивающий высокие скулы, вздернутый нос и острый подбородок. Можно подумать, она посвятила жизнь поло, аристократической забаве, а не служению римской католической церкви и Ватикану, где она, собственно, и была экспертом-лингвистом и криптологом.

Как обычно, Конрад не сдержался и швырнул камешек, чтобы полюбоваться волнением на водной глади невозмутимого спокойствия:

— А где же монастырские одеяния? Неужели ты прозрела и плюнула на чертову церковь?

В ответ брови взметнулись, и Конрад поймал знакомую, полную озорства и превосходства улыбку. Карие глаза, исполненные нежности, ответили: «Если бы я только могла!..» Их взгляд не упустил ничего: ни новой стрижки, ни строгого пиджака, ни белой сорочки, ни темных брюк.

— Для археолога ты просто франт, Конрад. Может, когда-нибудь сообразишь, что люди иногда бреются. — Мягкая рука коснулась щетинистого подбородка. — Я узнала о похоронах…

Теплые пальцы задержались на щеке.

— Хочешь удостовериться, что на сей раз он не оживет?

— Мы были вместе, когда он исчез в Антарктиде, помнишь? — Она убрала руку. — Хотя для меня загадка, как его там нашли.

— И для меня. Может, он сам за нами пришел? — Конрад бросил выразительный взгляд в заднее стекло лимузина. Черный «форд-экспедишн» со служебными номерами явно сидел на хвосте. Сомневаться не приходилось: Паккард подозревал Конрада и открыто демонстрировал свои подозрения. — За нами следят. Военная разведка.

— Ну а мы следим за ними, — невозмутимо парировала Серена. — А Бог следит за всеми нами. Не волнуйся, здесь звуконепроницаемый салон. Они не знают, с кем ты сейчас разговариваешь. Если пробьют номера, найдут только счет похоронного бюро и транспортные услуги на твое имя.

— Впечатляет. Все это только для того, чтобы повидаться со мной?

— Не совсем. — Серена серьезно посмотрела ему в глаза. — Скорее для того, чтобы помочь тебе расшифровать предостережение на отцовском надгробии.

— Предостережение? Ты предупреждаешь меня об отцовском предостережении?

— Точно.

Конечно, с самого начала было понятно, что она объявилась не просто так, не из-за него самого, но как же трудно скрыть и разочарование, и вновь проснувшуюся злость.

— Надо же, а я решил, что ты приехала почтить память отца и выразить свои соболезнования!

— Не стоит оплакивать тех, чью судьбу мы вскоре разделим.

Конрад откинулся на сиденье и скрестил руки на груди.

— Так мы в опасности?

— Мы все время в опасности.

— Ты решила мне это объявить только теперь, четыре года спустя? После того как спряталась под крыло церкви?

— Мне пришлось собрать все силы, чтобы защитить тебя.

— Защитить меня? Да это от тебя надо защищаться! — Он снова бросил взгляд назад, на черный внедорожник, тщетно пытавшийся остаться незамеченным в веренице машин. — Министр обороны США пообещал мне яйца оторвать, если узнает, что я с тобой разговаривал!

— Не оторвет, пока кое-что от тебя не получит.

— И что же это?

Она расстегнула пуговицы на груди и сунула руку под блузку.

Конрад удивленно поднял брови, но Серена выудила оттуда ключ, наклонилась к кожаному портфелю на полу и щелкнула замком.

— Внимание, Конрад. — Она вынула папку и протянула ему. — Ты это заметил?

Он включил освещение в салоне. В папке лежали четыре фотографии отцовского надгробия — со всех сторон.

— Да, Серена, в профессионализме тебе не откажешь.

На северной грани была эпитафия, на восточной — астрономические символы, пять цепочек цифр протянулись по западной грани, и завершало все число 763, высеченное на оборотной, или южной стороне обелиска, которое Конрад сразу и не заметил.

— Откуда они у тебя? Я едва успел взглянуть на памятник.

— Снимки мне передали Макс Сиверс и еще двое из Министерства национальной безопасности пару дней назад в Нью-Йорке. Я приехала в Штаты на полмесяца, на заседание ООН, а они меня перехватили после заседания Генеральной ассамблеи, отвели в кабинет посла и все рассказали.

Конрад поразмыслил над разговором с Сиверсом и Паккардом на кладбище. Выходило, что им с Сереной общаться можно, а вот ему — нет. С чего бы это?

— Ты — дипломат, а штаб-квартира в международной юрисдикции. Зачем же ты пошла с ними?

— Не смогла отказать Максу.

— А, так он уже Макс?

— До того как он передал все личные сбережения в доверительное управление и влез в шкуру твоего отца в ДАРПА, Макс пожертвовал миллионы на вакцины для моей благотворительной деятельности в Азии и Африке, не считая двух миллиардов для ООН.

Конрад в изумлении уставился на Серену: неужели Сиверс и Паккард действительно думали, что он разболтает секреты государственной важности монахине? Или все-таки беспокоились, что это она выдаст их секреты?

— Интересно, зачем святой Макс показал тебе эти снимки? Кстати, что ты ответила?

— Оказалось, что Министерство обороны обнаружило тело твоего отца в Антарктиде. Сам понимаешь, есть чему удивиться. У многих глаза на лоб полезли при виде эскиза надгробия, да и мне, если честно, памятник показался необычным.

— Чем это?

— Тем, что он сделан по образу и подобию скипетра Осириса, который мы нашли в Антарктиде. К тому же тайные знаки на памятнике по силам разгадать только нам двоим. Но самое главное, что твой отец передал эскиз обелиска в Арлингтон еще до нашего открытия в Антарктиде.

Они проехали по мосту Мемориал-бридж, и перед глазами Конрада выровнялись в одну линию мемориал Линкольна, монумент Вашингтона и Капитолий, а Белый дом на севере и мемориал Джефферсона на юге образовали еще одну линию. Гигантский беломраморный крест разлегся под мрачными небесами среди зеленых лужаек и фонтанов Эспланады.

Конрад вернул эскиз.

— Тоже мне загадка. Отец знал, что конкретно мы ищем в Антарктиде. Ты, похоже, тоже знала. В чем суть?

— В надгробии. Он хотел, чтобы мы вместе пришли к разгадке.

— Мы?

— Иначе зачем ему было конструировать памятник с подсказкой, разгадать которую можем только мы? Ты же видел астрологические знаки — это указатели, им соответствуют определенные точки на земном шаре, и ты, упертое существо, прекрасно это знаешь. Звездная карта приведет нас к определенному месту.

— Ты и Сиверсу так сказала?

— Нет, конечно. Ему я сказала, что эту загадку способен разгадать только ты.

Конрад грустно улыбнулся.

— Я ему то же самое сказал на кладбище, но только о тебе.

Серене было не до смеха.

— Он спрашивал, не общаешься ли ты со мной, интересовался твоими идеями и нашими открытиями.

— Спасибо за предостережения. Серена, но что именно «мы» должны найти в итоге этой охоты за сокровищами? Утраченные богатства тамплиеров? Зловещую тайну конца света? Может, ты забыла, что, не считая случайных подработок с документальными фильмами на канале «Дискавери», я зарабатываю на жизнь, консультируя голливудские проекты как раз о таких бредовых фантазиях? А знаешь почему? Потому что никто больше не хочет финансировать мои научные раскопки. И ты приложила к этому руку: помалкивала после открытий в Антарктиде, уничтожила остатки моей археологической репутации. Так какова задумка отца? Что надо отыскать?

Серена молчала, покорно принимая гнев Конрада, словно тростник, безропотно колышущийся под ветром.

— Похоже, что-то важное, раз Пентагон занялся расследованием. Что-то такое, о чем даже римское руководство мне не поведало.

— Страшно до потери пульса. — Конрад изображал невозмутимость, хотя тайные знаки не давали ему покоя с того самого момента, как он увидел обелиск. — Наверно, у нового папы ты не в таком фаворе, как у старого. Но если ты расшифруешь его святейшеству тайные знаки с могилы какого-то там американского генерала, то церковь узнает, что за приз ждет нас в конце пути, и ты снова станешь «Матерью Землей».

Серена поморщилась и ничего не ответила: намек был явно неприятен.

— Есть предложение, Конрад. Ты расшифруешь значение астрологических знаков и цифровой код, а я помогу тебе расколоть значение числа семьсот шестьдесят три.

— А не то?..

— А не то Макс Сиверс и Пентагон первыми узнают обо всех секретах твоего отца, и ты окажешься в опасности. И ты, и демократические основы государства.

— Демократические основы? — недоверчиво отозвался Конрад. — С чего ты взяла, что шифр имеет какое-то отношение к нашему жалкому подобию демократии?

— Что ж, позволь тогда хотя бы сохранить твое жалкое подобие жизни. Похоже, теперь тебя больше ничто не беспокоит. — Она протянула ему визитку, скромный белый кусочек картона с десятью цифрами телефонного номера. — Об этом номере не знает никто, Конрад.

Мысль о том, что у него наконец-то появился телефон Серены, грела душу, пожалуй, больше, чем загадка шифра на отцовской могиле.

— Позвони мне, если что-нибудь откопаешь.

Конрад только сейчас заметил, что лимузин остановился на Эн-стрит, у дома 3040, где жила Брук. Серена знала и об этом адресе, и о Брук. Черт знает, что ей еще известно.

— Как жаль, что госпожа Скарборо не смогла быть на похоронах, — сказала Серена.

— Я не собираюсь жить монахом только потому, что ты стала монахиней. — Он шагнул под дождь, разозленный собственными оправданиями, в ярости оттого, что ее мнение ему не безразлично.

— Прости, Конрад, — сказала она через приспущенное стекло. Капля дождя, словно слезинка, упала ей на щеку. — Я оказалась нужна Богу. А теперь Ему нужен ты.

Она подняла стекло и дала знак водителю.

Провожая лимузин глазами, Конрад заметил, как черный джип медленно повернул и припарковался напротив. За тонированными стеклами никого не было видно.

ГЛАВА 3

Конрад в два прыжка преодолел ступеньки к дому Брук и открыл дверь. Ключ он получил задолго до того, как согласился переехать — гораздо раньше, чем осознал, что с Сереной у них все кончено.

В прихожей Конрад швырнул плащ на скамеечку и отключил сигнализацию. Голова была занята книгой, ждавшей в кабинете, поэтому он рассеянно нажал не те кнопки — пришлось сбросить цифры и ввести правильный код. Интересно, какую еще слежку, кроме черного джипа, приставило Министерство обороны. Скорее всего видеонаблюдения нет, только подслушивающая аппаратура, да и то лишь направленным микрофоном из джипа. Дома «жучков» точно нет: отец Брук, сенатор Джозеф Скарборо, страшен в гневе. Паккард не стал бы рисковать: Скарборо входил в комитет сената по разведке и расследовал добрую половину тайных операций. Хотя, с другой стороны, о человеке, с которым жила его дочь, Скарборо был куда худшего мнения, чем о министре обороны.

— Ни одна женщина не находила так много в столь ничтожном субъекте, — как-то заметил сенатор. Он бы ни перед чем не остановился, чтобы прекратить эти отношения.

Конрад вошел в кабинет Брук и положил погребальный флаг на камин. На третьей полке в книжном шкафу стояла потрепанная коричневая книжка в твердом переплете. На корешке золотом вытиснено: Марк Твен, «Приключения Тома Сойера». Отец вручил книгу Конраду, когда сыну исполнилось десять лет, и она оставалась единственным подарком отца, если не считать горя и страданий.

Конрад взял ручку и блокнот. На обложке значилось: «Брук Скарборо: звезда Фокс-спортс». Ручка, блокнот и «Том Сойер» шлепнулись на журнальный столик в гостиной. На кухне он разогрел вчерашний обед из «Кафе Милано» и устроился на диване в гостиной с «Томом Сойером», тарелкой спагетти и бутылкой пива «Сэм Адамс».

Из блокнота Брук он выдрал три листа.

На первом листе Конрад аккуратно вывел число 763 с обратной стороны отцовского надгробия. Ни малейшего предположения, что это такое, пока не было.

На второй лист он выписал названия созвездий с восточной стороны обелиска:

Волопас

Лев

Дева

Напротив каждого созвездия он поставил название «альфы», или главной звезды. Как правило, это ярчайшие для невооруженного глаза звезды:

Волопас — Арктур

Лев — Регул

Дева — Спика

Теоретически у каждой «альфы» есть соответствующая точка на Земле. В таких местах, как Гиза или Теотихуакан, древние возводили пирамиды и зиккураты под определенными, важными звездами. Как следствие возникал город, отражавший космический порядок на Земле, что символизировало стремление к гармонии человека и богов. Практически же это был ключ к некой карте сокровищ, к городу, известному лишь своим создателям.

Конрад быстренько набросал схему взаиморасположения альфа-звезд по памяти. Получился треугольник:

«Бессмыслица какая-то», — подумал он.

И в египетских пирамидах, и на Дороге мертвых в Южной Америке все было просто: каждый указатель на Земле, связанный со звездой, вел к другому указателю и так далее, то есть если следовать указаниям звезд, то придешь к определенной цели. Обычно это был какой-нибудь памятник или гробница, истинное значение которой предстояло раскрыть на месте, а заодно добыть сокровища или тайные знания.

Увы, этот треугольник «картой» никак не назовешь: замкнутая фигура не указывала направления. Да, решение головоломки требовало времени.

И наконец, на третий лист был записан числовой код — пять цепочек цифр, засевших в памяти:

155.1.6

142.8.1

48.7.5

111.2.8

54.3.4

Ага, наконец какая-то зацепка!

Посмотрев внимательнее, Конрад решил, что это «книжный код» — каждая цепочка из трех чисел скрывала слово. Первое число обозначало страницу в книге, второе — строку на странице, а третье — слово в этой строке. Значит, пять цепочек цифр скрывали пять слов или фразу — некое послание, в котором содержался ключ к разгадке звездных координат. Сложность «книжного кода» в том, что расколоть его невозможно, если у адресата нет книги-ключа, причем того же издания, что и у адресанта.

Конрад подумал, что с книгой не ошибся, и взялся за «Приключения Тома Сойера» — единственная книжка, полученная от отца. Конрад заинтересовался шифрованием лет в десять, в возрасте Тома Сойера, и отец научил сына книжному коду.

Конрад откинулся на диване и углубился в изучение неофициального, неиллюстрированного «Тома Сойера», опубликованного в Торонто компанией «Белфорд бразерз паблишерс» в июле 1876 года — гораздо раньше авторизованного американского издания. Он вспомнил, как, подобно Тому Сойеру, в детстве мечтал стать пиратом. Теперь в руках у Конрада как раз и была пиратская публикация, которую, по словам разгневанного Марка Твена, украли у наборщиков.

Взглянув на цепочку записанных цифр, Конрад перелистал страницы книги. Первая из пяти цепочек — 155.1.6 — указывала на страницу 155, шестое слово в первой строке.

СОЛНЦЕ

Конрад быстро расшифровал две следующие цепочки. На бумаге перед ним появились слова:

СОЛНЦЕ СИЯЕТ НАД

Солнце было последним тайным указателем, и то, над чем оно сияло, было целью его поисков на земле, — целью, столь важной для отца.

Открыв сто одиннадцатую страницу, Конрад нашел следующее слово: РАВНИНОЙ.

СОЛНЦЕ СИЯЕТ НАД РАВНИНОЙ

Он собрался было открыть книгу на пятьдесят четвертой странице, как вдруг наверху скрипнула дверь ванной. Он замер.

— Конрад, — раздался голос, — это ты?

Значит, Брук все это время была дома! Кто же знал, что она придет так рано? Один взгляд на часы привел его в чувство: шоу давным-давно закончилось. Захлопнув «Тома Сойера» и запихнув книжку под диван, он схватил телевизионный пульт. Брук вела субботнее спортивное шоу на канале «Фокс». Конрад поспешно включил канал — на экране вспыхнуло название ее передачи, зазвучал Вагнер, а потом реклама. Шоу было о спорте и о политике. Спонсировали его именитые, всемирно известные промышленные магнаты, игроки на рынке коммуникаций, энергетики и финансов. Шоу адресовалось зажиточным американцам среднего возраста, которые собирались в своем гольф-клубе и, пуская слюни, глазели на прелести красотки Скарборо.

— Как вы думаете, надо ли объявить войну мусульманским террористам? — щебетала Брук со здоровяком бейсболистом на спортплощадке. Парень из «Нью-Йорк янкиз» смотрел на нее, словно только что проснулся или прибыл из параллельного мира. — Ведь они уже много лет с нами воюют. Все-таки крестоносцы поступали с ними верно: или играйте по нашим правилам, или извольте получить по полной программе.

Конрад и сам сражался с радикальными исламистами и всей душой был за победу в борьбе с терроризмом. Но как можно выпускать такую околесицу в эфир? Тем не менее ток-шоу Брук считалось одним из самых рейтинговых. Да, если звук выключить, то смотреть вполне можно. Однако Конрад добавил громкость — мол, сижу тут и внимательно слушаю.

Чем только ни была напичкана программа! Сплошное мельтешение голых ног Брук и ее длинных платиновых волос на фоне популистской чепухи: снизить налоги, вооружиться до зубов и нечего со всеми подряд миндальничать. Заряженный «магнум» 357-го калибра лежал на антресолях в коробке из-под гламурных туфель: таких коробок там было сотни две, и вряд ли хозяйка помнила, в какой из них хранился пистолет.

Вытянув шею, Конрад посмотрел на лестничный пролет выше: там появились длинные ноги в туфлях от Джимми Чу — паутинка из ремешков — и зеленое вечернее платье. Дорогой наряд подчеркивал достоинства безупречной фигуры.

— Вот ты где! — Она заметила спагетти и пиво на журнальном столике. — Где пропадал?

— На кладбище.

— Ах да, милый. Прости, не смогла. — Брук поцеловала его в губы. — Но мы ведь, кстати, именно поэтому и решили сегодня отдохнуть: забыть о прошлом и выпить за будущее… В китайском посольстве прием по поводу предстоящей Олимпиады — будет вся журналистская братия.

Черт возьми, об этом он совершенно забыл.

— Брук, я только что похоронил отца. — На самом деле Конрад думал только о книге под диваном. — Я не в настроении.

Она нахмурилась, и ясные голубые глаза, порой такие пустые, впились в него острым взглядом, словно объектив с автофокусом.

Конрад приготовился к речи типа «Ты же ненавидел отца», но Брук решила прикинуться нежной кошечкой. Что-что, а это она умела.

— Представляю, каково тебе, милый, — проворковала Брук. — Но твой по крайней мере ушел, хлопнув дверью. Мой дед-ветеран тихо откинул копыта за просмотром телевизионного боевика в доме престарелых во Флориде.

— Так ты думаешь, я кончу перед телевизором, когда буду смотреть боевик без тебя?

— Нет, ты кончишь в меня, когда я тебя оседлаю. — В ее глазах мелькнул сатанинский огонек. — Если тебе повезет.

Брук ему нравилась именно такой. Это сейчас она поражала всех телом богини и образом «телестервы». Конрад и Брук встретились лишь нескладными подростками из школы «Сидвел-Френдз». Отец притащил Конрада в Вашингтон, где они прожили два года. И вот теперь перед ним воплощение уверенности и сексуальности, спелое тело налилось совершенством, а ум не ведает сомнений.

— Разбуди меня, когда вернешься, — попросил Конрад.

Брук вздохнула, подняла его плащ со скамьи и повесила в шкаф. Она повернулась к зеркалу и взялась за губную помаду.

— Будь готов, я кое-кого приведу домой.

— Чем больше народу, тем веселее. — Конрад включил звук телевизора. — Только смотри, чтобы это была брюнетка.

— Ну и гад же ты.

— Забавно, все мне это говорят время от времени.

Она отобрала у него пульт.

— Эй, я боевик ищу.

— Ничего, кроме меня, сегодня не покажут.

— Я уже посмотрел твое шоу.

— А теперь я предлагаю натуру. Останемся дома вдвоем…

Она наклонилась, и лицо Конрада утонуло в ее декольте. Рот Брук пылал страстью. Ради него она была готова забыть о работе, и Конрад перестал сопротивляться ее нежным губам.

— А как же китайский фуршет? — спросил он.

— Закажем китайские блюда из ресторана, — лукаво улыбнулась она.

Брук взяла его за руку и повела наверх. Конрад с сожалением оглянулся на книгу, торчащую из-под дивана.

ГЛАВА 4

Лежа в постели, Конрад смотрел на потолок и думал о Серене. Секс с Брук, конечно, снял накопившееся напряжение, но принес чувство вины.

Их свидания с Брук начались еще в школе, и его первый опыт любви произошел с ней. После выпускного вечера пара не сложилась — Конрада ждали другие женщины и археология; лишь изредка он видел обрывки ярких репортажей Брук на каналах «Эн-би-си» и «Фокс». Все воспоминания о прошлой жизни исчезли бесповоротно, когда они с Сереной встретились в Южной Америке, но Серена оставила его, и Брук вновь появилась на горизонте: после фиаско в Антарктиде Конрад вернулся в Вашингтон, где они и воссоединились. Конрад ежедневно бегал в Монтроуз-парке, всего в нескольких кварталах от дома. Брук выгуливала собаку. Они столкнулись у похожих на сплетенные кольца солнечных часов парка. Это называют судьбой. Кажется, он тут же переехал к ней. Даже пес, наверное, понял, что для него не осталось места в сердце Брук, — бедное животное сбежало из дома за день до переезда. С тех пор они были неразлучны, и теперь, после смерти отца, только Брук связывала его с прошлым.

Но с появлением Серены все изменилось.

Мысли Конрада спустились на первый этаж, к «Тому Сойеру» и нерасшифрованному посланию. Осталось только одно слово.

Конрад посмотрел на Брук, по мерному движению полных грудей убедился, что она крепко спит, и выскользнул из-под одеяла. Он кинул беглый взгляд из окна спальни: черного джипа не было, но это не означало, что никто не подслушивает и не подсматривает.

Бесшумно спустившись вниз, Конрад прошел в гостиную и вытащил книгу из-под дивана. Ему не нравилось что-либо скрывать от Брук — та из-за этого психовала. Но как рассказать о шифре, не упомянув о встрече с Сереной? А вдруг Брук поймает его на лжи? А она может. Она всегда откуда-то обо всем узнавала.

Он зашел в туалет на первом этаже, опустил крышку унитаза, уселся и поднес книгу к ночнику над раковиной.

Последним словом в книге на пятьдесят четвертой странице стояло: «дикаря». Записав это слово, он уставился на послание, оставленное ему отцом:

СОЛНЦЕ СИЯЕТ НАД РАВНИНОЙ ДИКАРЯ

Чертовщина какая-то. Может, старик просто слетел с катушек? Мало ли, бывший астронавт, генерал ВВС, жизнь, полная разочарований и ненависти. Или все-таки в этом клочке бумаги что-то есть? Наверняка есть, ведь послание предназначалось только ему, как и астрологические знаки на памятнике. Но что означает число 763 с обратной стороны памятника? С книжным кодом оно никак не связано.

Взгляд Конрада застыл на переплете книги. «Том Сойер», раскрытый на странице с последним словом шифра, словно пытался ему что-то сказать. В одном месте склейка разошлась и образовалась щель. Конрад растянул ее — перед ним открылся потайной карман, специально сделанный в обложке. Он пролистал всю книгу. Остальные страницы держались крепко, и других щелей нигде не было. Значит, в потайном кармане что-то спрятано.

Он отнес книгу в кабинет Брук, вытащил нож для бумаг из выдвижного ящика стола в колониальном стиле, раскрыл книгу на пятьдесят четвертой странице и ножом извлек из разреза конверт.

На пожелтевшей бумаге выцветшим жирным шрифтом поперек листа стояло слово «Звездочету».

Конрад осторожно раскрыл конверт и вынул из него сложенный документ: текст на одной стороне листа и какая-то карта — на другой. Конрад сразу же узнал окрестности Потомака, да и чертеж ему был знаком — план столицы США. В верхнем левом углу ее давнее прозвище: «Вашингтонополь». В углу напротив — водяной знак: ТБ.

«Надо скорее показать это Серене», — подумал он.

Еще больший интерес вызвал текст на обороте: кодированное письмо. Кто-то — судя по почерку, отец — расшифровал обращение и подпись. Письмо датировалось двадцать пятым сентября 1793 года.

Весь текст представлял собой неизвестный Конраду буквенно-цифровой код — скорее всего армейский код времен Войны за независимость. Но расшифрованное обращение не оставляло сомнений, поэтому рука дрогнула, лишь только Конрад увидел подпись: «генерал Джордж Вашингтон». Письмо начиналось словами:

«Роберту Йейтсу и его избранному потомку в год 2008 от рождества Христова…»

ГЛАВА 5

Утром Конрад спустился к завтраку. За столом Брук перелистывала страницы пяти газет одновременно. Экран телевизора был разделен на шесть частей: девушка отслеживала новости по основным телевизионным и кабельным каналам. За завтраком теледива всегда свято соблюдала глупейшую, по мнению Конрада, диету «Для звезд» от какого-то гламурного доктора: пол грейпфрута, диетический крекер и кофе. Ей приходилось таскать с собой крошечные весы для еды, ведь по плану нельзя было съедать больше трех унций любой пищи за раз, а между приемами надо выдержать не меньше четырех часов.

— Что-то ты рано сегодня, — сказала она, наливая Конраду кофе. — В «Пост» напечатали замечательный некролог о твоем отце.

Развернув газету, она показала фотографию с заголовком под ней: «Захоронены останки генерала запаса ВВС, найденные в Антарктиде».

Со старой фотографии, где-то из 1968 года, на Конрада смотрел отец, лихой астронавт, воплощение американских ценностей.

— Нужно воспользоваться моментом и сделать документальный фильм для «Дискавери», — заметил Конрад. — Как ты сказала, забыть о прошлом и жить будущим. Я съезжу в Мэриленд, посмотрю, не клюнет ли Мерседес на этот материал.

— Смотри, чтобы заодно она не клюнула на тебя, — произнесла Брук, не отрываясь от газеты. — Она, к сожалению, не монахиня.

Конрад замер, испугавшись, что во сне говорил о Серене, но тут увидел ее сразу на четырех каналах по телевизору: она рассуждала о нарушении прав человека в Китае накануне Олимпиады и об экологической катастрофе, в которую китайцы ввергают весь мир бесконтрольным промышленным загрязнением атмосферы. По двум другим каналам речь шла о вспышках птичьего гриппа на территории Северной Америки: от инфекции гибла домашняя птица, но пока не было замечено случаев передачи вируса от человека к человеку. Доктор в маске вещал с экрана, что это лишь дело времени.

— Я смогу постоять за себя, — отшутился он и поцеловал Брук.

На крыльце Конрад огляделся, но не заметил никаких подозрительных машин. Рыщущих вокруг шпиков тоже не наблюдалось. Он энергичным шагом прошел до Тридцать первой улицы, остановил такси и уже в машине сказал водителю:

— Едем на вокзал.


Брук проводила такси взглядом и вернулась в кабинет. В комнате что-то было не так. Осмотрев книжный шкаф, она заметила пару книг не на своем месте. Так, Конрад что-то доставал с полки. Внезапно, до нее дошло: не что-то, а ту самую книгу, которую все ищут.

Значит, он расшифровал книжный коде памятника.

Подойдя к шкафу, Брук вынула «Тома Сойера» и перелистала страницы. Нужные слова были обведены карандашом.

СОЛНЦЕ СИЯЕТ НАД РАВНИНОЙ ДИКАРЯ

Она собралась поставить книгу на место, как вдруг заметила разрезанный переплет. Под разрезом виднелся потайной карман. Брук чертыхнулась, принесла с кухни лезвие и дрожащими руками аккуратно прорезала внутреннюю часть обложки — получилось что-то вроде клапана. Она с величайшей осторожностью оттянула его кверху. Открывшийся карман пустовал, но внутри, как на промокашке, отпечатались разводы надписи. Словно в тумане, объятая ужасом, Брук прошла в холл и поднесла книгу к зеркалу. Некоторое время она не могла заставить себя посмотреть на надпись. В зеркале четко отразилось слово «Звездочету».

— Черт возьми! — выдохнула она.

Все это время карта была у нее перед носом… Надо же прошляпить такую ценность!

На телефоне с кодируемым сигналом она нажала кнопку прямого вызова номера в Джорджтауне и назвалась оперативному дежурному:

— Это Скарлет. У меня срочное сообщение для Осириса.

ГЛАВА 6

Молодецкого вида проводник вошел в купе первого класса экспресса «Асела» и предложил меню с горячими и холодными блюдами. Конрад выбрал диетические хлопья с отрубями. Единственный, помимо него, пассажир купе, парень, похожий на защитника в американском футболе, которого втиснули в цивильный костюм, заказал «яичницу Большого Боба».

Тут Конрад и распознал слежку. Только федеральный агент отправляется первым классом и заказывает при этом «яичницу Большого Боба», эдакий кулинарный моветон.

Выходит, надежды на уединение, за которое Конрад заплатил, пошли прахом. Он поменял билет бизнес-класса, выяснив, что вагон первого класса пуст. Похоже, больше никого из пассажиров не соблазнила возможность попробовать бесплатную яичницу за дополнительные восемьдесят долларов. Никого, кроме соседа — Большого Боба.

Конрад выругался про себя и посмотрел в огромное панорамное окно на голые пастбища Пенсильвании, пролетающие мимо. «Асела», самый скорый поезд на континенте, двигалась из Вашингтона в Нью-Йорк со скоростью 150 миль в час. Конрад надеялся увидеть Серену до обеда и к ужину вернуться к Брук, чтобы никто ничего не заподозрил. Что ж, и эта скорость оказалась недостаточной, потому как вот он, Большой Боб, улыбается проводнику, выливает в кофе пару порций сливок и высыпает три пакетика заменителя сахара, притворяясь при этом, что читает «Уолл-стрит джорнал», пока ждет свою яичницу.

Конрад встал и, не оборачиваясь, двинулся через проход к одному из двух туалетов в конце вагона ближе к голове поезда. Туалет был таким чистым и огромным, что ему захотелось позвать Большого Боба, чтобы тот увидел, присвистнул и сказал:

— Так вот где гадят богатеи!

Конрад закрыл дверь и собрался с мыслями. Название «Асела»[3] было выдумкой нью-йоркских маркетологов, призванной внушить мысли о скорости и превосходстве.

Особая конструкция «качающегося» поезда позволяла не снижать скорости даже на поворотах. Конрад почувствовал легкий крен, как раз когда смотрел на себя в зеркале и обдумывал, как разворачиваются события.

«Ни в коем случае нельзя втягивать Брук во все это, для ее же блага», — решил Конрад для себя. А может быть, он на самом деле не хотел, чтобы она знала о каких-то делах с Сереной. Но Брук не девочка, он никогда и ничего ей не обещал. Наверно, она не переживала потому, что догадывалась: Конраду уже не сойтись с Сереной.

Глядя в зеркало, он расстегнул рубашку, вытащил карту из конверта, приклеенного к телу липкой лентой, и посмотрел на текст:

763.618.1793


634.625.ghquip hiugiphipv 431. Lqfilv Seviu

282.625.siel 43. qwl 351. FUUO.


179 ucpgiliuv erqmqaciu jgl 26. recq

280.249. gewuih 707.5.708. jemcms.

282.682.123.414.144. qwl qyp nip

682.683.416.144.625.178. Jecmwli ncabv

rlqxi 625.549.431. qwl gewui. 630. gep

48. ugelgims 26. piih 431. ligqnniphcpa

625.217.101.5. uigligs 2821.69. uq glcvcgem

5. hepailqwu eu 625. iuvefmcubnipv 431.

qwl lirwfmcg.


280. qyi 707.625. yqlmh 5.708.568.283.282.

Biexip. 625. uexeqi 683. ubqy 707.625. yes.


711

Все, с чем помог ему отец, — это буквенно-цифровое приветствие «и его избранному потомку Роберту Йейтсу в год 2008 от рождества Христова» и подпись: «генерал Джордж Вашингтон». Возможно, отец либо не смог сам решить задачу, либо счел, что этого будет достаточно для полной расшифровки кода.

Об адресате Конраду было известно только, что семья по отцовской линии изменила фамилию на «Йитс», дистанцируясь от Роберта Йейтса, одного из самых одиозных персонажей среди отцов-основателей, который не только помогал писать первую конституцию для штата Нью-Йорк, но и играл ключевую роль в делегации штата на конвенции в Филадельфии по написанию конституции США.

Тут-то все и пошло наперекосяк.

Очень скоро стало ясно, что Конституционный конвент под руководством Джорджа Вашингтона не собирался лепить что-либо из отдельных статей конфедерации, как планировалось первоначально. Конвент создавал новую власть — федеральное правительство. Настоящую власть, со сбором налогов и содержанием армии.

Узнав об этом, Роберт Йейтс оскорбил Вашингтона, со скандалом покинул совещание, а потом из кожи вон лез, стараясь не допустить ратификации конституции. В 1789 году он баллотировался в губернаторы штата Нью-Йорк, проиграл выборы, но в 1790 году его избрали председателем Верховного суда штата Нью-Йорк, и он до конца жизни оставался самым искренним поборником прав штата и яростным критиком федерального устройства государства.

Йейтс и в могиле не успокоился. В 1821 году, через 20 лет после его смерти, были опубликованы записки Йейтса о Конституционном конвенте под названием «Тайные материалы и обсуждения Конвента, созванного с целью составления конституции Соединенных Штатов». К тому времени приобретение Соединенными Штатами французских территорий в Северной Америке (так называемая «Луизианская покупка») удвоило количество штатов, и сама мысль о сомнениях в законности федерального правительства стала, мягко говоря, позором для семьи.

Примерно в это время отцовская ветвь семьи Конрада отказалась от фамилии «Йейтс» и присоединилась к родственникам в написании «Йитс». По крайней мере так Конраду запомнилось: будучи приемным ребенком, он не слишком тщательно изучал родословную Йитсов.

Поезд вновь разгонялся после крена — «Асела» прошла поворот. Конрад прилепил карту с текстом под полочку и застегнулся. Он решил сбежать от Большого Боба и встретиться с Сереной. Но как?

Искушение набрать личный номер Серены было велико: можно устроить встречу на вокзале «Пеннстейшн». Он достал телефон, подумал и убрал в карман. Наверняка друзья Большого Боба подслушивают. Значит, и эсэмэску не пошлешь.

Что ж, придется воспользоваться одним из телефонов вагона-ресторана.

Конрад вернулся в салон, где на огромных подносах уже красовался завтрак. Миновав свое место, над которым на отсеке для ручной клади все еще горел указатель «занято», Конрад взял кофе и направился прямиком к Большому Бобу, который успел разделаться с доброй половиной «большой яичницы».

— Похоже, ты перестарался с соусом табаско, мой друг.

Боб посмотрел на заляпанный оранжевым галстук, выругался и промокнул пятно салфеткой. Тут поезд и накренился — удачнее не придумаешь, Конрад качнулся и пролил кофе на Боба. Бедняга задергался в кресле, перевернул поднос и зацепил головой отсек для ручной клади.

— Извини, — сказал Конрад, поддерживая Боба и незаметно просовывая руку в карман его пиджака за бумажником.

— Какого черта!.. — рыкнул Боб.

— Прошу прощения. Надеюсь, смогу загладить вину чем-нибудь из буфета.

Конрад переложил бумажник в свой карман, подошел к пневматическим стеклянным дверям, которые с шипением разошлись в стороны, словно на борту звездолета «Энтерпрайз» из «Стар Трека», и двинулся через просторный тихий тамбур в зону бизнес-класса.

В полупустых вагонах сидели человек по сорок; кто Уткнулся в газету, цифровой проигрыватель или ноутбук, а кто на чем свет костерил свой смартфон или коммуникатор, если связь прерывалась в середине разговора.

На пути в буфет Конрад миновал еще две пары раздвижных дверей. С десяток посетителей притулились в баре, согнувшись на неудобных стульях у стойки. На плазменном экране мелькали отрывки спортивных новостей за неделю. В противоположном конце бара располагался офис для пассажиров, оборудованный факсом, копировальным аппаратом и двумя радиотелефонами, один из которых находился в закрытой кабинке. Ее-то Конрад и выбрал. Телефон принимал не монеты и банкноты, а кредитки основных компаний. К счастью, у Конрада была «Виза» на имя Деррика Копински, сержант-майора морской пехоты, также известного под именем Большого Боба.

Конрад набрал номер Серены и, пока шел вызов, просматривал документы Копински. Судя по домашнему адресу, указанному в водительском удостоверении — Оушн-сайд, Калифорния, — Большой Боб до недавних пор служил на базе морской пехоты Кемп-Пендлтон. Значит, Копински — морпех. В Пентагоне он скорее всего новичок, дослужившийся до предела сержантских мечтаний. Наверняка из Министерства обороны, человек Паккарда.

Помимо сорока долларов наличными, в бумажнике Копински была фотография жены и ребятишек. Женщина здорово смахивала на жену Гуся из «Топ Гана», вылитая Мег Райан в молодости, очень хорошенькая. Детки, к счастью, пошли в мать. Фотография из неплохого ателье, но не лучшего. Что еще? Фото с крестин в православной церкви, купоны со скидками на кофе в «Старбакс», гамбургеры в «Макдоналдс», плюшки в «Данкин Донатс»… Море купонов в «Данкин Донатс». Да уж, парню явно недоплачивают.

В конце концов вызов прошел, включился автоответчик, зазвучала запись на французском: Серена просила оставить сообщение. Прежде чем Конрад решил, что делать, сигнал оборвался.

В вагоне первого класса его уже поджидал сержант-майор Копински. Едва дверь открылась, Конрад увидел пистолет в кобуре на портупее под откинутой полой пиджака. Пятно на галстуке казалось еще больше.

— Верните бумажник, доктор Йитс!

— Слушаюсь, сэр. — Конрад вернул бумажник и огляделся, проверяя, не видят ли их из соседнего вагона и нет ли кого в первом классе. Все было чисто.

Копински открыл бумажник пересчитать деньги, и тут Конрад врезал ему коленом в пах. Копински согнулся от боли. В такие моменты Конрад был благодарен отцу, который заставил его тринадцать лет заниматься тэквондо в армейском спортзале. Конрад поддал Бобу коленом в лицо, и бедняга запрокинул голову. Миндальничать было нельзя, ведь Боб вдвое тяжелее и лет на пятнадцать моложе.

— Не так ты собирался на жизнь зарабатывать, когда пошел в морпехи, сержант, — предположил Конрад, держа Боба одной рукой за яйца, а другой обхватив шею. — Попроси Паккарда о серьезном задании.

Копински кивнул, пытаясь сглотнуть, и вдруг, к ужасу Конрада, задергался в конвульсиях. Конрад подумал, что перестарался с тэквондо, и убрал руку. Сержант закатил глаза, и что-то зеленое потекло у него из ноздрей. В шее морпеха покачивался крошечный дротик. Голова Боба свесилась под неестественным углом, и обмякшее тело рухнуло на пол. Сержант был мертв. В стеклянных Дверях первого класса проводник наставил на Конрада какое-то оружие.

— Ты только что застрелил федерального агента, — сказал Конрад.

— Давай сюда. — Убийца протянул руку. — Без лишних движений.

Конрад вытащил бумажник Копински из кармана.

— У меня ничего нет, кроме двадцатки. Купон в «Старбакс» хотел оставить себе.

— К черту бумажник. — Убийца шагнул вперед, наставив пистолет.

— Ты кто? — спросил Конрад.

— Черт из преисподней. — Убийца качнул пистолетом. — Повернись.

Конрад уткнулся носом в окно, за которым по-прежнему пролетали умиротворяющие пастбища. «Черт» быстро обыскал его.

— Разувайся.

Конрад снял ботинки. Взгляд убийцы скользнул по ним и вернулся к жертве.

— Расстегни рубашку.

— А может, обойдемся без нежностей?

«Проводник» ткнул Конрада стволом в грудь:

— Расстегивай, идиот!

Парень был в ярости и, похоже, шутить не собирался. Конрад расстегнул рубашку, обнажая грудь.

— Как видишь, держу себя в форме.

— Где они?

— Кто «они»?

— Документы, которые ты достал из книжки.

— Если с Брук что-нибудь случится, тебе конец.

— Лучше о себе побеспокойся.

Убийца взмахнул стволом у виска Конрада: боль молнией полоснула по глазам. Конрад с трудом устоял на ногах.

— Отдавай сейчас же, а не то я их у тебя из задницы достану.

— Как ты угадал? Именно там я их и храню! — Голова раскалывалась. Конрад расстегнул ремень. — Я сразу подумал, что такому парню, как ты, именно там и захочется поискать.

Конрад наклонился, задрав ягодицы в лицо убийце. Он оказался как раз над беднягой Копински, над рубашкой, заляпанной «большой яичницей» и табаско. Ему вспомнились фотографии в бумажнике. Морпех, блин. А этот подонок его убил.

— Смотри внимательно, — увещевал Конрад, — ничего не пропусти.

Одной рукой он спустил штаны, а другую сунул в пиджак Копински и, развернувшись, быстро выпрямился. Штаны опустились до щиколоток, поэтому нападавший уставился куда не следует, упустив движение руки с пистолетом.

— Не ждал? — спросил Конрад и выстрелил «проводнику» в живот.

Пуля отшвырнула убийцу к стене, и он согнулся на полу в три погибели. Конрад бросил взгляд в соседний вагон, убедился, что никто не услышал выстрела, и приставил ствол к шее «проводника».

— Кто тебя послал?

Широченная злобная ухмылка расползлась по лицу убийцы; во рту мелькнула капсула с цианидом. Но он не успел принять яд — Конрад врезал по передним зубам стволом пистолета. Давясь, «проводник» проглотил капсулу.

— Придется еще немного пожить, — сказал Конрад. — А может, и много. Хочешь, вызову врача? Скажи только, кто тебя послал.

Ответом был взгляд, полный ненависти.

— Я смотрю, у тебя кое-где еще остались зубы. — Конрад поднял пистолет для следующего удара. — Ничего, сейчас мы это поправим.

Убийца не дрогнул, хотя кровь шла горлом.

— На закате ты сдохнешь.

Конрад наклонился ниже.

— И кто мне в этом поможет?

— «Альянс»… — прохрипел убийца окровавленным ртом и обмяк.

Конрад рванул на нем форму и нашел смартфон. В остальном, за исключением пистолета с отравленными дротиками на полу, «проводник» был чист. Конрад взял смартфон и сунул под ремень пистолет Копински.

Оттащив оба тела в служебное помещение, Конрад обнаружил труп настоящего проводника. Конрад взглянул на часы: пол-одиннадцатого. Поезд прибудет в Нью-Йорк через полчаса. Он покачал головой, глядя на три жертвы: на вокзале «Пеннстейшн» их тут же обнаружат, так что времени осталось совсем немного.

В вагоне-ресторане пришлось подождать пару минут, пока освободится радиотелефон. Конрад скользнул в кабинку, на ощупь вытянул из-под металлической полочки конверт с картой и позвонил Серене.

ГЛАВА 7

Штаб-квартира ООН, Нью-Йорк

Китайцы назвали двадцать пять километров новостроек, возведенных к Олимпиаде-2008, скромненько — «Ось цивилизации». В пантеоне современной архитектуры ей было суждено занять место рядом с такими чудесами света, как сеть скоростных дорог в США, Панамский канал и тоннель под Ла-Маншем.

Однако для Серены Сергетти, выступающей перед Генеральной ассамблеей, новостройка была очередной глобальной катастрофой, которую устроило государство, подвергнув опасности древние храмы, флору, фауну и миллион беззащитных жителей, потерявших жилье, — и все лишь потому, что Китай решил продемонстрировать миру растущие амбиции.

— Со всех сторон поступают сведения об эпидемии птичьего гриппа, свирепствующей в провинциях, среди нищеты и грязи, куда изгнаны бездомные. Правительство отказывается признать возможность угрозы глобальной эпидемии, не говоря уже о помощи беднейшим слоям населения страны.

Разумеется, у китайского посла в ООН было другое мнение, которого он не скрывал. Все утро ему пришлось опровергать слухи о том, что в Китае не существует свободы слова, что людей казнят в тюрьмах без суда и следствия, а органы казненных изымают для трансплантации. А теперь еще и с птичьим гриппом разбираться — и это всего лишь за несколько недель до начала олимпийских игр в Пекине!

— Хотелось бы возразить, рост промышленности и развитие Пекина подняли планку уровня жизни народа и улучшили здравоохранение, — промямлил его переводчик.

— Хотя бы не мешайте нам помогать обездоленным, господин посол.

Серена прочла выдержки из доклада о помощи Индонезии после цунами 2004 года, о последствиях урагана 2005 года, который стер с лица земли Новый Орлеан: в результате этих катастроф более миллиона человек лишились жилья.

— По словам главы Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, решение некоторых глобальных проблем не по силам одному правительству, — продолжила она. — У церкви — католической, протестантской и православной — по всему миру не меньше миллиона пунктов помощи. Куда бы ни пришла беда, всюду найдется местная церковь, где помогут пищей, кровом, медицинскими препаратами, оборудованием и человеческим участием. Мы готовы помочь и вам.

— Спасибо, сестра Сергетти, мы сами позаботимся о нашем народе, — ответил китайский посланник, и дальнейшее обсуждение было отложено.

Серена вернулась на место, вспомнив еще одного человека, которому «хотелось бы возразить», — Конрада Йитса. Она покинула его ради церкви, ради той самой надежды человечества, о которой только что говорила. Но Конрад считал, что именно церковь воспрепятствовала их любви.

Подняв громоздкий, нелегкий белый наушник, Серена села. Для большинства делегатов работали переводчики в кабинках наверху. Серена бегло говорила на многих языках, и перевод ей был не нужен: наушниками она пользовалась, чтобы, не привлекая внимания, принимать сообщения от секретаря. Только что Серена получила сообщение на итальянском, что в зале для прессы ждет некий Карлтон Ярдли из журнала «Новая Атлантида» для запланированного интервью.

Сердце екнуло.

«Наверно, он что-то выяснил», — подумала Серена и тут же смутилась, осознав, что на самом деле она просто рада видеть лицо Конрада, небритое, но такое родное.

Серена вышла из зала в переполненное фойе, достала смартфон и вызвала Бенито с машиной. В полумраке застекленного зала пресса собиралась у входа, за синей бархатной лентой. Туда Серена и направилась, как вдруг откуда-то вынырнул Макс Сиверс и преградил путь к Конраду.

— Серена! — Макс приветливо улыбнулся.

Серене пришлось остановиться. Прежде чем президент США назначил Макса помощником при Министерстве обороны. Сиверс часто снабжал Серену бесплатной вакциной для гуманитарных миссий в Африке и Азии, поэтому его нельзя было проигнорировать.

— Дежа-вю, Макс. Кажется, всего несколько дней назад именно здесь ты показывал мне весьма загадочные фотографии. Какими судьбами вновь пожаловал?

— Бью в барабаны и здесь, и на Капитолийском холме — идет пандемия гриппа. А ты? Говорят, ты объясняла китайцам, где строить новую плотину?

Серена украдкой посмотрела в сторону толпы журналистов, откуда многочисленные объективы выхватывали появляющихся время от времени высокопоставленных лиц. Конрад заметил ее и махнул рукой.

— Как тебе обновленный Пекин? — спросила она, уводя Макса от входа в зал для делегатов.

— Технологическое чудо, — ответил Макс, стараясь успевать за ней. — Впрочем, китайцам надо отдать должное — они предусмотрели все случайности. Даже церемония открытия назначена на восьмое августа, потому что цифра «8» для них счастливая.

— Да, ведь это же восьмой день восьмого месяца восьмого года нового тысячелетия! — с деланным удивлением произнесла Серена. — А я-то считала, что знак дьявола — три шестерки. А ты что думаешь по поводу миллиона обездоленных этой Олимпиадой?

— Ты говоришь о тех, у кого дома и так не было ни водопровода, ни электричества? — съехидничал Макс. — По-моему, это называется прогресс.

— А разрушение древних храмов, их собственной истории? — Серена искоса посмотрела на него.

— Очевидно, китайцы не разделяют твою любовь к древним храмам. Они смотрят в будущее — знают, что появится другая цивилизация и снесет их Олимпийский парк так же, как они сносят древние храмы.

Серена остановилась.

— Интересно, ты бы так же отнесся к разрушению этих храмов? — Она указала на очертания Манхэттена, в сторону от зоны для прессы, подальше от Конрада.

Макс проследил за ее жестом и улыбнулся.

— Будь это деяние Божье, вроде цунами, мое горе не знало бы предела. Но если правительству понадобится затопить район для блага общества, как поступили китайцы, — это другое дело. Ты видела?

Макс подвел Серену к макету города в фойе — официальному плану развития олимпийской зоны Пекина. Табличка гласила: «Ось цивилизации». Бесконечный пиар.

— Впечатляет, правда?

Серена взглянула на макет нового центра. Китайцам удался двадцатипятикилометровый бульвар, соединяющий Олимпийский парк на севере и императорский Запретный городе площадью Тяньаньмэнь. Над частью бульвара висела табличка: «Тропа тысячелетий».

— Ну не опрометчиво ли, Макс? Эта пекинская ось выглядит в точности как Новый Берлин, который так и не удалось построить Гитлеру.

— Забавно, что ты об этом упомянула, — рассмеялся Макс. — Архитектором был Альберт Шпеер-младший, сын того самого Шпеера, который проектировал Новый Берлин для величественной империи Гитлера, «германскую столицу мира», столицу так называемого Тысячелетнего рейха.

— Не может быть! — ахнула Серена.

— Еще как может. Милый старикан, невероятно талантливый. Я хотел, чтобы он проектировал штаб-квартиру для корпорации «Си-Джен» в Калифорнии, но где мне равняться с китайцами!..

— Интересно, Шпеер копирует работу отца или хочет его превзойти? — Серена не отрывала взгляда от макета.

— Именно этим вопросом задался немецкий журнал «Ди Вельт», когда проект был обнародован, — ответил Макс. — Пустые домыслы! Китайцы настаивают, что проект Шпеера — всего лишь воплощение их собственной идеи некой центральной оси, а сам замысел веками витает в планах императорской столицы. Важно другое: где Шпеер-старший черпал вдохновение для Нового Берлина?

— Я вся внимание.

— Он копировал проект Эспланады Пьера Ланфана в Вашингтоне. Более того, Шпеер утверждал, что план Ланфана основан на картах из Древнего Египта и Атлантиды. Вот она, задачка для доктора Йитса!

Наживка слишком плохо скрывала крючок. Ни к чему хорошему такой разговор не приведет.

— Атлантида? — Во взгляде Серены читалось сомнение. — Не напускай тумана, Макс. Помни, что без твоей вакцины нам будет трудно.

Не медля ни секунды, она направилась к выходу, от волнения задерживая дыхание. Конрад затерялся где-то в толпе журналистов у синей ленточки, но Серена даже не глянула в его сторону, а пошла к поджидавшему лимузину. Бенито закрыл дверь, скользнул за руль, и машина тронулась.

ГЛАВА 8

Конрад пришел в бешенство оттого, что Серена любезничала с Максом Сиверсом — миллиардером, прикидывающимся филантропом. Впрочем, раскрываться было нельзя. Кипя от бессильной ярости, беглец миновал лабиринт заграждений перед зданием ООН и остановил такси.

— «Кристи», — бросил он, когда машина тронулась и влилась в полудневный поток. Водитель взглянул на пассажира и спросил, где живет Кристи.

— В Рокфеллеровском центре. Она — аукцион.

Конрад не знал, куда еще отправиться до встречи с Сереной, поэтому назвал место назначения наобум, чтобы не говорить просто «Поехали!». Хуже всего, что в «Кристи» работала симпатичная помощник куратора, с которой он встречался от случая к случаю, бывая в Нью-Йорке. По иронии судьбы, ее звали Кристи. Что ж, она либо поможет разобраться с картой, либо подскажет ее аукционную стоимость и направит к какому-нибудь специалисту, чтобы расшифровать — главное, подальше от правительства.

Конрад вытащил сотовый телефон, который он забрал у наемника на «Аселе». Свой телефон он бросил под поезд сразу же по прибытии на вокзал «Пеннстейшн». Многое зависело оттого, нашли тела или нет и хватило ли у преследователей мозгов отследить номер. Может, нет? Хочется верить, что нет.

Не глядя на экран, он набрал номер Серены. Вызов прошел.

Тут же зазвонил телефон водителя.

— Да? — ответил тот.

Конрада прошиб холодный пот: на экране телефона высветился последний вызов убийцы в поезде. Глаза таксиста в зеркале заднего вида удивленно расширились.

— И ты из них? — Конрад направил пистолет убитого морпеха в голову водителя.

Слишком поздно он заметил, что таксист держал руль одной рукой, и еле успел пригнуться: пуля разорвала спинку переднего сиденья, а заднее стекло обрушилось градом осколков. Конрад выстрелил в водительское сиденье. Пуля раздробила позвоночник и швырнула водителя на рулевое колесо — руки плетьми упали по бокам.

Вот черт! Конрад ткнул водителя стволом в затылок. Голова таксиста безвольно свесилась на плечо, струйка крови потекла по шее.

Внезапно машина рванула вперед.

Конрад приподнялся, перегнувшись над трупом, и схватил руль, но машину безудержно сносило.

Что-то мелькнуло в зеркале заднего вида — «форд-эксплорер» со служебными номерами и красные мигалки позади него. Охватившее Конрада отчаяние сменилось гневом. Он выкрутил руль в сторону дороги, и такси помчалось вперед. Машина спецслужб пустилась в погоню, но Конрад вновь рванул руль в сторону, одновременно дернув стояночный тормоз. Машина ушла в глубокий занос и, выскочив на встречную, ринулась на «эксплорер».

Водителю «эксплорера» не удалось ни вытянуть пистолет, ни свернуть — такси приняло черный джип в лоб. Конрад зарылся лицом в труп водителя и отлетел назад от удара. Подушки безопасности мгновенно заполнили внедорожник.

Почти сразу же раздался звук сирен. Пошатываясь, Конрад выбрался наружу. В ушах звенело. Или это приближались полицейские сирены? Где-то взвизгнули тормоза.

— Эй! — раздался чей-то голос.

Из опущенного окна «мерседеса» его окликнула Серена. Она рывком открыла заднюю дверь с гербом Ватикана, приглашая его в машину. На мгновение Конрад остолбенел и решил, что ему привиделось. Губы Серены двигались, но он не разбирал слов. Наконец он нырнул в салон, дверь хлопнула, и машина сорвалась с места.

— Еще что-нибудь разнесешь в щепки, Конрад, или на сегодня хватит? — Пока Серена отчитывала его, Бенито влился в общий поток на Первой авеню.

Конрад потрясенно уставился на нее. В черном костюме от Армани и шелковой белой блузке Серена была само спокойствие.

— Спасибо, что спросила, день прошел чудесно, — съязвил Конрад.

— Жаль, что так не скажешь о тех двух бедолагах — проводнике и морском пехотинце. На полицейской волне обвиняют тебя. Успокой меня, ведь это дело рук «Альянса»?

— Ты знаешь об «Альянсе»? — Еще одно потрясение для Конрада.

— Если ты имеешь в виду тайное сообщество воинствующих империалистов, то да. Ты словно вчера родился. Тоже мне, Америку открыл! Церковь с незапамятных времен воюете Новым мировым порядком. Лучше покажи карту — мало ли что ты там нашел.

Он передал документ Серене.

Та внимательно изучила карту и углубилась в текст. Едва она вчиталась в первые строки, рука ее взволнованно дрогнула, на лбу показалась жемчужинка пота. Конрад не верил своим глазам — он и представить не мог, что сестра Серена Сергетти, чудо лингвистики из Ватикана, может вспотеть.

Она ответила изумленным взглядом.

— Ты — Звездочет?

— Что?

Она нажала кнопку, и перегородка, отделяющая салон от водителя, опустилась.

— Бенито, в аэропорт.

— Да, синьорина.

Конрад вспомнил, что Бенито — в прошлом швейцарский спецназовец, первоклассный снайпер и единственный телохранитель в Ватикане, способный угнаться за Сереной на лыжных склонах Давоса во время Всемирного экономического форума. Оставалось надеяться, что и на улицах Нью-Йорка он не подкачает.

— Что происходит. Серена? — спросил Конрад. — И суток не прошло, как ты объявилась нежданно-негаданно, а все вокруг меня уже мрут как мухи, да и моя жизнь гроша ломаного не стоит.

— Вот поэтому нам и надо тебя спрятать. Тебе, Америке да и всему человечеству грозит серьезная опасность.

У Бенито зазвонил телефон, и Конрад подпрыгнул от неожиданности. Мелодия показалась знакомой — старая песенка Элтона Джона «Бенни и реактивные самолеты». Бенито за рулем не стал отвечать на звонок.

— Самолет уже на полосе и заправляется, синьорина, — сказал Бенито. — Осталось до него добраться.

Они свернули, но несколько патрульных машин с мигалками перегородили им дорогу. К «мерседесу» подошел молодой полицейский, держа руку на пистолете.

— Это «Альянс»?

— А я откуда знаю? Давай надеяться на лучшее.

Конрад вопросительно посмотрел на Серену, а она потянула за клапан, открывший пространство под задним диваном лимузина.

— Ты шутишь, да?

— Полезай и помалкивай, — ответила она.

— Я против, когда женщина сверху.

— Господи, вот ведь кретин! — Она толкнула его под подушки и защелкнула клапан. До Конрада донесся ее приглушенный голос: — Главное — спокойствие, Бенито.

Пискнул стеклоподъемник, и Серена спросила:

— Что-нибудь случилось, сержант?

Пауза затянулась. Конрад замер, скрючившись в темноте. Онемевший от неожиданности молодой полицейский наконец нашелся:

— Сестра Сергетти, для нас большая честь…

— Что-то случилось, сержант О’Доннелл?

Конрад перевел дух: слава Богу, полицейский из ирландских католиков.

— Вам ничто не угрожает. Неудачные попытки терактов на вокзале «Пеннстейшн» и у здания ООН.

— Да что вы!

— Обошлось без взрыва, но погибли два федеральных агента, проводник поезда и таксист.

— Ужасно! Моя помощь требуется? Вам нужно обыскать машину?

Конрад ткнул ее кулаком снизу из-под кресла.

— Нет, мэм, не нужно. К тому же у вашей машины дипломатические номера — мы не имеем права вас обыскивать.

Раздался окрик, взвизгнули покрышки: одна из полицейских машин сдала назад, и «мерседес» покатил дальше.

— Вас хранят ангелы Господни, синьорина, — сказал Бенито.

«Нет, Бенито, — подумал Конрад. — Она сама — ангел».

ГЛАВА 9

Рим, 24 июня

Ранним утром лимузин въезжал в ворота Ватикана. Сквозь тонированные стекла виднелся высоченный древний обелиск на площади Святого Петра. Серена задумалась, следовало ли оставлять Конрада на конспиративной квартире под Нью-Йорком, пока сама она вылетела в Рим для расследования.

На площади в столь ранний час не было ни туристов, ни папарацци — только полицейские и голуби.

— Не то что в старые добрые времена, синьорина. — Бенито вспомнились демонстранты и телевизионщики, которые всегда слетались на прибытие Серены в Ватикан.

Тогда она была помоложе, чуть за двадцать, но уже с прозвищем «Мать Земля». Ей хватало врагов, нажитых в нефтяной, лесной и биомедицинской промышленности — тех, для кого прибыль была важнее жизни людей, животных и экологии вообще. Сейчас, в тридцать один год, у Серены появились опыт и мудрость, но былого не вернешь: лобби в Ватикане, связанное с крупным бизнесом, директорами корпораций и прочими «денежными мешками», ей больше не доверяло.

Поэтому-то Серена и решила спрятать Конрада на конспиративной квартире.

— Да, времена уж не те, Бенито.

— Папа не тот, синьорина.

Они свернули на извилистую подъездную дорожку и подъехали к губернаторской резиденции. Швейцарские гвардейцы в алой форме отсалютовали Серене.

Дружба с прежним папой охраняла ее в этих стенах. Этой своеобразной защитой Серена пользовалась и сейчас. Перед смертью папа поделился с ней видением, в котором Бог рассказал ему о конце света; понтифик также дал понять остальным, что Серена пользуется его доверием. Этот отблеск величия обеспечил ей несколько открытых дверей.

Она едва знала нового папу, но слышала, что он недоволен особым отношением своего предшественника к ней. Что ж, его трудно винить, если учесть, что Серену он знал по прозвищу, бытовавшему среди его однокашников по палате кардиналов, — «Сестра геморрой».

Так ее звал и кардинал Туччи — хранитель собрания тайных карт. Пролетая над океаном, она позвонила Туччи и потребовала доступа к архивам Ватикана — привилегии исключительной, но доступной Серене в годы прежнего папы. Туччи и новый папа лишили ее такой возможности.

— Сестра Сергетти, — сухо поздоровался кардинал. — С возвращением.

Кабинет Туччи прятался в глубине заброшенного коридора, к которому вел служебный лифт.

Туччи поднялся навстречу Серене из кожаного кресла с высокой спинкой, по обе стороны которого находились глобусы семнадцатого века. «Тайному кардиналу» не было и пятидесяти. «Тайным» он был потому, что, кроме Серены и еще нескольких человек, никто не знал о его назначении.

«Тайны церкви сторожит тайный кардинал», — подумалось Серене.

Она знала по собственному опыту, что истинные христиане в повседневной жизни стараются не поддаваться мирским соблазнам. Однако, похоже, кардинал Туччи давным-давно проиграл в этом противостоянии.

— Ваше преосвященство. — Она склонилась и поцеловала кольцо с надписью «Доминус Деи», что значило «Царство Господне» и служило названием церковного ордена, который основали ранние христиане в первом веке, еще при Цезаре. «Доминус Деи» был древнее ордена иезуитов, и тайну они ценили превыше всего, ибо на заре христианства «молчать» значило «выжить». Серене такая секретность претила: столетиями тайной покрывали преступления. В сравнении с преступлениями «Доминус Деи» надуманные грехи «Опус Деи» выглядели актами милосердия.

— Чему обязан удовольствием вас видеть? — подозрительно спросил Туччи.

— Мне необходимо взглянуть на исповедь Ланфана, — без предисловий выпалила она.

Во взгляде Туччи сквозила откровенная неприязнь. Какая же утомительная и докучливая эта Сергетти! Разбудила его телефонным звонком ни свет ни заря, заставила помощников соединить с ней… Докучливая во всем.

Туччи удивлялся, как ей удалось пробиться так высоко наверх в церковной иерархии. Если бы он знал, насколько взаимны были подозрения и недоверие! По меркам Ватикана он совсем еще юнец, однако с губ его не сходила скептическая улыбка закоренелого мизантропа. Судя по фамилии, он был из рода итальянских чиновников, но в происхождении его пряталась ирония: по материнской линии Туччи восходил к первым американским поселенцам, а значит, относился к стопроцентным янки. В Ватикан Туччи попал благодаря бостонскому образованию: в Гарварде он слыл распущенным, но блестящим студентом, а впоследствии стал ярчайшим проповедником и профессором американской истории в Бостонском колледже. В Риме его взлет был стремителен и крут.

В ожидании ответа Серена с завистью посматривала на медальон на шее Туччи. В центре подвески поблескивала древнеримская монета, серебряный денарий с портретом императора Тиберия. По легенде, эту монетку держал в руках Иисус, когда учил своих последователей, что «должно кесарю отдавать кесарево, а Богу — Богово». Веками монета переходила от одного главы «Доминус Деи» к другому, и многие считали, что в ней заключена власть и повыше папской.

— Исповедь Ланфана? — повторил Туччи, словно никогда не слышал ни о чем подобном.

— Предсмертное признание Пьера Ланфана, главного архитектора Вашингтона, столицы США, Джону Кэрроллу, первому католическому епископу Северной Америки.

— Что же скрывал Пьер Ланфан? — Похоже, Туччи заинтересовался.

— Расположение крупнейших архитектурных памятников Вашингтона соотносится с картой звездного неба, равно как и расположение египетских пирамид и Дороги мертвых в Южной Америке. Об этом должно быть в исповеди.

— Что значит: «расположение соотносится с картой»?

Серена достала фотографию астрологических знаков, изображенных на могиле генерала Йитса.

— Это зодиакальные знаки Волопаса, Девы и Льва. Небесные координаты расположены над определенными зданиями в Вашингтоне.

— Выходит, Ланфан по указке Джорджа Вашингтона пользовался астрологией для создания генерального плана столицы США? — По голосу Туччи было понятно, насколько смехотворной ему представлялась эта мысль. Он бросил многозначительный взгляд на старинные настенные часы, подчеркнув, что ему досадно тратить время на обсуждение такой ерунды.

— Да, — настойчиво сказала Серена. — Этот план — что-то вроде карты сокровищ, на которой звезды указывают путь.

— И куда заведет этот поиск сокровищ?

— Есть некое место под Эспланадой, в котором скрыт ключ к пониманию важного события в будущем Америки. Я думала, вы мне поможете с разгадкой.

— Я историк и картограф, сестра Сергетти, а не специалист по мифам о конце света, — с усмешкой сказал Туччи. — Но как историк я кое-что знаю о Ланфане: он был масоном. Можно не наводить справок в книге «Занимательное масонство» — известно, что отношения между масонами и христианством запутанны и непросты, как и у всех, кто ищет света за стенами святой церкви. Так что позволю себе усомниться, что Ланфан рассказал бы католическому священнику, а тем более архиепископу Джону Кэрроллу о какой-то тайне в картографии столицы США. Да ни за что на свете!

— Или ни за что в подземной тьме? — Туччи знал, куда она клонит. Серене только того и надо было. — Дэниел Кэрролл, брат архиепископа, продал Вашингтону Капитолийский холм. Кстати, вся окрестная земля некогда принадлежала Френсису Поупу, который называл ее Римом. Поуп, между прочим, был католиком.

Туччи приложил пальцы к губам и задумчиво посмотрел на Серену, стараясь сохранять спокойствие, хотя напряжения было не скрыть.

— Сестра Сергетти, никакой исповеди Ланфана никогда не существовало.

— Как и «Альянса»? — сделала выпад Серена.

Туччи нахмурился, осознав, что он попался на крючок. Весь смысл существования «Доминус Деи» — борьба с «Альянсом» и угрозой, которую эта организация представляет для церкви. Выдумка «Альянс» или нет — вопрос несущественный. Но не будь этой выдумки, не стало бы ни финансирования, ни той армии, которую Туччи собрал с благословения папы.

— Нет никакого «Альянса». Есть тайные общества, которые обретаются под прикрытием правительств по всему миру и мешают работе церкви. Полувоенная организация, якобы хранящая знания цивилизации Атлантиды, — вымысел. Говорите, они используют астрологию для управления мировой историей? Какая наивность!

— И я так полагала, — ответила Серена. — Но Джордж Вашингтон был масоном, как и его главный архитектор, Пьер Ланфан, и еще пятьдесят из пятидесяти шести авторов Декларации независимости. Может, просветите меня, что общего у масонов и «Альянса»? Предположим, что он все-таки существует?

— Общего? Ну конечно, тамплиеры! — Туччи заговорщицки улыбнулся.

Туччи имел в виду небольшую группу французских крестоносцев, которые в начале второго тысячелетия девять лет охраняли паломников, идущих в Иерусалим. Согласно легенде, тамплиеры искали христианские святыни — чашу святого Грааля, обломки креста, на котором распяли Спасителя — и наверняка нашли, потому что за последующие два столетия к ордену примкнуло множество европейских дворян. Церковь поняла, что оказалась под влиянием этих «заступников», и мгновенно отреагировала. Тамплиеров обвинили в заговоре с целью свержения церковной власти, и в 1307 году вспыхнула настоящая война, которая закончилась через семь лет победой церкви и сожжением великого магистра тамплиеров.

Не так давно, с опозданием на семьсот лет, Ватикан официально признал гонения тамплиеров — Туччи был инициатором этого извинения.

— Я полагала, что церковь расправилась с тамплиерами сотни лет назад, причем руками «Доминус Деи», — сказала Серена.

— Не совсем так. Кое-кто из рыцарей спасся и бежал в Британию, где они основали организацию Свободных каменщиков, насаждая власть в новом государстве. На этот раз они объявили себя «каменщиками», строителями соборов и дворцов Европы. Вскоре масонство проникло в Америку, где эти идеи быстро овладели умами правящей элиты — даже Джордж Вашингтон обратился в масонство. В Америке Свободные каменщики использовали все свое влияние, чтобы основать новое государство и создать новый мировой порядок.

— Так вы полагаете, масонство все еще угрожает церкви?

— Едва ли, — ответил Туччи. — «Альянс» давно покинул ряды масонов и управляет политикой США через Совет по международным отношениям, Трехстороннюю комиссию и ваших друзей в ООН.

В глазах Туччи блеснул победный огонек: он унизил Серену, обвинив ее в доверчивости, и подвел беседу к выгодному финалу.

— Сестра Сергетти, все это риторика. Как я уже сказал, никакого завещания Ланфана нет. Исповедь — миф.

— Тогда и это тоже миф. — Серена достала карту Конрада.

Туччи так и подпрыгнул в кресле перед документом на столе.

— Откуда это у вас?

— От Звездочета. — Серена пристально поглядела на Туччи.

Кардиналу псевдоним был знаком — в расширившихся зрачках отразился ужас.

— Конрад Йитс… — пробормотал он. Все сходилось: Туччи сопоставил ее длительные и противоречивые отношения с Конрадом, историческую роль семейства Йитсов в американской политике и масонство. — Йитс — Звездочет. Ну конечно же, как я сразу не догадался!

— Самое главное, что подлинник у нас в руках. — Серена продолжала провоцировать, чувствуя, что из разговора можно извлечь гораздо больше.

Туччи схватил лупу и склонился над картой. В верхнем левом углу стояло слово «Вашингтонополь», как первоначально планировалось назвать город в честь президента.

— Матерь Божья! — воскликнул глубоко потрясенный кардинал.

Он провел увеличительным стеклом по линиям плана города и вздрогнул при виде витиевато украшенной печати в форме короны с инициалами Т. Б.

— Такую печать ставил на свою продукцию английский производитель бумаги Томас Баджен. Эта бумага сделана между 1770 и 1785 годами. — Серена намекнула, что уже провела исследование карты.

— Знаю, — обиженно бросил Туччи.

— Я всегда считала, что оригинал проекта американской столицы находится в Библиотеке конгресса, либо в хранилище, либо выставлен как экспонат.

— Там более поздний чертеж, который Вашингтон представил конгрессу в 1791 году. — Туччи с головой ушел в документ и говорил не задумываясь. — А это оригинальный астрологический чертеж американской столицы. Как пишет сам Ланфан, чертеж основан на звездной карте, составленной Бенджамином Беннекером, главным астрономом Вашингтона.

Туччи откинулся в кресле и новыми глазами посмотрел на Серену. Он ее недооценил, хотя она, похоже, видела его насквозь. Туччи знал о ней немного, а вот сколько она знает о нем — неизвестно.

— Сестра Сергетти, что понтифик рассказал вам перед смертью? Ходят разные слухи: неизвестные святыни, новые апокалиптические откровения…

— Много чего, ваше преосвященство, — ответила она. — Но сегодня мы обсуждаем только исповедь Ланфана.

— Так вот какую защиту вы получили от папы… — Туччи готов был признать поражение.

— Только Бог защищает и дает силы, — возразила она.

Из среднего ящика стола Туччи достал кожаный скоросшиватель, извлек из него старинный документ, очень похожий на карту, которую показала Серена, и протянул его через стол.

— Это то, что вы искали, сестра Сергетти.

Серена медленно читала рукописное завещание Пьера Ланфана, подписанное Джоном Кэрроллом, и сердце ее колотилось все сильнее и сильнее.

— Ланфан утверждает, что «Альянс» через посредников-тамплиеров раздобыл некий артефакт — небесную сферу. — Серена читала, переводя с французского.

— Да, — пояснил Туччи. — Эта сфера в свое время венчала один из двух столпов в храме царя Соломона. Согласно масонским преданиям, в полой сфере хранились древние свитки, записи всей истории человеческой цивилизации и знаний, накопленных до Великого потопа, то есть до событий, описанных в Книге Бытия.

Серена продолжала читать.

Ланфан заявлял, что «Альянс» при помощи масонов перевез сферу в Америку, чтобы воспользоваться древним знанием и установить новый мировой порядок. Так что ничего удивительного, что сфера попала в руки Джорджа Вашингтона — не просто влиятельного масона, но и гроссмейстера ордена.

Со временем Вашингтон понял, что на самом деле «Альянс» управлял и масонами, и армией, а новый мировой порядок имел мало общего с идеями свободы. Скорее Соединенным Штатам отводилась роль слепого орудия для сокрушения установленного порядка, что бы проложить путь воскресающей Атлантиде, вере в судьбу и звезды.

Вашингтон понимал, что разоблачение «Альянса» неминуемо приведет к преследованию масонов, да и зарождающаяся американская демократия будет в опасности. Поэтому, став президентом в 1789 году, Вашингтон незамедлительно обратился к Ланфану с тайной просьбой: составить план столицы в соответствии с астрономическими выкладками Беннекера и при разбивке города ориентироваться на созвездие Девы. Архитектурный план стал посланием для грядущих поколений американцев. Вашингтон надеялся, что в будущем свободная и сильная Америка сможет противостоять «Альянсу».

В своей исповеди Ланфан признавался, что ему неизвестна конкретная дата, когда звезды укажут на определенные здания. Он знал только, что Вашингтон упрятал небесную сферу с некой ужасной тайной внутри треугольника с вершинами, обозначенными Капитолием, Белым домом и Библиотекой конгресса.

Серена подняла глаза на кардинала Туччи, восседавшего, словно на троне, между двух глобусов — земного и небесного. Она перевела взгляд на модель небесной сферы.

— Это невозможно, — искренне удивилась Серена. — Небесная сфера Вашингтона вот уже двести лет как выставлена на всеобщее обозрение в его кабинете, в родовом поместье Маунт-Вернон.

Туччи не смутился.

— Этот глобус, или сфера, — поздняя подделка. Ее создали в Англии, специально для замены оригинала в 1790-х годах: поверхность из папье-маше в последние годы стала отслаиваться так сильно, что пришлось перенести ее на хранение в новый музей в поместье. Сфера, о которой упоминал Ланфан, была то ли бронзовой, то ли медной, с выгравированными на ней созвездиями. Вашингтон спрятал ее где-то под зданием конгресса незадолго до смерти.

Серена поежилась, снова взглянув на исповедь Ланфана.

— Экспертиза подтвердила подлинность рукописи, — сказал Туччи. — Совсем другой вопрос, правда ли это или бред сумасшедшего.

Туччи отличался дотошностью и вниманием к мелочам; его невозможно было обвинить ни в распространении слухов, ни в погоне за сенсациями. Если уж он делился информацией, можно уверенно считать ее фактом.

— Получается, что Ланфан выполнил заказ Вашингтона и разбил город так, что главные здания расположатся под своими звездами в определенный день в будущем, — сказала Серена. — Что-то вроде предупреждения о Судном дне. О том, что должно случиться в этот день, расскажет глобус, спрятанный Джорджем Вашингтоном.

— Или то, что внутри глобуса, — заметил Туччи. — Со времен англо-американского конфликта 1812 года никто в Риме не верил исповеди Ланфана. Но если ваша карта не подделка и Звездочет на самом деле существует, то нет оснований не верить Ланфану: США в опасности. Взгляните на дату — четвертое июля, 2008 год. Так что, сестра Сергетти, у Звездочета всего девять дней. Если он не предотвратит альянс звезд и Земли в Вашингтоне, Соединенные Штаты Америки перестанут существовать.

— По-вашему, Звездочет должен остановить организацию, которую мы называем «Альянс»?

— Это одно и то же, сестра Сергетти, — ответил Туччи. — Если через девять дней что-то произойдет в небесах или на Земле, будьте уверены, это дело рук «Альянса». Он столетиями копил силу. Восход звезд над главными зданиями страны будет знаком превращения Америки в то, что для отцов-основателей казалось кошмаром, а для «Альянса» стало целью жизни. Превратное понимание судьбы подталкивает их к тому, чтобы любыми путями использовать Соединенные Штаты для навязывания миру своей воли и уничтожения всех врагов одним ударом.

Потрясенная Серена усомнилась:

— Как они этого добьются, ваше преосвященство?

— Возможно, или применят оружие массового уничтожения и новую технологию, или используют в своих целях природный катаклизм… Повторяю, я историк, а не ясновидец. Но из библейских пророчеств об Америке точно известно одно.

— Что же? — спросила Серена.

— Она там нигде не упоминается, словно ее никогда и не существовало.

Серена задумалась над полным безумием всего сказанного.

— Значит, Вашингтону необходимо было расставить здания именно в таком порядке, чтобы предупредить будущие поколения американцев, — медленно произнесла она. — А Звездочет, доктор Йитс, играет роль посланника, которого Вашингтон направил к нам, чтобы остановить «Альянс».

— Я понимаю, как бредово это звучит, — сказал Туччи. — Да еще и из уст Пьера Ланфана, чванливого творца американской столицы, дожившего свой век нищим бродягой. В конце жизни на заложенных им самим бульварах архитектор горестно оплакивал изменения в первоначальном проекте.

— По-вашему, Ланфан был инфантильным безумцем?

— Я так и считал, пока вы не показали мне план Ланфана и приказания Вашингтона, адресованные Звездочету.

Серена пристально посмотрела в глаза Туччи, пытаясь понять, насколько тот серьезен.

— Значит, мы с доктором Йитсом должны пробраться в подземелья столицы нового мирового порядка, достать сферу и спасти Америку от «Альянса»?

— Нет, — твердо ответил Туччи. — Вы должны вернуть сферу в Рим.

Серена поежилась под пристальным взглядом кардинала.

— Соединенные Штаты Америки — несомненное благо этого мира, — сказал Туччи. — Но государства не вечны, а церковь — непреходяща. Если Америке суждено из сверхдержавы превратиться во что-то иное, надо быть готовыми отразить наступление нового мирового порядка.

— Но Конрад, то есть доктор Йитс…

— …Ничего не должен узнать о содержимом сферы, — сказал Туччи. — Если вы дорожите Америкой. Или Конрадом Йитсом.

ГЛАВА 10

Монастырь Пресвятой Девы Письмовницы

Округ Вестчестер, штат Нью-Йорк

На время отъезда Серены Конрад укрылся подальше от чужих глаз в монастыре, расположенном среди холмов округа Вестчестер, в двух часах езды на север от нью-йоркских небоскребов. Братья-цистерцианцы носили балахоны, пели григорианские псалмы, а также заправляли интернет-магазинчиком TonedMonks.com, продавая церквам и благотворительным организациям канцелярские товары по сниженным ценам.

Из рекламных брошюрок, которые публиковались специально для ежедневных групп школьников и туристов, следовало, что магазинчик — идея почетного настоятеля «отца Макконнела», члена католической общественной организации «Рыцари Колумба». В мирской жизни Макконнел был акулой Уолл-стрит, миллиардером, который неожиданно прозрел и решил, что в жизни существуют цели поинтереснее денег.

Истинная же причина скрывалась в мрачном и сыром подземелье монастыря, где Конрад с группой исследователей работал над кодом с надгробия генерала Йитса и зашифрованным посланием Вашингтона Роберту Йейтсу.

Ватикан использовал монастырь и его «крышу» — TonedMonks.com — так же как ЦРУ использовало венчурный фонд «Ин-Кью-Тел»: вложения в новые технологии приближают царствие, в данном случае — Господне. Монастырь специализировался на анализе документов. Серена заведовала тайной библиотекой исторических документов неподалеку, в доминиканском колледже Маунт-Сент-Мэри на Гудзоне, где она изредка читала лекции, а Макконнел руководил анализом документов в монастырском подземелье.

А еще монахи варили чертовски крепкий эспрессо, и на третий день расшифровки сон не шел.

Вся проделанная работа была перед Конрадом на экране. На цифровой карте рассыпались три созвездия — Волопас, Лев и Дева. Конрад соединил главные звезды каждого знака электронным карандашом: Арктур, Регул и Спика встали по углам треугольника.

Конрад открыл еще одно окно на экране — изображение карты Ланфана. Три точки на ней обозначали «Президентский дворец», «Палату конгресса» и «конную статую в честь Джорджа Вашингтона» — первоначальные названия Белого дома, Капитолия и монумента Джорджа Вашингтона.

Получился такой же треугольник.

Как и ожидал Конрад, важнейшие здания столицы оказались привязаны к звездам: Белый дом стоял под Арктуром в Волопасе, Капитолий — под Регулом в созвездии Льва, а монумент Вашингтона — под Спикой в Деве. Только вот стрелка треугольника показывала в никуда.

Это ставило в тупик с самого начала. Конрад и раньше пользовался звездными картами, которые вели к находкам: к потайной комнате под левой лапой сфинкса в Египте, например, или к Храму первого солнца в Атлантиде. Но эта карта вполне могла повести по замкнутому кругу. Нет, звезды с неба должны указывать на какое-нибудь место!

«Или на историческое событие», — подсказал внутренний голос.

В этом случае все становилось на свои места: сооружения на Эспланаде не только располагались под своими звездами, но и указывали на некие астрономические часы, на день в истории, который любой астроном или астроархеолог, знакомый с прецессией равноденствий, определил бы так: этот день наступает раз в двадцать шесть тысяч лет.

Несколько часов ушло на расчеты и соотнесение полученных данных с астрологическими прогнозами времен Ланфана. Эту нудную часть работы Конрад не любил. Астрология — лженаука, основанная на утраченной вере, но для строителей пирамид и древних памятников эта вера была святой. Так что требовались не только фундаментальные научные знания, но и умение стыковать эти знания с ошибочными представлениями о мире творцов давно прошедшей эпохи.

Ну вот и готово.

Конрад набрал пароль, запустил программу и нетерпеливо уставился на экран. Треугольник со звездами медленно накладывался на треугольник с памятниками. Фигуры сливались друг с другом, цифровой календарь вверху экрана отсчитывал цифры, словно космический одометр.

«Имеющий глаза да увидит сокровенную архитектуру столицы», — сказал себе Конрад и напряженно замер. Контуры фигур небесной и земной карт совпали. Календарь остановился на дате 4 июля 2008 года.

Конрад онемел от изумления. Оставалось лишь пять дней. Что же случится через пять дней?

— Мне это тоже интересно, — поддержал вопрос голос сзади.

Конрад повернулся и увидел настоятеля, отца Макконнела, который пристально глядел на экран. Видимо, Конрад задал вопрос вслух или начал понемногу сходить с ума, что в свете последних событий больше походило на правду.

— Значит, астрологический код разгадан, доктор Йитс?

— Лишь самое начало. Там еще столько всего!..

— Так оно всегда, сынок.

— Вы не знаете, когда Серена вернется с картой Ланфана? — спросил Конрад.

— Завтра. А пока вот, кое-что из архивов Маунт-Сент-Мэри.

Макконнел принес записи, сделанные Пьером Ланфаном в 1791 году, по прибытии на место будущего строительства и во время предварительного осмотра. Ланфан писал, что его работа состоит в «превращении пустоши дикарской в райский сад».

— По-вашему, Вашингтон, говоря о «дикаре», имел в виду первый набросок Ланфана, который сейчас у Серены? Полагаете, на карте указано то, что нам нужно отыскать? — спросил Конрад.

— Я-то уверен, — ответил Макконнел, — а вот вы, похоже, нет.

— Я думаю, вы только отчасти правы. Почему-то мне кажется, что этот «дикарь» — человек. Но доказательств маловато.

— Тогда ищем дальше. Ну, не буду мешать. — Макконнел ушел.

С расшифровкой кода звездной карты у Конрада словно открылось второе дыхание. Ни на миг не останавливаясь, он погрузился в чтение зашифрованного письма Звездочету. Цифровой снимок оставался бессмысленным набором цифр.

763.618.1793
634.625. ghquip hiugiphipv 431. Lqfilv Seviu
282.625. siel 43. qwl 351. FUUO.
179 ucpgiliuv erqmqaciu jgl 26. recq
280.249. gewuih 707.5.708. jemcms.
282.682.123.414.144. qwl qyp nip
682.683.416.144.625.178. Jecmwli ncabv
rlqxi 625.549.431. qwlgewui. 630. gep
48. ugelgims 26. piih 431. ligqnniphcpa
625.217.101.5. uigligs 2821.69. uqglcvcgem
5. hepailqwu eu 625. iuvefmcubnipv 431.
qwl lirwfmcg.
280. qyi 707.625. yqlmh 5.708.568.283.282.
Biexip. 625. uexeqi 683. ubqy 707.625. yes.
711

Конрад попробовал было маленькую зацепку, оставленную отцом, но быстро понял, что ее недостаточно. Перебрав все армейские коды, которыми пользовался Джордж Вашингтон в бытность свою президентом, а затем и главнокомандующим, Конрад совсем расстроился.

В конце концов остался один старинный код времен американской революции — секретный цифровой подстановочный шифр, созданный в 1783 году полковником Бенджамином Толлмеджем, шефом первой американской разведки. Толлмедж заменял слова в тайных посланиях Вашингтона цепочками цифр. Слово «Нью-Йорк», например, замещалось цифрой 727.

Какое же слово прячется под числом 763?

По своей базе данных Конрад нашел: «штаб-квартира».

Сразу же стала понятна первая строка в письме Звездочету, место и время написания:

«Штаб-квартира, 18 сентября 1793 года»

Но для большинства оставшихся в послании слов готовых числовых обозначений не было. Пришлось воспользоваться буквенной подстановочной таблицей Толлмеджа:

abcdefghijklmnopqrstuvwxyz
efghijabcdomnpqrkluvwxyzst

Надежда была слабая: вряд ли Вашингтон, знавший толк в разведке, прибег бы к коду шестнадцатилетней давности, лежа на смертном одре. Вконец измученный, Конрад обработал сообщение и облегченно вздохнул — на экране появился текст:

«Штаб-квартира, 18 сентября 1793 года

Роберту Йейтсу и его избранному потомку в год 2008 от рождества Христова.

Примите мои искренние извинения за неудобства, причиненные вам и вашему семейству. Но, не умея скрывать тайн от солдат своих, не убережешь тайны и от врага, а тогда неудача постигнет нас на пути к цели. Вряд ли можно переоценить необходимость величайшей предосторожности и скрытности в деле столь важном и опасном, как создание нации.

Судьба мира в ваших руках, а награда — на небесах. Дикарь укажет путь.

Генерал Вашингтон».

Потрясенный Конрад в растерянности смахнул со стола кофейную кружку, которая разлетелась вдребезги — но кто в такой момент думает об осколках! Конрад погрузился в осмысление расшифрованного текста.

Работы было невпроворот. Слово «штаб-квартира», согласно коду Толлмеджа, соответствовало загадочному числу 763 на отцовском надгробии. Что ж, тайна разгадана, да здравствует тайна! Что значит «штаб-квартира»?

Да еще эта дата: 18 сентября 1793 года — целых шесть лет до 14 декабря 1799 года, когда скончался Джордж Вашингтон, а Роберт Йейтс получил первую депешу для Звездочета. Зачем Вашингтону было писать Звездочету и лишь через годы вручить письмо посыльному? Или он писал все-таки в последние минуты жизни, а дата значила что-то для Роберта Йейтса?

Словосочетание «судьба мира» и вовсе выглядело многозначным: было совершенно неясно, какой «мир» имеется в виду, но что-то подсказывало Конраду, что это важная часть сообщения и что «дикарь» должен объяснить и ее, и «награду на небесах».

«Солнце заходит над равниной дикаря».

Он вспомнил послание отца на надгробии, число 763 и астрологические знаки. Отец словно подталкивал его к «дикарю» на случай, если бы Конрад не нашел карту Ланфана.

Кто же этот загадочный «дикарь»? Пока Конрад размышлял, Макконнел бесшумно подошел к нему с бумагой в руках.

— Вот что удалось раздобыть в архиве, — сказал он. — Датировано четырнадцатым декабря 1799 года, в ночь смерти Вашингтона.

Конрад внимательно изучил документ: письмо епископу Джону Кэрроллу по сути — отчет очевидца. Отец Леонард Нил, иезуитский священник из миссии святой Марии, что располагалась поблизости, присутствовал в последние часы Джорджа Вашингтона в Маунт-Вернон.

Из отчета Конрад понял, что отец Нил сокрушался о запрете причастить Вашингтона перед смертью. Отказ получил и епископальный священник, и пресвитерианский, и баптистский. Нил отмечал далее, что только масонам позволили похоронить тело, хотя Вашингтон последние тридцать лет жизни ногой не ступал в масонскую ложу, да и вообще не афишировал свою принадлежность к масонам, помимо нечастых публичных церемоний закладки фундамента. Тобиас Лир, начальник штаба Вашингтона, объяснил это так: по мнению генерала, страна обязана свободой людям, хранящим в сердце веру, но Вашингтон не желал, чтобы Америку постигла участь Европы, страдавшей от сектантского раздора, и не позволял причислить себя к сторонникам конкретной конфессии.

Конрада потрясло следующее в отчете Нила:

«Лир упомянул, что Вашингтон, дабы сохранить единство нации, счел своим долгом воздержаться от причастности к каким бы то ни было сектам, и не привечать ни одну из них — ни в жизни, ни перед ликом смерти. Когда же я возразил, что такая смерть станет гибелью души без надежды христианского рая, ответом мне было: „Да будет так, святой отец“. Между тем я покинул несчастного, которого горько оплакивал, но по дороге встретил Лира — он вел к одру больного некоего Геркулеса, беглого раба-повара, чьи блюда мне как-то довелось отведать. Я удивился сему происшествию, но вскорости мое внимание отвлекли слуги, выбежавшие во двор с криками: „Масса Вашингтон умер!“ Замешкавшись, я чуть было не попал под копыта троих верховых — то был Геркулес и с ним двое военных».

Конрад перечитал текст и посмотрел на Макконнела.

— Так вы полагаете, именно Геркулес доставил моему предку, Роберту Йейтсу, послание, адресованное Звездочету?

— Не исключено. — Макконнел щелкнул мышкой, и на экране появилось изображение Геркулеса.

С картины горделиво смотрел обладатель хорошего костюма. «Много ли рабов в те дни удостаивались персонального портрета», — подумал Конрад.

— Возможно, Геркулес и доставил письмо Йейтсу. — Конрад с трудом скрывал охватившее его предчувствие открытия. — Однако он не «дикарь», которого мы ищем.

Конрад открыл еще одно изображение, на которое Макконнел взглянул с любопытством.

Огромное полотно в натуральную величину — «Портрет семейства Вашингтон» — изображало президента Вашингтона и его жену в Маунт-Вернон, в окружении приемных внуков, перед развернутой на столе картой будущей столицы. Слева стоял небесный глобус, а справа — чернокожий слуга. На заднем плане меж двух колонн за раскрытым занавесом простирался величественный вид: бурливый Потомак несет воды в далекий пламенеющий закат.

— Это ведь из Национальной художественной галереи? — спросил Макконнел.

Конрад кивнул. Карта на столе точь-в-точь повторяла карту Ланфана, посланную Звездочету. Слуга и сфера дополняли картину.

— Но раб не Геркулес, — сказал Макконнел. — Это лакей Вашингтона, Уильям Ли. Он не то, что мы ищем.

— Конечно, не то, — сказал Конрад. — А вот картина — то.

— В смысле?.. — смутился Макконнел.

Конрад щелкнул по ссылке на информацию о картине:

«Эдвард Сэвидж, американский художник, 1761–1817 гг.

„Портрет семейства Вашингтон“, 1789–1796 гг.

Холст, масло. 213,6 х 284,2 см (843/4 х 1117/8 дюйма)

Из коллекции Эндрю У. Меллона 02.01.1940».

— Искомый «дикарь» — художник Эдвард Сэвидж.[4] — В голосе Конрада звучал триумф. — Этой картиной Вашингтон показывает нам, где следует искать.

ГЛАВА 11

«Гольфстрим-550» начал снижаться над атлантическим побережьем и лег курсом на северо-восточную оконечность Лонг-Айленда. Серена потерла уставшие глаза, подняла солнцезащитную шторку на иллюминаторе и еще раз взглянула на репродукцию картины Эдварда Сэвиджа, которую Макконнел переслал ей по электронной почте. Оригинал она и сама видела в Национальной художественной галерее. Невероятно огромный холст, семь на девять футов — единственный групповой портрет, для которого позировало семейство Вашингтон.

— «Дикарь укажет путь», — пробормотала она себе под нос. — Как я не заметила?

Вот же они — и сфера, и карта, и все подсказки, где искать небесный глобус. Ответ был близок: надо только разгадать тайну портрета. Если верить исповеди Ланфана, у них с Конрадом оставалось всего четыре дня, чтобы понять пророчество и спасти Америку, уберечь ее от судьбы Атлантиды.

Она снова и снова всматривалась в семейство, сидящее вокруг карты столицы. В аннотации к картине говорилось, что военная форма Вашингтона и бумаги под его рукой призваны «подчеркнуть военный дух и президентский статус». Карта Ланфана разостлана перед миссис Вашингтон, которая «веером указывает на величайшую из улиц» — Пенсильвания-авеню. Дополняют сцену приемные внуки — Джордж Вашингтон Парк Кастис и Элеонора Парк Кастис — да чернокожий слуга.

«Да уж, не Мона Лиза», — подумала Серена.

При всей своей исторической важности «Портрет семейства Вашингтон» не был детальным воспроизведением реальности, да и произведением искусства его не назовешь. Сэвидж писал его девять долгих лет, но ни разу не был в поместье Маунт-Вернон, чем и объяснялись две вымышленные колонны на заднем плане. Что же касается членов семьи, то Сэвидж скорее всего писал каждого по отдельности в своей нью-йоркской студии в конце 1789-го и в начале 1790 года, после первой инаугурации Вашингтона, а потом добавил их в фантастический пейзаж Маунт-Вернон — отсюда и неестественно напряженные позы, и неуклюжая композиция картины. Каждый персонаж смотрел в свою сторону, но только не на карту на столе.

У Конрада было иное объяснение.

По электронной почте Макконнел сообщил Серене, что, по идее Конрада, это слабенькое в художественном смысле полотно хранило великую тайну, которую Вашингтону надо было донести через века в неизмененном виде. Конрад доказал, что внешне небрежную и бессвязную композицию творила рука Вашингтона.

Серена повторила эксперимент Конрада. Положив изображение на поднос, она провела маркером две диагонали. Прямые, опущенные из противоположных углов, образовали огромную букву «X». Точнехонько в центре портрета, там, где линии пересеклись, оказалась левая рука Вашингтона, лежащая на карте Ланфана.

«Указующая длань Джорджа Вашингтона».

Конрад утверждал, что такая «скрытая композиция» — верный признак продуманности полотна. Все здесь было неслучайным. Вашингтон на портрете явно хотел что-то сказать.

С этим Серене пришлось согласиться.

«Ну, Йитс, ты и башковитый!» — подумала она.

Вопрос оставался всего один: что Вашингтон хотел сказать? Каким бы умным Конрад ни был, ему ни за что не догадаться, что «судьба мира», которую пророчил первый президент в письме к Звездочету, заключена в загадочной сфере, которую первый американский президент спрятал где-то в подземельях города «имени себя».

А вдруг у Конрада хватит мозгов? Серена его и раньше недооценивала, о чем впоследствии горько раскаивалась. Нет, невозможно. Она читала исповедь Ланфана, а Конрад — нет. Так откуда ему знать?..

Пользуясь подсказкой Конрада, она решила взглянуть на портрет новыми глазами. С левой рукой все понятно. Символизируя преемственность поколений, правая рука Вашингтона покоилась на плече приемного внука, который, в свою очередь, положил руку на глобус. Что интересно, мальчик сжимал циркуль, масонский символ священного треугольника, словно собирался измерить что-то на карте Ланфана.

Серена неожиданно заметила, что неразрывная связь между сферой и картой не заметна никому, кроме чернокожего слуги. Совершенно очевидно, что портрет Вашингтона совместно с картой Ланфана должен привести Звездочета к месту, где хранится небесная сфера.

Все это наводило на следующий вопрос, о котором кардинал Туччи даже думать запретил, как ей, так и Конраду.

Что же было внутри сферы?


Серена спустилась с трапа в аэропорту «Монток». Макконнел — в строгом деловом костюме, несмотря на июньскую жару, — поджидал ее у черного «мерседеса».

Они с Макконнелом сели сзади, и Бенито повез их мимо девственных рощиц и болот. Когда-то эти земли принадлежали индейскому племени монтоков, но сотню лет назад федеральное правительство построило здесь военную базу. Потом базу забросили, и от нее остались лишь полуразрушенная тарелка устаревшего радара да взлетная полоса. Ею пользовались люди вроде Макконнела — владельцы частных самолетов, не желающие привлекать лишнее внимание.

— Как дела у нашего друга, доктора Йитса?

— Похоже, он снискал всеобщую известность.

Макконнел достал распечатку оперативной сводки ФБР для различных силовых ведомств, в которой фигурировали недавние подвиги Конрада.

— Его ни в чем не обвиняют, им только «интересуются», то есть никому не надо, чтобы его случайно подстрелили, или даже чтобы его имя просочилось в прессу. Они просто не хотят прозевать, если Конрад случайно где-нибудь засветится.

Она взглянула на фэбээровский снимок Конрада: на фото у него всегда такой уголовный вид, совсем не как в жизни!

— Взглянуть бы на него в монашеском облачении.

— Боюсь, он вряд ли доставит вам такое удовольствие. Работая над зашифрованным посланием Звездочету, доктор Йитс «расколол» значение числа 763.

Под ложечкой у Серены нехорошо заныло.

— Он сбежал из монастыря?

— Я не хотел вас расстраивать… — Макконнел покачал головой.

— И вы позволили ему уйти?

Как досадно! Теперь Конрад наверняка подозревал, что она все время знала о картине Сэвиджа, а этого подозрения она не заслужила. В любом случае он не будет ей доверять — и все из-за Туччи! Ведь она стала «двойным агентом»: надо помочь Конраду найти сферу, а потом доставить ее в Рим. Она пыталась оправдаться, уверяя себя, что только так сможет спасти его от «Альянса», пусть даже навсегда заслужив ненависть.

— Вы же знаете, сестра, устав нашего монастыря запрещает удерживать людей против их воли. Впрочем, у доктора Йитса нет причин бежать из единственного пристанища. К тому же его сопровождает охранник в штатском.

Она показала на сводку ФБР.

— Его и другие могут сопровождать.

— Не беспокойтесь, доктор Йитс переодет.

— Переодет?

— Вам тоже придется сменить костюм. Посмотрите, что там, в сумке на полу.

Серена открыла черную сумку и вытащила из нее белую шляпку, голубую блузку и пышную белую юбку. При таком обороте дел трудно было сдержать эмоции.

— На какую вечеринку идиотов его занесло?

ГЛАВА 12

Штаб-квартира, Ньюберг

В армейских сапогах и штанах, в синем кителе американской армии времен Войны за независимость Конрад бродил вокруг двадцатипятифутового обелиска. Как и мемориал Вашингтона, обелиск был сделан из простого камня. Ложа масонов Ньюберга воздвигла его более столетия назад в честь величайшей, но наименее известной военной победы Вашингтона.

Именно здесь, а не в Йорктауне произошла последняя битва американской революции: офицеры предложили Вашингтону стать первым американским королем, но Вашингтон отказался от короны, сочтя это предательством дела свободы, а значит, предательством своих солдат, что и привело к первой и единственной попытке военного переворота в истории США. После одиннадцати часов противостояния Вашингтон утихомирил бунтарей, обратившись к их лучшим чувствам в знаменитой речи, которая вошла в историю под названием «Ньюбергское обращение». Растроганные до слез, военнослужащие вернулись под знамена своего главнокомандующего.

«То был тяжелый час американской революции и блистательная победа Вашингтона», как написано в учебниках.

Сегодня место бывшего военного лагеря и зимних квартир Континентальной армии известно как Нью-Виндзорский национальный парк, расположенный неподалеку от Нью-Йоркского шоссе — платной дороги федерального значения. Здесь актеры в костюмах того времени демонстрируют военную муштру и повседневный быт семитысячной армии и еще полутысячи женщин и детей. Ни персонал, ни посетители не замечали «отбившегося рядового», который наматывал круги по огромной территории парка и в конце концов подошел к обелиску.

Розовощекий мужчина средних лет, переодетый «красным мундиром», удивленно взглянул на Конрада, когда тот поинтересовался регистрационным журналом военного лагеря. Как такового журнала не было, но Конраду разрешили взглянуть на некоторые частные документы тех лет. На работу ушли часы, однако обнаружилась запись, датированная 15 марта 1783 года, в которой говорилось, что незадолго до того, как генерал обратился к бунтующим войскам, к Вашингтону явился посетитель, Роберт Йейтс.

Но о чем говорили эти двое? Никаких записей об этом не нашлось.

Конрад склонился над памятником, разбирая надпись, высеченную на обелиске, и размышлял, какие же дела обсуждали его дальний предок и Джордж Вашингтон в таких исключительных обстоятельствах.

Гранитная плита на южной стороне обелиска дала ответ на этот вопрос:

«В 1782–1783 годах революционная армия возвела на этом месте новое общественное здание — „Храм“. Здесь родилась республика».

«Здесь родилась республика», — подумал Конрад.

— Какая прелесть! Тебе идут эти штанишки! — неожиданно прозвучало у него за спиной.

Конрад обернулся и увидел Серену в белом чепце, пышной белой юбке и голубой блузке, которая с трудом удерживала ее выдающиеся прелести.

— Лучше молчи, — пригрозила она. — Иначе до конца жизни будешь ходить в евнухах. А теперь объясни, какого черта мы здесь делаем?


Конрад провел Серену к длинной прямоугольной бревенчатой избушке. Ряд маленьких квадратных окон уподоблял ее новоанглийской церкви, только без шпиля. В туристической брошюрке строение именовалось «копией храма Добродетели в натуральную величину». Здание, возведенное по приказу Вашингтона, служило одновременно и войсковой часовней, и палатой ложи братства Свободных каменщиков, в которой состояли офицеры. На плацу за домиком время от времени раздавались пушечные выстрелы — шли показательные стрелковые выступления.

— Представь, как все было, — сказал Конрад. — Английские войска разгромлены под Йорктауном. Войне конец, наши победили. Но в начале 1783 года многое еще предстоит решить. Парижские мирные переговоры затягиваются, конгресс задерживает жалованье и пенсии военным, не принимает законы о земельных льготах. Высокопоставленные офицеры под предводительством генерал-майора Горация Гейтса, заместителя командующего и коменданта лагеря, грозятся поднять бунт и ставят под угрозу общее дело.

— Да, и тогда Вашингтон, один против всех, произнес в храме Добродетели свое знаменитое Ньюбергское обращение, — вставила Серена, сожалея, что знает американскую историю хуже Конрада и кардинала Туччи.

— Все бы хорошо, но на самом деле всем на эту речь плевать и никто его не слушает, — продолжил Конрад. — С тяжелым вздохом генерал достает из кармана письмо от члена конгресса, собирается его зачитать, однако не может разглядеть букв. Пошарив в кармане, Вашингтон вынимает очки, которых он никогда еще не надевал прилюдно, а затем говорит: «Джентльмены, с вашего позволения я надену очки, ибо на службе своей стране я не только поседел, но и почти ослеп».

Все это Серена знала из брошюрки для туристов, поэтому нетерпеливо перебила:

— Ага, и театральный приемчик с очками в исполнении прославленного командира так подействовал на офицеров, что те дружно поклялись в преданности Вашингтону и конгрессу. Ньюбергский заговор был сорван. Подписание Парижского договора состоялось через месяц после этого, и восьмилетняя Война за независимость завершилась. Вашингтон ушел в отставку и уехал в Маунт-Вернон. Армию распустили, все отправились по домам. Занавес. И это все? Знаешь, как жмет эта чертова блузка?

— А что, если маленькое представление с очками не сработало? — Конрад словно и не слышал ее последних слов. — Да и вообще в него трудно поверить, если хорошенько подумать. А что, если здесь родилась не республика? Что, если здесь родились империя и та группировка, которую мы называем «Альянс»?

— Выдумать можно все, что угодно, — ответила Серена. — Я ведь даже и не знаю, как тебе в голову взбрело приехать в Ньюберг.

— Меня привело сюда число 763 на отцовском надгробии. Помнится, кто-то собирался разгадать, что оно обозначает, если я помогу, — саркастически заметил Конрад.

— В коде Толлмеджа число 763 обозначает «штаб-квартиру», но у Вашингтона их было множество в годы Войны за независимость.

— Толлмедж создал шифр в 1783 году, когда армия Вашингтона стояла лагерем здесь, в Ньюберге. — Конрад озирался, словно чего-то искал.

«Ах, как он близок к разгадке», — подумала Серена.

— Здесь пересеклись судьбы моей семьи и Вашингтона, — продолжил Конрад. — Отсюда начался демарш Роберта Йейтса, который пришел к бурному завершению на филадельфийском Конституционном Конвенте через шесть лет и за которым последовала книга «Тайные материалы и обсуждения…» о написании Конституции США. Здесь точно что-то случилось.

«Разумеется, — фыркнула про себя Серена. — Иначе здесь не построили бы национальный парк и мы не стояли бы тут, переодевшись идиотами».

— Только представь: Вашингтон удовлетворил все требования ньюбергских заговорщиков; солдатам наконец-то заплатили. Сформировалось старейшее военное наследное Общество Цинциннатов. Затем приняли Конституцию и сформировали крепкое национальное правительство и армию.

«Все так», — с удивлением осознала Серена.

Из письменных свидетельств ей было известно, что Вашингтон председательствовал в Обществе Цинциннатов с 1783 года до конца жизни в 1799 году. Общество назвали в честь римского полководца Цинцинната, который, как и Вашингтон столетия спустя, сменил спокойную жизнь в поместье на борьбу за свободу республики. В наши дни Общество превратилось в благотворительную организацию, Серена однажды с ними работала. Но не было ли Общество в прошлом чем-то более грозным? Может быть, «Альянс» вынудил Вашингтона создать некую организацию-прикрытие? А что, если «Альянс» хотел покинуть масонскую организацию, подобно библейскому дьяволу, изгнанному из человека и вселившемуся в стадо свиней? Если к моменту смерти Вашингтона в 1799 году «Альянс» уже проник во все сферы власти федерального правительства, то в Обществе не было бы нужды. Этого Вашингтон и опасался, об этом он и оставил предупреждения.

— Полагаешь, Вашингтону пришлось договариваться с военными, и теперь этот сговор нам откликнется? — спросила Серена.

— Через четыре дня узнаем. Но прежде надо отыскать то, что Вашингтон спрятал под Эспланадой в столице.

У Серены перехватило дыхание.

— О чем ты?

— Нужно найти небесную сферу. Такую же, как на портрете Сэвиджа. Вашингтон спрятал ее для своего «законсервированного» агента. Звездочета. По какой-то вселенской иронии судьбы я и есть Звездочет, и моя цель — найти эту небесную сферу. Лишь тогда я выполню свое предназначение.

Внезапно ее осенило. Он не только вычислил, что им нужно найти, но и знал, где искать. Как же он догадался?

— Тебе известно, где спрятана сфера? — потрясенно спросила она.

— Ответ с самого начала был у тебя в руках. Ты не потеряла мое письмо от Вашингтона? Кажется, я там что-то заметил, — игриво сказал он, косясь на ее декольте.

Серена смущенно отвернулась и достала письмо.

— Отец Нил сообщил епископу Кэрроллу, что раб Геркулес покинул дом Вашингтона накануне смерти генерала четырнадцатого декабря 1799 года. — Конрад развернул письмо с картой на обороте, озираясь, не смотрит ли кто на них. — Но само письмо датировано восемнадцатым сентября 1793 года. Понятно? В этот день и спрятали сферу, или глобус звездного неба.

Серена взволнованно кивнула, укоряя себя за невнимательность к датам.

— Наверно, в этом скрыто какое-то астрологическое значение?

— Неспроста же Вашингтон решил именно в этот день заложить краеугольный камень американского Капитолия — на холме, который он купил у Дэниела, брата епископа Джона Кэрролла.

И тут все стало на свои места, все детали головоломки соединились, открыв кошмарную правду.

— Сфера в фундаменте Капитолия… — промолвила Серена.

Конрад кивнул.

— И мне придется ее выкрасть.


Час спустя они катили на юг от места пересечения границ трех штатов: Конрад в черном «мерседесе» Макконнела составлял список всего, что может понадобиться для предстоящей операции; Серена в своем лимузине, из которого Бенито по телефону решал вопросы готовности новой «конспиративной» квартиры.

Конрад и Серена ехали к месту назначенной встречи в Вашингтоне, а тем временем «красный мундир», сидя в комендатуре Горация Гейтса, звонил в Виргинию. В руке он держал фотографию Конрада Йитса, которую за день до того получил по факсу.

— Говорит Вейлсгейт, — сказал он. — У меня информация для Осириса.

ГЛАВА 13

Район Пенн-Квортер, Вашингтон

Конрад, в новеньком с иголочки костюме от Армани, облокотившись о балконные поручни на верхнем этаже, слушал звуки джаза, плывущие над мерцающими фонтанами внизу, у Военно-морского мемориала. И костюм, и убежище предоставила ему Серена. Свод Капитолия, вздымающийся в лучах прожекторов, словно лунный диск, сиял над Национальным управлением архивов.

«Ах, какой чудный был бы вечер», — подумал Конрад, покачивая бокал. Но разве Серене-монашке до романтики? Да еще и здоровяк Бенито пасет у дверей.

— Знаешь, такие свидания надо устраивать почаще, — дурашливо сказал он Серене, возвращаясь в комнату. — В монастыре так не отдохнешь!

Из пентхауса на крыше Вест-Тауэр открывался вид и на Капитолий, и на Белый дом — здание располагалось прямо между ними. Пентхаус когда-то принадлежал Дэниелу Патрику Мойнихану, а после его кончины перешел к одному архитектору: его фирма строила подземный центр для посетителей Капитолия, и у них нашлись даже оригиналы чертежей здания, сделанные Уильямом Торнтоном в 1792 году.

— Это глупо, Конрад. — Серена смотрела поверх груды планов, разбросанных по всему столу. — Капитолий охраняется как ни одно другое здание в мире. У тебя ничего не выйдет. В конце концов, это опасно.

— Сфера будет у меня, со всем содержимым, — спокойно ответил он. — Все, что требуется от тебя — провести меня в Капитолий; думаю, твои дружки в «Абраксос» с этим уже справились.

Он постучал пальцем по значку на лацкане пиджака: Серена пользовалась услугами компании, которая составляла «легенды» и «прикрытия» для сотрудников Управления. Поручения Серены исполнялись бесплатно.

— Никого из четырехсот тридцати пяти конгрессменов не обыскивают на входе. Я малоприметен, никому не нужен и легко обойду охрану. Сегодня вечером мы с тобой поиграем: я буду влиятельным законотворцем, а ты, милашка — моей практиканткой. Похулиганим?

Она пригвоздила его взглядом, не обещающим веселья.

— Конрад, в здание я тебя проведу. Надеюсь, ты сознаешь, что оттуда не выбраться?

Он вдруг понял, откуда в Серене появилась эта напряженность: она была уверена, что он не вернется.

— Я возьму с собой обыкновенный антисептик — его вполне достаточно, чтобы вызвать безвредную химическую реакцию. Если знать, где стоят датчики, то можно спровоцировать тревогу в Капитолии. Начнется эвакуация здания, и я легко выйду в общей суматохе.

Брови Серены взметнулись.

— Со сферой в руках?

— Я же говорю: пути отступления продуманы.

— Нет, о своих планах ты ничегошеньки мне не сообщал. Ты даже «забыл» рассказать, что у Капитолия нет краеугольного камня — во всяком случае, за двести лет раскопок его не обнаружили.

— Да, правда. — Конрад заглянул ей через плечо. Серена изучала план фундамента Капитолия, составленный Стивеном Хэллетом в 1793 году. — Трудно поверить, что технически самая совершенная нация в мире не знает, где именно заложен ее основной краеугольный камень.

— Ты его разыщешь, как же! Конрад, за краеугольным камнем охотились все, кому не лень. И никто не нашел.

— А я найду. Я не такой, как все. Да ты и сама это знаешь, ты же сняла с меня мерку для костюма. Кстати, он мне надоел. Давай поднимемся на крышу — там бассейн, так хочется окунуться!

Конрад улыбнулся и вручил ей бокал вина, но его деланная бравада не смогла унять ее беспокойства. По тому, как Серена изучала план Хэллета, было ясно, что ей не до шуток:

— По документам на масонской церемонии Вашингтон заложил краеугольный камень в юго-восточном углу здания. Никто не знает, был ли то юго-восточный угол первоначального северного крыла, построенного в 1790 году, или юго-восточный угол того, что со временем стало зданием Капитолия.

— Ни то и ни другое, — ответил ей Конрад. — Обычно масоны закладывают краеугольный камень в северо-восточный угол постройки.

— Но я просмотрела все записи и документы, Конрад. Из них явно следует, что Вашингтон заложил краеугольный камень в юго-восточный угол.

— Смотри. — Конрад положил ее руку на план Хэллета. — Вот первоначальное северное крыло Капитолия. А вот предполагаемая центральная часть. Ее задача — поддерживать купол и связывать северное и южное крылья.

— Ну и что? Это я и без тебя вижу.

— Без меня? — Он провел ее пальцем к юго-восточному углу северного крыла. Конрад был уверен, что краеугольный камень находится там. — А теперь?

— О Господи, — выдохнула Серена, уставившись на палец. — Юго-восточный угол северного крыла — одновременно и северо-восточный угол центральной купольной части здания!

— А купол находится в центре не только Капитолия, но и всей столицы, — продолжил Конрад. — Поэтому моя гипотеза о местоположении краеугольного камня не только исторически верна, но и обоснована с точки зрения масонской логики.

И все-таки Серену грызли сомнения.

— Недурно, — сказала она. — Но с момента закладки краеугольного камня столько всего изменилось! Для начала вспомни, что все надстроенное на нем полностью уничтожили британские войска в войне 1812 года. А конструкция оказалась такой тяжелой, что весь восточный фронтон здания пришлось перестраивать только для того, чтобы укрепить. Заметь, как раз над этим проклятым краеугольным камнем. Объясни мне, как ты собираешься искать его под всем этим нагромождением?

— Пойдем со мной.

Он вывел ее на балкон тринадцатью этажами выше Пенсильвания-авеню. Внизу на площади продолжался концерт. Серена выглядела великолепно, и только грозно нависшее за ее спиной здание ФБР портило вид.

— Это главная городская магистраль, которая связывает Белый дом и Капитолий, — показал он. — Здания планировались так, чтобы видеть одно из другого. Так и было долгие годы, пока не построили здание Министерства финансов, которое вклинилось между ними и закрывает обзор.

— Деньги часто становятся между людьми и мешают, — сказала Серена, не забирая у него своей руки. — С символами все ясно: исполнительная и законодательная власти американского правительства должны неусыпно друг за другом наблюдать. Дальше-то что?

— А дальше смотрим на небо, где отражены все нюансы городской планировки. Вон там, над Белым домом, — Арктур. А над Капитолием — Регул. Видишь?

— Вообще-то нет.

— Огни города мешают их видеть, но звезды там. Их соединяет над нашими головами воображаемая прямая.

Бровь Серены взметнулась.

— Звезды, которых я не вижу, соединены воображаемой прямой? И женщины на это ведутся?

Она шутила, однако в ее голосе по-прежнему сквозили напряжение и беспокойство. Хоть Серена и вела духовную жизнь, женщиной она была практичной и самой «земной» из известных Конраду. Чувствовалось, что она боится за него и никакие мудрствования не изменят ситуацию.

— Обрати внимание: Пенсильвания-авеню упирается в Капитолий и конструктивно заканчивается где-то в его фундаменте, непосредственно под ротондой, купол которой символизирует небесный свод, то есть сферу.

Серена с тоской посмотрела на него:

— Конрад, даже холм под Капитолием неоднократно перелицовывался за прошедшие столетия, что уж говорить о здании!

— Но звезды никто не переставлял. Серена. Поэтому ни тебе, ни федералам камня не найти: вы смотрите на планы, а я ищу центр купола, который был в первоначальном плане, и тот космический радиант на звездном небе, который, не без помощи пентагоновской системы «джи-пи-эс», обязательно приведет меня к краеугольному камню и небесной сфере.

Серена вздохнула:

— Как можно спорить с человеком, у которого логика Дон Кихота? Или Дон Жуана? Не поймешь, кто ты.

Она смахнула слезинку — то ли ветром надуло, то ли эмоции взыграли.

— Для ясности выпей со мной напоследок, — попросил он. — Другого шанса может и не представиться.

— Какой же ты негодяй! — воскликнула Серена и ткнула его в грудь кулаком.

Конрад шутливо потер ребро.

— Зачем тогда спасать Америку?

Она серьезно посмотрела на него.

— Потому что от правды никуда не денешься: Америка спасет мир.

— А я думал, Христос.

— Я имею в виду, что сейчас Америка — это единственная надежда церкви, место, где сохранена свобода вероисповедания. Ведь как все ужасно в других уголках мира — на Ближнем Востоке, в Китае…

— С кем я сейчас разговариваю, с тобой или с церковью? — Конрад надеялся ее разозлить и тем самым отвлечь от тяжелых мыслей. — Некоторые — в основном в Европе, на Ближнем Востоке и в Азии — полагают, что именно церковь лишает нас надежды и что мир был бы гораздо лучше без нее.

Его ухищрение сработало.

— При всей своей организационной коррумпированности церковь — это символ Божьего царства в гибнущем мире, — ответила Серена. — И как таковая, она несет всем вечную надежду, надежду на освобождение.

— А, так, значит, все-таки церковь — последняя надежда?

Она заглянула ему в глаза, но тут же отвела взгляд, затерявшись в мрачных мыслях.

— Нет, Конрад. Похоже, последняя надежда — это ты.

Самое ужасное заключалось в том, что она действительно в это верила. Серена всхлипнула, и Конрад крепко прижал ее к себе. Свод Капитолия по-прежнему сиял в ночи, а Конрад думал, не в последний ли раз он обнимает Серену.

Загрузка...